У нас в гостях был настоятель строящегося в Марьино храма святых Жен-Мироносиц священник Михаил Сергеев.
Разговор шел о том, кто такие Жены-Мироносицы, какова их роль в Евангельской истории и почему в Москве не было храма, посвященного им.
Ведущие: Константин Мацан и Марина Борисова
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Марина Борисова —
М. Борисова
— И Константин Мацан —
К. Мацан
— Добрый вечер. И сегодня у нас в гостях иерей Михаил Сергеев, настоятель строящегося храма святых Жен-Мироносиц в Марьино. Добрый вечер, отец Михаил.
Свящ. Михаил Сергеев
— Добрый вечер.
М. Борисова
— Ваш строящийся храм святых Жен-Мироносиц, насколько я понимаю, единственный такой в Москве. Вообще-то, я поинтересовалась перед нашей передачей, посмотрела в интернете — по всей стране очень мало таких храмов. Почему, как вам кажется? Казалось бы, ведь женщин много на Руси всегда было? Почему храмов, посвященных женам-мироносицам, немного?
Свящ. Михаил Сергеев
— Действительно, в Москве это первый строящийся храм. А вот что касается количества этих храмов, действительно, это очень странно. Если мы бываем на всенощном бдении в субботу вечером и внимательно слушаем евангельское чтение, то практически на каждом из них мы слышим имена святых жен-мироносиц, которые как раз первые и пришли ко Гробу воскресшего Спасителя. Но я думаю, что, наверное, ситуация будет исправляться. Я знаю, что и в Подмосковье тоже планируется строительство храма в честь святых жен-мироносиц, и в других городах и весях нашей страны.
М. Борисова
— А как вообще пришла идея в Марьино именно такой храм создавать?
Свящ. Михаил Сергеев
— Вы знаете, когда у нас проходили общественные слушания по вопросу строительства этого храма, на них пришло достаточное количество молодежи. И когда владыка Савва, епископ Воскресенский, спросил меня: «А в честь кого будет храм?» Я говорю: «Владыка, как вы благословите». И тогда он сказал: «Давай спросим у людей». И просто обратились к залу и спросили: «В честь кого вы хотите храм?» Было несколько предложений. Кто-то предложил в честь святителя Николая, кто-то предложил в честь святой блаженной Матроны Московской. Но такие храмы у нас в Юго-Восточном округе уже есть. И тогда кто-то из молодых девушек, которая как раз носила имя Иоанны, одной из святых жен-мироносиц, и предложила: «А давайте в честь святых жен-мироносиц». И это подхватили, и вот таким образом появилось такое название.
К. Мацан
— Девушка так хотела, чтобы с ее именинами и престольный праздник был как-то связан? Рядом с домом храм. (Смеются.)
Свящ. Михаил Сергеев
— Но там было еще три Марии, как потом оказалось, поэтому все так активно поддержали. Вот таким образом родилось это название.
М. Борисова
— Я думаю, что сейчас на этой неделе, когда мы вспоминаем как раз историю о том, как жены-мироносицы пошли ко Гробу Господню помазать Его тело, и нашли Его воскресшим, хотелось бы поговорить об этом примере. Почему так важно и почему так часто Церковь вспоминает о них? Почему именно их пример так надолго стал таким флагманом?
Свящ. Михаил Сергеев
— Мы часто
с вами в Евангелии читаем о тех примерах, и Господь наш Иисус Христос говорит
часто не то, что, может быть, хотелось бы услышать, по крайней мере, тем
иудеям. Часто он обличает иудеев, приводит в пример добродетели самарян, их
милосердие. И вот здесь тоже удивительно. Хотя мы знаем, что все апостолы были
только мужчины, то есть те, которые непосредственно постоянно были Христом,
внимали Его словам. Но в то же время мы читаем и о женщинах, которые тоже
служили Христу. Но служили они несколько по-другому. Кто-то, как сказано, своим
имением, кто-то принимал в своих домах, кто-то готовил трапезу. И, безусловно,
как и в нашей жизни обычной, нам сложно представить ее без женщин, без их
труда, без их любви, без их внимания. И, конечно же, здесь мы видим тоже
удивительные вещи, когда первыми ко Гробу пришли именно жены-мироносицы. Это
тоже показывает их определенную любовь и, в общем-то, некий подвиг. Это надо было
очень рано встать, проснуться. Будильников тогда, наверное, не было. Взять
миро, одеться и пойти. Пойти туда, где стояла стража — еще неизвестно, пустили
бы их туда или нет. Но они взяли и пошли. И вот это действительно мы сейчас
можем назвать пусть небольшим, но подвигом — когда нужно себя как-то подвигать,
нужно себя заставлять, а не просто делать всё на автомате. И поэтому, в
общем-то, их имена мы знаем, наверное, из-за того, что они, несмотря на все
сложности, несмотря на страх, который, как сказано, был и у апостолов. Да и у
них, наверное, был какой-то страх, но тем не менее они встали и пошли.
Вот это удивительно, это удивительное качество человеческой души, когда именно
по любви мы делаем то, что может быть, не хотим делать — то, что нарушает наш комфорт,
то, что нарушает какое-то спокойствие. И вот это и есть показатель того, что
действительно Бог есть любовь. Что когда у нас она есть, то тогда мы — с Богом.
И мы хотим идти к Господу. Но часто, конечно, человек думает: ну, я лучше
отложу это, я сейчас лучше посплю, это потом сделаю. И в таком случае, в
общем-то, любовь у нас остается только к самим себе. Поэтому пример этих святых
жен-мироносиц, этих удивительных женщин, конечно, для всех нас — не только для
женщин, но и для мужчин, — является таким вот вдохновляющим на то, чтобы мы
трудились, чтобы мы не только что-то делали для себя, но чтобы мы задумались о
том: а что мы можем мы сделать и для других? Вот они сделали это для Христа.
К. Мацан
— Должны ли мы здесь, как люди, читающие Евангелие, для себя какой-то видеть смысл в том, что именно женщины прошли ко Гробу первыми?
М. Борисова
— Но они же не только пришли ко Гробу первыми, они еще и на Голгофе стояли. Практически, кроме апостола Иоанна, никто из мужчин, учеников, там не был, все убежали со страху.
К. Мацан
— И то, что воскресший Христос первым явился именно Марии Магдалине. Мы сегодня любим говорить о гендерных ролях, о гендерном равенстве и разнице. Это какая-то логика XXI века, что давайте мы подумаем именно о том, что женщины были первыми? Или все-таки в этом что-то есть?
М. Борисова
— Там помимо того, что они были первыми, там есть еще продолжение мысли о разнице. Если апостолу Фоме для того, чтобы он уверился, Господь позволил вложить пальцы в раны Его, то Мария Магдалина, которую не надо было уверять, которая увидела, узнала, крикнула «Равунни» и бросилась Ему навстречу — Он как раз запретил Себя касаться. То есть разница в евангельском тексте постоянно во всем. Но смысл этой разницы хотелось бы себе все-таки прояснить.
Свящ. Михаил Сергеев
— Вы
знаете, если бы мы все были одинаковые, то вообще было бы неинтересно жить,
поэтому Господь и создал нас каждого разными. Конечно, бывают и мужчины очень
эмоциональные, в некоторых восточных странах это считается совершенно
нормальным, естественным. Но в большинстве случаев все-таки мужчина
действительно немножко по-другому и размышляет. И в этом нет ничего плохого,
что мы по-разному мыслим, думаем и рассуждаем. Но вот в данном случае, конечно,
их такая любовь, такое рвение — и Марии Магдалины и других — показывает то,
что, наверное, как можно быстрее чтобы распространилась эта весть, и чтобы этих
апостолов поддержать, которые действительно пребывали в страхе, мы об этом
читаем в Евангелии. Но мы знаем, что и апостол Иоанн и апостол Петр они все-таки поспешили, даже
бегом побежали, услышав весть о том, что нет Тела Христа на том месте, где Оно
было положено. И все равно один испугался, даже остался сначала снаружи. Вы
знаете, наверное, через это Господь просто показывает нам, что мы все очень разные.
И чтобы мы учились, наверное, терпеть некие недостатки, некие особенности
характера друг друга. Ведь Господь же терпел их, Он простил — и апостола Петра, который отрекся. Мы же
знаем, что в нашей жизни, когда мы совершаем какие-то грехи, а потом искренне
раскаиваемся в них и стараемся их больше не совершать, мы чувствуем, что
Господь по Своей любви прощает нам. Мы чувствуем эту любовь Господа к нам.
Поэтому, говоря о таких гендерных различиях, я думаю, что нужно просто
понимать, что у каждого из нас свой путь. Для женщины — все-таки изначально
было сказано и Еве о том, что для нее прежде всего это рождение ребенка,
воспитание детей, это все-таки более важное и главное. Я знаю, что многие
современные женщины подумают о том, что, ну, это было очень давно и, наверное,
это все как-то устарело. Я знаю таких женщин, которые приходят к нам в храм,
которым по 30 лет, 30 с небольшим лет, и
они говорят о том, что «нам так удобно, мы так хорошо живем — мы в храм можем
ходить, мы соблюдаем все посты. Но у меня нет желания, например, сейчас
создавать семью, я не готова — у меня прекрасная интересная работа, я себя
реализую, я этим служу людям». Но проходит еще несколько лет, и она
приходит и говорит о том, что «я сейчас
начала задумываться о том, чтобы создать семью». А время уже ушло. И, конечно,
женщине, которой 35-40 лет, уже намного сложнее создать семью, если сравнить ее
с 18-20-летними девушками. Почему? Поэтому, что у нее, конечно, не только уже
возраст, приближающийся к 40-45 годам, когда уже часто и родить ребенка бывает
сложно. Но у нее уже сложившийся определенный характер, определенные
представления о том, каким должен быть муж. У нее чаще всего уже достаточно
серьезный и жизненный опыт, возможно, она является каким-то руководителем даже.
Поэтому для нее даже с этой точки зрения очень сложно бывает найти достойную
пару, как часто сами женщины об этом говорят. И вот тогда уже начинается
совершенно другое — когда женщина понимает, что она потеряла много-много лет.
Да, ей казалось тогда, что ее жизнь интересна, насыщена, она путешествовала,
она общалась с разными людьми. Но при этом она не реализовала себя так, как это
было задумано Творцом. И это понимание иногда действительно приходит достаточно
поздно. И после этого часто иногда даже бывает уныние — когда она понимает. Она
готова оставить эту работу, она готова полностью посвятить себя семье. Но, к
сожалению, время упущено.
