Поделиться
В нашей студии был руководитель Отдела катехизации Астраханской епархии священник Максим Бурдин.
Мы говорили о том, как сегодня в Церкви организована подготовка к принятию таинства крещения во взрослом возрасте и почему перед крещением важно познакомиться с основами православной веры.
Лиза Горская:
— В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». Здесь, с вами, в студии, Лиза Горская. Здравствуйте!
Сегодня у нас в гостях — священник Максим Бурдин, клирик Успенского кафедрального собора города Астрахани...
О.Максим:
— Добрый вечер!
Лиза Горская:
— ... руководитель отдела катехизации Астраханской епархии.
О.Максим:
— Совершенно верно.
Лиза Горская:
— Отец Максим, мы с Вами встречаемся в Великий Четверг, и будем сегодня говорить, наверное, о смыслах — как мы, впрочем, и делаем здесь каждый день.
Но вот, Евангелие от Матфея заканчивается словами Христа, обращёнными к апостолам: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа...» — означает ли это, что Христос прямо сказал именно обучать крещаемых, а не просто крестить людей?
Я вот предлагаю поговорить о крещении взрослых. Потому, что, в наше время, это... если раньше это было какой-то экзотикой, то в наше время это — явление достаточно повседневное, и, я думаю, важно понимать, что здесь к чему.
О.Максим:
— В последние дни Великого поста тема эта особую актуальность приобретает. Потому, что существует древний обычай совершать крещение в Великую Субботу — то есть, буквально, на днях. И что для меня радостно, и утешает меня, во многих приходах, во многих церквях стали в Великую Субботу совершать крещение взрослых.
Это не просто возврат какой-то древней практики, здесь не потребовалось никаких внутрицерковных документов. В одном документе только косвенно эта тема затронута — что рекомендуется совершать крещение в Великую Субботу, но мы видим, что просто люди восприняли эту практику, как подходящую, и которая, в каком-то смысле, завершает очень хорошо Великий пост.
Что же до слов евангельских — ну, в протестантской литературе этот отрывок называется «великое поручение», и Господь прямо говорит, что необходимо учить перед Крещением. И действительно, древние катехизаторы, древние огласители воспринимали это как заповедь. И, исходя из этого, ясно осознавали, что есть некие степени восхождения человека к Богу, и пребывания его в Церкви — это некое обращение, и это — подготовка, собственно, крещение, ну, и, потом уже, пребывание в числе членов Церкви, в числе учеников Христа.
Меня надо перепроверить — потому, что библейские тексты очень не любят таких неточностей, но вот, по-моему, в современном русском переводе есть такая фраза: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, и сделав их Моими учениками». И мне кажется, что нормальным итогом катехизации и предкрещальной подготовки является то, что человек осознаёт себя ни кем иным, как учеником Христа.
Лиза Горская:
— А вот Вы сказали, что особо утешительно для Вас, что возрождается практика крещения в Великую Субботу. Чем крещение в Великую Субботу от крещения в любой другой день года?
О.Максим:
— Всё дело в том, что у нас в Великую Субботу совершается уже, по сути, Пасхальное Богослужение. Сам чин крещения, содержание таинства Крещения — очень укоренены в Пасхальной тайне, и всем нам надо это памятовать.
Понимаете, когда я приехал на место своего служения — в Астрахань, и начал там катехизацию взрослых, я помню, как мы первый раз привели людей в белых одеждах посреди Пасхального бдения. Ко мне подошёл сторож нашего прихода и спросил, что это за санитары. Это были не санитары, это были новокрещёные люди. К большому сожалению, до этого он никогда этого не видел.
Сейчас я точно знаю, что никого предупреждать не требуется и не нужно. Большинство прихожан — и меня это радует — даже заготавливают подарки, зная, что в Великую Субботу будет крещение взрослых, и вот, по сути дела, незнакомым людям — оказывают такое внимание, пытаясь поздравить их с принятием Крещения.
А буквально пару лет назад мы крестили группу людей, и я видел, как одна из наших прихожанок подошла, взялась за белую крестильную одежду, и говорит: «Можно я дотронусь до чистоты?» Это, по-моему, очень трогательно, и вот... в каком-то смысле... перенастраивает нас в отношении к таинству Крещения.
Лиза Горская:
— Я, как раз, думала о той особенности крещения взрослых... ну, не то, что бы с завистью... а, наверное, всё-таки, и с завистью... хотя, тут, конечно, грех завидовать... человеку в крещении прощаются все грехи. Взрослый человек, придя к Богу, омывается в купели и, мне кажется, оказывается в гораздо более выигрышном положении, нежели вот я, например — человек, которого крестили в детстве, и который с тех пор грешит, должен всё это отмывать на исповеди, но делает это не так уж и исправно, и, в общем и целом, у них одежды — белые, а у меня — нет.
О.Максим:
— Ну... идеализировать ситуацию-то не надо, да? Или, если быть точнее, драматизировать ситуацию не надо...
Лиза Горская:
— Это — женская черта! Вот тут уже — обобщение было...
О.Максим:
— Да... это — характерная наша национальная черта. Мы очень хорошо умеем просчитывать самые худшие сценарии.
И, когда речь идёт о крещении взрослого человека, здесь надо немножко... не то, чтобы завидовать ему, а поставить себя на его место. И — трепетать, и дорожить своим местом в Церкви.
Да, действительно, я несколько раз слышал такую реплику и фразу из уст наших прихожан. Я привожу людей, и ко мне подходит человек, которому я давно известен, с кем мы вместе... там... 10-12 лет молимся, служим в одном приходе. И вдруг эта женщина мне говорит: «А я жалею, что меня так не крестили!»
И это, на мой взгляд, очень важно. Почему? Потому, что её крестили, когда ей было 16-17 лет...
Лиза Горская:
— То есть, она была уже в сознательном совершенно возрасте?
О.Максим:
— Да. Собственно, никаким образом таинство Крещения в её памяти не запечатлелось. Пройдёт ещё 10 лет после 16-летия, и только тогда наступит какое-то осознание.
Здесь, конечно, мы можем рассуждать о специфике времени, когда она крестилась. Потому, что катехизация, как оказалось, это процесс, который проверяет не только крестящихся, но и проверяет саму Церковь на возможность свидетельства.
Но, вместе с тем, пример новокрещаемых — это тоже, если хотите, аскетический пример. Людей приводят в церковь для того, чтобы все остальные видели, к чему стремиться, и, может быть, в каком-то смысле, вернулись к своим обетам Крещения, когда бы они ни совершались.
Меня тоже в детстве крестили, и я, конечно же, это не помню. Более того, до некоторого времени, вообще, были сомнения, крещён я или нет. Но потом выяснилось — нашлись, всё-таки, свидетели — да, действительно. И крёстная моя нашлась. Да, это очень торжественный момент в моей жизни был — мне было лет 10, наверное.
Но... такое... обращение — тоже случилось где-то лет в 15-16.
Лиза Горская:
— Извините... у меня с папой была обратная история. Он всю жизнь думал, что его крестили, бабушка, в детстве, даже помнила примерно. А потом, уже когда папа был в годах, нашлись люди — какие-то дальние родственники, которые сказали, что — нет, это было не Крещение, а его просто приносили помазать... ну, в общем, неправильно они всё помнили. И он крестился — ему было уже за 70.
О.Максим:
— Ну... мы всегда рассматриваем таинства нашими земными измерениями, не памятуя об одном: Господь говорит, что «не вы Меня выбрали, но Я — вас». И всегда на таинство нужно смотреть, как на встречное движение людей к Богу, и Бога — к людям.
Поэтому, ну... по всей видимости, Бог призывает каждого человека в свой час. И открывает Себя очень деликатно, не настаивая, и не навязывая Себя.
Лиза Горская:
— Вот, мы говорим: катехизация, катехизация... что это такое? Что это — сейчас? Что это — для нас? Почему это важно? Почему об этом стоит задуматься, наверное, тем, кто был крещён давно и не проходил эту катехизацию так, как проходят те, кто крестится сейчас, когда... ну... действительно, уже появились возможности?
О.Максим:
— Появились возможности, но, к сожалению, очень мало сказано о методах. Мы до сих пор находимся в поиске этих методов, и, я думаю, что этот поиск никогда не остановится, хотя у нас есть и ориентиры — это святоотеческая практика.
Здесь два слова можно сказать и о том, что очень мало пособий современных для катехизаторов. Но, лично для меня, катехизация — как для человека, который её ведёт — это попытка помочь людям ответить на три фундаментальных вопроса: кто — я? кто — Ты, Господи? и — что делать? И решение этих вопросов в жизни человека, мне кажется, является ключевым.
Если он осознаёт себя не просто белковым телом, или каким-то... я не знаю... недоразумением в истории мира, но осознаёт себя частью замысла Божия, то от этого очень сильно меняются градусы жизни.
Если мы говорим о Боге, надо понимать, о каком Боге мы говорим.
И тут — любопытная деталь, что, всё-таки, вопрос «что делать» — он самый евангельский. В новозаветных текстах он довольно часто звучит. И здесь уже Сам Господь Бог говорит, что надо делать.
Помогая ответить на эти вопросы, конечно, катехизаторы прибегали к разным методам, используя и Священное Писание, используя и моральный катехизис, и догматический катехизис в каком-то объёме. Но, в конечном итоге, я думаю, что катехизация нацелена именно на решение этих трёх ключевых вопросов.
Лиза Горская:
— Ну, так, что же делать?
О.Максим:
— Понимаете, христианский культ и христианское Богослужение имеют характерную черту, что выделяет их на фоне любых других течений. Дело в том, что Сам Бог показал, что надо делать.
Когда мы совершаем Крещение — и мы видим, что Господь показывает, как это надо делать, каким образом это надо совершать. Когда мы с вами совершаем Евхаристию, когда мы Причащаемся, мы видим тоже, что Господь явил это в Своей Жизни, и это — священнодействие. Тем более, Великий Четверг у нас на дворе, и это актуально вспомнить.
Христианский культ — это не попытка зацепиться за темноту, это не какая-то фантазия, и не какая-то попытка придумать что-либо — Сам Бог показал. Если Он показал, как это надо делать, то надо на Него полностью равняться.
Это — общий ответ.
А в частности — здесь нужно смотреть всегда на тот случай, с которым мы имеем дело. Потому, что люди приходят разные.
Для одного человека важно оставить недопустимую работу, для другого важно пересмотреть свои семейные отношения — в пользу улучшения, разумеется, для третьего — потрудиться над какой-то другой стороной жизни... ну... человек — слишком сложное существо для того, чтобы применить к нему какое-то единое правило.
Лиза Горская:
— А вот можно подробнее о том, что важно оставить недопустимую работу? Это — такая распространённая вещь в Вашей практике7
О.Максим:
— Это не только в моей практике распространённая вещь. В памятникахIII века мы тоже находим список недопустимых профессий.
Лиза Горская:
— Немножко изменились, наверное, профессии с тех времён?
О.Максим:
— Ну... я думаю, что публичные дома, всё-таки, остались. Так же...
Лиза Горская:
— Ну, то есть, речь идёт именно о таких крайностях?
О.Максим:
— Да. Но... я недавно совершал Крещение над одной девочкой. Она после Крещения подошла ко мне и сказала: «Я уволюсь». Выяснилось, что она работает в одном из магазинов, где приходится очень часто подделывать документацию, и... с христианской совестью это несовместимо, и ей стало просто от этого, извините, тошно. И она — уволилась.
Я не буду рекламу этому магазину делать — я видел, как она увольняется, потому, что пришёл туда игрушку для сына покупать, и видел, что она оформляет эти документы.
Второй момент — извините, кладовщики.
Лиза Горская:
— Ой!
О.Максим:
— Да. Я встречался с человеком, который уволился с должности кладовщика потому, что он не может позволять, чтобы со склада всё тащили массово. И так далее.
И, действительно, есть профессии, которые, в каком-то смысле, претят христианской совести, и люди их стараются оставить.
Лиза Горская:
— Я вспоминаю, немножко косвенно... то есть, совсем косвенно относящуюся к теме нашего разговора, свою историю.
Когда я болела, во время сессии, очень много лет назад, и спрашивала духовника, не взять ли мне академический отпуск, он говорит: «Ты — что? Сессию сдавай — всеми правдами и неправдами сдавай!»
И вот, я прихожу на зачёт... на какой-то зачёт по искусству Древней Руси, и, естественно, я к нему не готова. Потому, что я готовилась к профильным экзаменам — истории, литературе и так далее. И ещё и билет не очень удачный. В общем, как-то я начинаю невнятно отвечать.
