«Путь к священству». Светлый вечер с иеромонахом Фотием (Мочаловым)

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева —

К. Лаврентьева

— Добрый вечер!

К. Мацан

— Я — Константин Мацан. И с радостью представляю нашего сегодняшнего гостя — иеромонах Фотий (Мочалов), победитель телепроекта «Голос», насельник Свято-Пафнутьева Боровского монастыря. Добрый вечер, отец Фотий.

Иером. Фотий (Мочалов)

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Не первый раз вы у нас в этой студии, и спасибо вам за это огромное. И разговаривали мы с вами и про музыку, и про телепроект всем известный. А вот сегодня мы бы с вами хотели поговорить именно как со священником и пастырем о вашей встрече с Богом. Вообще в этих программах с Кирой мы уже традиционно говорим об этом именно со священниками, потому что кому, как не человеку, который принял решение служить Богу у алтаря, рефлексировать на эту тему, осмыслять встречу с Богом: как она произошла, что она даёт, как она меняет жизнь человека, и как жить после того, как она произошла? Вот на все эти темы с вами хотелось бы поговорить о вашем пути. Вы в одном интервью рассказывали, что крестились в семь лет и за собой повели родителей креститься. Наверное, то была такая детская вера, детская обращённость к Богу. А вот полностью, уже в полном смысле слова осознанная встреча с Богом как произошла — всё-таки тогда или это был какой-то другой эпизод в жизни?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Знаете, наверное в жизни каждого человека происходит какой-то мистический опыт, который индивидуален, всегда это по-разному. И все люди рассказывают совершенно разные истории, бывает, что люди читают просто Евангелие и вдруг их осеняет какое-то состояние благодати и присутствия Божия. У меня это было совершенно неожиданно, наверное, и уже в монастыре — да, ощущение именно благодати. Духовный отец мне посоветовал не распространяться о таких интимных моментах, потому что это, во-первых, сложно выразить словами, во-вторых, если ты начинаешь многим об этом рассказывать, ты как бы теряешь частичку этой благодати каждый раз и того сокровенного, что должно остаться только с тобой лишь. Я думаю, что в жизни каждого человека обязательно случаются такие откровения, когда он уже не умозрительно, а чувствует всеми фибрами души, что называется, присутствие Божие, Его взгляд, око Божие. И страх Божий — это не боязнь, это трепет, который ощущаешь именно при столкновении с благодатью. Насколько я понимаю ваш вопрос, встреча с Богом — это именно мистическим путём.

К. Мацан

— А почему вы упомянули именно про страх Божий, в связи с этим?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Потому что страх Божий — это, я думаю, состояние, когда ты всё время ощущаешь на себе око Божие, то есть взгляд Божий, что ты всегда под присмотром как бы, то есть ты понимаешь, что Бог всё видит, ты должен делать всё хорошо, по крайней мере осознавать, что если ты грешишь, то Господь всё это видит и знает, и ты от этого начинаешь молиться и просить у Бога прощения, потому что ты знаешь, что Он как Отец всё знает, всё видит.

К. Мацан

— Вот помните у Иоанна Дамаскина: «спасение между страхом и надеждой»? И мы часто, когда слышим слово «страх», пугаемся. Нам даже кажется, что христиане — это те, кто всё время говорят об этом страхе, что нужно бояться наказания, бояться какого-то воздаяния, а при этом апостол говорит «всегда радуйтесь». Как сочетается вот это переживание страха, о котором вы сказали — для меня неожиданно, именно в контексте встречи с Богом, но я понимаю, что для вас, как для монаха, это важный опыт, — и радость быть христианином.

Иером. Фотий (Мочалов)

— Да, радость — это значит не унывать. Не унывать в связи со своей греховностью, не падать духом, всё время вставать: падаешь — встаёшь, падаешь — встаёшь. Всё время ходить к духовнику и каяться, перед Господом очищать свою душу. И радость — это в Господе Боге нашем, в том, что всё, что ни делается вокруг нас, какие-то обстоятельства нашей жизни — нужно радоваться не только хорошим вещам — успехам каким-то, — но и радоваться тому, что что-то не получается, потому что потом оказывается, какими-то неведомыми путями узнаёшь, что Господь всё промыслительно так выстраивает, что даже если тебя что-то в данный момент не устроило, это лишь для того, чтобы тебя уберечь от чего-то более худшего, чтобы ты задумался, повременил с чем-то.