К. Мацан
— Иерей Михаил Сергеев, настоятель строящегося храма святых Жен-Мироносиц в Марьино сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер».
М. Борисова
— По поводу самореализации женщины — тут ведь тоже Евангелие представляет, и история Церкви представляет массу вариантов. Пускай немного женщин, но в церковной истории есть равноапостольные жены. Их, правда, всего 5 канонизировано, но все-таки это пример. Это Мария Магдалина, это Фёкла, это царица Елена, это княгиня Ольга и Нина, просветительница Грузии. Пусть это, скорее, исключение из правил, но все-таки Господь оставляет и такой путь для женщин, хотя и редких. А как узнать? Ведь мы же не знаем — воля Господня не всегда нам открыта и не написано у нас в каком-то интернете, нельзя найти о себе волю изложенную. Поэтому тут человек опирается на какую-то интуицию, которая может и подвести. Поэтому, может быть, женщины не спешат реализовываться в семейной жизни, а чувствуют какое-то призвание к другим профессиям, к другим занятиям?
Свящ. Михаил Сергеев
— Вы
знаете, да, действительно это так. Но я замечу лишь то, что две из этих пяти
равноапостольных святых жен были замужними и у них были дети и они были, по
крайней мере, как их жития описывают, прекрасными женами. Но здесь, конечно,
хочется сказать то, что действительно есть такие женщины, которые полностью
себя реализуют и они, в общем-то, счастливы, занимаясь какими-то общественными
делами и проводя таким образом свое служение. Я знаю таких. Но, вы знаете,
все-таки внутренне человек часто пытается иногда как-то себя убедить в том, что
вот это мое служение. И действительно, некоторые говорят: «А я не знаю, что мне
делать: каким путем идти?» Конечно, это такие вопросы, которые лучше решать с
духовником, который тебя знает, уже, может быть, не один десяток лет. И в этом
случае, конечно, можно получить, ну, по крайней мере, совет. Конечно, выбор
делать самой девушке или женщине — какой путь ей выбрать. Но в то же время я
знаю пример, когда одна женщина, моя знакомая, получила очень хорошее
образование и защитилась в Греции, получила степень доктора богословия — для
нашей Церкви это очень большая редкость.
Но, как мне кажется, вернувшись к нам в Россию, на родину, ей будет очень
сложно реализовать себя именно как ученого, как богослова, потому что, конечно,
можно сказать, что традиционно в нашей Церкви богословием занимались именно
мужчины. И не только священники, были и миряне. Но речь идет именно о самореализации
— о том, что если мы получаем какое-то образование, если мы совершаем
какое-либо общественное служение: насколько мы действительно чувствуем, что мы
получаем от этого радость и не только пользу доставляем, но и на душе у нас
замечательно и спокойно. Я позволю вспомнить себе человека, который уже ушел в
вечность — это Лиза Глинка, которая действительно была именно такой женщиной,
которая полностью себя отдавала тому служению, которое она несла. И вот это
пример, он очень редкий на самом деле — когда она действительно была счастлива.
Как она сама говорила, она «балдела» от этого — от того, что у нее есть
возможность помогать этим несчастным.
К. Мацан
— Но при этом парадоксально, а может быть, и не парадоксально — когда у нас в этой студии был супруг, в тот момент уже вдовец, Глеб Глебович Глинка, и он рассказывал, что она, будучи всецело в своей работе, никогда не отрывалась от семьи. И у них была счастливая семья с приемным ребенком, одним из нескольких. И все выходные она строго, как говорил Глеб Глебович, всегда проводила с семьей. И единственные выходные, которые она решила провести без семьи, был тот самый рейс. То есть пример того, когда человека (по крайней мере, по словам супруга) семья держала и была тем самым якорем, тем основанием, на основе которого можно было благотворить всем окружающим, чем она и занималась.
Свящ. Михаил Сергеев
— Это еще более замечательно. И подтверждает мою мысль о том, что человек, у которого есть такой тыл — пусть это будут редкие минуты, когда человек может быть вместе со своей семьей, но тем не менее это действительно то, что укрепляет и вдохновляет нас. Но у нее была настолько насыщенная общественная жизнь, что о семье мы узнали только тогда, когда она погибла. По крайней мере, я об этом узнал. Казалось, что она вся полностью в своей работе. Но вот, видите, вы меня немножко здесь опровергли.
К. Мацан
— Мы говорим о социальных ролях мужчины и женщины. Об этом говорят много, в том смысле, что об этом можно говорить бесконечно, потому что сколько судеб, столько и будет векторов и направлений. Но то, что мы читаем в Посланиях апостола Павла, что «во Христе нет ни мужского пола, ни женского». Это о чем?
Свящ. Михаил Сергеев
— Это о том, что у каждого из нас, и у мужчин и у женщин, есть одинаковая возможность для спасения. То есть вне зависимости от того, какого мы пола, если мы идем ко Христу, если мы стараемся исполнять Его заповеди, прежде всего заповедь любви, то тогда действительно нет никакой разницы для спасения души. И в этом смысле, в общем-то, христианство отличается от многих других мировых религий, в которых прямо говорится о том, что женщина человек несколько другого порядка, чем мужчина. Более того, вот человеческий род достиг своего высшего духовного развития в Деве Марии. И мы видим, как Она поднялась до невиданных ангельских высот, превзошла даже их, став «Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим». И в этом смысле нельзя упрекать и говорить о том, что Церковь каким-то образом принижает женщин или роль женщины. То почитание Пресвятой Богородицы, которое есть в христианском мире, как раз это и является главным опровержением такого повода.
М. Борисова
— Но у апостола Павла есть слова, которые сегодня, можно сказать, становятся периодически камнем преткновения, потому что когда мы читаем «и жены ваши в храме да молчат», — учитывая, что в основном в храме у нас женщины стоят, многих это изречение крайне удивляет и обижает. И тут встает вопрос: эти слова обращены к конкретным женщинам города Коринфа или они имеют вселенское значение? И если да, то в чем это значение?
Свящ. Михаил Сергеев
— Я думаю, что такое частное обращение к женщинам города Коринфа, оно имеет, наверное, более вселенское значение, потому что, как я уже сказал, даже получив прекрасное образование, тем не менее, и традиция церковная говорит нам о том, что все-таки учить должны мужчины. И в этом опять же нет никакого ущемления прав женщин, потому что, ну по-другому мы устроены — мы все устроены, как я уже говорил, по-разному. И, конечно, возможно, что женщина может сказать слова какие-то и ободрения и поддержки. Но вот что касается именно учительства, то в Церкви мы знаем только мужчин, которые являются действительно богословами, являются отцами Церкви. И опять же, здесь нет никакого такого, знаете, гендерного неравенства. Почему? Потому что каждому Господь дал свои таланты и свои возможности. У женщин настолько много забот, которые она может и осуществлять в храме. Я знаю женщин, которые делают прекрасные, если говорить о современной жизни, прекрасные сайты. Я знаю женщин, которые работают в синодальных учреждениях нашей Русской Православной Церкви, которые действительно прекрасно справляются со своей работой. Но никто из них, я думаю, не хочет на себя взять роль именно такого богослова, философа, который пытается открыть, представить что-то по-новому, какую-то христианскую идею изложить. Потому что вот так мы созданы Богом. И если мы посмотрим на современный храм, то, в общем-то, большинство тех, кто трудится в храме — это тоже женщины. Но они трудятся каждый на своем месте. И это не умаляет ни в коей мере их роль и их значение. Я знаю храм, в котором, это мне рассказывал священник, настоятель этого храма, — когда на Пасхальной службе в руках у женщины, которая просто приходит убираться в храме (причем она приходит просто в свободное время — она не трудится в храме, она приходит именно убираться), у нее действительно зажглась свеча, сама собой зажглась свеча. Это было настолько явное чудо, о котором, конечно же, говорили. И настоятель мне говорил: «Представляешь, вот не у меня зажглась свеча, а у нее». Мне пришлось его даже немножко успокоить. Ведь действие благодати Божией оно же не ограничивается алтарной перегородкой. Поэтому благодать Святого Духа действует абсолютно на всех — на тех, кто готов ее принять и для тех, кто готов, наверное, ей поделиться.
К. Мацан
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Напомню, сегодня в «Светлом вечере» иерей Михаил Сергеев, настоятель строящегося храма святых Жен-Мироносиц в Марьино. В студии моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам через несколько минут.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. И сегодня в этой студии с нами и с вами иерей Михаил Сергеев, настоятель строящегося храма святых Жен-Мироносиц в Марьино. И мы продолжаем наш разговор.
М. Борисова
— Батюшка, вот воистину бодливой корове Бог рог не дает. И учительствовать в том плане, чтобы нести некое пророческое служение, женщине явно не дано. Но очень хочется. А учитывая, что у нас все-таки паства по большей части женская, да еще и неофитская, поскольку в силу обстоятельств непреодолимой силы в нашей стране многие и многие верующие — это верующие в первом поколении или с большим перерывом: прабабушки, прадедушки, а потом многие десятилетия безрелигиозных семей. И так уж получается, что священника зачастую не хватает на то, чтобы ответить на все вопросы всех прихожан. И прихожане начинают учить друг друга. А поскольку прихожане в основном женского пола, то соответственно и учение получается. Что с этим делать?
Свящ. Михаил Сергеев
— Да,
действительно, несмотря на то, что в 90-е годы, когда появилась возможность
открывать храмы, восстанавливать порушенные храмы, строить новые храмы, пришли
мужчины, тем не менее, действительно большинством наших прихожан остаются
женщины. И часто бывает так, что придя в храм, не всегда мы готовы меняться
сами, а мы пытаемся менять других — под свои представления о том, что
правильно, что неправильно. И в этом-то, в общем-то, и главная проблема. Это
касается не только женщин, это касается и мужчин, безусловно. Но иногда мы
действительно можем встретить тех, кто находится в храме, стоит у подсвечника
или в церковной лавке, которые чем-то раздражены, которые пытаются сразу
сделать замечание тем, кто, может быть, не в той одежде пришел, не так что-то
спрашивает. Вот этого, конечно, быть не должно. И мы должны понимать о том, что
люди, приходя в храм, чаще всего приходят с какой-то бедой, с какой-то проблемой.
И мы призваны прежде всего им помочь — не сделать какие-то замечания, а именно
помочь. И Христос, обращаясь к апостолам, сказал: «Идите, научите все народы».
