В нашей студии был руководитель волонтерского проекта по сохранению деревянных храмов Севера «Общее дело», настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раеве протоиерей Алексей Яковлев.
Мы говорили о том, как развивается проект «Общее дело», об организованных плотницких курсах для всех желающих, о готовящихся экспедициях и о том, как небольшая инициатива одного человека объединила уже сотни людей.
Ведущие: Алексей Пичугин, Алла Митрофанова
А. Пичугин
— Здравствуйте, дорогие слушатели, «Светлый вечер» на светлом радио. В этой студии приветствуем вас мы, Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— И с удовольствием представляем нашего гостя, я думаю, хорошо знакомого постоянным слушателям — священник Алексей Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раево, руководитель проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера». Здравствуйте.
Иерей Алексей
— Здравствуйте, дорогие друзья.
А. Пичугин
— Уже месяц март, очень быстро пролетела зима. Мы с вами последний раз, по-моему, виделись ну так даже где-то вне эфира, где-то осенью и говорили о том, что вот надо бы встретиться, обсудить, как сезон прошел. И всегда кажется, что до нового сезона очень далеко, я это вот по себе очень хорошо представляю, потому что там с моими занятиями археологией, я четко знаю, что вот заканчивается сезон, вот осень, где-то в октябре уже все работы сворачиваются, и вроде до следующего сезона еще необычайно долго. И как-то это зимнее время пролетает удивительно быстро, и ты понимаешь, что вот он уже и на пороге, новый сезон. А у вас вообще ситуация такая, что зимой и полевая работа тоже не прекращается, и у вас очень много всего происходит в Раево. Расскажите, пожалуйста, о том, чем запомнилось это межсезонье, и что у вас интересного случается именно в Раево, касательно «Общего дела», в том храме, где вы служите.
Иерей Алексей
— Важнейшим событием, на мой взгляд, является общая встреча участников экспедиции, которая прошла 10 февраля. Так повелось, что на общие встречи собираются и местные жители, и участники экспедиции, и те люди, которые так или иначе всячески нашему проекту помогают. Когда я спрашивал у своего викарного владыки Матфея благословения, в какой день проводить, он посмотрел и сказал: давайте 10 февраля. А потом с удивлением оказалось, что это еще и день Новомучеников и исповедников российских. Общая встреча проходила в Епархиальном доме, в Лиховом переулке города Москвы, который был специально построен для того, чтобы объединять людей, объединять все здоровые силы общества, рассказывать о вере, о Церкви. И в этом Епархиальном доме, в Князь-Владимирском храме проходил и Собор 17–18-го года, и вот уже второй раз наша встреча проходила в этих замечательных стенах. И вот те люди, которые принимали участие в этом Соборе, конечно, и патриарх Тихон, и митрополит Иларион (Троицкий), и многие другие, они надеялись на то, что когда-то Церковь будет возрождена. Само время празднования Новомучеников было определено после убийства митрополита Владимира Богоявленского, которое произошло вот ну за несколько дней до 7 февраля. И решено было, что ближайшее воскресенье или 7 февраля будет днем памяти всех тех, кто погибнет. В Соборе принимало участие чуть меньше 600 человек и, как известно, каждый десятый из них стал новомучеником и исповедником. Каждый, кто принимал участие в Соборе, он видел, к чему идет, было понятно, что Церковь будет гонима. И патриарх Тихон об этом прямо говорил, о том, что мы готовы и на страдания, и на смерть, мы готовы все претерпеть. И вот когда утром в храме было богослужение, а вечером собралось больше 600 человек, которые участвовали в экспедициях на Русский Север, для того чтобы эти храмы которые, казалось бы, оставлены, брошены в этих местах, в которых людей не так много, съездили для того, чтобы эти храмы поддержать, сохранить, то для всех нас, участников этой встречи, это было очень знаковым и важным. Мы чувствовали свою непосредственную связь с теми, кто сто лет назад находился в этих стенах на Соборе. И мы понимали, что, с одной стороны, мы недостойны, но с другой стороны, все-таки, милостью Божией, Господь нам дал возможность потрудиться этим летом в 26 храмах и часовнях, отправиться в 67 экспедиций. И вот только добровольцев нашего проекта было больше 750 человек, не говоря уже о тех, кто так или иначе всячески нам помогал и из местных жителей, и из тех, кто так или иначе поддерживает наш проект.
А. Митрофанова
— Потрясающе.
А. Пичугин
— Да. А можно проследить динамику, как прирастает количество добровольцев? Вот больше 700 человек сейчас, а в прошлом году?
Иерей Алексей
— В прошлом году было 600 человек, в позапрошлом году было 500 человек.
А. Пичугин
— Ну понятно.
Иерей Алексей
— Да, то есть ну проект существует уже 12 лет, и первые годы это, конечно, там 10, 20, 40, там 50 человек. Это последние годы только прирост на 100 человек. И изменяется качество работ. Потому что если в первые годы мы ездили — просто разбирали завалы, обрушившиеся крыши, какие-то элементарные делали работы, перекрывали там дырки в кровле, то сейчас в основном это экспедиции, которые реально изменяют и облик храма, и судьбу храма, то есть они реальные такие вот, серьезные работы проводят. Вот когда мы говорим о тех, кто принимал участие в Соборе, святитель Иларион (Троицкий) говорил, что надо верить, что Церковь устоит, без этой веры жить нельзя. Пусть сохранятся хоть крошечные, еле светящиеся огоньки, когда-нибудь от них все пойдет вновь. Без Христа люди пожрут друг друга. И вот патриарх Алексий II говорил, что конечно, мы видим, что происходит, но разве не чудо то, что Церковь возрождается? И вот когда мы в настоящий момент живем и смотрим на будущее нашего Отечества, видим, все, как сейчас принято называть, вызовы, мы понимаем, что легко не будет, но с другой стороны, есть и объективная реальность. Объективная реальность — то что Церковь становится нужна людям, объективная реальность в этих 700 добровольцах, которые потратили свои силы, отпуск, свои деньги для того, чтобы съездить и что-то сделать полезное. И при этом не чувствуют, что они что-то потеряли, напротив, они что-то приобрели. Напротив, они вернулись обновленными, радостными, счастливыми. Вот то что в настоящий момент происходит, я думаю, происходит по молитвам и по жертвам тех людей, которых мы называем ныне новомучениками. Потому что сами с трудом, может быть, можем понять себя вот в этом контексте истории, но то что происходит, то происходит, и это дает определенную надежду и на будущее. Потому что, с одной стороны, это человеческие мысли о будущем, что вот это не так хорошо, здесь вот какие-то санкции, тут вот какие-то военные действия и так далее. Но с другой стороны, историей руководит Господь. И неслучайно были жертвы новомучеников, и неслучайно то, что именно в нашей стране, я думаю, что ни в одной стране мира такого нет, вот появляются такие процессы, когда даже вот оставленные где-то, брошенные храмы возрождаются. Мне не так давно пришлось побывать на конференции в Германии, и там другая история. Знаете, что многие храмы православные покупают, фактически за бесценок. Вот, например, в городе Бремен, у всех у нас ассоциирующемся с музыкантами, там православный храм ныне был куплен у одной из сект — большой, огромный храм, — по цене квартиры. Потому что секта перестала существовать, очередной конец света не наступил, и теперь это православный храм, в котором совершаются богослужения, хотя что-то еще от секты, вот что-то в облике храма есть.
А. Митрофанова
— Ну в Германии разные ситуации. Потому что я, в общем, неплохо знаю страну и бывала в разных городах. Есть Германия северная — вот как раз Бремен, о котором вы говорите, — это север Германии, есть Германия южная. Например, в Баварии где-нибудь просто так храм, так сказать, здание храма, утратившее актуальность, вы там за стоимость квартиры не купите, просто потому, что они все переполнены. На севере действительно ситуация другая, там и протестантизм и, наверное, другие какие-то тоже представлены, это и секты, то о чем вы говорите. И действительно часто бывает, что даже и городское управление обращается к православным общинам и предлагает вот такие варианты, что возьмите, потому что здание очень дорого содержать, мы на одном отоплении просто, если оно будет стоять без отопления, оно рухнет, а отапливать его люди уже не в состоянии. Потому что ну либо слишком мало прихожан, либо, как это в случае с этой сектой, она развалилась, да, и тогда действительно православные с удовольствием туда приходят и занимают это помещение, и всем только на радость.
А. Пичугин
— Но не всегда покупают, да, я так понимаю?
А. Митрофанова
— Ну чаще всего либо покупают за какие-то такие приемлемые деньги, либо это бывает там договор передачи там за условную стоимость в один евро, ну то есть...
А. Пичугин
— Ну я знаю просто случаи, когда священник православный русский в Германии, ему приходится работать на светской работе, чтобы оплачивать аренду бывшего лютеранского храма.
А. Митрофанова
— Вот такие ситуации, да, они тоже возможны. Потому что когда община, когда действительно храмы там, допустим, протестантские или католические, они наполнены людьми. И наши православные договариваются, что, может быть, вы нас пустите сюда послужить на какое-то время, либо действительно, да, берут в аренду. И часто бывает, что священник, он еще, помимо своего духовного служения, имеет светскую профессию, которую успешно реализует, которая помогает ему просто кормить семью. И даже, если он живет в другом городе, например, деньги на бензин элементарно, чтобы до храма, до прихода своего доехать. То есть там ситуации везде разные. Но вот такие тоже бывают, как то, о чем говорите вы. Но поразительно, вы знаете, вот эти сто лет, о которых вы сказали, что Поместный Собор Русской Церкви в 1917–18 году ведь в том же здании был, в котором вы сейчас встречались со всеми вашими волонтерами. Вот я когда такие вещи начинаю как-то пытаться осознать и понимаю, что Господь великий режиссер, — в очередной раз я эту фразу повторяю. Потому что человеческими мозгами такой сценарий если придумать, он будет выглядеть как-то неправдоподобно что ли. А здесь вот, пожалуйста, да, прошло сто лет, мы за эти сто лет чудовищно переболели, но сейчас вот эти, как вы говорите, здоровые силы, да, начинают как раз тратиться на то, чтобы восстанавливать то, что было разрушено.
Иерей Алексей
— По этому поводу патриарх Тихон говорил так: «Как быстро и детски доверчиво было падение народа русского, развращаемого много лет несвойственной нашей христианской стране жизнью и учениями, так же пламенно и чисто будет раскаяние его. И никто не будет так любезен сердцу народному, как пастырь родной его Матери Церкви, вызволившей его из египетского зла». Я думаю, что до этого еще нужно дойти, до вполне исполнения пророчества патриарха Тихона, но все же вот кто бы мог подумать о том, что есть люди, которым не все равно, есть люди, которые душой болеют за наши памятники культуры, за наши храмы и прочее. Причем большинство из этих людей, они только воцерковляются в процессе своих поездок, то есть они не являются чадами Церкви, но с поездкой меняется их жизнь — отношение к истории, отношение к храму, отношение к вере. И вот многие воцерковляются, но многие и не воцерковляются, и разные судьбы. Интересно то, что...
А. Митрофанова
— А у вас там критерия такого четкого нет, да, что если человек невоцерковленный, мы его с собой не берем?
Иерей Алексей
— Нет, едут все без исключения. С точки зрения...
А. Митрофанова
— Все, кто хотят.
Иерей Алексей
— Да, все кто хочет, едут. Ну может быть крайне-крайне редко мы отказываем в поездке, но это бывает крайне редко. Ну может быть, один процент из ста. Конечно, ехать нужно человеку здоровому, потому что это, собственно говоря, достаточно экстремальный образ жизни...
А. Пичугин
— Вы справки требуете какие-то от врачей?
Иерей Алексей
— Нет. Конечно, нет, но это...
А. Пичугин
— Призываете трезво оценивать свои силы.
А. Митрофанова
— Ну надо просто понимать, что это будет не пятизвездный отель с горячей и холодной водой и завтраками там, я не знаю, аля какой-нибудь там «Континенталь».
А. Пичугин
— Вода будет, там речек и озер очень много. В любом случае вода будет.
