У нас в гостях был духовник Алексеевского женского монастыря в Москве протоиерей Артемий Владимиров.
Разговор шел о том, как привить ребенку интерес к чтению, какие книги стоит рекомендовать детям в разном возрасте и какое место в семейном чтении может занимать религиозная литература.
Тутта Ларсен:
— Здравствуйте, друзья!
Вы слушаете «Семейный час» с Туттой Ларсен на радио «Вера». У нас в гостях старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства протоиерей Артемий Владимиров. Добрый вечер!
О.Артемий:
— Приветствую вас, дорогие мои... наши слушатели!
Тутта Ларсен:
— Хотела сегодня поговорить с Вами на такую тему... может быть, она кому-то покажется слишком прикладной, или очень узкой, но для меня — это прямо тема больная. И я знаю, что огромное количество родителей сегодня задаются вопросом, как привить ребёнку любовь к чтению. Как читать с детьми так, чтобы книжка стала для них лучшим подарком, близким другом. И, возможно ли это вообще в наш век цифровых технологий, когда картинка стала гораздо более доступным источником информации, чем текст?
О.Артемий:
И о последней мы можем судить — я могу судить — по тому, как взрослые люди различным образом относятся к мною помещаемому в фэйсбуке сообщению — литературному, духовному размышлению, или какой-то картинке — то есть, небольшому ролику, где даже священник ничего не скажет, а просто улыбнётся, и...
Недавно я поместил ролик, где лепестки роз разбрасываю над прихожанами, мгновенно: 1000 просмотров, 1200 просмотров! Действительно, что спрашивать с детей, когда уже бабушки и дедушки, почитай, приходят в возбуждение, их мысль и чувства приходят в движение только в случае, если перед ними какое-то motion, движение, какой-то видеоряд.
Тутта Ларсен:
— Но взрослые-то всё-таки... скажем так... в любом случае состоят из тех книг, которые они прочитали. А дети — сегодняшние дети — читать отказываются. И во многом часто потому, что книжка для них становится какой-то... навязанной им... повинностью? Вместо того, чтобы быть удовольствием.
Я вот очень часто слышу, как мамы жалуются, что: «Ребёнок вот... в школе... этот список чтения на лето... да ну его... да невозможно заставить ребёнка читать!»
Я не представляю себе, как можно заставить ребёнка читать? Мне кажется, что... заставить ребёнка читать, это всё равно, как заставлять ребёнка есть мороженое, например, да? Или, там... заставлять ребёнка купаться в тёплой речке...
О.Артемий:
— Это Вы говорите о своих детках?
Тутта Ларсен:
— Я говорю о своих... да, но мне повезло — у меня, наверное, есть свой ответ на этот вопрос — может быть, мне просто повезло с детьми? И я сама очень люблю читать, и не мыслю жизни, вообще, без книги.
Но часто я вижу и тех родителей, которые сами любят читать, а дети их от книжки отказываются.
О.Артемий:
— Не всегда!
Действительно, читающим, просвещённым родителям, вошедшим в мир книги, соединившим свою жизнь с книгой, не всегда удаётся увидеть продолжение в собственных зайчиках... Наверное, это случается и происходит потому, что упущено время, и ребёнок, «подсевший» на бессмысленные мультики, и какие-то ролики, нами упомянутые, уже не чувствует вкуса к печатному слову. Он не переступает за тот барьер, который отделяет человека, читающего по складам, от человека, умом и сердцем входящего в пространство художественного слова родного языка. Соответственно — в приключенческий мир, в ткань истории... помолчим о поэзии, которая сегодня далеко не всеми оценивается по достоинству.
И, конечно же, здесь важно, дорогие наши взрослые радиослушатели, не упустить время. Важно не отравить 3-х-летнее дитя всякими электронными тамагочами и прочими приставочками и развлекалочками. Важно стоять на страже чувств и переживаний ребёнка ( свято место пусто не бывает! ), и думается, что если сегодня родители будут прикупать хорошие детские книжки, начиная от раскрасок и всяких «раскладушечек», и не лениться, вместе с ними, страничка за страничкой, читать про лягушонка и про утёнка, то дело покажется наживным, и, конечно, если незаметно руководить этим процессом, победа будет за нами.
Но сегодня, я думаю, особенно было бы плодотворно нам побеседовать о семейном чтении. Убеждён, как педагог и как пастырь, который сам этим занимается в общении с детьми, домашнее чтение — чтение вслух, как водилось когда-то, у камелька, у огонька, чтение, которое иногда соединяло до 3-х, а то и 4-х поколений — сегодня нужно возрождать.
И начинается всё с маленького... Я вот помню себя молодым священником в тысячном зале Дома культуры «Меридиан» — всё было, может быть, тогда в новинку, в 90-е годы — рассказывал о детстве будущих Государей, о воспитании Наследников, и многое зачитывал из дневников, воспоминаний. Это было незабываемое время, когда чуть ли не полторы тысячи человек ( из них — тысяча детей, точно ) было замирали, и со вниманием слушали не формальное, не занудное, достаточно экспрессивное выразительное чтение из уст священника. И думается, что каждая мама, каждая бабушка современные обязательно должны пробовать в этом свои силы, сочетая и чтение, и сказ, пересказ, элемент импровизации, когда мы любимые детьми сюжеты, сказочки переиначиваем на свой лад. К сожалению, как правило, это никогда не оседает на цифровых носителях, никогда не запечатлевается на магнитофон, уходит, вместе с детством золотым, но плод таких трудов — а это очень большой труд, он требует внимания, жертвенности, посвящения себя теме — плод благодарнейший.
Я не хочу монополизировать беседу. Уже вижу какой-то вопрос в Ваших глазах.
Тутта Ларсен:
— Ну... а с Вашей точки зрения, с какого возраста тогда нужно читать ребёнку, и вот, Вы сказали — «хорошие книги»? Какие это «хорошие» книги, которые могут начать... которые могут открыть ребёнку любовь к чтению и как-то его... зацепить?
О.Артемий:
— Я расскажу о своём детстве — это будет, наверное, всего интереснее... А возраст — ну, конечно, утробный. Мамы, дорогие мамы, находящиеся в состоянии приятного ожидания, или, как говорят, в «интересном» положении! Уже сегодня, на пятом, шестом месяце начинайте общаться с вашими лялями! Поглаживайте животик, спрашивайте, «кто в домике живёт», расскажите им про Теремок — только аккуратнее про Мишку, который порушил эту хрупкую конструкцию...