К. Лаврентьева

— Отец Фотий, мы говорим сейчас о вашем приходе к Богу, и созревает вопрос: как вы в детстве выживали в той ситуации некоторой инаковости, о которой вы рассказывали в других интервью, когда вы не общались со сверстниками или общались, но это было в основном конфликтное общение. Было ли для вас Православие, была ли для вас вера в Бога действительно помощью? То есть утвердились ли вы тогда в своей религиозной жизни, когда покрестились в семь лет?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Я думаю, что сложно было самоутверждаться перед одноклассниками именно в качестве верующего человека, меня бы никто не понял точно, но знали, что я хожу в воскресную школу. И это мне уже было 12 лет, наверное, 13, то есть всё предыдущее время, когда я ещё не был так сильно воцерковлён, но уже был крещён, я не мог понимать природу своей непохожести на других детей. Это не была какая-то гордость или презрение к другим, это была... был, как белая ворона. И приходилось просто сталкиваться с непониманием, и всё время дети играли в свои игры, я с ними не контактировал, потому что не понимал этих игр, потому что я был в каком-то своём другом мире.

К. Лаврентьева

— А вам в этом мире было хорошо или вас угнетала некоторая оторванность от сверстников?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Совсем не угнетала, я находился в своём мире, как в своём домике, и это было моё убежище такое. Или то, что я занимался музыкой, может быть, это меня как-то тоже уберегало от общения на улице где-нибудь. То есть я постоянно занимался музыкой, играл на фортепиано дома и редко гулял, как обычно молодёжь гуляет.

К. Мацан

— А вот быть белой вороной — насколько это, с вашей точки зрения, в принципе христианское правильное состояние? Ведь по логике, если «мир во зле лежит», как говорит Евангелие, то христианин вообще призван быть белой вороной. Вот все в ночной клуб пойдут, а я не пойду, все будут это делать, а я не буду делать. Я вынужден быть не таким, как все, просто потому, что я должен быть таким. То есть получается, что это вообще некоторое естественное состояние — в каком-то смысле быть белой вороной — для христианина в каких-то ситуациях? Или нужно этого бояться, получается?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Думаю, да, но, наверное, не нужно этого бояться. Но тут есть опасность: когда ты заявляешь себя христианином и православным верующим, и это является для тебя аргументом перед другими людьми, то здесь существует опасность возгордиться просто — что я вот не такой, как все, как «прочие человецы», я праведнее, поэтому я не хожу на дискотеку. Тут надо найти какую-то середину и понимать, что ты ещё должен приобрести что-то: не только уйти от греха, но и приобрести что-то. А так получается, что ты вроде как ушёл от греха, но в то же время получил грех, потому что ты возгордился.

К. Мацан

— Вы сказали, что встреча с Богом произошла уже в монастыре. И само собой, какие-то совсем интимные, глубокие детали мы не дерзаем вас просить рассказывать — и это нормально. Но сам факт того, что это уже произошло в монастыре, когда вы уже были в каком-то смысле опытным христианином и прошли какой-то путь уже определённый в Церкви, — вот происходит такая встреча, и она ставит человека перед вопросом: а как тогда посмотреть на всё предыдущее? Что же, я всё это время, получается, думал, что был с Богом, но не был с Ним на самом деле, я не знал Его, хотя думал, что знал, или это была подготовка? И второй вопрос: а как тогда теперь должна измениться моя жизнь после этой встречи? Вот что вы чувствовали, как вы смотрели на предыдущий опыт в тот момент и какой открывалась необходимость изменений себя в будущем?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Конечно, наверное, можно провести такую черту: до и после — когда ты это всё только в книгах читал, когда ты читал Святых отцов, и когда они описывали аскетические опыты свои, ты пытался представить: какого это. Я читал много книг и афонских старцев, и святителя Игнатия Брянчанинова, и Феофана Затворника, и у всех у них сквозило что-то одно, то есть они описывали разной лексикой, но что-то одно их объединяло. И это одно — именно было понимание, которое было пережито, через сердце пропущено, не просто пустая теория и какие-то философствования, а они писали именно то, что они пережили. И то, насколько они правильно подбирали слова, как-то касалось всё равно моего сердца, и я понимал, к чему нужно стремиться, но не знал, как. И я считаю, что Господь мне дал понимание это авансом, то есть я не заслужил в тот момент, когда я действительно ощутил присутствие Божие, я понимал, что я этого вообще не заслуживаю по текущему духовному своему состоянию — тут такой парадокс получается. Несмотря на то, что ты не праведник, хоть ты в монастыре, на послушаниях, пытаешься молиться, петь на клиросе и всё такое, но духовное состояние всё равно такое — слабенькое, то есть всё равно много грехов, много всяких падений. Но парадокс в том и заключается, что человек, когда именно кается, сокрушается сердцем, тогда он ощущает ближе Бога, как говорится — «чистые сердцем Бога узрят».