Иерей Алексей
— Так что едут, как правило, люди решительные, добрые и способные на какой-то поступок. Иногда они об этом узнают только вот в процессе вообще поездки, в процессе решения о том, на что они способны и кто они. Действительно условия разные: когда-то это гостиница, но это редко, когда-то это дома местных жителей, бани местных жителей. Вот интересно, что в одной деревне для наших волонтеров даже специально местные жители, которых осталось немного, женщины, они сложили баню. В общем-то, перебрали там дом (как они это сделали, три местных женщины?), но сделали баню для приезжающих добровольцев. Когда-то это палатки. Но всегда это очень добрая, дружественная атмосфера и всегда это понимание того, что ты делаешь и для чего ты делаешь. И вот когда человек приезжает, он действительно понимает, что от его участия зависит жизнь этого храма или часовни. Только от того, что он сделает, будет зависеть, останется она для его детей или не останется. Интересно и то, что есть заповедь о почтении к родителям, и эта заповедь, она подразумевает почтение не только к своим родителям, но и к своим начальникам, и вообще ко всем старшим, и к своим предшественникам, то есть к своему народу, к его истории. И вот когда люди делают что-то для храмов, которые построены сто или двести лет назад, они фактически соприкасаются с теми, кто эти храмы строил, они становятся частью нашего народа, частью нашей культуры. И, в свою очередь, наши предшественники, строившие эти храмы, надеявшиеся на их возрождение, сохранявшие их в советские годы, они становятся молитвенниками за тех людей, которые приезжают, трудятся. Вот когда люди берут какое-нибудь бревно, которое положено двести лет назад, то в прямом смысле слова происходит соприкосновение, просто рука к руке, с теми, кто это бревно когда-то клал.
А. Пичугин
— Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня священник Алексей Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раево и руководитель проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера». Отец Алексей один из наших таких регулярных гостей, это совершенно прекрасно. Мы из программы в программу говорим о том, как движется работа проекта «Общее дело», который взял на себя очень ответственную такую задачу. Это исключительно добровольно, да, было, отец Алексий, то что это вам не кто-то, не сверху там спустил, что вот вы должны возродить храмы Севера деревянные, Северная Фиваида и так далее, это какой-то был порыв изнутри, да? Вот напомните, как это все началось, кому впервые пришла в голову идея, что можно объединять усилия и, например, брать отпуск на неделю в какой-нибудь из летних месяцев и ехать вот туда, на Русский Север, чтобы там принять участие в спасении этих храмов.
Иерей Алексей
— Это произошло естественно. И произошло благодаря моей супруге, замечательному художнику, Татьяне Юшмановой, которая ездила на Русский Север и смотрела на красоты Русского Севера, писала Русский Север. И в одну из таких поездок я поехал вместе с ней. Она рассказывала о том, что в одной деревне дедушка стал восстанавливать колокольню, фактически на свои средства, своими силами.
А. Пичугин
— А сколько лет назад это было?
Иерей Алексей
— Это было в 2005 году. И когда мы приехали с супругой, посмотрели на этого дедушку замечательного, у них и остановились, собственно говоря...
А. Митрофанова
— А лет ему сколько было?
Иерей Алексей
— Ему было 70 лет, ну 70 с небольшим. Причем, знаете, как интересно, на самом деле это даже не совсем его заслуга, восстановление этого храма, а заслуга его супруги. Вот дедушку зовут Александр Порфирьевич Слепинин. Слава Богу, он еще жив, и мы считаем его родоначальником нашего проекта и вдохновителем. Потому что то, что мы стали делать, мы фактически просто ему стали помогать. Так вот его супруга, Изабелла Ефимовна, она, когда выходила за него замуж, это было больше 60 лет назад, она сказала: «Как же я поеду в твою деревню, когда колокольня в ней стоит без крыши?» И прошло 50 лет, они стали писать во все инстанции, искать возможность, чтобы выделили деньги на строительные материалы. Работу они брались делать сами. В результате им выделили, по-моему, там 15 тысяч рублей на ремонт крыши колокольни. То есть там колокольня, ей порядка там 200 лет, она стоит без крыши...
А. Митрофанова
— 15 тысяч рублей?
Иерей Алексей
— 15 тысяч рублей, да, выделили.
А. Митрофанова
— Это на гвозди?
А. Пичугин
— Это уж вот этими, нашими деньгами?
Иерей Алексей
— Да. И из этих 15-ти еще вдобавок где-то по дороге потерялось 12. В общем, приехал горбыль, и вот этот горбыль, из этого горбыля как раз Александр Порфирьевич, как плотник, он стал перекрывать крышу.
А. Митрофанова
— А горбыль — это что, простите?
Иерей Алексей
— Горбыль — это самая дешевая доска, то есть с одной стороны это остатки коры, а с другой стороны там ровная поверхность...
А. Пичугин
— Он еще зачастую неровно обрезан. Это остатки древопромышленности, когда делают ровные доски, при нормальной деревообработке, остается обычно вот этот горбыль — брак, срезы, то что отец Алексей сказал, с обратной стороны кора. Ну в общем, это сложно использовать.
Иерей Алексей
— И вот два месяца летних каждый день с утра до вечера Александр Порфирьевич с тремя мальчишками из деревни, он перекрывал крышу у этой колокольни. Когда кто-то что-то делает, то этому человеку очень приятно помогать. И у нас родилась идея, хотя бы на стройматериалы давать деньги Александру Порфирьевичу. Один священник, мой друг, он, когда я только стал священником, говорит: нужно десятую часть от своих доходов отдавать на какие-то благие дела — на Церковь или нуждающимся, — и тогда все с доходами у вас всегда будет хорошо. Ну Таня художник, и были какие-то доходы от продажи картин, кроме того я, как священник, тоже имел зарплату в храме, и мы вот десятую часть стали тратить на строительные материалы, чтобы Александру Порфирьевичу было из чего делать. Потом к этому стали привлекать своих друзей, близких друзей. Потом свозили одного нашего прихожанина на Север, показали ему. И начался вот процесс как бы восстановления Никольского храма в этой деревне, 1636 года, реставрация двух куполов. Причем тогда еще мы это делали без особых каких-то вот согласований, просто вот как-то по пониманию того, что надо это сделать. А дальше уже мы стали брать с собой на Север своих прихожан, появилась идея. Когда-то мы стояли с супругой на колокольне, смотрели на удивительную красоту, смотрели на начавшуюся реставрацию Никольского храма. И вы знаете, вообще когда ты стоишь на каком-то возвышенном месте, когда смотришь на красоту Божиего мира с несколько необычного ракурса, то приходят зачастую вот такие вот мысли, может быть, как у великомученицы Варвары, простите, может быть, за некий пафос. Но пришла идея: а почему бы по всем деревянным храмам Русского Севера не провести вот хотя бы противоавариийные работы? Это было страшно, с другой стороны, не было ничего такого, что этому мешало бы. И мы решили попробовать. И вот съездили в некоторые исследовательские экспедиции — по Северной Двине, по Каргопольскому району, и дальше уже отправляли трудовые экспедиции, для того чтобы хотя бы вначале что-то разобрать, расчистить — к проекту присоединялись и люди, и священники. Сразу мы для того, чтобы придать некую статусность нашему проекту, попросили благословения у отца Дмитрия Смирнова, чтобы он испросил бы благословения у правящего архиерея Архангельской епархии. Отец Дмитрий был моим начальником, я был сотрудником Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами. Отец Дмитрий сказал, что он всю жизнь мечтал вот что-то сделать для северных храмов, но вот руки не доходили, и то что вот появился наш проект, это как раз осуществление его такой вот мечты. Поэтому всячески нас поддержал. Владыка Тихон тогда Архангельский благословил. И вот стали отправляться уже регулярные экспедиции. Причем есть определенные традиции: все, кто проезжают мимо, а мы проезжаем по М8, как правило, мимо Троице-Сергиевой Лавры, заходят к преподобному Сергию, который был плотником, получают его такое вот благословение на поездку.
А. Пичугин
— А вы едете на автомобилях, не на поездах?
Иерей Алексей
— Как правило, на автомобилях. Ну может быть, там процентов 70 это на машинах, но также и на поездах, и на автобусах, и на самолетах.
А. Пичугин
— Люди кооперируются, у кого есть машины, берут с собой.
Иерей Алексей
— Да.
А. Пичугин
— Но наверняка машины нужны проходимые, обычные легковые вряд ли там проедут.
Иерей Алексей
— По-разному. Вот в принципе мы с супругой путешествовали на «Nissan Tiida» — там низкая такая легковая машина, и мы почти везде проезжали. Ну конечно, если не пройдет там дождь, и не нужно будет ехать по какой-нибудь полевой дороге, тогда действительно нужен более проходимый автомобиль.
А. Митрофанова
— Ну людей-то без машин вы тоже приглашаете?
Иерей Алексей
— Конечно.
А. Митрофанова
— Можно же рассесться по другим.
Иерей Алексей
— Ну конечно, да. Однозначно. То есть в этом смысле, как бы проблем никаких нет, может принять действительно участие каждый, у кого есть желание что-то хорошее сделать. Это вот основной мотив — то есть сделать что-то хорошее, чуть-чуть вот каким-то образом послужить Богу, увидеть красоту Русского Севера. И вот когда мы видим, например, там какие-то туристические места, то видим надписи: «Здесь был Вася» вот и так далее. А вот в данном случае не просто увидеть, но что-то для этого места сделать, каким-то образом это место сохранить, вот чтобы и дети могли увидеть и...
А. Митрофанова
— Чтобы еще несколько поколений «Вась» смогли в этом месте оказаться.
А. Пичугин
— Давайте через минуту продолжим наш разговор. Напомним, что священник Алексей Яковлев, идейный вдохновитель проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера» сегодня у нас в гостях. Алла Митрофанова, я Алексей Пичугин.
А. Митрофанова
— Еще раз добрый светлый вечер вам, дорогие слушатели. Алексей Пичугин, я Алла Митрофанова. И с удовольствием напоминаю, что у нас в гостях священник Алексей Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раево и руководитель проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера». Об этом движении мы сегодня и говорим. Проект удивительный, замечательный, и тут можно, не знаю, эпитеты перечислять через запятую очень долго, какое важное и прекрасное дело вы делаете. И люди, которые к вам присоединяются, вот эти самые добровольцы, то есть в принципе это люди, которые ну вот самые обычные наши современники. Вы сказали о том, что преподобный Сергий был плотником, поэтому когда вы выезжаете в очередную экспедицию, стараетесь не пропустить по дороге Троице-Сергиеву Лавру, остановиться там. А я подумала о том, что ведь мы знаем из Евангелия, что Христос, у Него тоже Его отец был плотником, и это профессия, которую Он унаследовал от Своего названого отца. И я тут думаю, понимаете, какая штука, мы сейчас, в XXI веке, очень часто бываем банкирами, юристами, бываем, не знаю, заняты в торговле, в каком-то еще там в менеджменте. Мы с Лешей работаем на радио. У нас на самом деле не так-то много сейчас возможностей проявить вот именно такие свои навыки ручного труда. И как следствие, эти навыки, они из нашей жизни уходят. А есть, конечно, люди, которые виртуозно вот этим ремеслом владеют, ну наверное, это доступно далеко не каждому. Вот как здесь быть? Если, к примеру, человек все-таки не подготовленный, а современный человек зачастую вот с таким рукотворным трудом очень мало связан, то возможно ли каким-то образом пробелы залатать эти?
Иерей Алексей
— Да, вы знаете, что в нашем храме создана школа плотницкого мастерства, и вот сейчас ее закончило уже несколько сотен человек. Занятия проходят в течение трех месяцев, каждую субботу или воскресенье, по выбору, это и лекционная часть, и практическая часть. И мы набираем две группы, две или три группы по 15–17 человек. Фактически мы бесплатно обучаем плотницкому мастерству, обучают профессионалы, которые преподавали в светских техникумах до момента, когда еще необходима была квалификация плотника. Последние годы она перестала существовать, потому что...
А. Пичугин
— Уже нет такой профессии.
Иерей Алексей
— Ну профессия-то есть и задача есть, но не было запроса, собственно говоря, были некие остатки плотников, а запроса на новых не было.
А. Пичугин
— Что же это самоучки, получается, везде работают? У нас же все-таки, понятно, что там наверняка уже станки, уже большей частью автоматизировано производство, но изделия из дерева, которые требуют плотницкого навыка, они никуда не делись.
Иерей Алексей
— Я говорю о последних пяти-шести годах. То есть пять-шесть лет назад в 26-м колледже Москвы перестали проходить наборы, потому что не было желающих для того, чтобы обучаться плотницкому мастерству. Наши курсы стоят ну совершенно смешные деньги, в шесть раз дешевле, чем любые альтернативные, это просто деньги на оплату строительных материалов. Раньше мы и это оплачивали, но я решил, что как-то не совсем разумно из денег храма здоровым мужикам и на стройматериалы выделять средства. И у нас единственная просьба к тем, кто учится на наших курсах — это свои навыки, которые они получают, потом применить в экспедиции на Русском Севере. И порядка двух третей участников курсов, они потом едут, трудятся, и не один раз потом бывают на Русском Севере.