И я не шучу! Действительно, дотошливые японцы вам докажут пальцами на руках, какое значение Вивальди и Моцарт, Шопен и «Сказки венского леса» оказывают ( благотворное, конечно, влияние ) на возрастание младенца, гармонизируют его психику, приготовляют к восприятию изящного, прекрасного, идеального.
И меня всегда удивляло, когда я читал какие-то воспоминания, написанные в дворянских гнёздах, воспоминания о нянях — есть даже такая замечательная антология «Няня в великой русской литературе» — удивляло, ещё когда я узнавал, что годовалый младенчик, может быть, не воспринимающий членораздельную речь, а только колыбельные и песенки, мог быть слушателем Священного Писания.
Ну, это особый случай. Когда ребёнок хнычет, беспокоится, что-то его тревожит — желтушка, пузико болит, и вот, помимо всяких ещё снадобий, религиозные мамаши — говорю с пиететом и уважением — ещё и читают Слово Божие, веря, что «благодатная сила в созвучьи слов живых» струится, и Слово Божие гармонизирует, благоприятно влияет на дух и тело младенца.
На самом деле, младенческий мозг похож на свёрнутые листочки, или на нераспустившийся бутон. И, в этом смысле, детям свойственна необыкновенная чуткость, проницательность.
Я вот иногда смотрю в широко раскрытые глаза годовалых, двухлетних, трёхлетних младенцев... Вы знаете, поймав на себе взор такого малыша, который сидит со слюнявчиком в своей... трамп-хаус... в своём стуле за общим столом, безотрывно смотрит на вас, невольно ёжишься, потому, что чувствуешь, что в этих невинных глазах сокрыт сам Бог. И нам не дано предугадать, как наше доброе, ласковое, тёплое слово отзовётся в младенце.
Достоевский, конечно, прав, где-то написав, что детские впечатления — это золотой фонд личности человека. С особенной лёгкостью добро и любовь, слово, которое является носителем Божьего Духа, входит в сердце младенца, и остаётся там навсегда. Равно как и негативные, отрицательные, тяжёлые впечатления. Если вы хотите искалечить ребёнка, оставьте его один на один с брутальными мультфильмами, за которые я бы просто в мордовский лагерь отправил многих деятелей Диснейленда. Ну, не насовсем, конечно, а так — для знакомства с нашим российским менталитетом.
И напротив, нет ничего более важного, чем подсунуть первокласснику книжечку. Я вспоминаю свои мучения — благо, у нас с братом-близнецом ( Тёмочка — отец Артемий и Митенька ) они длились не очень долго, пока мы ковырялись — ещё до школы, конечно — в этих первых книжках.
Я помню, моей первой книжкой, которая захватила меня в плен, когда был преодолён определённый барьер — это как преодолённая скорость звука, и вы чувствуете уже, в самолёте находясь, свободную стихию — про какого-то кота. Книжка про кота. Какой-то синий кот — детская книга, не особо известный автор, но — не передать вам, что значит для 6-летнего малыша самостоятельное путешествие по доброй книге!
Для нас с братом это, в основном, стали книги о животных — Бианки, Борис Заходер, какие-то мангусты... а потом — Джек Лондон... «Гризли» — я плакал над судьбой этих гигантских медведей и Белого Клыка, волка на Аляске... и Даррелл, с его увлекательным миром флоры и фауны. Детство раскрашивается совершенно в иные тона!
И позвольте мне суммировать эту первую часть нашего с вами интереснейшего эфира, как оказалось — тема совсем не прикладная — вот таким воспоминанием. Я назвал его «Детство». Это совсем быстренько прозвучит.
«Тайком включал я свой фонарик,
Под одеялом пряча книгу —
Так дети юркали от няни
В дворянских гнёздах. Не застигнут
Меня родители — уснули
За тонкой стенкой из фанеры.
Я — чуткий к шуму, как косуля —
Впивался в строчки жадно, смело...
Лукавый Кардинал... Миледи...
Бургундский герцог... мушкетёры...
Мой дух Парижа тайны ведал...
Покуда не встречал суровый
Взгляд мамы. Сдёрнув одеяло,
Она — Фемидой возвышалась,
И, молча, на меня взирала!
Ах, детство!.. Горести и радость!
Я с умиленьем вспоминаю,
Как, разметавшись на постели,
Ещё не зная Божья Рая,
Летал пернатым свиристелем
В страну галантных мушкетёров,
И милых дам с пикантной мушкой...
А утром — зайчик из-за шторы
Игриво прыгал по подушке...
Со мной фонарик и доныне!
Давно не прячусь в одеяло.
В земных заботах сердце стынет —
Жаль, времени на чтенье — мало!»
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Тутта Ларсен:
— Вы слушаете «Семейный час» на радио «Вера». В студии Тутта Ларсен. У нас в гостях протоиерей Артемий Владимиров. Говорим о чтении с детьми, чтении для детей, и чтении — детьми.
Действительно, заинтересовать ребёнка книжкой, читая ему вслух, достаточно несложно. Особенно, если не злоупотреблять гаджетами и мультиками, и всякими ай-падами.
Но довольно сложно оказывается перевести, всё-таки, ребёнка на рельсы самостоятельного чтения...
О.Артемий:
— Пустить его в свободное плавание!
Тутта Ларсен:
— Да! Очень многие дети любят слушать аудио-сказки, или когда им читают вслух, и очень любят книжки с картинками, но достаточно... такой... барьер серьёзный для них встаёт, когда родители начинают настаивать, чтобы ребёнок переходил на чтение самостоятельное. А это усилие, которое для многих детей... ну, вот... прямо... действительно, является сложным. Как помочь?
О.Артемий:
— Да, безусловно, у детей — индивидуальные способности, и развитие... Ну, я только скажу о том, что я знаю из исповедальных признаний. Но не выдаю Таинство Исповеди! Просто, у батюшек — такая база информационная...
Тутта Ларсен:
— Статистика!
О.Артемий:
— ... с которой не сравнится никакая Левада-центр и другие статистические агентства!
Если ребёнок постоянно слышит одни и те же стихи, он их быстро выучивает наизусть. Я встречался с таким явлением, что 2-х-летняя малышка, ещё не зная алфавита, перелистывает хорошо знакомую её книжку с картинками, и, слово в слово, повторяет незатейливые стишочки... ну, например, первой жены моего деда, Агнии Барто ( бабушка вышла замуж за деда, когда он уже не был в браке с поэтессой ).
