Поделиться
У нас в гостях был главный редактор журнала «Православная беседа» Валентин Лебедев.
Наш гость поделится своими воспоминаниями о церковной жизни в Москве в 70-е, 80-е годы и об интересных людях, с которыми ему доводилось общаться, а также о личном знакомстве с архимандритом Иосифом (Сафроновым), прошедшем многочисленные тюремные заключения и ссылки за веру.
А.Пичугин:
- Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Сегодня четверг, поэтому, как обычно, здесь, в эфире светлого радио, программа, которую мы ведём совместно… делаем совместно с музеем-исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Директор этого музея – Ксения Толоконникова – в этой студии. Добрый вечер!
К.Толоконникова:
- Добрый вечер!
А.Пичугин:
- Я – Алексей Пичугин, и сегодня у нас в гостях Валентин Лебедев, главный редактор журнала «Православная беседа». Здравствуйте!
В.Лебедев:
- Добрый вечер!
К.Толоконникова:
- Добрый вечер, Валентин Владимирович! Вот, сейчас, перед началом передачи, Вы уже начали рассказывать что-то интересное, и мы знаем, что Вы окончили факультет журналистики, да?
В.Лебедев:
- Да…
К.Толоконникова:
- В каком году Вы учились… в какие годы?
В.Лебедев:
- Ну, я учился не сразу, я учился… кончил в 1982 году, в общем.
К.Толоконникова:
- Но любопытно, что готовил Вас к поступлению Лев Регельсон?
В.Лебедев:
- Нет… Лев Регельсон готовил меня к поступлению в МАИ, на самом деле.
К.Толоконникова:
- А…
В.Лебедев:
- Это было раньше. Лев Регельсон… ну… для наших…
А.Пичугин:
- Надо пояснить…
К.Толоконникова:
- Надо пояснить, да, для наших слушателей…
В.Лебедев:
- … для наших слушателей: Лев Регельсон – сейчас уже человек пожилой, так скажем, говоря толерантно… то есть, наверное, уже и старый…
А.Пичугин:
- Вполне ещё… такой… деятельный…
В.Лебедев:
- … ну… он очень импозантно выглядит в интернете – это да, деятельный. В своё время, он был одним из тех, кто назывался… ну… все слышали об этом… диссидентом, причём, диссидентом церковного направления – а они появились в середине 60-х годов, к концу 60-х. Но это было… мало было ещё церковных людей, потом их станет больше.
Но получилось так, что мой дедушка, будучи профессором в МАИ, пригласил его готовить меня к поступлению в ВУЗ – я учился в школе. А он был аспирантом – вот и всё. Аспирантом, который взялся – ему надо было подработать, естественно, аспиранту, что часто бывает – взялся готовить меня по физике. Он – физик, и, вообще, ученик Ландау. А Ландау – это известный, советских времён, физик…
К.Толоконникова:
- А мне, почему-то, казалось, что он – человек… такой… гуманитарной направленности…
В.Лебедев:
- … надо сказать, наставник академика Сахарова, который тогда не был академиком, и, как раз, переходя от Ландау к Тамму, или от Тамма к Ландау ( Тамм – тоже великий физик ), изобрёл водородную бомбу. Вот, Лев Львович Регельсон – ученик Ландау. Умный человек, надо сказать, очень.
И вот, ровно через месяц-два заниматься я перестал – в МАИ я так и не поступлю, но мы с ним уже говорили бодро об Апокалипсисе, и о всех вытекающих…
К.Толоконникова:
- Это – по Вашей инициативе, или – по его инициативе? Вы, к этому моменту…
В.Лебедев:
- По взаимной.
К.Толоконникова:
- … к этому моменту, Вы уже интересовались, каким-то образом, жизнью Церкви, христианством… какие-то духовные поиски?
В.Лебедев:
- Вот, я интересовался коллекционированием икон.
А.Пичугин:
- Простите, а ещё раз – годы это какие?
В.Лебедев:
- Это, наверное, 1968-1969 годы… может быть, около 1970-го. Это – вот так вот, где-то. Перед институтом, первым поступлением.
Я интересовался всегда – вот в чём всё дело… но… Вот, у нас говорят некоторые: «Верил всегда, церковен – не был», – в спорах о том, что есть вера, что – религия, в таких… совершенно наивных – я имею в виду людей светских, не всегда к Церкви расположенных. Но я могу сказать, что есть такое вот… как бы… экзистенциональное представление.
Я всегда хорошо относился, меня всё время тянуло. Видел церковь – и мне становилось хорошо. Где-то там случалось… запах ладана – и мне было приятно. Видел икону…
А.Пичугин:
- А где, интересно, запах ладана мог случиться в светском абсолютно…
В.Лебедев:
- А он мог случиться… во-первых, я заходил в церковь, а, во-вторых, маленьким меня бабушка водила в церковь. Не московская бабушка, она была дочерью священника, она же меня и крестила. Вечная память ей! И маленький крестик у меня был…
К.Толоконникова:
- И крестили Вас не в Москве?
В.Лебедев:
- Не в Москве. Это было в Полтаве, отдельно. Московские родители были на международной работе – это вот так всё… а бабушка никогда не оставляла Церковь. Это я теперешними словами говорю нашим радиослушателям. Это вот те люди, те самые жёны-мироносицы, которых называли «бабульками» мы почему-то, которые остались в Страстную Пятницу вместе со Спасителем. Вот, старики и женщины: Никодим, Иосиф Аримафейский, жены-мироносицы – вот эти люди, ни них, собственно, вера и держалась.
Она никогда не стеснялась говорить громко о том, что она верующая, была членом «двадцатки». «Двадцатка» – это такой прежний церковный совет.
И поэтому, я и там слышал. Я помню, как я, малюсенький, ходил. Я не скажу, что мне это нравилось – вот, не буду врать насчёт маленьких детей и церкви. Много народу, запах берёзы – вот это вот… так сказать… не очень… Не знаю, какие выводы надо делать родителям – я сам родитель, но уже не маленьких детей – как нужно тут быть. Сейчас есть разная методика – и играют отдельно… я против этого… но дело не в этом. Но помню это я.
Но потом мне всегда было хорошо – вот в чём всё дело. И когда… у меня была икона дома святителя Николая – она и сейчас есть – и… вот… ну… как сказать… стояние перед ней – тогда так это не называлось, но – обращение, взор – доставляло мне внутреннее… ну… удовольствие, не удовольствие даже, больше – трепет.
А в это время было модно – ну, сами понимаете, и Регельсона упомянул, были ещё люди взрослые, которые тогда… ну, по-разному к этому можно относиться, надо сказать, но после книги Солоухина…
К.Толоконникова:
- «Чёрные доски»… ну, да… собирали иконы…
В.Лебедев:
- … «Чёрные доски», и не только… да, да… ну, и сами по себе – пора такая наступала. Некоторые, вообще, считают…
К.Толоконникова:
- … из деревень свозили…
В.Лебедев:
- … что это богоборчество с чёрного хода.
А.Пичугин:
- А почему…
В.Лебедев:
- Иконоборчество…
А.Пичугин:
- А, иконоборчество…
В.Лебедев:
- … иконоборчество… иконо… я оговорился. Ну, потому, что икона должна быть в храме. Это сейчас у нас споры идут с музеями, а тогда никаких споров не было. А вот набивать ими ленинградские квартиры… почему-то вот такие там были… негоже.
К.Толоконникова:
- Ну, вот… Галя Маневич мне рассказывала, что они с мужем, с Эдиком Штейнбергом, они ездили в деревню – у них в Костромской области была деревня Погорелка – и местные жители просто выносили им эти иконы, отдавали: «Увезите, заберите с собой! Потому, что здесь, всё равно, всё пропадёт».
В.Лебедев:
- Всё было по-разному. Всё было по-разному. Я скажу сразу, что я никаких таких – по малолетству, всё-таки, нужно было для этого ездить, и средства иметь, честно говоря…
К.Толоконникова:
- Ну, конечно…
В.Лебедев:
- Таких коллекций, как некоторые взрослые…
К.Толоконникова:
- Ну, как тот же Солоухин…
В.Лебедев:
- … наставники, которые у меня появились, не набрал. Но по всем музеям, которые были открыты тогда – большим и маленьким – ходил обязательно. И это доставляло мне… я не приобрёл, надо сказать, никаких – не буду врать, и сейчас тоже, трудясь уже 30 лет профессионально на церковной ниве, больших, да и малых даже, особенных искусствоведческих знаний. Вот – нет. Но пребывание, ещё раз говорю, в музее даже, доставляло мне – в зале «древнерусском», в местном ли краеведческом, в московских – Рублёва Андрея, или… там… в Третьяковской галерее – необыкновенное удовольствие.
К.Толоконникова:
- Радость, не только эстетического порядка.
В.Лебедев:
- Ну, вот, мне приятно было. Приятно было. А вот, Вы сказали, что в Костроме… по-разному это было. Вообще, можно было всё в Москве достать. Некоторые собирали тогда – я уже приобщился к жизни, как-то рано, с малых лет, взрослых людей, и намного меня старших, а они почему-то со мною общались, достаточно… так… коротко… ну, прямо, совсем взрослых… То есть, если мне было… вот… в институт готовился, или чуть позже, то речь идёт о 45-50-летных людях – вот таких. Регельсон, кстати, был молодым человеком, ему было… ну, для меня немолодым…
А.Пичугин:
- И Вы говорите, что он сейчас – старый! Я бы не сказал, что он старый. Ему – да, за 80… ему 80 лет в этом году…
В.Лебедев:
- Ну, 80 лет, да. По нынешним временам, это уже… это и не старый человек. А тогда ему было лет… 32, наверное… ну, или 28, я не знаю… он – аспирант, взрослый… взрослый молодой мужчина, а я был мальчиком, вот.