А. Пичугин
— Я пример могу привести. У меня очень хороший друг бывший коллега, даже начальник, в свое время он как-то заинтересовался «Общим делом», и я ему рассказывал. Он пошел, записался на курсы. Он сам когда-то был не то что плотником, но топор, рубанок в руках держать умел, еще когда летом жил в деревне, там в детстве, в юности.
А. Митрофанова
— Рубанок — какое слово красивое, из детства. Дедушка у меня был виртуозным просто мастером.
А. Пичугин
— Из детства?
А. Митрофанова
— Да, рубанок.
А. Пичугин
— Ну в общем Олег тоже умел рубанок хорошо в руках держать и тут он решил вспомнить. Закончил, я не знаю, закончились ли уже те курсы, на которых он учился. А недавно он мне там, буквально, может, месяц назад присылает фотографии, как они ездили с «Общим делом», но не на Север, а в Тверскую область, куда-то в район Кашина — поддерживать там деревянную церковку, вырубали лес вокруг нее. То есть тут сразу два вопроса. Получается, что уже зимой можно куда-то съездить с вами? А второй — это не только Север, значит, и Тверская область, какие-то окрестные тоже области, где есть деревянные храмы, о чем мы, кстати, с вами даже в этой студии говорили, что у «Общего дела», конечно, не найдется времени на то, чтобы ездить еще куда-то, но вот жалко очень, потому что погибают чудеснейшие памятники. Но я был неправ, видите, экспедиции «Общего дела» уже добираются и до ближайших храмов, которые недалеко от Москвы.
Иерей Алексей
— Да, то есть мы помогаем всем, кто нуждается в нашей помощи. Критерий такой, что если без нас храм перестанет существовать. Если кроме нас некому, никто не может помочь этому храму, то мы этому храму помогаем. Как правило, у этих храмов нет священников, прихода. То есть мы помогаем только там, где нет никаких шансов на дальнейшее существование храма. Это как бы наша позиция. Потому что если есть священник, он рано или поздно добьется, что все будет хорошо, он и найдет средства и прочее. Если вот нет заботящихся о храме, то мы так об этом храме заботимся, доводим его до такого состояния, что он уже не разрушается. Местных жителей посредством того, что мы там проводим работы, мы как-то организовываем, они нам помогают...
А. Пичугин
— Если есть местные жители.
Иерей Алексей
— Да, и дальше они уже приглашают своих священников, и совершаются уже регулярные, хотя бы там несколько раз в год, богослужения, литургии, крещения, венчания, отпевания. То есть вот это задача такая не только по сохранению памятников культуры, но еще и по некому возрождению литургической жизни. Вот у нас 14 храмов, в которых впервые отслужены литургии. И если где-то литургии отслужили, то, как правило, на следующий год и в последующие годы мы продолжаем в этом храме литургии совершать. В экспедиции можно отправиться и зимой, потому что зимой удобнее доставлять строительные материалы. Реки замерзают, море тоже замерзает, болота замерзают, и поэтому легче и доставить материал. Иногда вырубаются специально там деревья в труднодоступных местах, и на снегоходах мы эти деревья транспортируем к месту, где потом они будут использованы, уже летом, для проведения тех или иных работ. Так что экспедиции проходят и зимой, и в первую очередь это доставка строительных материалов, которыми летом будут пользоваться для проведения работ.
А. Митрофанова
— Я тут сразу, знаете, хочу спросить. Вот плотники — это хорошо, курсы плотницкие — прекрасно. Ну у вас же наверняка там и женщины, и девушки принимают участие в ваших экспедициях?
А. Пичугин
— Плотниками.
А. Митрофанова
— Я себе с трудом представляю женщину с рубанком — прекрасное слово, которое Леша мне напомнил. Думаю, что, наверное, и вот на таких зимних заготовках леса женщина тоже себя с трудом сможет найти. Но ведь есть другие задачи, связанные с тем что, например, можно готовить или как-то еще иначе вдохновлять мужчин, которые занимаются тяжелым физическим трудом. Какие у вас для женщин предусмотрены виды работ?
А. Пичугин
— Рубанок.
А. Митрофанова
— Рубанок. Будет мне сниться сегодня.
Иерей Алексей
— Для женщин на самом деле очень большой простор для работ. И иногда нужно антисептировать те материалы, которыми потом проводятся работы, материалы нужно подавать там, всегда в храме есть что разобрать и что помыть, что привести в надлежащее для храма состояние. Поэтому женщины не обделены трудом. И, как это ни парадоксально, в экспедициях, наверное, не меньше женщин, чем мужчин. И нет таких, кто бы ходил, искал бы, что бы мне сделать. То есть работы всегда хватает без исключения на всех. А в отношении рубанка, вы знаете, что у нас храм преподобного Серафима Саровского. И именно о нем, в аттестате его стоит напротив имени его, Прохор, стоит: «столяр». То есть в духовных училищах раньше учили и еще и какому-то определенному виду труда. То есть люди, которые заканчивали духовные училища, они могли и другим образом зарабатывать на жизнь, не только будучи становясь диаконами или священнослужителями.
А. Митрофанова
— Прохор — это мирское имя преподобного Серафима Саровского. А еще можно часто на иконах, его же с топориком изображают, у него топорик там где-то за поясом. То есть он умел прекрасно владеть топором как орудием труда.
Иерей Алексей
— И мы при своем храме сделали столярную мастерскую. Это было достаточно решение такое смелое. Почему, потому что нам пришлось снести несколько перегородок между кабинетами, объединить все это в большой такой цех, зал, закупить станки, которые тоже достаточно дорого стоят. Но в настоящий момент при нашем храме есть столярная мастерская, и в столярной мастерской мы изготавливаем иконостасы для возрождаемых храмов.
А. Митрофанова
— Ничего себе.
А. Пичугин
— И есть специалисты, которые знают, как по всем правилам изготовить иконостас в деревянный храм.
Иерей Алексей
— Сначала нужно сделать проект — для этого есть архитектор, потом это все прорабатывается, какие там материалы будут и прочее, потом это все изготавливается. Когда я делал столярную мастерскую, то отец Дмитрий Смирнов мне сказал, что это абсолютно бессмысленно, потому что это не окупается. Проще где-то заказать, и тебе сделают быстрее и за те же деньги, что сделает и твой столяр. Но твой столяр, он и помещение занимает, то есть и его кормить нужно, и там все время какие-то проблемы, заботы и так далее. Проще заказывать. И это действительно так. Потому что, ну например, если человек, если какая-то организация делает двери, то ей совсем не сложно сделать какую-то очередную дверь. Для того чтобы сделать в своей столярной мастерской двери, для этого нужен определенный навык, квалификация и так далее. И вот это действительно так, то есть проще делать где-то на стороне. Но у нас другой подход. Наш профессиональный столяр, он обучает наших прихожан и участников проекта столярному мастерству. И за счет этого как бы столярка, она живет не только ради конечного своего продукта, но еще ради того, чтобы людей обучить... Ну вот как вы говорите, рубанок, да, — то есть сколько в этом красивого, хорошего; когда слетает стружка — представляете, как это вообще замечательно? Когда люди начинают работать руками, меняется их личность, люди становятся другими.
А. Митрофанова
— Почему, какая здесь связь?
Иерей Алексей
— Я думаю, что это даже для детей, вы знаете о том, что непосредственно умение держать ручку...
А. Митрофанова
— Развитие мелкой моторики, по-моему, называется.
Иерей Алексей
— Да, это влияет и на психику, и на общее развитие. Точно так же и с человеком. И вот в отношении нашей столярной мастерской, там работу принимают и женщины. Мы делали и для северных храмов делаем иконостасы, и для своего храма мы тоже делаем и двери, и пюпитры, и киоты и так далее. То есть профессиональный столяр, он обучает, а работают сами прихожане. И многие говорят о том, что они вообще как бы чувствуют себя, вообще нормальная компания человеческая. Вот нужно приехать там через всю Москву, чтобы здесь как-то почувствовать и запах дерева, и в окружении людей каких-то вот таких, адекватных потрудиться. Ну вот в отношении девушек, есть одна очень хрупкая такая девушка, участница одной из экспедиций, она кандидат медицинских наук, и прекрасный эндокринолог, детский врач, и в то же самое время участница нашей столярной мастерской. Поэтому вот для всех желающих, собственно говоря, мы для людей эту мастерскую сделали. И неслучайно при храме преподобного Серафима Саровского. То есть таким образом у нас есть и плотники, и столяры. Более подробную информацию можно у нас на сайте http://www.raevo.ru/, посмотреть о времени работы и прочее. И есть люди, которые этому мастерству как раз и обучают.
А. Митрофанова
— Записаться можно, да, прийти и попробовать.
Иерей Алексей
— Да, да.
А. Пичугин
— Как раз сейчас март, будет ли группа, которая закончит свою работу к началу лета?
Иерей Алексей
— Да, уже набрана группа, в которой обучается, вот сейчас там порядка 40 человек, и к началу сезона она закончит обучение. И отправится она, Бог даст, многие из нее, по желанию, абсолютно по желанию, отправятся на Русский Север.
А. Пичугин
— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня священник Алексей Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раево и идейный вдохновитель и организатор движения «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера». Мы все-таки хотели поговорить сегодня и про начало нового сезона, тем более что поговорили так много о подготовке. Во-первых, сезон, можно сказать, что уже начался, все-таки первые какие-то экспедиции и поездки уже состоялись, я так понимаю, да, или, по крайней мере, предварительно готовятся. Расскажите, чего ожидается в этом году, куда обращаться желающим? Сколько человек примерно вы ожидаете, ну вот будет 800 в этом году или нет?
Иерей Алексей
— Я принципиально против установки планов...
А. Пичугин
— Нет, это не планка, просто если каждый год по сто, хотелось бы, чтобы как можно больше народу с вами ездило, это же еще и такая миссия благородная. Но все-таки что за сезон, что вы ожидаете от сезона?
Иерей Алексей
— Мы планируем работы в 30 храмах и часовнях. В некоторых мы только начнем работы, в некоторых мы продолжим, как например, в храме в Подпорожье, в храме Владимирской иконы Божией Матери. В прошлом году мы сделали крышу у этого храма, вот в этом году мы будем делать работы по укреплению фундамента. Продолжатся работы в Нименьге. Вот ваши знакомые кто-то...
А. Пичугин
— Мы перед эфиром обсуждали.
Иерей Алексей
— Да, там в Нименьге удивительная колокольня.
А. Пичугин
— Которую выпрямляли в прошлом году.
А. Митрофанова
— Это тот самый человек, который теперь живет от экспедиции до экспедиции? Про него, Леша, ты говорил?
А. Пичугин
— А, да.
А. Митрофанова
— Знакомый какой-то, который первый раз поехал.
А. Пичугин
— Нет, это два человека. Женщина, прихожанка одного из храмов знакомых — это Нименьга. А второй человек — Олег Виноградов, известный радиоведущий, мой там бывший коллега и начальник, он на плотницкие курсы записался, закончил и теперь ездит. Вот первый раз ездил в Тверскую область сейчас.
Иерей Алексей
— 18 марта у нас состоится очередная, уже VIII Международная научно-практическая конференция, посвященная сохранению памятников деревянного зодчества. На этой конференции собираются все заинтересованные люди, приезжают люди с Архангельской области, с Вологодской области, сотрудники министерств культуры и прочее. Это конференция, в которой мы рассматриваем, что в первую очередь необходимо сделать, какими силами и средствами мы будем осуществлять эти работы. Поэтому всех заинтересованных людей мы приглашаем 17 марта в «Крокус-Экспо». Более подробную информацию можно будет посмотреть на сайте: https://www.obsheedelo.ru
А. Митрофанова
— Там, наверное, регистрация какая-то есть, нужно ее пройти.
Иерей Алексей
— Да, есть предварительная регистрация. Надо сказать, что это и самая большая в мире выставка, посвященная деревянному домостроению проходит вот параллельно. Человек, который все это организовывает, он является и нашим прихожанином, и вот таким образом старается помогать нашему проекту, выделяя для нас помещение, организуя вот наши конференции. То есть вот участие в проекте, оно совершенно разносторонне и разнообразно. Может оно осуществляться каким-то информационным способом.
А. Митрофанова
— Если помню я правильно, вы рассказывали про какие-то случаи, когда даже вместе с детьми-подростками приезжают к вам участники, ваши волонтеры. И что дети тоже не остаются не у дел, что какие-то посильные задачи — естественно, речь не идет об эксплуатации детского труда. Но какие-то посильные задачи, когда они чувствуют себя вписанными вот в это самое общее дело, и горды тем, что они могут помочь маме или папе, вот эти вот занятия для детей тоже возможны.