Так вот, когда наступает пора запоминать очертания букв, если материал уже хорошо знаком, для ребёнка — сущее удовольствие аудиовпечатления перевести уже в область графики, и элемент познания даётся с радостью и интересом, и — увлечением.
Конечно, родители, мне кажется, должны включать какие-то свои креативные, творческие центры, и, говоря языком психологии, всячески мотивировать, поощрять ( по-русски ) ребёнка за его маленькие победы. Не так, как где-нибудь в романах Чарльза Диккенса, повествующих о тяжёлом детстве английских детей, Давида Копперфильда, или, как я читал, воспоминания, изданные Сергеем Нилусом, замечательного Оптинского старца Феодосия, начала XIX века. Повествуя о своём детстве, он говорил о том, что брат его корпел над книгой, а домашним воспитателем оказался почему-то батюшка. Батюшка, уходя на Божественную Литургию, с очень строгим видом, обращаясь к этому братику, имел обыкновение шугануть его: «Приду — посмотрю, и если ты не одолел эту страницу, тебя высеку! Счастлив ты, что я иду на Божественную Литургию — сделал бы это прямо сейчас!»
Тутта Ларсен:
— Какой «гуманизм»!
О.Артемий:
— Я читал эти воспоминания, думал: «Встретил бы я этого батюшку — сдал бы его в Детскую комнату милиции!» И несчастный мальчик, испугавшись этого брутального батюшку, бежал в храм, и молился пред полюбившейся ему иконой Богородице, чтобы Сама Царица Небесная ( у мальчика искорка веры была очень горячая ) помогла ему выполнить домашнее задание. И Матерь Божия — на диво! — ему помогала.
Я не за то, чтобы батюшки, или бабушки вот так вот выколачивали из ребёнка какие-то «человеко-часы» прочитанных книг. Здесь нужна улыбка, здесь можно поучаствовать в этом самому.
Не всякий, согласимся, современный ребёнок — это копия Варфоломея-отрока, будущего преподобного Сергия, которого тоже гнобили в школе. Он по складам никак не мог начать читать Часослов и Псалтирь, и, со слезами на глазах, как-то удалился на разнотравье, где под дубом встретил неведомого Старца, и, вкусив просфору из его рук, вдруг почувствовал просвещение в своём сердце. Очень легко отбить у ребёнка охоту читать — вот такими... «коммунарскими» какими-то подходами, такой «продразвёрсткой, ничего не имеющей общего с подлинным искусством педагогики. Но — похвалить ( мотивацию никто не отменял ), какие-то подарочки интересные для ребёнка... я против подкупа деньгами, но за то, чтобы дитя радовалось своим успехам, и получало бы какое-то, приятное для него, вознаграждение. Я думаю, мы сумеем пройти через эту чёрную полосу безблагодатных трудов, когда ребёнок будет уже получать удовольствие от того, что у него всё получается.
Тутта Ларсен:
— Ну... я бы Вам вот от себя сказала, поделившись своим личным опытом, что книга-то — сама по себе может быть подарком, ещё каким!
О.Артемий:
— Конечно.
Тутта Ларсен:
— Сегодня издательства разные детские настолько красивые делают книжки, что сама по себе книжка является произведением искусства, каким-то объектом... и с ней можно играть!
Например, у моих детей есть книга, где иллюстрации сделаны разным цветом чернил, а в конце книги — кармашек, в который вставлены ( прямо она так и продавалась ) три разного цвета... ну... не стёклышка, а такая плёнка натянута там — зелёный, красный и синий фильтры. И, в зависимости от того, в какой фильтр ты смотришь на страницу, ты видишь три разные картинки. Это, конечно, дорогая книжка, но она, сама по себе, является игрой и игрушкой.
Я вот... стараюсь на книгах не экономить. Хорошо изданный детский фолиант, который яркий, красочный, вкусно пахнет, который хорошо проиллюстрирован — это хороший подарок. Мы всегда, на все праздники, обязательно дарим детям, в том числе, и книги. То есть, и под елку, и на День рождения, и на какие-то другие даты памятные, плюс к игрушкам, всегда идёт книга.
О.Артемий:
— Я думаю, к этому наши радиослушатели должны особенно внимательно прислушиваться. И уж если расставлять какие-то смысловые акценты, то, пожалуйста, друзья, помечайте в ваших дневничках: «Дарить хорошие книги на памятные даты». Не будем стесняться подражать хорошим примерам!
Тутта Ларсен:
— Да, но мы с супругом немножечко ещё так... искусственно ажиотаж вокруг литературы поддерживаем. Потому, что...
О.Артемий:
— Расскажите, пожалуйста!
Тутта Ларсен:
— Ну, мы не просто дарим книжку, а мы как-то... предваряем. Мы говорим: «Боже мой! Ты только посмотри, какая потрясающая книга! Как же это здорово — уметь читать, да ещё и такие красивые книжки! Давай, прочти — и расскажи мне, про что там! Когда я была маленькая, у меня не было такой книги...»
О.Артемий:
— То есть, маленькие сценки такие...
Тутта Ларсен:
— Ну, да, да... то есть, мы изо всех сил пытаемся создать у детей ощущение того, что книга — это ценность. Ну, и надо сказать, что мы очень много читаем сами, хотя я, в основном, например, читаю в электронной книжке, читаю с телефона, потому, что мне... ну...
О.Артемий:
— Ну, это — печальная необходимость?
Тутта Ларсен:
— Увы! Просто времени нет на то, чтобы культурно сесть... на веранде...
О.Артемий:
— Ну, это уже особый разговор...
Тутта Ларсен:
— ... да... с бумажной книгой, а читать очень хочется! То есть, для меня это просто вот... ну... пища для ума, необходимое. Я испытываю голод, если я какое-то время обхожусь без литературы.
Но, мне кажется, что ведь действительно очень важно не просто «долбить» ребёнку... вдалбливать в ребёнка мысль, что «каждый культурный человек должен читать», а важно, всё-таки, ту книжку подсунуть вовремя, которую он не сможет не прочесть. И это вот — большая проблема, о чём я говорила.
