У нас в гостях был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.
Разговор шел о том, где человек пришедший к вере и в Церковь может узнать о православном учении, о церковной жизни, и можно ли в Церкви найти и сформировать себе новый интересный круг общения.
А. Пичугин
– Здравствуйте, дорогие слушатели, здесь, в студии светлого радио, приветствуем вас мы, я Алексей Пичугин...
М. Борисова
– Марина Борисова.
А. Пичугин
– И сегодня здесь, в этой студии, у нас в гостях ближайший час проведет протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке. Добрый вечер.
Протоиерей Федор
– Здравствуйте, добрый вечер.
М. Борисова
– Батюшка, мы сегодня хотели с вами обсудить такую, мне кажется, очень актуальную проблему, проблему общения для верующего человека. У нас последнее время, благодаря довольно таким печальным событиям на Украине и широкому освещению этих событий на всевозможных федеральных каналах, словосочетание «евхаристическое общение» знакомо, по-моему, абсолютно всем, даже очень далеким от Церкви людям. А что касается общения внутри Церкви, очень часто приходится слышать, что лучшая школа такого общения это совместный труд во славу Божию – либо дела милосердия, либо на благо храма, либо на приходе. Но тут как-то вспоминается, не очень, может быть, кстати, старый советский анекдот, который заканчивался фразой: а поговорить?.. Очень хочется иногда просто поговорить. И вот весь вопрос в том, где нынче верующему человеку или человеку, который еще только ищет дорогу к храму, удобнее всего пообщаться с себе подобными на интересующие темы.
Протоиерей Федор
– Это два разных больших вопроса. Жизнь общины – это огромная отдельная тема, и место, где можно узнать о Церкви. То что касается первого вопроса, мне кажется, что мы проходим мимо самых главных миссионерских слов Господа нашего Иисуса Христа. В Своей молитве Отцу Небесному, которая оставлена евангелистом Иоанн Богословом, Он просит, чтобы мы, Его ученики, были едины. «Да узнает мир, – говорит Он, – что Ты Меня послал». Вот все миссионерство наше, оно для того, чтобы мир узнал, что к нему послан Иисус Христос, Сын Божий, а для этого мы должны быть едины. То есть мир, видя, как едины христиане, узнает, что Иисус Христос послан. Не видя – не узнает. Где узнать? Должно быть место, много мест, где явлена любовь людей друг к другу. Понимаете, таким местом может быть только община церковная или православная семья, что очень близко друг к другу. Потому что община это тоже большая семья. Если семья человеческая – малая Церковь, то вот эти все параллели, они нам становится понятны. Поэтому общинная жизнь есть самый главный миссионерский ресурс. Человек пришел и говорит: вы мне проповедуете о Боге любви – покажите, предъявите. Да пошли, садись, попей чайку. И вот он видит отношения между людьми, и он должен вследствие этого понять: да, Христос приходил в этот мир. И выражается это в том, что может быть совместный труд, о котором вы сказали, совместное служение, но это одна из форм проявления. Но вообще прежде общение само по себе, вот оно является огромной ценностью. Мы сейчас читаем сейчас с прихожанами по воскресным дням Книгу Деяний, так вот стих за стихом, и меня совершенно поразило, насколько это чтение ставит и отвечает на огромное количество вопросов о современной жизни Церкви, о том, что такое Церковь. И вот 2-я глава, 42 стих, мы изучали его, четыре урока, о первых христианах: и они ежедневно пребывали в учении апостольском, в общении, в преломлении хлеба и в молитвах. Вот четыре урока было.
А. Пичугин
– Очень известная фраза.
Протоиерей Федор
– Да, известная.
А. Пичугин
– Ну наверное, чуть не самая известная.
Протоиерей Федор
– Икона Церкви. Это точнее, так сказать, это вот Церковь структурирована, на четырех столпах она этих стоит, да. Учение апостольское у нас сейчас в общинах кроме проповеди практически отсутствует, мы не изучаем его почти никогда. Общение почти полностью отсутствует. По крайней мере, это результат деятельности советской власти, которая боялась общины больше, чем любого, самого яркого проповедника. Вот дальше идет евхаристическое общение, преломление хлеба. Обратите внимание, почему-то Лука ставит его после общения. И дальше идут совместные молитвы. И вот этого общения друг с другом людей, которое само по себе является ценностью, его очень мало. Его очень мало, его почти нет. А первое все-таки это учение апостольское. То есть человек должен прийти, и его должны там научить, там у нас в храмах, в приходах, мы должны его научить. Где, как? Проповедь – это хорошо, она зажигает сердце, действует Дух Святой через проповедника, если он об этом молится и если он этим не тщеславится. А вот систематического изучения почти нет. Есть духовные школы, есть университеты, институты, а форматы, где бы человек уже работающий, имеющий семью, который не может, допустим, пойти на двухгодичные курсы по три раза в неделю в Свято-Тихоновский, вот такого формата нет.
М. Борисова
– А что это должно быть? Это должен быть какой-то лекторий или что, это должен быть какой-то клуб? Или это при церкви, при храме что-то должно быть? Как это все организовывать?
Протоиерей Федор
– Я считаю, что это должны быть культурно-просветительские центры при храмах.
А. Пичугин
– Ну мы избалованы в некотором смысле большим городом, особенно Москвой, где храмов не то чтобы много – очень много. В спальных районах, в центре огромное количество, где можно вести такую работу, где есть такие центры, пускай не в каждом, но при таком скоплении церквей, я думаю, что одного на несколько, наверное, даже и достаточно было бы. Но когда мы приезжаем, выезжаем из Москвы, приезжаем даже в небольшой подмосковный городок, где одна церковь полуразрушенная, не восстановленная, где священнику все время приходится сталкиваться с огромным количеством бытовых проблем, ну в меньшей степени, наверное, свойственных его собрату в большом городе. Когда у него практически нет помощников, которым можно было бы делегировать часть обязанностей по созданию такого центра, по работе в таком центре. Вот здесь уже возникает проблема.
Протоиерей Федор
– Вы знаете, для того, чтобы эти люди появились, им и надо предложить апостольское научение. Вот людям это важно и интересно. Я не специалист-богослов, я не знаю древних языков, я просто открываю Книгу Деяний, и мы садимся, читаем. Я готовлюсь к этому, конечно. И я вам хочу сказать что после поздней литургии приходит иногда 50, а иногда там 60 человек, давно ходящих в церковь людей, в основном, то есть людям говорить со священником, изучать с ним отеческие священные писания очень нужно, голод колоссальный. И эти люди, которые видят, что священник готов с ними что-то еще предпринимать, кроме богослужения, они хотят участвовать в жизни прихода. Вот те самые волонтеры, которые к Пасхе ототрут весь храм, украсят его, которые помогут, которые потрудятся, что-то сделают, они приобретаются настоятелем вот на внебогослужебной деятельности. Люди хотят действовать, они хотят, как сказать, вера, действующая любовью – вот мы знаем эту формулу апостольскую. Потому что мы хотим действовать, и люди хотят трудиться. И потом, вы знаете, я хочу сказать, что ну мы все хотим, чтобы наши души были спасены, да. Вот у нас есть слова Господа о том, что не осуждайте и не будет осуждены и прочее. «Блажены милостивии, яко тии помилованы будут». А есть еще одни путь, он указан в Послании апостола Иакова, один из самых последних стихов. Он говорит, что если человек обратит брата, то душу спасет и множество грехов покроет. То есть есть еще деятельность, как раз вот эта просветительская деятельность, вот это научение апостольское, за которое Господь через Своего апостола, через Своего ученика обещает прощение грехов и спасение души. Когда я говорю об этом людям: давайте участвовать. Вот без помощников деятельность культурно-просветительского центра, который, например, открыт при нашем храме, она невозможна. Потому что финансирования никакого нету, приход захлебывается в своих обычных самых тратах, не находит на них средств, а это, конечно, требует средств. Надо платить профессионалам или это должны быть помощники. И люди понимают, что да, это прекрасно.
А. Пичугин
– А в современных наших условиях первый путь возможен – платить профессионалу? В церковных реалиях.
Протоиерей Федор
– В церковных реалиях, если священнику удается найти благотворителя, который понимает, что это нужно. Ну такой пример – не знаком с этими людьми, я просто об этом слышал, – это фонд «Предание». Насколько я понимаю, они трудились много лет, они печатали и выкладывали в интернет тексты святых отцов, они произвели колоссальный труд.
А. Пичугин
– Они очень много всего делают помимо: это как раз и просветительские беседы, и лектории, и фонд как помощь. И ну да, это уже давно поставленная работа.
Протоиерей Федор
– Ну да, это молодцы.
А. Пичугин
– Это Володя Берхин, который этим занимается.
Протоиерей Федор
– Володя Берхин, которому низкий поклон. Да, но насколько я слышал, там просто появился человек, который сказал: давайте работать, я оплачу. Потому что нужны студии звукозаписи, нужно платить профессиональным чтецам, которые хорошо это сделают, так чтобы этот текст воспринимался со слуха, это нужно набирать, понимаете, это должны работать профессионалы.
А. Пичугин
– Профессионалы, которым нужно за это платить.
Протоиерей Федор
– Да, поэтому это должны быть, но у прихода таких средств нет, понимаете. Такие средства могут быть или у епархии, централизовано, тогда этот центр работает на всю епархию. Или такие средства Господь посылает через благотворителей.
А. Пичугин
– А расскажите подробнее про вашу деятельность. Сколько лет, почему, вы к этому пришли осознанно, понимая то, о чем мы сейчас здесь говорим, или это был эксперимент, вот почему бы не попробовать такую форму?
Протоиерей Федор
– Вы знаете, это была моя мечта.
А. Пичугин
– Ну расскажите, вот как это начиналось.
Протоиерей Федор
– Да, это была моя мечта, но под нее нужны помещения. Первое, что нужно, это помещение, человек должен прийти куда-то. И Господь, видимо, услышал чаяние моего сердца и послал нашему храму большой дом. Это келейный корпус Свято-Иоанно-Златоустовского монастыря, который полностью разорен.
А. Пичугин
– Географию нам просто поясните.
Протоиерей Федор
– Малый Златоустинский и Большой Златоустинский окружают его. Это метро «Китай-город».
А. Пичугин
– Вот Маросейка идет, если идти по Маросейке в сторону Бульварного кольца, с правой стороны вы, так или иначе, пройдете храм Космы и Дамиана.
Протоиерей Федор
– А слева, во дворах.
А. Пичугин
– Слева, через дорогу, во дворах, да, был когда-то монастырь.
Протоиерей Федор
– Был монастырь, первое здание которого строил Иван III. Это был его небесный покровитель, а рядом была его, как ни смешно это сейчас звучит, загородная резиденция. Монастырь полностью уничтожен. И сейчас у нас, кстати, часть нашей деятельности посвящена этому монастырю – у нас открыт центр изучения наследия Свято-Иоанно-Златоустовского монастыря, мы проводим ежегодно конференции. Вот сейчас мы уже проводили VI конференцию богословскую, которая называется «Златоустовские чтения». Первый день которой посвящен монастырю – памяти, людям, которые там похоронены. Например, Федору Матвеевичу Апраксину, создателю русского флота и победителю Гангутской битвы, этой морской Полтавы, вот он был там похоронен. Сейчас там, слава Богу, на месте где была его родовая усыпальница, хотя бы нет мусорных баков. Вот такой позор для страны: человек создал флот, и вот его место, оно осквернено. А второй день посвящен Иоанну Златоусту. И оказалось, удивительно, что как это был единственный в стране, в Церкви, монастырь Иоанна Златоуста, так точки сбора хризостологов, скажем так, ее нет. Вот есть фонд Иоанна Богослова, есть Василия Великого, а Иоанна Златоуста нету. И люди приезжают со всех епархий делать доклады, ученые, богословы. Это очень интересное мероприятие.
А. Пичугин
– Мы напомним, что в гостях у светлого радио протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, в Москве.