Мне преподавательница юная говорит: «Ну, хорошо. Приходите через пару недель — может быть, Вам хватит, чтобы подготовиться». Я говорю: «Что Вы! Вы мне не ставите зачёт, — про себя имея в виду: по Вашему третьестепенному предмету»? Она, видя моё недоумение, говорит: «Вы знаете, меня духовник не благословляет за просто так ставить зачёт». А я не неё смотрю и говорю: «А мне духовник сказал всеми правдами и неправдами сдать эту сессию и не брать академический...»
О.Максим:
— И у вас получилось состязание духовников.
Лиза Горская:
— Да. Чей духовник духовнее... битва. Нет, ну мы с ней договорились — она мне поставила зачёт, при условии, что я прочитаю, там, то-то и то-то. В общем, как бы... ни она против совести не пошла, ни я.
О.Максим:
— Я думаю, мы оба понимаем, что, при всей нашей любви к искусству Древней Руси, это, действительно, безобидный предмет.
А если мы имеем дело с преподавателем на кафедре инфекционных болезней?
Лиза Горская:
— Ну, да!
О.Максим:
— И этот человек категорически не может никоим образом допустить, чтобы люди, которые получают медицинскую квалификацию, относились к делу безответственно.
И, Вы знаете, недавно у меня был разговор с одной женщиной — она училась в одном из ВУЗов, и говорит: «Я была очень сильно удивлена, что один преподаватель не соглашается на какие-либо компромиссы, и, тем более, его невозможно смотивировать на эти компромиссы». А потом она поняла, почему он так себя ведёт, когда они встретились возле одной Чаши.
Список этих профессий, кстати, включал в себя и гладиаторские бои — в IIIвеке считалось недопустимым участвовать в них, поставлять каких-то животных — потому, что этот тигр мог растерзать вашего брата по вере.
Сейчас, конечно, мы видим, что немножко поменялось отношение. Есть спортсмены, которые выступают профессионально на рингах, и, при этом, позиционируют себя как христиане. Наверное, эта дилемма никогда не решится — всё равно, будут те, кто будут настаивать, чтобы оставить это служение, и так далее.
Но есть ещё один момент. Перемена жизни должна быть первичной, по отношению ко Крещению. Не может быть такого, что мы совершаем человека, оставляя «на потом» его раскаяние и его перемену.
Всё-таки, совершение самого таинства Крещения и является свидетельством того, что его жизнь достойна называться христианской. Вот, это мне кажется очень важным — перечеркнуть, знаете... такой... если позволите... магический подход к таинству, когда «мы сейчас покрестим, а уж там... что называется... Господь разберётся». Древней Церкви это осознание было чуждо. Блаженный Августин и вовсе прямо говорил, что в таком случае — если священник преподаёт Крещение, то он даёт ложную надежду.
Вообще, для того, чтобы ответственно относиться ко Крещению, и иногда себя останавливать, каждому священнику необходимо иметь некое мужество. Потому, что крестить всех подряд — мужества не требуется. А вот к делу относиться — иногда кого-то остановить, помогать, наставлять, до последнего идти — здесь оно крайне необходимо.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
Лиза Горская:
— Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер», и здесь, в студии, священник Максим Бурдин, клирик Успенского кафедрального собора города Астрахани, руководитель отдела катехизации Астраханской епархии. Мы говорим в Великий Четверг в таинстве Крещения.
Всё-таки, есть ли какой-то минимум, который должен знать человек, чтобы принять Крещение — я говорю именно о знаниях. Мы говорили о перемене жизни, об образе жизни, о профессии, совместимой со званием христианина. А именно... что мы должны знать? Или нет такого минимума? Тоже в процессе...
О.Максим:
— Есть. Он выражен в Библейских чтениях Великого поста. И, как катехизатор, пользуясь случаем, хочу поблагодарить редакцию радио «Вера» за эту передачу.
Лиза Горская:
— Спасибо!
О.Максим:
— Потому, что это очень облегчает наш труд.
У меня не получается каждый день с людьми встречаться и преподавать им Библейский катехизис, поэтому, я им даю послушание, чтобы они радио «Вера» слушали — тем более, с такими комментариями.
Если касаться Библейского минимума, то все эти чтения, которые мы с вами имеем в дни Великого поста, они формировались, и были отобраны, с одной конкретной целью — потому, что готовятся люди ко Крещению, и им необходимо некий объём знаний передать.
Как правило, всё сводится к Книге Бытия, Книге пророка Исайи, Книге Притчей. Потому, что в Бытии мы видим историю спасения, у пророка Исайи мы видим пророческие свидетельства о Страдающем Праведнике, которые напрямую смыкаются в личности Иисуса Христа, а в Книге Притчей — квинтэссенция всей ветхозаветной нравственности.
Возвращаясь к профессиям, там же сказано, в Книге Притчей: «Неточные весы — мерзость перед Богом». И, представляете, для человека, который занимается регулярным обманом на рынке, насколько решающе звучит эта фраза?
Вместе с тем, мы понимаем, что есть люди, которым, допустим, рациональное знание очень трудно усвоить. К примеру, пожилые люди. И здесь, всё-таки, нужно понимать, что любой катехизатор должен умеючи к делу подходить и объём этого знания регулировать. И смотреть, насколько человек способен и готов к его восприятию.
Если хотите, александрийцы в III веке говорили о том, что надо, всё-таки, знания разделять — «веру простецов и веру гностиков» — как они называли это. А у святителя Григория Богослова — это вера философов и вера простых прихожан, мирян и так далее. Ну... сложные догматические истины, как правило, во время катехизации не преподавались.
Лиза Горская:
— А нет ли здесь дискриминации?
О.Максим:
— Нет, здесь дискриминации нет. Это — педагогика.
Мы же с Вами помним материал курса математики в школе? Начинается: один, два, три... начинается — с палочек. Потом — переходим к цифрам, потом переходим к отрицательным значениям. Затем мы начинаем разбирать дроби, переходим к геометрии Евклидовой и так далее. Уже в 11 классе мы решаем интегралы. На первом курсе университета — решаем матрицы. А в конце обучения, где-нибудь в аспирантуре, допустим, Вам могут сказать, что на 0 делить можно.
И, Вы понимаете, всё время в школе нам утверждали, что на 0 делить нельзя...
Лиза Горская:
— Ну, да...
О.Максим:
— ... но, просто, это было непедагогично. А, оказывается, в высшей математике это — вполне допустимое явление.
Примерно то же самое происходит и в Катехетике — догматические истины... не было необходимости их раскрывать на тот момент во всей полноте. И, в принципе, я этой позиции тоже придерживаюсь, и многие вещи сознательно замалчиваю — до времени. В частности, я замалчиваю образ совершения таинства Крещения. Это — оставляю, буквально, до последних дней перед самым Таинством. Потому, что у меня были случаи, и это — моя нелепость, и... если хотите, это может прозвучать как раскаяние, когда я на первой встрече говорил о том, что мы крестим полным погружением. Надо видеть стеснение человека — он встаёт и уходит.
Лиза Горская:
— Почему?
О.Максим:
— Неловко людям. Они не готовы, понимаете, входить в воду в присутствии всех остальных. А когда прошёл месяц катехизации, и уже пути назад — нет, то, в принципе, с этим смириться проще.
И ещё один момент: людям неясен смысл этой воды. Они когда приходят на только первые встречи перед Крещением, сам момент священнодействия для них... ну... он — бессодержательный. Задача катехета — любого огласителя — за время подготовки к Крещению всё это дело раскрыть и тщательно объяснить.
Лиза Горская:
— Я вспомнила, как в 90-е, начале 2000-х крестили... там... по 20 человек иногда одновременно, и не погружением, а просто — брызгали святой водой, а сейчас это считается... ну... сейчас такой практики уже нет нигде, практически, да?
О.Максим:
— Наверное, есть, где нет возможности организовать полное погружение. Но, по крайней мере...
Лиза Горская:
— Но по 20 человек — уже, вряд ли, крестят?
О.Максим:
— Нет, Вы знаете, в Саратове — крестят. Но там, насколько я знаю, людей готовят ко Крещению, в течение всего Великого поста, на приходах. За несколько дней до Крещения, с ними встречается епископ Саратовский — митрополит. И он сам совершает Крещение взрослых. И это бывает, как раз-таки, в Великую Субботу — для этого устроен специальный храм с погружательной купелью, всё оборудовано... мы же понимаем, что требуется какое-то место, где люди могут переодеться, где люди могут, после воды, элементарно, вытереться... там... и так далее.
Крестить погружательно, с позиции организации, немножко трудно. Но, мы-то — люди счастливые, у нас — реки тёплые, мы можем крестить и...
Лиза Горская:
— В Астрахани-то?
О.Максим:
— Да. Я несколько раз совершал Крещение на реке, и это — очень трогательно, на мой взгляд. И я видел, как крестят в Якутии в реке, и я смотрел на это с содроганием — потому, что знаю, что реки там совсем не тёплые.
И вот, я видел, как в Саратове совершается это Крещение — человек 15-20 крестили. Но это — не толпа, это — собрание. Крещение толпой — конечно, всем нам от него надо уходить, и я вижу, что, в принципе, мы эту тенденцию смогли перебороть. Она, как-то, сама по себе, отошла.
Лиза Горская:
— Хочу, всё же, вернуться к вопросу о том минимуме, который должен знать человек во время Крещения. Потому, что... так... мы немножко абстрактно... ну, для меня — абстрактно, для моего образа мышления, поговорили.
А я ещё спрашиваю, на предмет того... если человек, в своё время, этот минимум не получил, что ему нужно проверить сейчас, какие знания, у себя, и, может быть, наверстать их?
О.Максим:
— Дидактически, вопрос — почти нерешаемый.
Лиза Горская:
— Ну, вот...
О.Максим:
— Потому, что мы можем столкнуться вот с чем.
Я недавно был у одной женщины. Прихожу к ней домой, а ей было трудно выйти — какие-то проблемы со здоровьем, живёт она, буквально, через дорогу от нашего храма.
Я пришёл к ней, и мы с ней рассуждали на предмет подготовки ко Крещению. И я увидел Библию — и... затёртую... вот, Вы знаете... с характерными такими пятнами — то есть, эту Книгу постоянно читали...
Лиза Горская:
— Зачитанную.
О.Максим:
— ... зачитанную Книгу! Мне было это очень приятно видеть. А потом я выяснил, что эта женщина долгое время состояла в каком-то сектантском течении, и, соответственно, хорошо Священное Писание, изучила.
Должен ли я ей историю спасения давать? Если она в Писании ориентируется очень хорошо.
Мы пошли с ней по дискуссионным точкам, по тем вопросам, вокруг которых очень часто возникают разногласия. К примеру, иконопочитание, крещение детей, вопросы иерархичности Церкви, существование Таинств, и так далее.
Но это — пришёл человек, уже подготовленный.
В основном, ситуация, конечно, совсем иная. Я стараюсь до людей донести, чтобы они чувствовали себя частью истории. Что история творения, грехопадения, искупления — напрямую причастна, и связана со мной.
Второй момент, что я до них пытаюсь донести. Что Ветхозаветные Писания исполнились и сбылись во Христе.
Третье. Что Крест — это не ошибка и не какое-то недоразумение. Это — замысел Бога о человеке.
И, наконец, четвёртое. К Воскресению приглашаешься лично ты. Если есть живой отклик в твоей душе, и если есть стремление к Богу.
Вот, если эти 4 дидактических задачи удалось решить, то, мне кажется, катехизация удалась.
Как мы это будем решать? Посредством Писания — с одним человеком, посредством... я не знаю... философии — с другим... всегда надо ознакомиться, чем человек занимается, с его профессиональной занятостью. Потому, что умение говорить на языке оглашаемого — один из главных навыков катехизатора.
Но, в общем и целом, если Вы хотите от меня инструкцию...
Лиза Горская:
— Я хочу, да, инструкцию. Я вот хочу, например, знать: если меня, допустим, крестили в 2000 году вот тем самым... как это называется... окроплением, поливом... как это?
О.Максим:
— Обливанием.
Лиза Горская:
— Обливанием, да... и — ничего мне не сказав. И я, как-то вот... являюсь, с тех пор, членом Церкви... худо-бедно, как могу. И вот, я слышу программу на радио «Вера», и я... отец Максим Бурдин говорит о катехизации.
Какие вопросы мне нужно задать себе сейчас, чтобы понять — может быть, что-то важное было упущено тогда, и мне сейчас нужно это приобрести?
О.Максим:
— Мы о них говорили в начале программы: кто я? кто Ты? что делать?
Я почему на этих вопросах заостряю внимание? Потому, что они происходят из опыта общения Моисея с Богом на Синае. Именно в таком порядке они и были заданы.
Моисей спрашивал «кто я», чтобы взять на себя это служение. «Кто Ты?» — что я скажу людям, как Твоё имя? «Что делать?» — и тут уже Сам Бог ему отвечает.