Когда речь идёт о маленьких детях, всё-таки, конечно, хорошо принимаются всякие русские народные сказки, замечательные стихи русских, и не только... сейчас поэтов столько прекрасных, и прекрасных скандинавских писателей детских, которые изумительные пишут книжки. Но когда речь заходит о школьниках... вот — для них книга превращается просто в повинность, в «домашку»...
О.Артемий:
— Иногда в этом виноваты...
Тутта Ларсен:
— Это очень печально...
О.Артемий:
— Разрешите мне как педагогу встрять... хороший русский глагол... мы, учителя. Потому, что «проходим» авторов... скорее — по ним, кирзовыми сапогами. И, безусловно, безвдохновенное преподавание литературы, преподавание, ограничивающееся статьями учебника, когда сам учитель не живёт художественным текстом, в нём нет подлинного сочувствия писателю, теме, он не умеет переключаться от книги — к живой ткани жизни, которую проживают дети — беда! И... я, например, про себя скажу, увы, что школьный курс литературы... как бы... шёл мимо меня. Не буду обвинять учителей — может быть, время было такое, «кондовое», когда высасывали из пальца «революционно-демократическую тенденцию»: «Старик был отсталым, потому, что не устроил „майдан“ разбогатевшей старухе...» А на вступительном экзамене в Университет, на филологический факультет, я сдавал устный русский и литературу, и преподавательница ( с «советской» кафедры, как потом оказалось — я поступал, и поступил, на английское отделение ) спросила: «Артемий Владимирович, вот... давайте-ка, по Льву Николаевичу Толстому, по „Войне и миру“... Платон Каратаев — это образ прогрессивный или реакционный?» — «Платон Каратаев, русский мужичок, оказавшийся во французском плену. У него не было врагов, он жалел всё живое, он штопал французам какие-то... заплаточки, и... удивительный герой Толстого, герой, в котором отражена вся красота патриархального крестьянства...» — вот, я вспомнил этот образ. Мы ещё читали «Войну и мир», кроме Послесловия. Философия Шопенгауэра с трудом воспринимается школьником, да и взрослым тоже, вот я и ляпнул: «Ну... прогрессивный... всех жалел, всех любил...» Получил очень строгую тогда отповедь — это был 1978 год ХХ столетия — но, всё-таки, поступил. Это было явное чудо.
И, конечно, сегодня очень хочется, чтобы родители, всё-таки, выясняли, как там идут недопустимо редкие уроки русской литературы в школе. Революцию мы, конечно, делать не будем, но я категорически возражаю против двух уроков в неделю для наших детей! Что можно изучить, даже из творчества одного писателя — Пушкина или Лермонтова, но... не будем сейчас брюзжать, этим займётся кто-нибудь другой. А вот вводить ребёнка в ткань хорошей литературы, уметь беседовать не только о писателях, но и о героях — это, конечно, искусство, которое требует большой подготовки, большой любви к предмету... либо надеяться на то, что — будет, как с вами, или со мной. Ну... я, например, в свои 12 лет перечитал сказки всех народов мира — корейские, негритянские, вьетнамские... даже еврейские сказки читал. Меня привлекали почему-то с детских лет интонации «жили-были»... «В провинции Синь-Пинь жил бедный крестьянин Су То Пай...» — и душа моя улетала куда-то, в далёкий неведомый мир, за Великую Китайскую Стену...
Тутта Ларсен:
— Мы продолжим беседу через минуту.
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Тутта Ларсен:
— Вы слушаете программу «Семейный час» с Туттой Ларсен на радио «Вера». У нас в гостях старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства протоиерей Артемий Владимиров. Говорим о том, как привить детям любовь к чтению.
Вы вот говорите, что в 1978 году у Вас Платон Каратаев оказался «неверно» прогрессивным героем. А я, например, заканчивала школу в конце 80-х, и у нас, уже в Перестройку, просочилась в школьную программу современная литература, и мы в 10-11 классе читали Платонова, например, и Солженицына. И это было настолько... вообще... никаким образом недоступно моему...
О.Артемий:
— Сознанию.
Тутта Ларсен:
— ...15-16-летнему уму...
О.Артемий:
— Не могли войти в проблематику?
Тутта Ларсен:
— В котлован? Никак не могла войти! Это не... ну, вот... мне кажется, что это совершенно была недоступная литература, не по возрасту литература...
О.Артемий:
— То есть, не согласованная с возрастной психологией...
Тутта Ларсен:
— Совершенно! Ни с возрастом, ни с... какой-то реальностью, в которой мы существовали... это... был удар под дых!
О.Артемий:
— Простите, но я считаю, что это была... провокация. Потому, что здесь... напичкивались дети негативом, который должен был перечеркнуть всю историю ХХ столетия.
Тутта Ларсен:
— Да, это была очень страшная литература. И, честно скажу, я к Платонову до сих пор не могу приблизиться, после школьной программы.
О.Артемий:
— На основе того эмоционального перенапряжения, и, может быть, даже лёгкой психологической травмы, которую Вы получили...
Тутта Ларсен:
— Травмы, да! Но, и Достоевский, и даже Пушкин, на самом деле, за исключением сказок, в те годы, когда мы их проходили... вот, моему сыну сейчас, там... 13 лет, они в прошлом, и в этом году проходят «Повести Белкина»... ну... ему очень тяжело, вообще, в это во всё...
О.Артемий:
— Безусловно...
Тутта Ларсен:
— ... вникнуть. Не говоря уж о том, что язык стал гораздо менее тягучим, и не таким красивым, и не таким глубоким. Тот язык, на котором мы сейчас общаемся, для них — это погружение в какое-то совершенно иное пространство...
О.Артемий:
— В трудную языковую стихию...
Тутта Ларсен:
— Да, да! И вот тоже вопрос: когда дают детям задание на лето, и когда, в принципе, школьная программа литературная становится частью их жизни... вот... зачастую, это, само по себе, отталкивает ребёнка от чтения. Потому, что там, где ему ещё сказки народов мира надо читать, или какие-нибудь... я не знаю... там...
О.Артемий:
— Повествования про животных.
Тутта Ларсен:
— ... повествования про животных, или «Денискины рассказы», а ему уже — Пушкина с Достоевским подсовывают. И вот, я... я тоже, хотя я очень люблю читать Достоевского... к Достоевскому я — осознанно и в желанием — подошла... ну... к 30 годам. И это, конечно, совершенно был другой Достоевский, чем тот, которого я читала в школе, и мучилась с этим сочинением «Петербург Достоевского»!