Иерей Алексей
— Да, вы знаете, это на самом деле «Общее дело» — это способ общения родителей и детей. Потому что, как правило, вот в нашей суете родители работают, дети учатся, встречаются редко, все уставшие. И иногда, вот один участник нашей экспедиции, он вообще со своими взрослыми детьми, там 16 и 18 лет, он впервые пообщался пять дней вот в экспедиции, когда не было там интернета, и можно было друг друга вот хотя бы услышать, узнать, поговорить.
А. Пичугин
— Много узнал, наверное, о своих детях.
Иерей Алексей
— Ну так или иначе они не в одну экспедицию потом еще съездили вместе.
А. Митрофанова
— Прекрасно.
Иерей Алексей
— И в отношении всех остальных детей. То есть дети, они нужны, и детям это важно, потому что они видят пример созидательного труда, в прямом смысле слова, во славу Божию, они видят пример очень хороших людей, которые вокруг них, они видят красоту природы. И я вот рассказывал, что в одну экспедицию традиционную ежегодную, в наши экспедиции ежегодно отправляется один директор строительной компании и его содиректор берет с собой своего сына. И вот в конце года он у сына своего спросил, говорит, мы с тобой были во Франции, в Швейцарии, мы были на «Формуле-1», мы были на открытии Олимпиады в Сочи, мы были с тобой еще там-то, там-то вот, а что тебе больше всего понравилось? Он говорит: мне больше всего понравилось, и куда бы я хотел в следующем году поехать, в Пачепельду — это вот то место, где проходила экспедиция.
А. Пичугин
— Ну главное, чтобы это не воспринималось именно как через запятую: Франция, Швейцария, «Формула-1», «Общее дело».
Иерей Алексей
— Нет, то есть для ребенка интереснее и важнее чем все, вот он в разных уголках мира за год побывал с отцом, а ему интереснее всего было поехать туда, где не был дорог, где я, когда у них в гостях был, освящал там часовню, которую они восстанавливали, еще и дождь все время шел и так далее. Но вот это вот настоящее, искреннее, то что бывает в экспедициях, оно неподдельно, неподкупно и неповторимо. Поэтому вот детям полезно бывать. И иногда бывают экспедиции, редко, но такие бывают, когда детей в экспедиции больше, чем взрослых.
А. Митрофанова
— Серьезно? И как же тогда быть?
Иерей Алексей
— Например, там приехала такая экспедиция в одну деревню — обрушившаяся совершенно там часовня. И вот дети начинают трудиться, они по своему желанию трудятся, их никто не заставляет там специально особенно там. Они начинают трудиться, взрослые там помогают. Потом проходят мимо местные жители и понимают, что к ним, ну ладно там, приехали дяди и тети там из Москвы, но тут дети у них трудятся там час, два — и все, и вся деревня, она приходит, чтобы вот...
А. Митрофанова
— Помочь.
Иерей Алексей
— Помочь, да. И все-таки это так или иначе, часовни строились, они немаленькие для деревень, и огромные объемы, пласты работы сдвигаются на колоссальнейшем вот чувстве энтузиазма и подъеме. И детям это, конечно, важно, потому что мы эти часовни сохраняем для кого — для этих детей, и они потом своих детей туда повезут. То есть это очень важный воспитательный момент для того, чтобы жила наша культура, жили эти часовни в дальнейшем.
А. Митрофанова
— Вообще да, вы знаете, я вспоминаю себя в подростковом возрасте — ну это в этот момент ты существо без кожи, вот как говорит одна моя мудрая подруга, определяя, характеризуя вот это возраст, это состояние. Ты существо без кожи, когда любое прикосновение к тебе доставляет тебе эмоцию какую-то, чаще всего боль. Но этой эмоцией может быть и радость тоже. И радость вот в этом возрасте, она особенно ощутима, потому что впервые, может быть, человек задается очень серьезными вопросами: про что моя жизнь, для чего я живу и что я могу сделать здесь такого, что было бы чуть больше, чем материально. Если допустить, что я чуть больше, чем просто набор клеток. И вот эти вопросы, они для подростка стоят очень остро. И поэтому то что возможность, которую вы даете — вложиться в настоящее такое дело и почувствовать себя еще и сопричастным к тому большому, что не вчера у нас началось, а храмы, которые были построены 200–300 лет назад, и вот ты как бы таким образом вливаешься вот в этот поток людей, оставивший частицу себя, послуживших Богу, — это же очень здорово.
Иерей Алексей
— Один священник в нашей экспедиции традиционно ездит с детьми, отец Дмитрий Николаев...
А. Пичугин
— Приходил к нам, на гитаре играл.
Иерей Алексей
— Да, и с собой он берет четырех или пятерых. С одной стороны, это радость для матушки, которая немножко может отдохнуть...
А. Митрофанова
— А у него сколько, восемь, по-моему, детей?
Иерей Алексей
— Да, по-моему, или семь или восемь, притом что ему 40, нет 44.
А. Пичугин
— Совсем молодые люди.
Иерей Алексей
— С другой стороны, да, это возможность и священнику тоже увидеться, ну как бы со своими детьми пообщаться. И такая вот традиция, она существует, и это очень важно. На самом деле дети, они тоже видят пример. Я вот по своим детям могу сказать, что у нас была литургия, готовились мы к литургии в храме Зосимы и Савватия в нашей деревне Ворзогоры, 1850 года постройки. И хотя дети были маленькие, то есть там было 7 лет, 6 лет, они часа два, никто их не заставлял, они часа два добросовестно вот вместе со всеми работали, какие-то доски там таскали, еще что-то. Это удивительно, но у детей это тоже есть эта радость к труду, любовь к труду. И вот это очень важно, чтобы такие какие-то вехи в их жизни были, что вот мы сделали здесь что-то, здесь что-то, чтобы был такой опыт, на который потом во всей оставшейся жизни можно было бы опереться. А вообще о труде — это можно поговорить отдельно...
А. Митрофанова
— О да!
Иерей Алексей
— Потому что парадокс заключается в том, что труд это наслаждение, труд это радость. Труд для христианина это еще и добродетель. Помните, как даже у монахов: трудись и молись...
А. Митрофанова
— Ora et labora.
Иерей Алексей
— Да, и вот именно так труд воспринимал русский человек. То есть люди трудились с радостью и с любовью, они получали от этого удовольствие. Удовольствие от красивого труда. И вот те кто бывал, путешествовал там, например, по Русскому Северу, Дмитрий Сергеевич Лихачев, он говорит, что этому нужно научиться и посмотреть — то есть это удивляет, насколько люди благородно, красиво и с какой любовью они трудятся. Вот когда мы заходим в разрушенные, брошенные дома на Русском Севере, куда ни посмотришь — все сделано с любовью. Ну например даже дверь, вот дверь, она чем-то украшена, каким-то рисунком, и все настолько досконально сделано. И ты смотришь на эту дверь — ты уже от этой двери получаешь удовольствие, ты чувствуешь, как благородно, красиво эту дверь делали, с какой любовью вот вообще относились к труду. Даже по одному какому-то маленькому фрагменту жилища это можно увидеть.
А. Пичугин
— Сложно сказать, вот почему он никого не оставляет равнодушным. Я не берусь сейчас за местных жителей судить, которые все-таки уезжают, и деревни пустеют периодически, да и не периодически, попадаются довольно часто пустые. Но люди, которые туда приезжают извне, на любого человека, искушенного любыми заграницами, он оказывает совершенно магическое воздействие. И непонятно иногда даже почему: климат суровый, мошкара летом повсюду, комары съедают, стоит только вот так руку высунуть. Сейчас всех напугаю — никто не поедет. Тайга, звери, суровые люди, люди действительно суровые. Очень зачастую мягкие и добрые, если с ними поближе познакомиться, но на первый взгляд суровые. Климат, еще раз, не самое теплое Белое море, если там оно есть, реки. Ну вот вся эта совокупность, она вроде бы отталкивать должна, но ты приезжаешь — и ты понимаешь, что ты заболел. И так со всеми.
Иерей Алексей
— Это правда. И причем вот мои друзья с Англии, они говорят мне: и он заболел Русским Севером, ну вы понимаете, о чем я говорю, то есть даже...
А. Митрофанова
— А вы понимаете.
Иерей Алексей
— То есть даже иностранцы это переживают, это чувствуют, и это распространяется на всех людей. Вот вы знаете Матфея Касерли, который у вас также был в студии, наш прихожанин и участник экспедиции, вот сейчас статья в «Фоме» о Матфее — американце, который приехал в Россию. И он тоже болеет Русским Севером, счастливым туда ездит. А когда приезжает в Америку, он всем, кому только можно, там по приходам ездит и рассказывает, какой у нас в России есть проект по возрождению деревянных храмов. Это действительно тайна. И то, что вот лично меня так вот удивляет. Дмитрий Сергеевич Лихачев, фактически последним, с кем общался перед смертью, был епископ Митрофан (Бадан), который приходил к нему, тогда еще будучи священником, и приходил как член Союза писателей России, они общались. И вот последними словами Дмитрия Сергеевича было о том, что возрождение России начнется с Севера. Мне лично, например, то, что вот владыка когда-то мне рассказал, для меня это очень ну как-то тоже интересно и важно.
А. Пичугин
— Он теперь митрополит, кстати, Мурманский после последнего Синода.
Иерей Алексий
— Да.
А. Митрофанова
— Подходит к концу наша программа, а мне бы хотелось еще все-таки вернуться к тому мероприятию, как правильно назвать-то, да, конференции, которая у вас будет 17 марта — это ближайшее воскресенье, «Крокус-Экспо». И это же ведь не просто воскресенье, это первое воскресенье Великого поста, это время, когда ну большинство людей вот в первые же выходные Великого поста стараются как-то попасть на исповедь и причаститься. И это такое вот напряжение внутренней жизни, с одной стороны, с другой стороны, вот этот праздник Торжества Православия, он же тоже, у него есть определенный исторический контекст. Если я правильно понимаю, там речь идет об утверждении иконопочитания на Вселенском соборе — очень важное вот это событие, благодаря которому иконы сохранились в нашей культуре, и мы сейчас через эти зримые образы обращаемся к Господу Богу, и к святым, и к Пресвятой Богородице. И если вот спроецировать эту ситуацию на наше время, то может быть, конечно, это слишком высокопарно прозвучит, но, по-моему, то, чем вы сейчас занимаетесь, возрождая храмы Русского Севера, это в чем-то созвучно тому самому Торжеству Православия, которое было провозглашено, когда были сохранены иконы в нашей культуре. И как-то то, что так это все совпадает опять же, по-моему, как-то это все, ну как принято говорить, неслучайно.
Иерей Алексей
— Да, это радостно, то что слова святителя Илариона (Троицкого), сказанные вот сто лет назад о том, что если даже немножечко сохранится вера, она обязательно возродится. И возрождение веры в первую очередь в душах, в сердцах людей, а уже как следствие возрождение материального нашего наследия, то есть возрождение материальных храмов. Да, это действительно так. И строительство и новых храмов в Москве, и вообще вот в Отечестве ¤ это показатель того, что вера наша жива, и Господь нас с вами не оставляет.
А. Пичугин
— Ну и пост это в подлинном смысле время неравнодушных людей, наверное. И поэтому здорово, мы в конце первой седмицы, будем светски говорить, первой недели поста поговорили с вами про «Общее дело». Всегда приятно, когда и вы к нам приходите, и кто-то из ваших единомышленников, про «Общее дело» всегда говорить очень здорово. И спасибо вам большое за то, что это происходит. Отец Алексей Яковлев...
А. Митрофанова
— Адреса сайтов напомним в конце. Зарегистрироваться на конференцию можно, которая 17 марта пройдет в «Крокус-Экспо», на сайте https://www.obsheedelo.ru, а все подробности о курсах для столяров, курсах плотницкого ремесла, можно найти на сайте http://www.raevo.ru/. Все верно?
Иерей Алексей
— Да, все верно.
А. Пичугин
— Священник Алексей Яковлев, настоятель храма преподобного Серафима Саровского в Раево, идейный вдохновитель и руководитель проекта «Общее дело. Возрождение деревянных храмов Севера». Спасибо. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— Алексей Пичугин. До свидания.
А. Пичугин
— Всего доброго.
Храму Всех святых, в земле Российской просиявших, необходима помощь
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, в городе Дубне объединяет много добрых сердец, поэтому и атмосфера в нём радушная. На приходе стараются помогать всем, кто нуждается. Здесь работает благотворительная столовая, где всегда накормят и обогреют тех, кто оказался в беде. Некоторые прихожане храма трудятся в православном сестричестве милосердия города Дубны. Они навещают стариков в доме-интернате «Рождественский», пациентов в больницах и немощных одиноких людей на дому.