Да, было бы неплохо, если бы человек заинтересовавшийся, например, познакомился с каким-то объёмом книги Бытия. Но не больше, чем то, что рекомендуется читать в Великий пост.
Кстати, древние отцы многие фрагменты из Книги Бытия сознательно опускали. Потому, что у устной речи есть всегда недостатки, и, когда вы прочитываете тот или иной отрывок, он может быть неправильно воспринят, и так далее.
Да, было бы неплохо, чтобы человек, который устремился к какому-то христианскому знанию, внимательно прочитал Книгу Псалмов. Не спеша, потихоньку, вдумчиво, привлекая какой-то комментарий и так далее. И, может быть, только после этого переходил к Евангельскому тексту.
До определённого момента я рекомендовал нашим оглашенным читать Евангелие Марка. Потому, что знаю, что мы все привыкли идти по пути наименьшего сопротивления, а 16 глав — являются наиболее доступными для восприятия. Но потом — передумал.
Во-первых, я сам по-другому посмотрел на текст Евангелия Марка — это сложнейший богословский текст, при всей кажущейся его простоте.
И ещё момент — в нём нету материала притчей, которые есть, например, у Луки. И это — серьёзное упущение... не то, чтобы упущение — это специфика текста. Но в катехизации я стал рекомендовать именно Луку читать, чтобы люди знакомились с притчами. В частности — с притчей о блудном сыне.
Лиза Горская:
— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера».
Оставайтесь с нами. Мы вернёмся через минуту.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
Лиза Горская:
— В эфире радио «Вера», программа «Светлый вечер».
Здесь, в студии, Лиза Горская и священник Максим Бурдин, клирик Успенского кафедрального собора города Астрахани, руководитель отдела катехизации Астраханской епархии. Мы говорим о крещении, мы говорим о катехизации.
Вот, такой вопрос. Во многом, учение Церкви формулировалось... как бы... в борьбе и для борьбы с ложными учениями, ересями. А зачем современному человеку Символ Веры? Почему это так важно? Почему он является частью катехизации перед Крещением?
О.Максим:
— Вы знаете, я тоже думал, что богословие Церкви формулировалось в полемической сфере...
Лиза Горская:
— Но это — не так?
О.Максим:
— ... но оказалось, что слово святителя Афанасия о Боговоплощении, которое мы читаем как трактат против ариан, было написано задолго до арианских споров. И, по всей видимости, в полемическом ключе, учение лишь выкристаллизовывалось, приобретало свои отчётливые грани, но Церковь всегда учила своих чад, и всегда наставляла их. Понимаете, как мать учит ребёнка, так и Церковь всегда учила своих прихожан.
И, поэтому, рассматривать все труды только в контексте полемики, наверное, некорректно.
Хотя, я хочу поделиться здесь неким своим переживанием. Дело в том, что пока я... там... работал над своей научной работой, пока я её писал, мне приходилось привлекать энциклопедические сведения.
И вот, мы открываем статью, например, про какого-нибудь святого — про Иустина-мученика. Обнаруживаем, что он был апологет, что он был экзегет, что он был полемист, но совершенно не обнаруживаем, что он был катехет.
Точно по такому же принципу построена статья о святителе Афанасии Великом, по такому же принципу — ещё о каком-нибудь иерархе, и мне всегда казалось это какой-то неполнотой.
Начиная отцов Церкви рассматривать именно в таком ключе... понимаете... становится ясным, что они были не просто какими-то кабинетными мыслителями, а что они были реально пастырями, настоящими учителями веры и так далее.
Вот, видите, какую революцию совершил Августин? Ведь, мы с вами привыкли, что аудитория — сидит, а лектор — стоит. Да?
Лиза Горская:
— Да.
О.Максим:
— До Августина было ровно наоборот: аудитория — стоит, а лектор — сидит. Потому, что в античном мире поза сидящего человека означала учительскую позу. И именно поэтому в Евангелии мы очень часто встречаем вот такое указание, что Иисус, придя на какое-то место, сев, начал учить — то есть, заняв положение, присущее, характерное для учителя. До Августина мы видим, что аудитория — стоит, учитель — сидит.
Я как-то попробовал на практике, просто ради интереса, аудиторию поднять, а сам — сел. Мне было очень некомфортно. Да, христианская катехизация, в каком-то смысле, и здесь даже совершила революцию.
Но, смотрите, что говорит святитель Амвросий Медиоланский. Он очень тщательно относится к тому, чтобы, при своём наставлении, никто из присутствующих не записывал Символа Веры. Потому, что он не допускал, чтобы Символ Веры куда-то утекал за пределы христианского общества.
Лиза Горская:
— Почему?
О.Максим:
— Для нас это кажется странным, но на тот момент были некоторые опасности.
Во-первых, этот Символ Веры могли поругать где-нибудь на сцене античного театра, а, во-вторых, это был сакральный текст, который был достоянием самой Церкви.
Даже в V веке пытались его записать — один из историков Церкви, и он пишет, примерно, следующее: «Вот, отцы Церкви в 325-381 году собирались, приняли вероопределение. Я хотел вам тут на листочке его оставить, но старшие мне сказали, что не надо этого делать», — и потом продолжает изложение истории этих Соборов.
Видите ли, в древности к Символу Веры относились как к итогу катехизации. Его полагалось выучить наизусть. И отчитаться перед епископом, произнося его в собрании. Потому, что, тем самым, человек свидетельствовал, что он имеет единую веру с Церковью. Позже этот Символ Веры вошёл в Литургическое собрание.
И, я помню, как, единожды совершив Крещение над взрослыми людьми, мы пришли в храм — служил наш митрополит. Началось Богослужение, запели Символ Веры, и Владыка — он только-только приехал на нашу кафедру, ещё не был знаком с нашим обычаем, и радостно, что он его воспринял во всей той полноте — он был очень удивлён: что, неужели они поют Символ Веры? Конечно! Они обязаны его знать.
Ну... я прямо не требую вот такое вот строго — чтобы выучили наизусть, но уверенное знание — важно и необходимо. Это же относится и к молитве «Отче наш...» Некрещёным людям её читать не полагалось.
Лиза Горская:
— Кстати, вот, хотела уточнить... Вы сказали, что — благословляете, но ведь — не заставляете... советуете прихожанам слушать радио «Вера» — как бы, для расширения знаний. А я вот смотрю: к сожалению, нет Астрахани в карте вещания радио «Вера»... много городов, но Астрахани — нет. А как они его слушают? Вот, Вы — как его слушаете?
О.Максим:
— Ну... у нас же есть интернет-площадки...
Лиза Горская:
— Приложения, да?
О.Максим:
— И, во-вторых, мы работаем над тем, чтобы у нас радио «Вера» появилось.
Лиза Горская:
— Замечательно! Бог в помощь!
О.Максим:
— Да... дело, как оказалось, непростое. Но я могу сказать, что интерес к этому есть.
Не рекламы ради... просто, буквально месяц назад, мы с владыкой это дело обсуждали, и, я так понимаю, он настроен решительно.
Лиза Горская:
— Слава Богу! Это я так... о своём... о близком...
Какие ещё молитвы нужно знать наизусть — входят они в минимум необходимый, или Вы считаете, что можно до поры молиться своими словами... или Вы считаете вопрос некорректным?
О.Максим:
— Прежде, чем говорить о молитвах, надо говорить, всё-таки, о характере молитвы. Для начала, людей нужно научить пониманию того, что является молитвой — для меня это самая сложная тема. Потому, что молитвенником я себя никогда не считал, и чувствую, что здесь есть некое двоедушие, когда я говорю о молитве. Здесь лучше привлекать какого-нибудь, знаете, практика молитвы.
Лиза Горская:
— Что такое двоедушие?
О.Максим:
— Двоедушие? Когда говоришь одно, а на практике проявляешь совсем другое. Для катехизатора — это страшная вещь.
А из аскетической нормы такой... я, во-первых, прошу всех тех, кто приходит к нам на беседы перед Крещением, приходить минут за 15, за 20. Если мы договорились на 14.00, желательно был в 13.45, чтобы 10-15 минут провести в храме и предстоять перед Богом — пускай, пока что безмолвно, может быть, не вполне осознавая масштаб этого... и значимость этого действа, но, тем не менее, привыкать к тому, что храмовое помещение для тебя становится родным.
И ещё один момент: я рекомендую читать Шестопсалмие. Но не на славянском языке, а на русском языке — потому, что для людей новоначальных славянский может показаться трудным. Пускай они сначала привыкнут к русскому тексту, а потом уже будут прислушиваться к церковно-славянскому.
Лиза Горская:
— Но почему именно Шестопсалмие?
О.Максим:
— Не только Шестопсалмие. Шестопсалмие — это утренние молитвы, а ещё несколько псалмов — вечерние молитвы. Те псалмы, которые входят в круг суточного Богослужения.
Почему? Потому, что отцы Церкви всегда говорили, что Псалтирь — это лучшая терапия для души.
Опять-таки, обращаясь к рубрикам нашей уважаемой радиостанции. Ведь, была же передача о Псалтири, несколько лет назад.
Лиза Горская:
— Да.
О.Максим:
— Там были радиопостановки, посвящённые псалмам. И для наших прихожан, которых я попросил эти радиопередачи послушать за дни Великого поста — это было прямо открытие Книги Псалмов!
Потому, что славянский текст — он, порою, трудный к восприятию. Народ читает годами, не вполне отдавая себе отчёт, что читает. Но вот... те постановки, в каком-то смысле, помогли это дело разрешить.
Лиза Горская:
— Это «На струнах Псалтири», да?
О.Максим:
— Да, совершенно верно.
Лиза Горская:
— Я хочу Вас попросить вернуться к такой теме... Вы говорили, что от священника, священнослужителя требуется мужество, чтобы крестить не всех подряд, а только тех, кто реально готов — если я правильно поняла.
О.Максим:
— Да.
Лиза Горская:
— То есть, получается, что священник может отказать взрослому человеку в принятии таинства Крещения...
О.Максим:
— Не совсем точная формулировка. Священник имеет право отодвинуть во времени таинство Крещения. А отказать — это решительно сказать «нет», раз и навсегда. Таким правом никто не обладает, и это будет неправильно.
А двигать во времени — да, священник имеет право.
Лиза Горская:
— А в каких случаях?
О.Максим:
— Ну... поделюсь собственным опытом.
Мы уже начинали Крещение, и пришёл взрослый мужчина. На тот момент практика подготовки взрослых у нас не была устоявшейся, и его катехизацией занимался его дедушка. Я решил, в итоге, эту катехизацию перепроверить перед тем, как крестить, и выяснилось, что этот человек — неверующий.
Ведь, мы все понимаем, что для Крещения нужны вера, покаяние и вода. Воду мы налили, веры — нет, до покаяния дело даже не дошло. Поскольку в тот день было Крещение папеньки и младенца, я совершил Крещение только младенца.
Лиза Горская:
— А можно так определить, есть вера у человека или нет? Мне кажется... я часто сталкивалась с людьми, например, которые называют себя атеистами, а, на самом деле, у них есть какая-то своя, специфическая, вера — просто, может быть, не сформулированная, не выявленная...
О.Максим:
— Никто не обладал такой способностью — точно удостовериться, верующий человек или нет. Но для того, чтобы не было какого-либо лицемерия, как правило, Символ Веры читался в Церковном собрании — не где-то там, наедине, а именно перед всеми.
С похожей историей столкнулся Августин. В его жизни был человек, которого звали Викторин, и Викторин навязывал дискуссию, очень известную всем нам. Он говорил: «Что, неужели камни делают человека христианином? Зачем, если достаточно твёрдой убеждённости, что христианские идеи очень высокие?»
И, читая Евангелие, он дошёл до слов о том, что отрекающийся от Сына Божия будет отречён от общения с Отцом Небесным. Эти слова на него очень сильно повлияли, и он пришёл и публично в собрании читал Символ Веры. И тогда по городу пронеслась молва: «Неужели? Викторин, ритор философской школы, человек, который ещё вчера отрекался и отказывался от христианского знания, вдруг, внезапно сегодня стоит перед нами?»
Эта история очень важна. Почему? Потому, что... не надо думать, что дискуссия вокруг «веры в душе» — это современная дискуссия. Она появилась с самых первых дней существования христианства, и идея просто молчаливого согласия с высокими идеями — она характерна была на протяжении всех эпох.
Лиза Горская:
— Существует мнение, что Евангелие от Марка было написано, как раз, как пособие для желающих принять Крещение.
О.Максим:
— Я думаю, что все новозаветные тексты являются катехитическими пособиями.
Лиза Горская:
— А чем пользуются современные катехизаторы? Ими же и пользуются, или есть какие-то новые пособия?
