В гостях у Петра Алешковского был театровед, театральный критик, доктор искусствоведения, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации Алексей Вадимович Бартошевич.
Наш гость поделился воспоминаниями о своем деде — актере Василии Качалове, а также о своем отце — известном театральном педагоге, прошедшем гражданскую и Великую Отечественную войны, и о том, как по признанию отца вера в Бога помогла ему пройти через многочисленные жизненные испытания.
П. Алешковский
— Здравствуйте. Это программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским, и в гостях у меня сегодня замечательный человек, историк театра, доктор искусствоведения, профессор ГИТИСа Алексей Вадимович Бартошевич. Здравствуйте.
А. Бартошевич
— Добрый день.
П. Алешковский
— Вы человек, вот как так бывает — «рожденные в театре», что называется. Ваш отец — известный деятель МХАТа, дед — актер Качалов. И вот давайте...
А. Бартошевич
— Бабушка — актриса и режиссер Художественного театра...
П. Алешковский
— Так, дальше?
А. Бартошевич
— Мать — актриса, а потом суфлер Художественного театра... (Смеется.)
П. Алешковский
— Понятно.
А. Бартошевич
— Так что все вокруг МХАТа.
П. Алешковский
— Понятно. Ну вот давайте вокруг МХАТа и будем говорить. Давайте говорить о том времени и о тех людях, которые у Вас в памяти. Я предоставляю Вам слово, просто потому что никаких наводящих здесь, наверное, не нужно. Хотите начинать с деда — начните с деда.
А. Бартошевич
— Хорошо.
П. Алешковский
— А хотите — с отца, как угодно. Потому что все это далеко, и значимо, и памятно.
А. Бартошевич
— Конечно. Я думаю, лучше с деда. О нем, конечно, книги написаны...
П. Алешковский
— Ну да.
А. Бартошевич
— ...и говорить можно очень много. Но, Вы знаете, я бы не хотел, чтобы не растекаться мыслью по древу, говорить о его актерских делах. Об этом...
П. Алешковский
— Да, об этом можно прочитать.
А. Бартошевич
— Ну вот в том-то и дело. А вот что касается его личности...
П. Алешковский
— А скажите, дед по материнской линии?
А. Бартошевич
— По отцовской.
П. Алешковский
— То есть Вы не жили с ним, а Вы приходили к нему?
А. Бартошевич
— Да, да. Он умер, когда мне было восемь лет, до этого — война и эвакуация, поэтому, в сущности, я видел его и общался с ним довольно короткий период времени, хотя это было. И в их доме, надо сказать, все дышало Качаловым, все было ему посвящено и так далее, хотя надо сказать, что этот дом не был, ну, таким сентиментально-сопливым. Это был дом очень строгих, внутренних строгих правил. Там, скажем, мой отец своего отца, то есть Василия Ивановича, никогда не называл «папа», а свою мать никогда мой отец своего отца, то есть Василия Ивановича, никогда не называл «папа», а свою мать никогда не называл «мама». Это считалось как-то слишком сентиментально. И отец называл своего отца «Вася», а мать — «Нина».
П. Алешковский
— Да, странно.
А. Бартошевич
— И поэтому когда я отцу говорил «папа», это его чуть-чуть кривило. Ну, как-то это казалось очень уж, ну, сентиментально и так далее. Потому что это был дом строгий, и все окружало, естественно, Василия Ивановича и на нем было сосредоточено.
П. Алешковский
— А Василий Иванович из какой семьи? Он же москвич коренной, да?
А. Бартошевич
— Не-не, нет. Это самое интересное, особенно если иметь в виду то пространство, в котором мы находимся. Его отец был православным священником, настоятелем большого собора в Вильно, и его звали отец Иоанн Швербович. Он был один из самых крупных деятелей Православной церкви в Литве, поскольку его церковь была форпостом православия на...
П. Алешковский
— ...католической, да.
А. Бартошевич
— ...на полукатолической польско-литовской...
П. Алешковский
— ...территории.
А. Бартошевич
— ...территории, да, и так далее. Он был своеобразный человек — огромного роста, и дети его были один к одному, молодцы. Из них Василий Иванович был самый щуплый. Он был высокий человек, высокого роста, в нем был метр восемьдесят с большим хвостом, но, по сравнению со своими братьями и дядьями он был не то, что карлик, но какой-то маленький человек. Там один его дядька — огромного роста, далеко за два метра, Анастасий, другой — еще огромнее и огромнее, дородный полковник, кавалерист, командир кавалерийского полка Эразм.
П. Алешковский
— Как же такой здоровый на лошади скакал?
А. Бартошевич
— Наверное, лошадей специально подбирали. (Смеется.)
П. Алешковский
— Наверное, да.