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, ещё долгие годы может принимать, утешать и объединять людей для добрых дел. Только сейчас он оказался под угрозой разрушения. Сильно протекает крыша и появились трещины на несущих конструкциях. Необходим качественный ремонт. Собрать на него средства приходу помогает фонд «Мои друзья». Присоединиться к фонду и поддержать храм в городе Дубне может любой желающий. Сделать это просто – можно зайти на страницу «Моих друзей» my-friends.ru и оставить благотворительный взнос, либо передать для храма стройматериалы или помочь своим трудом.
По всем вопросам обращайтесь в фонд:
+7 (916) 165-82-77, e-mail: info@my-friends.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Священник Сергий Лабунский
У нас в гостях был клирик Елизаветинского храма города Красногорска священник Сергий Лабунский.
Наш гость рассказал о своем пути к вере, о духовных поисках, которые сначала привели его в Католичество, как и почему позднее он пришел к Православию и выбрал для себя священническое служение.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска и еще множество есть регалий, как вас можно было бы представить, например, вы байкер.
Священник Сергий Лабунский:
— Да это так и есть.
Константин Мацан:
— Действующий или бывший?
Кира Лаврентьева:
— Или бывший католик.
Константин Мацан:
— Или бывших байкеров не бывает? Бывший католик.
Священник Сергий Лабунский:
— Бывший католик, да, это уже действительно бывший, здесь уже никаких сомнений. А байкер я действующий, да, действительно, я езжу на мотоцикле уже, пожалуй, восемь лет, как езжу на мотоцикле, и не собираюсь это бросать.
Константин Мацан:
— И член Императорского православного палестинского общества.
Священник Сергий Лабунский:
— Так и есть.
Константин Мацан:
— Много регалий, мы обо всем сегодня поговорим в том контексте, в котором мы обычно с Кирой эти беседы ведем. Я нашим слушателям напомню и вам, что мы говорим о пути человека к священству, к вере, в вере и к священству. То есть такой разговор о пути, о тех событиях, о тех вопросах, которые возникают на этом пути, о тех ответах, которые человек для себя находит. Нам кажется, что те ответы, которые, допустим, есть у вас как у человека, пришедшего к православному священству, могут так или иначе срезонировать с теми вопрошаниями, которые есть у нас радиослушателях, любого человека, который задумывается о своих отношениях с Богом и о своем пути. Вот об этом бы сегодня хотелось поговорить.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергий, путь у вас извилистый, что уж греха таить.
Священник Сергий Лабунский:
— Весьма.
Кира Лаврентьева:
— Мы сегодня обязательно об этом поговорим. Но я предлагаю начать с интересной, поворотной точки вашей биографии, когда вы, поглотив буддистскую литературу, поглотив мусульманскую литературу, пришли к полной внутренней каше. И вывел вас из этой каши свет европейской истории, которую вы горячо любили, и благодаря ей, вы все-таки обратились к христианству, но в католичество.
Священник Сергий Лабунский:
— Да-а.
Кира Лаврентьева:
— Расскажите об этом, пожалуйста, поподробнее. Как вообще протекала вся ваша история религиозного поиска, и почему католичество и почему вы все-таки из католичества-то потом ушли? Вот очень нам интересно, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, я согласен, любопытная история. И, увы, не краткая совсем.
Кира Лаврентьева:
— Это хорошо. Это нам подходит.
Священник Сергий Лабунский:
— Я постараюсь короче. Дело в том, что в подростковость, как это у многих бывает, начался какой-то религиозный поиск. Вопросы, зачем я здесь, откуда я здесь, какой в этом вообще смысл существует. Мне кажется, что большинство людей с этим сталкиваются и, так или иначе, для себя на эти вопросы отвечают. В моем случае получилось так, что я из совершенно неверующей семьи, никто моим религиозным образованием никогда не занимался, и поэтому мир религии для меня был принципиально иным миром. Не тем, что я видел каждый день вокруг себя. И я прекрасно помню, как еще в детстве, в достаточно далеком детстве, в глубокие 80-е годы, в начале 80-х меня моя бабушка водила в храм Всех святых на Соколе. Водила она меня всего раза три за все мое детство, то есть она не была тоже воцерковленным верующим глубоко человеком. Но просто ей казалось, что надо это сделать хоть немножечко, хоть несколько раз. Тогда еще маленьким детенком я приходил в этот храм на Соколе и попадал буквально в сказку, я помню эти мерцающие лампадки в полутьме, я помню очередь людей на исповедь, эти строгие вдохновленные и спокойные при этом лица, я помню размеренный ритм богослужения. И все это настолько глубокое впечатление тогда на меня произвело, и произвело именно непохожестью на повсеместную, повседневную жизнь. Я это запомнил. Тогда, конечно, это никакого эффекта видимого не дало в моей жизни. Естественно, я был маленьким ребенком, что родители скажут, то я и делаю, пытаюсь, по крайней мере. А в последствие, когда в подростковый возраст пришел, подростковость наступила, возник этот религиозный поиск, возникли вопросы, зачем, откуда, и что, и куда. И я вспомнил вот эту радость от общения с Богом из того детства. Обычно в подростковость у человека формируется критическое мышление, человек отрицает все, что ему раньше говорили, пытается свою позицию выработать. И здесь это сыграло на руку, потому что, повторюсь еще раз, у меня семья была неверующая абсолютно, мы о религии, как правило, не говорили вообще. И мой бунт подростковый вылился в интерес к религии. Я сейчас обратное явление наблюдаю среди детей верующих родителей.
Кира Лаврентьева:
— Да, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Потому что у них как раз бунт выражается в отрицании религии. То, чем их кормили все детство, порой бывает даже чрезмерно, ломая их волю, принуждая их, и в подростковость их бунт выражается в поступках против религии. А у меня наоборот получилось, изначально не было никакой религиозности. Я прекрасно понимаю, что если бы мои родители были верующие и, не дай Бог, они бы пихнули меня в какую-нибудь воскресную школу... Вы знаете, что со школой у меня были тяжелые отношения в свое время, я ее не очень любил, она меня тоже, прогуливал активно. Даже само слово «школа», да еще и воскресная, когда вроде бы не должно быть никакой школы, а она есть, я думаю, меня бы очень сильно оттолкнуло.
Кира Лаврентьева:
— Несистемный вы человек, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Слава Богу, что этого в моей жизни никогда не было. Возвращаясь к подростковости моей, к этому бунту моему, получается то, что мне стало интересно духовность, пока так общим словом назовем, без конкретики, без деталей, просто духовность. И действительно, прогуливая школу, я прогуливал ее в основном в библиотеке, потому что там тепло, сухо, можно было посидеть и никто не спрашивал, что я тут вообще делаю в середине буднего дня.
Константин Мацан:
— Читали или просто сидели?
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, читал, а что там еще делать-то? Конечно, читал.
Кира Лаврентьева:
— Мыслить. Размышлять.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет. Вначале началось все с каких-то таких легких книжечек, конечно же. Но потом они мне очень быстро наскучили, а интерес был — здесь мы подходим к вопросу истории — интерес был у меня всегда к европейской истории, мне она очень нравилась, как, наверное, всякому мальчишке нравятся солдатики, войнушки, и мне это тоже очень нравилось. А поскольку я очень любил, не знаю, помните вы — не вспомните, был такой в 90-е годы сериал «Горец» по телевизору с — Господи, как его звали-то? Фильм был с Кристофером Ламбертом, а сериал...
Константин Мацан:
— Я помню, да, был такой сериал, а актера тоже не помню.
Священник Сергий Лабунский:
— Сериал не помню кто, но там главного героя звали Курган Маклауд. Мне это безумно нравилось. Я обожал этот сериал, потому что в нем сочеталось и одно и другое, там замечательные флешбэки в историю, показывали, как они в истории бегали друг другу головы рубили, там была мистика, почему эти люди бессмертные и почему они продолжают рубить друг другу головы в двадцатом тогда еще веке. То есть здесь все сочеталось, и меня тогда этот сериал очень увлек. С него начался мой интерес к истории, именно к европейской истории, поскольку на ней был сфокусирован сюжет этого сериала. Я начал копаться и меня безумно увлекли крестовые походы, потому что это опять войнушка, мальчишки любят мечами махать. Крестовые походы. Сплав мистики и истории прекрасно здесь ложился в контекст военно-монашеских орденов, которыми я тоже увлекся, там тамплиеры, госпитальеры, меченосцы и прочие тевтонцы — военно-монашеские ордена. Конечно, это все привило мне огромную любовь к европейской старине. И вот эта европейская старина, вплотную связанная с христианской духовностью, естественно, в латинском его изводе, в латинском варианте, и привела меня в итоге где-то к концу 90-х к приходу в католическую церковь. То есть я тогда, когда читал все эти книжки в библиотеке по свободомыслию, даже по эзотерике, иудаизму, исламу, что там только не было, все в куче было. Но христианство для меня всегда было чем-то особенным. Во-первых, потому что была эта память из детства, переживание иного мира, прикосновение к иному миру через бытие в церкви. На самом деле разовое прикосновение, не постоянное, буквально разовое, три раза, может быть, четыре за все мое детство меня бабушка водила в храм, с одной стороны. И с другой стороны, это увлечение войнушкой, войнами, все как-то сложилось и вот вышло, получилось так.
Константин Мацан:
— А что заставило потом все-таки из католичества перейти в православие?
Священник Сергий Лабунский:
— В первую очередь, глубокое разочарование в католичестве, хотя бы просто потому, что когда католик живет в России, он на самом деле с католичеством в его бытовом виде никогда не сталкивается, никогда не видит этого. Он находится в неком стеклянном пузыре, отделенном от общего мира католического. Находясь в России, католичество находится под сильным влиянием Православной Церкви. Поэтому католичество в России достаточно консервативно. И, находясь в России, русский католик, как правило, не видит всего того ужаса обновленчества, которое на самом деле присутствует в католической церкви сейчас в той же Европе. Мне посчастливилось вплотную столкнуться с обновленчеством, потому что я некоторое время жил в посталантуре Доминиканского ордена в Фастове на Украине. Я некоторое время был в Польше и там — Польша это традиционная католическая страна — и там я сталкивался напрямую с бытовым католичеством. Не с каким-то его рафинированным изводом, которое здесь у нас в России есть под сильным влиянием православия, а именно с таким католичеством, каким оно вообще в принципе и является на бытовом уровне. И я видел все модерновые совершенно каких-то невообразимых конструкций храмы, которые от амбара сложно отличить. Я видел, как были изуродованы древние храмы под новый обновленческий манер, как старые алтари ломались. Это, кстати говоря, история нашей Москвы, для этого не нужно даже в Польшу ехать. В Москве католический храм святого Людовига, это старейший действующий католический храм на территории России, он не закрывался никогда в советское время. И там были прекрасные престолы, там были три каменных престола и один сбоку посвященный святому Иосифу деревянный престол. И когда 90-е годы пришли к нам сюда в Россию и когда рухнул железный занавес, когда появилась возможность коммуникации более свободной католиков в России с католиками европейскими, получилось, что этот деревянный престол — пришли веяния Второго Ватиканского Собора в Россию — это деревянный престол оказался никому не нужен, его разломали и выбросили на помойку.
Константин Мацан:
— А помимо отторжения католичества, какая была положительная мотивация перехода в православие для вас?
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо вам большое за этот вопрос, это очень правильно. В первую очередь, я считаю, что человек должен не уходить от чего-то, а приходить к чему-то.
Константин Мацан:
— Я поэтому спрашиваю.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Здесь тоже надо ввести определенную последовательность событий. Первое, был мой отказ от идеи монашества. Потому что в принципе в католичестве обязателен целибат для любого священника, поэтому по большей части без разницы, будешь ли ты монахом, будешь ли ты приходским священником.
Константин Мацан:
— Целибат — это обет безбрачия.
Священник Сергий Лабунский:
— Совершенно верно.
Кира Лаврентьева:
— Для священнослужителя.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Совершенно верно. Таким образом, не столь важно, будешь ли ты обычным мирским священником, будешь ли ты монахом, база одна и та же остается. Естественно, мне было интересно тогда попробовать себя не в приходском служении, а именно в монашеском ордене, я пошел в доминиканцы. В доминиканцы я пошел, потому что это один из известнейших орденов католической церкви, орден проповедников, он же занимался инквизицией в свое время. А вы уже знаете, что я любил Крестовые походы.