О.Артемий:
— Видимо, здесь есть определённое противоречие. Преподавание курсов литературы выстраивают по хронологическому принципу — XVIII, XIX, XX, XXI век...
Тутта Ларсен:
— Как историю...
О.Артемий:
— ... но глубочайший психолог, знаток человеческой души Фёдор Михайлович Достоевский — он... и вообще-то... не для каждого. С его эмоциональным надрывом. И, для того, чтобы понять тайны Карамазовского бунта — действительно, нужно закончить высшее учебное заведение. И это — проблема.
Ну, мы сейчас не властны её разрешить, обсуждать — тоже...
Тутта Ларсен:
— А Вы знаете, я, на самом деле, этот разговор завела, наверное, для того, чтобы, может быть... как-то немножко реабилитировать родителей, которые мучаются со своими отпрысками, которые не хотят читать, и думают, что они — плохие родители, раз не смогли привить своим детям любовь к чтению.
О.Артемий:
— Ценная мысль!
Тутта Ларсен:
— Да! И мне кажется, что мы должны немножко... расслабиться здесь, опять же, по поводу школьной программы, и не требовать от наших детей такого глубокого погружения и любви к этой литературе — прямо, вот, с первого взгляда! Эта любовь может состояться — не с первого взгляда, и, конечно, повезёт тому ребёнку, у которого родитель влюблён в литературу, и может как-то интерпретировать и преподнести ему на блюдечке...
О.Артемий:
— Раскрыть...
Тутта Ларсен:
— ... да... того же Достоевского или Пушкина. Но далеко не у всех родителей есть такой талант, и есть на это время...
О.Артемий:
— Далеко не все родители... простите... читали Достоевского!
Тутта Ларсен:
— Да, да! И поэтому... вот... мне кажется, что если мы говорим, в принципе, о любви ребёнка к чтению, то, может быть, не стоит изначально ставить такие высокие стандарты, а подсунуть ребёнку книжку... комиксов? Или — «Гарри Поттера», который прекрасен? Или, там... ну... не знаю... массу каких-то прекрасных детских писателей, которые, хотя бы, хоть как-то его заинтересуют. И сколько я слышала историй: «Вот, мой не читал, не читал... потом я купила ему какие-то комиксы — он начал читать комиксы... там... про каких-то супергероев, потом он захотел что-то более существенное почитать — он перешёл на фэнтези и фантастику, на Жюля Верна, а через него вышел уже...
О.Артемий:
— Да, да... принцип постепенности. У меня сложные взаимоотношения с Гарри Поттером, а вот «Давид Копперфильд» — не тот, который фокусник, а тот, который вышел из-под пера Чарльза Диккенса, в своё время, меня, отроком, настолько увлёк и пленил, что я до сих пор благодарен этому английскому писателю потому, что внутренний мир отрока, подростка реально меняется, когда вы начинаете любить этих героев. И... меняется ваше мышление, меняется ваш язык, восприятие окружающих людей. И думаю, что этот тезис мы... давайте с вами... ещё раз сформулируем.
Не вполне совпадает задача...
Тутта Ларсен:
— Список литературы!
О.Артемий:
— ... да... задача привития вкуса и любви к чтению как таковому и требование «отчитаться по списку», заданному на лето, и не всегда удаётся совместить эти две вещи, и вопрос — чем надо пожертвовать! По крайней мере, наивно было бы думать, что в детское сердечко можно утрамбовать и список, и вырастить из него будущего Баратынского или Лермонтова, которые, как известно, были своего рода гениями слова, и в 14 лет они отличались такой широтой кругозора и высотой самопознания, что сегодня нам приходится удивляться, когда мы, взрослые, читаем их первые экзерсисы и опыты самостоятельных сочинений.
Тутта Ларсен:
— Мне кажется, чтение для ребёнка, ни в коем случае, не должно быть работой.
О.Артемий:
— ... или какой-то...
Тутта Ларсен:
— Ну, вот... это должно быть игрой и удовольствием! А какой-то вот повинностью и работой...
О.Артемий:
— ... каким-то «человеко-днём», какой-то «колхозной выработкой»...
Тутта Ларсен:
— Да... это — путь в никуда.
О.Артемий:
— Да, это, наверное, рано или поздно закончится полным отторжением. И когда такой невольник — «вскормлённый в неволе орёл молодой» — вырвется на простор рэпа — два притопа, три прихлопа, заткнёт принципиально себе уши радиоберушами — и прощай, книга, прощай, литература! Остаётся только в наследство конвульсивное сокращение конечностей под тяжёлый рок.
Тутта Ларсен:
— Батюшка, Вы оговорились уже, что для Вас Гарри Поттер — это непростая тема. А не могли бы Вы немножечко подробнее об этом рассказать?
О.Артемий:
— Я имею в виду, наверное, своё пастырское воззрение. Потому, что анализируя духовное состояние — ну, поневоле анализируя — подростков ( преподаю в нескольких школах ), вижу, что дети клюют на прекрасную художественную ткань, на поэтику — то есть, художественный мир, систему образов, на увлекательный сюжет, и, втягиваясь в этот мир, они, зачастую, с чёрного хода вступают в мир нематериальной реальности. У них пробуждается интерес...
Тутта Ларсен:
— К магии?
О.Артемий:
— ... к магизму, к каким-то... к набору каких-то технических средств для того, чтобы вступить во взаимодействие с таинственной силой. И особенно это для меня было очевидно, когда... по-моему, рассказывал уже разочек на нашем с Вами радио «Вера», как привели ко мне студентку, которая, вчитавшись в «Мастера и Маргариту», овладела искусством полёта на метле! Нет, не смейтесь! Действительно, тема всяких «ведьмачек» и каких-то «присушек» — это вполне актуальный материал, и мне пришлось с ней до пота потрудиться с тем, чтобы повторить обеты Крещения и отречься от того, кто ей тайно, по её убеждению, помогал.
В этом смысле, очень опасно современное состояние общества, в духовном аспекте — аморфное. Без начала, без конца, без кормила, без ветрил — когда есть общий интерес к таинственному, непознанному, к экстрасенсорным способностям, к тайным возможностям человека, но, при этом, нет зрячей горячей веры, нет любви к Тому, Кто создал небо и землю, Кто простирает Свои объятия со Креста каждому из созданий, Кто хочет даровать нам спасительное единство с Собою через Таинства Покаяния и Причащения. И поэтому я и предпочёл героев Диккенса — мальчишек... а, между прочим, это опыт самого писателя... тем современным ученикам «белых» магов, которые, так или иначе, утаскивают ребёнка на задний двор духовности.
