Священник Иоанн шёл по окраине Кронштадта. Тогда, в середине девятнадцатого века, это место представляло собой печальное зрелище: деревянные лачуги городской бедноты, рабочие бараки, мусорные свалки, голодные дети в лохмотьях. Было здесь и небезопасно: отчаявшиеся нищие ради куска хлеба порой шли на воровство и даже открытый грабёж. Однако отец Иоанн, возвращаясь домой с Богослужений в Андреевском соборе, всегда выбирал именно эту дорогу.
Причина такого выбора была проста: священник щедро раздавал милостыню. И хотя сам отец Иоанн был совсем небогат, всё, что жертвовали его состоятельные прихожане, он оставлял в этих бедных лачугах.
Так было и на этот раз. Раздав почти всё, что у него было с собою, отец Иоанн вдруг увидел женщину: бедно, но аккуратно и прилично одетая, с виду интеллигентная, она шла по улице, пошатываясь. Прохожие провожали её насмешливыми взглядами: мол, дамочка-то лишнего хлебнула! И только отец Иоанн сразу почувствовал неладное.
Женщина дошла до угла дома и, закрыв глаза, в изнеможении прислонилась к стене. Она не ела уже несколько дней и с утра до вечера бродила по городу в поисках хоть какой-нибудь работы, но всюду получала отказ. И вот силы её совершенно иссякли...
Отец Иоанн опустил руку в карман пальто. К счастью, там нашлась ещё одна довольно крупная ассигнация. Он незаметно подошёл к несчастной женщине, осторожно вложил ей в руку свёрнутую сторублёвку и тут же поспешил затеряться в толпе. Изумлённая дама никак не могла понять, откуда в её ладонях появилась спасительная купюра.
Зато прохожие прекрасно видели всё произошедшее и устыдились своих недостойных мыслей об этой женщине. Им тоже захотелось ей чем-нибудь помочь. И хотя у них самих не было за душой ни гроша, эти люди подходили к несчастной с ободряющими словами. «Ничего, милая, Господь всё устроит, будем за тебя молиться», — говорили они, и женщина растроганно плакала слезами благодарности.
А святой праведный Иоанн Кронштадтский, который не мог пройти мимо несчастного и страждущего, говорил: «Каждый день просят у тебя милостыни, и каждый день давай охотно, без ропота: ты не своё, а Божие даёшь. Ничего не имеешь — утешь слезою. Большое облегчение страждущему, когда кто-нибудь от души пожалеет о нём; многие несчастья облегчаются искренним сочувствием».
«Белые птицы»
Белые голуби в чистом весеннем небе — это очень поэтично. «На волю птичку выпускаю...» — писал Пушкин о празднике Благовещения. Однажды в Екатеринбурге я видела, как епископ открывал после праздничной службы большую клетку — и стая белоснежных птиц ринулась в небеса...
Но сейчас я живу в Переславле-Залесском, чудесном старинном городе, где сам воздух, кажется, пропитан православными традициями — однако птиц на Благовещение из клеток не выпускают. В конце утренней службы в храме на самом берегу Плещеева озера батюшка обращается к нам с проповедью. Он рассказывает о благой вести, что принёс Деве Марии Архангел Гавриил, о смирении Марии перед этой вестью, а значит — перед Богом, о грядущем Спасителе. И вот мы выходим из храма к озеру — в полной уверенности, что Господь любит каждого из нас, если пришёл в наш грешный мир. Жаль только, что птиц здесь не выпускают...
Мои размышления прерывают... птицы! Я замечаю вдруг стаю, что кружит над ледяной озёрной гладью. Неужели чайки вернулись? Нет, им рано. Пригляделась — да это голуби! Белые-белые! Откуда они? Может, из ближайшей голубятни — я знаю, тут есть недалеко... А впрочем, какая разница! Они кружат над нами — белые птицы, знак наших надежд и любви Господней. И в этом — высшая поэзия.
Все выпуски программы Утро в прозе
Тайная вечеря – первая Пасха
Первой Пасхой христиан была Тайная Вечеря — та Пасха, которую праздновал Сам Иисус Христос в Иерусалиме накануне Своего ареста и казни. Праздник еврейского народа в воспоминание об освобождении его из египетского рабства стал тогда на Тайной Вечери преддверием крестной смерти Сына Божьего.
Наверно, ученики Христа искренне удивлялись тому, что праздник столь разительно отличается от той традиционной еврейской Пасхи, ведь были изменены ее установления.
Во-первых, Учитель праздновал Пасху в чужом доме, а ее полагалось праздновать обязательно в своем узком семейном кругу.
Согласно установленному древнему ритуалу, Пасху ели стоя и будучи готовыми к дороге — то есть одетыми и подпоясанными, с посохом в руке. Так полагалось в память о спешном бегстве евреев из Египта. В Евангелии же сказано, что «настал час, Он возлёг, и двенадцать Апостолов с Ним». Господь и Его ученики возлегли, не как рабы, а как свободные люди. И куда-то торопиться ради спасения им уже было не нужно, ведь Спаситель — с ними.
И вот Господь, как сказано в Евангелии, «взяв чашу и благодарив, сказал: приимите её и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придёт Царствие Божие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Моё, которое за вас предаётся; сие творите в Моё воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается». Так Господь устанавливает великое таинство будущей Церкви — евхаристию. Учеников же в те минуты, может быть, больше всего удивило то, что хлеб для Пасхи выбран квасный, дрожжевой — вовсе не тот, пресный, который положено есть на Пасху.
Первую Новозаветную Пасху Спаситель совершал по-новому. И смысл ее был направлен уже не в прошлое, а в будущее, ко Второму Пришествию Христа. И особое спокойствие, торжественная неторопливость, с которой, несмотря на присутствие на трапезе предателя Иуды, совершалась первая христианская Пасха, свидетельствовала о том, что народ Христов — это уже не рабы земного царя, от которого надо бежать ночью, а Царство Божие — не дальняя земля за горами. Царство Божие — внутри нас.
2 мая. О духовном смысле Омовения ног Христом апостолам
Сегодня 2 мая. Церковь вспоминает Омовение ног Христом апостолам.
О духовном смысле этого события, — протоиерей Владимир Кашлюк.