О.Максим:
— Задеваете за больное!
Лиза Горская:
— Не хочу... не специально...
О.Максим:
— Ну... уже рано, как говорит мой молдавский друг!
Дело в том, что мы сейчас находимся в стадии разработки этих пособий. Очень много трудится Синодальный отдел религиозного образования и катехизации, очень много трудятся сотрудники Свято-Филаретовского института, но мне пришлось поработать с зарубежной литературой, и я понял, что нам ещё очень и очень далеко до того объёма знаний, который есть в западной науке. И я бы очень, конечно, хотел, чтобы число этих пособий росло день ото дня.
Большая проблема, что люди, выходя на своё катехетическое служение, не всегда осознают методы. И поэтому в нашей епархии и выделен в отдельную структуру Отдел катехизации.
Вы заметили в формулировке, что я не занимаюсь религиозным образованием?
Лиза Горская:
— Заметила.
О.Максим:
— Моя занятость и деятельность абсолютно не касается Воскресных школ, преподавания «Основ православной культуры», например, в светских школах, и так далее. У нас — очень узкий профиль, у нашего отдела. Мы занимаемся методическим обеспечением наших сотрудников, тех людей, кто ведёт беседы перед Крещением и перед Венчанием.
Лиза Горская:
— И перед Венчанием?
О.Максим:
— Да.
Лиза Горская:
— А вот давайте об этом подробнее поговорим тоже...
О.Максим:
— Хорошо.
Лиза Горская:
— ... потому, что... ну, как бы... катехизация, беседы перед Крещением — это, вроде бы как, привычная вещь, а — перед Венчанием...
О.Максим:
— Ну, во-первых, это является одним из требований общецерковного документа о религиозном образовании и катехизическом служении в Русской Православной Церкви, а, во-вторых, сама жизнь диктует, что необходимо, прежде всего, встретиться с теми людьми, кого ты будешь венчать.
Как в случае с Крещением, так и в случае с таинством Причастия, с таинством Исповеди, со всеми таинствами, которые существуют в Православной Церкви, необходимо учитывать чистоту мотивов, задавать очень важный вопрос: «Зачем тебе это?»
Вот, на минутку представим такую ситуацию. Я — человек, который только-только переступил порог храма, а Вы — злобная сотрудница церковной лавки...
Лиза Горская:
— ... «И вот не надо здесь стоять!»
О.Максим:
— Да, да... Я подхожу к Вам и говорю: «Что мне надо для того, чтобы Причаститься?» — Ваш ответ?
Лиза Горская:
— Ой... ну, книжечки...
О.Максим:
— Так. Ещё?
Лиза Горская:
— Ой... ну: «К батюшке подойдите!»
О.Максим:
— Прекрасно, да... Он подходит к батюшке, и священник ему говорит: «Вам надо 3 дня поститься, подготовиться к исповеди и прийти на службу».
А я убеждён, что каждый катехизатор должен задать вопрос: «Зачем Вам это?» Потому, что мне приходилось сталкиваться с тем, что люди приходят только что после сеанса какого-нибудь... извините за это слово, оно может показаться странным для этой радиостанции...
Лиза Горская:
— Я уже боюсь!
О.Максим:
— ... ну... после посещения какого-нибудь экстрасенса.
Лиза Горская:
— Э...
О.Максим:
— Да, и такое бывает.
Лиза Горская:
— Но существуют целые центры реабилитационные в Церкви для людей, пострадавших от общения с экстрасенсами — это не секрет, к сожалению...
О.Максим:
— Понятно, да. Это очень хорошо, что масштаб этой трагедии осознаётся.
Когда речь заходит о служении таинства Венчания, мы должны выяснить, зачем это — потому, что иногда Венчание воспринимают как пилюлю в критической ситуации в семье, и пытаются из кризиса в семьи выкрутиться, вырулить посредством служения таинства Венчания. А это — не правильный мотив.
Лиза Горская:
— А почему? Ну, неужели это плохо?
О.Максим:
— Венчание?
Лиза Горская:
— Нет... ну, если семья воспринимает Венчание, таинство Венчания как возможность получить помощь Божию в урегулировании каких-то противоречий, поддержку для того, чтобы строить свою семью — разве это плохо?
О.Максим:
— Это, само по себе, не плохо, но этим не должно ограничиваться. Здесь важна же ещё и внутренняя работа, и умение прощать, умение где-то сдержаться, умение правильно подбирать слова, умение в конфликтных ситуациях не доводить до каких-то критических моментови так далее. Это же — серьёзная работа над собою! Как ни крути, а в браке — трудно, и это — всегда труд. И, поэтому, мы не можем сказать, что у нас есть такое средство, которое сиюминутно вдруг устранит все недоразумения в брачной жизни.
Лиза Горская:
— Ну, так это, как раз, мне кажется, священник рассказывает людям, которые пришли венчаться...
О.Максим:
— ... во время беседы перед Венчанием.
А на днях я очень сильно возмущался, когда увидел семью, которая пришла без гостей на Венчание — они пришли вдвоём.
Лиза Горская:
— Это — их личное дело, сказали они?
О.Максим:
— Да. Мне это было непонятно. Потому, что каждый человек, который приводит свою супругу, или... там... если барышня приходит со своим мужем и встают перед Алтарём, то эти люди свидетельствуют, что им нечего скрывать, что их брак чист.
А когда они пришли вдвоём — извините, это немножко рождает... некое подозрение.
Лиза Горская:
— Может быть, они просто — интроверты, и у них друзей нет?
О.Максим:
— Я тоже посчитал так, и... умение находить добрый помысел — очень хорошее христианское умение. Но, при этом, всё-таки, фотографа позвали — значит...
Лиза Горская:
— Для детей, для внуков!
О.Максим:
— Да... а для того, чтобы засвидетельствовать... ну, и ещё — для социальных сетей. Как ни крути, есть возможность на этом деле немножко... показать себя.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
Лиза Горская:
— Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер», и у нас в гостях священник Максим Бурдин, клирик Успенского кафедрального собора города Астрахани, руководитель отдела катехизации Астраханской епархии.
Вот, хотела на себя пожаловаться. Я-то, в принципе, стараюсь не лезть, но иногда бывает какое-то такое задорное настроение, как... кто-то недавно из моих знакомых называл это «женским задором» — таким, специфическим, который лучше сдерживать, но не всегда получается.
В овощном ларьке, покупая... там... какой-то набор всякого, как мы в семье говорим, «сена» для питания, увидела мужчину — такого, высокого, который был с папой своим пожилым... мужчина — где-то ему так хорошо за сорок, папа — пожилой, и мужчина говорит: «Халву — нельзя, нет, халва — не постный совершенно продукт, поэтому, халву мы есть не будем. Папа, прости». Я говорю: «А почему — не постный?» — «А там — масло». Я говорю: «Ну, как же, там масло... его же туда специально не кладут, она же просто делается из семечек. Вы же семечки — едите?»
В общем, я не знаю, почему я в это во всё встряла... я, честно говоря, даже до конца не понимаю, зачем я сейчас Вам это рассказываю... видимо, просто, чтобы пожаловаться на себя.
Вот — мера, да? Мера поста ( ну, пост уже закончился, это — так ), мера погружения в какие-то богословские, догматические аспекты для людей, которые живут в миру, ходят на работу, имеют нагрузку — ну, не монахи. Соответственно, что, всё-таки, должно быть первично, и что — самое-самое главное?
Ну, в моём случае, понятно: главное — не лезть к посторонним людям со своими подколками дурацкими. А — вообще? В плане катехитическом... катехизическом, да?
О.Максим:
— Ну, можно говорить как «катехитическом», так и «катехизическом» — в общем, в литературе оба употребляются варианта.
У меня на моём столе рабочем, в библиотеке, всегда стоит... точнее, лежит — спиннер.
Лиза Горская:
— Ага!
О.Максим:
— Это — моё любимое катехитическое пособие. Я им очень часто пользуюсь, объясняя христианскую жизнь.
На меня смотрят сначала, когда я этот спиннер вытаскиваю, как на ненормального. Ну... я, в принципе, давно привык к этому образу... но спиннер — работает.
Мы можем представить себе, что у него — три грузика, и центральный подшипник, на котором, собственно, всё вращается.
Вот, в дни поста важно, чтобы наш спиннер вращался очень сбалансировано. Поэтому, каждому грузику мы дадим определённое назначение. На первый грузик мы повесим чувство священного, некий трепет перед Богом. На второй грузик мы повесим наши с вами поступки христианские, дела, нашу волю. На третий грузик мы с вами подвесим наше рациональное знание о Боге — то самое, которое Вы тщательно пытались от меня выпытать, чтобы я Вам дал инструкцию, какие книжки читать.
Лиза Горская:
— Но Вы — тщательно скрываете...
О.Максим:
— А я, конечно, тщательно скрываю. Потому, что я настаиваю на том, чтобы всегда подход был индивидуальным.
А центральный, главный подшипник — это, всё-таки, христианская любовь. Это — умение не приставать к людям в ларьке с овощами.
И, понимаете, если центральный подшипник забит какой-нибудь грязью, или его там вовсе нет, то спиннер становится безделушкой. И если какого-нибудь... такого... сателлитного грузика нет, то он начинает заваливаться.
Вот, одна из целей христианского поста — сделать так, чтобы всё было сбалансировано, ровненько и крутилось — долго, и радость доставляло и себе, и окружающим.
Лиза Горская:
— Только поста?
О.Максим:
— Не только. Понимаете, время поста — это время балансировки спиннера, а всё остальное время Литургического года — это время сохранения этого баланса. Хотя, мы понимаем, что дисбаланс может возникнуть и независимо от Литургического времени.
Как-то... я вспоминаю, свой... такой... может быть, печальный, опыт.
Вообще, христиане — я думаю, вы согласитесь со мной — делят свою жизнь Пасхами, празднованием Пасхи. И, я помню, на одной Пасхе, я так разнервничался дома, что даже остановиться я не мог, и, получается, что всё то время поста — оно пролетело, попросту, назаметным... да... как-то впустую. И восстанавливаться пришлось очень долго — в моральном плане. В морально-этическом.
Лиза Горская:
— Это — сколько?
О.Максим:
— Пятьдесят дней.
Лиза Горская:
— Ого!
О.Максим:
— Пятьдесят дней... В этом-то и парадокс, что грешить легче, чем раскаиваться.
И я приглашаю наших оглашенных к тому, чтобы их спиннер тоже вращался хорошо — свободно, долго, чтобы его можно было крутить даже на носу у собаки. Чтобы он был — очень сбалансированным.
И, вместе с тем, я убеждён, что единого правила для всех создать — невозможно. У каждого человека есть своя специфика.
Да, конечно, всем нам надо стараться равняться на ту традицию поста, которая у нас есть. Я позволяю себе эту оговорку потому, что традиция христианского поста — очень широкое понятие. Это и Литургическое участие, это и аскетическое усердие, это — внимание к другим людям, это — и хорошее чтение на дни поста, это, в конце концов, переоценка всего того, что происходит в твоей жизни.
Но, при всём при этом, я убеждён, что в готовом виде правил, наверное, существовать не может.
Лиза Горская:
— А вот — какая статистика? Сейчас, я смотрю, в храмах постоянно проходит таинство Крещения, крестятся взрослые люди, дети, само собой... а как много, какой процент из них ( я имею в виду — из взрослых людей ) становятся постоянными прихожанами?
О.Максим:
— Не считал! Специально.
Лиза Горская:
— Чтобы не расстраиваться?
О.Максим:
— Да.
Лиза Горская:
— Почему?
О.Максим:
— Я как-то это обсуждал с одним епископом, и он мне сказал, что этим не надо заниматься. Моя задача — быть рекой, которая течёт. Кто-то из неё воду пьёт, другой — машину моет, третий — огород поливает, четвёртый — электростанцию построил, и так далее... шестой, седьмой — рыбу ловят, и, если река своё течение остановит и сосредоточится на чём-то одном, то вымрут все остальные.
Делать своё дело, не оглядываясь на результат.
Поэтому я люблю штукатурить.
Лиза Горская:
— Буквально?
О.Максим:
— Да, буквально. Может быть, неожиданный поворот в нашей беседе...
Лиза Горская:
— Да...
О.Максим:
— ... да... и программировать. Потому, что: написал строку кода, запустил компилятор — получил результат. Накидал раствор на стену, срезал его, разровнял — вот он, результат. В служении катехизатора сиюминутный результат увидеть, практически, невозможно. Именно поэтому приходится отвлекаться.