Константин Мацан:
— Я думал, вы скажете, что я любил инквизицию.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, инквизицию я, конечно, не любил, но это отдельная история, это целый отдельный пласт, отдельный часовой разговор. И первое, что послужило к моему уходу из католичества, во-первых, я решил, что монашество не для меня. А решил я это очень интересным таким способом. Я помню, что был тогда в Фастове в монастыре, по-моему в честь Воздвижения Креста, там монастырь Доминиканского ордена, и сидел смотрел во двор, а во дворе дети играли местных жителей, какой-то там частный сектор кругом, и с этого частного сектора детишки приходили поиграть во двор монастыря. Я сидел смотрел на этих ребятишек и понял, что я буду глубоко несчастлив, если я не увижу своих детей на этом свете, как они ходят своими ножками, топчут этот мир, как они радуются, улыбаются, возятся, дерутся в том числе.
Кира Лаврентьева:
— Но тогда вы могли бы стать прихожанином католической церкви, который бы создал семью. Это ведь не основная причина, конечно?
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнения. Конечно, нет. Мне всегда хотелось как можно глубже погрузиться в то, чем я занимаюсь. Мне в принципе не очень нравятся люди, которые сбивают только верхушки и не уходят на глубину какой-либо темы, которой они интересуются или занимаются. Поэтому когда я заинтересовался христианством, а здесь надо очень четко тоже это проговорить, что я пришел в христианство потому, что мне было интересно. Не потому что у меня случилось какое-то счастье или наоборот какая-то беда в жизни случилась, и это меня привело. Нет, мне просто стало интересно. Я взял книжки и читал, мне стало еще более интересно, я своими ногами пошел, мне стало еще более интересно. Я все более углублялся-углублялся-углублялся и доуглублялся до того, что пришел к идее священства, потому что это максимальное погружение, эта максимальная интеграция из всех возможных. Естественно, когда я стал католиком, для меня вообще вопроса не стояло, кем я буду, конечно, я буду священником. Монахом или приходским это уже другой вопрос, уже как я сказал, не столь принципиально в католичестве, потому что примерно все одно и то же. Монашество давало больше интересных возможностей, нежели приходское священство, возможность, в частности, в том числе прикоснуться к истории древнего ордена католического, Доминиканского в частности, куда я пошел.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы сегодня беседуем со священником Сергием Лабунским, клириком Елисаветинского храма города Красногорска. Да, отец Сергий, продолжайте. Про детей.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. И вот, сидя во дворе этого монастыря, я увидел детей, которые играли, и понял, что я буду глубоко несчастлив, если не увижу собственных детей. Это стало концом моего монашеского пути.
Кира Лаврентьева:
— Не став его началом.
Священник Сергий Лабунский:
— Не, я положил ему начало. Я был в постулантуре.
Кира Лаврентьева:
— То есть вы уже первую какую-то стадию...
Священник Сергий Лабунский:
— Послушник, по-русски это послушник. Я был в послушниках Доминиканского ордена, дальше я не продвинулся, никаких обетов я не приносил, то есть монахом я так и не был никогда, и слава Богу. Тем не менее, какие-то первые шаги были сделаны. В этот момент я понял, что все, монашество для меня закрыто, закрыто и католическое священство. Потому что я не могу быть с детьми католическим священником. Собственно говоря, и ладно, на этом я успокоился, спокойно уехал домой. Какое-то время, год или два во мне это еще оставалось, католичество, но я уже получил от него определенную прививку, потому что увидел обновленчество католической церкви, увидел не только на Украине, особенно в Польше, где это было очевидно, где это было просто вопиюще, я бы сказал.
Константин Мацан:
— Вы от этого отошли, а к чему вы пришли?
Кира Лаврентьева:
— Костя все хочет узнать, к чему вы пришли.
Константин Мацан:
— Я все хочу узнать, как вы отошли от католичества и пришли в православие.
Священник Сергий Лабунский:
— Так подождите, подождите, тут же длинная история, она на этом не начинается даже.
Константин Мацан:
— Хорошо.
Священник Сергий Лабунский:
— Подождите, пока предисловие. И когда я разочаровался в католичестве в том виде, в каком оно есть, прийти мне было особенно не к кому и не к чему. Надо еще отметить, что у католиков, особенно русских католиков, как людей, живущих, не скажу что во враждебном окружении, но тем не менее в каком-то окружении, от которого они себя отделяют, у них есть ощущение собственного элитизма. Мы некая элита, и спасибо Тебе, Боже, что я не как какая-нибудь бабушка в этой православной церкви, в э-той РПЦ. Это очень характерная черта для русских католиков, которую я сам неоднократно видел, да и, что скрывать, которой сам был заражен.
Константин Мацан:
— Вообще, я бы сказал, для русских интеллигентов.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Поэтому когда пришел к мысли, что мне в католичестве делать нечего и что мне нужно куда-то уходить, для меня возникла трудная проблема, я не мог переступить через себя и прийти в э-ту РПЦ.
Константин Мацан:
— Это уже интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, да. Представляете? Это состояние потерянности примерно год длилось, я пытался найти какие-то альтернативы, возможности, узнал, что существуют какие-то альтернативные православные, даже пришел к ним на службу, ужаснулся, честное слово, и больше никогда не приходил, и вам не советую, честное слово, это было ужасно. Это был патриархийный священник, который бросил свое служение в Русской Православной Церкви. Где-то кто-то, не пойми кто, его рукоположил в епископы. И он при живой жене — хотя формально он говорит, что с ней не живет, хотя они живут в одном доме — при живой жене стал епископом, у себя на участке построил церковь деревянненькую такую, типа шалашика.
Кира Лаврентьева:
— Он не слепой?
Священник Сергий Лабунский:
— Не-не-не, это был зрячий. Не знаю, может быть, сейчас что-то изменилось.
Кира Лаврентьева:
-Чего только нет.
Священник Сергий Лабунский:
— Там была какая-то церковь альтернативная, якобы православная, и он меня пригласил, приходи к нам на службу пасхальную. Пасхальная служба это была. Я пришел, выяснилось, что нет никого больше. К нему там еще должны были приехать другие иерархи этой церкви, но никто не приехал, он был просто один. Первый звоночек, что все иерархи альтернативной церкви проигнорировали пасхальное богослужение. Следующий звоночек, когда не нашлось никого, кому бы служить, он ко мне подходил, Сергей — я тогда еще не был, естественно священником, я был мирянин — Сергей, вы не хотите ли попономарить. — Слушайте, я вообще не в курсе, что делать, вообще никогда в жизни. Он говорит, да ничего, я там расскажу вам, все расскажу. Но я отказался тогда, никуда не стал идти. Я говорю, не-не, я тут постою. И третий звоночек был, когда в середине службы он ко мне выходил из алтаря и спрашивал, посылать ли за водкой сейчас или после службы? Ну, типа праздновать. Я, честное слово, настолько был глубоко разочарован всей этой альтернативщиной, что тоже оставил ее в стороне, даже не погрузившись в нее. Целый год я находился в каком-то состоянии потерянности, не знал, куда мне идти, вот так просто взять и прийти в Русскую Православную Церковь, для меня какой-то внутренний барьер существовал. Альтернатив, по сути, не было, а те, которые были, это было что-то страшное, упаси Боже. Целый год я был в каком-то вакууме, я прекрасно помню этот момент. Я тогда работал вебдизайнером, и мне надо было приехать на Китай-город к нашему клиенту что-то с ним обсудить. И я помню это свое тяжелое чувство от потерянности, от невозможности не то, что реализовать себя в духовном плане, а именно это было для меня всегда гораздо важнее, чем какая-либо светская работа, я всегда себя видел только служителем Церкви, в любом случае как-то с нею соприкасающимся плотно. И вот целый год этого у меня нет. Я помню это чувство потерянности, отчаяния, я иду и думаю, все хватит, мне надоело, просто первый храм, который я увижу, я туда зайду и останусь. Я выхожу из Китай-города, первый храм, который я вижу, это Никола в Кленниках на Маросейке.
Константин Мацан:
— Легендарный храм.
Священник Сергий Лабунский:
— Легендарный абсолютно храм.
Константин Мацан:
— Отца Алексея Мечева и Сергия Мечева потом.
Кира Лаврентьева:
— Надо же.
Священник Сергий Лабунский:
— Я туда захожу, там стоит отец Николай Чернышев, служит молебен. Я тогда еще не знал, что это так называется, думаю, ладно, постою. Как раз молебен у раки мощей праведного Алексея Мечева. После этого молебна я торможу батюшку, отче, мне очень надо исповедаться. Он говорит, ну, давай, ладно.
Кира Лаврентьева:
— Надо, так надо.
Священник Сергий Лабунский:
— Надо, так надо. И я два часа ему вот это все, что у меня накопилось, что у меня наболело, просто на него вываливаю. Пикантность ситуации еще заключается в том, что отец Николай Чернышев, не знаю, как сейчас, но на тот момент он был плотно связан с факультетом иконописи в Свято-Тихоновском институте. Как я потом узнал, ему в это время надо было ехать принимать экзамен или, по крайней мере, как-то участвовать в принятии экзамена в Свято-Тихоновском институте, а я его тут тормознул и два часа ему все это рассказывал. Надо отдать ему должное, он безропотно абсолютно меня выслушал, выдал несколько рекомендаций, и предложил еще приходить, дальше не отрываться, не уходить. А вы знаете, когда я исповедался, у меня было настолько прекрасное внутреннее состояние духа, я настолько воспарил буквально, я просто почувствовал себя дома, что наконец-то. Вот это длительное...
Кира Лаврентьева:
— Скитание.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. Вот это длительное скитание закончилось, я просто пришел домой, я выдохнул, мне не нужно с кем-то бороться, мне не нужно никому чего-то доказывать, я могу спокойно приходить в храм, причащаться и быть частью обычной общины христианской.
Кира Лаврентьева:
— Прекрасно.
Священник Сергий Лабунский:
— Без каких-то выпендрежей, без каких-то, не знаю...
Кира Лаврентьева:
— Изощрений.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, без каких-то изощрений. Просто приходить и просто причащаться в окружении таких же христиан, таких же людей. Вот она, настоящая община молитвенная, которая собирается вокруг единой Чаши. Этого мне безумно не хватало, и это я получил в храме Николы в Кленниках, и до сих пор я себя считаю частью Маросейской общины. Потому что отец Николая стал моим духовным отцом, он же мне давал рекомендацию на поступление в семинарию несколько лет спустя. То есть все мое дальнейшее, уже православное воцерковление или, скажем, ревоцерковление после католичества происходило в храме Николы в Кленниках на Маросейке под водительством отца Александра Куликова, настоятеля, и вот отца Николая Чернышева, моего духовника.
Константин Мацан:
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Сергей Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске. У микрофонов Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас, дорогие радиослушатели. В этом часе с нами священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Сергия к священству, но не только к священству, дорогие радиослушатели, но также к католичеству, из католичества, к православию, к храму.
Константин Мацан:
— К байкерству.
Кира Лаврентьева:
— К байкерству. И мне кажется, много еще путей у отца Сергия откроется. Но что я хочу процитировать, дорогие радиослушатели и дорогой отец Сергий. «Сейчас с высоты прожитых лет я могу оценить свой путь как извилистый и тернистый. Но на этом пути мне помогал мой добрый предок, прапрадед священномученик Федор Крюков, который вымаливал меня и вытаскивал из очень многих жизненных передряг». Итак, мы открываем новую страницу великолепной книги, открываем новый узор переплетений тонких линий вашей жизни, и спросим вас, откуда взялся этот прекрасный священномученик, знали ли вы об этом с детства, и как он участвовал непосредственно в вашей жизни.
Священник Сергий Лабунский:
— Он участвовал молитвенно.
Кира Лаврентьева:
— Очевидно, это очевидно.
Священник Сергий Лабунский:
— Ох, откуда взялся. Честно сказать, я никогда в детстве не знал, что у меня кто-то есть в роду в священном сане, тем более в лике мучеников. Естественно, тогда он не был прославлен как новомученик, потому что в советское время это было принято скрывать. Меня крестили, к счастью, не на дому, в церкви, но все равно церковь выбирали как можно дальше от дома и старались, чтобы нигде никаких следов не оставалось от этого крещения. А тем более, у меня там всякие дедушки, бабушки, родители партийными работниками были, тоже было не так хорошо, чтобы кто-то у них на работе узнал о моем крещении. Естественно, все это скрывалось. Никто ничего не рассказывал. И я помню, что у моей прабабушке, дочери как раз отца Федора Крюкова всегда в комнате ее были иконы, но всегда они были в уголочке, завешенные шторой. То есть в том уголочке, где окно, на той же стене, где окно, шторы от окна раздвигались в стороны и полностью закрывали эту иконную полочку. Заходишь в комнату, ее просто не видно вообще, но стоит отодвинуть шторку и вот она замечательная классическая иконная полочка советского человека. Я прекрасно помню этот момент. Все это всегда скрывалось, это было не принято афишировать и, конечно, я в детстве ничего об этом не знал. Узнал я об этом, когда пошло мое... воцерковление не правильно сказать тогда, но какой-то повышенный интерес к религии, и вот тогда мне рассказали: а кто-то у нас был где-то там. Опять же родители у меня были неверующие особенно тогда были. В принципе, хорошо относились к церкви, но не сказать, что как-то... никогда верующими не были. Поэтому они тоже не могли мне рассказать деталей, подробностей, ничего, просто сказали, что-то у нас было такое. Я поинтересовался, что, где, кто был, откуда это известно.