Тутта Ларсен:
— А тогда — туда же и фантастику, и фэнтези тоже? В топку?
О.Артемий:
— Нет, нет... не будем обобщать. Вы, наверное, помните... скажем, ещё моё поколение было воспитано на научной фантастике. И, скажем, такие писатели как Рэй Брэдбери или наши братья Стругацкие, особенно, конечно, советские фантасты, в подавляющем большинстве — это были талантливые писатели, которые нравственную проблематику скрывали за причудливой, интересной формой. И мы имеем поколения соотечественников, взрощенных на этого рода литературе.
Я себя не могу причислить, впрочем, к этому сословию читателей. И сегодня просто нужно производить качественный отбор, и смотреть, чтобы нафантазированный и нашпигованный какими-то тёмными реалиями мозг ребёнка, затем не спровоцировал интереса к интернет-порталам и ресурсам, за которыми скрывается страшный оскал падшего духа.
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА»
Тутта Ларсен:
— Вы слушаете радио «Вера». Это программа «Семейный час». У нас в гостях протоиерей Артемий Владимиров. Говорим о чтении с детьми.
А вот я думаю о чтении вообще, о чтении как о роде деятельности человечества, который, на самом деле, появился у нас не так давно. И, в общем-то, буквально каких-нибудь, там, 300-400 лет назад книга была роскошью, и это были, в основном, духовные книги, и далеко не у всех был к ним доступ. И человечество гораздо больше не читало в своей истории, чем читало. И книжки светского содержания считались чем-то... ну... пагубным и неверным.
А нынче — любые книжки перестают интересовать человечество потому, что... ну... интереснее смотреть движущиеся картинки, или погружаться, вообще, в какое-то виртуальное пространство, чем сидеть и «ломать глаза» о текст.
А... может быть, это вообще — чтение — вообще, какой-то просто эпизод в истории человечества, который исчезнет, как какая-нибудь... конная тяга, или... там... я не знаю... жизнь до колеса? Может, это атавизм?
О.Артемий:
— Когда... можно попророчествовать?
Тутта Ларсен:
— Конечно!
О.Артемий:
— Дорогие радиослушатели, я чувствую, навострили уши!
Когда исчезнет тяга к книге... кстати, помните, Рэй Брэдбери в своих «Градусах по Фаренгейту» предсказал...
Тутта Ларсен:
— 451! Я помню — потому, что Лука читает.
О.Артемий:
— ... предсказал время, когда не останется материальных носителей книги, и люди будут бродить по кладбищу небоскрёбов, и будут искать с трепетом клочка, на котором живое слово напечатано.
Думаю, что когда поголовно человечество разучится читать, Боженька, не желая допустить окончательного превращения человека в обезьяну, придёт и наведёт порядок, раскрыв совестные книги на Страшном Суде, где мы всё прочитаем о нашем тупизме и нашем бескультурье. Впрочем, это будет последний опыт общения с книгой, а дальше уже судьба человечества...
Тутта Ларсен:
— ...изменится.
О.Артемий:
— ... известна.
Я думаю, что это невозможно. И знаю даже, что и на Западе, и в России, несмотря на тенденцию вот этой... дегуманизации, всё равно, все кто ищет слово — находят его.
И ещё одна мысль. Недавно я прочёл замечательное произведение современного писателя Водолазкина «Лавр»...
Тутта Ларсен:
— О, обожаю эту книгу! Потрясающе!
О.Артемий:
— Да, к стыду своему, я не прочёл, когда мне её... полтора года тому назад... подсунули, но вот сейчас, оказавшись в отпуске, я вчитался в неё, и — там, как раз, очень интересный ответ на Ваш вопрос.
Герой, лирический герой... или главный герой этого повествования, мальчиком, ходит по пятам за своим многосведущим дедом — знахарем, травником. И там, с замечательным искусством наш автор, Евгений Водолазкин, пишет о том, как он, мальчик, вслушивается в тексты, типичные для древнерусской литературы — повествование об Александре Македонском, какое-то повествование о космогонии творения мира, частью это были тексты из Византии, переведённые. И замечательное произведение, о котором мы говорим, оно, в частности, говорит о любви к чтению нашего народа — ведь даже на берестяных носителях тогда запечатлевались какие-то изречения античных мудрецов, изречения из Священного Писания, и почитались самой большой драгоценностью рукописные книги, стоившие неимоверно дорого.
Но тогда чтение вслух, в частности — в храме Божием, и в домашней обстановке, культивировалось. Мы с вами знаем... ну, я поделюсь... вспоминается мне, как в Университете, на III курсе, я вхожу в аудиторию — и записка ( кажется, я об этом тоже говорил, но что делать ): «Кто спёр „Илиаду“ в подлиннике — Христом Богом молю, верните! Вознаграждение гарантируется». Вот, сейчас «классики» читают «Илиаду» («классики» — это студенты-филологи на Классическом отделении ), а в раннем Средневековье, в Византии — все дети, обучавшиеся в тамошних гимназиях, знали наизусть и «Илиаду», и «Одиссею» — настолько разработана была и коллективная, и индивидуальная память человечества.
Тутта Ларсен:
— Вы, кстати, подняли сейчас... прямо сняли у меня с языка одну проблему, и очень важный вопрос, который мне тоже не даёт покоя. У нас слишком много информации, слишком много мусора, который засоряет наш «компьютер», наш мозг. И я, например, по себе стала замечать, что качество моего чтения очень сильно снизилось.
Вот, я читала «Лавра», например... там... года три назад, и я не процитирую ни строчки. Я даже сюжет уже плохо помню. Я помню, что эта книжка на меня неизгладимое впечатление произвела...
О.Артемий:
— Да... и язык, кстати, удивительный, и...
Тутта Ларсен:
— Да! И я помню оттуда только страшный сюжет с его возлюбленной, и всё... а...
О.Артемий:
— Вы, как женщина, не могли не запомнить сцену родов, которая закончилась печально...
Тутта Ларсен:
— Да. Но... я читаю очень много книг, и иногда я понимаю, что это всё проходит сквозь меня, как песок, в моём мозгу это не оседает. И я вижу, что мой старший сын, который очень быстро и много читает — он такой же поверхностный чтец, как я. А мне от этого — грустно. Потому, что, конечно, мне хотелось бы, чтобы, благодаря чтению, наша библиотека... ну... наше какое-то внутреннее...
О.Артемий:
— Книгохранилище.
Тутта Ларсен:
— ... книгохранилище, да... наш интеллект — он развивался и пополнялся. А всё это лежит в каком-то подсознательном состоянии, и это не... скажем так... эта информация — она не является доступной и функциональной.
О.Артемий:
— Хочу Вас утешить!
Тутта Ларсен:
— Давайте!
О.Артемий:
— Если речь не идёт о вспомогательной и служебной литературе специального назначения, которая тоже нам нужна, и о чисто развлекательной литературе, сомнительного качества, а о каких-то произведениях, достойных вхождения в их мир — вот, мы с Вам сейчас сказали о «Лавре» Водолазкина... Вот, я, например, в прошлом году — тоже в отпуске — прочитал 900-страничный труд «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы» Захара Прилепина. Это — повествование о более чем десяти русских писателях — Карамзин, Жуковский, Чаадаев, Марлинский... — которые, оказывается, не просто «стишки кропали», но были офицерами, прошедшими...
Тутта Ларсен:
— Боевые действия?
О.Артемий:
— ... войны с французами, турками. Чаадаев вообще был смертником. Он должен был идти на штурм артиллерийских заслонов. И оказывается, что все эти писатели были серьёзнейшими людьми, героями войн, и поэтому их слово заслуживает уважения. Вчитался так, что за 10 дней вот этот, почти тысячестраничный труд, написанный, кстати, классическим чудесным языком, доставил мне огромное удовольствие, был мною впитан.
Да, я сейчас не воспроизведу, может быть, ничего... такого... факсимильного, но хочу Вас утешить!
Однажды древнего старца спросил ученик: «Я читаю, но ничего не запоминаю!» — речь, конечно, шла, наверное, о Священном Писании, отдельных книгах Писания, может быть, о трудах Святых отцов. Тот говорит: «Принеси мне корзину, вымазанную глиной. А теперь начинай лить воду!» Первое ведро, второе, третье... пятое... десятое... «Сумел ты донести воду до соседней хижины?» — «Нет, не сумел». — «Но — посмотри на корзину!» Она оказалась совершенно чиста, ивовые прутики блестели.
И в этом смысле, слово — если это настоящее слово, художественное, литературное слово, если серьёзная нравственная проблематика — имеет свойство очищать, просвещать, успокаивать, облагораживать. И я не огорчаюсь, если вижу таких вундеркиндов, которые «подглатывают» книжку за книжкой — во-первых, грешить им некогда, а, во-вторых — всё-таки, слово оставляет свой благодатный след. Оно меняет ментальность, оно облагораживает эмоциональность. Я точно знаю, как педагог, что читающие дети — они иначе мыслят, они иначе выражают свою мысль, и КПД — коэффициент полезного действия — всё-таки остаётся высоким.
Тутта Ларсен:
— Ну, и, наверное, последняя тема, которую хотелось бы обсудить сегодня — это чтение духовной литературы.
Всё-таки, для православной семьи важно, чтобы ребёнок не просто развлекался чтением, но и как-то им развивался, в том числе, и духовно.
Ну... тут... кроме Детской Библии, что мы можем ребёнку ещё предложить?
О.Артемий:
— Давайте вспомним, что происходит, что творится в трапезных монастырей, когда иноки, или инокини, после дневных трудов все собираются на обед? Обязательно кто-то из них становится за аналой — такой специальный столик — и читает бессмертное произведение святителя Димитрия Ростовского ( XVIII век ) «Жития святых», которые насчитывают 12 томов ( том — на месяц ), переведённые, кстати, сейчас с блестящего и всем понятного церковно-славянского и на русский язык. И вы знаете, если обзавестись «Житиями святых», то родители могут выбирать такие жития, которые составляют базис в отношении надстройки ( нашего мышления ), базис — духовные сокровища.
Скажем, жизнеописание Николая Чудотворца, святого Георгия Победоносца, святой великомученицы Екатерины — ведь это же, помимо всего, такие яркие и запоминающиеся сюжеты, это — не фантазия, не фольклор, не выдумка. Есть, скажем, замечательный труд нашего историка Ключевского «Жития святых как исторический источник». Не будем утверждать, что все жития равнозначны летописям, но тот факт неоспорим, что дети, знакомые с героями «Житий святых» разных эпох — это ведь не только Греция, но и Древний Рим ( мученица Татиана, святой Севастиан ( Себастьян )), равно как и русские жития святых — это целый мир, это огромное пространство, которое, помимо всего прочего, по мере освоения, нравственно ориентирует, содействует углублению живой веры в сердце человека, и помогает ему делать выбор пред лицом соблазна.
Важно только читать жития святых не скушным и не нудным тоном, не тараторя, как — увы! — иногда я слышу от неопытных чтецов в тех же обителях. Нужно, действительно, помнить, что декламация, чтение — это особое искусство, и нужно подключать ум и сердце.
И здесь для родителей тоже представляется творческий простор, потому, что — что-то надо опускать ( мы не можем реалии мучений и страданий исповедников веры, прямо одно в одно, предлагать отроку — это тяжело для впечатления. Но сегодня вышли прекрасные сборники в Сретенской Лавке! Сборники богато иллюстрированы — или житий святых, или, например, даже специализированные такие книжечки — «Святые и животные», «Герасим и лев» ( у него был ручной лев ), «Святой Нектарий Оптинский и котёнок любимый» — всё это очень, по-моему, мило и интересно, и может реально заинтересовать тех, кто нас сегодня слушает.
Тутта Ларсен:
— Спасибо огромное! Вы слушали «Семейный час» на радио «Вера». С нами был старший священник и духовник Алексеевского женского монастыря в Москве, член Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства протоиерей Артемий Владимиров. Говорили о чтении с детьми. Всем — замечательного вечера!
О.Артемий:
— До свидания!
«СЕМЕЙНЫЙ ЧАС» НА РАДИО «ВЕРА».