Протоиерей Федор
– А сейчас у нас есть два огромных достижения. Первое – нам удалось открыть там достопримечательное место. Чтобы вы понимали, это вот есть Бородинское поле, на нем нет строений, поэтому непонятно, что охранять...
А. Пичугин
– Смотрите, с Бородинским полем немного другая ситуация, потому что рельеф, не рельеф вернее, а растительность изменилась за 200 лет, и поэтому то, что мы сейчас называем Бородинским полем, достаточно протяженная история, где там и редуты, где памятники стоят, где край деревни...
Протоиерей Федор
– Мы постоянно сталкиваемся с новостями о том, что там строят коттеджи...
А. Пичугин
– И там еще и коттеджи начинают строить. Сейчас вроде как уж нет.
Протоиерей Федор
– А почему, потому что охранный статус мог иметь только дом, только строение. А несколько лет назад был принят закон о том, что возможно историческое или религиозно-историческое достопримечательное место. И вот первое такое место в Москве, приказом господина Емельянова – это глава департамента, господин Емельянов, подписал приказ, и статус исторического достопримечательного места – московский Златоустовский монастырь, присвоен территории монастыря, и это впервые.
А. Пичугин
– Емельянов – это глава Департамента культурного наследия.
Протоиерей Федор
– Да, глава Департамента культурного наследия, который очень бережно относится к памятникам в Москве и очень нам помог в этом деле. А второе – мы открыли маленький музей у нас в этом келейном корпусе, где мы собираем артефакты, которые находим при раскопках. Вот эта деятельность в архивах. Удивительно, что архив этого монастыря, до 1812 года бывший, полностью сохранился, потому что его на время оккупации вывез настоятель монастыря в Вологду. У нас есть синодик начала XVII века, где шесть тысяч имен, у нас есть там молельная комната, часовня, где мы читаем Псалтирь и поминаем всех этих людей. То есть вот эта деятельность, она, конечно, требует помещения и вложений. Руководит ей иерей Сергий Чураков, преподаватель Московской духовной академии, иконописной школы заместитель заведующего и, по совместительству, наш прекрасный клирик. И это чрезвычайно интересно, мы столько находим всего. Ну это, представьте, огромный монастырь, царский монастырь в центре Москвы. Вот это одна часть нашей деятельности. А конечно, мечтал я не только об этом, мечтал я о месте, о площадке, куда могут прийти люди, которым надо прийти поговорить о вере, которые еще не могут прийти в храм, пока боятся. О месте, куда может прийти уже давно воцерковленная интеллигенция и поговорить о чем-то, кроме проповеди на богослужении, таких людей очень много, вот этой площадке встречи. И в печали я видел, что в Москве есть очень популярная площадка христианская, где в основном проходят презентации православных издателей книг.
А. Пичугин
– Ваши соседи.
Протоиерей Федор
– «Покровские ворота».
А. Пичугин
– Жан-Франсуа Тири, он бывает здесь иногда у нас в программах.
Протоиерей Федор
– Ну понимаете, у нас в Москве есть католический центр, и равного ему православного центра нет.
А. Пичугин
– Ну, католический центр, а почему католический сразу?
Протоиерей Федор
– Просто его финансирует Ватикан.
А. Пичугин
– Ну и прекрасно.
М. Борисова
– Его трудно назвать католическим, поскольку там, в основном, все-таки презентации и выставки проходят именно православные.
Протоиерей Федор
– А почему они проходят не у нас? Вот вам не обидно?
М. Борисова
– А это вопрос скорее к вам, потому что если есть спрос...
А. Пичугин
– Вот мне, простите, это не обидно, потому что мы очень хорошо общаемся и дружим с Жаном-Франсуа и...
Протоиерей Федор
– Я его тоже очень уважаю и люблю, и общаюсь с ним. Это не упрек ему, это упрек нам. У нас нет такой площадки.
М. Борисова
– Но если есть спрос, то должно быть и предложение. То есть если потребность у людей в такого рода площадках, не одной площадки, а нескольких, была бы, то, наверное, появились бы и другие жизнеспособные проекты. Ведь насколько я понимаю, до того, как вот остались одни «Покровские ворота», было несколько попыток при издательствах какие-то такие устраивать культурные проекты – ни один из них долго не просуществовал. То есть попытки устраивать какие-то встречи, презентации, какие-то выставки, очень быстро увядали, остались одни «Покровские ворота».
Протоиерей Федор
– По одной причине – по отсутствию финансирования.
А. Пичугин
– Я думаю, что не только отсутствие финансирования.
Протоиерей Федор
– Но это самая главная причина.
А. Пичугин
– Конечно, всегда упирается в деньги львиная доля процессов. Но есть все-таки как-то такие уже насиженные места (не хочется говорить слово «намоленные»), насиженные места, куда люди привыкли приходить. Вот я знаю точно, что там проходя по Покровке, в этой ее части, я всегда могу зайти и в книжный магазин, и в культурный центр. И когда я все время смотрю календари мероприятий, я знаю, что я могу прийти. Это уже годами сложившаяся традиция, и место просто все знают и будут туда ходить. Ну смотрите, ведь часто очень возникали действительно какие-то новые площадки, где люди даже не повторить пытались, а просто пытались, ну они есть даже, сейчас не хочется просто их называть, чтобы никого не обидеть, потому что популярность там будет, конечно, заведомо ниже, чем у «Покровских ворот». Но такие площадки есть, и туда приходят ну достаточно немного людей на специфические мероприятия, в хорошем смысле слова, которые им интересны. Ну вот в «Покровские ворота» пойдут все.
Протоиерей Федор
– Есть еще одна причина этого. Дело в том, что публика «Покровских ворот» это в основном интеллигенция, ну скажем так, это читатели «Правмира», слушатели «Веры», это московская интеллигенция. А московская интеллигенция это очень специфическая публика, и с ней надо уметь работать. Понимаете, наши миссионерские усилия Церкви структурированы как: есть отдел Патриархии, есть отделы в епархиях, есть в благочиниях, есть в храмах. А мне кажется, что в большом городе они должны быть структурированы по-другому – по публике: есть люди, которые занимаются интеллигенцией; есть люди, которые занимаются учителями; есть люди, которые занимаются военными. Есть люди, которые занимаются, может быть, инженерами и технарями. Понимаете, это должны быть разные. Есть люди, которые занимаются молодежью. И должны быть созданы центры для работы именно с этими, потому что нельзя одновременно работать и так, и так. Интеллигентный человек, современный московский интеллигентный человек, он хочет, как вы – пройтись по Покровке, зайти и выпить хорошего качественного кофе, правда ведь, или там чай прекрасный у «Покровских ворот».
А. Пичугин
– Чай, да.
Протоиерей Федор
– И потом прийти и, простите, вот скажу, может быть, крамольную мысль, не осудите меня, он хочет, чтобы там выступил человек, на которого никто не давит. И я разговаривал с этими людьми, которые там презентуют свои книги, они говорят, что мы не хотим, чтобы здесь мы все делали, как скажет священноначалие. Вот мы хотим прийти и просто между собой поговорить. Пусть священник сидит, как один из нас, пусть он не управляет процессом. Или, если он его модерирует, пусть он делает это тактично.
А. Пичугин
– И с оглядкой на нас.
Протоиерей Федор
– Не то что с оглядкой, а прежде всего с уважением.
А. Пичугин
– С уважением.
Протоиерей Федор
– С уважением к нашим и пусть он не давит на нас. Вот мы можем посмотреть, допустим, как вел беседы владыка Антоний Блюм, да, вот как это делалось. Человек привык, интеллигентный человек, знающий, начитанный, образованный человек привык, что тот багаж, который у него есть знания этого, интеллектуальный багаж, да, он является результатом большого труда. Во-первых, он хочет видеть собеседника или модератора, который ориентируется в этом.
А. Пичугин
– Ну чувствуешь себя среди своих.
Протоиерей Федор
– Да, он должен почувствовать себя среди своих. А военный должен почувствовать себя среди своих, понимаете. Поэтому военному человеку значительно легче все то же самое выслушать не от меня, но от священника, который был офицером. Или я должен сказать ему, что я в прошлом был все-таки сержант ВДВ, прыгал с парашютом и бегал с автоматом. Тогда он сразу с большим уважением ко мне относится.
А. Пичугин
– Военный человек, если ему это интересно, придет в «Покровские ворота». А здесь водораздел другой. Мне кажется, что ну вот я с вами абсолютно согласен, мне даже возразить нечего, но подспудно все равно вот эта мысль: вот, у нас есть площадка для интеллигенции, да, а дальше как мы будем это делить? Человек, которому неинтересны эти вещи, его наверняка... Ах, как, это не для меня, значит? А это для кого, не для народа, а для кого? Что это у вас...
Протоиерей Федор
– Нет, он просто пойдет в другое место. Ему там будет сложно. Понимаете, мы же ведь еще должны понять, что... Ну я приведу простой пример. Вот, допустим, женщина отработала педагогом 35 лет в школе, вышла на пенсию, перед ней стали звучать вопросы о вечности. Она со всем своим багажом, со всей своей начитанностью приходит в ближайший храм. Сталкивается со священником, который годится ей в сыновья, который говорит ей прежде всего «ты», и который ничего никогда не читал вообще и не считает, что это нужно, но при этом уверен, что он во всем разбирается быстро, и ему даже нельзя возражать, потому что у него нет времени. Она его сразу маркирует как хама, да, и она с ним говорить о чем-то своем уже почти не будет.
А. Пичугин
– Ну найдется у такого священника своя паства, которая как-то будет...
Протоиерей Федор
– Безусловно. Вот богослужение – это общее, и этот священник, может быть, свят в богослужении. Вот мы, например, знаем, что отец Павел Груздев, он даже матерился – я не могу себе этого объяснить, но это великий святой человек, понимаете. Да, у него будет своя... Святость, она вообще пробивает все.
А. Пичугин
– Так к нему-то интеллигенция и ездила, к отцу Павлу.
Протоиерей Федор
– Да, потому что святость, она опрокидывает все барьеры, вот именно святость. Ну праведность или хотя бы молитвенность и жертвенность служения священника, если мы не говорим о святости, о начале этого пути. А во всем остальном нужно работать, понимаете. У нас есть священники в Москве там с двумя-тремя гуманитарными образованиями, вот они должны это делать, понимаете, их надо вылавливать, их надо ставить в такие места. Ставить вот эти, я не знаю, как это сказать, вот эти площадки, вот это крыльцо для интеллигенции у Церкви, куда нужно прийти.
М. Борисова
– Но вы знаете, как-то немножечко слышать такую интенцию, что вот надо что-то выстраивать. У нас не так далеко еще за плечами XX век, очень сложный именно для церковной жизни. Но при этом как бы, несмотря на все гонения, трудности и притеснения, на протяжении всего XX века сохранилась традиция, заложенная в конце XIX, таких богословско-философских семинаров. И эта была сначала потребность, а потом все остальное. То есть люди собирались по квартирам, люди собирались тайно, люди находили какую-то возможность встретиться и обсудить. То есть на первом месте было не площадка, не финансы, не организационные возможности, а желание прийти и услышать друг друга и услышать что-то, что для них очень важно. Второй, очень такой показательный, на мой взгляд, пример – это пример публичных лекций академика Аверинцева, которые начались в конце 60-х в здании гуманитарных факультетов МГУ на Ленинских горах. И не вмещали аудитории желающих, и писали на магнитофоны, как Высоцкого, и передавали эти бобины тогда еще друг другу, чтобы послушать эти лекции, хотя это далеко не простой текст. Сергей Сергеевич говорил всегда спонтанно, никогда не читал выстроенную лекцию, и воспринимать его текст было всегда непросто, это была еще внутренняя интеллектуальная работа. Но огромное количество людей готово было на любые сложности и там, я не знаю, сидеть на ступеньках, чтобы только этот текст услышать. Так что, мне кажется, что, может быть, тут все-таки на первом месте должно быть желание.
Протоиерей Федор
– Если из ваших слов вычленить вопрос: есть ли спрос? – я вам свидетельствую: колоссальный. Колоссальный спрос есть. Что такое явление, вот это уникальное явление Аверинцева...