Лиза Горская:
— Я обычно привожу в пример счастье, с моей точки зрения, людей, которые делают табуретки. Потому, что ты делаешь табуретку, ты — сделал, и у тебя — табуретка. Я сравниваю со своей работой журналиста — ты что-то работаешь, работаешь... а что ты сделал? Хорошо это, или плохо? И есть ли он вообще — результат?
Кстати, я не знала, что у священников, зачастую, тот же вопрос.
О.Максим:
— Мне кажется, что тот строительный рывок, который случился за последние годы, он связан именно с этим чувством. Потому, что когда камни складываются в единое здание, ощущение выполненного дела — оно приходит гораздо быстрее.
Ну... мы же понимаем, что мы можем на катехизацию одного человека потратить 8 месяцев. Со мной такое было. Я готовил одну женщину ко Крещению — 8 месяцев. И, как только я её покрестил, я пришёл домой с чувством выполненного дела, налил чашку кофе... и вдруг мне звонят, и говорят: «Батюшка, здравствуйте! Мы хотим покреститься». И я понял, что мне надо возвращаться опять к тому же процессу, который я завершил...
Лиза Горская:
— ... с таким удовольствием только что!
О.Максим:
— Буквально, пару часов назад. Я допил кофе, и говорю: «Хорошо, увидимся завтра!»
Лиза Горская:
— Река!
О.Максим:
— Да... а когда дело доходит до строительства... ну... камни поднимаются, строится это, конечно, дело... хотя, здесь тоже не без искушений и не без сложностей. Не надо думать, что это очень просто — строить какие-то приходские объекты, храмы и так далее.
Лиза Горская:
— Но у Вас же есть помощники, наверняка?
О.Максим:
— У меня? Катехизаторы?
Лиза Горская:
— Да.
О.Максим:
— Да, это люди, которые прошли катехизацию. Которые понимают её цену, и знают её состав, и понимают её результат. Для меня это очень ценно.
У апостола Павла, наверное, тоже такие были, и это то, что меня с ним роднит иногда...
Лиза Горская:
— ... скромно сказал он.
О.Максим:
— Да! Вы знаете, я очень люблю слова апостола, в которых он хлопает дверью, и говорит: «Всё, ухожу к язычникам!» Вот, я его понимаю! Он проповедовал, проповедовал, говорил, говорил — не получилось... хлопнул дверью — пошёл к остальным. Со мной много раз, примерно такое же, было. Когда говоришь, говоришь, выходишь — и ощущение, что говорил впустую.
Я очень ценю, знаете, какие моменты? Мы проводим беседы перед Крещением, например, и пришли две-три семьи. Мы с ними поговорили какое-то время, уже время расходиться, как правило — это вечером, там... в восемь часов, половина девятого, и вдруг остаются два человека, у которых есть вопросы. И мы с ними можем остаться ещё, буквально, на полчаса — и эти полчаса могут оказаться решающими. Эти 30 минут, которые мы побеседовали в маленькой группе, они могут сыграть гораздо большую роль, чем полуторачасовая беседа в большом собрании.
Лиза Горская:
— Ну, что ж, спасибо! К сожалению, закончилось время нашей программы.
Я напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио «Вера» была программа «Светлый вечер». Её для вас провела Лиза Горская, у нас в гостях был священник Максим Бурдин, клирик Успенского кафедрального собора Астрахани, руководитель отдела катехизации Астраханской епархии.
Всего доброго!
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».
Послание к Ефесянам святого апостола Павла
Поделиться
Рембрандт (1606—1669) Апостол Павел
Еф., 233 зач., VI, 10-17
Комментирует священник Антоний Борисов.
Когда молодые монахи однажды спросили святого Антония Великого, какую добродетель нужно прежде всего просить у Бога, тот ответил — рассудительность. Именно так. Здоровая, освящённая Господом рассудительность способна помочь нам принять правильные решения, сделать верные выводы и избежать вредных крайностей. Теме рассудительности, среди прочего, посвящён отрывок из шестой главы послания апостола Павла к Эфесянам, что читается сегодня утром в храме во время богослужения.
Глава 6.
10 Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его.
11 Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских,
12 потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных.
13 Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злой и, все преодолев, устоять.
14 Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности,
15 и обув ноги в готовность благовествовать мир;
16 а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого;
17 и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие.
Возникновение Церкви Христовой в день Пятидесятницы, то есть на пятидесятый день после Воскресения Христова, когда на апостолов сошёл Дух Святой, стало огромным по значению событием для всего человечества. Но, как известно, даже самый обильный дар благодати, от Бога исходящей, не упраздняет человеческой свободы. Не только в том смысле, что человек может принять или отвергнуть этот дар, но и в том, как человек способен использовать благодать Божию. Во благо или во осуждение.
Об этом и рассуждает апостол Павел в прозвучавшем отрывке из послания к христианам Эфеса. Перед этими людьми, обратившимися из язычества, стояли два рода искушений. Первый заключался в том, чтобы лукаво совместить христианскую веру с прежним образом жизни. На практике — быть только внешне членами Церкви, а на самом деле оставаться язычниками, прикрываясь соблюдением некоторых обрядов и правил. Такое лицемерие апостол Павел нещадно обличает, прямо говорит о невозможности служить одновременно Богу и идолам — не столько внешним, осязаемым, сколько внутренним, замаскированным.
Существовал и другой тип крайности. То, что можно было бы назвать духовным радикализмом, который заключался в поиске причин каких-то нестроений исключительно в людях, во внешнем. Опасность такого видения заключалась в том, что человек начинал заботиться не столько о своём духовном мире и покаянии, сколько принимался бороться с другими людьми. Часто по причине того, что себя и свои убеждения считал по умолчанию идеальными. И апостол Павел призывает эфесских христиан не увлекаться поиском врагов, расклеиванием ярлыков — кто праведник, а кто нет.
Павел, в частности, пишет: «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных». Таким образом, апостол призывает читателей сохранять чистый, искренний, праведный образ жизни. Только благочестие, основанное на любви к Богу, и является единственным средством победы над тёмными силами, над злом, которое, к сожалению, по-прежнему влияет на мир. И апостол пишет: «Итак, станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности».
Только целостность веры и жизни способна приблизить человека к Господу. И одним из признаков этого приближения становится освящённая Богом мудрость, способная отделять людей от их ошибок. Что очень важно. Потому что, с одной стороны, мы признаём — человек хорош, но не сам по себе, а потому что Богом сотворён. С другой стороны, мы не ставим знака равенства между человеком и его образом жизни. Ведь человек далеко не всегда правильно распоряжается своей свободой. И мы не должны закрывать глаза на творимое людьми зло. Но обличая зло, мы не имеем права унижать кого-либо, оскорблять, презирать. Это не христианское поведение, о чём и призывает помнить апостол Павел, сам умевший здраво, без лукавства и озлобленности, в согласии с заповедями Божиими рассуждать. А именно, различать человека и его ошибки, человека благословляя и поддерживая, а его промахи в хорошем смысле обличая и, что более важно, помогая исправить. Чему и нам, безусловно, стоит постоянно учиться.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Псалом 10. Богослужебные чтения
Поделиться
Не раз в Священном Писании говорится о том, что Бог любит правду и ненавидит ложь. О какой именно правде идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в псалме 10-м пророка и царя Давида, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Псалом 10.
Начальнику хора. Псалом Давида.
1 На Господа уповаю; как же вы говорите душе моей: «улетай на гору вашу, как птица»?
2 Ибо вот, нечестивые натянули лук, стрелу свою приложили к тетиве, чтобы во тьме стрелять в правых сердцем.
3 Когда разрушены основания, что сделает праведник?
4 Господь во святом храме Своём, Господь, — престол Его на небесах, очи Его зрят на нищего; вежды Его испытывают сынов человеческих.
5 Господь испытывает праведного, а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа Его.
6 Дождём прольёт Он на нечестивых горящие угли, огонь и серу; и палящий ветер — их доля из чаши;
7 ибо Господь праведен, любит правду; лицо Его видит праведника.
Когда Давид был юношей, он спасался бегством от царя Саула, который по причине зависти и ревности хотел его убить. Когда Давид сам стал царём и достиг зрелого возраста, он спасался бегством от собственного сына, Авессалома, который поднял против отца мятеж и стремился отнять у него не только власть, но и жизнь. Одним словом, Давид не понаслышке знал, что такое спасать свою жизнь бегством.
А потому только что прозвучавший псалом, который, видимо, написан по поводу очередного социально-политического потрясения, начинается со слов недоверия, которое Давид высказывает своим советникам: «как же вы говорите душе моей: "улетай на гору вашу, как птица"?» Богатый жизненный и духовный опыт подсказывал царю, что в конечном счёте спасают не быстрые ноги и не тайные, скрытые от посторонних глаз убежища. Спасает Господь. Поэтому и начинает он словами: «На Господа уповаю». Иными словами, теперь я не побегу. Теперь я не вижу в этом смысла. Теперь я отдам всё в руки Божии.
Глубокая мудрость скрывается в этих словах. Очевидно, что у всякого из нас есть такой период в жизни, когда мы просто учимся выживать в этом мире. И на протяжении этого времени все средства, которые мы используем для выживания, как нам кажется, хороши. Мы решаем свои проблемы так, как можем. Зачастую, не особо советуясь со своей совестью. Наша задача проста — выбить своё место под солнцем, обойти конкурентов, забраться как можно выше, просто не быть съеденным злопыхателями. Мы не особо внимательны к себе. Не особо задумываемся о мотивах и последствиях своих поступков. Мы не желаем видеть правду о самих себе. И Бог терпит это. Он по милости Своей даёт нам время.
Однако неизбежно каждый из нас приходит к той точке, когда мы оказываемся перед выбором: или убежать и спрятаться, то есть закрыться от проблемы своими привычными словами и поступками и потерять окончательно своё достоинство, или остановиться и встретиться лицом к лицу с тем, от чего бегал всю жизнь. А потом на свой страх и риск поступить по-новому. С упованием на Творца и с доверием Ему. Поступить по Его закону.
По словам Давида, те потрясения, которые выпадают на нашу долю, — это каждый раз приглашение к такому мужественному поступку. Поэтому и говорит Давид сегодня: «Господь испытывает праведного». И с каждым разом этот призыв всё настойчивей. Так Бог напоминает, что всякому из нас неизбежно придётся пойти на этот шаг.
Только мы сами можем ответить себе на вопрос «чего я боюсь, от чего бегу», выражаясь словами прозвучавшего псалма, от чего и почему каждый раз «улетаю на гору, как птица». Увидеть это — уже огромный шаг на пути духовного взросления. Но увидеть это однозначно придётся. Потому что, как пишет Давид, «Господь праведен и любит правду». И лишь тогда, когда мы признаём эту правду, наши отношения с Богом становятся по-настоящему полноценными. И для каждого из нас это в первую очередь правда о себе самом.
Псалом 10. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 10. (Церковно-славянский перевод)
«Вера в Бога и познание себя». Игумен Дионисий (Шлёнов)
Поделиться
Гость программы — Игумен Дионисий (Шлёнов), наместник Андреевского ставропигиального мужского монастыря.
Ведущий: Алексей Козырев
А. Козырев
— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи» и с вами ее ведущий Алексей Козырев, сегодня мы поговорим о вере в Бога и познании себя. У нас сегодня в гостях наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов). Здравствуйте, батюшка.
о. Дионисий
— Здравствуйте, Алексей Павлович. Очень радостно принимать участие в таком философском мероприятии с богословским смыслом.
А. Козырев
— Я напомню нашим радиослушателям, что, хотя отец Дионисий сегодня в гостях у нашей передачи, мы в гостях у отца Дионисия, поскольку студия Радио ВЕРА находится в Андреевском монастыре на берегах Москвы-реки, а это один из старейших московских монастырей, где уже в XVII веке была школа ученого монашества. Как я говорю: это родина русского просвещения.
о. Дионисий
— И не только в XVII веке. Конечно, в XVII веке несомненный перелом, 1648 год — год, когда, кстати сказать, была издана в Москве же «Книга о вере», которая потом получила такую свою дальнейшую судьбу среди старообрядцев, но издана еще до раскола, это год воссоздания Андреевского монастыря царским окольничим Федором Ртищевым, в достаточно молодые для себя годы он это делал, а идея была еще несколькими годами ранее им же сформулирована, но Андреевский монастырь существует с XIII века, как известно, нет письменных тому свидетельств, и был посвящен Преображению, а Преображение — это очень монашеский и очень богословский праздник, потому что богословие святителя Григория Паламы XIV века — это апогей византийского, апогей святоотеческого православного богословия, и здесь с XIII века тем самым монахи воспринимали Преображение как свой престольный праздник.
А. Козырев
— А вот вера Бога, она преображает человека или необязательно? То есть вот человек сначала ищет чего: он ищет какого-то изменения, или он сначала находит веру, а потом через веру меняется?
о. Дионисий
— Вера бывает разная, сначала она маленькая, потом, от веры к вере, духовное восхождение, и по мере усиления, по мере укрепления веры, вера все более и более преображает человека, но без стремления к преображению, без стремления к очищению самого себя, без стремления к настоящему самопознанию, которое не эгоистичное самопознание, а жертвенное самопознание, невозможно обрести такие важные добродетели, как веру, надежду и любовь, из которых, по аретологии апостола Павла, больше — любовь. Получается, что вера — это, с одной стороны, причина, а с другой стороны, следствие. И, как причина она описывается апостолом Павлом, если дословно перевести 1-й стих 11-й главы из Послания к Евреям, то получится такой перевод: «вера есть основание надежды», в этом дословном переводе вера оказывается причиной надежды.
А. Козырев
— Как в синодальном: «уповаемых извещение».
о. Дионисий
— Да, «уповаемых извещение», но в Синодальном переводе определённая интерпретация данного места духовно значимая и полезная, но такая, не абсолютная. Если мы посмотрим в традиции экзегезы, как святые отцы понимали это место, то мы найдём определённый такой средний лейтмотив. Святые отцы, когда будут говорить о взаимосвязи веры, надежды и любви, и о значимости веры, как той добродетели, которая предшествует надежде, они будут использовать часть этого стиха как самодостаточную максиму и вкладывать в эту формулировку очень конкретный смысл о глубокой взаимосвязи веры и надежды при определённом доминировании любви, потому что Григорий Нисский и ряд других святых отцов, они проводят такую необычную для нас мысль, что в Царствии Небесном вера и надежда будут не нужны, потому что там человек окажется перед Богом лицом к лицу, а любовь, как большая из всех, она там останется. Из самой этой мысли можно сделать умозаключение о некоторой относительности веры и надежды, но если мы будем так мыслить, то мы немножко обесценим веру и надежду, и мы не имеем на это право, получается, они абсолютны, но святые отцы, тем не менее, подчеркивают определённую значимость, высоту любви в этой аретологической цепочке.
А. Козырев
— Я вспоминаю почему-то вот Хомякова, его учение о цельном разуме, где вратами является тоже вера, то есть сначала человек верит в то, что познаваемое им есть, то есть он располагает себя к тому, что он хочет познать, потом волей он постигает это, хочет понимать, ну и, наконец, рассудком он укладывает это в какую-то логическую структуру понимания, но вера, опять-таки, является вот теми вратами.
о. Дионисий
— Но врата, понимаете, они бывают разными. Есть врата, которые вводят в город, есть врата, которые вводят в храм, есть врата, которые вводят в монастырь, а есть врата, которые вводят в алтарь. И вот со святоотеческой точки зрения рай, он имеет врата. И ряд добродетелей, которые считаются добродетелями на новоначальном этапе особо важными, как, например, добродетель смирения, эта добродетель преподобным Никитой Стифа́том описывается как врата рая, а любовь— и это парадоксально, описывается им же, — как врата рая, но с диаметрально противоположной стороны. И тогда и вера, как врата, может восприниматься как врата, которые ведут в очень возвышенное пространство, и для того, чтобы прийти в это возвышенное пространство, с точки зрения святоотеческой мысли, сама вера — это очень высокая добродетель, та добродетель, который требует, с одной стороны, духовного подвига, а с другой стороны, она даёт силы для этого духовного подвига. И преподобный Максим Исповедник в одном из вопросоответов к Фала́ссию, он отождествляет веру и Царствие Небесное, и говорит, что «вера — это и есть Царствие Небесное», «Царствие Божие внутрь вас есть», он говорит, что это вера. Но дальше он поясняет, что «вера является невидимым царствием, а царствие является божественно приоткрываемое верой». Такие глубочайшие слова, которые показывают какое-то очень тонкое различие, то есть что вера, как невидимое царствие, как некое семя, как некое начало, как некий призыв, а Царствие Божие, оно начинает божественно приоткрываться в душе по божественной благодати, и так человек через веру идет путем спасения, где всё очень диалектично, где нельзя сказать, что вера — это начало, а потом будет что-то другое, она есть всегда. И эта вера, сама отождествляемая Царствием Божиим, все сильнее и сильнее приоткрывается в той душе, которая ищет Бога, которая идет путем преображения.
А. Козырев
— То есть это как крылья такие, на которых человек летит, и если он теряет веру, то он теряет крылья и падает.
о. Дионисий
— Но, вот если вспомнить того же преподобного Никиту Стифата — просто мне всю жизнь приходится им заниматься, я с академической скамьи начал переводить его творения, сейчас многие переведены, и диссертация была ему посвящена в Духовной академии, и мысль прониклась именно образами преподобного Никиты. Так вот, преподобный Никита, так же, как и другие отцы, например, преподобный Иоанн Дамаскин, считает, что он был знаток философии, но современные исследователи пишут, что преподобный Иоанн Дамаскин черпал философские знания даже для своей «Диалектики» из вторичных источников, то есть уже из неких антологий, сложившихся в христианской традиции. И преподобный Никита Стифат так же, он был монахом, ему некогда было изучать Платона, Аристотеля, но он был знаком, тем не менее, с какими-то максимумами Филона Александрийского, откуда-то он их брал, и вот преподобный Никита Стифат пишет о смирении и любви, как о крыльях, как вы сказали. Ну и, конечно, так же и вера, как утверждение надежды или извещение надежды, это тоже в его системе присутствует. Так же, как и в самой святоотеческой мысли вера в Бога, она описывается, например, как что-то непостижимое, неосязаемое, недосягаемое, то есть вера описывается так, как Бог, вера описывается так, как Царствие Божие, но в конце концов оказывается, что человек, для того, чтобы верить в Бога, он должен разобраться в себе, то есть он должен исправить самого себя.
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами её ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов), мы говорим сегодня о вере в Бога и познании себя. Вообще, вот эта идея познания себя, она ведь пришла из античной философии, семь мудрецов говорили: «познай самого себя» и, по-моему, это было написано на храме Аполлона в Дельфах, на языческом храме, на портике этого храма, человек подходил и вот читал: «познай себя», а как познать себя — ну, прийти к Богу, то есть вот ты пришёл в храм и, наверное, получил какую-то надежду познать себя, сказав: «Ты есть, ты Еси», другая надпись на другом портике этого храма, вот если ты не сказал «Ты еси» Богу, то ты и не познал себя. То есть что же получается, уже для античного человека, для язычника, который не имел ещё Откровения, уже вот эта связь веры и познания была?
о. Дионисий
— Несомненно, она присутствовала, просто, поскольку богов в античной традиции было много, то и такая форма звучала: «познай самого себя, чтобы познать богов». И эта взаимосвязь между самопознанием и богопознанием, она имела место, но, может быть, она у стоиков выражена сильнее, чем в предшествующей до стоиков традиции. Действительно, эта античная максима очень сильная, она, можно сказать, является первоистоком для философского дискурса, и она является первоистоком для богословской мысли, и не просто для богословской мысли, а для богословско-аскетической мысли, потому что святые отцы, они не отказались от этого принципа самопознания, но они его углубили, они его связали с образом Божьим, то есть они обозначили объект этого самопознания, и объектом этого самопознания оказывается образ Божий. Так же святые отцы прекрасно понимали, что сама формула «познай самого себя», она античная, она отсутствует в Священном Писании как таковая, и они пытались найти аналоги для того, чтобы поместить эту античную максимуму о самопознании на богословскую почву, и тогда, конечно, и книга «Исход»: «внимай самому себе», и Климент Александрийский, и ряд других христианских писателей, они отождествили: «познай самого себя и внимай самому себе» и, по сути дела, на святоотеческом языке это было одно и то же. Но когда святые отцы говорили «познай самого себя», они пользовались античным инструментарием, когда они говорили «внемли самому себе», они пользовались библейским инструментарием. Это закончилось тем, что в известнейшем слове святителя Василия Великого на «внемли самому себе» толковании, это слово завершается: «внемли самому себе, чтобы внимать Богу», то есть такая чисто библейская формула, по сути дела, это формула о самопознании, которая связывает воедино самопознание и Богопознание.
А. Козырев
— А вот «внемли» — это что? Понятно, что слово «внимание» здесь: надо услышать что-то, голос Бога услышать в себе? Когда мы говорим «внемли проповеди», я должен услышать проповедь, проповедника, а вот «внемли себе» — это слух, это какое свойство?
о. Дионисий
— Это внутренний слух, это духовный слух, то есть это внимание мы переводим, как «внимать», и мы говорим на службе: «премудрость вонмем», вот это слово «вонмем», то есть мы внимательно относимся к мудрости. Это не только слуховое внимание, это такое всестороннее внимание, то есть это молчание, такая концентрация сил души, беспопечительность, попытка проникнуть в смысл. Может быть, это такой ключевой призыв к понятию, которое мне лично пришлось обозначить в изысканиях, связанных с преподобным Никитой Стифатом, как «преображение чувств», потому что в пифагорейской традиции было представление о соответствии внешних чувств таким определенным аналогам, силам ума, так скажем. Например, зрение соответствует разуму, есть и другие соответствия. И в самой святоотеческой традиции это соответствие, когда Ориген, он не святой отец, даже осужден, но важен для христианского богословия...
А. Козырев
— Учитель Церкви.
о. Дионисий
-... он брал выражение библейское «десятиструнная псалтирь» и соотносил с этой десятиструнной псалтирью внешние и внутренние чувства. Тема очень такая сильная, ёмкая, она присутствует у разных святых отцов, в частности, у святителя Афанасия Александрийского, и в этой теме как раз вот слово «внемли» или внимать«, то есть, возможно как такое переключение, когда человек отключает внешние чувства и включает внутренние чувства, но эта кнопочка, она не материальная, она не механистическая, а она связана с духовным подвигом и в этом внимания столько заложено. То есть, получается, это и знание или попытка познать, и в то же самое время это знание, соединенное с действием, то есть это не бездеятельное знание, и по сути дела, это соответствует античному представлению о любомудре — о философе, потому что кто такой философ с точки зрения самой античной традиции и потом, конечно, еще в больше степени с точки зрения христианской традиции — это любомудр, то есть тот, у кого дело не расходится со словом. Ну, христиане очень обрадовались, потому что они в идеале любомудра получили то, что и нужно было получить — идеал аскета, который при этом ищет истину и наполнен словом, некий ученый-монах любомудр, но в очень широком смысле, то есть любой человек, даже не монах и даже не ученый, он может быть любомудром, если у него слово не расходится с делом, а дело не расходится со словом.
А. Козырев
— А для этого нужно внимание. То, что вы говорите, меня наводит на мысль, что у нас вообще в обществе нет культуры внимания. В школе учительница говорит детям: «вы невнимательны». Но не только дети в школе невнимательны — люди вообще невнимательны, невнимательны к Богу, невнимательны к себе, невнимательны друг к другу, и как бы никто не учит, вот, может быть, Церковь учит вниманию, служба учит вниманию, а по сути дела, никто не учит вниманию.
о. Дионисий
— Ну вот когда человек стоит на молитве, то на него нападает рассеяние, то есть ему приходится сражаться со своими помыслами. И вот всё было хорошо, он вроде забыл о многих мирских проблемах, но вот встал на молитву, и на него обрушивается поток помыслов, и духовная жизнь, она описывается святыми отцами и в традиции Церкви во многом как борьба с помыслами, но сами эти помыслы, они первоначально могут быть прилогами, потом хуже, хуже, хуже, становятся страстями, и в древней традиции, идущей от Евагрия Понтийского, но подхваченной, развитой, углубленной святыми отцами, помыслы равны страстям, равны демонам, и очень важно их преодолеть. Конечно, внимание — это именно преодоление этих помыслов, но само по себе это, может быть, не совсем самостоятельный инструмент, то есть внимание — это результат молитвы, результат безмолвия, уединения, результат добродетельной жизни. То есть это такой не самостоятельный инструмент, это скорее метод, как познай самого себя, то есть обрати внимание на самого себя. А как ты познаешь самого себя? Ты должен себя очистить, и здесь уже возникают другие категории, которые помогают понять, что происходит. Современный греческий богослов, ну, относительно современный, протопресвитер Иоанн Романи́дис, написал книгу «Святоотеческое богословие», в этой книге он оперирует тремя понятиями, он сводит православие к трем понятиям: это очищение, озарение и обожение. И он усматривает эти три понятия везде, и в античной традиции, как в преддверии христианства, и в Ветхом Завете, и в Новом Завете, и во всей святоотеческой традиции, и расхождение Востока и Запада связано у него с тем, что на Западе неправильно понимали эти три категории, то есть буквально три слова описывают православие. Я очень детально читал его книгу, и, можно сказать, делал черновой перевод, который пока не издан, и я задумался: а в действительности как дело обстоит? Можно ли так свести православие к этим трём словам? Тогда я взял греческие термины и стал изучать понятия «очищение» — «кафарсис», «озарение» — «эллапсис», там два понятия: «эллапсис» и есть ещё «фатизмос» — «освящение» — это более библейское слово, которое используется в библейских текстах, а «эллапсис» — более философское слово, которое не используется в библейских текстах, но при этом является доминирующим в Ареопагитиках, и потом у святителя Григория Паламы. И я как-то через изучение этих терминов пришёл к таким ключевым текстам святых отцов, где действительно эти понятия имеют очень большое значение, но всё-таки так прямолинейно обозначить тремя терминами всю православную традицию — это несколько обедняет.
А. Козырев
— Ну, кстати, можно перевести, может быть, я не прав, но и как «просвещение», да?
о. Дионисий
— Да, да.
А. Козырев
— То есть не только озарение, а просвещение нам более понятно. Вот «Свет Христов просвещает всех» написано на храме Московского университета, на Татьянинском храме.
о. Дионисий
— Но здесь надо всё-таки смотреть на греческие эквиваленты, то есть вот «Свет Христов просвещает всех», слово «просвещение», если мы поймём, какой там греческий термин — простите, я всё время настаиваю на греческих терминах, но они позволяют более математически точно отнестись к той святоотеческой традиции, часть которой представлена древнегреческими, так сказать, византийскими текстами, и тогда, оказывается, да, можно перевести как «просвещение», но в сути вещей это не эпоха Просвещения и это не сверхзнание, а это духовное просвещение, то есть очень высокий духовный этап.
А. Козырев
— Мы сегодня с игуменом Дионисием (Шлёновым), наместником Андреевского монастыря в Москве, говорим о вере в Бога и познании себя. И после небольшой паузы мы вернёмся в студию и продолжим наш разговор в эфире Светлого радио, Радио ВЕРА в программе «Философские ночи».
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, игумен Дионисий (Шлёнов), наместник Андреевского монастыря в Москве. Мы говорим сегодня о вере в Бога и познании себя, и в первой части нашей программы мы выяснили, что познание себя, внимание себе — это и есть попытка разглядеть внутри нас образ Божий. А подобие?
о. Дионисий
— Образ и подобие, они, если мы вспомним лекции, которые читались в духовной семинарии, то согласно общепринятой подаче материала есть две точки зрения, они восходят к самой святоотеческой традиции, то есть часть святых отцов учит о том, что образ Божий — то, что дано всем, а подобие надо приобрести через добродетельную жизнь. А некоторые святые отцы отождествляют образ и подобие и говорят, что нельзя говорить о подобии без образа и нельзя говорить об образе без подобия, то есть фактически они тождественны, и тогда нет этого шага от образа к подобию, но есть при этом понимание, что образ может быть омрачён, тогда и подобие будет омрачено. Если мы очистим свой образ, то и подобие, которое сокрыто в этом образе, оно раскроется. Тогда можно спросить, наверное, говорящего, то есть меня самого: к какой точке зрения можно склоняться? И та, и другая точка зрения, по-своему они передают определенную динамику, то есть задачу человека не стоять на месте, находиться в движении, и в святоотеческой традиции очень важно представление об этом движении, о пути, (простите, еще одна тема, но она очень взаимосвязана с этой) это тема пути или тема царского пути, то есть царский путь, как неуклонение ни направо, ни налево, это не только царский путь в догматике, где, например, православие шествует царским путем между крайностями монофизитства и несторианства, к примеру, но это и царский путь в аскетике, когда христианин следует царским путем, например, между невоздержанностью, с одной стороны, и предельным воздержанием, которое проповедовал Евстафий Севастийский, это духовный наставник семьи святителя Василия Великого, в противовес чему святитель Василий Великий сформулировал аскетику весьма строгую, но не такую строгую, как у Евстафия Севастийского. Вот царский путь, и тогда и образ Божий, который в нас, мы пытаемся через ряд духовных предписаний, через жизнь по заповедям Божьим, через послушание Богу, через послушание Церкви, через жизнь в Церкви мы пытаемся исправить свой образ Божий, из мутного зерцала сделать его более чистым зерцалом. В святоотеческой традиции было, насколько я понял, а я это понял через изучение антропологии святителя Иринея Лионского, но эту антропологию пришлось изучать сквозь призму последующей традиции, то есть была попытка понять, а как учение Иринея Лионского об образе Божьем, как об образе образа, есть такое выражение: «образ образа», такое сильное выражение, и оно заставляет задуматься: я являюсь «образом образа», что это вообще значит, это что такое, какой-то святоотеческий неологизм, который просто Ириней Лионский использовал, и потом он повис в воздухе, или эта мысль, она потом была подхвачена отцами, в зависимости от Иринея Лионского, или, может быть, независимо от него?
А. Козырев
— У Платона была идея: «подобие подобий», он так называл произведения искусства, портреты. Может быть, человек — это в каком-то смысле тоже произведение искусства, только в хорошем смысле этого слова, если он работает над собой.
о. Дионисий
— Да, но здесь еще появляется библейская почва, потому что, по-моему, у апостола Павла в Послании к Евреям в 1-й главе используется выражение «образ ипостаси», и, собственно, Христос Спаситель — вторая Ипостась Святой Троицы, Он именуется «образом», и когда Ириней Лионский говорит об «образе образа», то он имеет в виду, что образ Божий нам дан, но мы являемся образом образа, то есть образом Христа Спасителя, который сам именуется образом, получается, образ — это одно из божественных имен Христа Спасителя. И действительно, если мы посмотрим на такие антропологические концепции первых святых отцов и христианских писателей, то мы увидим, что они часто соотносили образ, который в нас, не с тремя Лицами Святой Троицы, это такая классическая схема, которая появляется в антропологии святителя Афанасия Александрийского, может быть, у кого-то раньше, но после святителя Афанасия Александрийского это очень такая устойчивая параллель, которая присутствует в святоотеческой традиции. До святителя Афанасия Александрийского святоотеческой мысли было свойственно исходить из понятия «образ образа», то есть видеть в человеке образ Христа Спасителя. Но, собственно говоря, этот идеал никуда не делся, он остался, наша жизнь должна быть христоподражательной или христоцентричной, мы должны подражать Христу Спасителю, и в позднем византийском богословии это сравнение тоже оставалось. Но у святителя Афанасия Александрийского мы находим: Бог Отец — и в соответствии с первой Ипостасью Троицы человек наделён разумом, Бог-Слово, Бог Сын — и у человека есть логос-слово, Бог-Дух Святой — и человек обладает духом. Такая трёхчастность Троицы отражается в образе Божьем, тогда и задача перед человеком стоит немалая, то есть он должен иметь эти три части в правильном состоянии, его разум, его слово, его дух, они должны стремиться к Богу, они не должны омрачаться грехом, и потом святоотеческая антропология, да и не обязательно потом, я здесь не могу сейчас выстроить такую чёткую хронологию, но представление о разуме, как о главенствующем начале, и трёхчастная схема души по Платону: разум, гнев и гневное начало, и желательное начало, три, в святоотеческой антропологии эта платоновская схема была очень важна, можно сказать, она была такая школьная, хрестоматийная, то есть, возможно, были другие представления, было представление о том, что у души много сил, но эта трёхчастность души, она была такой базовой, и в этой базовой трёхчастности роль разума, как ведущего начала, очень велика.
А. Козырев
— То есть всё-таки в церковном учении разум чего-то стоит, да? Потому что иногда говорят: «надо совлечь с себя разум, наш греховный разум», вот юродство, есть такой тип.
о. Дионисий
— Ну, здесь разум или ум, иногда у славянофилов были такие разделения...
А. Козырев
— Рассудок.
о. Дионисий
— Есть рассудочное такое, земное, а есть разумное, умное, духовное. Но в самой святоотеческой мысли есть представление об уме-разуме, который является высшей силой души, а сама по себе душа — это высшая сила человека. Ну, конечно, у Филиппа Монотро́па всё по-другому в «Диоптрии» XI века, где не душа даёт советы телу, а тело даёт советы душе, плоть советует душе, почему? Потому что душа помрачённая, несовершенная, в своём несовершенстве она оказывается ниже плоти, и плоть, как менее павшая, чем душа, или совсем не павшая, она советует душе..
А. Козырев
— Я думаю, тут ещё такой жанр византийского сатирического диалога, где служанка учит госпожу.
о. Дионисий
— Ну, не в этом суть, вот основная схема — это господство разума, власть разума, сила разума, но внутреннего духовного разума, который, по сути, тождественен духу, тождественен духовной жизни и является источником духовной жизни, это не рациональный разум какого-то там доктора математических наук, а это разум подвижника.
А. Козырев
— Мудрость, да? Если можно так сказать.
о. Дионисий
— Ну, можно так.
А. Козырев
— Мудрый разум, то есть разум, который нацелен на то, чтобы как-то человеку правильно жить, правильно постичь образ Божий в себе.
о. Дионисий
— Но этот разум, он является высшей частью этого образа Божия, и когда он правильно руководит душой, а душа правильно руководит телом, то в таком случае человек идёт путём спасения, идёт царским путём, идёт путём приближения к Богу, постепенно восходит от одного барьера к другому, поэтапно.
А. Козырев
— Царский путь — это же путь для царей, а мы же не цари. Обычный человек, простой, он же не царь, как он может идти царским путём?
о. Дионисий
— «Царский путь» — это такое выражение, которое в «Исходе» встречается, когда Моисей просил царя Эдомского: «Разреши нам пройти царским путём», была система царских путей, а он сказал: «Нет, не разрешаю». И вот этот вопрос Моисея с отрицательным ответом стал основанием для Филона Александрийского, чтобы сформулировать уже такое духовно-нравственное учение о царском пути, а потом для святых отцов, чтобы святые отцы воспользовались образом царского пути для того, чтобы вообще сформулировать принципы христианского вероучения. Душа — да, она трёхчастна, она должна быть очищена, и образ Божий по-своему трёхчастен, но именно трёхчастность образа Божия сравнивалась святыми отцами с тремя лицами Святой Троицы. Трёхчастность души платоновская — я не помню, чтобы святые отцы именно с ней проводили такую троечную параллель.
А. Козырев
— А можно сравнить царский путь с золотой серединой Аристотеля, или это всё-таки разные вещи, вот избегать крайностей?
о. Дионисий
— Я думаю, что можно, но просто золотая середина — это более статичное понятие, а царский путь — это более динамичное понятие. Но, собственно говоря, сочетание статики и динамики, и такое диалектическое сочетание, оно очень свойственно святоотеческой традиции. Я всё, простите, у меня Никита Стифа́т в голове, потому что его читал, переводил, искал к нему параллели и получается, этот автор научил меня как-то так ретроспективно обращаться ко всей святоотеческой традиции. Ну вот у преподобного Никиты Стифата нахожу две категории: «стасис» — стояние, и «кинесис» — движение. Получается, это те категории, которыми пользовался автор Ареопагитик и, по сути дела, преподобный Никита, он где-то повторяет, где-то пользуется уже так более свободно этими категориями, он описывает приближение души к Богу, как приближение к Богу ангельских Небесных Сил, и они находятся в движении, и в то же самое время цель их в том, чтобы оказаться рядом с Богом и застыть рядом с Богом в таком священном стоянии, в священном восторге, в священном безмолвии. А церковная иерархия, у Ареопагита было шесть чинов церковной иерархии, а преподобный Никита Стифат увидел, что нет полной параллели, что девять небесных чинов, и только шесть церковной иерархии в Ареопагитиках, он тогда еще три чина добавил, получилось девять чинов небесной иерархии и девять чинов церковной иерархии, так сформировалось у самого Стифата в XI веке. И смысл чинов иерархии по Ареопагитикам, как такое приближение к Богу, уподобление к Богу, движение, приближение и стояние, и путь души, потому что в трактате «О душе» он описывает, как идет душа, и он использует для этого пути термин «васис», а «васис» — это «база», то же слово, что «база», происходит от слова «вэну» греческого, а «вэну» — это не просто шагать, а это «шагать твердым шагом», то есть когда человек идет, вот он совершает шаг, и он твердо на него опирается, то есть в самом слове «движение» заложена идея не только движения, но и стояния, мы говорим: «база», это что-то твердое, это основание, но это не просто основание, а это результат движения. И вот такая диалектика присутствует не только у одного автора и не только у нескольких авторов, это не просто интеллектуальная конструкция, которую святые отцы придумали для того, чтобы пофантазировать или чтобы выразить результат своих фантазий на бумаге, а это, собственно говоря, суть жизни православного христианина, и действительно, когда наши прихожане или братия обители, каждый индивидуально, сам, когда он живет без движения и без подвига, без труда, без напряжения, поддается обстоятельствам, делает то, что внешне важно, но не придает значения внутренним смыслам или откладывает эти смыслы на потом, или суетливо молится, или пропускает молитву и думает: «завтра помолюсь, завтра буду внимательно относиться к тому, чему сегодня не внимаю, сегодня я не почитаю Священное Писание, а уж завтра почитаю и пойму сполна». А завтра он думает о послезавтрашнем дне, а когда начинает читать, то читает очень невнимательно, в одно ухо влетает, в другое вылетает, потом идет учить других тому, чего не знает и не умеет сам, становится лицемером и привыкает даже к своему лицемерию, пытается себя самооправдать, и вместо того, чтобы смиренно двигаться вперед, он гордо двигается назад.
А. Козырев
— Как и все мы.
А. Козырев
— В эфире Радио ВЕРА программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев и наш гость, наместник Андреевского монастыря в Москве, игумен Дионисий (Шлёнов). Мы говорим о вере в Бога и познании себя, и вот этот ваш образ статики и динамики, у русского философа Владимира Ильина была такая работа: «Статика и динамика чистой формы». А Алексей Фёдорович Лосев (монах Андроник) говорил, используя неоплатонический термин, о «единстве подвижно́го покоя самотождественного различия». Не говорит ли нам это о том, что надо иногда делать остановки в нашей жизни, то есть надо двигаться, пребывать в движении, но всё-таки иногда задумываться о том, куда мы движемся, и создавать себе какие-то минуты такого покоя, подвижно́го покоя, чтобы не оказаться вдруг невзначай там, где не нужно?
о. Дионисий
— Здесь мы должны провести такое чёткое различие, то есть то движение, о котором писали святые отцы, это такое духовное положительное движение, которое не противоречит покою. Но есть другое движение, естественно, — это суета нашей жизни, и ход нашей жизни, который часто бывает достаточно обременён суетой, и несомненно, при этом втором варианте очень нужно останавливаться. Если нет возможности совершить длительную остановку, то хотя бы ту краткую остановку совершить, какая только возможна, остановиться хоть на две секунды, хоть на минуту. Это действительно очень важная тема, и очень актуальная, я думаю, для современного человека, потому что люди так устроены, что они хотят как можно больше всего успеть, и набирая обороты, набирая скорость в житейских делах, они иногда могут остановиться, но не хотят останавливаться, или они останавливаются внешне, но они не останавливаются внутренне, а для Бога, для веры спешка не нужна. Один из афонских монахов, очень высокой жизни человек, известный духовный писатель Моисей Агиорит, он выступал с разными докладами духовными в Греции в своё время, и оставил жития афонских подвижников, приезжал в Духовную академию, и в Духовной Академии он услышал слово «аврал» и сказал: «У нас, среди монахов, нет авралов», то есть этим он констатировал, что в жизни присутствует даже не просто остановка, что если человек живёт по заповедям Божьим размеренно, то может, у него вся жизнь такая духовная остановка. Но для современного человека очень важная, такая животрепещущая, актуальная тема, и для тех, для кого она актуальна, очень важно останавливаться. Остановка предполагает исполнение призыва апостола Павла к непрестанной молитве, апостол Павел говорит: «непрестанно молитесь», монахи с трудом исполняют это предписание, миряне благочестивые стремятся, не у всех получается, но те, у кого не получается, они не должны унывать, они должны знать, что они остановились душой и помолились, то есть они эту остановку сделали для Бога, такая остановка, в которой мы забываем о себе и помним о Боге. Надо сказать, что в максимах более поздних, византийских, там была формула не только «познай самого себя, чтобы познать Бога», но и «забудь самого себя, чтобы не забыть Бога». В одном произведении агиографическом есть такая формула.
А. Козырев
— То есть надо забыть себя, но помнить о Боге?
о. Дионисий
— Да, чтобы помнить о Боге, то есть такая память. Это разными мыслями выражается, например, святитель Герман II Константинопольский, это уже же второе тысячелетие, толкуя слова «отвергнись себя и возьми крест свой, и за Мною гряди», известные слова об отречении, призыв Христа Спасителя к своим ученикам после некоторого колебания и сомнений со стороны апостола Петра. И святитель Герман говорит: «Отречься от самого себя и взять свой крест — это означает вообще раздвоиться, то есть выйти за пределы самого себя, относиться к самому себе, как к человеку, который стоит рядом с тобой». Вот до такой степени напряжение, преодоление своего греховного «я» и несовершенства, и это, конечно, необходимо делать во время такой духовной остановки, потому что, когда человек очень спешит и пытается успеть все на свете, то в этот момент он занят внешними делами, у него нет времени для внутреннего сосредоточения.
А. Козырев
— То есть вот движение медленных городов, которое сейчас существует, медленные города, вот Светлогорск у нас в этом движении участвует, где образ черепахи, никуда не спешить, вот это не то, это такая секулярная, светская экологическая параллель, к тому, о чём мы с вами говорим, то есть надо не медленно что-то делать, а делать осмысленно прежде всего.
о. Дионисий
— Все эти образы, в том числе образ остановки, они имеют духовное значение, то есть можно по-разному остановиться, кто-то набрал скорость, и он должен трудиться до конца и без остановок двигаться вперёд, потому что остановка в какой-то ситуации будет тождественна или эквивалентна движению назад, и не всегда можно останавливаться, но для Бога нужна остановка, как и движение для Бога, то есть тот процесс, который происходит не для Бога, а для мира или в соответствии с принципами мира, может быть, сам по себе он нейтральный, не обязательно плохой, но он недостаточен, и поэтому надо всеми силами стараться хранить в своей жизни память о Боге непрестанно или хотя бы время от времени, но не думать, что если мы не можем непрестанно выполнять призыв апостола Павла, тогда мы вообще ничего не делаем и вообще не молимся, всё равно мы стремимся к тому, чтобы память о Боге проникала жизнь. Нельзя сказать, что память о Боге — это то, что только на остановке может позволить себе православный христианин, она всё равно должна проникать всю жизнь, и этим отличается, может быть, верующий человек, действительно, от маловерующего: тем, что у него сильнее живёт вера в душе, и он уже живёт вместе с этой верой, это уже неотъемлемая часть его жизни, и он не может от неё отречься ни на одно мгновение.
А. Козырев
— Как в Ветхом Завете сказано, по-моему, в книге пророка Иеремии: «Пойдём и не утомимся, полетим и не устанем».
о. Дионисий
— Да, так.
А. Козырев
— Меня всё время не покидает мысль, отец Дионисий, что в Андреевском монастыре возвращаются какие-то древние традиции, поскольку здесь всегда с особой чуткостью относились к греческому языку, к греческой богословской традиции. Действительно ли вы сейчас пытаетесь возродить эту традицию учёного монашества, которая в Андреевском монастыре была, и он славился, об этом в начале передачи говорили?
о. Дионисий
— Само понятие учёного монашества, оно не совсем однозначное, потому что, если есть учёное монашество, значит, есть «не учёное монашество», и те, которые будут именовать себя «учёными монахами», у них будет такая почва для гордости, тщеславия, надмения. Да и кто назовёт себя обладающим чем-то, потому что всё большее знание приводит к пониманию своего всё большего незнания. Но, действительно, исторически Андреевский монастыре был воссоздан Фёдором Ртищевым как училищный монастырь. В середине XVII века по трёхчастной схеме «филология, философия, богословие» здесь вёлся такой преподавательский цикл. Фёдор Ртищев — ктитор монастыря, как известно из его жития и жизнеописания, приезжал по вечерам в Андреевский монастырь для того, чтобы брать уроки греческого у монахов, и мне очень радостно, что сейчас мне, как наместнику монастыря, удаётся, я не скажу: возродить ту традицию, которая была, но привнести определённую лепту в то, чтобы Андреевский монастырь стремился к тому, чтобы продолжать оставаться и в то же самое время приобретать что-то новое, как училищный монастырь. Здесь проводятся семинары, занятия аспирантов Московской духовной академии, мне приходится также руководить аспирантурой. Здесь, через изучение греческого языка, через уроки греческого удаётся услышать это живое слово святоотеческой традиции при подготовке к проповедям. Я время от времени открываю греческие первоисточники и нахожу там те толкования, те святоотеческие мысли, которые можно простыми словами, без такой научной детализации, донести до слуха прихожан и чувствую определённый отклик, если прихожанам нравится такое святоотеческое богословие, им нравится святоотеческая аскетика. Прихожане — это очень тонкие люди, вне зависимости от тех специальностей и профессий, которыми они занимаются, и кажется, как будто бы такая аскетика Максима Исповедника для избранных, но она, и не только она из святоотеческом богословия, находит отклик, и это утешает, радует. Мы видим, что сама богословская наука, она очень глубоко взаимосвязана с духовным просвещением, и, может быть, принципы духовного просвещения, они даже сильнее связаны с принципами науки, чем может показаться на первый взгляд. Часто у нас существует отрыв, то есть учёные занимаются такой сухой наукой, и мы это наукообразие видим в разных научных журналах, статьи прекрасны, труд огромный, чтобы их написать, чтобы их издать, но круг читателей этих статей всегда очень узок, даже тогда, когда эта статья имеет очень широкий спектр смыслов и значений, но она написана таким языком, который доступен не всем, а просвещение, знание, образование — это, если хотите, внимание себе, то есть это повторение одного и того же. Например, чем отличается проповедь от научной статьи? Научная статья, она в систематическом виде излагает какую-то систему смыслов, взглядов, а проповедь, она берёт один стих Священного Писания, «да возьмет крест свой», и даже части этого стиха, двух слов, достаточно для того, чтобы сказать проповедь. Но это же не просто повторение, как ликбез, это повторение с углублением. Получается, что проповедь, в отличие от научной статьи, она даже глубже раскрывает тот смысл, который заложен, например, в этих двух словах: «да возьмет крест», она имеет своё духовное значение, и теория, практика...
А. Козырев
— Но проповедь тоже имеет древнюю структуру, то есть это же не просто романтическое какое-то описание, да?
о. Дионисий
— Это такой призыв к душе, обращение к душе, покаяние, то есть проповедь о покаянии, об исправлении, такие духовные смыслы. В Андреевском монастыре в XVII веке, так и говорится в описаниях, была возрождена традиция древнерусской проповеди, потому что после татаро-монгольского ига проповедь уменьшилась.
А. Козырев
— Ну вот «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона — прекрасный образец.
о. Дионисий
— Да, но это древнерусская проповедь, до татаро-монгольского ига.
А. Козырев
— Да, да.
о. Дионисий
— И получается, что эти монахи, которые здесь были, они не просто исправляли тексты, они занимались разными трудами. Епифаний Славине́цкий, он переводил святых отцов, исправлял переводы, составлял духовные гимны, братия Андреевской обители потом пополнила преподавательский состав Славяно-греко-латинской академии, которую создали иеромонахи Софроний и Иоанникий Лиху́ды. Много несли разных трудов, но в XVIII веке Андреевская обитель стала сходить на нет, и в 1764 году, на волне секуляризации Екатерины Великой, она была просто закрыта и превращена в приходские храмы. Но и до 1764 года множество таких тяжелых, драматичных событий, которые, в общем-то, свидетельствуют так или иначе об упадке обители, а основной центр переместился в Славяно-греко-латинскую академию, но самый первый училищный монастырь был устроен здесь, в Андреевской обители. Сейчас, спустя огромное количество времени, я через любовь к греческому языку особо, может быть, как-то пытаюсь ощутить, понять, что же здесь происходило раньше и что мы можем сделать сейчас. То есть мы не должны копировать то, что было раньше, сейчас совершенно другие обстоятельства, в духовных академиях ведется учебный процесс, но, тем не менее, само значение языка, как первоисточника для святоотеческой традиции, оно очень важно.
А. Козырев
— Хочется поблагодарить вас за очень интересный глубокий научный, и в то же время пастырский рассказ о том, как через веру в Бога мы можем познать себя, и пожелать вам помощи Божией в тех делах духовного просвещения, о которых вы говорите, потому что огромное богатство святоотеческого наследия, во многом еще не переведенное, а если и переведенное, то не прочитанное вот таким обыденным прихожанином через вас, через ваши труды становится доступным, открывается людям. Поэтому помощи Божией вам в этом служении, и спаси вас Господи за эту интересную и глубокую беседу. Я напомню нашим радиослушателям, что в гостях у нас сегодня был наместник Андреевского монастыря, игумен Дионисий (Шлёнов). До новых встреч в эфире Светлого радио, Радио ВЕРА, в программе «Философские ночи».
Все выпуски программы Философские ночи