Единственная

В давние времена жили в деревушке две семьи. В одной был сын— звали его Шан, в другой — дочь по имени Мэйли, что значит «прекрасная слива». Дети дружили с малолетства, а когда выросли — полюбили друг друга и поклялись никогда в жизни не разлучаться.
Пошёл Шан в дом к любимой девушке свататься, но родители отказали юноше из-за его бедности. Хотелось им отдать дочь с выгодой, за Вана-богача.
Наступил день свадьбы. Громко заиграли трубы, носильщики подняли украшенный цветами свадебный паланкин и понесли Мэйли к дому жениха. Сидит она в паланкине, горько плачет. Полпути прошли, вдруг что-то зашумело, засвистело, поднялся сильный ветер, паланкин с невестой в воронку закрутило, и унесло неведомо куда.
Узнал об этом Шан и решил во что бы то ни стало найти Мэйли.
— Зачем тебе чужую невесту искать? Как бы самому не пропасть, — уговаривали его друзья, — В деревне и других красивых девушек много...
— Мэйли для меня — единственная, — сказал Шан, и отправился в дальний путь.
Много дорог он прошёл, но никто нигде не слышал о пропавшей девушке. Печаль одолела однажды юношу: сел он у дороги и заплакал.
Вдруг откуда ни возьмись явился перед ним белобородый старец.
— Отчего ты плачешь, юноша? Кто тебя обидел?
Рассказал ему Шан про свою печаль, а старец ему в ответ:
— Пойдем со мной. Я знаю, где она.
Шли они, шли, и повстречали ещё одного путника. Спрашивает его старец:
— Кто ты и куда путь держишь, юноша?
— Зовут меня Ван Лан, я ищу свою невесту, которая исчезла в день свадьбы.
— Идём с нами. Я знаю, где она, — сказал старец.
Пошли они дальше втроем: Шан, Ван Лан и белобородый незнакомец. Привёл старец юношей к большому дому и пригласил войти, чтобы немного подкрепиться и передохнуть.
Хозяйка дома для гостей богатый стол накрыла, усадила всех за стол, и говорит:
— Хочу я с вами заодно, юноши, об одном деле потолковать. Муж мой давно умер, живу я вдвоём с дочкой. Вот и решила я в дом зятя принять, чтобы кормил меня на старости лет. Кто из вас двоих хочет здесь остаться?
Вышла из-за ширмы девушка — нарядная, красивая как цветок ириса. Понравилась она сразу Ван Лану, да и богатый дом приглянулся.
— Я останусь, — обрадовался он. — Такая невеста мне подходит.
— А я должен свою Мэйли найти, — сказал Шан.
Говорит ему тогда белобородый старец:
— Иди домой, там тебя твоя невеста ждёт. Тысячи лет живу на земле, а всё никак не могу к человеческим слезам привыкнуть... Уж так она в паланкине слезами обливалась, что я её похитил, чтобы проверить, кто из вас её по-настоящему любит...
— Кто ты, дедушка? — спросил Шан.
Но волшебник ничего не ответил и исчез. Зато он помог соединиться двум любящим сердцам.
(по мотивам китайской сказки)
Все выпуски программы Пересказки
Псалом 124. Богослужебные чтения

Вы никогда не задумывались, почему горы — такие манящие? Причём любые: и совсем невысокие, до километра, и пятитысячники — не говоря уже о самых высоких, недостижимых для неподготовленного вершинах. Как сказал поэт, «Сколько слов и надежд, сколько песен и тем // Горы будят у нас — и зовут нас остаться!» 124-й псалом, который сегодня звучит в храмах за богослужением, многократно обращается именно к глубокой символичности гор для верующего человека. Давайте послушаем этот псалом.
Псалом 124.
Песнь восхождения.
1 Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек.
2 Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек.
3 Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием праведных, дабы праведные не простёрли рук своих к беззаконию.
4 Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих;
5 а совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие. Мир на Израиля!
Нет ничего удивительного в том, что уже на самой заре человечества гора воспринималась как особое, священное пространство, где происходит соприкосновение небесного и земного. На горе Синай Моисей получает от Бога заповеди; на горе Фавор преображается Христос перед учениками; да и про Олимп как не вспомнить.
Сама по себе гора очень многозначительна: с одной стороны, её огромное, мощное основание — «подошва» — придаёт ей устойчивость, непоколеблемость. С другой стороны, тонкая, словно игла, вершина, буквально впивается в небо. Тот, кто хотя бы раз в жизни стоял на такой вершине, никогда не забудет абсолютно ни с чем несравнимого ощущения одновременной устойчивости — и воздушности, невесомости — когда перед твоим взором открываются величественные горизонты.
Удивительная вещь: казалось бы, когда мы летим на самолёте, мы видим ещё более далёкий горизонт — а всё же это вообще не то: только стоя ногами на вершине, ты испытываешь исключительный, всеобъемлющий восторг особого предстояния перед бытием.
Для многих древних культур гора — это axis mundi, космическая ось мира, соединяющая высшие и низшие миры. И именно поэтому на вершинах гор строились храмы, организовывались те или иные святилища.
Если мы вспомним самые древние жертвенники, о которых повествует книга Бытия, — это тоже будут «микро-горы», сложенные из камней — на вершинах которых и совершались жертвоприношения.
Прозвучавший сейчас 124-й псалом ещё глубже развивает тему символизма горы: он говорит о том, что «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек». Гора для верующего становится не только внешним образом духовного вдохновения, но и наглядным примером того, как может ощущать себя сам человек, когда его голова, его мысли — всё то, что и отличает его от животного, — устремлены к Небу. И неспроста греческое слово «ἄνθρωπος» — состоит из двух основ: ἄνω означает «вверх» и θρώσκω — «смотреть, устремляться, прыгать». Смотря на гору, мы словно бы снова и снова задаём себе вопрос: а есть ли во мне задор подняться на вершину — или я всего лишь хочу так и остаться распластанным у её подножия?..
Псалом 124. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 124. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 124. На струнах Псалтири
1 Надеющиеся на Господа подобны горе Сиону; не поколеблются вовеки те, что живут в Иерусалиме!
2 Горы осеняют их, и Господь осеняет людей своих отныне и вовеки.
3 Ибо не дает Господь грешникам власти над праведными, да не протянут праведные рук своих к беззаконию.
4 Даруй, Господи, блага тем, кто добр и праведен сердцем!
5 А людей развращенных и творящих беззакония покарает Господь. Мир Израилю!