А. Пичугин
– Вот давайте про это через минуту буквально. Я напомню, что протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, в гостях у светлого радио. Моя коллега Марина Борисова и я, Алексей Пичугин. Через минуту снова здесь.
А. Пичугин
– Возвращаемся в студию светлого радио. Я напомню, что здесь моя коллега Марина Борисова, я Алексей Пичугин. И у нас в гостях протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке.
Протоиерей Федор
– Да, мы говорим о деятельности культурно-просветительского центра нашего приходского, который называется «Открытие».
А. Пичугин
– Да, но мы вот сейчас вышли на эту тему, которую Марина озвучила, про Сергея Сергеевича Аверинцева.
М. Борисова
– Да, про спрос на интеллектуальное христианское общение.
Протоиерей Федор
– Что такое явление Аверинцева – это колоссальное явление этого великого христианского труженика. Это человек, имевший колоссальное уважение в среде своих коллег, студентов, то есть учащихся и учащих в университете, и при этом церковный верующий человек. И это человек для них был авторитетом. Священник из храма для них не был авторитетом. Поэтому Аверинцева и слушали. Те же самые слова, может быть, даже лучшие, которые говорил, допустим, священник в храме, они даже не готовы были прийти слушать. Мы пытаемся сконструировать площадку, где эти люди встретятся. Представьте себе, например, ну менее известного человека значительно, но все же который может работать в этом направлении, например, Архангельского – человек, который имеет огромное уважение в светской среде. Где церковное место, куда он может прийти, и куда могут прийти люди, которые его послушают? Вот у меня был такой опыт. Мы давали там концерт, приглашали верующих музыкантов-исполнителей, и сейчас это продолжается, классической музыки.
А. Пичугин
– У вас там?
Протоиерей Федор
– Да. Приглашали одного известного очень московского преподавателя консерватории. Он приходил, играл нам Баха, прекрасно исполнял на рояле. Я ему говорю: скажите, пожалуйста, а вы можете это прокомментировать? Глаза загораются, он говорит: конечно. И в следующий раз он играет Баха и комментирует каждую строчку. В зале сидит там шестьдесят человек, большинство из которых очень хорошо ориентируется в классической музыке, у них тоже широко открыты глаза – они этого не слышали никогда, понимаете. А у себя в консерватории – неформат, он не может об этом говорить. Но он, как верующий человек, он изучает творчество Баха последние двадцать лет, с точки зрения христианина, изучающего христианина. И понимает, что это великие мысли, это диалог это диалог со слушателями о Господе. Где об этом рассказать? Мы должны дать такое место, мы наберем и слушателей и говорящих. Второй пример – Александр Леонидович Дворкин. Мы его много раз приглашали, он читал лекции о сектах да, его вот первое служение. Читал обычно. Я вижу, что глаза у человека погасшие. Я ему говорю: о чем бы вы хотели почитать? Потому что я понимаю, что лектор должен читать о том, что ему интересно. Он говорит: крестовые походы.
А. Пичугин
– Вот. И когда он к нам приходит, давно, правда, его не было, но достаточно часто он в свое время к нам приходил в программу «Светлый вечер», он никогда не говорил про секты, мы никогда у него о них не спрашивали. Он говорил про крестовые походы.
Протоиерей Федор
– Потому что он историк по образованию.
А. Пичугин
– Да, он медиевист.
Протоиерей Федор
– Понимаете, и он вот это говорит так, что весь зал просто загорается. То есть соединить лектора – это может быть верующий, воцерковленный лектор из высшего светского учебного заведения, который имеет в своей сфере авторитет, – и давно воцерковленного христианина, который тоже хочет слышать больше, чем только проповедь, хочет живого общения. Еще пример – Александр Николаевич Ужанков, человек, который был проректором литинститута имени Горького, доктор наук, чрезвычайно уважаемый в своей среде человек. Вот у нас седьмой год читает кур лекций, которые можно назвать как «Русская литература и православие» – полный зал всегда. Мы через РОНО (это к вопросу о наполняемости и о спросе вашем, да, Марин), через РОНО обращались и приглашали преподавателей литературы из школ. Приходят эти преподаватели, в удивлении слушают эти лекции, открывают для себя огромное количество нового, то что они не слышали и не знали. Потому что, как вы помните, и сейчас тоже, в том числе и «Преступление и наказание» преподают так, как будто сцена взятия в руки Евангелия не главная сцена в этом романе, понимаете. А это главное, это вершина, ради этого и написано человеком, который очень любил наш храм и часто в нем молился, Федором Михайловичем Достоевским. И причащался. Так вот они идут в школы и транслируют то, что они услышали от того человека, которого они уважают, от профессионала и специалиста. То есть задача культурно-просветительского центра соединить вот эти несколько форматов между собой, дать им место – они найдут, о чем общаться. Место должно быть уютное, красивое, там должен быть чистый воздух, хотя бы должна быть вытяжка. Там должен быть хороший кофе, там должны быть удобные места для сидения, понимаете, там должны быть столы для обсуждения потом, после должен быть доверительный разговор. И это вот найти и соединить – вот это была моя идея. И вы знаете, что-то получилось, что-то не получилось. Но если бы была возможность действительно приглашать, в том числе и платно, людей, потому что для лекторов это их хлеб. Я не могу, я могу пригласить человека высокого уровня один раз прочитать благотворительную лекцию. Но я не могу пригласить его читать лекцию системно. А время пришло изучать системно. Это может быть раз в неделю в течение учебного года, это может быть в течение трех месяцев, но хоть как-то системно изучать.
А. Пичугин
– А платно это будет для слушателей? Или платно – это будет вот ваша задача...
Протоиерей Федор
– Если бы я мог найти благотворителей, то я бы ни в коем случае не собирал со слушателей. Ни в коем случае. Потому что проповедь о Христе, она должна, ее не должны касаться деньги, понимаете, никак. И для интеллигенции это тоже важно. Психологически важно платить хоть чуть-чуть – люди начинают относиться более ответственно к посещению лекций и к тому, как они себя там ведут, и мы этот фокус знаем все. Но в более глубоком таком смысле важно, чтобы это было без денег. Если у меня их нет, тогда мы собираем пожертвования с тех, кто приходит. Но что я хочу сказать еще, что вот это есть ведь не только работа с интеллигенцией, есть вообще работа с христианами. Как Господь сказал: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа». Мы покрестили миллионы людей за прошедшие там 30 лет, большинство из которых не научили. И я вам хочу засвидетельствовать о том, что спрос на то, чтобы выслушать систематическое изложение православной веры, хотя бы кратко, колоссальный. Мы вот там восемь лет назад создали такую группу, она называется «Открытие веры». И мы туда приглашаем людей, мы считали, что мы создаем расширенную катехизацию. Это там, допустим, там 12, 14 или 15 понедельников, как получится, первый раз начиная с 1-го понедельника октября по Рождество, второй раз с февраля по пасхальный период. И мы думали, что туда придут люди, которые хотят услышать не три беседы, а пятнадцать – о вере. Вот не о колоколах и куполах, образно говоря, да, о сути – что такое грехопадение, кто есть Бог для меня, что такое спасение, почему Христос меня спас, как события Евангелия значимы и почему они значимы для меня через две тысячи лет – вот эти как раз вопросы все. И первые три набора у нас было двадцать человек, из которых был один некрещеный и девятнадцать крещеных. И мы поняли, что мы неправильно ставили цель. Это как раз крещеные люди, кто-то начал ходить в храм, кто-то нет, которые пока боятся прийти в храм, боятся, не решаются. Эти непонятные бородатые люди в длинных одеждах что-то на своем языке говорят и что-то очень авторитетно требуют, понимаете. Вот им нужна площадка где, во-первых, к этим людям присмотреться. Потому что все-таки и был, и есть, и будет контактным лицом Церкви священник, никуда от этого не денешься. Поэтому им надо, некоторым нужно просто место, где понять, вообще с ним можно говорить или нет. Искренне, уважительно, доброжелательно он общается или он пришел сюда, значит, и он считает, что есть два мнения, мое неправильное. И эти люди приходят, им очень важно выслушать вот эту коротенькую, маленькую, но систему лекций о вере. И мы поэтому проводим, первая часть – лекционная. Там в основном провожу я, мы просто рассказываем там об основных истинах веры. Потом они могут задать там, через час пятнадцать этой лекции, задать вопросы по теме. Если вопросов по теме нет, мы переходим в соседнее помещение, где у нас просто чай там с бутербродами, пирожными, конфетами – или что-то мы с канона даем, что-то они сами приносят. Там мы вешаем бейджики, где написаны имена, и мы начинаем разговаривать о чем угодно, любые вопросы. И надо сказать, что люди готовы сидеть до одиннадцати, до двенадцати – а начинается лекция в семь вечера, – после работы, а завтра на работу. Им настолько не хватает этого общения и вот этих мест, где можно задать вопрос, что этот вот проект работает седьмой год. Вот в прошлый понедельник я начал новый – и опять тридцать человек сидит.
М. Борисова
– Ну это имеется в виду, беседы только такие, касающиеся смысловых точек?
Протоиерей Федор
– Да.
М. Борисова
– А вот есть ли такое направление, как знакомство... Сейчас очень много говорится об обрядоверии. Мне кажется, что тут тоже беда от невежества, потому что если погружаться в осмысление церковной обрядовой стороны, она оказывается вся чрезвычайно насыщена смыслом, равно как и богослужебные тексты, если не отмахиваться от них и не говорить, что не могу все это понять, потому что это на непонятном языке. А если попытаться все-таки их прочесть, осознать, спросить, о чем и выстроить в определенный сюжет, оказывается, это все ужасно увлекательно.
Протоиерей Федор
– Да, и полезно, душеполезно очень.
М. Борисова
– Но, насколько я понимаю, этим не очень кто-то занимается.
Протоиерей Федор
– Это вторые вопросы. Первые вопросы – кто такой для меня Христос и почему...
М. Борисова
– Ну само собой.
Протоиерей Федор
– И почему я больше не могу без Него жить, понимаете, вот об этом. Мы используем отсылки к тому, о чем вы сказали, для иллюстрации. И конечно, очень много вопросов об этом, так сказать, втором уровне церковной жизни, да, вот о котором вы сейчас говорили, уже как раз за чаем. И у нас есть отдельные беседы об этом. Но все-таки самое главное поговорить о вере именно. Поэтому голод на это огромный, люди хотят это слышать. И что интересно, этих людей я не могу принять без волонтеров – то есть их кто-то должен обзванивать, записывать, кто-то должен принимать, кто-то должен показать, куда вешать пальто, кто-то должен налить чаю, кто-то должен следить за всем, кто-то должен вымыть полы после того, как они пришли, понимаете.
М. Борисова
– И посуду.
Протоиерей Федор
– Да, это все делают волонтеры. И когда человек входит в Церковь, и видит, что вот миряне, которые служат, он очень хочет тоже служить. И каждый такой курс, во-первых, после каждого такого курса человек шесть-семь становятся нашими прихожанами. Во-вторых, большинство из них воспринимают свою жизнь в Церкви, только что начавшуюся, с обязательной частью какой-то тоже своего служения. И они уже помогают, и их можно попросить. Вы знаете, вот, допустим, там к Пасхе, например, руководитель (у нас такая Ирина Белоусова, замечательная совершенно наша прихожанка), она делает рассылку по тем, кто прошел за эти семь лет эти курсы: придите, помогите, пожалуйста, вымыть храм к Пасхе. Приходит человек сорок, понимаете. И они так рады что-то сделать. Понимаете, вот как раз вера, действующая любовью, понимаете. И это совершенно исключительно. А потом, знаете, интересно, как, она говорит: батюшка, а давайте соберем иногда всех, кто прошел, желающих, соберем там два раза в год просто поговорить. И мы их собираем, и я рассказываю что-то, допустим, я как раз говорю о посте, например, о смысле поста, его глубинном смысле, зачем он нужен, что это такое, что более важное, что менее важное. Это, допустим, происходит на масленице, например. Потом я ухожу, а они начинают друг с другом общаться. Они играют, там какие-то народные танцы им показывают, они сидят, едят. И это ну у них такой подъем душевный, понимаете, они вдруг понимают, что есть братья и сестры, с которыми можно общаться, это интересно. Они друг другу помогают, они знакомятся, они там становятся крестными у детей. Это чрезвычайно важно.