Кира Лаврентьева:
— Что, где, когда?
Священник Сергий Лабунский:
— Выяснил, что вот так его звали, где он, что он. И дальше начал разыскивать любую информацию, какую только возможно. Это были уже двухтысячные годы, уже появился интернет, пусть в сравнительно зачаточном состоянии, но тем не менее, он уже был, уже можно было в интернете какую-то информацию искать. Я так нашел отца Ианнуария (Недачина), тогда он был, если я не путаю, настоятелем подворья Соловецкого монастыря в Москве. Затем он был благочинным храмов Соловецкого монастыря, сейчас, честно говоря, не знаю где. Но выяснилось, что мой предок, отец Федор Крюков дьяконом служил в одном храме с его предком, тоже новомучеником, вот этого игумена Ианнуария (Недачина). Я связался с отцом Ианнуарием, мы с ним пообщались, он мне рассказал немножечко, откуда он взял эту информацию. Благодаря его наводке я смог выйти на архив ФСБ по Смоленской области и через наш Центральный архив УФСБ в Москве на метро Кузнецкий мост. Там я уже ознакомился с подлинным делом расстрельным отца Федора. Специально для меня его привезли из Смоленска в Москву, меня пригласили в этот архив и я действительно сел наедине, тет-а-тет с этим расстрельным делом моего предка и посмотрел, полистал. Сложно сейчас передать те чувства, те эмоции, которые я испытывал, меня очень поразило, до сих пор это помню, как я листаю стенограммы допроса, и в конце стенограмм всегда стоит подпись допрашиваемого. И я вижу, что в начале рука твердая у отца Федора, а чем дальше я листаю, тем она все-е...
Кира Лаврентьева:
— Невозможно вообще смотреть.
Священник Сергий Лабунский:
— Ужасно, ужасно. Видно, что рука дрожит. Я понимаю, насколько ему тяжело было. Может быть, его били.
Кира Лаврентьева:
— Пытали.
Священник Сергий Лабунский:
— Пытали, издевались над ним, в каких условиях он содержался. И я понимаю, что этот кусочек живой истории, кровоточащей истории, моей истории, истории моей семьи — ничем не передаваемое ощущение. В этот момент я особенно глубоко влюбился в новомучеников, для меня подвиг новомучеников это, пожалуй, самая яркая страница вообще в церковной истории не только даже последних лет, но вообще в принципе в церковной истории, пожалуй, самая яркая страница. И может быть, она для меня такая потому, что есть вот эта связь, прикосновение, физическое буквально прикосновение, через это дело из архива ФСБ. Удивительная на самом деле история. И, конечно, отец Федор для меня стал путеводной звездочкой, его икона у меня стоит дома, у всех моих родных она теперь стоит тоже дома. Мы заказывали разным иконописцам, у нас несколько вариантов его икон рукописных есть, Конечно, я каждый раз молюсь ему обязательно и прошу его помощи и заступления. Даже когда я не знал о нем, и когда мои мытарства проходили через католичество и потом через пропасть неприкаянности моей после католичества, до того, как я пришел в православную церковь, я абсолютно уверен, что он меня вел, что он за меня молился перед престолом Божиим, и он меня вымолил. Потому что не было кого-то, кто бы за меня вздохнул и помолился. Наверное, мама, без сомнения, но она человеком была не особо верующим, поэтому, видимо ее молитва... Нет материнскую молитву не надо, наверное, сбрасывать со счетов.
Кира Лаврентьева:
— Конечно.
Священник Сергий Лабунский:
— Она меня тоже, я думаю, вымолила, хоть своими словами, может быть, не умея, не зная, но думаю, что она тоже вложила очень много своих молитв в меня. Вот она и отец Федор.
Константин Мацан:
— Так, хорошо, а байкерство священнику зачем?
Кира Лаврентьева:
— Новая страница.
Священник Сергий Лабунский:
— Новая странница, да. Байкерство. Это отдельная история, напрямую никак с церковью и священством не связанная, и связавшаяся с ней только под конец, потому что я два в одном, я и то и другое в одной личности. С подростковости опять же люблю мотоциклы, нравятся они мне, красивые, хорошие. Как-то никогда не вставал передо мной вопрос покупки собственного мотоцикла, хотя и хотелось, но это всегда было достаточно умозрительное желание, никогда не воплощаемое в действительности. Никогда у меня не было дядюшек с Явами, Планетами, Ижами, которые меня катали, ничего подобного у меня не было, это всегда было умозрительное увлечение. В конце концов, я уже став священником, познакомился с таким феноменом, как христианские мотоклубы. То есть мотоклубы, но состоящие из христиан, подчеркивающие свое христианство и использующие свое участие в этой байкерской среде для проповеди христианства. Насколько я знал, тогда уже существовал христианский мотоклуб, это орден Преображения в Кирове созданный, он тоже себя прямо не позиционировал как христианский мотоклуб, но он был создан священником еще в начале нулевых, двухтысячных годов. Но я о нем тогда ничего не знал абсолютно. И первый христианский мотоклуб, с которым я столкнулся, это God’s Squad, это зарубежный основанный, по-моему, в 1972 году мотоклуб, основан в Австралии был, и сейчас распространившийся по всему миру. К сегодняшнему дню у него, по-моему, больше пятнадцати стран открыто, где есть представительство этого мотоклуба, чаптеры они называются, как отделения этого мотоклуба. Я познакомился в первую очередь с ними, сдружился, с’общался, узнал, что на Украине есть чаптер, отделение этого мотоклуба. Раз они на Украине, значит, они говорят по-русски, я с ними связался, у нас пошло общение, мы подружились. Вот, собственно говоря, мои первые прикосновения к байкерской теме, физическое прикосновения. Не просто умозрительно, а буквально я прикоснулся физически, я увидел этих людей, я увидел эти мотоциклы, я увидел возможность не просто кататься на мотоцикле, проветривая свое лицо на подмосковных трассах, а я увидел за этим возможность какого-то делания, в том числе для Бога и ради Бога. Меня это очень вдохновило. Поэтому первое мое осознанное решение приобрести себе мотоцикл связано было именно с этим клубом. Я просто захотел в него вступить, я захотел быть частью этого движения, и я тогда впервые предметно задумался о покупке своего мотоцикла, и купил его себе на восьмое марта. Э-ге. Так получилось, совпали даты.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергей, а если немножко вернуться к тому моменту, когда вы оказались в храме, где находятся мощи праведного Алексея Мечева, в храме святителя Николая в Кленниках. Вы с радостью вошли в эту общину, мы начали развиваться, вы поняли, что вы дома. Все это очень откликается, такое с силой сказанное слово, ты всегда чувствуешь правду. Я думаю, наши радиослушатели также чувствуют ее, как мы с Костей. А момент священства? Вы также решили углубляться в православие, как вы углублялись в католичество, «во всем хочу дойти до самой сути». Вы и тут решили дойти до сути и стать священником. И как отнеслось к этому священноначалие, конкретно ваш священник, который вас исповедовал?
Священник Сергий Лабунский:
— Надо здесь сделать маленькую ремарку и сказать, что идея священства у меня появилась еще до того...
Кира Лаврентьева:
— Это мы уже поняли.
Священник Сергий Лабунский:
— ...как я воцерковился.
Кира Лаврентьева:
— А, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Когда мне в принципе стало это интересно, я понял, что вот, священство это наверняка то, что нужно. Мне сразу захотелось... Я тогда подростком был, сделайте на это скидку, пожалуйста, мне сразу захотелось все по-максимуму. Поэтому естественно, даже не зная, что это такое, еще не перейдя в католичество, я крещен-то было в православии, и в католичество я перешел уже, будучи в достаточно сознательном возрасте, не имея никакого опыта воцерковления. Но даже еще до этого перехода, когда я только задумывался об этом, когда мне это только стало интересно, когда я только начинал что-то читать какие-то книжки, я уже думал, что священство это наверняка, то, что нужно, я ничего про это не знаю, но мне это нравится. И я помню прекрасно момент, когда я пришел в ближайший к своему дому храм, это храм Сергия Радонежского в Гусиново, и с порога к батюшке. Я даже не знаю, что там за батюшка был, такой с рыжей бородой, не знаю, как его зовут. Я с порога к батюшке: отче, я хочу в семинарию поступать. А он меня первый раз видит, он как-то замялся, говорит: ну, ты знаешь, надо как-то на службы походить порегулярнее, у нас еще воскресная школа есть. Все, сразу тут для меня стояла точка, воскресная школа не рассматривалась в принципе. И все, это мимолетное прикосновение, первое мое высказанное желание стать священником, не зная еще ничего абсолютно, здесь закончилось. И дальше я немножко отступил назад, углубился в свои интересы в виде истории европейской и различной религиозной мысли. И тут постепенно начало выкристаллизовываться католичество потихонечку. Но я уже на тот момент хотел быть священником. Став католиком, естественно, а куда мне еще, конечно, священство. Поэтому уйдя из католичества в православие, идея священства никуда не делась, оно, как сияла для меня маяком, путеводной звездой, так оно у меня и сияло все это время. И со стороны, это любопытно тоже отметить, может показаться, что мой путь это какое-то метание из одной крайности в другую.
Кира Лаврентьева:
— Нет, нет. Не кажется так.
Священник Сергий Лабунский:
— А на самом деле, я хочу это подчеркнуть, всегда была очень прямая дорога, потому что всегда передо мной была вот эта путеводная звезда — служение Богу, служение именно с полной самоотдачей на полной глубине. Оно меня всегда вело. Да, я ошибался дверью в своей жизни, я заходил немножечко не туда. К счастью я оттуда вышел и пошел правильной дорогой.
Кира Лаврентьева:
— Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска, байкер, член Императорского православного палестинского общества, бывший католик, вот так мы под конец вас представим по полной программе, отец Сергий, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Сергий, могли бы вы сказать, что вы припали к долгожданному источнику, священству, вы таки достигли того, чего искали, углубились, спустились на глубину? Просто ведь священство это сложная вещь, это опаляющая вещь, это то, к чему надо быть готовым, как говорит Иоанн Шанхайский, иначе оно тебя просто сожжет как солому.
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнений. Я честно совершенно скажу, что я ощущаю себя абсолютно на своем месте. Абсолютно.
Кира Лаврентьева:
— Слава Богу.
Священник Сергий Лабунский:
— Мне настолько нравится то, чем я занимаюсь, я настолько искренне люблю свое дело, служение у престола. Даже когда меня раньше спрашивали, чего тебе от жизни надо, я говорил, мне нужны всего три вещи, это приход, матушка и борода лопатой. Вот только с бородой лопатой у меня не очень получилось, у меня совочек такой. Все остальное у меня все замечательно.
Кира Лаврентьева:
— Вы такой мыслитель, как-то борода лопатой сюда никак не цепляется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, отнюдь, я искренне за.
Кира Лаврентьева:
— Да? Наоборот?
Священник Сергий Лабунский:
— Может быть, вид-то интеллигентный у меня достаточно, но на самом деле я очень даже...
Константин Мацан:
— А на самом деле...
Священник Сергий Лабунский:
— Промолчим о том, что я брутальный байкер, не надо, в частности я уже говорил вам еще до того, как начался эфир, что я увлекаюсь старым обрядом, мне очень нравится старина русская. Мне вообще нравится старина, осязать пыль веков для меня исключительно важно внезапно. И если я не чувствую связи с древностью, а древность как лакмусовая бумажка, которая позволяет отличить истину от наносного и временного, в церкви является вечность и прикоснуться этой вечности дорогого стоит. Когда я занимаюсь тем, что я люблю, занимаюсь служением у престола, мне интересно, а как это было раньше? И мне хочется прикоснуться и здесь тоже к какой-то старине. Так я пришел к интересу к нашим дореформенным обрядам, старым, принятым еще до патриарха Никона при первых пяти русских патриархах. И постепенно этот интерес еще с нулевых у меня зародился, развивался. И сейчас, я надеюсь, мы пришли к той точке, когда в рамках нашего прихода начнутся богослужения по старым обрядам. Честно скажу, что пока еще нет благословения правящего архиерея, но мой рапорт на столе у него уже лежит. Я надеюсь получить это ответ и надеюсь, что после Пасхи у нас начнутся эти службы. Это процесс, который длился ни один год, я, пожалуй, даже скажу, что не одно десятилетие.
Константин Мацан:
— Я бы хотел спросить еще немножко о байкерстве. Не о самом байкерстве, а о том, что, предвижу, что может быть, у наших слушателей ваш рассказ такой простой — захотелось купить мотоцикл, купил — может вызвать даже вопросы. Есть некоторое представление, может быть, стереотипное, то есть ложное и неверное, но все же оно есть, что вообще-то не должно священнику иметь мирские сильные увлечения. Ну ладно священник историк, археолог, ученый, а вот священник, который сердцем привязывается к какому-то яркому, страстному, в каком-то смысле, хобби, это что-то не то. Что бы вы таким критикам ответили?
Кира Лаврентьева:
— Константин, ну ты закрутил.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, а что? Очень интересный вопрос, вообще молодец.
Константин Мацан:
— Спасибо. Я стараюсь.
Священник Сергий Лабунский:
— Молодец. На самом-то деле я могу согласиться с этими критиками. Действительно, когда у человека возникает что-то, что излишне его увлекает, это может очень легко отвлечь его от главного дела его жизни, в частности в данном случае, от священства. И более того, у меня есть примеры таких священников перед глазами, которые излишне ушли в эту область. Я не единственный как вы понимаете, священник, который на мотоцикле ездит. На данный момент у нас есть сообщество в интернете, мы не можем порой встречаться физически, потому что география очень большая этого сообщества, но в интернете оно существует. Оно так и называется «Мотосообщество православного духовенства». На данном момент в нем состоит больше восьмидесяти человек. И туда принимают только в священном сане, ни один мирянин не может войти в это сообщество. Больше восьмидесяти человек в священном сане Русской Православной Церкви или других канонических церквей, в основном, конечно, Русской Православной Церкви, являются байкерами, являются мотоциклистами увлеченными. И конечно, среди всего этого сообщества есть примеры, когда человек переступал какую-то тонкую невидимую границу и уходил, излишне увлекался этой байкерской темой, стереотипной, подчеркну, байкерской темой. Знаете, как это обычно выглядит, когда что-то такое в коже, с кучей цепей, заклепок, с огромным или громким ревом двигателя, такое что-то нарочито брутальное.
Константин Мацан:
— Я себе воображаю картину, что по дороге несется Харлей-Дэвидсон мотоцикл, от него такая ряса развивается, на воздухе трепещется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, нет, этого никогда не бывает.
Константин Мацан:
— Вы не в подряснике, нет, катаетесь?
Священник Сергий Лабунский:
— Ни в коем случае, нет. Не надо путать Божий дар с яичницей. В церкви надо в рясе, на мотоцикле в рясе не надо.
Константин Мацан:
— Какая яичница? Пост сейчас идет.
Священник Сергий Лабунский:
— Тем более. Нет, на мотоцикле в рясе, конечно, не нужно. Это, во-первых, просто банально опасно, если уж на то пошло, она может в колесо там куда-то залезть.
Константин Мацан:
— Да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— С другой стороны, я предпочитаю все-таки разделять. Есть понятие уместности. В храме уместно быть в духовной одежде. На мотоцикле уместно быть в защите, в специальной дорожной защите. Я не умаляю силу веры, но ряса все-таки плохая защита.
Константин Мацан:
— Собственно, мой вопрос был о том, что когда у человека есть сильное увлечение, как правило, он в себе стремится лакуну заполнить. Со стороны кажется, ну, какая у священника лакуна может быть внутри? Перед престолом человек предстоит, его руками таинства совершаются. Какие еще увлечения нужны вообще? А с другой стороны все мы люди и священник не перестает быть человеком, и ничто человеческое ему не чуждо, и почему не может быть у священника хобби, увлечения и так далее? Я хочу, чтобы вы что-то об этом сказали.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно, может быть и хобби, и увлечения, и плохого в этом нет ничего. Оно не должно быть на первом месте, на первом месте всегда служба у престола, это однозначно, это не обсуждается и не может обсуждаться в данном случае. Всегда священство в основе, как в базе...
Константин Мацан:
— В приоритете.
Священник Сергий Лабунский:
— В приоритете, спасибо. Конечно, священство всегда в приоритете. Но хобби естественно, может быть. Главное, чтобы человек не увлекался темной стороной того мотоциклизма, байкерства. Потому что темная сторона в этом есть, без сомнения. И, кстати говоря, что мне еще нравилось в христианских мотоклубах, в них эта темная сторона отсекается. Я прихожу на мероприятие христианского мотоклуба, я понимаю, что здесь никто не будет в алкогольном подпитии, что не будет никакого мата, стриптиза и еще чего-то в этом роде. Это действительно, верующие, воцерковленные люди здесь собрались. И нам есть о чем поговорить, у нас общие интересы, у нас общие взгляды на жизнь. Естественно, что человек ищет себе подобных, с кем его взгляды совпадают, с кем его интересы совпадают. В байкерской среде есть, это удивительное, уникальное, по сути, сообщество православных мотоциклистов, которые собираются вместе и которые даже совместные проекты реализуют. Это не только благотворительные проекты, как мы недавно в 2018 году, например, выпустили благотворительный календарь, где несколько священников сфотографировались рядом со своими мотоциклами. И мы этот календарь выпустили, все вырученные деньги, которые мы за него получили, были отправлены на помощь малоимущим приходам, которые только восстанавливаются, реконструируются, нуждаются в помощи. И в принципе идея была в том, чтобы привлечь внимание людей к тому, что где-то рядышком, не где-то далеко, а буквально рядышком с тобой, есть храмы нуждающиеся, есть семьи священников, которые нуждаются, помоги им, пожалуйста. Может быть посильная помощь волонтерская. Это, может быть, и денежкой где-то помочь, поддержать. Это, может быть, где-то распространить информацию о том, что такой храм есть, и в чем он нуждается. Если не ты поможешь, то кто-то другой поможет, но ты хотя бы расскажешь об этом. Так или иначе, мы столкнулись в нашем «Мотосообществе православного духовенства», мы физически с этим лицом к лицу столкнулись, и у нас возникла идея как-то помочь, как-то решить эту проблему. Какими силами мы можем это делать? Конечно, священник на мотоцикле это определенный вау-эффект и мы решили его использовать. Мы выпустили этот календарь, где сфотографировались несколько священников рядом со своим мотоциклом, я естественно, тоже есть в этом календаре рядом со своим теперь уже прежним мотоциклом, я его продал, но тем не менее. Мы этот календарь распространяли, не было никаких спонсоров, никто нам не помогал, мы просто сами скинулись и сами выпустили, и просто раздавали всем желающим, всем, кто хотел. А они донатили, жертвовали на храмы, там целый список был этих храмов.
Константин Мацан:
— У нас мало времени остается, у меня последний вопрос. Но мне, правда, очень интересно задать его. Возвращаясь к вашему интересу к западной истории, средневековой, я очень, как мне кажется, понимаю этот интерес. Может быть, меня не интересовала история как таковая, но книги про мушкетеров, западная архитектура, замки, рыцари, живопись, готика — все это такое красивое, такая сокровищница, что, кажется, хочется к этой западной христианской культуре принадлежать. На этом фоне обращаешься на Восток в православие и думаешь, как-то скучно здесь, нет того размаха. Где мушкетеры, где рыцари? Какие-то иконы, старинные храмы и романтики нет. И нужно, чтобы какая-то зрелость была, не духовная, но какая-то жизненная, чтобы оценить красоту иконы, чтобы поставить Владимирскую икону даже чисто художественно в один ряд с шедеврами, не знаю, Рафаэля и понять, что это просто другое искусство, оно такое же захватывающее. Как вы это чувствуете? При вашем интересе к западной культуре обращение к культуре православной?
Священник Сергий Лабунский:
— Ох. Когда только происходил мой переход из католичества в православие, когда я начинал к нему прикасаться, мне, конечно, было очень тяжело. Я искренне люблю, подождите, я сформулирую это... Как есть человек визуал, ему важно как это выглядит, кто-то на слух лучше воспринимает. Я воспринимаю лучше глазами, и для меня искусство визуальное, осязаемое, видимое искусство, всегда играло большую роль. Я искренне люблю, например, готику. Я считаю, это просто вершиной архитектуры, абсолютной вершиной, и ничто до сих пор не поднялось до таких же высот и красоты, как готика. До сих пор мой любимый храм — готический храм. Да простят меня наши радиослушатели, но тем не менее. Это храм Архангела Михаила в Киеве, совсем недалеко от Московского вокзала, если пройти, очень люблю этот храм, он в неоготическом стиле, из красного кирпича и немножечко камня, потрясающе красивый, до сих пор один из любимых моих храмов. Конечно, когда я приходил в православие, мне было эстетически очень тяжело, потому что я привык к другому, я люблю другое. Поначалу мне было непонятно, как вообще можно молиться носом в стенку, я имею в виду иконостас. Ну как же, я же привык к тому, что алтарная часть открыта, что я вижу престол, что я вижу духовенство, я как бы соучаствую в том, что происходит. А тут я стою перед закрытой стеной с закрытыми дверями, и вот такая духовность. Конечно, мне поначалу было очень тяжело. Но на самом деле вы правы, нужна какая-то зрелость, если уж не духовная, то годами определенная, но на Востоке есть своя красота. Эта красота уникальна. Конечно, она отличается от западной, естественно, но она по-своему прекрасна, удивительна и завораживает не меньше, чем красота западная. Если западная красота во многом очень рациональна, то красота Востока христианского во многом очень субъективно переживаемая, и во многом очень мистична, я бы так сказал. Я надеюсь, вы меня понимаете, что я имею в виду.
Константин Мацан:
— Я надеюсь, что понимаю, думаю, что понимаю, и вспоминаю знаменитый афоризм отца Павла Флоренского, который, как известно, придумал свое эстетическое доказательство бытия Бога: «Есть Троица Рублева, значит, есть Бог».
Священник Сергий Лабунский:
— Прекрасно, золотые слова.
Константин Мацан:
— Потому что настолько совершенна эта икона, что не может не быть Того, Кто вдохновил иконописца.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. А кстати, извините, я еще вас перебью немножечко. Но хотел бы еще здесь пять копеек довставить. О том, что Западная культура, Западная эстетика может быть православной. И есть, я, может быть, для кого-то из наших радиослушателей открою новый материк, тем не менее, есть православные общины Западного обряда. Это настоящие православные люди, исповедующие православное вероучение, но служащие по Западным обрядам, по старинной древней Римской мессе, которая помнит аромат катакомб. Вот эта старинная латинская месса помнит аромат катакомб, действительно, она из тех дальних времен идет. И папа Римский Григорий Первый, Двоеслов в православии, хотя на самом деле он не двоеслов, он беседник, потому что двоеслов это диалогос, неверно перевели.
Константин Мацан:
— Диалогос, да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— Он же кодофицировал, то есть утвердил уже существующий до него чин мессы. Та древняя, не современная, я подчеркиваю, не обновленческая латинская нынешняя месса нового сорта, а та древняя, которую чаще всего называют Тридентской по более позднему собору, это подлинное православное наследие православного Запада. Это удивительно на самом деле, и я рад, что такие общины существуют. Я рад, что есть люди, которые любят латинскую эстетику, западную эстетику и при этом действительно вспоминают, что ее истоки в православии, а не расколе. И возвращаются к этим православным истокам. На Западе есть общины латинообрядные православных церквей. Это Антиохийской Православной Церкви, это достаточно много общин в рамках Русской Православной Зарубежной Церкви, еще нескольких поместных православных церквей, такие даже целые диоцезы тоже есть, благочиние даже есть западнообрядных приходов православных. Я считаю это прекрасно, потрясающе, что это есть. И на Западе это востребовано.
Константин Мацан:
— Интереснейшая тема, задел на большую передачу на будущее. Спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Программу вели Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо. До свиданья.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Священник Сергий Лабунский:
— До свиданья.
«Истоки и современность православной журналистики: личный путь». Николай Державин
У нас в гостях был заместитель руководителя пресс-службы Патриарха Николай Державин.
Мы говорили с нашим гостем об истоках и современности православной журналистики, а также об особенностях работы комментатора праздничных богослужений в прямой трансляции.