К. Лаврентьева

— Отец Фотий, ваши детские годы, по счастливому стечению обстоятельств, как-то совпали с восстановлением Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского женского монастыря. И вы там очень много проводили времени, для вас это было действительно утешением.

Иером. Фотий (Мочалов)

— Да.

К. Лаврентьева

— И традиция русского Православия вот такого четвёртого удела Пресвятой Богородицы как-то очень вас духовно подпитывала — вы это не раз рассказывали. Как складывалась ваша духовная жизнь в Зарубежной Православной Церкви, когда обстоятельства так сложились, что вы с семьёй вынуждены были переехать в Германию?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Да, мы переехали в Германию, но мы находились там всё равно под юрисдикцией Московского Патриархата — ещё до воссоединения Зарубежной и Московского Патриархата Церквей. И когда я алтарничал в храме, читал «Апостол», помогал в алтаре, я вспоминал, естественно, эти годы, проведённые близ Дивеева, под крылом батюшки Серафима, так сказать. И эти воспоминания как раз-таки меня подтолкнули к идее ещё вновь окунуться в эту жизнь, ещё раз попробовать пожить только с Богом, только в таком замкнутом пространстве, где тебя ничто не отвлекает от богослужения, молитвы, пения. И я решил отправиться вновь в Россию, чтобы испытать себя в качестве послушника монастыря. А потом уже я и остался там по благословению духовника.

К. Мацан

— Иеромонах Фотий (Мочалов) — насельник Свято-Пафнутьева Боровского монастыря, музыкант, певец, победитель телепроекта «Голос» сегодня с нами в студии программы «Светлый вечер». Вы сказали, что вы алтарничали, несли какие-то послушания, ещё будучи в Германии, то есть ещё не будучи монахом, просто будучи прихожанином. А вот что заставляет молодого человека идти в храм алтарничать? Ведь можно креститься, быть верующим, но просто ходить на службы, жить церковной жизнью, но не погружаться именно вот в эту какую-то богослужебную или около богослужебную среду, но вас почему-то, видимо, туда потянуло. Что это было?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Во-первых, моя мама пела уже в хоре в нашем приходе. И батюшка просто предложил мне попробовать почитать «Апостол» — для меня это было очень непростое испытание, я никогда ничего в храме не читал. И у меня дрожали коленки, когда я первые только тексты репетировал, потом всё это на богослужении исполнял — это было очень трепетно и ответственно. Я думаю, что есть некая граница такая переломная, что привлекает молодого человека, когда ты переходишь от мирского к Божественному, когда ты становишься причастником священнодействия, хотя это, в общем-то, не священный сан — быть чтецом, тем не менее ты уже становишься соучастником большого действия Литургии. И я думаю, что это честь такая, во-первых, особое послушание, и ты к нему всегда подготавливаешься с особым трепетом.

К. Мацан

— Вот вы рассказывали тоже в одном интервью, что, когда жили в Германии, вы учились играть на органе. И так или иначе вот эта работа, музыкальная деятельность органиста связана с католическими и протестантскими богослужениями. И часто бывает, что, погружаясь в иную религиозную традицию, пускай тоже христианскую, но всё-таки иную, осваиваясь в ней, наблюдая за ней, мы более рельефно на контрасте для себя свою собственную традицию высвечиваем — что-то понимаем о Православии, глядя на другие Западные христианские исповедания. Вот как это было у вас?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Я, конечно, очень хорошо уже знал свою веру, я очень много слушал профессора Осипова в те времена и всё глубже и глубже понимал различия, особенно по лекциям, которые относились к различиям Католицизма и Православия: у них всё очень упрощено, всё достаточно так, наверное, современно. У нас-то всё-таки более традиционно, у нас очень много сохранённых и обрядов, и весь круг богослужебный достаточно сложный. У католиков и протестантов, конечно, этого уже нет — всё упразднено. И сам порядок богослужения достаточно простой: там нет клироса отдельного, там есть орган и верующие сидят с книжечками и просто следят по нотам какую-то конкретную песню.