То есть сначала надо научить. Сначала мы должны прежде всего своим собственным
примером показать, если мы, конечно, это можем, как поступить по-христиански. И
вот в этом случае, если, конечно, прежде всего настоятель храма понимает это,
то и на приходе не бывает тех проблем, которые связаны, как некоторые говорят,
с ворчащими старухами, постоянно недовольными чем-то и так далее. Конечно, мы
говорим сейчас о городских храмах, где есть, наверное, возможность, так скажем,
выбрать кого-то, у подсвечника благословить, стоять не этой одной бабушке,
которая пришла и мы рады, что хотя бы она пришла, а кому-то другому. Но если мы
берем сельские храмы, там, конечно, всё сложнее.
Но, безусловно, в любом храме должна быть работа с теми людьми, кто встречает
приходящих в храм. Может быть, первый раз зашедших в православный храм. Ведь от
этого зависит очень многое. Я думаю, что каждый человек, даже ворчащая бабушка,
если с ней поговорить и призвать ее к тому, чтобы она задумалась о том, а как
же мы будем давать ответ перед Богом за тех людей, которых мы отвернули от
храма? После которого они говорят: «Я больше никогда в храм не зайду». Конечно,
можно много говорить о том, что это гордыня. Конечно, это всё так. Но мы не
должны быть вот таким соблазном для людей, которые впервые или нечасто
переступают порог храма.
М. Борисова
— Батюшка, вы говорили уже о том, что все-таки Богом данная роль женщины она реализуется в семье. Но поскольку молодые, в особенности девушки, когда приходят к вере в студенческие годы или чуть после окончания учебы, они все-таки очень эмоциональны и очень романтичны. А в церкви они встречают какие примеры? — примеры экстремальные. Вот Великим постом мы много раз вспоминали пример преподобной Марии Египетской. То есть это пример такой огненной веры — вот человек увидел свои грехи во всем безобразии, покаялся и всю остальную жизнь в подвиге молитвы и поста и покаяния положил на то, чтобы каким-то образом изменить себя вот так радикально. Это очень увлекательный пример. И я думаю, что женские монастыри полнятся как раз молодыми женщинами, девушками, которые именно за таким примером туда идут. Но чаще всего находят совершенно другую реальность. Но я хотела обратить внимание на то, что в Москве, если спросить постоянных прихожанок московских храмов, что они думают о Евфросинии Московской, я думаю, очень большое количество женщин даже постоянно ходящих в церковь, не скажет вообще об этой святой ничего. А ведь это потрясающий пример как раз реализации своего христианского призвания в семье. Девочка в 13 лет была выдана за мальчика 15 лет, и потом в течение всей жизни буквально плечо к плечу. Дмитрий Донской в силу исторических условий постоянно был в каких-то воинских походах, то есть она постоянно оставалась как бы за него на хозяйстве. При этом 12 человек детей, при этом эта счастливая 22-летняя семейная жизнь прошла под знаменем пожаров, осад, потери всего имущества, бегства со в семи детьми. Ей пришлось собственного 13-летнего сына на 2 года отправить в Орду, не зная о нем ничего, практически заложником. То есть что пережила эта женщина на протяжении этих 22 лет, просто немыслимо. И казалось бы, когда уже Дмитрий Донской на смертном одре мог бы просто благословить ее, и она бы спокойно ушла в монастырь, как и хотела, — нет, он ей завещал быть соправительницей своего старшего сына. И она приняла это служение. То есть вся жизнь — служение. И при этом почему-то об этой святой очень мало говорится. А говорится в основном о подвиге монашеском. Это же тоже какой-то перекос, примеры же должны быть какие-то сбалансированные.
Свящ. Михаил Сергеев
— Вы подняли очень важную тему — это служение женщины и ее жизнь в обычной семье. Конечно, мы читаем о подвигах и монашеских и разных других. И при этом забываем о том, что большинство современных прихожан никакого отношения к этим подвигам не могут иметь. Почему? Потому что у них есть заботы по семье. И часто те проблемы, которые возникают в семье — это муж, который может выпивать, может гулять, может еще чем-то заниматься, что не нравится женщине. Это дети, которые, может быть, не оправдывают надежд, которые, может быть, даже и не имеют каких-то явных пороков, но они не в церкви, они не в храме, они живут такой светской обычной жизнью, очень далекой от духовной. И вот это всё очень часто и тяготит современных женщин, которые пришли к вере и которые действительно стараются устроить свою жизнь по вере. И в этом-то тоже есть определенный смысл, потому что этот тот крест, который мы должны нести. Ведь хочется всё исправить, хочется сделать верующими всех вокруг, хочется, чтобы и муж и дети по воскресным дням ходили вместе в храм. Но этого не происходит. А часто мы видим и прямое отторжение. Или другая ситуация — когда родители уже достигают определенного престарелого возраста и за ними нужен уход, а хочется пойти в храм. А вот не получается. Вот, духовная жизнь человека начинается тогда, когда мы не задумываемся… Вернее, когда мы не делаем то, что нам хочется сейчас — почитать акафист, пойти в храм, поехать в паломническую поездку. А когда я действительно начинаю служить тем, чем я могу служить своему близкому человеку. И в этом-то и заключается именно несение своего креста, о котором Господь говорит нам в Евангелии. Но ведь хочется-то совершенно другого. И здесь этот выбор, который мы делаем, он и является показателем, к чему, в общем-то, стремится наше сердце.
М. Борисова
— Но все равно остается ощущение у женщины, которая посвящает себя исключительно семье, что вот судьба ее как-то обделила. Не у всех, конечно, но у многих. В особенности, у тех женщин, которые получили высшее образование, начали какую-то профессиональную жизнь, а потом вдруг Господь их наградил чадородием, и они рожают одного, второго, третьего, четвертого. И остается ощущение: ну как же? «А счастье было так возможно, так близко!..» Как примирить в женской голове и в женском сердце вот эти два кажущихся разными пути?
Свящ. Михаил Сергеев
— Честно говоря, наверное, я не встречал, может быть, таких женщин, которые жалели о том, что они, рожая детей, воспитывая детей, лишились своей карьеры. Я знаю женщину, которая родила одиннадцать детей. И у которой не сложилась карьера оперной певицы. Но она жалела об этом только тогда, когда были первые двое. А вот потом, когда уже третий, четвертый и остальные дети рождались, она просто благодарила Бога и она в этом видела свое предназначение. И она была счастлива. Наверное, конечно, бывает и так, что рожая детей, воспитывая их, а затем дети взрослеют и если они не оправдывают тех надежд, которые на них возлагают, наверное, может быть, и бывают такие сомнения. Хотя я, честно говоря, таких не знаю.
М. Борисова
— Сейчас ведь есть другая проблема и женщины, молодые женщины в церкви об этом говорят. Но об этом мало слышно в таком медийном пространстве. Редко кто доносит свою боль до более широких слушателей и зрителей. Речь идет о том, что в церкви, как вообще в жизни нашей, очень много матерей-одиночек. Иногда с одним, иногда с двумя детьми. И проблема эта реальная, потому что мужчины, приходящие в церковь, они все-таки хотят создавать с чистого листа семью, и они ищут себе спутниц жизни среди девушек. А вот молодые женщины, у которых уже один или двое детей, они остаются в этом своем положении — и не удовлетворенными, и с абсолютно непонятной перспективой. Нельзя же сказать, что это семья. А с другой стороны, остальные способы христианской реализации, пока дети не подрастут, для этой женщины закрыты. Как решать эту проблему? И вообще, можно ли ее решить в Церкви?
Свящ. Михаил Сергеев
— Вы знаете, чаще всего, как мне кажется, такие женщины, которые, как они говорят, уже обожглись, они даже и не хотят думать о том, чтобы создать новую семью. Даже с верующим человеком. Потому что как-то очень сильно у них остается боль от первого брака, который по тем или иным причинам, распался. Но, безусловно, Церковь дозволяет второй брак, особенно если это касается тех женщин, которые не были виновны в распаде семьи — когда муж просто ушел от них. И, конечно, в этом смысле в качестве такой икономии дозволяется вступление во второй брак. Другое дело, что многие боятся — насколько они смогут быть счастливы в этом втором браке? Действительно, как вы правильно сказали, не все мужчины готовы брать женщину уже с детьми. Хотя у нас на нашем приходе такие примеры есть. И когда оба супруга понимают, что они какие-то ошибки допустили, если у них обоих второй брак, то они делают выводы из этого и стараются, как говорится, не наступать еще раз на грабли, то получаются хорошие счастливые семьи. И в этом смысле часто мы просто, наверное, не задумываемся о том, что любовь она всегда жертвенна. И мы должны обязательно чем-то пожертвовать — своими какими-то представлениями, своими какими-то стереотипами, — если мы хотим действительно любить, быть любимыми и учиться дарить себя. Это всегда жертва. Но не все готовы на эту жертву.
К. Мацан
— Иерей Михаил Сергеев, настоятель строящегося храма святых Жен-Мироносиц в Марьино сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Вот смотрите, мы неизбежно, говоря о пути женщины в Церкви, затрагиваем тему чадородия, многодетности. Вы тоже привели пример с женщиной, у которой не сложилась карьера оперной певицы, но у нее 11 детей. У нас в студии не раз были родители многодетных семей — и 10 детей, 11 и так далее. И все они в один голос, что для меня стало даже удивительным, говорили, что мы против мифологизации многодетности. Мы против того, чтобы в общественном сознании это превращалось в некоторую миссию и чтобы на таких многодетных родителей смотрели как на тех, кто встал на путь какого-то некого такого исполнения высокой задачи и по этому пути идет. Нет. У нас рождались дети — один, второй… Нам нравятся маленькие дети. Но они вырастают, нам хочется еще маленького ребенка. То есть они это не осмысляют в терминах какого-то такого следования высоким идеалам. У них это просто жизнь. А мы, когда об этом говорим, мы все время, как мне кажется (может быть, у вас другое ощущение, вы поспорите), мы часто именно к этой мифологизации и скатываемся. И еще под это подверстываем такое, что женщина же «чадородием спасается», об этом же апостол говорит. Я боюсь ошибиться, но, по-моему, там фраза такая, что «жена спасается чадородием», а дальше запятая, «если пребывает в любви и святости». То есть если не пребывает, если нет универсальной духовной жизни, опять-таки, не гендерной, то сколько детей ни рожай, то по идее, не сработает. Я сейчас очень лапидарно это выражаю, может быть, намеренно обостряя. Но вопрос мой вот в чем: нет ли у вас ощущения, что ввиду этого и вправду бедная женщина в церкви пребывает в неком таком состоянии давления на нее? — вот если ты меньше какого-то числа детей родишь, то еще не гарантировано спасение. То есть надо куда-то в бесконечность дальше уходить в этом вопросе.