М. Борисова
– А вот вы упомянули о лекциях, которые профессор консерватории читал и сопровождал музыкой Баха.
Протоиерей Федор
– Он исполнял и комментировал, да.
М. Борисова
– Но насколько я могу себе представить, есть очень большое количество людей, которые вообще гораздо лучше воспринимают проповедь через искусство – через визуальное искусство, через музыку...
Протоиерей Федор
– Литературу, поэзию.
М. Борисова
– Да. И вот мне кажется, таких площадок, где можно было бы к этому искусству прикоснуться в таком сконцентрированном виде и с комментариями, их как раз и нет. То есть тут каждый в меру своей собственной фантазии разбирается со своими вкусами и привязанностями. Ну разве что в каких-нибудь специализированных вузах можно прослушать определенный курс лекций там о русской иконописи или еще о чем-то. Но ведь этому языку тоже нужно, наверное, учить?
Протоиерей Федор
– Вы понимаете, в чем дело, есть тысячи людей, языку наученные. Вот которые учились в музыкальной школе, например, которые там ходили в зал Чайковского, понимаете. Которые любят эту музыку, и которая для них является авторитетной частью их миросозерцания. И показать им, что вся европейская классическая культура, да и музыкальная тоже, она написана, как говорится, на полях Евангелия, должен специалист из этой области. И они, им остался шаг до того, чтобы войти в Церковь, понимаете, и этот шаг мы можем сделать на основании их любви к искусству. Это наш колоссальный союзник, это колоссальный миссионерский ресурс. Вот тот священник, который в этом разбирается, тот который в этом разбирается хорошо, например. Вот у нас, например, второй священник нашего храма, протоиерей Валерий Буерин, он закончил Московскую консерваторию, аспирантуру, преподавал в Ипполитова-Иванова. Знаете, достаточно большое число музыкантов (не хочу их называть, это известные достаточно музыканты, без разрешения человека не считаю возможным это делать), достаточно большое число музыкантов ходят к нему окормляться. Потому что когда они стали смотреть, а к кому пойти, когда пришла жажда исповеди, воцерковления, к кому пойти – вот он там наш, понимаете, он был среди нас, значит, он нормальный для них, да, – мы к нему пойдем. И это не значит, что они у него останутся навсегда, но в Церковь они войдут через такого человека.
А. Пичугин
– Потому что проще и...
М. Борисова
– Проще, конечно.
А. Пичугин
– В хорошем смысле слова, проще.
А. Пичугин
– Напомним, что протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, в гостях у светлого радио.
М. Борисова
– Ну вот у наших братьев-католиков есть такая традиция: устраивать концерты духовной музыки в храмах. В православных храмах, по крайней мере в русских православных храмах, такой традиции нет.
А. Пичугин
– Отчего же, вот не соглашусь, потому что достаточно много сейчас концертов именно в храмах проходит, и в одном из центральных, больших очень московских храмов, думаю, можно назвать его – Климента, папы Римского на Третьяковке, – там частенько проходят концерты. Правда, духовной музыки, естественно.
Протоиерей Федор
– А потому что отец Леонид это человек с абсолютным вкусом, почти, можно сказать, с энциклопедическим знанием в области современной культуры, закончивший гуманитарный вуз. По-моему, он заканчивал Суриковку...
А. Пичугин
– Наверное, да.
Протоиерей Федор
– Он скульптор по образованию. Он как раз умеет и понимает, как с ними работать. Но я хотел бы сказать, что есть и еще одно направление деятельности культурно-просветительского центра, которое тоже очень востребовано – это давно воцерковленные люди. Вот давно воцерковленные люди, которые пришли к некоторой исчерпанности своей жизни, к некоторому кризису, как такой площадке, с которой они должны, как на лестничной клетке, остановиться, отдышаться, и пойти еще выше к Господу. И которые хотят об этом говорить. Они уже 25 лет читают правило, они уже первые, стандартные, обычные ответы все слышали. Им нужно больше. И вот для них у нас по пятницам у нас есть такой формат, он называется «Христианам о христианстве»: преподаватели московских духовных школ, Московской духовной академии приезжают и с ними разговаривают. Это действительно тоже очень важно, с ними тоже нужно говорить, понимаете. И они должны иметь возможность задать священнику вопрос. А где его в храме задашь? В храме его не задашь. А у них накопилось.
А. Пичугин
– А причем важные. Я в свое время читал вот у одного московского священника в блоге, где он рассуждал о том, что есть у большинства, наверное, сознательных христиан со временем накапливаются вопросы, на которые у приходского обычного священника зачастую может и не быть ответов.
Протоиерей Федор
– Может и не быть ответов, да.
А. Пичугин
– Потому что они в ходе собственного такого самопросвещения постоянного могут уйти дальше в своем образовании, чем простой священник. И вот тогда нужны люди, которые смогут им дать или как-то, по крайней мере, популярно объяснить те вещи, которые их интересуют, волнуют.
Протоиерей Федор
– И я вам скажу, что как (да простят меня преподаватели за такой образ), как застоявшиеся арабские скакуны в стойлах, преподаватели духовных школ устали от стандартных лекций своим прекрасным студентам, семинаристам и так далее. И у них накопилось огромное количество за эти годы того, что они готовы сказать христианам. Колоссальный багаж, который там у них, в духовных школах не востребован или востребован только там за чаепитиями с некоторыми людьми. А место, где они могли бы встретиться с интеллигенцией, у которой эти вопросы тоже накопились, нет, нет площадки этой. И вот когда они, эти преподаватели, приходят и вырываются, понимаете, на этот простор, из них это льется, и это насыщает людей, и это чрезвычайно интересно и важно. Поэтому, вот насколько я знаю, сейчас создается такой проект «Академия духа» – отец Павел Великанов при Московской духовной академии, по-моему. Я не знаю, будет ли там площадка где-то, где можно сесть или это только интернет-площадка, но вот это как раз к разговору о том, что он тоже понимает, что эти люди нужны друг другу. Понимаете, культурно-просветительский центр это место, где должны как раз встретиться те, кто хотят услышать и те, кто хотят и могут говорить. А сконструировать и встретить эти потоки должен просто там священник или администратор. У нас это директор нашего культурно-просветительского центра Мария Николаевна Балашова, замечательный совершенно человек, который вот это мастерски все делает.
М. Борисова
– Но на самом деле не такая уж простая публика верующие с большим, если можно так выразиться, церковным стажем. Они уже люди с устоявшимися взглядами, и не каждого лектора, и не каждого священника они воспримут, как авторитетный источник для себя.
Протоиерей Федор
– Они больше воспринимают текст, чем персону священника, да, то, что он говорит. Нужно найти тех, кто может говорить. Кто может говорить? Может говорить священник, который в течение там 30 лет, например, окормляет интеллигенцию, или там 25. Ведь есть такие священники у Русской Православной Церкви, которые все эти вопросы знают, которые сами ими мучаются, которые рождают ответ, для себя прежде всего, и которые могут этим поделиться. Важно создать точку встречи, и важна обстановка. Вот обстановка – это чрезвычайно важно. Человек привык пить кофе в «Шоколаднице», понимаете, вот он должен прийти, и там должно быть не хуже. Ну простите меня за такую приземленность, он там должен сесть, выпить кофе, взять бутерброд, а потом уже идти после рабочего дня слушать лекцию в семь часов вечера. Там не должно быть грязно. Это другая публика, к сожалению...
А. Пичугин
– И мы уже прошли тот период, когда это было допустимо. Когда в начале 90-х, в середине 90-х собирались лишь бы где, лишь бы в каком помещении, но можно было бы встретиться, и были рады. Сейчас уже, наверное, немножко другое время пришло, запрос.
Протоиерей Федор
– Да. Потом, конечно, публика по возрастам. Вот я вам скажу, это тоже место культурно-просветительского центра, где надо с ней работать. Например, молодежь. Понимаете, молодежь, студенчество или школьная молодежь старших классов, ну в основном это если о студенчестве говорить, она придет на лекцию и выберет место, куда может прийти, даже интересующаяся церковной жизнью, и нам очень трудно будет понять, почему вот именно туда они пришли. Но у нас нет места, куда им прийти. Вот знаете, я разговаривал с отцом Дмитрием Першиным, он сам ходит в светские вузы, читает лекции, и он знает много духовенства, которое этим занимается. И вот он говорит: отец Федор, после каждой лекции ко мне подходят один, три, пять, семь студентов и спрашивают: а куда прийти с вами поговорить? Ну вот он на подворье своем там Крутицком. А где тот центр, где они могут собраться, вот эти сто студентов в этих там пятистах вузах Москвы задавшие вопросы, где бы с ними поговорил человек, который умеет говорить со студентами? А таких священников очень мало, вот Першин один из них. Понимаете, это труднее, чем со взрослыми и детьми, это переходный вот этот интеллектуальный возраст, и надо уметь. С детьми, с пожилыми людьми. Пожилые люди совершенно по-другому. Вот мы сейчас пытаемся создать программу, как раз работа с пожилыми людьми – через произведения русской живописи о христианских смыслах. Не могу сейчас называть, известный очень искусствовед из Третьяковской галереи готовит свою авторскую программу. Если она будет, то... Но вместе вот эти пенсионеры и молодежь – вместе мы их не посадим.
А. Пичугин
– У меня под конец программы уже вопрос, с которого мы начинали, все-таки хотелось бы к нему вот сейчас на несколько минут вернуться. Спрашиваю вас, как человека с достаточно большим опытом организации подобных мероприятий. Все же одно дело – Москва, где жизнь бьет ключом. Другое дело – провинция, где лишь за отопление, я понимаю, что оплата коммунальных услуг, она в равной степени касается как настоятеля большого московского храма, так и настоятеля маленького деревенского. Но вот маленький храм в небольшом городе, в селе, где появляется священник, который хочет что-то подобное устроить. Но у него нет широкого выбора лекторов, людей, которые приедут и расскажут, у него в принципе инструментарий очень узкий. А вот что вы ему можете посоветовать, если он действительно хочет создать вот какую-то похожую площадку?
Протоиерей Федор
– Начать с систематических лекций по Священному Писанию, которые он, исходя из своего семинарского образования и скачав какие-то материалы из интернета, может возглавить сам вполне. И надо сказать, что вот это служение апостольского учения совершение, да, это таинственное действие Святаго Духа. И если он возьмется за это со смирением и с молитвой к Господу, это будет удивительно и результативно очень. Для меня в свое время примером такого удивительного служения стал отец Геннадий Фаст, известный очень священник. Я просто в интернете наткнулся на то, как он спокойно, тихо, мирно читает лекции для своих прихожан. Это может небольшая группа совсем, но как он готовится. Он, конечно, так сказать, обладает ну колоссальным интеллектуальным багажом, да, значительно большим, чем я, например, или вот священник гипотетический, которого вы упомянули. Ну можно собрать несколько книг, можно прослушать какие-то лекции, дополняя своим, можно это читать. Вот у него была книга «Кто же сей?» – о Христе, – я был потрясен. Вы знаете, когда я услышал курс его лекций о Христе, 11 лекций о Христе: Христос пророческий, Христос исторический, Христос учитель, Христос чудотворец, Христос Сын Человеческий, Христос Сын Божий, – то есть он захотел прихожанам рассказать и поделиться свой любовью и знанием о Христе.
А. Пичугин
– Но он достаточно крупный библеист, конечно же, современный.