К. Мацан

— А пришлось ли на Православие как-то по-иному посмотреть, может быть, большую красоту в нём открыть? Я почему об этом спрашиваю — я помню, что я тоже знал всегда, читал, что Православная Церковь — Церковь Святых отцов: мы их читаем и всё наше учение основано на вот писаниях, богословии этих святых, переживших по-своему Откровение. Но я подлинно до этого дошёл, что называется меня это по-настоящему пронзило в сердце, когда я пообщался с протестантами, у которых нет этой традиции, которые на это почти не обращают внимания. Я вдруг понял, какое есть, оказывается, богатство в Православии, которое я считал чем-то само собой разумеющимся. И вдруг понял, на самом деле насколько это важно — потому что этого может и не быть. Вот такое у вас было в Германии?

Иером. Фотий (Мочалов)

— В Германии я этого, может быть, не совсем понимал, я это понял, уже когда пришёл в монастырь, и всё равно ещё сравнивал с Германией, потому что у меня и знакомые были, и учителя, которые были католиками — органист, который меня готовил к Высшей музыкальной школе. Они действительно не знают этого богатого наследия нашей Церкви. Ведь, по идее, у них в семинарии, во всех этих учебных заведениях для пасторов, проходят эти книги: и Василия Великого читают, Григория Богослова, Блаженного Августина и многих других — всё это им известно, но до простых верующих это уже не доходит. Это лежит где-то огромными фолиантами в труднодоступных библиотеках где-нибудь в Ватикане...

К. Мацан

— Это академическая учёность такая.

Иером. Фотий (Мочалов)

— Да, это только для учёных, действительно, кто Папой захочет стать, для кардиналов.

К. Лаврентьева

— Отец Фотий, когда вы приехали в Свято-Пафнутьев Боровский монастырь, вы подозревали, что вас благословят там остаться?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Подозревал, да. И в общем-то, я этого хотел, но не знал, что это будет так кардинально, потому что отец Власий мне сказал, что «оставайся», и у меня не было даже возможности съездить к маме, навестить её. Он сказал: «Если ты сейчас опять поедешь в Германию, ты передумаешь, не вернёшься».

К. Лаврентьева

— «Если уже взялся за плуг, не озирайся...»

Иером. Фотий (Мочалов)

— Да, в общем-то, чтобы уже не искушаться, не соблазняться опять миром. Я к тому времени, когда он мне такое благословение дал, прошло где-то месяца три-четыре, спустя того, как я туда пришёл. И уже за это время я достаточно многое понял и ощущал себя, как в своей тарелке.

К. Лаврентьева

— То есть мучительного выбора между монашеством и белым священством, то есть священством, с возможностью создать семью, не было.

Иером. Фотий (Мочалов)

— Мучительного, конечно, не было. И к тому же ещё несколько лет прошло до того момента, когда меня уже постригли. Конечно, какие-то внутренние терзания присутствовали. Начинает угасать вот это благоговение, когда ты привыкаешь к святыне, когда ты привыкаешь к службам, теряется уже вот это ощущение высоты и святости того, что тебя окружает. Поэтому начинаешь сомневаться, начинаешь думать о мирском, о том, что всё-таки, может быть, попробовать что-то в миру. Не знаю, может быть, всё-таки промыслительно, я думаю, что промыслительно, получилось так, что я смог реализоваться, будучи в монастыре, как музыкант. И если бы, наверное, Господь этого не хотел и воспрепятствовал этому, то, наверное, я бы даже и не смог попасть на проект «Голос». А получилось, что я не только попал, но и достиг финала.

К. Мацан

— Тут возникает, конечно, очень интересный и большой вопрос, и очень тонкий, и при этом, мне кажется, во многом актуальный для очень многих людей. Вы сказали, что, если бы Господь хотел воспрепятствовать, то вы бы не попали на телепроект «Голос». Но мы же знаем, что иногда Господь какие-то вещи прост попускает, даже как искушение, чтобы человек как-то в этом искушении закалился и как-то прошёл его (мы не можем за Господа решать, каков Его план), может быть, и упал, и поднялся, и потом покаялся, и через это что-то для себя и о себе понял, и об отношениях с Богом. А вот как, если пытаться, как пытаться эту грань увидеть — где это всё-таки Господь не препятствует, потому что есть на то Божья воля, а где это всё-таки есть опасность искушения? Или мы не можем этого знать, и как тогда быть? Как вы в этой ситуации рассуждали, если рассуждали в этом ключе?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Действительно мне сложно, конечно, за Бога отвечать, потому что действительно есть очень много соблазнов в миру, которые действительно могут утянуть меня в эту жизнь шоу-бизнеса. Хотя я свою деятельность не могу назвать шоу-бизнесом, как бы кто не говорил, потому что это совсем другое, то есть это не то, чем занимаются «звёзды» нашей эстрады, и как они себя ведут, и как они себя подают, с кем они общаются. Но тем не менее тоже подводных камней очень много на этом пути. И я думаю, что судить нужно — чисто вот умозрительно, чисто теоретически — по тому, какой эффект производит то, что я делаю. Если это даёт душеспасительный эффект для других людей, то, значит, это дело Божие. Если это дело не Божие, то, во-первых, оно бы на корню сразу же разрушилось, и ничего бы тогда не получилось. Я стараюсь сохранить свой облик священнослужителя и монаха и пронести его на всём протяжении концертной деятельности, чтобы во время концертов ничто не противоречило моей духовной жизни, моему образу.