Свящ. Михаил Сергеев
— Я знаю
много разных точек зрения на эту ситуацию. Но выскажу свою позицию.
Действительно, не всегда многодетность является спасительной. И не всегда
многодетность является счастливой. Здесь действительно очень важно это
продолжение — «если она пребывает в любви и святости». То есть многодетность
является таким бременем тяжким, когда уже и муж выбился из сил, он не знает,
где ему еще подработать, чтобы прокормить семью. И женщина сетует внутри себя,
хотя она может не говорить об этом. Зачем я согласилась на это? Здесь проблемы,
тут проблемы. Жилья нет, никуда не съездишь с таким количеством детей, а
хочется и отдохнуть когда-то. И вот если такое, то, конечно, такая
многодетность не на пользу – она является только постоянным раздражающим фактором,
который вряд ли способствует тому, что такую семью можно назвать счастливой. Да
и дети тоже это чувствуют — они понимают, что они иногда мешают. Вот это,
конечно, страшно. Конечно, бывает другая ситуация, когда удается и всех
обеспечить, удается и всем уделить время, внимание. Но мне кажется, такое
бывает тоже не всегда и не часто. Поэтому Господь нам дал разум. У каждого из
нас свои возможности, свое состояние здоровья, поэтому говорить о том, что
обязательно все должны быть многодетными, я думаю, это совершенно неправильно.
Конечно, Господь дал заповедь «плодитесь и размножайтесь». Кто-то по этому
поводу даже расчеты какие-то производит: плодитесь — это двое детей,
размножайтесь — это трое и больше. Здесь, мне кажется, нужно именно довериться
Богу и стараться прежде всего именно самому жить вот так, как мы должны жить —
всегда спрашивая себя о том, какие последствия будут от того или иного решения
нашего.
Конечно, часто бывает так, что ребенок рождается, как у нас говорят,
незапланированно. Но здесь тоже есть особый Промысл Божий — мы понимаем, что
если такое произошло, нужно учиться благодарить Бога за это, и тогда всё
Господь даст тебе на этого ребенка. Я знаю случай, когда женщина, живущая в
однокомнатной квартире, подошла ко мне: «Батюшка, вот двое маленьких детей. Я
узнала, что я беременна. Не знаю, как сказать мужу. Он очень ответственный, но
работает так, что зарплата не очень большая, мы живем в однокомнатной квартире.
Даже не знаю, кроватку сейчас куда поставить еще одну». И когда она понимает, что
надо просто сказать: «Слава Тебе, Господи! Господи, управь всё по Своей воле».
И действительно, когда она смирилась с этим, — даже не то что смирилась, а
возрадовалась, — то она смогла и мужу сказать в подходящий момент об этом, и
муж получил новое назначение на работе. И материальная ситуация в семье
изменилась. И Господь чудесным образом послал им возможность проживать, правда,
временно, в течение 5 лет, но в большой квартире, за которой попросили
уезжающие за границу родственники присмотреть и пожить в ней. Поэтому когда мы
действительно доверяем Богу — бывает, что-то от нас зависит, а что-то от нас не
зависит. Вот если ситуация такая, которая не зависит от нас, значит, нужно
научиться возблагодарить Бога за это и тогда Господь всё даст.
М. Борисова
— Вы упомянули одну из главных христианских добродетелей — смирение. И как раз его-то среди современных женщин, наполняющих наши храмы, становится все меньше и меньше. Причем не потому, что они такие плохие, а потому, что так складываются обстоятельства жизни. Это неполные семьи, еще куча всяких обязательств, которые женщина вынуждена выполнять, и проблемы, которые она должна решать. Если она не решит, то не решит никто, потому что, к несчастью, часто мужчина, оказывающийся рядом с ней, слишком инфантилен, чтобы брать ответственность на себя. И кто-то должен же, в конце концов, решать проблемы семьи. Женщина привыкает к этой роли — как бы быть всему головой. И, попадая в храм, ей снова вернуться в состояние кротости и смирения очень трудно. Однажды наблюдала такую сцену. Батюшка вышел читать проповедь, к нему подошла какая-то группа народу послушать. И рядом со мной стояла женщина, взрослая женщина, простая. Она послушала-послушала, вздохнула глубоко, сказала: «Эх, жизни они не знают». Махнула рукой и пошла свечки покупать или что-то такое делать, более земное. Вот это ощущение, что женщина в храме лучше священника знает жизнь, и священник мало чему ее может ее научить, потому что он учит идеальному, а она жизнь знает практическую — нет ли в этом опасности? И если она есть, то как ее преодолеть?
Свящ. Михаил Сергеев
—
Во-первых, скажу, что священники все разные. Кто-то говорит заученные тексты, а
кто-то старается, прочитав евангельский отрывок, прочитав какую-то духовную
книгу, поделиться тем опытом, который он узнал сам. И в этом смысле, конечно,
часто мы слышим в проповеди то, что, в общем-то, известно, — с одной стороны. С
другой стороны, — то, что нам не дает ничего нового. И в этом смысле такую
женщину понять можно, с одной стороны. С другой стороны, ведь часто в жизни
бывают такие ситуации, проходя которые, мы начинаем видеть свои недостатки.
Кто-то видит свою гордыню, кто-то видит свою жадность какую-то, другие свои
пороки. И, конечно, если мы, как говорится, вот именно только со своей
колокольни смотрим на эту ситуацию, то нам действительно в церкви не будет
ничего интересно. А вот когда мы приходим и говорим — себе, прежде всего — говорим и молимся о том,
чтобы Господь открыл нам то, что нам нужно сейчас узнать, увидеть,
прочувствовать, то тогда человек и получает ответ. Многие же ведь действительно
приходят в храм лишь только помолиться о здоровье близкого человека, который
попал в больницу, о детях, которые сдают экзамены, о том, чтобы не выгнали с
работы, потому что какая-то проверка. Но если мы только об этом будем молиться,
то действительно мы ничего нового для себя в храме не откроем.
А когда человек приходит к Господу именно вот в смирении таком, говоря:
«Господи, помоги мне, открой мне: как мне поступить в этой ситуации? Вразуми
меня!» То тогда Господь и вразумляет, порой через совершенно удивительные
примеры. Это не обязательно происходит в церкви — это иногда происходит при
встрече с людьми на улице, в общественном месте, в магазине, где угодно. Но
тогда, когда мы действительно
смиряемся, когда мы не считаем себя умными, опытными, знающими и так далее.
Поэтому, конечно, в данном смысле есть определенные церковные правила,
апостольские правила, которые говорят о том, что и священник должен быть
определенного возраста, только с этого возраста он может рукополагаться, быть
рукоположенным. И опыт у него должен быть жизненный определенный. И прежде
всего, конечно, если священник сам старается свою духовную жизнь вести, то
тогда ему есть чем поделиться даже с таким человеком, который может быть старше
его, с человеком, как вот эта женщина, которая жизнь знает, как ей кажется.
Поэтому очень многое зависит от того, с какими мыслями мы приходим. В то время
вы подняли очень важный вопрос, когда действительно часто женщина у нас
является невольно главой семьи. Но здесь ей только можно посоветовать,
оставаясь вынужденно главой семьи, приходя в храм, вспоминать о том, что иногда
хорошо просто быть учеником. Иногда даже полезно просто помолчать. Даже если у
тебя внутри что-то кипит и ты хочешь что-то возразить и ты с чем-то не согласен
— вот успокойся. Пройдет некоторое время, и ты увидишь, возможно, что ты не так
уж прав, как тебе кажется.
М. Борисова
— Как были ученицами и жены-мироносицы, о которых мы сегодня вспоминаем.
К. Мацан
— Спасибо большое за эту беседу. Мы поздравляем всех наших радиослушателей и всех присутствующих в студии с наступающим Днем жен-мироносиц. Напомню, сегодня в «Светлом вечере» с нами и с вами был иерей Михаил Сергеев, настоятель строящегося храма святых Жен-Мироносиц в Марьино. Марина Борисова и я, Константин Мацан. До свидания.
М. Борисова
— До свидания.
Свящ. Михаил Сергеев
— Всего доброго. До свидания.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (08.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 5 зач., II, 22-36
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Есть ли в наше время люди, подобные апостолам? Или же это служение — атрибут исключительно древней Церкви? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
22 Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
23 Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
24 но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
25 Ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
26 Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании,
27 ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления.
28 Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим.
29 Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
30 Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
31 Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.
32 Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели.
33 Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
34 Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
35 доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
36 Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Книгу Деяний апостольских иногда называют Евангелием воскресения. С такой силой в ней делается акцент на том, что Иисус Христос действительно умер и восстал из мёртвых. Эта мысль выходит на первый план не столько благодаря многочисленным рассуждениям, сколько деяниям апостолов. Другими словами, если бы не было Пасхи Христовой, ученики Спасителя не смогли бы совершить тех дел, о которых говорится в книге. Они не пошли бы проповедовать Евангелие. Скорее всего они просто перестали бы существовать как группа. Разбежались бы. Каждый пошёл бы по жизни своей дорогой.
Вместо этого мы видим небывалый энтузиазм и воодушевление. Не слишком образованные, провинциальные, без всякой финансовой и административной поддержки, вопреки запретам сильных мира сего, не обращая внимание на угрозу потерять свободу, здоровье и саму жизнь, апостолы говорят о Христе. О том, что Он воскрес. Само по себе это действие — яркое свидетельство истины их слов. Это яркое свидетельство того, что их вера живая. Её подпитывает мощный источник. Сердце апостолов будто наполнено огнём, жар от которого чувствуют и они сами, и о окружающие. Это энергия божественной благодати. Она побуждает учеников говорить о Своём Учителе, а людей слушать их и принимать всё сказанное с доверием.
Бог устроил человеческое существо таким образом, что, если Божественная благодать наполняет наше сердце, её невозможно скрыть. Её невозможно спрятать от окружающих и сделать своим личным достоянием. Она жаждет излиться наружу — побуждает нас делиться этой радостью с другими. И этому позыву невозможно противиться. Даже если существует угроза физической расправы или смерти, сила Божия такова, что её невозможно удержать. Древний пророк Иеремия очень красноречиво свидетельствует об этом: «Ты влёк меня, Господи, — и я увлечён; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог». Не мог пророк не говорить о Боге своим соплеменникам. Несмотря на то, что они смеялись над ним и гнали его. Как говорил Христос в Евангелии, «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, но [ставит её] на подсвечнике, чтобы входящие видели свет».