А. Бартошевич
— Так вот, я видел фотографию его, этого самого Эразма. Гигантские усы, кавалерийская каска золоченая, роскошный мундир...
П. Алешковский
— Ну, это парадная фотография.
А. Бартошевич
— Вот, для меня, маленького, это была чистая радость. Так вот, когда Василий Иванович женился на Нине Николаевне Литовцевой, ее привели знакомиться к свекру. Она была маленькая, миниатюрная, хрупкая, изящная. Огромный успех — и актерский, и женский... Она была очень красивой, и считала себя красивой, и справедливо. Значит, свекор на нее посомтрел с высоты своей огромности и сказал: «Ничаво, у нас Вася тоже некрасивый!». (Смеется.)
П. Алешковский
— (Смеется.)
А. Бартошевич
— Она была ужасно оскорблена и обижена. Был у них в семье еще один священник — отец Хрисанф, который прославился вот такого рода жестом. Он был глубоко верующий, абсолютно искренне, фанатически верующий человек, и он своим прихожанам решил доказать справедливость евангельской идеи о том, что вера движет горами. И собрал на берегу, наверное, Немана, не знаю, какой там реки, своих прихожан, сел в лодку, а потом с лодки ступил в воду, уверенный, что если он сильно верит...
П. Алешковский
— ...пойдет посуху.
А. Бартошевич
— ...то он пойдет посуху. И, знаете, вместе со всем облачением ухнул в воду. И ему было вынесено очень строгое церковное предупреждение за смущение верующих.
П. Алешковский
— Ну да.
А. Бартошевич
— Короче говоря, Василий Иванович — вот из этой семьи. Что касается того, в какой степени Василий Иванович был религиозен, ну, он был религиозен, как я понимаю, не больше, чем остальные актеры Художественного театра и чем большинство интеллигенции.
П. Алешковский
— Но перед выходом лоб крестил на всякий случай?
А. Бартошевич
— В этом я, кстати, не уверен, хотя я даже не уверен в том, что он соблюдал посты. Но, тем не менее, в общем он был человек верующий. Да и вообще я думаю, что...
П. Алешковский
— Ну, выйдя из домашней среды...
А. Бартошевич
— ...я думаю, что неверующих вообще не существует. Потому что... Ну, понятно — не буду вдаваться в эти рискованные сферы.
П. Алешковский
— Да.
А. Бартошевич
— И слава его росла и росла.
П. Алешковский
— Качалова?
А. Бартошевич
— Качалова. Конечно, высшим пиком всей его жизни были предреволюционные годы. Он был настоящим кумиром интеллигенции. Тем более, и несмотря на скептицизм своего отца, он все-таки был красавец писаный — достаточно посмотреть на его фотографии. Но дело не только в красоте и дело не только в изумительности голоса, который... Горький, когда в первый раз его услышал, сказал, что словно густой мед льется. Дело было не в этом, дело было в... Вот Станиславский ему написал во время какой-то даты, не помню, что «Вам дано от Бога высшее, что может быть дано актеру, — обаяние». Обаяние совершенно фантастическое — и актерское, и мужское, между прочим. Потому что Софья Владимировна Гиацинтова в воспоминаниях пишет о том... И это было очень характерно. Она была гимназистка и на оборотной стороне откидывающейся парты у них у всех был приклеен портрет Качалова. И когда она уже стала актрисой, совсем молодой, начинающей, в спектакле «У жизни в лапах», где он играл главную роль — Карена, а она играла какую-то горничную, в общем, какую-то крошечную роль, он по пьесе, по спектаклю должен был ее поцеловать. И она долго описывает тот восторг...
П. Алешковский
— Восторг!
А. Бартошевич
— ...ужас и восторг, который она испытала. А достаточно почитать недавно опубликованные совершенно замечательные молодые дневники Алисы Коонен. Ну, чтобы видеть, что такое был Василий Иванович для молодых женщин Москвы, не только актрис.
П. Алешковский
— А что он был для мальчика, для Вас?
А. Бартошевич
— Ну, я Вам скажу сейчас. Однажды, когда я был у них на Брюсовском переулке, вот в том доме, на котором до сих пор висит несколько мемориальных досок...
П. Алешковский
— Да.
А. Бартошевич
— Кстати, это был один из первых кооперативных домов московских. И как раз выходил из этого дома Василий Иванович. Он мне говорит: «Пошли, ты меня проводишь до театра». И мы с ним пошли по Брюсовскому, потом перешли улицу Горького тогда, тогда был переход пешеходный, и потом пошли по той стороне Тверской (Горького) до МХАТа. И я до сих пор не могу забыть, как на него смотрели люди...
П. Алешковский
— ...на улице. Угу.