К. Лаврентьева

— Иеромонах Фотий (Мочалов), насельник Свято-Пафнутьева Боровского мужского монастыря сегодня в гостях у «Светлого вечера». В студии мой коллега Константин Мацан, я — Кира Лавреньева. Мы вернёмся к вам после короткой паузы.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. У нас сегодня в гостях иеромонах Фотий (Мочалов) — победитель телепроекта «Голос», насельник Свято-Пафнутьева Боровского монастыря. И мы говорим о пути отца Фотия к вере, в вере, в монашестве и в священстве. Вы очень интересную вещь в конце прошлой части сказали о том, что так или иначе музыкальная деятельность не может рассматриваться вами в отрыве от вашего монашеского пути, в отрыве от главного дела любого христианина — дела спасения. И вот тут тоже возникает, как мне кажется, очень интересный вопрос: а вообще, что нужно для спасения? Нужна ли музыкальная, творческая деятельность для спасения? С одной стороны, единое есть на потребу и наверняка можно спастись и без признания публики, и без такой именно музыкальной составляющей. С другой стороны — притча о талантах, о том, что нельзя зарывать талант в землю, и христианин обязан свой талант реализовать и вернуть его Богу с прибылью, с прибытком. Вот как здесь искать золотую середину и как вы для себя её искали, если искали?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Знаете, иногда я даже думаю (может быть, это самонадеянно так, самоуверенно), что не реализовывать себя — это было бы грехом, потому что дело, наверное, не в моём спасении, в данном случае, хотя, конечно, я мог бы закрыться в монастыре и продолжать такую же жизнь, как и вёл до этого, но это не привело бы ни к чему, то есть это не дало бы такого результата, который мы видим сейчас: люди, которые приходят на мои концерты, чувствуют какое-то внутреннее перерождение даже или преображение — они потом тянутся в храм, они хотят побольше узнать о вере, они получают, пускай душевное удовольствие, но от душевного потом это переходит к духовному. Потому что если жить без культуры и без каких-то нравственных принципов, то и духовного-то ничего не будет. Нужно, наверное, создать почву для того, чтобы сначала стать... чтобы стать духовным, сначала нужно действительно подготовить себя. А мои концерты, пускай они не проповедуют вот так буквально какие-то истины духовного-нравственные, всё-таки я стараюсь, конечно, выбирать такой репертуар, который содержит духовные тексты или близко к духовным, такие лиричные, философские — это далеко не всегда какие-то песни о любви. И люди, наверное, понимая, что я нахожусь на сцене и я являюсь монахом, совершенно иначе воспринимают моё пение. Они пришли не для того, чтобы развлечься, а они пришли для того, чтобы получить какую-то отдушину, то есть чтобы как-то успокоиться душой. Это я говорю не от себя, это именно по отзывам, которые люди мне часто пишут, и пишут достаточно одинаковые вещи, повторяющийся опыт какой-то свой, что им действительно потом легко выходить из зала, они чувствуют, что напитались чем-то прекрасным.

К. Мацан

— Но я всё-таки, простите, может быть, по-журналистски докручу свой вопрос. Вы так изящно сказали, что это не вопрос вашего спасения. Я понимаю, что мы не можем вторгаться в тайну спасения человеческой души Богом, но о психологическом опыте мы говорить можем. Вы монах, вы пришли в монастырь, то есть захотели себя всецело посвятить делу спасения. Вот какое к этому отношение имеет музыкальная деятельность? Она как бы помогает этому, она по отношению к этому нейтральна или она, может быть, мешает, но ради миссионерского эффекта вы этим занимаетесь?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Думаю, что не мешает, но и не помогает, потому что это вопрос именно творчества, а не духовной жизни. Творчество, в общем-то, есть у любого человека, не важно, чем он занимается — поёт ли, пишет стихи или он строитель просто, это всё равно что-то, что связано с созиданием. А когда мы что-то делаем, созидаем красивое или любое что-то делаем руками своими или голосом, или умом, то мы уподобляемся Творцу, Который сотворил весь этот мир.