Важный духовный принцип следует из этого. Если мы Божии, если Его благодать живёт в нас, мы не можем не свидетельствовать о Нём. Это не означает, что мы должны с каждым встречным говорить о Боге, доказывая истинность христианства. Внешне наша жизнь может быть волне обычной. Работа, семья, бытовые обязанности. Однако если человек стремится, подобно апостолам, не просто говорить о Евангелии, но исполнять Его, жить им, искать волю Божию и служить своим ближним, даже самые привычные и рутинные дела, которые он совершает, преображаются. Господь наполняет каждую нашу мысль, каждое наше слово и поступок светом Своей благодати. И так делает нас живыми свидетелями и проповедниками Своего Небесного Царства.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
У нас в студии был клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид Кургузов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, как после работы программистом и эстрадным режиссером пришел к решению стать монахом и священником.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником Святой Пасхи. Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. В студии приветствуем вас мы, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. Добрый вечер.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Здравствуйте.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Давид, напомню и нашим слушателям, что в этой программе, которую мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек, мужчина, дерзает служить алтарю и видит это своим главным и единственным служением. Это всегда, как нам кажется, путь вопросов, путь поиска, иногда сомнений или преодоления каких-то сомнений. И, наверное, на этом пути есть не только вопросы, но и ответы. Какие размышления, какой опыт о Боге, о жизни, о церкви на этом пути возникал, это очень интересно. И нам представляется, что это может войти в резонанс с теми вопросами о жизни, которые есть у наших слушателей. А они разной степени церковности, кто-то уже ходит в церковь, кто-то, может быть, только присматривается к религиозной традиции со стороны. Вот об этом поговорим. Мы до начала нашей программы с вами начали уже о вашей биографии рассуждать, вы стали рассказывать. Там виражи крутые, достаточно сказать, что по первому образованию вы программист, а по второму — режиссер эстрады, вы закончили ГИТИС эстрадный факультет как режиссер. Если переход из программирования в творчество в принципе не такой уж редкий в нашей жизни, то ваш следующий переход после эстрадного факультета ГИТИСа через какие-то, видимо, этапы к священству и к монашеству — вот это уже вираж. Это уже само по себе интересно. Расскажите, как это получилось, каким путем вы в этом смысле шли, на какие важные, может быть, вехи и этапы этот путь для вас распадается.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, в конце обучения, это был четвертый-пятый курс, всего пять лет всего мы учились...
Константин Мацан:
— В ГИТИСе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Четыре года актера и пятый год режиссера. И на четвертом курсе как-то так сложилось, что я стал замечать явно, что Бог принимает личное участие в моей жизни. Встречались какие-то люди, появилась одна театральная постановка по христианским мотивам. Мой друг, тоже выпускник этого же факультета, Читрани Николай поставил с нами по книге «Школа для дураков» Саши Соколова спектакль, «Те, кто пришли» мы его назвали. Он длился четыре часа, три отделения, ни разу не уходишь со сцены, такой современный был спектакль. И там было очень много христианских смыслов, там были даже цитаты из апостола Павла. И уже стал, я помню, о чем-то задумываться и стал видеть, как совершенно из ниоткуда в моей жизни появляются люди точно, как мне нужно. Совершенно ясно я понимал, что это невозможно, я не мог бы это сделать сам по какому-то заказу. В очередной раз сел и крепко задумался, что, наверное, я бы хотел с Богом как-то познакомиться.
Константин Мацан:
— А до этого вы никакого отношения к религиозному мировоззрению не имели?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— До 27 лет я абсолютно трезво считал, что все священники это толстые негодяи на больших черных джипах, которые обирают народ, а церковь это какая-то организация по тому, как этот весь отъем денег у населения официально оформить.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас многие у радиоприемников стали прислушиваться особенно к дальнейшему ходу нашего разговора.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это была ясная формулировка, это был ни какой-то стереотип. Понятно, что, может быть, из интернета, но тем не менее. Некое воспитание, конечно, большей частью заложила мама. Когда я задумывался, я думал, что что-то, наверное, есть. Были какие-то маленькие попытки всяких практик, думал, читал какие-то книжки, может быть, больше про восточную религиозную традицию. Но когда уже сел и понял, что Бог лично принимает участие в моей жизни, я крепко задумался, и сложилось несколько важных вещей. Первое: мама все детство нас возила по Золотому Кольцу, хочешь — не хочешь два раза в год мы ехали во Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский. Очень забавно, как она все время вспоминает: помнишь, когда тебе было два года... Я говорю: мама, это невозможно вспомнить, когда мне было два года. Видимо, это пространство храма, иконы. Мы раз в год обязательно ходили смотреть иконы Рублева в Третьяковскую галерею. Это было обязательно.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Константин Мацан:
— То есть мама была человеком церковным?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она воцерковилась позже.
Кира Лаврентьева:
— Она была культурным человеком.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она все время искала, всю жизнь, и всю жизнь, что она живет в Москве, даже еще в Подмосковье когда жила, она ездила смотреть иконы Рублева. Это у нее была такая тяга, просто она была не оформлена, но этот культурный аспект вообще не был никаким препятствием. Когда я первый раз зашел в храм, чтобы в каком-то смысле молиться Богу, у меня не было какого-то препятствия от обстановки. Немножко стыдно было перекреститься по первой. А иконы, архитектура — совершенно никаких проблем. Потом эти христианские смыслы и спектакли. А потом я понимал, что я крещенный человек, в шесть лет меня крестили в 91-м году. Один из ста я был крещенных.
Константин Мацан:
— У меня та же история в том же году.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Храм Всех святых на Соколе, довольно известный храм, я помню, что мы с братом, ему было одиннадцать, мне шесть, вышли во время крещения, потому что ничего не понимали, идет совершенная не ясная процессия. И когда пришло время окунать в купель, бежали за нами на улицу, чтобы нас забрать. Это сыграло свою роль. И эти встречи. Еще была такая мысль, что Церковь на Руси существует тысячу лет и уже неоднократно ее пытались каким-то образом разрушить, то внешними, то внутренними силами. Я подумал, что, наверное, надо с Церковью познакомиться поближе. И первое, что я сделал, я начал поститься. Проходил Великий пост, и как человек высокоорганизованный, я решил согласно монастырскому календарю пройти этот пост. Открыл его записал, надел крестик, церемониально, заходя в какое-то кафе, спрашивал, есть ли у вас постное меню, пожалуйста. Когда увидел у какого-то моего собеседника крестик на шее, а он ел что-то непостное, я очень акцентировано делал ему замечание. Ужасное фарисейское поведение. Посередине поста даже умудрился попасть первый раз на богослужение, это была литургия Преждеосвященных Даров на Подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, шесть часов, ничего не понятно, очень долго. Я то сидел, то стоял, то выходил, то еще что-то, но мне понравилось. Может быть, кстати, я понимал, что происходит что-то мне близкое. Я понимаю, что вообще богослужение в православной церкви выросло в чем-то из каких-то античных мистерий, в том числе. Мне понятна механика, как режиссеру.
Константин Мацан:
— А смотрите, важный момент. Вы так легко сказали, что в какой-то момент события стали легко происходить, все одно к другому как будто подходит, и это дает идею, мысль того, что Бог здесь действует. Но можно же все это и без Бога было бы проинтерпретировать. То есть была, видимо, настроенность сознания на то, чтобы, через идею Бога, через участие Бога это объяснить. Ведь это вовсе не обязательно. Или и в правду что-то заставляло вас подумать, поверить, что именно Бог, Личность здесь действует, что это не стечение обстоятельств? Или это чувствовалось как-то, что возникает кто-то новый в жизни, а не просто стечение событий?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— На тот момент я могу так вспомнить, мне кажется, я стал потихонечку встречаться с отдельными частями Евангельского учения. И их высота показалась мне совершенно невозможной и безличностной. Не может человек подставить другую щеку, исходя из каких-то будущих выгод. Я вот сейчас смирюсь, и вселенная мне пошлет...
Кира Лаврентьева:
— Вселенная.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Она же такая добрая, пошлет что-то, что мне поможет в жизни. То есть эта высота, которую я не встречал нигде и никогда, противоречила всему, что происходит вокруг. Как это вообще возможно? Зачем это делать? И я понимал, что это безличностно невозможно. Это только возможно в каком-то общении человека с Богом. Я тогда никак не мог его называть, даже боялся как-то обратиться. И этот первый пост я не обращался к Богу, вообще никак не молился, ничего не делал, даже не крестился — ничего. Я просто соблюдал определенные правила питания. Наверное, эта мысль была самая главная. Самое главное событие, которое произошло, которое вообще все перевернуло — это была Пасха.
Константин Мацан:
— После того первого поста.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно верно. Я все время жалею, что много людей приходят к Богу оттого, что у них произошла какая-то трагедия, болезнь, утрата близкого, что-то такое. Наверное, Бог видит мое малодушие и привел меня в церковь через радость. Не было никаких событий. Когда люди узнают, что я монах, священник, особенно раньше, когда я был чуть-чуть моложе, говорят: а что случилось? Все прекрасно. Я пришел на первую Пасху, подумал, что я постился, мне надо как-то завершить этот пост. Как-то. И решил, что надо сходить на ночную службу в храм. Это Благовещенский храм в Петровском парке покойного отца Дмитрия Смирнова. Я первый раз в жизни его тогда увидел. С точки зрения обычного человека это было ужасно, было душно, много людей, ходила какая-то бесноватая между людьми, заглядывала всем в глаза в широкой шляпе с белыми полями. Все плохо.
Кира Лаврентьева:
— Как режиссер вы все это, конечно, тонко заметили?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, конечно, я же смотрю, кто где движется, что делается. Это автоматически происходит, даже сейчас, может, даже к сожалению. Но в конце, даже в середине этого процесса, а во время службы отец Дмитрий вышел и что-то грозно с амвона всем говорил, я, к сожалению, не слышал, далеко очень стоял, но я вдруг понял одну мысль, самую главную, — я дома.
Кира Лаврентьева:
— Потрясающе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я даже хотел дерзнуть пойти причаститься Святых Христовых тайн, ничего не понимая, три раза вставал в очередь, складывал ручки на груди, пытался петь тропарь Пасхи, не понимая до конца, что там за слова, и три раза выходил, думая, что-то я не то делаю. И понял, что там истина, там Тот, с Кем я хочу быть, мне надо туда. И дальше этот процесс пошел как по маслу.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, мы еще раз поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Христос Воскресе! Сегодня у нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Как символично мы сегодня в нашем разговоре тоже подошли к Пасхе и к входу в лоно святой Церкви отца Давида, и это действительно чудо. Как дальше продолжался ваш путь? К причастию, как я понимаю, вы не подошли?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нет. Слава Богу, не дерзнул. Причем, там были знакомые мои люди, это было в районе, где я вырос практически. Метро Динамо, а я вырос на метро Аэропорт.