А. Бартошевич
— ...которые попадались на улице. Они смотрели на него не просто с благоговением, но как бы с благодарностью за то, что вот такой человек существует, и, стало быть, не все потеряно. И их собственная жизнь в этот момент казалась им более оправданной, чем они думали до этого момента. Он был, конечно, воплощением русской культуры в самых высших ее свойствах. Вот что он был такое — и до революции, и после революции. Надо сказать, что советская власть отнеслась к нему вполне благосклонно, хотя в его жизни был момент, когда он стоял на пороге эмиграции...
П. Алешковский
— Это программа «Светлый вечер с Петром Алешковским», и в гостях у меня замечательный и очень глубокий человек, которого я глубоко чту, Алексей Вадимович Борташевич, историк театра и профессор ГИТИСа. Итак, Вы остановились на том, что хотели рассказать какую-то историю про деда.
А. Бартошевич
— Да, значит, 1919 год, есть нечего, все пусто, с одной стороны. С другой стороны, там ужасы всякого рода. «Чрезвычайка», как тогда звали... Хотя это было вполне реально — для Станиславского, скажем. Станиславского ЧК арестовывал, и его еле-еле (правда, в тот же день) выцарапали из-под ареста, и этот ужас в нем остался до конца жизни.
П. Алешковский
— На всю жизнь, я думаю, да.
А. Бартошевич
— И тогда группа актеров Художественного театра во главе с Качаловым и Книппер-Чеховой решили направиться на Украину, подкормиться. Ну, гастролями. Составили группу, которая способна была играть несколько спектаклей, включая «Вишневый сад», и поехали в Харьков. И в самом деле, в Харькове было не то, что бы изобилие, но, во всяком случае, чем-то можно было подкормиться. И играют они, играют, а к городу подходит Деникин. А их успокаивают, говорят, что наши доблестные красные войска...
П. Алешковский
— ...не сдадут.
А. Бартошевич
— Вот, не сдадут город, и так далее. Не сдадут, не сдадут, а потом — играют они «Вишневый сад», а во дворе театра появляются белые офицеры, и один из них выходит в предпоследнем акте на сцену и говорит: «Господа, успокойтесь! Город освобожден частями Добровольческой армии». И сам Деникин, там, на спектакли ходил, и так далее. То есть в глазах...
П. Алешковский
— С точки зрения других, он был великим актером, что естественно.
А. Бартошевич
— Ну, естественно, в глазах Красной Москвы он уже был, его репутация была несколько подпорчена. А кроме того, просто физически вернуться в Москву через фронт было...
П. Алешковский
— ...невозможно.
А. Бартошевич
— ...было невозможно, да и сказать, чтобы...
П. Алешковский
— ...не очень-то и хотелось.
А. Бартошевич
— Ага, не очень-то и хотелось, хотя чувство долга перед театром, потому что без них...
П. Алешковский
— Да. Театра не было.
А. Бартошевич
— ...Художественный театр просто оскудел. Да... Ну, не то, что совсем не было, но оскудел, скажем так, без Качалова и Книппер — чего там? Ну вот. И они стали скитаться по Югу России. То есть, сперва гастролировать, а потом именно скитаться. И вместе с Белой армией уходили все южнее и южнее и, в конце концов, оказались в Константинополе...
П. Алешковский
— Вот этого я не знал.
А. Бартошевич
— А потом уже стали ездить по Европе с гастролями качаловской группы. А дело в том — тут я делаю некоторый поворот в сторону отца, своего отца, то есть сына Василия Ивановича, Вадима. Дело в том, что в том же Харькове Вадим вступил добровольцем в деникинскую армию. Потом, когда все это кончилось, он присоединился к качаловской группе, и Василий Иванович, уже собираясь вернуться в Москву, все-таки должен был быть уверенным в том, что...
П. Алешковский
— ...что не тронут.
А. Бартошевич
— ...что сына не тронут. Что было непросто. И они вернулись только через несколько лет, когда им, в общем, были даны некоторые гарантии.
П. Алешковский
— Гарантии, да.
А. Бартошевич
— Вот, с одной стороны. А с другой стороны, у них все-таки было чувство долга и вины перед театром и так далее. Так вот, тем не менее, в общем, советская власть отнеслась к Василию Ивановичу и ко всему Художественному театру, который постепенно становился главным театром сталинского Советского Союза, с величайшим почтением, осыпали всякими благами, званиями и прочее, прочее. И Василий Иванович, надо сказать, с одной стороны, ценил то, что его любят, с другой стороны, особые отношения с властью — это всегда такое...
П. Алешковский
— ...то есть это обязательство.
А. Бартошевич
— ...актерское свойство, да. А с другой стороны, стыдился этого. Он стыдился этого, и это его мучило чем дальше, чем больше. И... Кстати говоря, многие его болезни, я уверен, были связаны отчасти с этим. Так вот, надо сказать, что Вадим, то есть вот мой отец, а его сын, был для него самым важным человеком. У них были особые совершенно отношения — повторяю, не сентиментальные, а очень мужские, очень строгие, но отец не просто обожал Вадима, а, так сказать, он был душевно, духовно к нему особенно близок.
П. Алешковский
— Дед, в смысле, да?
А. Бартошевич
— Да, конечно. А Вадим, вернувшись из эмиграции... Кстати, он вернулся чуть позже, чем качаловская группа. Он еще поскитался, погастролировал там с «Летучей мышью»...
П. Алешковский
— А он был актером тоже сначала, изначально?
А. Бартошевич
— Нет, он был помрежем, работником постановочной части и так далее. Вот он этим всю жизнь занимался и, в конце концов, он основал уже постановочный факультет Студии МХАТ, он был его руководителем, создателем и так далее. И он был заведующим постановочной частью Художественного театра одновременно. Вот он примерно тем же занимался в качаловской группе. Потом он вернулся — когда уже было ясно, что его не заберут, и не захотел оставаться в Художественном театре, хотя ему предлагали, потому что опять быть сыном, опять испытывать к себе отношение как к главному, как к сыну великого актера, ему не хотелось. Ему хотелось — ну, это понятно, — ему хотелось...
П. Алешковский
— ...да, абсолютной свободы.
А. Бартошевич
— ...отдельной самостоятельной жизни. Он уехал в Ленинград, работал в Александринке и так далее, и так далее. А потом, в начале 30-х годов, когда начались «чистки», естественно, его как бывшего деникинца, стали «вычищать». и он рисковал потерять работу и...
П. Алешковский
— ...и жизнь!
А. Бартошевич
— ...и это самое малое, да. Но тут сейчас не хочется мне в эти подробности... Долго рассказывать. Но, во всяком случае, ему удалось... Дело в том, что он был молод, хорош собой, окружен прелестными женщинами. И вот одна из женщин, балерина Мариинки, с помощью своих высоких связей как-то сумела его...
П. Алешковский
— ...пригасить.
А. Бартошевич
— ...выручить, да. Ну вот. Тем не менее, он вернулся в Москву и, в конце концов, вернулся в...
П. Алешковский
— ...осел во МХАТе.
А. Бартошевич
— ...в Художественный театр. И вот началась испанская война. И он, с одной стороны, опытный, много чего испытавший человек был, а с другой стороны, в нем сохранялась замечательная наивность. Он прочитал в газете, что происходит набор добровольцев в Испанию. И он решил отправиться в Испанию защищать республику. И в газете увидел адрес пункта, где как бы набирали добровольцев (хотя мы знаем, какие там добровольцы).
П. Алешковский
— Мой дед так же ходил, и его, слава Богу, отшили по зрению.
А. Бартошевич
— А тут было так... (Смеется.) Да, а тут было так. Его спросили...
П. Алешковский
— Видимо, их всех отшивали, потому что это была, скорее, такая...
А. Бартошевич
— Ну, конечно. Это была там чисто формальная вещь. А его спросили: «А вот Вы хотите воевать?» — «Да, да». — «У Вас что, есть военный опыт?». — Он говорит: «Да, я у Деникина воевал».
П. Алешковский
— Угу.
А. Бартошевич
— (Смеется.) После чего они позвонили во МХАТ, и во МХАТе объяснили, что ничего страшного. Но потом отец на него страшно наорал...
П. Алешковский
— (Смеется.) Что Вы!
А. Бартошевич
— «Ну, — говорит, — ты что? Ну ты совсем идиот!».
П. Алешковский
— Хорошо. Позвольте, я скажу нашим слушателям, что это радио «Вера», программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским, и в гостях у меня Алексей Вадимович Бартошевич. И, пожалуйста, оставайтесь с нами. Мы сейчас нырнем под эфир и вынырнем очень скоро.
Мы снова с Вами. Это программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским. И Алексей Вадимович Бартошевич здесь, в студии, и мы продолжаем. Итак, Ваш отец заявил, что он имеет боевой опыт деникинского офицера в красное...
А. Бартошевич
— Нет-нет, он не был офицером, он был вольноопределяющийся.
П. Алешковский
— Вольноопределяющийся, не важно. Да. И дедушка Качалов кричал на него, обвиняя его в том, что у него... мозгами подвинулся.
А. Бартошевич
— И вот, значит, начинается война 1941 года, и отец тут же уходит добровольцем...
П. Алешковский
— ...на фронт.
А. Бартошевич
— ...с московским ополчением. Его постигает судьба московского ополчения, потому что там одна винтовка на семь человек...
П. Алешковский
— Да-да-да.
А. Бартошевич
— И так далее, это известная история. И он попадает в окружение. Там за лесами по ночам (потому что днем было невозможно, немцы были) они пытаются пройти. Фронт отодвигается все дальше и дальше, то есть все ближе и ближе к Москве. И они начинают голодать, а уже ноябрь 1941 года. И уже морозы. Они начинают питаться каким-то подножным кормом. Короче говоря, он однажды просыпается и видит над собою розовые, холеные лица немцев, которые наставили на него оружие. И он попадает в лагерь для военнопленных. Причем, лагерь под Юхновым. Причем, лагерь был очень просто организован — значит, ограда, барак. И их совсем не кормили. Просто не кормили. А уже морозы. И они спали «ложками», вповалку...
П. Алешковский
— Прижавшись друг к другу, да.
А. Бартошевич
— ...пытаясь друг друга согреть, да. И каждое утро трупы обнаруживали рядом с собой. И его спасло то, что он понял, что он умирает, и, как человек верующий, он не мог уйти обросшим, безнадежно грязным. У него была в сумке какая-то старая бритва, он стал ею бриться, понимая, что на тот свет надо уходить чистым даже физически — ну, в той степени, в какой это было возможно. И немцы это увидели и включили его в состав рабочей команды, которая должна была выкапывать из-под земли трупы убитых летом советских солдат для того, чтобы снимать с них ватники, потому что немцы считали... Ну, как люди расчетливые, рациональные, они решили, что из этих ватников можно что-то там делать...
П. Алешковский
— Боже мой, какой ужас!
А. Бартошевич
— Ужас, да.
П. Алешковский
— Вот такая деталь, о которой я никогда нигде не слышал. Такое безумие совершенно.
А. Бартошевич
— Да. Ну, ничего, как я понимаю, у немцев не получилось.
П. Алешковский
— Ну, наверное.
А. Бартошевич
— Короче говоря, четыре года отец был в плену. Четыре года их лагерь перебрасывали из одного места в другое. Отец в лагере...
П. Алешковский
— А он говорил по-немецки?
А. Бартошевич
— Он идеально говорил по-немецки, по-французски и по-английски. Ну, что называется, хорошее воспитание.
П. Алешковский
— Понятно.
А. Бартошевич
— А он в лагере издавал подпольную газету. Что значит — подпольную газету? Называлась «Карман-газета». Они писали ее на крошечных листках, потому что кто-то из них мог слушать радио на какой-то подсобной работе в конторе. Ну вот. И они должны были быть в курсе того, что происходило на фронте. А потом их лагерь бросили в Альпы, в Северные Альпы, чтобы расчищать снег для отступающей — это уже начало 1945 года — немецкой армии. И там отец бежал и стал, как это ни странно звучит, командиром итальянского партизанского отряда.
П. Алешковский
— «Bella, chao!», с ума сойти!
А. Бартошевич
— «Bella, chao!», да. Потом пришли американцы, их поместили в такой лагерь для перемещенных лиц, уговаривали Вадима остаться. Ему полковник: «Вы с ума сошли! У Вас тоже там Сибирь!»... Он говорит: «Как это? Меня... Я на Родину!», и так далее. Ну, и какие-то советские офицеры приезжали, говорили, что «Родина примет Вас с распростертыми объятьями, Вы герои, страдальцы» и так далее. И естественно, что когда их...
П. Алешковский
— ...забрали...
А. Бартошевич
— ...да, повезли в поезде в теплушках, в каких-то там вагонах, в Советский Союз, их только довезли до границы — и сразу по лагерям, уже по нашим лагерям. И отца поместили в лагерь под Львовом. И он стал умирать.
П. Алешковский
— Угу. Опять.
А. Бартошевич
— Он стал умирать. И им сказали, что они могут написать письма родственникам. И он написал прощальное письмо. И по этому письму его нашли, потому что — долго рассказывать — уже в первые годы Василий Иванович не знал, что с Вадимом...
П. Алешковский
— Ну, масса же была людей, пропавших без вести во время войны.
А. Бартошевич
— Я помню, да. Я помню, я был маленький, меня спрашивали: «А где твой папа, мальчик?». Мой ответ — ну, очевидно, мне его продиктовали: «Мой отец погиб в плену». «Мой отец погиб в плену», — говорил я, не зная, что, на самом деле, слава Богу, не погиб. Так вот, и написали мхатовцы письмо то ли Сталину, то ли Молотову, то ли Берии, не знаю, кому-то, и был дан приказ найти и вернуть. А его потеряли, потому что даже эта машина работала, как полагается...
П. Алешковский
— ...из рук вон.
А. Бартошевич
— ...из рук вон. И по этому письму, которое он написал, прощальному, по открытке, его нашли. Приехали с ним из Львова, потому что это был под Львовом, в Карпатах лагерь. Целую ночь его допрашивал начальник львовского СМЕРШа. Дали ему чаю, от которого он опьянел. Потом, значит, сказали: «Ну что же Вы в таких лохмотьях? Мы Вас вернем в Москву». Повели его в подвалы и сказали: «Вот у нас тут сколько угодно костюмов висит. А вот хороший костюм, выбирайте. Ну, три дырки на груди, но там чего — заштопаете, ничего». И повезли его в Москву, и на Лубянку. И в одиночку. И пока там он сидел — ну, в тех условиях, в которых сидели в одиночке, то есть это свет, который не гасился, и так далее, — проверяли его показания. И он морду набил в лагере какому-то немецкому прихлебателю, который оказался нашим разведчиком, и тот дал на него, естественно, самую благоприятную...
П. Алешковский
— ...положительную...
А. Бартошевич
— ...ага, информацию. Одним словом, в один день его подвели к дверям Лубянки...
П. Алешковский
— Вот судьба! Фантастическая!
А. Бартошевич
— ...открыли дверь и сказали: «Свободны!». И он пошел по Кузнецкому Мосту, по проезду МХАТа, мимо театра. Встретил знакомого актера, который просто рот раскрыл. Ну, и так далее, и так далее. И вернулся в Брюсовский переулок, в свой дом, да. Ему открыла мать. Повторяю, дом был не сентиментальный, поэтому первая ее реакция была не такая — «ах, ах, ах!», поскольку они ничего не знали...
П. Алешковский
— Ну да.
А. Бартошевич
— ...а первая реакция была такая: «Так, Васи нет, Вася на радио, запись. Ты спрячься, я его подготовлю». Значит, открывается дверь, входит Василий Иванович, снимает калоши и говорит: «Что, говорят, Вадим приехал?» — таким тоном, как будто Вадим приехал с Николиной горы. А ему уже сказал лифтер... привратник. И он ну, — актер, — поднимаясь по лестнице эти два этажа...
П. Алешковский
— ...придумал.
А. Бартошевич
— Да, он уже вот эту сцену сыграл для того, чтобы не разыгрывать сентиментальную мелодраму.
П. Алешковский
— Ну да, ну да.
А. Бартошевич
— «Возвращение блудного сына». И так далее. Вот таким был этот дом.
П. Алешковский
— Потрясающе совершенно! (Смеется.)
А. Бартошевич
— Надо сказать, что я горжусь, что у меня такой отец, хотя моей заслуги в этом, как Вы понимаете, нет ни малейшей. (Смеется.) Он, конечно... Он был благородный, кристальной чистоты и честности, и мужества человек. И очень верующий, кстати говоря. Очень верующий человек...
П. Алешковский
— Я думаю, что, пройдя такое, как-то будучи на краю... Это понятно.
А. Бартошевич
— Конечно. Вы знаете, да, за несколько лет до смерти студенты студии МХАТ попросили его, ну, написать что-то вроде такой маленькой исповеди, которая была бы итогом — ну, чем-то вроде итога.
П. Алешковский
— А он рассказывал эту свою эпопею?
А. Бартошевич
— Рассказывал, рассказывал. Я помню, как он...
П. Алешковский
— Студентам рассказывал, да?
А. Бартошевич
— Студентам. Я помню, Игорь Кваша вспоминал с восторгом, как отец не только рассказывал, но и показывал, как все это было. И да, и отец написал две странички, которые я... Да он мне дал их — он мне дал их совсем не для того, чтобы их кто-то публиковал. Вполне понятно, это вполне интимная вещь. Я даже не уверен, что он их студентам показывал. Просто он написал это, потому что они говорили, что было бы хорошо, чтобы что-то вроде, ну, итога, завещания написали бы.
П. Алешковский
— Да, ну хорошо. Давайте все-таки, может быть, Вы зачитайте этот текст, потому что он — н е текст, а просто такой разговор души и важный.
А. Бартошевич
— Попробую. «Мне выпала на долю довольно сложная жизнь — жизнь суровая, к которой я совсем не был подготовлен своим воспитанием. Тем, что я через все это (гражданская война, война с Германией в рядах Красной Армии, плен, побег, партизанская война в рядах итальянских партизан, затем репатриация в условиях сталинского отношения к военнопленным) прошел без существенного морального и физического ущерба, я обязан только исключительно Христовой вере, главным образом, христианской этике. Гражданская война, которую я провел в особо тяжелых, в смысле моральном, условиях, вступив в нее в возрасте 17 лет, была моей первой школой. Выработавшиеся в результате года службы правила жизни, осознанные благодаря мучительному опыту законы общежития были, по существу, бытовым христианством. Пришел я к ним не сразу. Первое время я пытался отстаивать свое благополучие, прибегая к той же грубости, к физической силе, хитрости и коварству, с которыми подходили ко мне, пытаясь взять у меня больше, отдать мне меньше, улучшить свою жизнь, ухудшая мою. Жилось скверно мне, и другим было скверно от меня. Не знаю, произошел ли какой-нибудь резкий перелом — не помню, кто или что на меня повлияло, но через два-три месяца я начал получать удовлетворение и даже радость от своей способности уступать и чем-то жертвовать, отдавать больше, чем брать. К концу гражданской войны, вернее, к моему выходу из нее, я уже ясно понял, что источником этого удовлетворения и радости является сознание единственности Истины Христова учения о любви к ближнему больше, чем к самому себе, об отдаче рубашки просящему кафтан, о непротивлении злу злом, точнее, о непротивлении злу, причиняемому лично мне, так как защита слабых, даже и путем применения силы, является одной из главных обязанностей христианина. Не смею сказать, что с тех пор жил по этим заповедям, — нет, на это я не был способен ни раньше, не способен и теперь, но стремление к тому, чтобы хоть в малом, хоть иногда, в лучшие минуты жизни поступать согласно Евангелию, у меня было всю остальную жизнь и есть поныне. Я понял, что истинную радость дает только отдача, только жертва. Ощущение подлинного счастья, гордости, вернее, удовлетворения собой (а это ведь счастье) дает способность к самоограничению ради других, победа над маленькими желаниями во имя большого желания добра. Любить врагов — это слишком много, на это мало кто способен. Но жалеть творящих зло следует, так как нормальному человеку делать зло тяжело и грустно, а люди, способные творить зло легко и с весельем, это больные, уроды, и они заслуживают еще большей жалости. Уже 40-летним мужчиной, избалованным комфортом, без всякой тренированности в смысле лишений и физического труда, я попал в армию, а затем в самые страшные условия плена. Перенес я и то, и, особенно, другое только благодаря вере, сознательному исповеданию и выполнению, насколько я был на это способен, христианских заповедей. Делание добра дает радость, и немедленную, так как радостен самый процесс добротворения. И дает радость длительную, создавая радостный и светлый строй жизни всей окружающей среды, создает атмосферу любви и заботы друг о друге, как бы жестоки ни были обстоятельства жизни. А иногда тем любовнее, чем тяжелее и пограничнее со смертью жизнь. Любовь и добро заразительнее, чем зло, и распространяются быстро и прочно. Они распространяются по спирали, захватывая все больше и больше широкие круги людей. Добро в отношении к человеку выражается в самой мелкой повседневной заботе о нем. Начинается с пустяков — с уступки лучшего места, если холодно — того, где меньше дует, если жарко — того, где прохладнее, но под каким-нибудь предлогом, чтобы тот, кому уступаешь, не чувствовал благодеяния. Уступка части пищи тому, кто особенно голоден, под предлогом, что сам сыт. Между прочим, я проверил, что, лишив себя 20 граммов хлеба от 100, от этого с голоду не умрешь, а удовлетворение от своей выдержки получишь большое, и сил моральных (а от них и физических) прибавится больше, чем от нескольких десятков граммов пищи. А силы нужны не только чтобы выжить, а чтоб спасти и помочь выжить другим. Надо иметь силы для сознательного захвата худшего места, худшей пищи, более тяжелой работы. Это не может не вызвать подражания, это непременно заразит окружающих, и, таким образом, распространится стремление всех заботиться о каждом, каждый — обо всех. Самое замечательное, самое ценное — что группа, ячейка, зараженная такими взаимоотношениями, питается лучше, чем та, где люди, как волки, рвут друг у друга пищу. Если надежен общий стол, образуются остатки, которые перетирались бы в карманах жадных. Труд спорится. так как каждый старается сработать больше, чтобы не переработал его друг. Спится теплее и уютнее, так как все укрываются всеми шинелями. Люди становят сегодня здоровее, выносливее, добрее и счастливее, и принимают причину этого. Группа делается ведущей, образцовой, ей стремятся подражать. И, таким образом, добро и вера первоначально в качестве понимания блага любви распространяются все шире. Не нужна пропаганда этики. Тем и сильно христианство, что несомненность его истинности не требует доказывания. Нужно действие в любви. Забота ближнем и ближних больше, чем о себе, не может не заразить если не всех, то большинство, а это и создает атмосферу уступчивости, заботы, любви, то есть нормальную атмосферу христианского общежития. Еще мне хочется сказать о молитве. Молитва — это духовная зарядка, так же, а вернее, больше необходимая, как зарядка физическая. Молиться следует не о даровании тех или иных благ и не о спасении от тех или иных зол. Этой молитвы нужно избегать до моментов крайности, когда иного выхода нет. Молиться надо, благодаря за все хорошее, полученное от природы, благодаря Бога за свои силы, за свое здоровье, за свои способности делать людям добро, если они проявились. Перебрать в памяти с благодарностью пославшего все, что было хорошего, — все удачи, все блага, все прошедшие мимо несчастья и неудачи, которые могли бы произойти, но не произошли. Такая молитва придает силы и бодрость духа и сделает ощущение жизни радостнее и светлее. Просить же надо и можно только о чем-то очень существенном, очень важном, и только если просимое — не во вред другим людям. Самое важное в этих строках — то, что каждый момент, каждое слово подтверждено его жизнью.