К. Лаврентьева

— Отец Фотий, а может ли это стать каким-то искушением для других творческих монахов, людей талантливых, которые живут в монастыре и которые хотят себя тоже как-то реализовать? То есть вы — это, скорее, исключение из правил, я понимаю, и у вас есть особое благословение, и это не каждому монаху, я уверена, можно так сделать и так выйти на сцену, и петь, и радовать других. Но как же тогда быть остальным, которым тоже хочется как-то реализовать свои таланты, но монашеские обеты не дают им как бы выйти за грани монастыря?

Иером. Фотий (Мочалов)

— На самом деле монашеские обеты говорят совсем о других вещах, там не говорится о том, что нельзя заниматься пением или ещё что-то. Если это не греховное дело, то почему бы и не заниматься чем-то, что радует самого себя, даёт какое-то удовлетворение и, конечно, радует других людей, что это не просто твоё лишь хобби, а действительно пользу какую-то приносит многим. И в наш век, когда очень много происходит слияний культур и слоёв общества, когда происходит синтез духовного и культурного, светского и церковного, всё равно же везде мы чувствуем какую-то вот интеграцию Церкви в светский мир и наоборот. Я думаю, что нужно делать поправку на наше время, когда монахи могут действительно заниматься любимым делом, и это не будет противоречить их основному образу жизни, лишь бы только это действительно приносило какую-то пользу.

К. Мацан

— Помните, в своё время в итальянском проекте «Голос» победила католическая монахиня? И тогда, насколько я знаю, в итальянской прессе, особенно такой, свободолюбивой, звучало много критических и язвительных отзывов, что вот за неё проголосовали только потому, что она в необычном амплуа. То есть это такой внешний образ, сценически необычный — монахиня поёт — это круто. По поводу вашей победы я встречал отзывы, они такие же, но с другим знаком: как это здорово, что священник вышел петь, что священник такой музыкант профессиональный, что мы можем за него голосовать. То есть логика была та же, но знак был поставлен плюс, а не минус. Но тут возникает интересный вопрос для вас, как для музыканта, мне так кажется — по крайней мере со стороны мне так кажется. И вы сами говорите, что человеку важно, что именно священник поёт, что не только голос, не только репертуар, но ещё личность исполнителя. А насколько вот этот вот статус того, что поёт священник, может быть, в каком-то смысле умаляет внимание к каким-то профессиональным музыкальным вещам? Вот если очень грубо так сформулировать со стороны, я не имею в виду, что это ваш случай, но так может показаться: а вот не будь вы священником, вдруг они не слушали бы с таким интересом?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Вполне возможно.

К. Мацан

— А вот вы что по этому поводу чувствуете?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Я действительно привлёк своим видом большую аудиторию, которая прислушалась ко мне. Если бы я пел ниже среднего, то, наверное, они бы уже подумали, а стоит ли за этого священника-то голосовать.

К. Мацан

— Мой вопрос... я ни в коем случае даже намёком никак не берусь оценивать музыкальный уровень, я немножечко про другое говорю: в такой ситуации, возможно, внутри человека, скажем так, идентичность священника в каком-то смысле борется с идентичностью музыканта: всё-таки меня как кого слушают — как священника или всё-таки в первую очередь как музыканта? Возникает в самом себе необходимость эти ипостаси как-то, может быть, иерархически разделить: всё-таки что главное? Вот для вас что главное?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Для меня главное, наверное, если я вышел на сцену, главное — качество моего исполнения, чтобы я это делал, действительно исходя из того, что я стал победителем телепроекта. Но я понимаю, что мои профессиональные качества были на тот момент достаточно слабенькие, и с течением времени, после этой победы, я должен был оправдать это звание победителя. И до сих пор, по сей день, я стараюсь и стараюсь, чтобы хоть немножечко ещё получше стать в этом плане — в плане певца.

К. Мацан

— Но когда вы со сцены сходите, ипостась священника, скажем так, становится главенствующей, видимо?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Я вижу, как ко мне относятся зрители. После каждого концерта я стараюсь выходить к зрителям вновь в зал, когда остаются лишь немногие, самые, как я говорю, верные. И естественно, тогда мы уже как священник с паствой, то есть я благословляю всех, кто-то просит у меня молитв. И естественно, тут я сразу вспоминаю, что всё-таки я священник, а не певец.