Кира Лаврентьева:
— Это где отец Дмитрий Смирнов покойный как раз был?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно, он самый. Самый ближайший храм это был для меня. Потом у меня встал вопрос, что делать дальше, он встал ребром. Я думал, все я понимаю, что дом здесь, что нам делать? Естественно, пошел разговор о том, как первый раз исповедоваться. Мой друг подсказал, есть такой священник отец Александр Борисов, он на протяжении лета, или может быть не только лета, вечером в пятницу принимает всех желающих, доступный батюшка, кто с вопросом, кто с исповедью. Так как, наверное, не было больше никаких вариантов, я в один из пятничных вечеров, предварительно что-то почитав, написав небольшой списочек, к нему пришел. Он совершенно не пытался никак меня вразумить, просто сказал: вот это надо читать. После этого была первая подготовка ко причастию. Наверное, я не могу сказать, что это было какое-то особое впечатление, потому что Пасха уже была до этого, потом это стало некой нормой. Причащаться я стал практически сразу каждое воскресенье, это стало чем-то совершенно необходимым в жизни. Без этого невозможно было жить.
Кира Лаврентьева:
— Как на все это ваше окружение отреагировало?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Так как человек, который быстро воцерковляется, пытается всех окружающих заставить заняться тем же самым, некоторые мои друзья хотели отвести меня к психиатру либо к какому-то такому специалисту, говоря, что ты в секте, все с тобой понятно, надо тебя лечить. Потому что ты начинаешь всем эту радость пытаться передать и говоришь достаточно резко. Ты же познал истину, надо всем ее донести. В той сфере, в которой я тогда работал, а это организация, режиссура мероприятий частных, больших, разных, это достаточно контрастно выглядело, везде ты начинаешь искать повод заявить что-то из того, что ты узнал.
Константин Мацан:
— Помиссионерствовать.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. И поэтому первый год прошел с боями. Мама моя, тогда еще не воцерковилась, она не очень приняла то, что происходило. Она через год-два воцерковилась и тогда...
Кира Лаврентьева:
— То есть вслед за вами.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, но я не повлиял никакими своими словами. Наверное, сам факт повлиял как-то на нее, что это произошло. И, наверное, она из-за этого задумалась, в разговоре это звучит так, по крайней мере. И потом постепенно сами собой стали шаги складываться. Естественно, когда молодой мужчина, тогда мне было 28 лет, встает вопрос о семинарии, наверное, ты сможешь стать священником. Практически все молодые мужчины или ребята, все такого возраста, скажем, старше восемнадцати, и, наверное, до пятидесяти, задают себе вопрос: наверное, ты сможешь стать священником. Потому что священников у нас нехватка в Русской Православной Церкви.
Константин Мацан:
— А этот вопрос для вас изнутри рос, или человек, попадая в окружение, молодой верующий...
Кира Лаврентьева:
— Горящий неофит.
Константин Мацан:
— Да, горящий, почему бы не в семинарию, не в священство. Сразу по умолчанию предполагается, а куда еще, только туда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это с двух сторон. С одной стороны, об этом говорят, а с другой стороны, появляется некая тяга к богослужению. Я практически сразу в себе это обнаружил, я очень быстро научился читать на церковно-славянском языке. Следующий пост меня потерпели мои, как назвать этих любезных людей — клирошане. Я-то не был, а они были, они давали мне читать псалтирь на Великий пост, но это было ужасно. Но они меня терпели пару недель, потом достаточно быстро стало все получаться. Тяга у меня точно сразу появилась, она до сих пор не остывает, это, наверное, это был один из поводов задуматься о монашестве серьезно. Эта тяга с одной стороны, непосредственно каким-то предметом, потому что хочется быть перед престолом Божиим, какое-то необъяснимое желание, хочется находиться внутри этого пространства, когда оно не наполнено ничем, кроме славословия Бога, молитв покаяния, спокойствием людей, их личной молитвой, соединенной с церковной. Все это, наверное, одно из лучших дел, которые по моей душе. Наверное. И плюс об этом говорят, напоминают тебе все время: ой, наверное, был бы хороший батюшка. И в этом ты находишься все время. Поэтому мысль сама собой появляется.
Кира Лаврентьева:
— Тут отец Давид, какая грань, у вас же очень хорошая профессия была. Вы же уже были состоявшимся человеком, вам не было ни 17, ни 18, вы не думали о выборе жизненного пути.
Константин Мацан:
— Даже не 19.
Кира Лаврентьева:
— Выбор жизненного пути, как некая проблема, вообще не стояла в вашей жизни на тот момент.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому вот тут-то и вся загвоздка, как вы отошли от такой хорошей успешной профессии, в которой вы были не последним человеком, как вы отошли от этого, полностью отказались? И мало того, что вы стали священником, вы же монахом стали — вот гвоздь нашего вопроса, нашей программы сегодняшней?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Кстати, как интересно, когда отказываешься от этой профессии, от жизни в Москве, достаточно сыто живешь, и приходишь в православную церковь, и вдруг твой стереотип, что все священники богатые, толстые негодяи на больших черных джипах...
Кира Лаврентьева:
— Развеивается моментально.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Абсолютно разбивается.
Кира Лаврентьева:
— Особенно, если по России поездить, посмотреть, как живут священники, с поминального стола питаясь, и собирая по копейке на ремонт храма.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Наверное, внутри работы произошел такой перелом. Так как режиссер эстрады и вся эта профессия подразумевает большое количество неоправданного праздненства, это постепенно стало так неинтересно. Я все время в этом что-то искал, я помню, что пытался наполнить смыслом какие-то эстрадные постановки, праздники. Но когда ты с начала октября по конец февраля какого-то года каждую неделю говоришь: с Новым 2013 годом! Или что-нибудь такое. А потом ты приходишь на литургию или открываешь Евангелие или молитвослов, и там какой-то смысл, а здесь он не очень находится. Наверное, это постепенно стало вытеснять, и я просто перестал понимать, что я делаю и зачем, и деньги перестали играть какую-то роль. Был какой-то страх, как же я откажусь от работы. Именно поэтому так получилось, что я оказался в Сызрани, потому что я не мог отказаться от работы. Московские духовные школы на заочное брали только либо уже священников, либо монашествующих. А я вроде и молодой, мог бы поучиться на очном, но я не стал, поэтому поехал учиться в Самару по знакомству. Наверное, нет такого красивого момента, что я отказался от всего. Просто мир стал терять свой смысл: а зачем? Зачем слушать вот эту музыку. Мне иногда попадается, что я слушал в студенчестве, думаю: зачем я вообще этим занимался? Все так неинтересно. На страницах Евангелия, внутри богослужебных текстов, в участии в социальных делах, в участии в каком-то чужом горе столько насыщенности, столько наполненности. Например, люди спросят: смотрите вы какой-нибудь сериал? У нас монастырь в городе, каждый Божий день к нам приходит какой-то человек с совершенно тупиковой ситуацией, полностью. Зачем мне какие-то выдуманные истории, если я постоянно нахожусь в том, что у людей такие проблемы.
Константин Мацан:
— Это как-то, по-моему, одного митрополита пригласили посмотреть филь Николая Досталя «Монах и бес» про жизнь монаха в монастыре, и митрополит ответил: да нет, я смотреть не пойду, я этот фильм и так каждый день смотрю у себя в монастыре просто по жизни — монах и бес.
Кира Лаврентьева:
— Так и есть. Мы, конечно, не будем спрашивать о тайнах внутреннего выбора, Промысла Божия.
Константин Мацан:
— Ну, а все-таки спросим.
Кира Лаврентьева:
— Прикровенная история. В нашей программе крайне сложно иногда эту черту соблюсти, не переборщить с вопросами. Отец Давид, этот выбор радикальный действительно осуществился потому, что кроме Христа и церкви вам перестало быть что-то интересным. Правильно я понимаю наш разговор?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это было бы смело так говорить.
Кира Лаврентьева:
— Зато это правда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Что насколько святоотеческим был выбор. Наверное, толчком был следующий эпизод. Почти когда мне исполнилось 30 лет, на тот момент я уже уехал из Москвы к другу священнику в Подмосковье, чтобы помогать ему восстанавливать приход, был там три года. Я уже учился в Самарской семинарии на заочном, ездил на учебу и все время задавал себе вопрос, надо как-то определиться, либо жениться, либо монашеский путь. Достаточно утомительно, появляется на приходе какая-нибудь молодая барышня в длинной юбке, глазки в пол, такая кроткая. Тогда я еще не знал, что, по святителю Василию Великому, миловидность обманчива, а красота суетна — эту истину надо юношам вешать над выходом из дома или из своей комнаты обязательно. Ты все время, раз в несколько месяцев ты влюбляешься или какие-то переживания романтические испытываешь. Мне это очень надоело, и я сказал: давайте этот вопрос как-то решать, надо понять, либо жениться, либо все-таки монашество.
Константин Мацан:
— Вы сказали это кому?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Священнику, у которого я был, который мне помог в Самарской семинарии, меня туда наставил, что мне надо туда. Он помог, сказал: хорошо, давайте решим тогда, что надо попробовать монашескую жизнь. Я же не был до этого ни разу в монастыре, не жил, не послушался. И меня отправили в Сызранский монастырь, месяц побыть, посмотреть, что как. И оказалось, что это опять что-то родное и опять же дома, и все замечательно. Не в смысле, что какой-то курорт. Ты самый последний человек, тебе надо со всем смиряться, вроде как ты образованный из Москвы, такой весь умный. Сызрань. А это дом. И это очень повлияло на выбор.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в Сызрани. У микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, Христос Воскресе!
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Кира Лаврентьева:
— У нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к священству и к монашеству отца Давида, и разговор этот необычайно интересен, как нам кажется.
Константин Мацан:
— Как мама среагировала на такое увлечение монашеством?
Кира Лаврентьева:
— Радикальное увлечение.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Я не ставил ее в известность, если честно.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Принимая иноческий постриг, я ее не предупредил. Я знал, что я не готов к этому разговору. На тот момент она уже была воцерковленным человеком, она вообще стала очень верующим человеком. Но я понимал, что для нее это очень тяжелое решение. Тем более представлял себе картину, что все, мы расстаемся навсегда. Сейчас я стараюсь ее достаточно часто навещать по разным поводам, то Рождественские чтения, то еще что-то. Поэтому она говорит потом, что я чувствовала, что что-то происходит, но разговор состоялся после. И это какая-то радость сквозь слезы, катарсис, выражаясь театральным языком. То есть она это полностью приняла сейчас, естественно, немножечко хвалится этим в среде своих друзей церковных, что вот у нее сын священник, монах. Но это был процесс. Когда был переход, она восприняла это с трудом, но с радостью.
Константин Мацан:
— А был момент, когда первые неофитские розовые очки спали и начались?.. Как сказал один мой знакомый священник про другого молодого на тот момент, только-только рукоположившегося священника, который по сорок минут исповедовал каждого к нему пришедшего. И опытный священник на это сказал: это пройдет, у него еще просто поповские будни не начались.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Я не помню этого момента. Я сейчас сравниваю с тем, что ты испытываешь в начале священства. Есть разные воззрения на то, что Бог дает какую-то излишнюю благодать, чтобы ты мог нестись, летать и все делать. Я думаю, что Господь очень доходчиво мне объяснил, что надо немножечко сбавить болезнь спины и поэтому нет никакой возможности исповедовать людей целыми сутками, надо себя немножко беречь, потому что можно потом и не встать. Я думаю, это такой технический у нас с Ним был разговор, Он знает, что я человек конкретный и мне надо конкретно объяснять: это делай, это не делай. И Он меня так вразумил, это, может быть, не духовный момент был, но, мне кажется, очень доходчиво.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, отец Давид, в этом смысле сразу у меня вопрос возник один. Вы сказали, что вы вообще принимали решение о монашестве, я так понимаю, что это был ваш духовник, с человеком, который помогал вам устраиваться в Самарскую семинарию. Мы знаем, что есть несколько разных видов окормления, есть Лаврская традиция отца Кирилла Павлова, есть еще разные традиции, есть строгие, есть нестрогие. Вы так упомянули, что вы человек конкретный. Получается, что вам ближе конкретные благословения, конкретные указания? Или нет? Или вам скажут, делай, как делал отец Кирилл Павлов. Его спрашивают: батюшка, как мне поступить? А он говорит: а ты как хочешь поступить? Вашей душе, как ближе и как ближе вашей пастве, которая ходит к вам на исповедь? Какая традиция ближе вам в исповеди других людей? Что логично?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Думаю, что и мне и людям, которые считают, что я могу что-то посоветовать, все-таки надо давать свободу. Наверное, в этой конкретике, скорее, это мои личные отношения с Богом, не в смысле, что я требую от Него что-то конкретное.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, о чем вы говорите.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Но этот разговор наш с Ним происходит через конкретные события. В течение жизни, когда я сейчас вспоминаю, что происходило, я понимаю, что все событийно.
Кира Лаврентьева:
— Все очень четко.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Режиссер, что поделать, профессиональная деформация. Но в разговоре с человеком нужно давать свободу. Когда я думал, что я хочу в монастырь, отец Иоанн Депутатов из Шатуры не говорил, что я выбираю тебе, благословляю, такого не было. Мы думали, даже был какой-то жребий, думали, в какой монастырь. Но как-то так случилось... Я помню, он меня сам спросил, вы мне доверяете, если я вам скажу, куда ехать? И мой был выбор, доверять, не доверять. Я мог сказать, что нет, я хочу в Оптину, там такие старцы, меня всему научат. Он меня спросил, я помню этот разговор: вы доверитесь моему выбору. Я сказал, что да, я доверюсь. И доверился. У нас почему-то такая есть школа, что должна быть какая-то инструкция, что священник это человек, который тебе дает пророчество, что не священник это человек, который эти пророчества должен воспринимать и выполнять. Это очень часто происходит.
Кира Лаврентьева:
— Знаете, отец Давид, все-таки тут традиция исихии, которая церкви нашей не чужда, стала основополагающей.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— В монашестве.
Кира Лаврентьева:
— Вспомним отца Иосифа Исихаста, у него настолько было все строго. Читаешь «Моя жизнь со старцем Иосифом» архимандрита Ефрема Катунакского, у тебя просто волосы встают дыбом. Но на самом деле ты видишь в этом тоже благодать, «дай кровь, прими дух», это тоже некоторая соль земли горстка его послушников. В итоге они разошлись по миру и основали множество монастырей, принесли огромный, сторичный плод за свое окормление строжайшее. То есть все-таки кому-то, возможно, это нужно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. Абсолютно. Но у каждого креста свой размер, нельзя взваливать на человека крест. Кому-то, например, нужно читать Иосифа Исихаста, а кому-то, например... Мы с друзьями-священниками сделали в телеграмме канал «Соборяне», и мы просто делимся кружочками, обсуждаем какие-то нас волнующие тему. Многие люди пишут, что мы слушаем ваших соборян и сами начинаем о чем-то думать. То есть человек должен думать, смысл пути исихаста не в том, что это обязательная дорожка, которая тебя гарантированно приведет.
Кира Лаврентьева:
— Приведет к спасению.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— А в том, что ты будешь смиряться. Ведь смирение не в том, что человек должен себя в рубище одеть. Самый простой путь смирения это семья, в этом послушании. В монастыре та же самая семья. Когда я приехал в монастырь, у меня был такой искус, наверное, редкий из опытов исихии, когда садишься в электричку Самара-Сызрань после сессии в семинарии и уезжаешь в Сызрань, как бы навсегда, вроде бы. Я садился в эту электричку, и мне внутренний голос, понятно, от кого, говорит: какая Сызрань, ты москвич, у тебя два высших образования, ты зарабатывал такие деньги, Сызрань. Я вцепился руками в сумки, просто вцепился, сел в эту электричку, и как только двери захлопнулись, все пропало. Всё, я спокойно поехал. Такой опыт тоже нужен. Но ты приезжаешь, ты с образованиями, а там монастырь провинциальный, и ты там последний человек, смиряйся, иначе ты просто без Бога ходишь там, нос подняв, что эти все ничего не знают, по-славянски толком не читают, что они там знают. Нет, будь добр смиряйся, если ты хочешь любить, смиряйся.
Кира Лаврентьева:
— Получается, что истинное смирение для монаха понятно, в монастыре, а для семейного человека, в семье. Вопрос усмирения собственной самости, о том, чтобы отойти от ветхого человека в общении с каким-то строгим или нестрогим духовником, для семейного человека не стоит. Правильно? При правильном подходе человек и сам от собственной самости освободится, если он будет служить ближнему своему. Так ли это?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не сам. Бог точно определяет человека.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, все это с помощью Божией, естественно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У нас в монастыре сейчас четыре священника монаха, игумен и трое иеромонаха. Мы очень разные, один строгий, серьезный такой; один мягкий; один просто ничего не говорит на исповеди никому; один пытается добиться результата психологически. Мы очень разные.
Константин Мацан:
— А вы какой? Кто вы из этих трех?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не буду рассказывать. Мы меняемся периодически.
Константин Мацан:
— Ротация происходит.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И получается, что когда Великий пост или какой-то промежуток, человек решил, что ему надо попасть на исповедь, я вижу, как человек двигается, куда ему нужно, как Бог его двигает, я видел это много раз. Человек пришел... Мне сами говорили люди, что они пришли, знают, что вот этот строгий и не хотели к нему попадать, хотели к мягонькому, чтобы он по головке погладил и все простил. А так выходит, что к нему надо, как-то и не стояли туда, но что-то кто-то ушел, кто-то застрял, и надо к нему идти, и они идут и потом счастливы, говорят: это то, что мне было нужно. Это и было для меня самое главное открытие, что Бог не набор правил, не книга, Он Личность, Он с нами общается, Он с нами взаимодействует, ты только руку протяни. Я помню, как я сидел под Сикстинской капеллой в Риме и смотрел на эти нестыкующиеся пальцы Адама и Бога полчаса, потом только понял, что это и есть то место, когда человек выбирает Бога или грех. И это самая важная иллюстрация. Мой выбор, я выбираю, моя свобода, но я могу не выбрать. Если эту свободу отнять, то не имеет вообще ничего смысла. А приобретение этих качеств — путь, вы сказали все правильно, и в семье можно и на работе, и в армии, и где угодно, куда Бог тебя поставит. Если ты сам пришел, напросился на крест... Как детям, хороший фильм «Мой крест», напросил себе крест, ну, извини, пожалуйста, попробовал, лучше свой, какой у тебя есть. Самый желанный и любимый крест тот, который на тебе.
Константин Мацан:
— А то, что вы рассказали про искушение, когда какой-то голос, понятно, что не чувственный, не физический голос вы в себе слышали, а мысль приходит, куда я еду, у меня два высших образования, я состоявшийся человек — и Сызрань. Даже слово в этом контексте не привлекательное, какое-то провинциальное. Так можно почувствовать, понятно, что замечательный город и тут нет никаких иных коннотаций. А как определить, что этот голос не сверху, а снизу? Кто-то скажет, что это же здравый смысл?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У меня такой критерий выработался. Я не могу быть на первом месте. Как только мой внутренний голос или мои собственные мысли или то, что я делаю, является тем, где я на первом месте, это точно не от Бога. Потому что я не может быть первым, это невозможно.. Мы может быть вместе с Богом, а я невозможно. И Сызрань действительно замечательный город, прекрасные люди там.
Константин Мацан:
— Здесь никаких сомнений.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Особенный юмор, я убеждаюсь, что юмор это что-то Божественное. Полюности я шутил над тем, что Сызрань это в глубине глубинки.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас жители Сызрани не поняли, конечно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— С жителями Сызрани мы с большинством знакомы, у нас небольшой город, всего сто пятьдесят тысяч.
Константин Мацан:
— Есть города, у которых в самом названии есть что-то ироничное.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, да, да. Если вы помните, какое-то количество лет была Караганда из анекдота, потом еще что-то, а потом в начале, в середине нулевых по телевизору в КВН, если хотели про глубинку сказать, стали говорить Сызрань. Мы это подхватили. И о чудо, именно Сызрань стала тем городом, где я подвизаюсь. Это Божественно, это почти как жираф или гиппопотам, настолько же здорово и Божественно.
Константин Мацан:
— Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Помню, была на позднем советском телевидении программа «Веселые ребята», которую делал Андрей Кнышев. В тот момент везде гремела песня «Комарово», и авторы этой программы, как бы пародируя жанр соцопроса на улицах, подходили к какому-то человеку на улице, который, само собой разумеется, был актером, это не скрывалось, это была игра. И человек говорил: что из каждого утюга Комарово, Комарово, Комарово, что, нет других городов, я вот, например, из Сызрани. Я помню, что это название города меня тогда вдохновило, я тогда впервые его услышал и запомнил. Какие в этом смысле особенные искушения преодолевает священник и монах? Вы рассказали о первом искушении, ехать — не ехать, и мы заговорили о розовых очках, которые спадают. В чем вы сегодня не равны себе десять лет назад, как священник и христианин.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, одно из самых тяжелых искушений для священника и монаха это не вдаваться сильно в какие-то утешения.
