Сейчас мы с вами попробуем прочитать редкостное стихотворение, написанное как раз в начале девятнадцатого века, когда юноша Пушкин ещё только готовился к своему лицейскому выпуску. Забегая вперед, скажу, что поэта, чьи стихи сейчас прозвучат, Александр Сергеевич знал, читал и даже помянул, правда, не назвав имени, в «Отрывках из путешествия Онегина».
Имя сегодняшнего автора — Иван Долгоруков — поэт, драматург и мемуарист из славного рода Долгоруковых. А ещё — меценат и государственный деятель. В 1802-м — 1812-м годах — Долгоруков служил владимирским губернатором, его любили и почитали.
Сейчас прозвучит акростих, это такое стихотворение, первые буквы каждой строчки которого, читаемые сверху вниз одна за другой, — складываются в слово, в сочетание слов, а то и в целое предложение.
Искусный акростих Долгорукова — это, представьте себе, первая строка 112-го псалма ветхозаветного царя Давида. Она является и эпиграфом ко всему тексту, её мы слышим в конце каждой Божественной Литургии: «Буди имя Господне благословенно отныне и до века...»
Итак, Иван Долгоруков, «Акростих»:
Буди имя Господне благословенно отныне и до века
Блажен, кто Божества щедроты ощущает,
Ум дерзкий обуздав, на Бога уповает,
Душою чтит Его, всей мыслию любя,
И с жребием своим вручил Ему себя!
Из тьмы создавый свет вселенной всей Зиждитель,
Морей и суши Царь! Будь дней моих хранитель!
Я истины прямой стези всегда ищу;
Гнушаясь всякой лжи, правдивым быть хочу.
О! Сколь погрешно я закон Твой разумею,
Сует мирских оплот расторгнуть не умею;
Приятности любви вкушая льстивый яд,
Обманут всякой день я чаяньем отрад;
Дражайшею мечтой пленяясь ежечасно,
Неволею влеком туда, где сердце страстно;
Единственно ему стремяся угождать,
Блаженством чту в любви всечасно воздыхать,
Ловя, как будто тень, минуты бесполезны.
Ах! Слаб я пред Тобой одним — лить токи слезны;
Господство чувствам дав и ум рассеяв весь,
О чем, о чем пекусь я, пресмыкаясь здесь?
Судьбу, а не себя, напрасно укоряю,
Лукавства весь сосуд досуха испиваю;
От счастия далек, хотя бегу за ним:
Все страх в душе моей — все тьма глазам моим.
Ей, тако я живу, жить иначе не зная;
На благости Твои, Всесильный, уповая,
Незыблему на них надежду восприяв,
О, Боже! От Тебя жду новый ум и нрав.
Отторгни, разорви несовершенства узы!
Ты можешь, Боже, всё: в Твоей руке союзы,
Непостижимо персть связавшие с душой
И сущие в борьбе всегда между собой.
Не зреть в Тебе Отца, но Судию лишь строга,
Есть мука всех лютей — коль сладко видеть Бога
Источником всех благ, Началом райских дней,
Душевные тоски отрадой чтить своей.
О, Боже! Всяка тварь — песчинка пред Тобою!
Владея тьмой миров, владеешь Ты судьбою.
Естественных страстей пределы сохраня,
Ко мне всещедрый взор и слух Свой преклоня,
Ад сердца утоли — и успокой меня!
Это было стихотворение «Акростих» — пера старшего пушкинского современника, князя Ивана Михайловича Долгорукова.
Первые буквы сей пронзительной стихотворной исповеди, прочитанные сверху вниз, сложились у князя в строку 112-го Псалма Давида: «Буди имя Господне благословенно отныне и до века».
Стихи вошли в книгу «Бытие сердца моего или Стихотворения князя Ивана Долгорукова», выпущенную в Москве — в далеком 1817-м году.
Пасхальное утро в натюрморте Станислава Жуковского
«Пасхальный натюрморт» — воспоминание художника о светлом Христовом Воскресении 1915 года, которое Жуковские встречали на даче под Тверью. На рассвете семья живописца вернулась домой после пасхального богослужения и спешит сесть за праздничный стол.
— О, Маргарита Константиновна, у вас новая картина на стене! Замечательная репродукция работы Станислава Жуковского «Пасхальный натюрморт»! Я видел это полотно в Третьяковской галерее и должен сказать, что здесь прекрасно переданы краски подлинника, оригинальное цветовое решение. Смотрите, в полумраке гостиной, обставленной мебелью красного дерева, сочным пятном — круглый стол, накрытый белоснежной скатертью и ярко сервированный.
— И тёмное пространство комнаты — словно рама, которая подчеркивает радостную светлую палитру праздничного стола. Здесь и нежная зелень и голубизна гиацинтов, и золото апельсинов, и разноцветье крашеных яиц.
— Меня только знаете, что удивляет, Маргарита Константиновна? Почему скатерть лежит так небрежно? Даже часть столешницы осталась открытой. Как будто готовили трапезу спешно, впопыхах.
— Нет, Андрей Борисович, готовили тщательно, а спешно накрывали на стол. Мы видим на картине раннее пасхальное утро. Полотно написано в 1915 году, Жуковские тогда встречали светлое Христово Воскресение на даче, в усадьбе Островки, в поселке Молдино под Тверью. Художник запечатлел воспоминание: семья только что пришла с пасхального богослужения. Всю ночь родные молились в маленькой деревянной церквушке Успения Пресвятой Богородицы. С рассветом усталые и счастливые они вернулись домой и спешат подкрепиться праздничными яствами
— Какое знакомое светлое чувство! Ты не спал всю ночь, и хотя усталость одолевает и ноги уже не держат, но в ушах все ещё звенит ликующее «Христос Воскресе!», и душа поет. В этот момент, действительно, не обращаешь внимания на такие мелочи, как сбившаяся на столе скатерть. А пасхальная еда кажется продолжением радости, её материальным воплощением.
— Потому блюда пасхального стола и готовятся заранее, с особым вниманием и настроем. И почти каждое из них связано с памятью о главном событии в истории человечества — победе Христа над смертью.
— Так, предание о Марии Магдалине объясняет традицию красить яйца на Пасху. Святая дошла с проповедью до Рима, где возвестила императору Тиберию: «Христос Воскресе!». А правитель ответил: «Этого не может быть, как вот это куриное яйцо, лежащее на столе, не может стать красным». И в этот миг случилось чудо — яйцо окрасилось в алый цвет.
— Другие блюда пасхального стола тоже имеют свою историю Кулич, например, называют домашним артосом. Это, как вы помните, такая большая просфора, которую освящают один раз в году, на Пасху.
— Конечно, помню. Интересно, что традиция освящения артоса тянется с евангельских времен. Апостолы, когда собирались на трапезу, место во главе стола оставляли Христу и полагали там хлеб. И артос символизирует незримое присутствие Спасителя в нашей жизни. А освящённый кулич — это, как вы верно заметили, подобие праздничной просфоры на домашнем столе.
— А вот на картине ещё одно праздничное блюдо — творожная пасха. Яство недаром носит название праздника — его вкус должен напоминать о радости Царствия Небесного, открытого для человека после Воскресения Христова.
— О Рае напоминает и обилие цветов на столе. Гиацинты, подснежники...
— Жуковские специально выращивали их к празднику. За подснежниками Станислав Юлианович ходил в лес, как только появлялись проталины. Прошлогодняя пожухлая трава обнажалась, художник выкапывал из мёрзлой земли корни цветов и сажал их дома в ящик с землёй, чтобы они расцвели к Пасхе.
— Есть всё-таки в таких предпасхальных заботах особый смысл. Человек хлопочет о земном, но сердце его устремлено к Богу.
— Станислав Жуковский в своём «Пасхальном натюрморте» смог отразить и гастрономические подробности праздничного стола, и ликование о Воскресении Христа. Разделить радость художника может всякий, побывав в Третьяковской галерее.
5 мая. О славном Христовом Воскресении
Сегодня 5 мая. Светлая Пасха Христова.
О славном Христовом Воскресении, — священник Алексий Долгов.
5 мая. О радостной вести о Воскресении Христа
Сегодня 5 мая. Светлая Пасха Христова.
О радостной вести о Воскресении Христа, — священник Алексий Дудин.