Протоиерей Федор
– Да, но я взял его лекции, я нахватал откуда-то еще, понимаете, и я дал это своим прихожанам. Или, например, был так чудный человек, Царствие ему Небесное, Авдеенко – замечательный совершенно. И я в свое время наткнулся на его курс аудиолекций о днях творения, о грехопадении. И второй у него совершенно потрясающий курс – об Аврааме. И я, пользуясь этим, набрав еще литературу, расширив, как я мог, мы тоже читали с прихожанами. Вот так же по воскресным дням мы читали Библию стих за стихом.
А. Пичугин
– Еще ведь есть, тут я посмотрел пример моего хорошего друга, священника в небольшом городе, который просто стал формировать книжки, которые продаются у него в церковной лавке, по определенному принципу. И это тоже своеобразная такая работа, которая направляет человека не просто к брошюркам там «500 советов на каждый день» от батюшки такого-то, а где это так со вкусом подобранная литература, и не церковная где-то, светская, но так, чтобы она направляла человека к христианству.
Протоиерей Федор
– Вы знаете, об этом я хочу сказать, что как только священник начнет трудиться в апостольском научении, сразу десятки вопросов родятся у слушателей. И он сразу поймет, о чем говорить дальше. Вы знаете, мы когда стали читать Книгу Деяний, я был потрясен. Потому что ну я ее много раз читал, но вот когда я ее сейчас стал читать с прихожанами, я понял, что эта Книга о том, что такое Церковь сегодня. И вот они меня спрашивают: отец Федор, хорошо, вы говорите, апостольское учение, общение, преломление хлеба, молитва. Третье и четвертое давно есть, где общение? Сейчас Церковь, она тогда не могла без этого жить, а сейчас может? Почему его нет? Понимаете, люди сами начинают совершенно по-другому воспринимать Церковь. Они сам хотят, и я вот еще раз это подчеркну, что люди, которые в Церкви встречают внимательное, доброжелательное, обязательно искреннее, уважительное отношение лектора, который может быть священником, а может быть не священником, они готовы прийти и тут же работать и трудиться. И вот эти люди, они этому вот батюшке гипотетическому, о котором вы говорите, они создадут ему общину, они захотят работать.
А. Пичугин
– Еще могут общину создать, тут вы правы, дополняя эту мысль, огромное количество современных средств, которые позволяют слушать лекции уже давно почивших людей, людей, которые находятся за тысячи километров. Просто видеть их, слушать, и даже глядя на реакцию этих людей, которых, может быть, уже давно и нет, что-то для себя воспринимать.
Протоиерей Федор
– Но все-таки вот этот формат, о котором говорите, который немножко так, может быть, неуважтильно называется «говорящая голова» вот в народе, если он 20 лет назад был единственным, вот лекции глубокоуважаемого Алексея Ильича Осипова, например, то сейчас, конечно, этого мало. То есть этот формат должен быть, вот все пришли и послушали Ужанкова. Но надо потом сесть и поговорить, понимаете, потому что у каждого свой вопрос. Вот это тоже обязательно, вот этот круглый стол с чаепитием, понимаете, вот это продолжение в общении людей, которые объединены, конечно, главным. И я прекрасно помню о том, что главное совершается в храме и это Евхаристия. А культурно-просветительский центр, вот эта культуротворческая деятельность Церкви – объединительная, научительная – это как из одного корня, вот этого евхаристического, разрастающиеся бутоны и цветы. Но это прекрасно.
А. Пичугин
– Спасибо большое, спасибо за этот разговор. Время наше подошло к концу. Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня был протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке. Я Алексей Пичугин...
М. Борисова
– Марина Борисова.
А. Пичугин
– Прощаемся, всего доброго.
М. Борисова
– До свидания.
Протоиерей Федор
– До свидания.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (08.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 5 зач., II, 22-36
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Есть ли в наше время люди, подобные апостолам? Или же это служение — атрибут исключительно древней Церкви? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
22 Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
23 Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
24 но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
25 Ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
26 Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании,
27 ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления.
28 Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим.
29 Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
30 Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
31 Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.
32 Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели.
33 Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
34 Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
35 доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
36 Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Книгу Деяний апостольских иногда называют Евангелием воскресения. С такой силой в ней делается акцент на том, что Иисус Христос действительно умер и восстал из мёртвых. Эта мысль выходит на первый план не столько благодаря многочисленным рассуждениям, сколько деяниям апостолов. Другими словами, если бы не было Пасхи Христовой, ученики Спасителя не смогли бы совершить тех дел, о которых говорится в книге. Они не пошли бы проповедовать Евангелие. Скорее всего они просто перестали бы существовать как группа. Разбежались бы. Каждый пошёл бы по жизни своей дорогой.
Вместо этого мы видим небывалый энтузиазм и воодушевление. Не слишком образованные, провинциальные, без всякой финансовой и административной поддержки, вопреки запретам сильных мира сего, не обращая внимание на угрозу потерять свободу, здоровье и саму жизнь, апостолы говорят о Христе. О том, что Он воскрес. Само по себе это действие — яркое свидетельство истины их слов. Это яркое свидетельство того, что их вера живая. Её подпитывает мощный источник. Сердце апостолов будто наполнено огнём, жар от которого чувствуют и они сами, и о окружающие. Это энергия божественной благодати. Она побуждает учеников говорить о Своём Учителе, а людей слушать их и принимать всё сказанное с доверием.
Бог устроил человеческое существо таким образом, что, если Божественная благодать наполняет наше сердце, её невозможно скрыть. Её невозможно спрятать от окружающих и сделать своим личным достоянием. Она жаждет излиться наружу — побуждает нас делиться этой радостью с другими. И этому позыву невозможно противиться. Даже если существует угроза физической расправы или смерти, сила Божия такова, что её невозможно удержать. Древний пророк Иеремия очень красноречиво свидетельствует об этом: «Ты влёк меня, Господи, — и я увлечён; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог». Не мог пророк не говорить о Боге своим соплеменникам. Несмотря на то, что они смеялись над ним и гнали его. Как говорил Христос в Евангелии, «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, но [ставит её] на подсвечнике, чтобы входящие видели свет».
Важный духовный принцип следует из этого. Если мы Божии, если Его благодать живёт в нас, мы не можем не свидетельствовать о Нём. Это не означает, что мы должны с каждым встречным говорить о Боге, доказывая истинность христианства. Внешне наша жизнь может быть волне обычной. Работа, семья, бытовые обязанности. Однако если человек стремится, подобно апостолам, не просто говорить о Евангелии, но исполнять Его, жить им, искать волю Божию и служить своим ближним, даже самые привычные и рутинные дела, которые он совершает, преображаются. Господь наполняет каждую нашу мысль, каждое наше слово и поступок светом Своей благодати. И так делает нас живыми свидетелями и проповедниками Своего Небесного Царства.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
У нас в студии был клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид Кургузов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, как после работы программистом и эстрадным режиссером пришел к решению стать монахом и священником.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником Святой Пасхи. Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. В студии приветствуем вас мы, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. Добрый вечер.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Здравствуйте.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Давид, напомню и нашим слушателям, что в этой программе, которую мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек, мужчина, дерзает служить алтарю и видит это своим главным и единственным служением. Это всегда, как нам кажется, путь вопросов, путь поиска, иногда сомнений или преодоления каких-то сомнений. И, наверное, на этом пути есть не только вопросы, но и ответы. Какие размышления, какой опыт о Боге, о жизни, о церкви на этом пути возникал, это очень интересно. И нам представляется, что это может войти в резонанс с теми вопросами о жизни, которые есть у наших слушателей. А они разной степени церковности, кто-то уже ходит в церковь, кто-то, может быть, только присматривается к религиозной традиции со стороны. Вот об этом поговорим. Мы до начала нашей программы с вами начали уже о вашей биографии рассуждать, вы стали рассказывать. Там виражи крутые, достаточно сказать, что по первому образованию вы программист, а по второму — режиссер эстрады, вы закончили ГИТИС эстрадный факультет как режиссер. Если переход из программирования в творчество в принципе не такой уж редкий в нашей жизни, то ваш следующий переход после эстрадного факультета ГИТИСа через какие-то, видимо, этапы к священству и к монашеству — вот это уже вираж. Это уже само по себе интересно. Расскажите, как это получилось, каким путем вы в этом смысле шли, на какие важные, может быть, вехи и этапы этот путь для вас распадается.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, в конце обучения, это был четвертый-пятый курс, всего пять лет всего мы учились...
Константин Мацан:
— В ГИТИСе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Четыре года актера и пятый год режиссера. И на четвертом курсе как-то так сложилось, что я стал замечать явно, что Бог принимает личное участие в моей жизни. Встречались какие-то люди, появилась одна театральная постановка по христианским мотивам. Мой друг, тоже выпускник этого же факультета, Читрани Николай поставил с нами по книге «Школа для дураков» Саши Соколова спектакль, «Те, кто пришли» мы его назвали. Он длился четыре часа, три отделения, ни разу не уходишь со сцены, такой современный был спектакль. И там было очень много христианских смыслов, там были даже цитаты из апостола Павла. И уже стал, я помню, о чем-то задумываться и стал видеть, как совершенно из ниоткуда в моей жизни появляются люди точно, как мне нужно. Совершенно ясно я понимал, что это невозможно, я не мог бы это сделать сам по какому-то заказу. В очередной раз сел и крепко задумался, что, наверное, я бы хотел с Богом как-то познакомиться.
Константин Мацан:
— А до этого вы никакого отношения к религиозному мировоззрению не имели?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— До 27 лет я абсолютно трезво считал, что все священники это толстые негодяи на больших черных джипах, которые обирают народ, а церковь это какая-то организация по тому, как этот весь отъем денег у населения официально оформить.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас многие у радиоприемников стали прислушиваться особенно к дальнейшему ходу нашего разговора.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это была ясная формулировка, это был ни какой-то стереотип. Понятно, что, может быть, из интернета, но тем не менее. Некое воспитание, конечно, большей частью заложила мама. Когда я задумывался, я думал, что что-то, наверное, есть. Были какие-то маленькие попытки всяких практик, думал, читал какие-то книжки, может быть, больше про восточную религиозную традицию. Но когда уже сел и понял, что Бог лично принимает участие в моей жизни, я крепко задумался, и сложилось несколько важных вещей. Первое: мама все детство нас возила по Золотому Кольцу, хочешь — не хочешь два раза в год мы ехали во Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский. Очень забавно, как она все время вспоминает: помнишь, когда тебе было два года... Я говорю: мама, это невозможно вспомнить, когда мне было два года. Видимо, это пространство храма, иконы. Мы раз в год обязательно ходили смотреть иконы Рублева в Третьяковскую галерею. Это было обязательно.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Константин Мацан:
— То есть мама была человеком церковным?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она воцерковилась позже.
Кира Лаврентьева:
— Она была культурным человеком.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она все время искала, всю жизнь, и всю жизнь, что она живет в Москве, даже еще в Подмосковье когда жила, она ездила смотреть иконы Рублева. Это у нее была такая тяга, просто она была не оформлена, но этот культурный аспект вообще не был никаким препятствием. Когда я первый раз зашел в храм, чтобы в каком-то смысле молиться Богу, у меня не было какого-то препятствия от обстановки. Немножко стыдно было перекреститься по первой. А иконы, архитектура — совершенно никаких проблем. Потом эти христианские смыслы и спектакли. А потом я понимал, что я крещенный человек, в шесть лет меня крестили в 91-м году. Один из ста я был крещенных.