Константин Мацан:
— Это как?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, например, я знаю, что я очень сластолюбив. У меня даже есть такая маленькая болезнь, если я открываю шоколадку и начинаю ее есть, следующее, что я помню, как я доедаю последний кусочек.
Кира Лаврентьева:
— О, точно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо не открывать шоколадку. Это для священника и монаха довольно тяжело, потому что народ у нас очень добрый. Сызрань — город, наполненный верующими людьми, которые хотят подбодрить и сладкое приносят, каноны у нас наполнены сладостями, и сладкое в доступе. Если его даже чуть-чуть каждый день есть — это катастрофа, это достаточно тяжело. Хочется как-то утешиться, ты наслушался за день чужих проблем, включился в какие-то всем сердцем, в какие-то не всем сердцем. Потом...
Константин Мацан:
— Эндорфины нужны.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нужны не эндорфины, а дофамин, который лучше, да?
Кира Лаврентьева:
— Там целая система.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наоборот дофамин это легкий, который шоколадки, а эндорфин это занятия спортом, еще что-то, которые лучше.
Кира Лаврентьева:
— Они вырабатывают серотонин, гормон счастья.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо себя понуждать каждый день не скатываться в это простое утешение. Оно может быть и разным для церковных людей и это легко: побольше поспать, с кем-то побольше поговорить, поболтать. Постоянно ты с этим сталкиваешься, потому что хочется облегчить вроде, а на самом деле это иллюзии. Каждодневный труд, сизифов труд, наверное, одно из самых сложных искушений. Как отец Дмитрий Смирнов, мой очень горячо любимый человек, мы с ним немножко были знакомы, говорил, что из ста людей тебя услышат двое, ты увидишь это собственными глазами. Почему многие священник перестают так активно проповедовать, проводить длинные беседы? Потому что действительно из ста человек тебя услышат только двое. За пять лет огласительных бесед, последний год я не так интенсивно их веду, а четыре года я вел в монастыре огласительные беседы. Монастырь у нас один в городе, крестим мы треть людей в городе. Соответственно, я посчитал, за четыре года я побеседовал на огласительных беседах где-то с тремя с половиной — четырьмя тысячами людей. Как вы думаете, сколько из них я еще видел в храме?
Кира Лаврентьева:
— Ну да.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— По пальцам рук, ног, чуть больше, то есть меньше одного процента. Руки могут опуститься, и все время приходится себе напоминать, что ты делаешь это не для того, чтобы у тебя показатели росли, а потому что Бог тебе сказал это делать. Он сказал: делай, ты можешь говорить, говори, можешь молиться, молись, делай. Не важно, что будет дальше. Это для священника, наверное, самое сложное испытание.
Константин Мацан:
— Мне кажется это вообще универсальный рецепт для любой деятельности по жизни. Делай дело Божие, а Бог сделает твое дело. Кто-то об этом тоже часто говорит, что надо прилагать усилие, делать свое дело, а результаты, количество просмотров и прослушиваний оставить Богу.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, если ты на себя трезво взглянешь... Я знаю, что я человек тщеславный, потому что в ГИТИСе это все разрослось, это профессиональная болезнь актерствующих и творческих людей.
Константин Мацан:
— И режиссерствующих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И режиссерствующих и поющих.
Кира Лаврентьева:
— И говорящих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я через день на неделе слышу: а, отец Давид, какой у вас голос замечательный. Могу на службе что-то такое спеть из Византийского, мы перешли как раз. Если ты понимаешь, что ты тщеславный, то ты понимаешь, что Бог, любя тебя, не пошлет смотреть на твой результат, потому что ты его примешь на свой счет: я провожу огласительные беседы, храм наполнился, я молодец. Зачем это? Поэтому, видя свои недостатки, ты понимаешь, как Бог действует. Вроде как простые слова, звучит слишком просто, но это очень помогает, каждый раз взбадриваться, что Бог работает, и ты работай.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно. Правда. Отец Давид, а есть ли такой момент, когда люди приходят в монастырь и хотят поговорить с вами, не как со священником, которому нужно приносить по сути свои грехи, может быть, спрашивать каких-то духовных советов, а на часы пытаются развести с вами психологическую беседу, по сути дела, бесплотную совершенно, как мне кажется. И что вы советуете в таких случаях другим священникам, может быть? И что бы вы посоветовали молодым священникам, семинаристам? Тут же тоже две крайности. Одна это младостарчество, когда нам кажется, что мы вообще все знаем, синдром молодого специалиста, как говорит Костя, исповедь на сорок минут. Ты с любовью ко всем, тебе кажется, что именно ты сейчас послан этим людям, чтобы наставить их на путь истинный. Это потрясающее, наверное, тоже состояние. А другая крайность, когда кажется, я вообще ничего хорошего тут сказать не могу, я буду молчать, прости, благослови, иди, больше не греши. Где здесь грань преломления? Знаю еще, что некоторые духовники и священники на исповеди, когда совсем не знают, что нужно человеку, что ему посоветовать, что сказать, просто стоят и за него молятся. И как показывает их практика, это самое эффективное средство коммуникации с человеком, между духовником и человеком на исповеди.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Доброе слово серебро, а молчание золото однозначно. Святой человек сказал. Промолчать всегда хорошо, лучше даже промолчать. Я поначалу, когда был молодым священником, ой, стыдно даже как, пытался все всем объяснить, второй неофитский был период. А потом я понял такую вещь, что человек из разговора с тобой вынесет, скорее всего, одну мысль. Да, не факт, что тебе нужно ее только сказать и больше ничего не говорить, так только такие подвижники духа, как в будущем, скорее всего, канонизированный Иоанн (Крестьянкин) тоже так делал, как его называли «скорый поезд со всеми остановками». Он всем говорил одну вещь и всё. Сравнивать нельзя и поэтому больше приходится что-то говорить. Очень важно, мне кажется, любому священнику понимать, что Бог через него действует. У меня был такой случай. Когда я вспоминаю его, убеждаюсь, что мои слова Бог в ушах другого человека исправит на нужные, если я не буду при этом пытаться повлиять на мир. У меня знакомая, я из общения с ней знаю, что она очень чувствительна на запахи, очень сильно. В каком-то разговоре несколько лет назад она мне стала жаловаться, что вот, я никак не могу выйти замуж, в этом то не так, в этом сё не так. Я тогда, еще будучи обычным мирянином, сказал ей: если тебе Бог пошлет такого жениха, в котором все будет как надо, как ты мечтала, но у него будут ужасно пахнуть ноги, пойдешь ты за него замуж или нет? И она задумалась. Проходит три года, и она мне пишет, тогда я уже стал священником: отец Давид, я так тебе благодарна, помнишь, мы с тобой говорили, что если мне Бог пошлет жениха, а у него все будет прекрасно, только у него будут кривые зубы, смогу ли я выйти за него замуж? Так вот я решилась, и он за месяц до свадьбы пошел и все зубы переделал, спасибо тебе. Я точно помню, что я говорил про один недостаток, она точно помнит, что я говорил про другой. Вот так. Смысловых слов в нашем мире два: Христос Воскресе. Все остальное это комментарии. В этих комментариях, мне кажется, Господь способен нас немножечко подправить.
Константин Мацан:
— Как-то была на Радио ВЕРА и не раз в программе замечательная психолог, заслуженная, очень опытная учитель и педагог Татьяна Воробьева. Всегда с потрясающими советами. Из последнего общения с ней я запомнил, она подсказывала родителям, как общаться с детьми, и мне кажется, это универсальный совет вообще для общения с людьми. Она говорит: не говорите долго, мысль свою выскажите кратко, дети долго не слушают, не воспринимают и не запомнят. Сказал два слова, повторил и забыл. Не повторяй еще раз, не разжевывай, не комментируй, без подробностей. Это может остаться где-то в сердце, в памяти, в душе. Это первое. А второе, что все обязательно с любовью. Начинать любой разговор с ребенком, как я ее услышал: слушай, что я тебе сейчас скажу, потому что я тебя люблю и я хочу, чтобы тебе было лучше, удобнее, благо. Эту мысль можно выразить разными словами, но главное, чтобы посыл был, а дальше коротко свою мысль. И всё, отстаньте от ребенка. Мне показалось, что это универсальный совет для общения со всеми людьми.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И детей точно приобнять надо при этом, сто процентов. В воскресной школе, у меня миссия такая, я ее руководитель, но я понимаю, что я прихожу туда для того, чтобы их обнять и послушать, это самое главное. Остальное само собой получается, разговоры и какие-то важные истины. Но это самое главное.
Константин Мацан:
— Последний вопрос, время наше подходит к концу, но очень интересно спросить. Вы как режиссер какое-то особое измерение богослужения видите? Потому что складывается ощущение, что человек, который ставил на сцене спектакли, потом и Богослужение созерцает как действие, но священнодействие, и видит, грубо говоря, в том некий архетип для любого театра вообще, но все-таки священный архетип.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Поначалу, когда воцерковлялся, я немножко все делил, само таинство меня очень сильно вдохновляло. Евхаристия стала важнейшим элементом жизни, но при этом все было немножко отдельно. Я расстраивался из-за того, когда священник ошибался в богослужении, делал даже замечания, такой был ретивый. А потом со временем это стало единым целым. Безусловно, есть вечернее богослужение, есть литургия, есть великопостное богослужение, но это стало каким-то единым и неделимым. Вроде можно выделить отдельно, есть иконы, есть текст, есть пение, есть возглас, есть ответ народа, лик, который сейчас заменяет хор. Но оно стало совершенно неделимым, единым целым. Мы же с вами знаем, что богослужение на земле совершается непрерывно, целый день. А спектакль, постановка, фильм имеет начало и конец, драматургия, развитие, потом схождение. В богослужении, если его понимать, если в нем немножко разбираться, если это твоя форма общения с Богом в том числе, она тебе близка, то нет начала и конец. Оно прерывается на время для того, чтобы мы могли не сойти с ума, и чтобы ноги наши выжили, мы могли на них стоять. Всё. А остальное всё непрерывно, единое целое.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в замечательном городе Сызрани был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Христос Воскресе!
Кира Лаврентьева и Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Константин Мацан:
— До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер