У нас в гостях был продюсер, режиссер Эдуард Бояков.
Разговор шел о том, как вера в Бога способна преобразить жизнь семьи, наполнить ее светом и смыслом.
А. Леонтьева
— Добрый светлый вечер! С Вами в студии Анна Леонтьева и Константин Мацан.
К. Мацан
— Добрый вечер! И у нас в гостях Эдуард Бояков.
Э. Бояков
— Добрый вечер!
К. Мацан
— Ты уже не первый раз у нас в эфире, к нашей большой радости, и обычно мы тебя представляем как продюсера, режиссера, председателя Русского художественного союза, напоминаем о том, что ты создатель фестиваля «Золотая маска» и театра «Практика», но сегодня, наверное, такая главная ипостась, главный титр, который мы должны будем, наверное, указать, это «семьянин».
Э. Бояков
— Прекрасно.
К. Мацан
— Муж, отец. Потому что мы сегодня постараемся поговорить именно об этой ипостаси — и твоей вообще, об этой ипостаси жизни, в такой счастливой христианской семье.
А. Леонтьева
— Эдуард, и я должна добавить, что я очень рада, потому что когда я нахожусь с тобой в пространстве культуры, в пространстве театра, то я испытываю такой, знаешь, комплекс неполноценности, потому что ты очень образованный человек и ты очень много знаешь...
Э. Бояков
— Так, забросали меня комплиментами... Давайте без этого... (Смеется.)
А. Леонтьева
— ...ближе к делу! (Смеется.)
К. Мацан
— Аня не закончила... Аня не закончила.
А. Леонтьева
— А сейчас — сейчас — мы находимся с тобой примерно в одной плоскости, где все равны, где мы все как бы, так или иначе, что-то знаем, а чего-то не знаем, и нам приятно встретить...
К. Мацан
— ...наступаем на одни и те же грабли все...
А. Леонтьева
— Да, а может быть, на разные грабли...
Э. Бояков
— Да, да. Да... Это великое качество, это прекрасное качество, настоящее счастье — быть в семье. И я, конечно, счастлив и говорить об этом. Сразу замечу, что Константин, представляя меня, сказал, что «отец и муж»... Мне кажется — «отец, муж и сын».
К. Мацан
— Да, это важно.
Э. Бояков
— Вот это еще важное добавление.
К. Мацан
— Ну вот если ты с этого начал, то, может быть, эту мысль развить — почему эта приставка, вернее, не приставка, добавка к этому ряду — «сын» — так важна?
Э. Бояков
— Потому что разница принципиальная, огромная, это разница в измерениях. Если мы говорим об отношениях «отец — сын» или «мать — сын», мы всего лишь навсего говорим о персональных отношениях. Это недалеко ушло от отношения «ты — я», человек в метро и другой человек в метро. То есть это важное обстоятельство, но это обстоятельство, фиксирующее замкнутую какую-то, очень ограниченную фигуру, отрезок, грубо говоря. Как только появляется третья точка, то мы уже можем говорить о линии. Уже нет отрезка, уже есть, как минимум, линия. А может быть, даже, удивительное пространство, а может быть даже, плоскость, а может быть даже, уже и четырехмерное пространство, которое в себя вбирает всех людей, и даже не только людей, но и природу, ну и, конечно, Бога, Который над всем этим расположен.
К. Мацан
— Давай...
Э. Бояков
— Таким образом, если мы начали с какой-то геометрии, без вот этого первоначального шага из двухмерного в трех-... не «-мерное», а из двухчастной в трехчастную фигуру, нет ощущения семьи.
К. Мацан
— Давай обратно к практике. Смотри: ты не раз говорил, и в Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) писал, и в интервью говорил, что с твоим приходом к вере и с началом воцерковления поменялось отношение к родителям. В чем это выглядело? В чем это заключалось на практике? Чаще звонишь? Крепче обнимаешь? Больше хвалишь маму за борщ? Вот что реально изменилось?
Э. Бояков
— Здесь, конечно, пространство нашей уникальности. Я думаю, что мой опыт — он отдельный, и, вполне возможно, он очень сильно отличается и от Вашего опыта, и от опыта людей, которые нас слушают. С другой стороны, я, конечно, дитя своего времени, и Вы моложе оба, но, родившись в 1964 году, я жил в пространстве, которое, с одной стороны, было семьей, но, с другой стороны, не было. Ни одной иконы, не было... Не было среды, в которой семья — это действительно ценность. Что меня спасло, я считаю, это, прежде всего, конечно, эгрегор — это Кавказ, это мусульманские семьи, которые меня окружали. И я научился очень многому у этих... Я всегда понимал, что это люди другого культурного кода.
К. Мацан
— Ты в Дагестане родился?
Э. Бояков
— Да, я родился в Дагестане, да. Это люди другого культурного кода, это люди другой, ну, веры, может быть, в таком, опять же, культурном смысле. Но так, как они, дорогие, любимые братья-мусульмане, любили своих детей, так, как они чтили своих родителей, нам, православным, русским, европейцам, или как еще там, что-то можно еще придумывать по поводу наших самохарактеристик, конечно, нужно учиться, учиться и учиться у них. Мне очень много они дали. И, вспоминая свое детство, возвращаясь к нему, пытаясь воспитать себя как-то, я пришел к православным ценностям через это, а не через иконы, которые... Сейчас для моего сына естественно — быть в храме, для моего сына естественно — молиться каждый день за завтраком и ложиться, испрашивая благословения у меня и у мамы. То есть это совсем другой мир. И этот мир, конечно, был мир, противостоящий семье, разрушающий в себе семью. То, как в советское время относились к абортам, то, как в советское время относились к изменам, это ужасно. Может быть, и сейчас измен не меньше, я уж не знаю статистику, а может быть, даже больше, но вот этот цинизм для меня связан с отсутствием религиозной простой, простейшей доктрины: не надо врать, надо любить детей, надо любить родителей. Если ты любишь детей и любишь родителей, то, мне кажется, это самое естественное — ты уже имеешь какую-то серьезнейшую защиту, которая тебе поможет и правильное решение принять, если речь идет о том, делаем ли мы аборт или нет, ну, и так далее.
А. Леонтьева
— Эдуард, я хочу спросить... Дело в том, что ты перешел в своей юности от мусульманства, которое ты наблюдал (уважение к родителям, любовь к детям)... ты сразу перешел в современный мир. Мы забыли рассказать о таком важном звене, как создание твоей семьи, в которой, я так понимаю, встретились эти две традиции — традиция русская, которая пришла от твоей жены Людмилы, и традиция, которая пришла с тобой.
Э. Бояков
— Нет, ну я-то русский, и меня крестили в пять лет. Но я всегда полушутливо-полусерьезно называл себя и продолжаю называть русским дагестанцем, конечно. Потому что я очень люблю эту землю, я ее очень ценю, я ее очень чувствую. И она, конечно, русская земля. Это русская земля в том смысле этого слова, в котором она является и дагестанской землей, и кумыкской землей, и лакской землей. Здесь ни в коем случае нельзя противопоставлять одно другому. Если в лесу растут деревья и грибы, то это не значит, что они должны друг другу мешать или конкурировать друг с другом, убивать. Это, наоборот, значит — они должны помогать друг другу. В этом смысле, конечно, в каком-то отношении наш бэкграунд, наши традиции, наш опыт встретился и был различным. У меня жена не просто русская — она еще и сибирячка, она из такой земли очень корневой, невероятной, богатой, красивой, просто прекрасной. Я сегодня завтракал с моим другом Андреем Бледным из группы «25-17», и он тоже амичи... Вот мы... То, как он говорит о своей деревне, ой, о городе, о поселке, городе, ну, с населением 20 тысяч человек, это невероятно. Я вот сразу чувствую, конечно, мощь вот этого сибирского человека, сибирского мужчины, сибирского характера. Кроме того, она из семейства лесников. Ее прадед был егерем, ее дед жил в лесу. Родители ее относятся к технической интеллигенции, к инженерам, но та любовь к охоте, к лесу, то понимание — оно осталось. Конечно, в этом отношении мы совершенно разные типы, и было очень интересно встретиться. Но я при этом не скажу, отвечая на твой, Константин, вопрос, про то, как повлияла вера на отношение к родителям, я не буду отвечать прямо так вот подробно и односложно, потому что еще неизвестно в моем случае, что на что повлияло. Может быть, я и к вере пришел, потому что я начал чувствовать, что жить без отца — это ужасно. Мои родители развелись в раннем возрасте, я воспитывался дедом. И, во-первых, это фигура была такая замещения, и, во-вторых, это было совершенно нормально. То есть то, как мы сегодня и в советское время относимся к неполным семьям, это же известное дело. «Ну, да, ну, разошлись — ну, разошлись, ой, как жалко». Pity, как говорят англичане. И пошли дальше. И так получилось, что лет 15, наверное, я вообще не общался с отцом. У меня был огромный, страшный кризис. Он, на первый взгляд, не был связан с этим фактом, а был связан совсем с другим, но это был такой кризис, наверное, среднего возраста. Мне было 40-42 года, когда я пережил момент очень тяжелый, когда у меня в семье происходили трагедии, когда я узнал о смерти своего брата, ну, и так далее. Это долгая история, я не буду рассказывать, но она такая очень, ну, действительно трагическая, и сюжет очень такой больной. И я не знал, я не был знаком с этим братом. Он потом ко мне... Это брат по отцу. Он приехал, нашел меня, потом его убили. Я поехал к отцу. И то, что я переживал там, наверное, не будучи еще воцерковленным, меня и подготовило к тому, что я пришел в Церковь. Я смотрел на отца, с которым я не общался, ну, можно сказать, никогда, если говорить про зрелый возраст, и видел свои повадки, видел себя в зеркало. Видел не просто там какие-то на уровне, я не знаю, каких-то жестов или мимики мои черты, или, вернее, я воспроизводил его черты, но видел способ мышления, видел очень глубокие антропологические, психологические, энергетические качества — уникальные, которые совершенно я... Я-то был уверен, что, Господи, я же это все приобрел, я этому научился...
А. Леонтьева
— А это все было? (Смеется.)
Э. Бояков
— (Смеется.) Оказывается, это все было! Я настолько был шокирован, я настолько был... Ну, это было что-то такое... невообразимое, мне сложно это описать в каких-то словах. В общем, у меня было ощущение, что вот меня разрушили, разрушили какую-то мою оболочку, с меня содрали кожу. Я рыдал, втихаря уходил... Он живет на море, в невероятно красивой деревне под названием Криница. Я уходил к морю, как-то нырял туда, приводил себя в порядок, потом выходил, подходил к нему, думал: «Как, как теперь? Вот ну что ему сказать? Как этого человека?..» И ведь его... Ни он, ни я — мы и обнять друг друга не могли. Мы просто, ну... То есть то количество страшных каких-то барьеров, которые выстраивают и общество, и жизнь наша, ну, и так далее, так далее, оно не давало мне даже подойти просто к нему вот так толком. Но медленно, медленно... Ну, не медленно... В общем, я за несколько, не знаю, там, месяцев или... наверное, месяцев — преодолел эти комплексы. И я в какой-то момент... Вот это пора вот такого покаяния. Наверное, Вы переживали это в каких-то других форматах. Но вот когда я первый раз в Оптину приехал, у меня был тоже момент такой вот — ну, когда тебя прорывает, когда ты каешься, видишь, понимаешь, плачешь, а потом уходит. А потом слезки высыхают, и ты начинаешь жить без слез. Но еще неизвестно, что сложнее. (Смеется.) Потому что там уже начинается период какой-то вот работы. У меня с отцом вот этот момент закончился, этот кризис закончился, я подошел к нему и сказал: «Папа, я просто тебя люблю. Папа, я просто благодарен за то, что ты дал мне жизнь. Это не слова, это каждая моя клеточка говорит об этом». Дальше все ошибки, все претензии, все мнения, вся критика, которая у меня в какой-то степени остается (она, конечно, остается), но это все — второй план.
К. Мацан
— О том, что такое семья — счастливая, христианская, которая преодолевает свои трудности и развивается, — мы сегодня говорим с Эдуардом Бояковым, продюсером, режиссером, частым гостем радио «Вера».
А. Леонтьева
— А я бы сейчас уже сказала — «с Эдуардом Бояковым в трехмерном варианте: отцом, мужем и сыном», как мы начали говорить. Эдуард ты сейчас рассказал про встречу, потрясающую встречу с отцом. Я думаю, что такая тема — она очень больная для очень многих наших соотечественников...
Э. Бояков
— Ох-ох-ох-ох-ох, как же это удивительно...
А. Леонтьева
— Ты когда рассказывал, я просто готова была зарыдать, да.
Э. Бояков
— Это потрясающе, насколько она больная. Я до 42 лет никогда не говорил об этом, а после, вот последние, соответственно, 16-17 лет, я об этом говорю время от времени с актерами своими, с коллегами. И вдруг я вижу, что начинается в аудитории — просто людей так накрывает...
А. Леонтьева
— Да-да...
Э. Бояков
— Я не знаю... Ну, ни одна тема, на самом деле, не действует так сильно. И я вижу, как это больно, как много в нашей с Вами жизни, в нашем с Вами кругу, среди наших с Вами друзей людей, которые не решили эту проблему и которые не осознают, что эта проблема у них есть. Они думают, что дело в деньгах, дело в отношениях, там, с родителями, когда нерешенные... дело в отношениях с супругами, когда не... Не понимая, что, «деточка моя, не рассказывай мне про своего мужа — посмотри на твои отношения с отцом и пойми банальнейший, простейший факт, банальнейший, основную формулу: ну не будет у тебя счастливой супружеской жизни, если ты не решила отношения с родителями». Это закон. Это не мое мнение, это объективно так же, как H2O (это вода) или 2×2=4, это закон.
А. Леонтьева
— Скажи, пожалуйста, а вот поскольку ты видишь так много вокруг себя травмированных людей -= травмированных вот этим отсутствием отца или полуприсутствием отца, или просто какой-то тоской по отцу, когда ты начал воспитывать детей, вот у тебя было ощущение, что ты хочешь воспитывать их от противного, чтобы они не испытывали вот этот вот недостаток тебя?
Э. Бояков
— Даже вот в такой замысловатой фигуре риторической, которую ты употребляешь, я не хочу продолжать эту фигуру и говорить от противного... Вот нет противного.
А. Леонтьева
— Нет противного?
Э. Бояков
— Вот в моей жизни — нет. Сейчас вот в этом у меня очень много проблем, но Бог миловал и решил вот эту. Нет «противного», нет проблемы. У меня есть отец. Все. Я счастлив. У меня есть мама. Я абсолютно счастлив. Конечно, я в какой-то момент обижаюсь на маму и начинаю что-то там ей выговаривать. Конечно, я ей недостаточно часто звоню. Конечно, я исповедуюсь, наверное, ну, каждый второй раз своему духовному отцу. Я признаюсь, что я нерадивый сын. Но это не «от противного». Есть родители, они будут всегда в моей жизни. Если кто-то из нас... Если кто-то из нас уйдет раньше, я буду для них, они будут для меня. И мои отношения с сыном — это часть, продолжение этих же отношений. Никакой грани, никаких швов не должно быть. Только отсутствие этих швов между дедушкой, папой, мужем, сыном, правнуком и так далее, только стирание, постоянная работа над стиранием этих «швов» делает из нас...
А. Леонтьева
— Между поколениями, да?
Э. Бояков
— Да, между поколениями во всех смыслах этого слова — не только в культурном, но и в биологическом...
А. Леонтьева
— Потрясающе...
Э. Бояков
— ...дает возможность человеку быть культурным, спокойным, гармоничным, радостным, не закомплексованным. Все. И тогда Бог — Он здесь, Он рядом. Тогда Бог становится материальным. Тогда Он приходит, и тогда можно, действительно, уже какую-то начинать работу, наверное, следующего плана. Тогда можно ставить какие-то следующие цели и стараться хоть что-то успеть по пути «обожения». (Смеется.)
К. Мацан
— А как это для тебя сочетается с тем часто звучащим, вот, например, у психологов мнением о том, что присутствие бабушки, например, или дедушки в жизни молодой семьи — оно ну не то, что должно быть как бы ограниченным искусственно, но что все-таки семья должна в какой-то момент ощутить себя самостоятельной, отдельной? Я понимаю, что это не «тезис — антитезис», что это не бинарная позиция, но некая проблема вот поиска какой-то середины здесь есть? Или как ты это видишь?
Э. Бояков
— Нет, для меня это супербинарная позиция.
К. Мацан
— Да?
Э. Бояков
— Для меня это супероппозиция. Я считаю, что мнение, которое ты воспроизвел как абстрактное, как пример какого-то абстрактного психолога в отношении какой-то абстрактной семьи, это зло, вот то, что сейчас прозвучало, и для меня неприемлемо совершенно. Я убежден, что это зло — такая формула, которую психолог позволяет себе, за исключением редчайших случаев, но на то они исключения. Ну, действительно, может быть, что-то там, ну, совсем такое... Вот ну, действительно, если мы имеем дело с какими-то такими медицинскими случаями или патологическими в смысле социально- какой-то там... либо медицинской, либо социально-полицейской какой-то... Действительно, это бывает. Но давайте отнесемся к этому как к исключению. А дальше моя мысль — она противоположна мысли этого психолога. Человек обязан воспитываться, расти во всех смыслах этого слова — в физическом, духовном и нравственном — до 70, до 80, до 90 лет в лоне семьи. Отношения с бабушкой, отношения с дедушкой, более того, отношения с тетей и с племянницей — это важнейшие факторы, без которых мы... А мы все — я не знаю подробностей Вашей семейной жизни (ну, там, немножко знаю), и Вы, наверное, не знаете подробностей моей жизни, но мы же можем себе сказать, что мы этого лишены. Понятно, что урбанистическая жизнь так складывается, что у всех вот эти вот клетушечки. Урбан нас, как бы сказать, подавляет. Мы лишены близких отношений с племянницей или с теткой, и поэтому мы становимся невротиками. Но хотя бы осознать это! Я не могу, конечно, я не цыганский барон и не просто цыганский какой-то житель шатра, или как это там называется у них... (Смеется.) Но хотя бы осознавать это — это уже очень важно. Надо понимать, что, например, тетушка или, например, двоюродная сестра у девчонки, младшая не на 25 лет, как в случае с мамой и с дочерью, а на 12 лет, это важнейший воспитательный фактор, важнейший. Маму все равно будет дочь стесняться. Ну не спросит она какую-то интимную подробность. Она не то, что не спросит — она даже не увидит этой интимной подробности. А сестра, которая старше на 12 лет, двоюродная, или на 10, или на 5, которая начинает кормить, например, грудью своего первого ребенка, — представляете, что в этот момент происходит с 14-летней девчонкой? Вот, вот лучший способ избежать конфликтов и вот этих вот ужасов, свойственных так называемому переходному подростковому возрасту.
К. Мацан
— А жить всем вместе полезно?
Э. Бояков
— Конечно.
К. Мацан
— Вот прямо под одной крышей три поколения — бабушки, дедушки, сестры, братья, двоюродные, вот такой одной большой усадьбой?
Э. Бояков
— Ну, это получается, да... Это... Нет, я думаю, что в семье нельзя преувеличивать, как бы уже доводить до абсурда нельзя эту формулу. Мне кажется, опять же, такая традиционалистская крестьянская модель... Не в смысле того, что мы должны жить, как крестьяне, а в смысле того, что наш генокод — он сформирован... Русские люди — это люди земли, все, мы жили на земле. И если даже, не знаю, считать от Нового времени, допустим, ну, допустим, с Екатерины, — ну, Господи, это же очень мало времени для формирования нашего такого, в том числе, и коллективного бессознательного юнговского, которое есть в нас, которое работает как архетип. Мы-то запрограммированы на жизнь, где отец и сын живут в разных домах, но недалеко.
К. Мацан
— Да, да.
Э. Бояков
— У них есть общее пространство — у них есть пространство праздника обязательно. У них общее пространство социальной солидарности — то есть когда прикрыть, кто-то попал в несчастный случай. Ну, там, утонул какой-нибудь отец или, там, убили на войне. Ну, жизнь-то продолжается. Ну, убили отца на войне — ну, воспитает меня дядя Магомед или дядя Федя. Я крепким стану, я своего... Я буду помнить об отце, я буду о нем молиться. И, соответственно, мои дети будут нормальные и лишены той травмы, которая приобретается тогда, когда отец утонул и если ты городской житель.
К. Мацан
— Продолжим этот разговор с Эдуардом Бояковым буквально через одну минуту. Я напомню, в «Светлом вечере» мы сегодня говорим о семье. В студии моя коллега Анна Леонтьева, я — Константин Мацан. Не переключайтесь.
«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Анна Леонтьева и я, Константин Мацан. И сегодня в этом часе с нами и с Вами в этой студии, я напомню, Эдуард Бояков — режиссер, продюсер и, как мы выяснили в первой части программы, муж, отец и сын.
А. Леонтьева
— Эдуард, скажи, пожалуйста, вот у нас беседа приняла такой поворот — мы разговариваем больше про родительство. Ну, наверное, это, вообще-то, всеобъемлющее такое понятие — родительство, да? И я хотела, знаешь... Я сейчас заканчиваю книжку про трудных подростков. И сейчас у меня стоит такой вопрос. Знаешь, у нас есть такая заповедь — почитать отца и мать свою. И мы все ее помним. Даже те, кто никогда не открывал Библию, мы все говорим: «Вот мы родители, нас нужно почитать». Не сталкивался ли ты с такой проблемой... Вот я считаю, что эта проблема... Я думаю, что я вот во многом, когда я была молодая... Я была очень молодая, когда начала рожать детей, и вот я сразу стала такая церковная, я такая сразу стала вот мамочка — «вот почитайте меня, пожалуйста», да? Но не всегда я видела другую сторону медали, а именно: родители-то — они должны как-то так себя вести, чтобы прямо самим захотелось их почитать. Понимаешь? То есть... Есть ли, как ты думаешь, такая проблема, или дети должны... Вот «я делаю, как делаю, а ты вот все равно меня почитай, потому что я твой родитель»? Ты задавал себе такой вопрос? Нужно ли заслужить авторитет, или ты как бы стоишь на таком пьедестале для детей, или ты такой как бы рядом с ними друг, который вот заставляет все равно себя уважать?
Э. Бояков
— Понимаю, к чему ты ведешь! (Смеется.) Понимаю, к чему ты ведешь!
А. Леонтьева
— Коварно! (Смеется.)
Э. Бояков
— Да. Но я думаю, что в сегодняшнем мире, в сегодняшней ситуации, когда мир приобретает все более и более горизонтальные измерения... Мой любимый американский философ называет это «миром поверхности»... Торжествует поверхность — тонкая-тонкая пленка. Все-все-все горизонтально, все можно, все разные. А вертикали нет. А не на чем... Мы не можем ничего вверх вырастить. И никаких пьедесталов. Нет, неправильно, опасно это. Человечество иерархично, социум иерархичен, культура иерархична. Люди разные. Разные, в том числе, и в отношении интеллектуальных качеств, в том числе и в отношении духовного уровня. Другое дело — то, что не мне судить, но я должен знать это, я должен иметь этих авторитетов. И, в общем-то, еще неизвестно, что важнее и что нужнее — вот этот вот сюсюканье с ребенком, в кавычках возьмем сейчас вот это слово, «уважение» ребенка, которое якобы нам европейская западная философия, цивилизация навязывает, или пьедестал. Пьедестал нужен. Это учит человека, воспитывает. Я вот буквально вчера прилетел из Грузии, и моему сыну шесть лет сейчас вот. И то, как он... И мы поднимались на высокую гору, к собору, к церкви XI века на родине моего близкого друга в Верхней Имеретии. И то, как он терпел, как он шел за нами, за двумя взрослыми мужиками... Мой друг на вопрос: «А Захар сможет дойти?», он сказал: «Ну, если он все-таки не будет возражать, что я его время от времени на плечи буду брать»... И вот здесь Захар стал вот в этой ситуации... (Смеется.)
К. Мацан
— Вызов принят!
Э. Бояков
— ...да, возьмут его на плечи или не возьмут! И он не попросился на плечи. Хотя, конечно, вот прямо... Ну, там так получилось, что это идеально. Ну вот он и терпел, но и все-таки мы не замучили ребенка. Это важнейший момент — то, что произошло. Без пьедестала ему... Пьедестал — это хорошее слово. Пьедестал — это то, к чему мы стремимся. И в какой-то момент мы сами должны оказаться тоже на пьедестале для того, чтобы внуки и правнуки брали с нас пример. А как же без этого?
К. Мацан
— Вот ты начал говорить про уже отношения с сыном. А у меня вопрос совершенно такой — «о нашем, о папском». Ты много работаешь, много ездишь, много путешествуешь по всей стране. Не грызет совесть от того, что мало ребенка видишь?
Э. Бояков
— Очень грызет. Очень. Это, наверное, одна из самых для меня страшных проблем. Я очень мучаюсь. И вижу, и жена моя — это счастье, подарок невероятный, и она очень много делает для того, чтобы я присутствовал в семье. То есть она... Она очень мудрый человек. И любовь, конечно, она передает сыну и дочери. Но, конечно, все равно ничего не сделаешь и не поделаешь. Это проблема. Я ее, к сожалению, не могу решить. Все время нахожусь вот... Иногда я мечусь и понимаю, что ничего страшного — я ведь создаю, у меня творческая профессия, сын должен гордиться тем, что отец делает, и он должен знать... Вот он увидит, там, я не знаю, запись моего спектакля, или расскажет ему мама... Иногда он видит меня во время работы. Наверное, он что-то... И я — я даже сейчас вот вслух рассуждаю... Я сейчас понимаю... Может быть, я первый раз подумал сейчас, вот в эту секунду о том, что, наверное, важно детей, по возможности, уже не просто брать на спектакли. Если я, там, театральный режиссер, ну, я, там, пойду в театр, конечно, я его буду брать на спектакли своего фестиваля, допустим, который я как продюсер организую, и так далее. Надо просто их в процесс, наверное, брать. Ну, пусть уже он сидит, где-нибудь там рисует рядом, ну, в кабинете. Ну, буду я извиняться перед какими-то людьми, которые пришли ко мне на переговоры, — ничего страшного. Но я думаю, что вот этот момент... Наверное, нужно эту возможность использовать. Это не большая проблема.
К. Мацан
— Один знакомый режиссер тоже, твой коллега, рассказывал — у него сын четырехлетний много раз приходил на спектакли к папе, а потом однажды пришел на репетицию. Зал пустой, и он спросил: «А чего никто не пришел-то сегодня?».
Э. Бояков
— (Смеется.) Вот тоже опыт. Вот, вот он стал мудрее, стал, получил знания. Это очень здорово. А на репетиции-то с сыном поприсутствовать — это же еще какой-то... Мне кажется, это вообще потрясающий опыт — увидеть, как это складывается.
А. Леонтьева
— У меня знаешь какой к тебе вопрос? Вот поскольку твоему ребенку еще не так много, но уже и не так мало, судя по твоим рассказам о том, как он себя осознает... Вот я услышала от одной из своих героинь, что «для меня было очень ценно, что родители меня всегда слушают, да, они могут слушать меня сколько угодно, они со мной разговаривают». И после этого я познакомилась с родителями, я увидела, как родители вообще умеют слушать. Знаешь, как они слушают? Когда дочь подходит, или, там, сын, мама разворачивается вот так вот, всем корпусом, и смотрит на нее так, как будто вот, знаешь, она что-то такое необыкновенное сейчас рассказывает. То есть она просто вот всем корпусом... она вся вот в разговоре, да?
Э. Бояков
— Да, да.
А. Леонтьева
— Расскажи, пожалуйста, а вот ты задумывался, как вот, в каком возрасте нужно начинать разговаривать с детьми, как с ними разговаривать?
Э. Бояков
— Да, да. Вот этого лично мне не хватает вот этого, да. Иногда вот это вот высокомерие — такое, оно неосознанное, но от этого же оно не становится... Высокомерие взрослого человека по отношению к ребенку проявляется, да. Да... Надо с самого раннего возраста с ребенком говорить, как с человеком. При этом не надо с ним говорить как со взрослым. Ну, вот все сложно, все не плоско. Ну, легко сейчас придумать какую-то формулу и выдать ее в микрофон, и сказать: «Вот, там, уважайте», или, там... А мне, с другой стороны... Опять же, я уже вспоминал про моего любимого философа Кена Уилбера, и еще раз вспомню: о том... Я был потрясен, как он, американец, изящно, тонко, иронично и глубоко описывал... издевался над привычкой сегодняшних наших современников говорить: «Ой, дети — они же все понимают!». Вот эти вот: «Я посмотрела в глаза своего ребенка, там космос, он все уже знает!». Да ничего он не знает, ребята, Вы что? Он щеночек... Он — что-то — да, что-то... А так — он должен узнать. Он должен вырасти. И не надо с ним разговаривать как со взрослым. Мне кажется, это такая обратная глупость. (Смеется.)
А. Леонтьева
— Да, это другая крайность..
Э. Бояков
— Конечно.
А. Леонтьева
— Скажи, пожалуйста... Вот мне кажется, почему нам с Костей очень понравилась идея, что мы будем разговаривать о семье? У меня такое ощущение, что семья — это то, что мы собираем по каким-то крупицам, вот знания о семье, о том, какая должна быть, ну, не побоюсь этого слова, христианская семья, но при этом счастливая христианская семья, как мы сказали. И каждая семья какие-то, может быть, имеет традиции. А какие-то традиции мы просто придумываем или, там, откуда-нибудь берем, потому что их же надо как-то собирать...
Э. Бояков
— Иногда приходится.
А. Леонтьева
— Да. Вот расскажи — у тебя есть какие-то традиции в семье, которые ты очень любишь, которые будут вспоминать твои дети?
Э. Бояков
— Конечно, есть. Конечно, есть. Прогулка. Ну вот даже если очень устал, даже если после какого-то перелета, если все-таки не совсем поздно, но есть хоть какая-то возможность перед сном выйти... Мы живем в Центре, но, в общем-то, это не важно. Сейчас в Москве, слава Богу, парков и скверов, и тротуаров, и велодорожек все больше и больше становится. Мы обязательно стараемся выйти и вместе... Пусть этот каменный город не так прекрасен, как наши среднерусские пейзажи. Пусть мало деревьев, пусть мало травки, пусть нет возможности побегать босиком, как Аня моя, полуторагодовалая дочь, бегает в нашем переяславском доме от одной грядки к другой. Но выйти на улицу — это очень важно. Вот для нас это такой вот моцион, это прямо ритуал очень важный. Мы приходим и вот этот момент семьи начинается. Так, как обедаешь и ужинаешь обычно где-то, вот для меня завтрак семейный — это тоже такая часть ритуала. Конечно, молитвы, конечно. И не только общие, за столом, но и... Вот этот момент, когда... Ну, у меня... ну, не знаю, как выразиться... — ну, простите за подробности, достаточно обширное правило, ну, долгое, скажем так... И был потрясающий момент — я очень люблю его вспоминать, и мы с женой вспоминаем, как получилось воспитать детей, ну, прежде всего, Захара, который... Ну, он не понимает... У нас есть комната, где мы молимся, но он все равно не понимает — ну, молятся взрослые, ну, закрылся папа... И какой-то там... ну, беготня, крик, футбол, удары какие-то мяча в дверь, или, там, что-нибудь на самокате... Ну, в общем, и так далее, и так далее. Вариантов у детей создать шум, что-нибудь разбить... И это, конечно, происходит в самое такое неподобающее время — как мы знаем, дети гении в этом смысле, в смысле, как помешать сосредоточиться. Я десятки раз просил сына вот в этот момент не шуметь. Ну, не понимает... Ну, просить ребенка не шуметь — ну, это бесполезно, практически. И в какой-то момент я вышел, взял его... Обычно просил так: ну, типа, «перестань, знай!»... Ну, пытался если уж не раздраженно, ну так директивно это сказать. И потом мне пришла в голову идея такая — поменять тактику. Я взял, обнял его, посадил на колени, посадил — сели мы вместе, втроем, жена, я и Захар. Я говорю: «Сынок, вот давай разбираться, что самое-самое главное вообще в нашем доме. Вот самое?». И мы... И он легко пришел с такими очень простыми подсказками... Он увидел, что самое главное — это отношения с Богом. Самое главное. У него есть образ Бога, поэтому с ним уже можно об этом говорить. А значит, молитва. Ведь Бог же там. Значит, любые вещи, которые происходят вот с нашим уровнем, включая прекрасные блины или яства, которые мама делают, включая наше... Все равно. А Бог — значит, надо что-то просить. «Ты представляешь, Захар, что в этот момент я разговариваю с Богом? Я у Него прошу. Это — вот правду я тебе говорю — это самое главное, что есть в моей жизни. Представляешь, как это важно?». И он увидел это! И произошло просто чудесное... Для него этот момент... Он не то, что он теперь молится параллельно. Конечно, он продолжает играть в этот утренний час. Но он уже — все, он знает, что его отец занимается чем-то, что имеет к нему отношение. То есть вот... Ну, для меня это был очень важный момент. Я надеюсь, что Захар его запомнит и будет пересказывать.
К. Мацан
— Эдуард Бояков, режиссер и продюсер, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Вот мы, так получилось, в программе поговорили про родителей. Сейчас ты очень трогательно и глубоко, искренне рассказал про отношения с детьми. А вот есть еще все-таки тема — отношения с супругой. Я вспоминаю такую какую-то историю или выражение, когда человека спросили: «А зачем ты уходишь молиться в лес? Ведь можно молиться везде — в храме, дома. Бог-то везде один». Он говорит: «Да, Бог везде один, но я в лесу другой, поэтому я вот ухожу молиться туда, где я становлюсь немножко другим». Вот если эту модель, этот принцип попытаться перенести на семью... Вот у Вас очень обширная география семейная — есть Омск, есть Переяслав, есть Индия, где Вы тоже бываете...
Э. Бояков
— И где родились дети.
К. Мацан
— Да, где родились дети.
Э. Бояков
— В горах, в Гималаях.
К. Мацан
— Вот Вы с женой, с Людмилой одинаковые в этих местах? Или Вы тоже меняетесь в чем-то, когда оказываетесь в разных поясах природных? И любовь, может быть, в чем-то какой-то другой стороной своей поворачивается?
Э. Бояков
— Конечно, разные. Конечно, разные. Если, опять же, чуть-чуть перейти от двухчастной такой геометрии к трехчастной, если мыслить не только в категориях «ядро» и «оболочка»... В смысле ядра и оболочки... В смысле, с точки зрения ядра, конечно, мы одинаковые. И я, и Людмила. Если есть любовь, значит, ну, что с ней случится? Какая разница? С точки зрения такого уже углубления, и если мы начинаем мыслить, что кроме ядра и оболочки есть еще мантия, если в каких-то... (Смеется.)
А. Леонтьева
— Я уже не помню даже этих терминов в школе...
Э. Бояков
— Это то, что, да, между очень маленькой оболочкой — это, там, пять-шесть километров всего-то, и, соответственно, вот этими породами...
А. Леонтьева
— Я поняла...
Э. Бояков
— ...такими, такими... Там уже другая фактура. Там что-то не твердое, не совсем твердое и не совсем мягкое. Там какая-то магма, там что-то живет, там что-то бурлит. И в этом отношении, конечно, эта магма — и есть наша жизнь, и есть наши отношения. Конечно, мы меняемся с женой, я это вижу. Внешне меняемся. Ну, во всяком случае, я вижу, что она меняется совершенно, не только в отношении одежды или, там, детерминированности климатом, например. Пространство очень сильно действует. Именно из-за этого, наверное, мы и выбираем Переславль, именно из-за этого мы выбираем профессию. Потому что я вижу, что люди в зрительном зале меняются, когда они приходят в театр, они совершенно другие. И они другие даже в отношениях с искусством. А в отношениях с супругом — тем более. Это прекрасно — осознавать эту возможность. И если есть возможность меняться, значит, есть возможность измениться в лучшую сторону. (Смеется.) Значит, есть возможность что-то в себе преобразить.
А. Леонтьева
— Эдуард, а почему ты выбрал Индию как Родину для своих детей? Не как Родину, прости пожалуйста, а как место рождения для своих детей?
Э. Бояков
— Сходная причина с тем, что я рассказывал в самом начале нашего разговора про Дагестан. Сходная. Я очень много путешествовал — ну, это связано с моей работой, с какими-то, так сказать, штудиями и, в том числе, отчасти научными. Я пытался наблюдать за разными этносами, за разными культурами, за разными цивилизациями. Мне очень интересно было. Я увидел родственность между индийским типом и русским типом антропологически. Да, конечно, мы принадлежим... Ну, есть вещи, которые нас разделяют, безусловно. Но какие-то такие характерные качества, очень глубокие, доисторические, если так можно выражаться, они у нас общие. И нет более близких людей на Земле для русских, ну, в широком таком смысле, чем вот этот вот индийский тип — такой же открытый, такой же лиричный, такой же вот женственный. Вот эта душа русская — она проявляется, перестает быть русской, оставаясь душой в Индии, ккак мне кажется. Ну, индоевропейская цивилизация. Я, как филолог, и Вы, наверняка, знаете, что самое большое количество слов из санскрита — в русском и литовском языках. Это действительно, мы родственники. Мы очень далекие, глубокие, но родственники. Дагестан, в котором я родился и вырос, он исчез. И особенно в 90-е годы, когда я перевозил маму, бабушку, которая ушла из жизни в возрасте 94 лет, но очень сильно переживала жизнь вне Дагестана... Она казачка, приехавшая в высокогорный аул после института для того, чтобы учить дагестанских детей русскому языку, очень скучала по Дагестану. Но события, если говорить про 90-е, были трагическими, стреляли, в общем-то, было опасно. Я был вынужден увезти. Я потерял связь с этим местом. Я, видимо, искал Родину вот в таком смысле — ну, какую-то Родину, которая не имеет отношения к моей вере, к моему ближайшему культурному пространству. А я, конечно, человек не просто православной веры — я человек православной культуры. Но в Индии я нашел. И то, как индусы любят своих детей, то же самое я еще раз повторю...
А. Леонтьева
— Да, с чего начали!
Э. Бояков
— С чего начал... То, как индусы любят своих родителей, то, как они умеют заботиться, — ну, это невероятные уроки. Вот невероятные. Я могу об этом бесконечно говорить. Просто даже вот я захожу в поезд, я сажусь. Поезд — я не помню, куда. На север куда-то идет из Дели. Вижу потрясающую девушку — очень красивую и очень богатую. Ну, то есть у них все-таки общество очень сильно разделенное, это видно. Которая идет... Потом я вижу, что впереди есть какие-то, типа, носильщики, слуги. Она заходит в вагон, и эти слуги начинают баулы, чемоданы как-то раскладывать, потом они исчезают, раскланиваться, и вслед, после слуг и нее заходит отец. Она подходит, нагибается, дотрагивается до его ноги, прощается с ним — вот в таком вот, ну, фактически, на коленях, — и все. Современнейшая девчонка, очень современная! Ну, видно, что, там, наверняка, много-много языков... Они умеют тоже и про образование детей подумать. Но для нее этот жест — ниц преклониться и дотронуться до ноги отца — это естественно. Вот этому мы и должны учиться.
А. Леонтьева
— Угу. То есть они сохранили то, что мы, ну, зачастую потеряли, получается?
Э. Бояков
— То, что мы должны воссоздавать.
А. Леонтьева
— Поэтому тебе так нравится в этой стране.
Э. Бояков
— Мы должны потихонечку, потихонечку вспоминать это. Я думаю, что шансы есть. Ситуация очень тяжелая. Тот кризис, который переживает институт семьи, он, конечно, уникальный. Никогда не было в истории человечества, ну, в обозримом прошлом, ничего подобного. Мы перед очень серьезным вызовом. Если мы себя хотим сохранить как людей, как культурных людей, как нацию, как государство, как сообщество, мы, конечно, должны понимать, что все зависит от семьи.
К. Мацан
— Очень ценно, что в нашей беседе сегодня прозвучало, как мне кажется, много таких практикоориентированных вещей. Не советов, которые излишне давать, потому что кто дает советы, тот взваливает на человека камень и предлагает тащить его в гору. Но если что-то оказалось действенным и работающим в случае нашего гостя сегодня, Эдуарда, то можно предположить, что и нам с Вами, дорогие радиослушатели, тоже что-то это окажется полезным в жизни. Спасибо огромное за эту беседу!
Э. Бояков
— Спасибо!
А. Леонтьева
— Спасибо огромное!
К. Мацан
— Напомню еще раз: Эдуард Бояков, продюсер, режиссер, отец, сын и муж, сегодня был с нами в этом часе в программе «Светлый вечер». В студии была моя коллега Анна Леонтьева, я — Константин Мацан. До свидания.
Э. Бояков
— Спасибо!
А. Леонтьева
— До свидания!
Стать добровольцем - ремонтником и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.