Константин Мацан:
— У меня та же история в том же году.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Храм Всех святых на Соколе, довольно известный храм, я помню, что мы с братом, ему было одиннадцать, мне шесть, вышли во время крещения, потому что ничего не понимали, идет совершенная не ясная процессия. И когда пришло время окунать в купель, бежали за нами на улицу, чтобы нас забрать. Это сыграло свою роль. И эти встречи. Еще была такая мысль, что Церковь на Руси существует тысячу лет и уже неоднократно ее пытались каким-то образом разрушить, то внешними, то внутренними силами. Я подумал, что, наверное, надо с Церковью познакомиться поближе. И первое, что я сделал, я начал поститься. Проходил Великий пост, и как человек высокоорганизованный, я решил согласно монастырскому календарю пройти этот пост. Открыл его записал, надел крестик, церемониально, заходя в какое-то кафе, спрашивал, есть ли у вас постное меню, пожалуйста. Когда увидел у какого-то моего собеседника крестик на шее, а он ел что-то непостное, я очень акцентировано делал ему замечание. Ужасное фарисейское поведение. Посередине поста даже умудрился попасть первый раз на богослужение, это была литургия Преждеосвященных Даров на Подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, шесть часов, ничего не понятно, очень долго. Я то сидел, то стоял, то выходил, то еще что-то, но мне понравилось. Может быть, кстати, я понимал, что происходит что-то мне близкое. Я понимаю, что вообще богослужение в православной церкви выросло в чем-то из каких-то античных мистерий, в том числе. Мне понятна механика, как режиссеру.
Константин Мацан:
— А смотрите, важный момент. Вы так легко сказали, что в какой-то момент события стали легко происходить, все одно к другому как будто подходит, и это дает идею, мысль того, что Бог здесь действует. Но можно же все это и без Бога было бы проинтерпретировать. То есть была, видимо, настроенность сознания на то, чтобы, через идею Бога, через участие Бога это объяснить. Ведь это вовсе не обязательно. Или и в правду что-то заставляло вас подумать, поверить, что именно Бог, Личность здесь действует, что это не стечение обстоятельств? Или это чувствовалось как-то, что возникает кто-то новый в жизни, а не просто стечение событий?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— На тот момент я могу так вспомнить, мне кажется, я стал потихонечку встречаться с отдельными частями Евангельского учения. И их высота показалась мне совершенно невозможной и безличностной. Не может человек подставить другую щеку, исходя из каких-то будущих выгод. Я вот сейчас смирюсь, и вселенная мне пошлет...
Кира Лаврентьева:
— Вселенная.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Она же такая добрая, пошлет что-то, что мне поможет в жизни. То есть эта высота, которую я не встречал нигде и никогда, противоречила всему, что происходит вокруг. Как это вообще возможно? Зачем это делать? И я понимал, что это безличностно невозможно. Это только возможно в каком-то общении человека с Богом. Я тогда никак не мог его называть, даже боялся как-то обратиться. И этот первый пост я не обращался к Богу, вообще никак не молился, ничего не делал, даже не крестился — ничего. Я просто соблюдал определенные правила питания. Наверное, эта мысль была самая главная. Самое главное событие, которое произошло, которое вообще все перевернуло — это была Пасха.
Константин Мацан:
— После того первого поста.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно верно. Я все время жалею, что много людей приходят к Богу оттого, что у них произошла какая-то трагедия, болезнь, утрата близкого, что-то такое. Наверное, Бог видит мое малодушие и привел меня в церковь через радость. Не было никаких событий. Когда люди узнают, что я монах, священник, особенно раньше, когда я был чуть-чуть моложе, говорят: а что случилось? Все прекрасно. Я пришел на первую Пасху, подумал, что я постился, мне надо как-то завершить этот пост. Как-то. И решил, что надо сходить на ночную службу в храм. Это Благовещенский храм в Петровском парке покойного отца Дмитрия Смирнова. Я первый раз в жизни его тогда увидел. С точки зрения обычного человека это было ужасно, было душно, много людей, ходила какая-то бесноватая между людьми, заглядывала всем в глаза в широкой шляпе с белыми полями. Все плохо.
Кира Лаврентьева:
— Как режиссер вы все это, конечно, тонко заметили?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, конечно, я же смотрю, кто где движется, что делается. Это автоматически происходит, даже сейчас, может, даже к сожалению. Но в конце, даже в середине этого процесса, а во время службы отец Дмитрий вышел и что-то грозно с амвона всем говорил, я, к сожалению, не слышал, далеко очень стоял, но я вдруг понял одну мысль, самую главную, — я дома.
Кира Лаврентьева:
— Потрясающе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я даже хотел дерзнуть пойти причаститься Святых Христовых тайн, ничего не понимая, три раза вставал в очередь, складывал ручки на груди, пытался петь тропарь Пасхи, не понимая до конца, что там за слова, и три раза выходил, думая, что-то я не то делаю. И понял, что там истина, там Тот, с Кем я хочу быть, мне надо туда. И дальше этот процесс пошел как по маслу.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, мы еще раз поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Христос Воскресе! Сегодня у нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Как символично мы сегодня в нашем разговоре тоже подошли к Пасхе и к входу в лоно святой Церкви отца Давида, и это действительно чудо. Как дальше продолжался ваш путь? К причастию, как я понимаю, вы не подошли?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нет. Слава Богу, не дерзнул. Причем, там были знакомые мои люди, это было в районе, где я вырос практически. Метро Динамо, а я вырос на метро Аэропорт.
Кира Лаврентьева:
— Это где отец Дмитрий Смирнов покойный как раз был?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно, он самый. Самый ближайший храм это был для меня. Потом у меня встал вопрос, что делать дальше, он встал ребром. Я думал, все я понимаю, что дом здесь, что нам делать? Естественно, пошел разговор о том, как первый раз исповедоваться. Мой друг подсказал, есть такой священник отец Александр Борисов, он на протяжении лета, или может быть не только лета, вечером в пятницу принимает всех желающих, доступный батюшка, кто с вопросом, кто с исповедью. Так как, наверное, не было больше никаких вариантов, я в один из пятничных вечеров, предварительно что-то почитав, написав небольшой списочек, к нему пришел. Он совершенно не пытался никак меня вразумить, просто сказал: вот это надо читать. После этого была первая подготовка ко причастию. Наверное, я не могу сказать, что это было какое-то особое впечатление, потому что Пасха уже была до этого, потом это стало некой нормой. Причащаться я стал практически сразу каждое воскресенье, это стало чем-то совершенно необходимым в жизни. Без этого невозможно было жить.
Кира Лаврентьева:
— Как на все это ваше окружение отреагировало?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Так как человек, который быстро воцерковляется, пытается всех окружающих заставить заняться тем же самым, некоторые мои друзья хотели отвести меня к психиатру либо к какому-то такому специалисту, говоря, что ты в секте, все с тобой понятно, надо тебя лечить. Потому что ты начинаешь всем эту радость пытаться передать и говоришь достаточно резко. Ты же познал истину, надо всем ее донести. В той сфере, в которой я тогда работал, а это организация, режиссура мероприятий частных, больших, разных, это достаточно контрастно выглядело, везде ты начинаешь искать повод заявить что-то из того, что ты узнал.
Константин Мацан:
— Помиссионерствовать.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. И поэтому первый год прошел с боями. Мама моя, тогда еще не воцерковилась, она не очень приняла то, что происходило. Она через год-два воцерковилась и тогда...
Кира Лаврентьева:
— То есть вслед за вами.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, но я не повлиял никакими своими словами. Наверное, сам факт повлиял как-то на нее, что это произошло. И, наверное, она из-за этого задумалась, в разговоре это звучит так, по крайней мере. И потом постепенно сами собой стали шаги складываться. Естественно, когда молодой мужчина, тогда мне было 28 лет, встает вопрос о семинарии, наверное, ты сможешь стать священником. Практически все молодые мужчины или ребята, все такого возраста, скажем, старше восемнадцати, и, наверное, до пятидесяти, задают себе вопрос: наверное, ты сможешь стать священником. Потому что священников у нас нехватка в Русской Православной Церкви.
Константин Мацан:
— А этот вопрос для вас изнутри рос, или человек, попадая в окружение, молодой верующий...
Кира Лаврентьева:
— Горящий неофит.
Константин Мацан:
— Да, горящий, почему бы не в семинарию, не в священство. Сразу по умолчанию предполагается, а куда еще, только туда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это с двух сторон. С одной стороны, об этом говорят, а с другой стороны, появляется некая тяга к богослужению. Я практически сразу в себе это обнаружил, я очень быстро научился читать на церковно-славянском языке. Следующий пост меня потерпели мои, как назвать этих любезных людей — клирошане. Я-то не был, а они были, они давали мне читать псалтирь на Великий пост, но это было ужасно. Но они меня терпели пару недель, потом достаточно быстро стало все получаться. Тяга у меня точно сразу появилась, она до сих пор не остывает, это, наверное, это был один из поводов задуматься о монашестве серьезно. Эта тяга с одной стороны, непосредственно каким-то предметом, потому что хочется быть перед престолом Божиим, какое-то необъяснимое желание, хочется находиться внутри этого пространства, когда оно не наполнено ничем, кроме славословия Бога, молитв покаяния, спокойствием людей, их личной молитвой, соединенной с церковной. Все это, наверное, одно из лучших дел, которые по моей душе. Наверное. И плюс об этом говорят, напоминают тебе все время: ой, наверное, был бы хороший батюшка. И в этом ты находишься все время. Поэтому мысль сама собой появляется.
Кира Лаврентьева:
— Тут отец Давид, какая грань, у вас же очень хорошая профессия была. Вы же уже были состоявшимся человеком, вам не было ни 17, ни 18, вы не думали о выборе жизненного пути.
Константин Мацан:
— Даже не 19.
Кира Лаврентьева:
— Выбор жизненного пути, как некая проблема, вообще не стояла в вашей жизни на тот момент.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому вот тут-то и вся загвоздка, как вы отошли от такой хорошей успешной профессии, в которой вы были не последним человеком, как вы отошли от этого, полностью отказались? И мало того, что вы стали священником, вы же монахом стали — вот гвоздь нашего вопроса, нашей программы сегодняшней?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Кстати, как интересно, когда отказываешься от этой профессии, от жизни в Москве, достаточно сыто живешь, и приходишь в православную церковь, и вдруг твой стереотип, что все священники богатые, толстые негодяи на больших черных джипах...
Кира Лаврентьева:
— Развеивается моментально.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Абсолютно разбивается.
Кира Лаврентьева:
— Особенно, если по России поездить, посмотреть, как живут священники, с поминального стола питаясь, и собирая по копейке на ремонт храма.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Наверное, внутри работы произошел такой перелом. Так как режиссер эстрады и вся эта профессия подразумевает большое количество неоправданного праздненства, это постепенно стало так неинтересно. Я все время в этом что-то искал, я помню, что пытался наполнить смыслом какие-то эстрадные постановки, праздники. Но когда ты с начала октября по конец февраля какого-то года каждую неделю говоришь: с Новым 2013 годом! Или что-нибудь такое. А потом ты приходишь на литургию или открываешь Евангелие или молитвослов, и там какой-то смысл, а здесь он не очень находится. Наверное, это постепенно стало вытеснять, и я просто перестал понимать, что я делаю и зачем, и деньги перестали играть какую-то роль. Был какой-то страх, как же я откажусь от работы. Именно поэтому так получилось, что я оказался в Сызрани, потому что я не мог отказаться от работы. Московские духовные школы на заочное брали только либо уже священников, либо монашествующих. А я вроде и молодой, мог бы поучиться на очном, но я не стал, поэтому поехал учиться в Самару по знакомству. Наверное, нет такого красивого момента, что я отказался от всего. Просто мир стал терять свой смысл: а зачем? Зачем слушать вот эту музыку. Мне иногда попадается, что я слушал в студенчестве, думаю: зачем я вообще этим занимался? Все так неинтересно. На страницах Евангелия, внутри богослужебных текстов, в участии в социальных делах, в участии в каком-то чужом горе столько насыщенности, столько наполненности. Например, люди спросят: смотрите вы какой-нибудь сериал? У нас монастырь в городе, каждый Божий день к нам приходит какой-то человек с совершенно тупиковой ситуацией, полностью. Зачем мне какие-то выдуманные истории, если я постоянно нахожусь в том, что у людей такие проблемы.
Константин Мацан:
— Это как-то, по-моему, одного митрополита пригласили посмотреть филь Николая Досталя «Монах и бес» про жизнь монаха в монастыре, и митрополит ответил: да нет, я смотреть не пойду, я этот фильм и так каждый день смотрю у себя в монастыре просто по жизни — монах и бес.
Кира Лаврентьева:
— Так и есть. Мы, конечно, не будем спрашивать о тайнах внутреннего выбора, Промысла Божия.
Константин Мацан:
— Ну, а все-таки спросим.
Кира Лаврентьева:
— Прикровенная история. В нашей программе крайне сложно иногда эту черту соблюсти, не переборщить с вопросами. Отец Давид, этот выбор радикальный действительно осуществился потому, что кроме Христа и церкви вам перестало быть что-то интересным. Правильно я понимаю наш разговор?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это было бы смело так говорить.
Кира Лаврентьева:
— Зато это правда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Что насколько святоотеческим был выбор. Наверное, толчком был следующий эпизод. Почти когда мне исполнилось 30 лет, на тот момент я уже уехал из Москвы к другу священнику в Подмосковье, чтобы помогать ему восстанавливать приход, был там три года. Я уже учился в Самарской семинарии на заочном, ездил на учебу и все время задавал себе вопрос, надо как-то определиться, либо жениться, либо монашеский путь. Достаточно утомительно, появляется на приходе какая-нибудь молодая барышня в длинной юбке, глазки в пол, такая кроткая. Тогда я еще не знал, что, по святителю Василию Великому, миловидность обманчива, а красота суетна — эту истину надо юношам вешать над выходом из дома или из своей комнаты обязательно. Ты все время, раз в несколько месяцев ты влюбляешься или какие-то переживания романтические испытываешь. Мне это очень надоело, и я сказал: давайте этот вопрос как-то решать, надо понять, либо жениться, либо все-таки монашество.
Константин Мацан:
— Вы сказали это кому?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Священнику, у которого я был, который мне помог в Самарской семинарии, меня туда наставил, что мне надо туда. Он помог, сказал: хорошо, давайте решим тогда, что надо попробовать монашескую жизнь. Я же не был до этого ни разу в монастыре, не жил, не послушался. И меня отправили в Сызранский монастырь, месяц побыть, посмотреть, что как. И оказалось, что это опять что-то родное и опять же дома, и все замечательно. Не в смысле, что какой-то курорт. Ты самый последний человек, тебе надо со всем смиряться, вроде как ты образованный из Москвы, такой весь умный. Сызрань. А это дом. И это очень повлияло на выбор.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в Сызрани. У микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, Христос Воскресе!
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Кира Лаврентьева:
— У нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к священству и к монашеству отца Давида, и разговор этот необычайно интересен, как нам кажется.
Константин Мацан:
— Как мама среагировала на такое увлечение монашеством?
Кира Лаврентьева:
— Радикальное увлечение.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Я не ставил ее в известность, если честно.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Принимая иноческий постриг, я ее не предупредил. Я знал, что я не готов к этому разговору. На тот момент она уже была воцерковленным человеком, она вообще стала очень верующим человеком. Но я понимал, что для нее это очень тяжелое решение. Тем более представлял себе картину, что все, мы расстаемся навсегда. Сейчас я стараюсь ее достаточно часто навещать по разным поводам, то Рождественские чтения, то еще что-то. Поэтому она говорит потом, что я чувствовала, что что-то происходит, но разговор состоялся после. И это какая-то радость сквозь слезы, катарсис, выражаясь театральным языком. То есть она это полностью приняла сейчас, естественно, немножечко хвалится этим в среде своих друзей церковных, что вот у нее сын священник, монах. Но это был процесс. Когда был переход, она восприняла это с трудом, но с радостью.
Константин Мацан:
— А был момент, когда первые неофитские розовые очки спали и начались?.. Как сказал один мой знакомый священник про другого молодого на тот момент, только-только рукоположившегося священника, который по сорок минут исповедовал каждого к нему пришедшего. И опытный священник на это сказал: это пройдет, у него еще просто поповские будни не начались.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Я не помню этого момента. Я сейчас сравниваю с тем, что ты испытываешь в начале священства. Есть разные воззрения на то, что Бог дает какую-то излишнюю благодать, чтобы ты мог нестись, летать и все делать. Я думаю, что Господь очень доходчиво мне объяснил, что надо немножечко сбавить болезнь спины и поэтому нет никакой возможности исповедовать людей целыми сутками, надо себя немножко беречь, потому что можно потом и не встать. Я думаю, это такой технический у нас с Ним был разговор, Он знает, что я человек конкретный и мне надо конкретно объяснять: это делай, это не делай. И Он меня так вразумил, это, может быть, не духовный момент был, но, мне кажется, очень доходчиво.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, отец Давид, в этом смысле сразу у меня вопрос возник один. Вы сказали, что вы вообще принимали решение о монашестве, я так понимаю, что это был ваш духовник, с человеком, который помогал вам устраиваться в Самарскую семинарию. Мы знаем, что есть несколько разных видов окормления, есть Лаврская традиция отца Кирилла Павлова, есть еще разные традиции, есть строгие, есть нестрогие. Вы так упомянули, что вы человек конкретный. Получается, что вам ближе конкретные благословения, конкретные указания? Или нет? Или вам скажут, делай, как делал отец Кирилл Павлов. Его спрашивают: батюшка, как мне поступить? А он говорит: а ты как хочешь поступить? Вашей душе, как ближе и как ближе вашей пастве, которая ходит к вам на исповедь? Какая традиция ближе вам в исповеди других людей? Что логично?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Думаю, что и мне и людям, которые считают, что я могу что-то посоветовать, все-таки надо давать свободу. Наверное, в этой конкретике, скорее, это мои личные отношения с Богом, не в смысле, что я требую от Него что-то конкретное.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, о чем вы говорите.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Но этот разговор наш с Ним происходит через конкретные события. В течение жизни, когда я сейчас вспоминаю, что происходило, я понимаю, что все событийно.
Кира Лаврентьева:
— Все очень четко.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Режиссер, что поделать, профессиональная деформация. Но в разговоре с человеком нужно давать свободу. Когда я думал, что я хочу в монастырь, отец Иоанн Депутатов из Шатуры не говорил, что я выбираю тебе, благословляю, такого не было. Мы думали, даже был какой-то жребий, думали, в какой монастырь. Но как-то так случилось... Я помню, он меня сам спросил, вы мне доверяете, если я вам скажу, куда ехать? И мой был выбор, доверять, не доверять. Я мог сказать, что нет, я хочу в Оптину, там такие старцы, меня всему научат. Он меня спросил, я помню этот разговор: вы доверитесь моему выбору. Я сказал, что да, я доверюсь. И доверился. У нас почему-то такая есть школа, что должна быть какая-то инструкция, что священник это человек, который тебе дает пророчество, что не священник это человек, который эти пророчества должен воспринимать и выполнять. Это очень часто происходит.
Кира Лаврентьева:
— Знаете, отец Давид, все-таки тут традиция исихии, которая церкви нашей не чужда, стала основополагающей.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— В монашестве.
Кира Лаврентьева:
— Вспомним отца Иосифа Исихаста, у него настолько было все строго. Читаешь «Моя жизнь со старцем Иосифом» архимандрита Ефрема Катунакского, у тебя просто волосы встают дыбом. Но на самом деле ты видишь в этом тоже благодать, «дай кровь, прими дух», это тоже некоторая соль земли горстка его послушников. В итоге они разошлись по миру и основали множество монастырей, принесли огромный, сторичный плод за свое окормление строжайшее. То есть все-таки кому-то, возможно, это нужно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. Абсолютно. Но у каждого креста свой размер, нельзя взваливать на человека крест. Кому-то, например, нужно читать Иосифа Исихаста, а кому-то, например... Мы с друзьями-священниками сделали в телеграмме канал «Соборяне», и мы просто делимся кружочками, обсуждаем какие-то нас волнующие тему. Многие люди пишут, что мы слушаем ваших соборян и сами начинаем о чем-то думать. То есть человек должен думать, смысл пути исихаста не в том, что это обязательная дорожка, которая тебя гарантированно приведет.
Кира Лаврентьева:
— Приведет к спасению.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— А в том, что ты будешь смиряться. Ведь смирение не в том, что человек должен себя в рубище одеть. Самый простой путь смирения это семья, в этом послушании. В монастыре та же самая семья. Когда я приехал в монастырь, у меня был такой искус, наверное, редкий из опытов исихии, когда садишься в электричку Самара-Сызрань после сессии в семинарии и уезжаешь в Сызрань, как бы навсегда, вроде бы. Я садился в эту электричку, и мне внутренний голос, понятно, от кого, говорит: какая Сызрань, ты москвич, у тебя два высших образования, ты зарабатывал такие деньги, Сызрань. Я вцепился руками в сумки, просто вцепился, сел в эту электричку, и как только двери захлопнулись, все пропало. Всё, я спокойно поехал. Такой опыт тоже нужен. Но ты приезжаешь, ты с образованиями, а там монастырь провинциальный, и ты там последний человек, смиряйся, иначе ты просто без Бога ходишь там, нос подняв, что эти все ничего не знают, по-славянски толком не читают, что они там знают. Нет, будь добр смиряйся, если ты хочешь любить, смиряйся.
Кира Лаврентьева:
— Получается, что истинное смирение для монаха понятно, в монастыре, а для семейного человека, в семье. Вопрос усмирения собственной самости, о том, чтобы отойти от ветхого человека в общении с каким-то строгим или нестрогим духовником, для семейного человека не стоит. Правильно? При правильном подходе человек и сам от собственной самости освободится, если он будет служить ближнему своему. Так ли это?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не сам. Бог точно определяет человека.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, все это с помощью Божией, естественно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У нас в монастыре сейчас четыре священника монаха, игумен и трое иеромонаха. Мы очень разные, один строгий, серьезный такой; один мягкий; один просто ничего не говорит на исповеди никому; один пытается добиться результата психологически. Мы очень разные.
Константин Мацан:
— А вы какой? Кто вы из этих трех?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не буду рассказывать. Мы меняемся периодически.
Константин Мацан:
— Ротация происходит.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И получается, что когда Великий пост или какой-то промежуток, человек решил, что ему надо попасть на исповедь, я вижу, как человек двигается, куда ему нужно, как Бог его двигает, я видел это много раз. Человек пришел... Мне сами говорили люди, что они пришли, знают, что вот этот строгий и не хотели к нему попадать, хотели к мягонькому, чтобы он по головке погладил и все простил. А так выходит, что к нему надо, как-то и не стояли туда, но что-то кто-то ушел, кто-то застрял, и надо к нему идти, и они идут и потом счастливы, говорят: это то, что мне было нужно. Это и было для меня самое главное открытие, что Бог не набор правил, не книга, Он Личность, Он с нами общается, Он с нами взаимодействует, ты только руку протяни. Я помню, как я сидел под Сикстинской капеллой в Риме и смотрел на эти нестыкующиеся пальцы Адама и Бога полчаса, потом только понял, что это и есть то место, когда человек выбирает Бога или грех. И это самая важная иллюстрация. Мой выбор, я выбираю, моя свобода, но я могу не выбрать. Если эту свободу отнять, то не имеет вообще ничего смысла. А приобретение этих качеств — путь, вы сказали все правильно, и в семье можно и на работе, и в армии, и где угодно, куда Бог тебя поставит. Если ты сам пришел, напросился на крест... Как детям, хороший фильм «Мой крест», напросил себе крест, ну, извини, пожалуйста, попробовал, лучше свой, какой у тебя есть. Самый желанный и любимый крест тот, который на тебе.
Константин Мацан:
— А то, что вы рассказали про искушение, когда какой-то голос, понятно, что не чувственный, не физический голос вы в себе слышали, а мысль приходит, куда я еду, у меня два высших образования, я состоявшийся человек — и Сызрань. Даже слово в этом контексте не привлекательное, какое-то провинциальное. Так можно почувствовать, понятно, что замечательный город и тут нет никаких иных коннотаций. А как определить, что этот голос не сверху, а снизу? Кто-то скажет, что это же здравый смысл?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У меня такой критерий выработался. Я не могу быть на первом месте. Как только мой внутренний голос или мои собственные мысли или то, что я делаю, является тем, где я на первом месте, это точно не от Бога. Потому что я не может быть первым, это невозможно.. Мы может быть вместе с Богом, а я невозможно. И Сызрань действительно замечательный город, прекрасные люди там.