П. Алешковский
— Это радио «Вера», передача «Светлый вечер» с Петром Алешковским. И в гостях у меня сегодня Алексей Вадимович Бартошевич, который только что зачитал, ну, давно не слышанной силы для меня документ, который не есть документ, а есть исповедь его отца. И я думаю, что этот заряд я почувствовал, надеюсь, что его почувствовали и слушающие нас, и понимаю, что с этим зарядом Вы живете, как с большим подарком, на самом деле, наверное.
А. Бартошевич
— Ну, было бы нескромно с моей стороны говорить о том, что тот заряд, который существует и в жизни отца, и в этих строчках, что этот заряд сохранился во мне...
П. Алешковский
— ...в целости и сохранности.
А. Бартошевич
— Боюсь, что совсем не так. Я бы мечтал об этом, я бы мечтал, я бы хотел этого, но, что называется, силы духа не те.
П. Алешковский
— Ну, знаете, здесь, на мой взгляд, кажется, самое важное — это то, что человека оттаскало по таким кошмарам... Когда он пишет о том, как вырывают хлеб, это не то, что я скажу, прочитав лагерные мемуары, а это настоящие лагерные мемуары, которые стали основой его жизненного воззрения. А скажите, он ходил в церковь?
А. Бартошевич
— Да, но, насколько я знаю, дело в том, что они жили, ну, во-первых, совсем рядом с Качаловским домом, в этой самой... чудная XVII-го...
П. Алешковский
— Брюсовская церковь, да.
А. Бартошевич
— Да, это церковь, куда они ходили и где, кстати...
П. Алешковский
— ...где Питирим служил.
А. Бартошевич
— ...и Василия Ивановича отпевали, и Нину Николаевну, и Вадима отпевали там, это во-первых. А когда они жили на Николиной, то там в Аксиньино есть чудная церковь...
П. Алешковский
— Понятно. Да, как-то вот после этого документа, в общем, все тускнеет, признаться. А сколько отец прожил еще после? Вот когда он начал создавать вот этот постановочный факультет, и что это такое?
А. Бартошевич
— Он начал создавать сразу после войны, году, наверное, в 1947-1948-м.
П. Алешковский
— А до этого завпосты рождались просто из людей, которые помогали в театре, да?
А. Бартошевич
— Ну, да, да, да. Он первый выпустил эту профессию, в которой имел вузовское...
П. Алешковский
— Обозначил как профессию.
А. Бартошевич
— ...вузовское, да, образование — это он первый сделал. Потому что, кстати, одновременно на этом факультете учили и театральных художников, не только технологов. Но художников учили так, чтобы они знали технологию.
П. Алешковский
— Это да, это да. А как иначе, если?..
А. Бартошевич
— Ну, конечно. И очень много людей, очень крупных наших сценографов теперешних... Завпост — это все, почти все оттуда вышли, и очень многие художники. Там, например, Дима Крымов — там же учился, и он до сих пор об отце моем вспоминает с восторгом и нежностью. Он умирал очень мучительно, он умирал долго. Долго болел. Он был человек железного здоровья. Как он все это выдержал, совершенно непонятно... Но выдержал. И все-таки уже в старости все это начало сказываться — дикие боли в костях и так далее. Ему стало трудно ходить. В общем, его последние муки продолжались довольно долго, он их переносил крайне твердо.
П. Алешковский
— У него онкология была?
А. Бартошевич
— Нет, онкологии, слава Богу, не было. Просто какие-то жуткие костные заболевания — как это называется, я забыл...
П. Алешковский
— Ну, не важно, да. Остеопороз какой-нибудь, там...
А. Бартошевич
— Я не знаю. Во всяком случае, он умер... Он от природы был очень здоровый человек. Он умер — ему шел 80-й год.
П. Алешковский
— О-о!
А. Бартошевич
— Так что...
П. Алешковский
— Пожил.
А. Бартошевич
— ...последние годы — я почему вдруг засмеялся, потому что мне самому 78... Короче говоря, для меня отец — это самое совершенное воплощение идеи благородства и мужества. И вот таким должен быть мужчина.
П. Алешковский
— Точка. Это абсолютная точка в передаче. И большое спасибо, Алексей Вадимович, что были с нами. И думаю, что это и честная, и, что редко бывает, поучительная история, которую Вы сегодня рассказали. Всего хорошего.
А. Бартошевич
— Всего доброго!
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.