Так, я что скажу. Был такой Николай Семёныч в мой жизни человек – сирота 30-х годов, отнюдь не украинского нашего Поволжского голода, который был тогда же, в те же времена коллективизации страшной… он у нас упоминается почему-то один, на Украине – он был не один. И тоже погибли миллионы людей, были…так сказать…
А.Пичугин:
- У меня дед попал в эпицентр этого голода, в своё время.
В.Лебедев:
- Вот… вот. Он остался сиротой. И его взяли в Церкви. Сказать точно не могу. Дело в том, что в советские годы, вообще, многое, касательно прежней жизни, дореволюционной, если такие люди, вообще, оставались… у нас много легенд: «Я – дворянин, я – дворянин!» НКВД в 1934 году доложило, что ни одного дворянина в Советском союзе больше нет – так, на минуточку.
К.Толоконникова:
- Так, нет Двора – нет и дворян, уж извините.
В.Лебедев:
- Да, да, да…
К.Толоконникова:
- Есть – «бывшие».
В.Лебедев:
- Да. Но… но есть люди, конечно, причастные к прежней жизни. Я – к чему? Вообще, не сообщали, когда, например… вот, я знаю семью – там и внуки, и правнуки людей духовных, а дети – наши ровесники – до сих пор об этом не знают. А, поскольку, не сказали…
К.Толоконникова:
- В семьях не говорили об этом… не говорили!
В.Лебедев:
- … то неудобно теперь – вроде, врали всю жизнь…
Я говорю человеку N: «Олег, ты знаешь, что у тебя и дедушка, и прадедушка – все св… Как, нет?» – «А они говорят, у них была лавка». У них была лавка. «Вот, вам! И всё…» – «Но я уже… но я уже и не говорю, собственно, правду».
Так вот, Николай Семёныч был воспитан… ну, скажем так… в Церкви. Хотел бы сказать, что в монастыре, но монастырей уже не было к 1937 году. Ни одного. Никакого.
И… ну, это он сохранил на всю жизнь, и он был наставником… я в театре работал тогда… молодёжи, которая к этому проявляла интерес. Ну, неформально, естественно. Но, поскольку никакими большими людьми мы не были, тут легко было быть неформалом – в театре, работая на сцене… там… реквизитором. Но это, как раз – там такие люди-то все и были. Совсем неформальные, разные. Ну… разными людьми и стали: от режиссёра до того же священника. Ну… разные.
И вот, мы с ним ходили по Москве, и ездили по разным местам – он просто так это делал – по кладбищам, в частности…
К.Толоконникова:
- Это вот – Вы были юношей тогда?
В.Лебедев:
- Да юношей, абсолютно! Николаю Семёнычу было 54 года, по-моему, тогда. А нам с Толиком было… там… ну, 20 лет, так скажем… ну… 21-22-20 лет.
И… везде! Были мы в Симоново, на заводе – там, где сейчас вот гробница Пересвета и Осляби…
А.Пичугин:
- Рождества Богородицы, в Старом Симонове…
В.Лебедев:
- Да… в Старом Симонове… так, это метро «Автозаводская» – для тех, кто хочет съездить, в Москве. И там – крест стоял, на могилах Пересвета и Осляби.
А.Пичугин:
- А сам храм, на территории завода «Динамо» – это сейчас, вот только последние несколько лет, туда сделали… такой… свободный проход, потому, что уже и самого завода, в тех масштабах, нет.
В.Лебедев:
- Там очень хорошо…
А.Пичугин:
- А долгие годы – я помню, и все, наверное, помнят, этот проходик к церкви Рождества Богородицы…
К.Толоконникова:
- Ну, конечно, конечно все помнят…
А.Пичугин:
- … да… и вот… он такой какой-то был… исторический… и возвращал нас, в относительно недавние времена ещё, 80-х годов, когда всё это возвращали. Я помню, меня даже милиция там один раз забирала – но не потому, что я там что-то не то делал, а потому, что из этого проходика – а это был конец 90-х – начало 2000-х – куда-то не туда свернул. А завод секретный – ещё работал.
В.Лебедев:
- Вот! А мы на этот завод, при абсолютной советской власти, под руководством Николая Семёныча, который халат надел рабочий, такой, серый – лазили! И там был цех какой-то – ну, маленький, очевидно – и вот там пресс стоял. Он сказал: «Вот этот пресс, ребята, стоит на месте тех, о ком вы слышали и знаете – это Пересвет и Ослябя». Ну, теперь – там люди были некоторые – там прекрасно сейчас устроил всё протоиерей Владимир Силовьев, настоятель этого храма, и там, естественно, усыпальницы. Можно приложиться съездить. Ну, вот, мы по разным местам…
Так, вот. Николай Семёныч собрал всю свою – а у него и коллекция была, заодно – дома, без всяких денег. По домам.
Вот, выселяли людей, скажем, из центра Москвы – в Замоскворечье, я помню, на Таганке – в новые районы. Ну, тогда новыми районами были – Коломенское, Варшавская… предположим… были и другие – Бескудниково… дома – оставались, двух-трёх-этажные, вот такие вот… Если хочется, можно было ходить по квартирам, иногда, почему-то, по чердакам даже – и там находились… ну… просто, на самом деле, а уж теперь, так совсем антикварные вещи, в том числе – и иконы. Даже так! Не обязательно было ездить на север, и вступать в какие-то коммерческие или иные отношения с людьми.
Я никуда не ездил. И коллекции никакой не собрал. Мы просто начали с того – как оно? Оно – всё вместе начиналось. Вот.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Пичугин:
- Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня Валентин Лебедев, главный редактор журнала «Православная беседа», а программа наша – совместный проект с музеем-исследовательским центром «Советский союз: вера и люди».
К.Толоконникова:
- Можно ли сказать, возвращаясь к беседам об Апокалипсисе, которыми Вы занимались, вместо того, чтобы готовиться к поступлению…
В.Лебедев:
- Да я и не поступил.
К.Толоконникова:
- … в МАИ, не оправдали Вы доверия Вашего… дедушки?...
В.Лебедев:
- Дедушки.
К.Толоконникова:
- … дедушки… да… вместе с Львом Регельсоном… можно ли сказать, что, вследствие вот этих бесед, Вы… ну, такое, сейчас уже избитое слово – Вы воцерковились? Или – нет?
В.Лебедев:
- Нет, нет, нет… ну, тогда… как бы… так сказать…
К.Толоконникова:
- Или это был процесс, гораздо более постепенный, растянутый во времени?
В.Лебедев:
- Нет, это сейчас всем кажется – беседы, воцерковился… Вообще, что значит «воцерковился»? Мы же с вами – слушатели радио «Вера», и понимаем, что воцерковление – это… ну… практическая церковная жизнь. Да?
К.Толоконникова:
- Ну, можно ли сказать, что Вы, как раз, вошли в церковную ограду, вследствие вот этого опыта общения?
В.Лебедев:
- Нет, нет… вследствие всего этого, но – позже. В церковную ограду – уж попозже, в конце 70-х годов, так скажем. А в то время – проявлял всё больший и больший интерес. Так скажем. И я не видел, особенно, людей, рядом с собой, товарищей молодых, которые вот так бодро, как Вы говорите, входили… там…
К.Толоконникова:
- Нет, нет, конечно, да!
В.Лебедев:
- … в первой половине 70-х годов в церковную ограду! Вот этого, чтобы понимали теперешние молодые люди… у нас появилось вот такое теперь отношение к советской власти, что она почти какая-то православная…
К.Толоконникова:
- Как в комсомол вступить…
В.Лебедев:
- … да… и все прям– раз, в Церковь пошли, так было хорошо, как говорит один издатель N сейчас. Странно, я его застал в издательском отделе – он к нам пришёл учиться, хотел издавать тоже какую-то газету и журнал ( он их, кстати, издаёт ). И вдруг неожиданно он, в общем хоре вот этих вот… людей, реабилитирующих советскую власть, и в этом отношении, в частности, где-то написал ( я прочёл – просто чуть не упал!), что в 1977 году он стал ходить в церковь – как там было хорошо, свободно!...
А.Пичугин:
- Спасибо советской власти за то, что она позволила…
В.Лебедев:
- … да… позволила…
А.Пичугин:
- Смотрите, самое главное тут слово «позволила» – то есть, сейчас, вроде, никто никого не спрашивает. Хочу – иду, не хочу – не иду. А тогда советская власть - позволила… надо сказать спасибо ей!
В.Лебедев:
- Нужно сказать, не совсем позволила.
А.Пичугин:
- Это – рабская какая-то психология…
В.Лебедев:
- Не совсем позволила. Дело всё в том, что, вообще, молодому человеку с работой, комсомольцу, студенту – а все ли слушатели знают, что в комсомол надо было вступать обязательно, как и в пионеры – обязательно, если ты хотел оставаться, вообще, в обществе, даже не обязательно делать большую карьеру…
К.Толоконникова:
- Ну… можно было обойти, конечно…
В.Лебедев:
- Ой-ой-ой… Можно было…
К.Толоконникова:
- … но очень тяжело…
В.Лебедев:
- … для особых людей! Были такие твёрдые люди. Но это – твёрдые на ниве совсем другого…
А.Пичугин:
- Гвозди называются…
В.Лебедев:
- Это другие люди, которые не принимали… это, вообще, единицы! Я такого человека видел – он заканчивал ещё юнкерское училище, на Арбате. Владимир Филиппович. Юнкер! Он всю жизнь не принимал советскую власть и электрификацию, как тот шутил! И его Бог сохранил. Вот, так вот! Он был надомником, художником… вот, если говорим о таких людях. О их детях.
Но это – меньше, чем диссидентское сообщество, таких людей. По крайней мере, в Москве, а не где-то… вот, там… в ссылке, где оставались бывшие заключённые, среди них были верующие, православные… ну… и не только… там… баптисты… Ну, предположим, там можно было найти таких людей. А вот так, чтобы миновать комсомол…
А что такое храм? Вот, ты пришёл – раз, пришёл – два ( этот человек – ему позволили, он тогда был, как раз, молодым, как раз, наверное, комсомольцем, как раз, наверное, каким-нибудь студентом-аспирантом, или инженером – ну, неважно, кем… может… там… рабочим на большом заводе – это неважно ) – бац, поступил бы сигнал! Это очень видно. В Москве – всё позволено! – двадцатипяти-шести-семилетний-тридцатилетний человек, не бабушка какая-то, ходит постоянно в церковь – ему позволено! Сигнал бы уже был. Но не дай Бог бы он крестил бы ребёнка! Вот тут стукнули бы сразу, конечно.
Поэтому, крестили на дому. Потому, что с 1961 года, когда ввели новый устав, и отделили Церковь от государства… ну, то есть… Церковь, священнослужителей и церковнослужителей от храма, и отдали всё старостам – эта знаменитая реформа 1961 года…
К.Толоконникова:
- Да-да, когда священнослужитель стал наёмным работником…
В.Лебедев:
- … о которой, с сожалением, вспоминает Святейший Патриарх. Я помню, как он сказал, что пришёл его отец, священник – ну, прямо, совсем, говорит… просто чёрный… ну, я, так, вольно передаю, если он слушает… потому, что, говорит, «вот с этого дня теперь Марья Ивановна ( это я условно, она старостой, очевидно, была ) – теперь хозяйка в церкви, а не я, настоятель». Вот, что было.
Поэтому, когда крестили ребёнка, то тут же сообщали – куда? Ну, конечно… зачем же на работу-то? А вот – в комсомольскую организацию. Ты же добровольно вступал в Комсомол? Добровольно ( но это – условно добровольно ). Это – атеистическая организация? Атеистическая. Ну, будь любезен выйти из Комсомола! Но если человек выходил из Комсомола – принудительно, то и из ВУЗа – тоже, и с хорошей средней работы - тоже. Вот и всё. Работать было нельзя – и отправлялся бы ты куда-нибудь бы… не знаю… рыть бы какие-нибудь канавки бы.
Так, что это уже было, отчасти, риском, но небольшим – никого бы не посадили, если бы ты просто ходил бы… ну, да… но… но – вот так вот просто, с светлым лицом, радостно, в столичном городе… а в маленьком – ещё хуже, если там был, вообще, храм – в некоторых областях их не было вообще! На Дальнем Востоке, скажем… Комсомольск-на-Амуре… вот эти места – их не было вообще. Поэтому, там, где были… а в маленьком – все тебя знали, поэтому, это тоже было определённым подвигом…
К.Толоконникова:
- Нет-нет, в Москве, конечно, было легче в этом отношении, затеряться…
В.Лебедев:
- 45 храмов! На конец советской власти.
К.Толоконникова:
- А, потом, из Москвы многие уезжали в какие-то близлежащие храмы по районам Подмосковья…
В.Лебедев:
- Или подальше.
К.Толоконникова:
- … чтобы слишком часто не мелькать в одном храме, да…
В.Лебедев:
- Это когда уже началось всё: образовались батюшки, к которым ездили, понимаете…
А.Пичугин:
- Ну… в Ярославской области батюшки, во многих храмах, и не иссякали… кстати, заповедник своеобразный – вот этот Русский Север, начало севера – Ярославская область, Костромская… в достаточной мере, заповедник ещё живых священников, причём, лагерников…
В.Лебедев:
- Были, были… ездили, но все поездки вот эта активная, чаще всего, молодёжная жизнь православная – многие из этих людей молодых ныне уже протоиереи давно, али архимандриты, так скажем… ну, не обязательно… это я так уж, просто – ну… она была не такой, всё-таки… Вот, сейчас вот так скажешь, и подумают, что как вот тот же «советский комсомол» на плакате – все молодые люди радостно поехали в Ярославскую область. Нет. Это было не так.
Их становилось всё больше и больше, больше и больше – это да. Началось это где-то с года 1975-76-77-79, всё больше, и к 1980 – уже стали, уже были, уже переписывались, уже издавали, уже были наказуемы советской властью, уже были предметом для обсуждения различных голосов – это вот к этому времени. А в 60-х не было никого, кроме известных… там… Якунин с Эдельштейном написали письмо о том, в каком состоянии наша Церковь. Но это – как бы, маленькое диссидентское подразделение. Тот же самый, вышеупомянутый, Лев Львович Регельсон, вместе с Капитанчуком и с Глебом Якуниным, ныне покойным, были в секции Хельсинкской группы, это называлось.
Были разные секции. Секция вот… в области… она не только православная была…
К.Толоконникова:
- «В защиту прав верующих» была…
В.Лебедев:
- … «В защиту прав верующих», правильно… Киселёв… больных душевных…
К.Толоконникова:
- А Христианский комитет «В защиту прав верующих» – он в каком году образовался?
В.Лебедев:
- Это я не помню.
К.Толоконникова:
- По-моему, тоже уже в 70-е, причём, во второй половине?
В.Лебедев:
- Не помню… Всё вообще диссидентское движение структурно начало оформляться с изданием хроник в 1968 году. Ну, это старшие люди совсем… Авторханов, там… и вот это… это ещё тех времён. Ну, а…
К.Толоконникова:
- А Ваша семья с этим кругом никак не была связана?
В.Лебедев:
- Нет, семья не была.
А.Пичугин:
- А как у Вас увязывалось… Вы работали на телевидении…
В.Лебедев:
- Да.
А.Пичугин:
- При этом, Вы участвовали и в диссидентском движении…
В.Лебедев:
- Ну, прям в таком диссидентском…
А.Пичугин:
- Ну… всё равно!
В.Лебедев:
- Вот, среди «диссидентских бояр» это называется… там… Орлов, Гинзбург – вот это вот… нет… нет…
А.Пичугин:
- Ну, хорошо… ну, давайте это по-другому…
Вы работали на телевидении, Вы, всё равно, так или иначе интересовались… хорошо, пускай, как Вы это называете – интересовались Церковью, плюс ко всему, у Вас родители, как я понимаю – Вы же родились даже в Германии…
В.Лебедев:
- Да, я родился в Германии…
А.Пичугин:
- … родители у Вас были… на такой вот… советской…
В.Лебедев:
- Да… да, да…
А.Пичугин:
- Как это всё увязывалось? Как родители к этому относились? Как – на телевидении?
В.Лебедев:
- А никак не относились, поскольку они… так сказать… они ничего про это не думали. Кроме отца, который всё это дело благословлял – он и был сыном той самой бабушки Александры, которая меня крестила. И он внутри, при всём при этом, абсолютно был правильных человек убеждений, будучи на международной работе. Всё, что надо было знать, и надо было знать людям теперь, о советской власти, и о её природе, и обо всём, что творится в мире – он тогда знал, и мне преподнёс.
Это удивительный был человек! Он скончался, собственно, в этом году, в возрасте 95 лет. Всё, вообще! Вот, не надо было читать «Архипелагов…», и ничего – всё, и больше. И в деталях, и в целом, так сказать, говоря языком таким – сухим, теоретическим.
Поэтому, его это не смущало. Да я, собственно, и не оповещал особенно.
Что касается работы – правильно Вы говорите – стрёмненько это всё! А как же? Когда, например, выходишь из подъезда в доме – там, где сидела Новодворская и иже с ними, а за тобой едет всё время такси без шашечек, на нём снега нету, а ранее судимый человек говорит: «Ну, вот за нами и хвост!», потом машина останавливается, и всё время идут за тобой, всё время идут…
И было первый раз в моей жизни, я помню… до «Маяковской» вот так вот из «Тёплого стана» – всё время, всё время, всё время! И я уже вхожу в метро, а за мной идёт человек в булыжном пальто и в ондатровой шапке! И я думаю: «Что же делать-то?»
Но человек быстро, как сказал N, учится правилам конспирации! Ну, во-первых, пугали, конечно! Во-вторых… ну… сел, всё-таки, я в поезд. Встал за колонну… раз-два, раз-два… как в кино – оп, и вошёл! А он – нет. Думаю: «Вот, удалось уйти…»
Ведь, на самом деле, гости когда приезжали – нормальные – они ехали не до твоего этажа. Надо было ехать до третьего, а человек жил на шестом…
К.Толоконникова:
- А если много народу…
В.Лебедев:
- Потому, что ниже стоящий чекист считал – лифт как идёт… такой лифт – сеточкой… ну… многие знают, они и сейчас ходят…
А.Пичугин:
- Ну, конечно…
В.Лебедев:
- … он цокает, и слышно на какой… а этажей-то… ну… там… 25-то не было – ну, восемь-десять, и, в общем, слышно, на какой человек этаж едет.
Конечно, это тоже, может быть, смешной перебор – и этаж-то знали. Но так уж… для какой-то… конспирации.
К.Толоконникова:
- А если много народу, то толпой не входили – входили, тоже, небольшими… такими… мне рассказывали.
В.Лебедев:
- Ну, это по-разному… я… сейчас люди подумают, что я был на какой-то, прям, грандиозной… диссидентской…
К.Толоконникова:
- … конспиративной работе!
В.Лебедев:
- … конспиративной… нет, это было не так.
Ну, мы издавали книги с ребятами, церковные, на ксероксе. Ну, вот… что-то там подписывали. Были на каких-то заседаниях – вот, я сейчас упомянул – диссидентских квартир. Но не… не… не… основной деятельности – такой вот, как бы, рядом с упоминаемыми со всем лицами тогда, по тем же голосам, прямо… ну, так прямо – не вели.
К.Толоконникова:
- А кто составлял Ваш круг?
В.Лебедев:
- Меня больше интересовало церковное просвещение, как ни странно. Я тогда слова этого не знал. Мы издавали церковные книги на ксероксе.
Вот, Иоанна Кронштадтского – это было страшное имя! Страшное имя! Уж советская власть кончалась, уж вот… издательский наш отдел, а слово «Иоанн Кронштадтский» было страшным до канонизации.
А.Пичугин:
- Сейчас Вы расскажете, почему. Буквально, на минуту мы прервёмся.
Напомню, что слушаете вы проект совместный радио «Вера» и музея-исследовательского центра «Советский союз: вера и люди». Ксения Толоконникова, директор этого музея, в нашей студии, я – Алексей Пичугин, и Валентин Лебедев, главный редактор журнала «Православная беседа». Вспоминаем мы 70-е, 80-е годы. Через минуту – продолжим.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Пичугин:
- Мы возвращаемся в студию светлого радио.
Напомню, Валентин Лебедев, главный редактор журнала «Православная беседа», у нас в гостях. А программа наша сегодня, по традиции, в четверг, совместная с музеем-исследовательским центром «Советский союз: вера и люди». Ксения Толоконникова – директор этого музея, я – Алексей Пичугин здесь, в этой студии. И наш гость, Валентин Лебедев, рассказывал, в последние перед перерывом минуты, про Иоанна Кронштадтского – почему его имя…
К.Толоконникова:
- … и ксерокс.
А.Пичугин:
- … и ксерокс, да. Иоанн Кронштадтский и ксерокс. Давайте, продолжим.
В.Лебедев:
- Но это – один из авторов, которых мы издавали.
А.Пичугин:
- А почему имя-то его так пугало?
К.Толоконникова:
- Черносотенец – ну, что Вы! Мракобес!
В.Лебедев:
- Ну, конечно – черносотенец… антикоммунист. Ну, тогда слова «антикоммунист» и не было, во времена отца Иоанна Кронштадтского… ну… как бы сказать-то, понятно нашим слушателям… Потому, что теперь он – всепроповедующий всероссийский пастырь святой, а в начале века, и в конце, он был таким… так сказать… да, хранителем всего того, что потом революционеры и либералы называли мракобесием.
Ну, вот это вот… так сказать… светлое для нас сейчас, в светлый вечер, а тёмное клеймо при советской власти, и в определённых органах тоже – на нём осталось. Вот, если что антисоветское работает, церковное, то где-то там должен был быть и вот этот вот, какой-то Иоанн Кронштадтский – страшная фигура такая!
Ну… это всё ведь не так и представлялось теми, кто боролся с этим. Потому, что мы, например, издавали книгу – она до сих пор лежит на ксероксе – «Солнце Правды», например. Это – сборник проповедей, в которых подробно рассказывается о том, как надо благотворить, и как жить по Заповедям Блаженства. Надо сказать, там ни советского, ни антисоветского, ни церковно-исторического – вообще ничего! Я потом удивился, когда эти книги увидел. Я думал, сейчас там будет что-то такое… про свержение какой-нибудь бесовской власти… но потом понял, что, во-первых, власти этой не было ещё тогда, она только гряла, во-вторых, всё это не так. Книги-то, в основном, просветительские. Мы его проповеди оформили в книги – «Жизнь во Христе», и так далее.
К.Толоконникова:
- Разоружитесь перед следствием! Как Вы получили доступ к копировальному аппарату?
В.Лебедев:
- Ну, как и все тогда! Работали люди, которые не боялись, работали. Ведь, копировальный аппарат – опять для тех, кто радостно… кому разрешали радостно ходить в церковь в 70-е, 80-е годы – то есть ксерокс, который сейчас дома может стоять, он стоял в учреждениях – не во всех учреждениях, а в учреждениях таких вот… ну… как бы… именитых советских, и опечатывался на ночь Первым отделом.
Первый отдел в Советском союзе – это система КГБ в разных учреждениях, которая охраняла тайны различные.
Так вот, ксерокс – за железной дверью… дверь была железная всегда – это был такой аппарат, который особо охранялся… вот… государственными органами. Поэтому, человек, труждающийся на ксероксе – а для чего он был в учреждениях? ну, в Министерствах, в основном, в каких-то ведомствах, связанных… там… скажем… ну… с заграничной работой – то есть, это, как раз, абсолютно не те места, где можно было печатать церковные книги! Ну, и другие тоже, не только церковные – ну, антисоветские какие-то. Совсем не то место. Мужественные люди! Как? Вот, тоже были – уже тогда… ну… и чуть раньше…
К.Толоконникова:
- А как Вы понимали, что вот именно этому мужественному человеку можно довериться?
В.Лебедев:
- А они уже были! Они уже были знакомыми.
К.Толоконникова:
- А он…
В.Лебедев:
- … мог быть, мог быть. Половина ими и оказалась. Но… так сказать… это самое… всё равно. А как было быть?
К.Толоконникова:
- Они как это делали? Во славу Божию, или ради личного обогащения?
В.Лебедев:
- В основном, во славу Божию, но бывало и вознаграждение.
Дело всё в том, что это было так. Тот, кто делал во славу Божию – это был сотрудник организации, где был ксерокс. Человек, работающий на ксероксе – непосредственно, в халате…
К.Толоконникова:
- … и получающий зарплату.
В.Лебедев:
- … да… мог делать это и за деньги. За 10 рублей, за 25… мог и бесплатно, если это был человек в одном лице – ну, такие подробности… зачем?
То есть, предположим… наш друг и соратник… там… Алексей – работает в Министерстве N, каком-то ведомстве. Там есть ксерокс…
А.Пичугин:
- А у Алексея… там… сомнительный, но доступ.
В.Лебедев:
- Он знает человека, работающего на ксероксе. Он предлагает ему сделать за какие-то, там, деньги. Тот – соглашается.
К.Толоконникова:
- Ну… это технически мне сложно себе представить. Понятное дело, отксерить один-два листка. Но ведь это же… это же – кипы бумаг!
В.Лебедев:
- До 500 страниц, да, было.
К.Толоконникова:
- Кипы бумаг, и ещё по нескольку экземпляров…
В.Лебедев:
- Ещё и сшивали… и обложку делали!
К.Толоконникова:
- И потом это всё нужно разложить и сшить! Как это всё – технически?
В.Лебедев:
- Зелёные обложки… у меня до сих пор лежит «Солнце Правды» – как такой альбом сделано, не очень… вот, не как книжка, а как альбом.
К.Толоконникова:
- Да, да, да… так делали…
В.Лебедев:
- Ну, вот, делали люди! Я… понимаете… я – не печатник. Я знаю, что те, кто делал тогда – потом, когда советская власть рухнула, даже завели типографию свою малотиражную. Она долго существовала. Сейчас, в связи… ну… с… уже не коммерческим успехом, разошлась. А в 90-е годы они печатали книжки, которые – до 1000 тиража, которые можно безо всякого разрешения, при нашем свободном отечестве печатать, которые… около метро некоторые предлагают свои стихи – 999 экземпляров.
И они потом, как раз, наученные прежним опытом, прекрасно – вот, тут же прямо! – сориентировались…
К.Толоконникова:
- Встроились…
В.Лебедев:
- … и стали делать. Но, в основном, это уже были всякие… вот… поэты такие.
А.Пичугин:
- Вы рассказывали в начале программы про Ваше знакомство… про то, как Вас репетировал Лев Регельсон, и как ваши беседы потихоньку перетекали в евангельскую плоскость. Про Апокалипсис Вы упомянули, а, вообще, Евангелие, как книга, Вам тоже от Регельсона попала, или – позже?
К.Толоконникова:
- Или – раньше? От бабушки.
В.Лебедев:
- Ну, у меня дома была Библия. Во-первых, начнём с того. Полная, большая…
А.Пичугин:
- Да, но… то есть… заинтересовавшись от Льва Регельсона…
В.Лебедев:
- … да… настоящая, 1903-го какого-то, я помню… начала самого века, издания. Ну, так скажем – букинистическая. Вот. И я её пытался читать. Пытался, потому, что не всё мне было понятно там.
И вот, с Регельсоном мы и беседовали по этой части. Но Лев Львович обладал даром – сейчас бы сказали – миссионера. Про Апокалипсис я так уж… он спросил: «Ну, ты уж там прочёл что-то? Пора бы тебе…» – это я просто запомнил.
Есть такие, установочные, в жизни слова, какие-то вехи – это сохраняется всегда…
К.Толоконникова:
- Есть, есть такое… да…
В.Лебедев:
- «Пора бы читать Апокалипсис!» Я говорю: «А что это такое?» – «Это, вот, то-то и то-то… последняя книга Нового Завета…»
Я не одолел тогда никакой Апокалипсис… в смысле, содержательно, чтобы понять. И сейчас многие не могут одолеть – ну, это и не удивительно. Просто, то, что было в Евангелии, он доступным абсолютно языком… причём, не как-то так вот… как с детьми разговаривают. «О, возьми… там… Детскую Библию, посмотри…»
К.Толоконникова:
- Как в Детской Библии, да…
В.Лебедев:
- … вот, на лошадке кто-то едет… в пустыне…»
К.Толоконникова:
- Милые дети мои…
В.Лебедев:
- Нет, нет, нет, нет! Ну, потом, я был уже, всё-таки, взрослым ребёнком-то совсем, подростком, и… парнем. Не так. Но абсолютно ясно, и абсолютно интересно, тут же – с апологетикой. И некоторые примеры я запомнил на всю жизнь, и применяю их в профессиональной деятельности сейчас.
Если меня пригласить на спор с атеистом… вот, скажем, там… передача есть «Верю – не верю», на Спасе… то там люди, сидящие напротив контрагента, атеиста, не знают того, что знал Лев Львович Регельсон ещё тогда. Из тех аргументов – из физики, например. Чтобы сразу сказать, что Вселенная – сотворена.
К.Толоконникова:
- Ну, и, потом, всё-таки не всякий…
В.Лебедев:
- Со ссылкой вот, я говорю, ещё на Ландау, Сахарова и Тамма! И сейчас не знают.
Про сингулярность я узнал тогда… ну, это – разбегание Вселенной, творения… тогда. Не знал, вообще, никто!
Он говорит: «Ты думаешь, это как-то так… вот, как!» – проповедовал… не проповедовал, а беседовал за чаем со мной Регельсон.
То есть, вот тебе Евангелие лежит – вот тебе сингулярность. Сингулярность – напоминаю нашим слушателям – это тот самый Большой взрыв, который теперь уже проходит, через 50… там… лет…
В 1 в минус 43-ей секунды – это не одна 43-я часть секунды, это – колоссальное математическое число… минус… колоссальное… из ничего произошёл, так называемый, Большой взрыв на 10000 световых лет – это я помню с тех пор! Представляете?
Вот, сейчас, диалоги с кем-то – не знают, не знают люди взрослые! Приходит кандидат соответствующих наук, православный человек, и не может привести этот аргумент. Вот, что такое настоящая…
К.Толоконникова:
- Не всякий рождён полемистом, не всякий рождён миссионером и педагогом.
В.Лебедев:
- … настоящая беседа с юношей! Настоящая… вот, как мы занимались!
А.Пичугин:
- Ну… зато и сразу видно, что не только апокалипсисом, но ещё и профильно!
В.Лебедев:
- Да. Ну, а – как?
А.Пичугин:
- Ну, так… естественно!
В.Лебедев:
- Он должен был, всё-таки…
К.Толоконникова:
- Вот, у нас звучит на протяжении нашей передачи имя Регельсона, а кто ещё? Кого бы Вы могли назвать, кто входил в Ваш круг, с кем Вы общались, с кем Вы находили возможность общаться вот на эту тему?
В.Лебедев:
- Но это будет позже. Ведь, Регельсон-то это прото-делал.
К.Толоконникова:
- Ну, да, да… понятно.
В.Лебедев:
- Это ведь я… так сказать… не шёл рассказывать… как бы вот… о том, как началось.
Меня неожиданно спросили, с самого начала, вот так, в лоб – ну, это и хорошо, по-журналистски – как оно, вообще?
А времена Льва Львовича Регельсона – это времена для меня ещё совсем такие… юношеские.
К.Толоконникова:
- Ну, конечно, да…
В.Лебедев:
- А если Вы имеете в виду каких-то активных людей больших – вот, там, вышеупомянутых… ну… членов комитета в Хельсинской группе – тот же Регельсон... то… ну… я… вот, так, прямо, с отцом, уже потом отлучённым от Церкви – все знают эту историю – Глебом Якуниным, вот прямо так не сидел рядом. Но посылки ему в тюрьму – мы слали. Вот, я как Вам скажу. Сначала…
К.Толоконникова:
- Через Солженицынский фонд, или – сами?
В.Лебедев:
- Сами. «Сначала монахи со мной…» – это я о другом сейчас человеке скажу… «монахи мне конфетки давали, а потом я в монастыре остался». Это другой человек, это отец Иосиф, старец…
А.Пичугин:
- Сафронов?
В.Лебедев:
- … Сафронов… который так рассказывал о начале своего монашеского пути: «Отец меня…» – вот, так же и здесь…
К.Толоконникова:
- Образно, ёмко, и всё понятно.
В.Лебедев:
- Образно, да… абсолютно образно! Это было такое место… ну… Богом забытое… вот, неправильно… вот, сказал – и неправильно… вернее – не забытое, как раз. Деревня Внуто, такая…
К.Толоконникова:
- Богом укрытая.
В.Лебедев:
- … укры… о, правильно Вы сказали!
А.Пичугин:
- Да, я вот тоже думал – чем это можно заменить, синоним…
В.Лебедев:
- И – художественно.
А.Пичугин:
- «Богом укрытая» – хорошо!
В.Лебедев:
- Вот, там, в 80-х годах, жил отец Иосиф, Сафронов его фамилия, правильно Вы сказали, Алексей. Но это не важно, какая у него была фамилия – он был ровесником века, и человеком, необыкновенной биографии. Ну, исповедником, конечно. Он 4 раза был судим, 27… я считал, сколько лет он пробыл в советских различных лагерях и тюрьмах, при этом.
Это… вот… ветер дует, ни одного человека там нету, пустая, заброшенная деревня. Машина, ныне покойного, приятеля Миши встала за 1,5 километра – ехать нельзя, вообще… только на тракторе, с большими колёсами. При нём – две монахини, интеллигентных, из Ленинграда, одной из которых бандиты, грабящие церковь его, пробили голову, и он ходил каждую… 87 лет ему было… ночь её охранять. Вставал в 2 часа ночи, и бодро шёл смотреть.
Ну, ребят, конечно, отпустили – чего там! И комсомольцы! «Ну, чё они сделали-то? По голове ударили эту… да ну её, ладно… Вы чего-нибудь взяли там? Вы чего хотели?» – «Ну… мы хотели ико…» – «Ну, ладно, ладно… Просите прощения…»
К.Толоконникова:
- Ну, похулиганили… ну, дело молодое… ну…
В.Лебедев:
- Ну, похулиганили… Но место совершенно…
А.Пичугин:
- Вы же комсомольцы…
В.Лебедев:
- … место совершенно укрытое. И туда доехать – это Псковская область, дикие совершенно места. И вот…
А.Пичугин:
- Кстати, пока я не забыл…
В.Лебедев:
- Да…
А.Пичугин:
- … простите, что перебиваю… Отбывал наказание он – одно из наказаний, но долго, 6 лет – в Ерцево.
К.Толоконникова:
- Отец Иосиф?
А.Пичугин:
- Отец Иосиф, да. Ерцево – это нам с Ксенией знакомое место.
К.Толоконникова:
- Да, да… мы там бывали…
В.Лебедев:
- Это 6 лет, когда, наверное, его в 1959 году, при Никите…
А.Пичугин:
- В 1949-м, с 1949 по 1955 год, в Ерцево, в застенках ГУЛага…
В.Лебедев:
- Это – другое. Это – когда он привёз Царские ценности из-за границы… а он чудом побывал в эмиграции, но это – отдельный рассказ, чудесный, я могу его рассказать…
А.Пичугин:
- А Вы, вкратце, расскажите его биографию!
В.Лебедев:
- А я сейчас расскажу, вкратце… Его… сейчас расскажу, вкратце, его биографию. Я просто к тому, что когда меня спрашивают – как я? Так, вот – как он.
Дует ветер, сидит человек, 87 лет. Пьёт чай. И вот так рассказывает – да, символически, отрывочно.
Ну, я говорю: «Как Вы, отец Иосиф?» – и не только я, там нас несколько человек. «Да, вот, так вот…отец оставлял в Истринском… Воскресенском монастыре меня, приезжая, по дороге в Питер ( Он был старостой Царского храма во дворце, в Зимнем – крестьянин. Вот, так вот, на минуточку – такова жизнь была ). Ну, вот, монахи сначала конфетками угощали. Ну, а потом, потихонечку, я и остался». Ему говорят: «Так, Вы с 6 лет в монастыре? Вам сейчас 87…» – «Ну, – говорит, – в общем, да…» – «А какого же Вы монастыря, – потом спросим, на следующий день, – Вы монах-то сейчас?» – «Ну, как – какого? – тогда не было, правда, сейчас, для радиослушателей… – Как – какого? Воскресенского, естественно…»
Он потом туда приедет, перед смертью, туда его привезут. Погладит сохранившуюся стену кельи, и, через некоторое время, скончается.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Пичугин:
- Мы напомним, что в гостях у радио «Вера» сегодня Валентин Лебедев, главный редактор журнала «Православная беседа».
Про отца Иосифа Сафронова... дальше вот… хотелось бы, всё-таки, узнать какие-то подробности его жизни. Он родился…
В.Лебедев:
- У меня – художественные подробности.
А.Пичугин:
- Ну, вот… давайте, я, вкратце, тогда – вот, то, что у меня перед глазами…
В.Лебедев:
- Да, давайте…
А.Пичугин:
- Он родился в 1905 году в Тульской губернии, в Ефремовском уезде, и поступил в монастырь – действительно, вот, то, о чём Вы говорите – в Воскресенский Ново-Иерусалимский. Был пострижен он в 1922 году, в 1922 же стал иеродьяконом, в 1929 – иеромонахом. И дальше – вот, это советское время. И начинается череда арестов, гонений, лагерей… а где-то там была, Вы говорите, эмиграция? Вот, про это – подробней…
В.Лебедев:
- Да, я… это… не все вещи знаю. Дело в том, что… видите… вот, то, о чём Вы читаете – это, собственно, творение наших же сотоварищей, которые там были. И некоторые из них расходятся друг с другом.
Я рассказываю его рассказ, рассказ старца – и по возрасту, и по… как бы это сказать… духовному, конечно же, состоянию, содержанию.
А.Пичугин:
- Тут, кстати, он жил в Ново-Иерусалимском монастыре у своего деда епископа. А в 1912 году, будучи совсем маленьким, 9-летним, ездил в Рим, на фестиваль духовной музыки.
В.Лебедев:
- А он ездил на фестиваль духовной музыки потому, что он пел в хоре в храме в Зимнем дворце. Он видел Царя, он видел Распутина – вот это… вот такой человек! Он побывал и в Париже потом.
А.Пичугин:
- В Иерусалиме, да.
В.Лебедев:
- В Иерусалиме… в Иерусалиме – это благочестиво и правильно. А в Париже – убегая из лагеря. Вот, что любопытно!
А.Пичугин:
- Это – как?
В.Лебедев:
- А вот – рассказ-то! И не прочитаете!
Дело всё в том, что он… вот, Вы сейчас вспомнили, прямо сразу как-то – к средине жизни, о том, как он сидел с 1949 года… но он – с 1948 его арестовывали-то, по-моему… но это… сейчас не в этом дело.
Кстати, насчёт сталинского отношения к Церкви – он же прибыл из-за границы с дарами от эмиграции… собирали средства – они все исчезли на границе, он сказал.
Ну… он 10 лет был на строительстве Беломоро-Балтийского канала. Но это, на самом деле, второй раз. Потому, что тут, почему-то нету – вот, в этой биографии – первого, короткого, как часто бывает – года два. Я сейчас не помню, где. Уже вот, между иеродиаконом и иеромонахом, он уже успел подвергнуться каким-то репрессиям. Что часто бывало. Мы знаем из жития подвижников нового времени. А второй раз – это 10 лет. Насколько я помню, на Беломоро-Балтийском канале. И всё время – 10 лет – он там был.
Их отпустили – кончился срок, и отправили в ссылку на… вот, в Карелию куда-то… на… такой… северо-запад. Недолго они там были, в этой ссылке. Они там – с одним тоже бывшим священником. Или монахом – ну, это неважно, в данном случае. Они не одни такие там были, как-то вот, по… состоянию… ссылали, видно.
И вдруг, прямо как у Солженицына, я помню, в «Архипелаге…», ночью – стук. 1939 год на дворе. Представляете?
Ну, с 1929… я сейчас грубо… по 1939 он был на Беломоро-Балтийском канале. Специалисты подскажут – там… 2 месяца… туда-сюда – те, кто писал его житие, и в Интернете Вы читаете.
И – стук. Явился молодой чекист. Представляете? Вот, о которых пишут, что были такие, и говорит: «Отцы, бегите!» Представляете? Значит, было это на самом деле – ну, чей-то сын, видно, я не знаю: «Вас утром возьмут и расстреляют! Всё. Я знаю, о чём говорю – бегите! Даже не посадят второй раз. Будет дело – и всё кончат. Уже началось!»
«Ну, что же, помолившись, – говорит, – побежали… Раннее утро, – как я себе представляю… ну… даже ещё темно было, – бежим-бежим… а куда не знаем бежать…» Морошка какая-то, какие-то… вот… такое… северная обстановочка, кочечки, как я себе представляю, клюква какая-то растёт… пасмурно достаточно… «И из сил выбились совершенно! И мой товарищ, отец, тоже падает уже… ну, понятно – бежим и бежим, а куда – не знаем. И вдруг, – говорит, – из тучи показывается солнце – ну, утро наступает… какое-то… а, может, и день, я, – говорит, – не знаю уже. Темно потому что, пасмурно. И падает Длань – прямо человеческая, как будто– вот, в какую-то сторону. И мой друг говорит: «Туда, наверное…» Я говорю: «Да. Ну, что?» – и бежим туда. И – падаем окончательно, без сознания, практически, от усталости», – но за спиной-то, вообще-то, 10 лет лагеря – представляют наши слушатели, о чём речь идёт? И несколько дней отдыха, – И лежим. Я просыпаюсь от того, что слышу заграничную речь, – как выяснилось, финскую, – толкает нас кто-то – может, прикладом… там… чем-то: «О… кто есть? Лежите, ру…» – перешли финскую границу». Представляете? Перед началом финской войны, как раз, прямо. Вот.
И дальше следует вот такая эмиграция уже – Париж, и Зарубежная Церковь, но он не в Зарубежной Церкви был, а в нашей, были приходы – они сохранялись.
К.Толоконникова:
- Были, были, да… Патриаршие приходы были, да.
В.Лебедев:
- Они сохранялись. Они сохранялись, я вам скажу, и в Германии даже, и даже под юрисдикцией нашего сначала Местоблюстителя, а потом Патриарха. Ну, в Париже – тем более. И он – ухаживал за пленными разными, и там даже, в Париже, да, вот так было всё. Но и не только.
И вот… Вы упомянули, почему прям… вклинились в средину… поездок наших, и жития… ну, и времени нету…
И потом его двинули… может быть, не только его – это можно уточнить, прочитав житие. Когда началось, так называемое, «сталинское возрождение» церковное, эмиграция решила – или часть эмиграции, я уж так, специально, оговариваюсь… а то у нас такие люди, которые специалисты по житию есть – собрали средства… ну… и – на восстановление храмов, сюда.
И вот, он двинулся с ними таки сюда. В 1946, предположим, году. Может, в 1947… в 1946 году. Ну, и что?
Средства исчезли в Бресте, и больше никогда их никто не видел. Он прибыл, действительно, по-моему, в Новгород… можно посмотреть… может быть, в Псков, и был там настоятелем храма. Но был не долго. Ибо, как мы знаем – многие начитанные люди – когда не получилось у товарища Сталина влиять на Совещание глав и представителей Восточных Церквей 1948 года, то всё «возрождение» стало потихонечку…
К.Толоконникова:
- Всё – по новой…
В.Лебедев:
- Да…
А.Пичугин:
- … схлопываться.
В.Лебедев:
- … полегонечку… да… схлопываться. Оно схлопнулось уже тогда. Уже 3000 храмов, надо сказать… 2000 – были закрыты.
К.Толоконникова:
- Уже, после этого времени, ни одного нового храма не открыли.
В.Лебедев:
- Нет, было 14000… в результате всех действий, к 1946 году, было около 14000. Из них, 3,5 униатских, вообще-то. Но…
К.Толоконникова:
- Нет, в 1946 году, усилиями, в том числе, товарища Сталина, униатский раскол был преодолён одномоментно…
В.Лебедев:
- Нет, ну… бывших униатских…
К.Толоконникова:
- Бывших, да.
В.Лебедев:
- Был храм, был собор… как бы… они обратились в православных. Просто, когда считают количество церквей при советской власти…
К.Толоконникова:
- … то считают и бывшие униатские храмы, да.
В.Лебедев:
- … всегда, во всех историях, всегда говорят – вот, 1939 год. Некоторые удивляются: «А почему? Что изменилось? Что, уже в 1940 что-то открыли?» Нет, это… как бы… за скобками: плюс будущие униатские.
Он послужил какое-то время, но, естественно, где-то вот к 1949 году – правильно Вы говорите, в 1948 уже его там… к нему пришли, взяли. Но не на 6 лет его осудили – это неверно в Интернете сказано! А...
А.Пичугин:
- На 25. Там – на 25 указано…
В.Лебедев:
- О, верно Вы говорите! Написано… я и хотел сказать – а на 25. В том-то всё и дело. Как… знаменитая эта, в «Архипелаге…», фраза: «Что, Лаврентий, на сколько Вы… там… сажаете?» – «На 10», – «Мало! – сказал товарищ Сталин, – 10 лет – в гимназии учатся! Сажать врагов надо на 25». Это – послевоенная установка. Это в «Иване Денисовиче», по-моему, есть… кстати сказать… у Солженицына, не трудно прочитать.
Вот, ему дали 25 лет. Как уже какому-то… там… я не знаю… ну… врагу, наверное, народа, церковнику – это при всём «возрождении». То есть, другой деятельности у него не было, никакой – ну, ранее судимый же он был, как же… а… и за границей побывал – наверное, поэтому. 25…
А.Пичугин:
- Кстати, ещё я тут читал, что он и в Финляндии успел посидеть в лагере.
В.Лебедев:
- Ну, это, может быть, для каких-то перемещённых лиц. Этого мы не знаем. Никаких жалоб на Финляндию у него – не было.
А.Пичугин:
- Ну… может быть, не было, но… тут вот, в частности, сказано, что он с 1941 по 1944 год находился в тюрьме в городе Сан-Микель, в Финляндии, а, впоследствии, в лагере для военнопленных в Лаппеенранте.
В.Лебедев:
- Не знаю. Не знаю… он не жаловался ни на какой лагерь в Финляндии.
А.Пичугин:
- Ну, хорошо… может быть, тут какие-то расхождения есть, в биографии, но дело не в этом. У нас, к сожалению, не много времени, поэтому, давайте так вот…
В.Лебедев:
- Да! Ведь, когда мы говорим о таких людях и биографиях… проще говоря… теперь уже… мы сейчас – не о перемещённых лицах, и когда, и где он был за границей – не обо всём рассказывают. И не обо всём пишут. Тем более, когда человек возвращается сюда. Надо ещё понимать это, на будущее.
Вот эти воспоминания о некоторых людях, и некоторых людей – особенно тех, кто занимал какие-то потом… были и такие люди, например, один преподаватель наш… должности, и прежнее их житие, даже за границей – оно не всегда точное. И неточное, до сих пор, в Интернете. Остаются те же лакуны, с которых мы начали. А, вот, не было у него священника! А никогда он не рождался в Италии! Вот, не было такого, да и всё!
К.Толоконникова:
- Да, вообще, о чём мы говорим? Даже в автобиографии товарища Сталина – там…
В.Лебедев:
- Да, вот именно!
К.Толоконникова:
- … белых мест полно!
А.Пичугин:
- У нас последние 5 минут остаются…
В.Лебедев:
- В общем, его посадили на 25 лет, отпустили при Хрущёве… но и, опять-таки, за кражу дров в собственном храме, в 1959, по-моему, году, посадили ещё раз. И, в конце концов…
К.Толоконникова:
- Уже по экономической статье посадили…
В.Лебедев:
- … он оказался в этом самом селе Внуто, в котором мы были.
Но это вот такой рассказ…
А.Пичугин:
- Да, но тут ещё… что меня особенно удивило – то, что его посадили ещё и в 1985 году, в Крестах он сидел, потом – в сумасшедшем доме.
В.Лебедев:
- В Крестах, его провожали туда. Вообще, это было ближе к 1986 году уже… действительно… в 1985 это было. Год с лишним он там был. И его тогда уже – ну, были орлы! – сказали: «Ну, мы Вас сейчас, отец Иосиф… сейчас напишем туда, сюда, в разные голоса…» Он сказал: «Нет… этого не надо!»
Я тогда не понимал, в чём дело. Я понял потом, со временем.
Представляете, приходит… вот, мы сейчас вышли из радиостудии, а мальчик выбегает из Детского сада с палочкой, и говорит: «Пуф-пуф! Пуф-пуф! Я вас арестую!» Вот, этот чекист из города Боровичи, районного, прыщавый старший лейтенант – он для него был таким мальчиком. Он говорит: «Я заниматься этим не буду. Меня обвиняют в антисоветском каком-то… то ли по 69 статье – это, чуть ли, не террористический акт… – вот, эта деревня – пустая, там какие-то ружьё стояло охотничье, 30-х годов – всё-таки, нашли… вот, в чём-то таком… я сейчас не помню, по какой статье, какой-то самой грозной, антисоветской, – Я заниматься этим… прошу вас… не буду!» – говорит.
И, действительно, ровно в 1987 году, в начале, в Горбачёвское время, все, сидевшие по политическим, так скажем, статьям – 70-я, 191-я – они были просто отпущены. Всё! Это – кончилось! И он приехал назад, к себе. И он был абсолютно прав. «Я этим заниматься, – сказал, – не буду больше!» Ну, в других выражениях – это я сейчас говорил… так…
А.Пичугин:
- А как вы познакомились?
В.Лебедев:
- Поехал… я же сказал, что машина наша встала. Ну, машины у меня не было, машина при советской власти была мало у кого. Мы собрались все – вот, у приятеля была машина, и мы все поехали. Уже были люди. Были из Ленинграда, они были нашими знакомыми.
Вот, Вы спрашиваете: кто, как, кому, чего передавал? Какие ксероксы? Вот, они нам сказали, что вот надо туда ехать, и вас мы там будем ждать – человек. И мы туда поехали. И, надо сказать, долго искали, поскольку ни проехать, ни пройти в это место было невозможно. Вот, там он один и служил.
К.Толоконникова:
- И навигатора нет.
В.Лебедев:
- Какие навигаторы…
А.Пичугин:
- И он служил там, прямо, вот, до конца жизни, до 1993 года?
В.Лебедев:
- Я не был в 1993 году. Служил – да. Я видел его в 80-летнем возрасте, с небольшим. Он, при том, что был человеком седым, он был абсолютно светлого ума, абсолютно крепок.
Нас поразило то, что… когда мы взялись, один, раз работать во славу Божию – храм красить, то мы, с этой работой, 30-летние… ну… с лишним тогда уже – не справились. Он вышел и сказал: «Ребята, слезьте! Вот, там такой… как второй этаж, пристройка к храму, такая… упадёте! Я сам покрашу», – и покрасил. Вот, скажу вам так!
А.Пичугин:
- Ну, да…
В.Лазарев:
- Ну, мы… к сожалению, в своём журнале… я не помню, писали или не писали об отце Иосифе, в «Православной беседе», но, вообще…
А.Пичугин:
- А что же… Вы столько лет… сколько лет журналу «Православная беседа», кстати?
В.Лебедев:
- Ну, вот… 29-й. Это – первый журнал, надо сказать, который вышел после конца советской власти, в 1991 году. Я не буду приписывать лишних лет – у нас любят это вот наши издатели – честь им и хвала, конечно, но я просто хочу сказать, что мы – первое массовое духовно-просветительское издание…
К.Толоконникова:
- Ну, «Московский церковный вестник» – сначала Вы затеяли…
В.Лебедев:
- «Церковный вестник» – я там работал, но это, всё-таки… да…
К.Толоконникова:
- … «Московский церковный вестник», а потом…
В.Лебедев:
- … а это, всё-таки, церковное… Вот, это тогда будет 30 лет…
К.Толоконникова:
- … официальное… да, да, да…
В.Лебедев:
- … официальное издание. Да, я участвовал в его – скромно так сказать – создании. Это было… этому уже – 30 лет, как. И – пошло.
Но, поскольку была церковная газета, а советская власть кончилась, то, в конце 1990 – начале 1991 года, мы с отцом Александром Макаровым – ныне он протоиерей, а тогда он заведовал отделом митрополита Питирима – решили издать журнал. Ну, как… если есть «Правда» церковная, то пусть будет и «Огонёк»!
И вот, с тех пор… сейчас середина 29-го года, с Божьей помощью…
К.Толоконникова:
- А «Журнал Московской Патриархии» в этой «табели о рангах» тогда – что?
В.Лебедев:
- Мы работали там… нет, ну это – особое дело. «Журнал Московской Патриархии» – это отдельный рассказ. Он издавался с 1943 года…
К.Толоконникова:
- Это – понятно. Просто, Вы сказали: «Если есть «Правда», то должен быть и «Огонёк». А «Журнал Московской Патриархии» – это тогда что?
В.Лебедев:
- А… это «Коммунист» тогда.
К.Толоконникова:
- «Коммунист»?
В.Лебедев:
- Потому, что – да, это не «Огонёк». Это – журнал официальный. Надо сказать… конечно, от слова «коммунист» пусть некоторые не морщатся… интересный, в те времена. Потому, что ничего, никакого духовного чтения – вот, мы об этом говорим час уже почти – при советской власти не было. Доставали, передавали, подчёркивали, и «Журнал…»
К.Толоконникова:
- … переписывали…
В.Лебедев:
- … переписывали… и «Журнал Московской Патриархии» не продавался в киосках советской печати.
А.Пичугин:
- Понятно!
В.Лебедев:
- Да, продавался в храмах. И его тоже – я работал сторожем в храме – тоже надо было достать…
К.Толоконникова:
- А в каком?
В.Лебедев:
- На Рижской, «Знамения». Вот… и его тоже надо было достать, даже работая – вот что любопытно. Даже работая.
Там работали очень интересные люди, в частности, староста – это отдельный рассказ, как можно было совмещать и служение власти, и служение Богу. Это была… такая… двойная жизнь, и мы иногда… но – благочестивая двойная. Мы иногда сейчас этих людей не понимаем, и осуждаем. Это – отдельный рассказ. Мы как-то соберёмся снова, и договорим…
А.Пичугин:
- Ну, о старосте – интересно, кстати… интересно поговорить… тоже классно…
К.Толоконникова:
- Да, да…
В.Лебедев:
- О! Он там таким был! Он там служил, он… нет, нет, нет…
К.Толоконникова:
- Старосты были разными…
В.Лебедев:
- И старосты разные. Ну, в основном, мне и старосты… и священники… Которые говорят: «Вот, он сотрудничал… епископы советские…» – не знают, о чём говорят! Не знают, о каком времени речь идёт! И не знают, что эти люди делали!
К.Толоконникова:
- И не знают сами, что подразумевают под глаголом «сотрудничать».
В.Лебедев:
- Да и не сотрудничали, а… например… покрывали – а тогда надо было – всю церковную жизнь. Кто монахинь стриг, так сказать, говорил уполномоченному, что: «А нельзя ли постричься?»… знаменитый рассказ про Владимирского владыку: «Тот, говорит, каждый раз: «Почему же – нельзя?» «Ну, пусть сходят в парикмахерскую…» – думал он. А я стриг в монахини». К примеру!
Это, вообще, никто не знает! Это – отдельный рассказ. Так, тайно и рукополагали даже – вот, отца Глеба Каледу, к примеру, в 1982 году.
То есть…
А.Пичугин:
- Тогда тайных рукоположений много было.
В.Лебедев:
- Да, да, да… То есть – нет. Осуждать – чему нас Церковь учит – нельзя. Тем более, не живя в те времена. Или живя, но совершенно… как бы… на другой планете.
Давайте, будем тут осторожны, по отношению к нашим…
К.Толоконникова:
- А разбираться и вспоминать – стоит… вот, как раз, мы этим стараемся заниматься, да...
В.Лебедев:
- … начальникам, наставникам, благодетелям, и к тем людям, которые в то время занимали явное положение в Церкви, но, в то же время, на самом деле, ей же и служили.
А.Пичугин:
- Спасибо большое! Валентин Лебедев, главный редактор журнала «Православная беседа», был сегодня в гостях у светлого радио.
Это – совместный выпуск нашей программы, вместе с музеем-исследовательским центром «Советский союз: вера и люди».
Ксения Толоконникова…
К.Толоконникова:
- Доброго вечера! Светлого вечера! Мне кажется, очень интересный разговор получился, и… такой… динамичный, хочется его продолжить, ощущение, что мы на полуслове где-то… так… на скаку…
А.Пичугин:
- Ну… Бог даст, продолжим! Адреса наши - ?
К.Толоконникова:
- Да: podspudom@yandex.ru – это адрес музея…
А.Пичугин:
- Ну, и, соответственно, адрес радиостанции info@radiovera.ru.
Спасибо огромное! Всем – всего доброго!
В.Лебедев:
- До свидания!
Неожиданный опыт. Наталья Сазонова
Поделиться
В храм я стала ходить уже подростком. И своего опыта детской веры я не получила. Наверное, поэтому, когда стала мамой, очень переживала, что могла только представлять, как чувствуют Бога мои маленькие дети. На что опираться, рассказывая им о Нём? Решила, что самое понятное — это сравнение Бога с родителем. Читала об этом в духовной литературе.
Я видела безусловное детское доверие к нам и старалась воспитать их в таком же доверии к Богу. Дети обо всём рассказывали нам, и мы приучали их так же делиться своими новостями, своими чувствами с Богом в молитве.
Наверное, в этом и состоит детская вера, думала я тогда. Но однажды она открылась для меня совсем с иной стороны.
Мы всей семьёй поехали в отпуск на Кавказ. Сняли там жилье. Днем — походы, горы, реки, бурные эмоции. А вечером надо детей как-то угомонить, уложить спать. Муж предложил: «Давайте-ка, мальчишки, быстренько укладываться, а мама нам почитает».
В хозяйском книжном шкафу нашли «Кавказского пленника» Толстого. Мне подумалось: младшему не по возрасту. Ему только шесть, поймёт ли. Ну, уж раз мы сейчас на Кавказе, то «Кавказский пленник», как раз в тему!
Начала читать. Дети притихли. Слушали внимательно. Прочла о неудавшемся побеге Жилина и Костылина. Вдруг — голос младшего, Коли. Он расстроен и разочарован.
— Мама, ну, что же они? Ну, разве не знали, что надо было сделать?
— А, что надо было сделать, Коль? — удивилась я.
— Ну, как же! Надо было помолиться сначала Богу, а потом уже бежать! Тогда бы всё у них получилось!
Я даже не нашлась сразу, что ответить.
Только: «Коль, ты слушай дальше, что будет».
Когда же Коля услышал, что побег Жилина удался, то был очень доволен концовкой.
— Ну, вот, видишь, мама! В этот раз Жилин помолился и всё получилось! Я так переживал за него! Я когда переживаю за кого-то, всегда за него молюсь!
И тут я поняла; детская вера моего сына, с её безусловным доверием Богу, может быть и осознанным поступком любви!
Он переживает за родителей, за окружающих, пусть даже книжных героев, он не может не откликнуться на беду и совсем по-взрослому решает для себя, как помочь.
Молитва воспринимается им как собственная ответственность за других! Ответственность, которую рождает любовь.
Вот так мой сын, поделился со мной опытом детской веры, о котором я даже не могла подумать. Поделился опытом действенной любви, как ответственности перед Богом за ближних! Научи, Господи, и меня такой вере!
Автор: Наталья Сазонова
Все выпуски программы Частное мнение
Сербский выбор. Илья Муромский
Поделиться
Глядя на старших ребят в школе, я думал, что всё, чем они занимаются — это круто. Им нравилось гонять в футбол, ходить по клубам и вести себя легкомысленно. Меня это так манило!
Обижался на родителей, которые пытались пресечь мои попытки стать похожим на моих «кумиров». Но однажды в нашей школе появился преподаватель сербского языка, а также истории и культуры сербского народа.
Поначалу я не обратил на это никакого внимания. Мне казалось, что двух уроков английского языка в неделю итак хватает, а тут ещё новый язык учить с нуля. Однако в душе будто внутренний голос звал меня туда со словами: «Что ты упираешься?» Просто сходи и посиди один урок. Не понравится, значит, не будешь учить этот предмет«.
На следующий день, вернувшись домой после первого занятия, я был сам не свой: глаза горели, и я взахлеб рассказывал родителям о новых словах, которые выучил на сербском языке. Но больше всего меня поразила история сербского народа. Оказалось, что ещё в 12-м веке будущий святой Савва Сербский подвизался в русском монастыре святого Пантелеимона на Афоне, и с тех пор сложилась крепкая дружба между Россией и Сербией.
Через два года изучения сербского языка на летних каникулах наша школа отправилась в паломническую поездку по святым местам Сербии и Черногории. Удалось посетить 33 монастыря и множество церквей. Мы побывали и в соборе святого Саввы в центре Белграда, столицы Сербии. Увидели легендарную фреску «Белый ангел» в монастыре Милешева, один из шедевров сербского православного искусства. Но самое главное — нам довелось лично познакомиться с митрополитом Черногорским и Приморским Амфилохием.
Когда мы были на всенощной в одном из храмов, где он служил, директору нашей гимназии протоиерею Сергию Махонину, как он поделился, очень хотелось попасть в алтарь к митрополиту. Но его не позвали. Он стоял вместе с нами. По окончании службы митрополит вышел из алтаря, благословляя прихожан, и увидев отца Сергия, спросил, почему тот не зашёл в алтарь. Отец Сергий немного смущенно произнёс: «Владыко, меня никто не приглашал». А старец Амфилохий, ответил: «Бог пригласил». И надо было видеть в этот момент глаза нашего настоятеля. В слабом вечернем свете они горели как пасхальные свечи. Было видно, как согрелась его душа, и налилось радостью его сердце. Не ожидая, но будто надеясь на такой ответ, он получил приглашение и благословение от Бога через владыку. И уже через несколько дней они вместе служили Божественную литургию в резиденции митрополита.
С тех пор прошло много лет. Вспоминая ту поездку, каждый раз ловлю себя на мысли: «А что было бы, если бы я не согласился ходить на эти занятия и променял их на простые увеселения? Какой благодати и каких памятных событий я мог себя лишить?!»
Преподобный Амвросий Оптинский говорил: «Будет то, что Бог даст. Бог же устраивает все только душеполезное, и спасительное».
И как отец Сергий получил благословение от Бога, приглашения в алтарь, так я был удостоен приглашения на простой урок, после которого пережил новые духовные открытия, укрепившие мой внутренний стержень, и ступил на новый этап христианской духовной жизни.
Автор: Илья Муромский
Все выпуски программы Частное мнение
Начальник тишины. Илья Муромский
Поделиться
Наша семья любит посещать святую обитель недалеко от Калуги. Она называется Тихонова Пустынь. Туда мы ездим за тишиной, как это ни странно звучит на первый взгляд!
Основатель обители — русский подвижник Тихон Калужский и Медынский, долгое время живший в дупле огромного дуба, что зафиксировано на иконе святого. По молитвам к преподобному Тихону многие окрестные жители получали исцеления при жизни и после кончины святого.
Сами монахи, насельники обители, принимают обет молчания, но в монастыре работает ещё очень много людей: в пекарне, в иконной лавке, в воскресной школе, на источнике. Но их не видно и не слышно! Воистину — чудо! Глубокая тишина окутывает монастырь! Тишина поселяется в сердце каждого приехавшего паломника, причём даже не та, которую можно услышать, но та, которую чувствуешь всём своим существом! Как будто именно этого просило сердце и рвалось сюда, подальше от искушений и мирской суеты.
29 июня — день памяти Тихона Калужского. Множество людей со всей России собирается на престольный праздник!
Как-то раз мы тоже побывали в обители в этот праздничный день. На источнике оказалось ещё больше людей, чем в монастыре. В тот день была открыта даже монашеская купель, чтобы не было длинных очередей на окунание. Повсюду раздавались радостные возгласы, поздравления друг друга с праздником, но шумно не было. Умиротворение разливалось и в воздухе, и в душах людей! Не обманешь душу. Ухо можно, а душу — нет. Благословение святого Тихона действует сквозь века и вновь дарит всем ощущение спокойствия и тихой, огромной радости присутствия где-то рядом нашего Спасителя.
Христа часто называют «Начальником тишины». Где бы ни появлялся Господь, наступали спокойствие и тишина. И водная стихия повиновалась ему, когда он с учениками плыл на лодке по Галилейскому морю. Стоило ему приказать буре утихнуть, как на море настал полный штиль.
Пророк Илия взошел на гору Синай, чтобы там говорить с Богом и взывал к нему, ожидая ощутить явление Бога в виде ветра, землетрясения, огня. «Но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра». И в этом тихом ветерке он услышал Глас Божий и узнал Бога.
Сердце и душа человека противятся суете. Но бывает так сложно уединиться и обрести душевный покой. Почувствовать рядом своего главного и близкого друга, Христа. Однако есть на нашей земле такие места, где «Начальник тишины» дарит истинный покой людям. Нам остаётся только довериться и идти к нему навстречу.
Приезжая в Тихонову пустынь, чувствуешь, что попал в теплые и такие родные объятья Христа. После поездки в обитель ещё некоторое время в сердце живёт тишина, и это так радостно! И просишь Бога: «Сохрани Божественную тишину подольше!»
Автор: Илья Муромский
Все выпуски программы Частное мнение