К. Лаврентьева

— Отец Фотий, тщеславие ведь это для нас для всех большая проблема. А обострена ли она для вас в этой ситуации публичности на сегодняшний день?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Конечно, да, это очень серьёзное испытание, серьёзный соблазн. И я, конечно, не отрицаю, что я тоже тщеславный человек, как и многие люди, просто я борюсь с этим, я всё время себя корю за это. И если вдруг начинает голова кружиться, то я себя осаждаю и как-то смиряю.

К. Лаврентьева

— Когда вы выиграли телепроект «Голос», лично я относилась к тем людям, которые очень радовались за вас. И тогда я при любом удобном случае, когда поднималась эта тема, когда мои близкие смотрели этот телепроект, я говорила: «Вы что? Это новый шаг для нашей страны, потому что это как бы голос Церкви в данном случае на Первом канале, это голос Церкви для огромного количества слушателей, и это очень важно, это очень хороший, добрый знак. И я как раз отношусь к людям, которые считают, что очень здорово, что вы там победили. Но когда я наблюдаю за вами или читаю какие-то материалы о вас, понимаю, что у вас же очень много гастролей, вы очень много ездите, вы общаетесь с огромным количеством людей. И каково это: жить в монастыре и ездить по разным городам, общаться с огромным количеством людей? То есть это же для вас серьёзная трудность, или нет?

Иером. Фотий (Мочалов)

— На самом деле к этому привыкаешь. Поначалу, конечно, ты больше умом в келье находишься, и большое количество концертов отвлекает тебя от...

К. Лаврентьева

— От духовного созерцания?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Да, от какого-то созерцания, уединения, к которым ты привык, находясь 10 лет в монастыре, естественно, ты привыкаешь к уединению и такому размеренному темпу жизни. А тут получается, что надо из города в город — это, во-первых, физически утомляет, и ты понимаешь, что ты не успеваешь как-то вот собрат себя в кучку: помолиться, немножко задуматься о чём-то более высоком, чем просто насущные какие-то проблемы. И как я сказал, к этому привыкаешь и находишь внутренний компромисс, то есть ты начинаешь молиться уже в пути, ты начинаешь молиться где-то за кулисами. Я не говорю, что я встаю на молитву и зажигаю свечку, достаю молитвослов, нет, это всё происходит опять же спонтанно и тогда, когда я, в общем-то, не занят.

К. Мацан

— Иеромонах Фотий (Мочалов) — музыкант, певец, победитель телепроекта «Голос» и, что для нашей сегодняшней программы, может быть, основное, насельник Свято-Пафнутьева Боровского монастыря проводит с нами этот «Светлый вечер». Вот вы сказали, что вас многие знают, это и вправду так. А скажите, многие публичные люди сами признаются, иногда даже с какой-то долей кокетства, что ой, как меня напрягает вот эта слава, это внимание — лучше бы их не было. Причём они известнейшие актёры, спортсмены и так далее, но вот в интервью это часто озвучивается. У меня есть ощущение интуитивное, может быть, я ошибаюсь, когда я смотрю на вас, что вас не напрягает вот это внимание. Но не потому, что вы очень-то любите это внимание и публичность, а потому, что просто как монах со смирением ко всему относитесь, в том числе и к славе. Ведь мы как-то привыкли думать, что смиряться нужно перед вещами малоприятными такими, тяжёлыми. Помните в молитве Оптинских старцев: «Дай мне с душевным спокойствием встретить всё, что принесёт наступающий день»? «С душевным спокойствием всё», то есть даже вещи, которые, казалось бы, могут быть человеку приятны, нужно с душевным спокойствием воспринимать. Мне кажется, что вы как монах просто так смиренно даже неудобства публичности и славы терпите. Вот я прав или не прав?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Совершенно точно так, потому что я всегда держу в памяти слова некоего святого, который говорил: «Ругают ли тебя или хвалят тебя, воспринимай всё ровно», — то есть не возгордись и не впадай в отчаяние.

К. Лаврентьева

— В продолжение к вопросу Кости: а не прибавилось ли у вас духовных чад в монастыре? Не поехали ли к вам людям именно из-за того, что увидели вас по телевизору?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Нет, не прибавилось, но многие хотели стать моими духовными чадами. Я ещё не готов к этому, считаю себя неопытным в монашеской жизни, потому что я такой ещё «зелёный», может быть, когда-нибудь, когда я стану седовласым, бородатым батюшкой, тогда можно будет уже как-то принимать в чада.

К. Лаврентьева

— Вам часто сейчас удаётся служить Божественную литургию?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Я стараюсь служить, хотя это получается не регулярно, как раньше, но всё-таки не забываю.

К. Мацан

— А нет в этом какого-то конфликта для священника и монаха? Такого внутреннего конфликта, что главное, к чему, по большому счёту, мужчина в сане призван — преподносить людям Таинства и предстоять перед алтарём, — получается у вас как-то немножко смещено, ввиду такой, может быть, важной, миссионерской, но всё-таки, грубо говоря, непрофильной деятельности?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Да, но это, я думаю, всё восстановимо и это не является сейчас такой глобальной проблемой, потому что я считаю, что моя задача на данный момент всё-таки находиться, наверное на сцене, как бы это ни страшно звучало, но можно совмещать действительно и служение, и сцену. Но я сейчас ощущаю себя именно таким, может быть, миссионером.

К. Мацан

— Вот вы сказали, что это восстановимо, то есть это для вас некоторый, может быть, этап. Вот сейчас такой этап жизни, когда вы призваны быть на сцене. А как не привязаться сердцем к этому радостному труду музыканта и выступлений на сцене?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Вот это сложно сказать. Я не скажу, что я привязан к этому, отношусь совершенно чётко как к чему-то проходящему, к тому, что вот сегодня-завтра — и ты снова обычный батюшка.

К. Мацан

— То есть вы к этому готовы?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Конечно.

К. Мацан

— Потому что вы говорили в одном интервью, что вы готовы, что может внимание публики иссякнуть. Вообще, у артиста есть некий срок, когда он интересен, потом, в силу просто естественных причин: смены поколений, смены общественных каких-то настроений — уходит внимание, в этом нет ничего такого страшного и смертельного, это естественный ход вещей. А если вас, как монаха, по каким-то причинам просто благословят уйти со сцены? Давайте представим, что это такая гипотетическая ситуация.

Иером. Фотий (Мочалов)

— У меня всегда перед глазами такая ситуация, потому что всякое может быть — как решит моё священноначалие. Периодически я прохожу курсу такого наставления от митрополита своего, от наместника монастыря — такие основные вехи, наверное.

К. Мацан

— А во время постов вы как с концертной деятельностью решаете вопрос? Является ли для вас пост, например, Великий пост, поводом к изменению репертуара или ограничению концертов?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Да, конечно. В Великий пост, как правило в первую и последнюю неделю, никаких концертов не должно быть. Естественно, репертуар немножко видоизменяется, добавляются постовые произведения в моей обработке и какие-то духовные просто из богослужебного круга.

К. Мацан

— А приходиться сталкиваться с реакцией, что вообще в пост нужно все развлечения, в том числе и музыкальные, как-то отменить, отказаться; и неполезно для публики преподносить ей такой повод к развлечению в пост?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Да, но я, опять же, говорю, что мои концерты не развлекательные, они нечто такое среднее между духовной музыкой и светской музыкой, они ни в коем случае не праздные. Это некий такой сеанс на два часа, в котором очень такая глубокая музыка, подчас далеко не мажорная, не с весёлым темпом. Это, скорее, людям только помогает, наверное, в такие тяжёлые дни поста хоть как-то немножко ещё духовно или душевно подкрепиться.

К. Мацан

— А что для вас, как для священника, главная радость?

Иером. Фотий (Мочалов)

— Как для священника? Наверное, главная радость — быть понятным, быть полезным людям. Наверное, это самое главное, то есть ощущение того, что ты что-то делаешь правильное; и признание, как бы ни казалось, что признание — это равно почтению или славе. Всё равно признание важно для тебя как фидбэк такой, то есть ты понимаешь, что то, что ты делаешь, хорошо отражается на людях.

К. Мацан

— Спасибо огромное за этот разговор! Я напомню, что сегодня в студии светлого радио в программе «Светлый вечер» с вами и с нами был иеромонах Фотий (Мочалов) — насельник Свято-Пафнутьева Боровского монастыря, музыкант, певец, победитель телепроекта «Голос». И отец Фотий очень искренне с нами делился своими размышлениями о пути к вере, о вере и о встрече с Богом. Спасибо огромное.

Иером. Фотий (Мочалов)

— Спасибо большое.

К. Мацан

— В студии была моя коллега Кира Лаврентьева, я — Константин Мацан. До свидания.

К. Лаврентьева

— Спасибо. Всего хорошего.