Константин Мацан:
— Здесь никаких сомнений.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Особенный юмор, я убеждаюсь, что юмор это что-то Божественное. Полюности я шутил над тем, что Сызрань это в глубине глубинки.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас жители Сызрани не поняли, конечно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— С жителями Сызрани мы с большинством знакомы, у нас небольшой город, всего сто пятьдесят тысяч.
Константин Мацан:
— Есть города, у которых в самом названии есть что-то ироничное.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, да, да. Если вы помните, какое-то количество лет была Караганда из анекдота, потом еще что-то, а потом в начале, в середине нулевых по телевизору в КВН, если хотели про глубинку сказать, стали говорить Сызрань. Мы это подхватили. И о чудо, именно Сызрань стала тем городом, где я подвизаюсь. Это Божественно, это почти как жираф или гиппопотам, настолько же здорово и Божественно.
Константин Мацан:
— Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Помню, была на позднем советском телевидении программа «Веселые ребята», которую делал Андрей Кнышев. В тот момент везде гремела песня «Комарово», и авторы этой программы, как бы пародируя жанр соцопроса на улицах, подходили к какому-то человеку на улице, который, само собой разумеется, был актером, это не скрывалось, это была игра. И человек говорил: что из каждого утюга Комарово, Комарово, Комарово, что, нет других городов, я вот, например, из Сызрани. Я помню, что это название города меня тогда вдохновило, я тогда впервые его услышал и запомнил. Какие в этом смысле особенные искушения преодолевает священник и монах? Вы рассказали о первом искушении, ехать — не ехать, и мы заговорили о розовых очках, которые спадают. В чем вы сегодня не равны себе десять лет назад, как священник и христианин.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, одно из самых тяжелых искушений для священника и монаха это не вдаваться сильно в какие-то утешения.
Константин Мацан:
— Это как?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, например, я знаю, что я очень сластолюбив. У меня даже есть такая маленькая болезнь, если я открываю шоколадку и начинаю ее есть, следующее, что я помню, как я доедаю последний кусочек.
Кира Лаврентьева:
— О, точно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо не открывать шоколадку. Это для священника и монаха довольно тяжело, потому что народ у нас очень добрый. Сызрань — город, наполненный верующими людьми, которые хотят подбодрить и сладкое приносят, каноны у нас наполнены сладостями, и сладкое в доступе. Если его даже чуть-чуть каждый день есть — это катастрофа, это достаточно тяжело. Хочется как-то утешиться, ты наслушался за день чужих проблем, включился в какие-то всем сердцем, в какие-то не всем сердцем. Потом...
Константин Мацан:
— Эндорфины нужны.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нужны не эндорфины, а дофамин, который лучше, да?
Кира Лаврентьева:
— Там целая система.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наоборот дофамин это легкий, который шоколадки, а эндорфин это занятия спортом, еще что-то, которые лучше.
Кира Лаврентьева:
— Они вырабатывают серотонин, гормон счастья.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо себя понуждать каждый день не скатываться в это простое утешение. Оно может быть и разным для церковных людей и это легко: побольше поспать, с кем-то побольше поговорить, поболтать. Постоянно ты с этим сталкиваешься, потому что хочется облегчить вроде, а на самом деле это иллюзии. Каждодневный труд, сизифов труд, наверное, одно из самых сложных искушений. Как отец Дмитрий Смирнов, мой очень горячо любимый человек, мы с ним немножко были знакомы, говорил, что из ста людей тебя услышат двое, ты увидишь это собственными глазами. Почему многие священник перестают так активно проповедовать, проводить длинные беседы? Потому что действительно из ста человек тебя услышат только двое. За пять лет огласительных бесед, последний год я не так интенсивно их веду, а четыре года я вел в монастыре огласительные беседы. Монастырь у нас один в городе, крестим мы треть людей в городе. Соответственно, я посчитал, за четыре года я побеседовал на огласительных беседах где-то с тремя с половиной — четырьмя тысячами людей. Как вы думаете, сколько из них я еще видел в храме?
Кира Лаврентьева:
— Ну да.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— По пальцам рук, ног, чуть больше, то есть меньше одного процента. Руки могут опуститься, и все время приходится себе напоминать, что ты делаешь это не для того, чтобы у тебя показатели росли, а потому что Бог тебе сказал это делать. Он сказал: делай, ты можешь говорить, говори, можешь молиться, молись, делай. Не важно, что будет дальше. Это для священника, наверное, самое сложное испытание.
Константин Мацан:
— Мне кажется это вообще универсальный рецепт для любой деятельности по жизни. Делай дело Божие, а Бог сделает твое дело. Кто-то об этом тоже часто говорит, что надо прилагать усилие, делать свое дело, а результаты, количество просмотров и прослушиваний оставить Богу.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, если ты на себя трезво взглянешь... Я знаю, что я человек тщеславный, потому что в ГИТИСе это все разрослось, это профессиональная болезнь актерствующих и творческих людей.
Константин Мацан:
— И режиссерствующих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И режиссерствующих и поющих.
Кира Лаврентьева:
— И говорящих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я через день на неделе слышу: а, отец Давид, какой у вас голос замечательный. Могу на службе что-то такое спеть из Византийского, мы перешли как раз. Если ты понимаешь, что ты тщеславный, то ты понимаешь, что Бог, любя тебя, не пошлет смотреть на твой результат, потому что ты его примешь на свой счет: я провожу огласительные беседы, храм наполнился, я молодец. Зачем это? Поэтому, видя свои недостатки, ты понимаешь, как Бог действует. Вроде как простые слова, звучит слишком просто, но это очень помогает, каждый раз взбадриваться, что Бог работает, и ты работай.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно. Правда. Отец Давид, а есть ли такой момент, когда люди приходят в монастырь и хотят поговорить с вами, не как со священником, которому нужно приносить по сути свои грехи, может быть, спрашивать каких-то духовных советов, а на часы пытаются развести с вами психологическую беседу, по сути дела, бесплотную совершенно, как мне кажется. И что вы советуете в таких случаях другим священникам, может быть? И что бы вы посоветовали молодым священникам, семинаристам? Тут же тоже две крайности. Одна это младостарчество, когда нам кажется, что мы вообще все знаем, синдром молодого специалиста, как говорит Костя, исповедь на сорок минут. Ты с любовью ко всем, тебе кажется, что именно ты сейчас послан этим людям, чтобы наставить их на путь истинный. Это потрясающее, наверное, тоже состояние. А другая крайность, когда кажется, я вообще ничего хорошего тут сказать не могу, я буду молчать, прости, благослови, иди, больше не греши. Где здесь грань преломления? Знаю еще, что некоторые духовники и священники на исповеди, когда совсем не знают, что нужно человеку, что ему посоветовать, что сказать, просто стоят и за него молятся. И как показывает их практика, это самое эффективное средство коммуникации с человеком, между духовником и человеком на исповеди.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Доброе слово серебро, а молчание золото однозначно. Святой человек сказал. Промолчать всегда хорошо, лучше даже промолчать. Я поначалу, когда был молодым священником, ой, стыдно даже как, пытался все всем объяснить, второй неофитский был период. А потом я понял такую вещь, что человек из разговора с тобой вынесет, скорее всего, одну мысль. Да, не факт, что тебе нужно ее только сказать и больше ничего не говорить, так только такие подвижники духа, как в будущем, скорее всего, канонизированный Иоанн (Крестьянкин) тоже так делал, как его называли «скорый поезд со всеми остановками». Он всем говорил одну вещь и всё. Сравнивать нельзя и поэтому больше приходится что-то говорить. Очень важно, мне кажется, любому священнику понимать, что Бог через него действует. У меня был такой случай. Когда я вспоминаю его, убеждаюсь, что мои слова Бог в ушах другого человека исправит на нужные, если я не буду при этом пытаться повлиять на мир. У меня знакомая, я из общения с ней знаю, что она очень чувствительна на запахи, очень сильно. В каком-то разговоре несколько лет назад она мне стала жаловаться, что вот, я никак не могу выйти замуж, в этом то не так, в этом сё не так. Я тогда, еще будучи обычным мирянином, сказал ей: если тебе Бог пошлет такого жениха, в котором все будет как надо, как ты мечтала, но у него будут ужасно пахнуть ноги, пойдешь ты за него замуж или нет? И она задумалась. Проходит три года, и она мне пишет, тогда я уже стал священником: отец Давид, я так тебе благодарна, помнишь, мы с тобой говорили, что если мне Бог пошлет жениха, а у него все будет прекрасно, только у него будут кривые зубы, смогу ли я выйти за него замуж? Так вот я решилась, и он за месяц до свадьбы пошел и все зубы переделал, спасибо тебе. Я точно помню, что я говорил про один недостаток, она точно помнит, что я говорил про другой. Вот так. Смысловых слов в нашем мире два: Христос Воскресе. Все остальное это комментарии. В этих комментариях, мне кажется, Господь способен нас немножечко подправить.
Константин Мацан:
— Как-то была на Радио ВЕРА и не раз в программе замечательная психолог, заслуженная, очень опытная учитель и педагог Татьяна Воробьева. Всегда с потрясающими советами. Из последнего общения с ней я запомнил, она подсказывала родителям, как общаться с детьми, и мне кажется, это универсальный совет вообще для общения с людьми. Она говорит: не говорите долго, мысль свою выскажите кратко, дети долго не слушают, не воспринимают и не запомнят. Сказал два слова, повторил и забыл. Не повторяй еще раз, не разжевывай, не комментируй, без подробностей. Это может остаться где-то в сердце, в памяти, в душе. Это первое. А второе, что все обязательно с любовью. Начинать любой разговор с ребенком, как я ее услышал: слушай, что я тебе сейчас скажу, потому что я тебя люблю и я хочу, чтобы тебе было лучше, удобнее, благо. Эту мысль можно выразить разными словами, но главное, чтобы посыл был, а дальше коротко свою мысль. И всё, отстаньте от ребенка. Мне показалось, что это универсальный совет для общения со всеми людьми.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И детей точно приобнять надо при этом, сто процентов. В воскресной школе, у меня миссия такая, я ее руководитель, но я понимаю, что я прихожу туда для того, чтобы их обнять и послушать, это самое главное. Остальное само собой получается, разговоры и какие-то важные истины. Но это самое главное.
Константин Мацан:
— Последний вопрос, время наше подходит к концу, но очень интересно спросить. Вы как режиссер какое-то особое измерение богослужения видите? Потому что складывается ощущение, что человек, который ставил на сцене спектакли, потом и Богослужение созерцает как действие, но священнодействие, и видит, грубо говоря, в том некий архетип для любого театра вообще, но все-таки священный архетип.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Поначалу, когда воцерковлялся, я немножко все делил, само таинство меня очень сильно вдохновляло. Евхаристия стала важнейшим элементом жизни, но при этом все было немножко отдельно. Я расстраивался из-за того, когда священник ошибался в богослужении, делал даже замечания, такой был ретивый. А потом со временем это стало единым целым. Безусловно, есть вечернее богослужение, есть литургия, есть великопостное богослужение, но это стало каким-то единым и неделимым. Вроде можно выделить отдельно, есть иконы, есть текст, есть пение, есть возглас, есть ответ народа, лик, который сейчас заменяет хор. Но оно стало совершенно неделимым, единым целым. Мы же с вами знаем, что богослужение на земле совершается непрерывно, целый день. А спектакль, постановка, фильм имеет начало и конец, драматургия, развитие, потом схождение. В богослужении, если его понимать, если в нем немножко разбираться, если это твоя форма общения с Богом в том числе, она тебе близка, то нет начала и конец. Оно прерывается на время для того, чтобы мы могли не сойти с ума, и чтобы ноги наши выжили, мы могли на них стоять. Всё. А остальное всё непрерывно, единое целое.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в замечательном городе Сызрани был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Христос Воскресе!
Кира Лаврентьева и Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Константин Мацан:
— До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер