«По завету Елизаветы Федоровны». Светлый вечер с Ксенией Коваленок (18.07.2018)

А. Пичугин

— «Светлый вечер» на светлом радио. Здравствуйте, дорогие слушатели, Лиза Горская...

Л. Горская

— И Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— Сегодня вместе с нами и вами этот «Светлый вечер», ближайший час проведет Ксения Коваленок, главный врач Марфо-Мариинского медицинского центра «Милосердие». Ну то есть это медицинский центр, который находится на территории Марфо-Мариинской обители в Москве. Здравствуйте.

К. Коваленок

— Добрый вечер всем.

А. Пичугин

— Поговорим сегодня про социальные проекты Марфо-Мариинской обители. Изначально Марфо-Мариинская обитель была основана преподобномученицей Великой княгиней Елисаветой, еще до революции, ну естественно, до революции, в начале XX века. И она, в общем, и задумывалась, как мы сейчас бы сказали, такой большой социальный центр дел милосердия. И Марфо-Мариинская обитель, возрожденная теперь уже как женский монастырь, правильно, да?

К. Коваленок

— Это ставропигиальный женский монастырь, но там есть особенность — служение вот как раз социальное.

А. Пичугин

— Вот как раз те самый традиции, которые идут еще с начала XX века. Какие социальные проекты сейчас существуют в обители?

К. Коваленок

— Мне хотелось сначала сказать, что в этом году мы отмечаем 100-летие со дня гибели Елизаветы Федоровны, и поэтому как раз все наши мероприятия в обители многочисленные связаны с этим праздником, с этой датой. И действительно, Елизавета Федоровна уникальный, конечно, создала такой центр в Москве, который отличался, и даже в то время достаточно был современный и очень хорошо оснащенный. В частности, там практиковали совершенно ведущие специалисты-медики. И она поставила на очень, так сказать, высокую планку обучение сестер, сопровождающих операции и перевязки, то есть сестры были хорошо очень обучены. Очень много времени на это потратила. Обитель открылась не сразу, а именно задача Елизаветы Федоровны была качественное оказание помощи. В обители сейчас существует десять проектов таких, совместно со службой «Милосердия» работающих. Могу их перечислить, да, так прямо подряд?

А. Пичугин

— Давайте, да, а потом подробнее поговорим.

К. Коваленок

— Развивающий центр для детей с ДЦП. «Елизаветинский Сад», так мы его называем, детский садик для детей с ДЦП. Елизаветинский детский дом, где у нас девочки с синдромом Дауна сейчас живут. Отделение — респис называется — социальная передышка. Детская выездная паллиативная служба. Центр реабилитации детей с ДЦП. Проект поддержки особого детства «Дети.pro» — это помощь в интернатах. Центр отдыха для семей с детьми инвалидами «Солнышко в ладошках». Группа работы с просителями. Справочная телефонная служба «Милосердие». Центр семейного устройства детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Вот эти десять проектов, которые сейчас работают активно достаточно в обители. За уже достаточно длительный период, там почти 10 лет, многие из них существует, да, почти 10 лет, то есть детский дом даже раньше, чем медицинский центр начал работать. И уже, конечно, накопился опыт, и каждый проект имеет свое какое-то развитие определенное за это время. И о каждом из них, мне кажется, можно долго рассказывать.

А. Пичугин

— Про какие-то мы говорили в разных наших программах. Какие сейчас наиболее востребованы? Я понимаю, что очень много людей нецерковных тоже обращаются в Марфо-Мариинскую обитель — такое открытие мы сделали за время наших программ, когда сюда приходили сотрудники Марфо-Мариинской обители, разных программ, которые там совместно с «Милосердием», отдельно, как угодно реализуются. Вот какие из них наиболее сейчас востребованы?

К. Коваленок

— Я думаю, что все. Потому что все эти проекты были созданы по просьбам людей. То есть изначально в обитель приходили люди, прямо к матушке Елизавете нашей, и просто говорили, что им никто не помогает, они нуждаются в помощи. И каждый из этих проектов создавался на основе вот как раз таких просьб и прошений со стороны людей. То есть в обитель просто с улицы иногда заходят люди и просят какой-то помощи и поддержки, записываются на прием к игуменье. И вот своими просьбами стимулируют открытие какого-то вот иного подразделения в том числе, ну опять же, если на это находятся какие-то благотворители, средства, если есть благословение нашей как бы еще такой игуменьи Елизаветы Федоровны, которая тоже, конечно же, без ее участия ничего этого не происходит, то открывается новый проект. Поэтому сложно сказать, какой из них самый востребованный, я бы даже затруднялась, конечно. И все они сейчас, единственное что, направлены на детей с инвалидностью, большинство из них, да, то есть людей вообще с какими-то проблемами серьезными. Хотя при всем при этом часто заходят люди, достаточно причем состоятельные иногда, с просьбой, ну им кажется, что в обители любую помощь будут оказывать хорошо, так скажем. Потому что понятно, что монастырь и люди православные, верующие, ну как-то не знаю, такая, наверное, слава все-таки существует в народе, что эти люди, которые верят в Бога, они плохо не делают ничего. Ну по крайней мере стараются делать хорошо. Поэтому ну даже люди, приходящие в медицинский центр, чисто так, изначально им кажется, что там просто добрые сестры работают, может быть. А потом они видят квалифицированную помощь, и какое-то отношение даже меняется в лучшую еще больше сторону. То есть не просто доброе отношение, но еще и высококвалифицированная помощь должна оказываться, конечно.

Л. Горская

— Я так понимаю, что профиль социального служения все-таки сильно изменился со времен Елизаветы Федоровны.

К. Коваленок

— Ну сейчас потребности другие. Конечно, что Елизавета Федоровна, что, я думаю, сейчас мы идем из нужд людей, то есть я же сказала, что каждый проект открывался, правда, по нуждам. То есть приходили люди просто буквально, ну я могу сказать, просто проекты медицинского центра, как они образовывались. Да вот есть центр реабилитации профессор Семенова Ксения Александровна прямо, да, открыла, потому что понимала, что нет в Москве таких учреждений. У нее имелись знания определенные и опыт, она не знала даже, куда его приложить. Это вот в то время, да, это было очень актуально. И детям действительно некуда было практически идти, кроме одной больницы в Москве, никто этим больше не занимался в то время. Так же создалась паллиативная служба. Мы поняли, что, правда, в Москве вот нет такой помощи, и к нам люди обращались, и мы начали вот заниматься паллиативной помощью тяжелым детям. Ну и собственно говоря, интернаты, да, тоже там поняли, что в интернатах нет такой вот профессиональной и медицинской, комплексной поддержки, то есть начали делать этот проект. Сейчас все проекты прошли определенную стадию какого-то развития, и каждый из них опять очень актуальный, потому что реабилитация теперь не должна быть курсовой, мы делаем годовые программы. А служба помощи вот, например, у нас паллиативным детям выросла там в респис, в социальную передышку, в то что востребовано больше всего сейчас действительно. Интернаты — мы тоже понимаем, что дети не должны переходить в ПНИ, мы об этом думаем, мы думаем, куда деть детей, как сделать так, чтобы ПНИ просто не было, не существовало вообще в природе. То есть у нас обычно как-то мы думаем по-современному что ли, не просто там делаем добрые дела как бы, но мы еще думаем об актуальности этих дел, конечно же.

Л. Горская

— А психоневрологический диспансер — зачем делать, чтобы не существовал? Это вроде как полезная вещь или нет?

А. Пичугин

— Интернат. ПНИ — интернат.

Л. Горская

— А, ПНИ это интернат, извините.

К. Коваленок

— Да, ПНИ это интернаты. Тут вопрос в том что маленькие дети, которые воспитывались у нас, сейчас в ЦССВ так называемых, теперь у нас нет интернатов детских, они называются ЦССВ, дальше должны, когда им становится 18 лет, вырастают они до 18 лет, они должны переводиться в учреждения дальше социальные. И вот это социальное учреждение это, собственно говоря, ПНИ. Финансируются детские учреждения, конечно, лучше, чем взрослые. Понятно, что жизнь людей в ПНИ уже взрослых это совсем другая жизнь. И на самом деле ну интернаты-то нужно убирать, понятное дело, да, они не должны существовать и сейчас такая тенденция есть.

Л. Горская

— А что вместо них?

К. Коваленок

— Вместо них должна быть опека, конечно. То есть должны быть люди, которые берут на себя задачу все-таки растить ребенка в семье. То есть в любом случае я думаю, что любой детский дом должен быть, конечно, когда-нибудь закрыт, и должны быть семьи.

А. Пичугин

— А на общероссийском уровне это возможно?

К. Коваленок

— Ну конечно, возможно. Я думаю, что возможно. Потому что сейчас вот недавно совсем в Молдавии убрали, например, все интернаты. И сейчас у нас есть такой проект, должен начаться в Карелии, например, как раз по ликвидации интернатов в принципе. То есть такие программы существуют во всем мире. И они, я думаю, ну как бы если мы всем миром возьмемся за это, потому что нам очень важно, чтобы при этом параллельно развивалось сопровождение детей на дому и этим семьям. То есть у нас вот есть, например, центр семейного устройства в обители, и они как раз сейчас не только занимаются сопровождением приемных детей здоровых, но сейчас очень большое внимание оказывают сопровождению семей, именно детям с инвалидностью. То есть вот организация этой помощи на дому, поиск учреждений, куда бы они могли обращаться — это все очень актуально. Если поддерживать семьи с инвалидностью, то мы надеемся, что учреждения просто будут не нужны. О них должны, конечно, заботиться люди, которые их любят, которые с ними живут рядом. Ну то есть это более нормальное развитие, чем, конечно, государственное, ну такое вот совсем государственное наблюдение за этими детьми.

А. Пичугин

— А что делать со взрослыми? Ведь любой ребенок, ему исполняется 18 лет, и дальше, если его опекуны готовы продолжать оказывать ему поддержку, это одно дело. Но и люди стареют, и они уже, такое часто бывает, что дети, вернее уже взрослые люди с ограниченными возможностями живут в семьях, где их опекуны стареют, уходят. И вот как с ними быть?

К. Коваленок

— Да, и эта проблема решается сейчас уже и в России в том числе — это квартиры совместного проживания, да, есть дома совместного проживания. То есть социальные службы выездные сопровождают дальше на квартирах таких вот, где по несколько инвалидов живет и сопровождающее лицо. Такие проекты есть у нас в России, и не один даже, слава Богу, они сейчас появляются. И это тенденция такая, как раз очень положительная, я считаю. И мы очень надеемся, что в будущем когда-то ПНИ все-таки закроются. Но это мы, наверное, как-то отвлеклись от всех остальных проектов, нет?

А. Пичугин

— Нет, отнюдь. Среди, кстати, других проектов есть незнакомое слово, думаю, что многие не знают, что оно означает. Мы не так давно привыкли к слову «хоспис», и теперь уже на баннерах и наружной рекламе социальной его часто можно встретить, обычно все знают, о чем идет речь. А у вас есть респис для тяжелобольных детей. Что такое респис?

К. Коваленок

— Респис — это социальная передышка. Ну когда мы начинали помощь паллиативным детям, вот как раз тяжелым, неизлечимо больным детям, мы планировали делать хоспис в Москве. И собирали даже деньги на «Белом цветке» первом, который проходил в Москве, в обители «Белый цветок» был посвящен как раз сбору средств на хоспис московский. Ну тогда, к сожалению, недостаточно, конечно, средств собралось. И на территории обители, так как здания являются историческими, создать какое-то современное учреждение медицинское, да, такое именно стационарное практически было невозможно, потому что оно требовало, ну в общем, переделки, перестройки практически зданий. И конечно, никакое СЭС не пропустило бы нынешнее здание как стационар. Поэтому, понимая, что не получится сделать больницу такую, да вот, полноценную, мы сделали проект под названием как раз вот социальная передышка. То есть мы там не лечим детей, мы там не делам какие-то обследования, да, мы только ухаживаем. То есть мама может оставить ребенка на 30 дней в год — тяжелого, с разными там множественными поражениями центральной нервной системы, черепно-мозговые травмы, ну и так далее. То есть любой ребенок паллиативный, мы там за ним ухаживаем, то есть лечения активного не проводим, просто чистый уход. Вот 30 дней в году можно так ребенка оставить и уехать отдохнуть или заняться там какими-то делами домашними.

Л. Горская

— Невозможно представить, что это для мамы!

К. Коваленок

— Ну да, это очень большое, это очень востребованная вещь. У нас там всего шесть коек, у нас запись, там три очереди сейчас есть, то есть первая, вторая, третья. Если вдруг одни откажутся, у нас есть другие, если те откажутся, то еще есть. Сейчас у нас приставная койка, потому что у нас рядом соседствует, мы соседствуем с Рошалевской больницей так называемой, 20-й больницей, где дети с черепно-мозговыми травмами находятся тяжелыми. И периодически они нас просят на такую передышку взять ребенка из региона какого-нибудь, между операциями например. И у нас вот сейчас как раз седьмым ребенком лежит такой вот мальчик с черепно-мозговой травмой серьезной, чтобы они не ездили там на несколько месяцев домой, например, сейчас.

А. Пичугин

— Напомним, что Ксения Коваленок — главный врач Марфо-Мариинского медицинского центра «Милосердие». Медицинского центра, который находится при Марфо-Мариинской обители в Москве.

Л. Горская

— Есть какие-нибудь, какие-то направления, которые у вас сейчас такие же, как во времена преподобномученицы Елизаветы?

К. Коваленок

— Ну вот прямо в точности? Я думаю, что нет.

Л. Горская

— Ну насколько это может быть в наше время, в точности.

К. Коваленок

— Потому что у нее была больница, конечно, и помощь детям. Ну я думаю, что детский дом — да, потому что она действительно как бы собирала детей, всем известно, да, что она ходила и в сложные семьи там, то есть опекала очень так достаточно активно. У нас сейчас единственное, что все-таки детей здоровых практически, слава Богу, в интернатах все-таки становится все меньше и меньше, практически нет. И поэтому детский дом наш переквалифицировался, так скажем, с детей здоровых на детей с инвалидностью. Потому что детей с инвалидностью пока в интернатах хватает, и мы хотим научиться с ними работать. И задача, конечно же, любого детского дома на самом деле найти семью еще. То есть наш детский дом направлен на то, чтобы семью подобрать, найти или вернуть кровную семью. То есть, может быть, мама, которая когда-то отказалась, захочет все-таки обратно забрать.

Л. Горская

— А бывают такие случаи?

К. Коваленок

— Да, у нас было несколько таких случаев. И это конечно, очень радостно, когда такое происходит, потому что действительно, ну бывает всякое в жизни, и мама, может быть, не рассчитывает там или семья, что они смогут с таким ребенком жить. А потом вот наша служба сопровождения как раз, которая взаимодействуют и с детским домом в том числе, и психологи работают, и воспитатели показывают, что ребенок может, что он достиг там, да, что научился разговаривать или что-то делать, то есть с ним вполне себе возможно жить, и жить с ним тоже так же может быть радостно и как-то для всех даже может быть полезно. И несколько семей, да, у нас таких было, когда они забирали обратно детей. Сейчас там девочки с синдромом Дауна у нас живут. И там еще несколько здоровых еще пока осталось, но я думаю, что здоровых скоро совсем не останется. А девочек с синдромом Дауна мы доберем. Там у нас в принципе детский дом рассчитан на 20 детей, то есть вот сейчас еще, может быть, осенью начнется набор дополнительный, то есть еще маленьких девочек возьмем из Дома малютки. И постараемся опять же устроить в семью, если это будет возможно. Ну уж если нет, то конечно, дальше будем развивать какую-то работу с ними, профессиональную больше такую — логопедов, дефектологов. Мы хотим как-то больше социализировать их, понять, что действительно можно, чтобы они смогли жить действительно на этих квартирах какого-то сопровождения, что они, может быть, могли бы работать. То есть такая задача у нас доказать, что это возможно и себе, и всем остальным. У нас тут еще не все дети выросли, они еще маленькие, поэтому я думаю, что мы тоже учимся, конечно, этому всему. Перенимая всякие там техники новые, какие-то веяния, и пытаемся все это все внедрить у нас.

А. Пичугин

— А квартиры сопровождения откуда берутся?

К. Коваленок

— Сейчас в принципе правительство Москвы действительно выделило такие квартиры. Несколько лет назад даже выделило, вот в них идет ремонт, пока еще не закончился, в этих квартирах. Несколько социальных учреждений получили эти квартиры, в том числе и наша обитель, служба «Милосердия» получила. И в принципе я надеюсь, что когда эти квартиры отремонтируются, они заселятся, конечно, вот такими вот детьми, и уже взрослыми, это с 14 лет можно уже делать тренировочные квартиры, то есть с 14 лет ребенок должен уже тренироваться, так скажем, жить в квартире самостоятельно. И после достижения 18 лет он уже может переехать и жить там уже окончательно, в этой квартире.

А. Пичугин

— Бывают такие случаи, ну я понимаю, что их, наверное, надеюсь, что их немного, когда родители своих родных детей приводят к вам и просят взять?

К. Коваленок

— Да, часто бывает.

А. Пичугин

— Часто даже? То есть я говорю сейчас не про респис, о котором вы рассказываете, что там можно привести ребенка на месяц, чтобы заняться своими делами какими-то. А вот именно когда своих привозят и говорят: заберите, вот нам не нужно.

К. Коваленок

— Да, бывает. И даже говорю, достаточно состоятельные люди. Потому что в интернат — для них это слово страшное и непонятное, — они не хотят, конечно, отдавать. Ну многие не хотят этого делать, в государственное учреждения, так скажем, помещать все-таки детей. И верят в то, что вот при монастыре, возможно, как-то это будет ребенку лучше, может быть. И вот с этими намерениями люди приходят. Но самом деле потом дальше зависит уже от нашей с ними работы, психологической какой-то поддержки, может быть, там. Ну вот опять же у нас был случай, когда семья привезла такого мальчика там двух лет, сказала матушке, что мы не знаем, не хотим в интернат, ну пожалуйста, там помогите как-нибудь, возьмите ребеночка. Мы уговорили их на детский сад, в принципе, наш, то есть который в обители существует, что мы вот два раза в неделю будем забирать ребенка, вы сможете отдыхать как-то, сможете... Ну они просто оба работают, они взяли в ипотеку квартиру, им надо обоим работать, то есть социальное положение таково, что вот они не могут себе позволить сейчас вот, чтобы мама села и не работала. И поэтому была такая история, что вот мы два раза в неделю забирали. А потом нашлась вообще очень замечательная женщина, которая просто ходила к ним домой, как бабушка сидела с этим ребенком, пока мама работала. И ребенок остался в семье. И это, конечно, здорово.

А. Пичугин

— А ребенок здоровый?

К. Коваленок

— Нет, ребенок был как раз инвалид. Здоровые — тоже бывали такие случаи. Но все равно в любом случае это, конечно, все-таки или про социальные, ну асоциальные какие-то ну асоциальные семьи, когда не могут содержать детей или что-то там произошло в семье, там кормильца потеряли, либо откуда-то они там квартиры лишились — такие тоже бывают случаи, мы тоже их пристраиваем. У нас же есть еще в принципе служба «Милосердие», несколько проектов там, куда можно — «Дом для мамы», то есть мы ищем, конечно, варианты какие-то. И наша задача не забрать ребенка в этом случае, разобраться, что произошло, и помочь все-таки как-то оставить его в семье, просто поддержав семью. Вот таких служб поддержки семьи у нас в обители уже несколько, получается.

Л. Горская

— Тяжело когда нет дееспособной бабушки. Бабушка, конечно, это огромное подспорье.

К. Коваленок

— Да, сейчас это проблема городских жителей, хочу сказать.

А. Пичугин

— Бабушки помолодели, продолжают работать.

К. Коваленок

— Ну либо работают, либо, правда, живут как-то отдельно где-то, своей жизнью, может быть, не знаю. Очень мало бабушек действительно.

А. Пичугин

— Или далеко.

К. Коваленок

— Или далеко живут, это да. Поэтому проблема. Ну опять же вот у нас есть еще сестричество в обители, то есть это как раз люди пришедшие не стали сестрами обители в полной мере, то есть они пришли как раз с целью помогать просто. И вот образовалось такое сестричество, духовником которого стал епископ Пантелеимон, и они ходят просто в свое свободное от основной работы, так скажем, время, как раз в больницы, на дому помогают, ходят, в больницу святителя Алексия приходят помогать. То есть такая еще у нас форма есть служения в обители. Кроме монашествующих и белых сестер еще есть сестры такие вот, именно сестричество.

Л. Горская

— А сколько всего людей?

К. Коваленок

— Всего где, в обители?

Л. Горская

— У вас в обители сестер.

К. Коваленок

— Я, честно говоря, вот про сестер монашествующих вам сейчас не скажу.

А. Пичугин

— Ну скорее даже не монашествующих. Вы говорите, не все же занимаются вашими проектами.

Л. Горская

— Таких сестер, которые помогают.

К. Коваленок

— Да, те которые в принципе помогают, сейчас, по-моему, где-то их 12 человек что ли сейчас было.

Л. Горская

— А что у вас за брошюры в руках?

К. Коваленок

— Брошюры — это про проекты обители. 12, да, правильно, сейчас 12 сестер.

А. Пичугин

— Шпаргалка.

К. Коваленок

— Да, это шпаргалка моя.

Л. Горская

— Красивая!

К. Коваленок

— 12 сестер и 35 как раз у них подопечных, которым они сейчас помогают.

Л. Горская

— А вот не так уж много людей для такого огромного поля деятельности.

К. Коваленок

— Ну вообще-то даже 12 человек могут сделать много.

А. Пичугин

— Ну я думаю, что еще сотрудники есть. Еще же есть сотрудники, которые не в постриге, не в обители, которые просто работают.

К. Коваленок

— Да, сотрудников тоже больше ста человек в обители. Ну только в медицинском центре там, да, почти сто человек.

А. Пичугин

— Поговорим еще о нем.

К. Коваленок

— А вообще-то в обители еще много — еще есть и детский дом, и детский сад, и там везде сотрудники работают. Это не сестры. То есть сестры, они еще и дополнительную помощь оказывают и в тюрьмах, и в больницах, и на дому. То есть сестры, у них немножко своя деятельность. О них, конечно, лучше всего матушка бы рассказала, о сестрах конкретно. Я больше как бы могу рассказать о проектах, с которыми мы дружим, конечно, внутри обители все между собой, друг друга знаем и пользуемся как бы помощью. Каждый проект пользуется тем, что есть в обители какой-то еще проект, и может что-то подсказать, помочь там. Мы с медицинской точки зрения, там кто-то там с педагогической, кто-то еще с какой-то. То есть мы друг другу помогаем, конечно.

А. Пичугин

— Давайте дальше мы посмотрим. У меня тут тоже шпаргалка есть, ну на сайте, называется...

Л. Горская

— Компьютер у тебя, а не шпаргалка.

А. Пичугин

— Ну там и шпаргалка. И адрес сайта сразу назовем: http://www.mmom.ru/ — это сайт Марфо-Мариинской обители, где есть, перечислены все социальные проекты, о которых мы сегодня говорим. И мы сейчас обсуждаем те, которые в первую очередь вызывают какие-то вопросы по своему названию. Вот респис, да, например, мы не знали, теперь мы узнали, что такое респис. Еще один проект поддержки особого детства, он называется «Дети.pro» — что это такое?

К. Коваленок

— Ну это название мы придумали в надежде, что все поймут, что это профессиональная помощь. «Дети.pro» — то есть не только про детей, но и про профессионализм как бы. Потому что помощь в интернатах раньше в основном заключалась, ну вот даже сестры наши «Милосердия» ходили, то есть это были непрофессиональные люди, которые действительно приходили и, любя детей, там ну меняли им памперсы, кормили — то есть какие-то такие элементарные вещи делали, которые, может быть, не требуют профессионального какого-то подхода. То есть любили их просто, гуляли с ними — то есть, да, какие-то такие вещи делали. Сейчас, слава Богу, в наших все-таки интернатах, ну ЦССВ теперь, новое название, нет такой проблемы, то есть их кормят, одевают, гуляют они помимо нас теперь. Слава Богу, это уже проблема ушла, по крайней мере, в Москве. В регионах не знаю, в Москве это вроде более-менее прилично теперь выглядит. Но как раз не хватает профессиональной больше поддержки. Профессиональной — это правильно кормить, правильно позиционировать, то есть сажать ребенка правильно в стул, это заниматься в течение дня с ним правильно. То есть там ЛФК, какие-то там занятия, упражнения, дефектологическая помощь, логопедическая помощь.

А. Пичугин

— Сразу понятно, врач-педиатр у нас в гостях.

К. Коваленок

— Да, профессиональная то есть. И она не только медицинская, то есть она такая там разносторонняя. То есть эрготерапевт, физический терапевт — то есть такие вот новые названия, которых даже нет еще у нас в специальностях.

Л. Горская

— Хорошо забытые старые, по-моему, — ЛФК вот это все.

К. Коваленок

— Нет, ЛФК знакомое, а вот физическая терапия, эрготерапия это новые вещи, которые сейчас только появятся эти профессии.

Л. Горская

— Что это?

К. Коваленок

— Эти профессии только появятся в нашей стране. Физический терапевт, он как раз отвечает за двигательную активность ребенка в течение дня, за позиционирование ребенка, укладки разные там делает — то есть этим занимается, физиологией, так скажем, да, больше. А эрготерапевт, его задача сделать так, чтобы ребенок мог максимально себя самостоятельно обслуживать. То есть подобрать среду там какую-то или для ребенка как бы дать какие-то подручные средства, которые помогали бы ему самостоятельно что-то делать, так скажем, проще говоря. У нас до этого такая помощь не была развита. То есть мы привыкли, что если ребенок не может сам держать ложку, то мы его будем кормить. Сейчас на самом деле можно подобрать и какой-то тутор, и выпрямить руку, и (неразб.) диспорт, чтобы убралась спастика, он смог эту ложку взять, и сделать такую ложку, чтобы она держалась в руке, и как-то ее так согнуть, чтобы ребенок мог все-таки донести ее до рта.

Л. Горская

— И вообще заниматься с ним. Потому что вот мне недавно рассказывали историю про ребенка, который, ну как казалось, патологически не был способен вообще ничего делать и читать, пока он не достался врачу, который диагностировал у него дальнозоркость.

К. Коваленок

— Ну очки тоже проблема, да, у нас у детей.

Л. Горская

— А там просто не замечали люди. То есть он слепой почти, вблизи не видит. И она не была диагностирована, и соответственно очки решали проблему и со чтением, и с какими-то мелкими манипуляциями. Совсем другого рода проблемы у ребенка оказались.

К. Коваленок

— Проблем много, и с ними, правда, стали совсем недавно заниматься. То есть надо опыт еще у людей, вот даже у медиков, опыта работы с такими тяжелыми детьми очень мало. То есть мы ищем, прямо по пальцам находим специалистов, которые могли бы нам помочь.

Л. Горская

— А откуда они берутся?

К. Коваленок

— Ну они берутся, слава Богу, есть какие-то энтузиасты, которые обучаются работе.

Л. Горская

— Сами?

К. Коваленок

— Ну иногда сами, иногда учреждения посылают. Ну мы даже больше сами, я бы сказала, сейчас такая тенденция, что, правда, люди как-то ищут какие-то способы обучения, чтобы иметь возможность помогать этим детям. То есть на них внимание обратили сейчас активно как-то, а спецсредств пока не очень-то много. И вот мы почему пришли в интернат, потому что мы понимаем, что там пока нет такого уровня специалистов, такого понимания, что с детьми делать дальше. А людям очень необходима коммуникация, то есть ребенок должен уметь общаться, должен как-то с этим миром взаимодействовать, тогда он будет жить, иначе ему жить незачем на самом деле. А взаимодействовать с ним — это очень здорово и интересно для всех и каждого специалиста. Потому что мы учимся у них любви, учимся каким-то вещам, которые на самом деле в нашем мире, таком сложном и каком-то эгоистичном отчасти сложно где-то найти. То есть ребенок любит безвозмездно, ребенок какие-то такие вещи делает иногда, которые тебя заставляют как-то жить по-другому, осознавать мир по-другому. То есть мы поэтому взаимно так как-то, то есть зачем мы все это делаем, не потому что у нас там мы деньги зарабатываем, к сожалению, у нас зарплаты небольшие, а потому что не хватает, может быть, действительно такой любви в этом мире, и мы взаимно учимся друг друга любить просто, когда общаемся с такими детьми. А для этого нужна коммуникация в том числе. То есть для этого нужны профессионалы, которые научат ребенка коммуницировать и научат, раскроют его мир какой-то для нас, то есть мы поймем, что он все-таки хочет, как он этот мир видит. И это очень интересно на самом деле, действительно.

А. Пичугин

— У нас небольшой перерыв, мы вернемся через минуту. Я только вот напомню, что в гостях у светлого радио сегодня Ксения Коваленок, главный врач медицинского центра «Милосердие», который работает при Марфо-Мариинской обители в Москве. Лиза Горская, я Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— Здравствуйте еще раз. Лиза Горская, я Алексей Пичугин здесь, в студии светлого радио. И вместе с нами Ксения Коваленок, главный врач Марфо-Мариинского медицинского центра «Милосердие». Ну вернее медицинского центра, который работает при Марфо-Мариинской обители в Москве. Это неподалеку от метро «Третьяковская», «Новокузнецкая». Вот так мне кажется, что все знают уже в Москве, а на самом-то деле далеко не все, в том числе и в столице, а за ее пределами, где мы вещаем, уж точно. Это центр Москвы, улица Большая Ордынка, прямо вот она упирается, через две реки, правда, через каналы рек, в Кремль. А так ближайшее метро «Третьяковская», буквально 200–300 метров , и Марфо-Мариинская обитель.

Л. Горская

— Я хотела развить вот тему с образованием. Вы говорите, что ваши помощники сами учатся, находят способы получать знания, образование. Какие варианты есть? Есть какие-то сейчас интернет-университеты, я знаю, распространены, какие-то дистанционные способы или при каких-то больницах курсы, что это?

К. Коваленок

— У нас такие есть единичные всякие семинары. Есть узкие специалисты, их очень мало, которые ведут семинары по разным узким таким направленностям, так скажем. И мы их ищем, ну либо мои сотрудники сами находят и говорят: вот нашел интересную там штуку, вот можем научиться вот этому, давайте попробуем. Мы обсуждаем это, да, если действительно это интересно и можно применять там к нашим детям, то мы учимся этому, по-настоящему учимся и потом только начинаем применять. Понятно, получаем какой-то сертификат, подтверждение о том, что мы это умеем и начинаем внедрять в нашу работу. В разных проектах, конечно, совершенно все разное, понятно, нужно. И обучение сейчас, к сожалению, в основном платное и достаточно дорогое. То есть у нас зачастую приезжают обучать специалисты из-за рубежа, очень часто, потому что несколько специальностей просто нет в России, поэтому вынуждены как бы вот учиться у зарубежных коллег. И это достаточно большие деньги.

А. Пичугин

— Ну например?

К. Коваленок

— Ну в той же физической терапии, да, там есть очень много направленностей. Вот недавно наши сотрудники обучились бобат-терапии.

А. Пичугин

— Как, еще раз?

К. Коваленок

— Бобат-терапия.

А. Пичугин

— Бобат. Что это такое?

К. Коваленок

— Ну это такое одно из направлений физической терапии, так скажем. Потому что там есть очень много всяких способов физического воздействия на больное тело, так скажем, одно из них касается бобат-терапии. Там тейпирование. То есть очень много разных техник есть. И чем больше этих техник у специалиста, тем на самом деле лучше он сможет подобрать определенную там технику для конкретного ребенка данного. Вот бобат-терапевт, например, приезжала из Польши, мы у нее проходили обучение. Там несколько ступеней опять же, и все это очень дорого. Там около 40 тысяч одна ступень. То есть понятно, что три ступени 100 тысяч почти с лишним, да, один сотрудник стоит. Это очень дорого. И мы постоянно на самом деле ищем средства для обучения, потому что обучение это очень важно, я считаю, для того, чтобы человек был профессионалом. А наша задача на самом деле, медицинского центра, я считаю, как руководитель, это создать условия для того, что это все применялось и применялось правильно. Потому что в госструктуре очень сложно что-то внедрять, да, мы понимаем, что это огромная машина, там нужно куча еще разрешений всяких пройти, ну то есть это очень такая сложная штука. А в частном учреждении, таком как наше, это сделать проще. Конечно, у нас есть лицензии, конечно, у нас есть все разрешения, все сертификаты. Но что-то внедрить новое, да, в принципе в нашем учреждении проще, конечно, это сделать.

Л. Горская

— Я вот читаю про бобат-терапию, интересная такая вещь. Но меня не покидает ощущение, что все это было у нас, уже было вот...

А. Пичугин

— В советские времена.

К. Коваленок

— Немножко не в том виде.

Л. Горская

— Немножко не в том виде, немножко иначе названо, но было же.

К. Коваленок

— У нас было ЛФК так называемое, да, есть разные методы ЛФК. Но физическая терапия это немножко расширенное все-таки такое понятие. Потому что это не только занятия ЛФК, не только физкультура, но это в принципе, как сказать, такая социализация больше. Зачем вообще нужно ЛФК, чтобы человек мог самостоятельно что-то потом сделать. Вообще на это все направлено, вся наша реабилитация направлена на то, чтобы ребенок или взрослый смог независимо от кого-то что-то сделать. Взять ложку там, не знаю, пересесть в стул. И для того чтобы он это смог сделать, нужно понять, убрать ли нужно спастику или там, допустим, нужно наоборот развить какую-то группу мышц. И вот для этого уже разные методики применяются. И не только бобат-терапия, там их много сейчас. Опять же эти методы, может быть, как-то сказать, что обучают вот этим методам нас в институтах — этого нет, к сожалению. То есть это нужно все отдельно проходить, все вот эти ступени, не только этой техники, ну то есть и войта-терапия, и бобат-терапия, и тейпирование, и еще кучу там разных методов для того, чтобы инструктор ЛФК, который в будущем, может быть, будет физическим терапевтом, может быть, не будет, еще пока непонятно, потому что у нас только прописываются порядки, ну мог все это применять правильно к разной категории детей. Потому что дети очень все разные, и нужно понять, какому из методов стоит следовать сейчас. Ну и плюс у нас не очень правильно вообще в принципе до этого была реабилитация наших сложных детей. Она была курсовая, до сих пор еще остается курсовой. То есть это всего 20 дней, там 20-30 дней ребенок...

А. Пичугин

— И вроде бы уже здоров.

К. Коваленок

— Да. Хотя это на самом деле нужно всю жизнь, и постоянно, и каждый день вообще делать, тогда будет эффект хороший действительно, и это имеет смысл. Поэтому мы сейчас разрабатываем годовую программу сопровождения детей. Очень надеемся, что когда-нибудь это у нас в стране заработает, и действительно будем нормально это делать, то есть как весь цивилизованный мир все-таки ежедневно реабилитирует.

Л. Горская

— Очень приятно это слушать после историй, как из больниц пропадают тренажеры для реабилитации инсультников, а потом всплывают в платном отделении, либо у кого-то на даче. В общем, с одной стороны так, а с другой — вот, пожалуйста.

А. Пичугин

— А вот есть ли какие-нибудь, не знаю, правильно ли вам адресовать этот вопрос, может быть, вы знаете, есть ли какие-то подвижки в сторону того, чтобы в государственных учреждениях подобные вещи внедрялись?

К. Коваленок

— У нас есть очень интересные вещи в государстве. Например, у нас есть такая доктор Змановская, невролог в Тюменской области, которая там сама, по своей собственной инициативе разработала программу наблюдения за детьми ДЦП. И это работает пока в Тюмени, не работает в Москве, к сожалению. То есть это сейчас на государственном уровне она смогла это сделать. То есть да вот человек, который просто своей заинтересованностью, своей опытностью, своими знаниями, то есть сама обучилась там всему этому методу на Западе, в Европе, приехала и внедрила просто в госструктуру. То есть сейчас это вся Тюменская область работает по вот этой программе, которую она завезла в Россию, и это здорово. То есть даже у нас пока еще такого нет в Москве.

А. Пичугин

— Давайте про ваш центр поговорим медицинский. Вот мы все ходим вокруг да около, но к нему пока не перешли. А напомню, что наша гостья, она главный врач медицинского центра «Милосердие», который работает при Марфо-Мариинской обители. Ну рядом, совсем рядом буквально в двух зданиях самой обители вы располагаетесь. И я так понимаю, что вы оказываете в основном услуги для детей тоже, да?

К. Коваленок

— Да, мы в основном помогаем детям. Ну у нас была служба, которая была взрослая даже выездная. На самом деле центр открылся в 2010 году, и открылся он с центра реабилитации, то есть мы занимались только реабилитацией детей действительно. Потом в 2011 открылась паллиативная наша служба детская и параллельно открылась взрослая такая служба, которая сейчас переехала в больницу святителя Алексия, и эта служба помощи больным БАС. Она начала работу именно в Марфо-Мариинской обители...

А. Пичугин

— Да, мы общались с руководством.

К. Коваленок

— И взрослыми тоже немножко занимались, так скажем.

А. Пичугин

— Можете найти, если это интересно, это важная очень тема, у нас на сайте есть две программы, которые посвящены и центру, и самой болезни.

К. Коваленок

— А остальные проекты, да, действительно медицинский центр занимается в основном детьми. Хотя я говорю, «Дети.pro», то есть интернаты, мы понимаем, что дети растут, и собственно выездная служба, тоже дети вырастают, и нужно что-то делать в этом направлении, то есть куда-то двигаться. И мы все время ищем партнеров каких-то, то есть с кем, куда можно было передавать детей. И очень надеемся, что, может быть, в больнице святителя Алексия появится выездная какая-то еще, кроме БАС, служба помощи детям, взрослым уже паллиативным пациентам. То есть мы на самом деле тоже ищем, и как-то подсказываем, может быть, тем, кто хочет что-то делать хорошее, что вот, ребята, очень не хватает вот этого в Москве в том числе. Мы, конечно, маленькая, понятно, что у нас проект очень маленький, то есть они небольшие, они такие пилотные, даже больше, я бы сказала. Мы хотим на маленьких проектах отработать какие-то, может быть, лучшие техники, может быть, работы действительно, как-то распространить их дальше. Потому что у нас нет задачи, конечно, собой заменить государство там и все структуры медицинские, социальные и так далее. Наша задача, мне кажется, как раз потому что у нас есть возможность моделирования, да, потому что маленькие проекты, вот на этих моделях попробовать разные варианты помощи и как-то отработать их. И иметь возможность дальше распространить, если это будет действительно полезно и интересно. Поэтому вот кроме реабилитации у нас еще, значит, получается, выездная служба паллиативная детская работает.

А. Пичугин

— Респис и «Дети.pro».

К. Коваленок

— Респис и «Дети.pro», да. У нас есть совместный проект в принципе еще с детским садом, то есть мы там тоже вместе ведем детей, у нас консилиумное такое решение, коллегиальное по разным детям. И «Дети.pro» мы вместе с интернатом это делаем, совместно, и вот в детском садике нашем Елизаветинском тоже мы вместе смотрим детей. То есть они с педагогической точки зрения, а мы с медицинской, да, чтобы ребенок получал такую полноценную какую-то помощь, пока он находится в стенах детского сада нашего. Это про медцентр.

А. Пичугин

— К вам обращаются за помощью, ну много уже об этом поговорили, все желающие, кому необходима помощь, которую вы оказываете. Но я так понимаю, что мест и возможностей у вас гораздо меньше, чем обращений.

К. Коваленок

— Да, места немного. Центр реабилитации, он поддерживается причем государственной программой, то есть мы выиграли конкурс субсидий. Московский департамент социальной защиты где-то 250 детей московских Департамент соцзащиты ежегодно оплачивает у нас реабилитацию курса. У нас есть гранты, которые мы пытаемся получать, и на эти гранты существует там и часть выездной службы, на эти гранты «Дети.pro» отчасти поддерживается. Потом проект «Дети.pro», он частично наши сотрудники на самом деле вошли в штат интерната, что тоже очень здорово. То есть мы так немножко как-то внедрились в госструктуру, можно сказать. И конечно, еще вопрос, понятно, что денег существует, да, то есть чтобы это развивалось и разрасталась, наверное, нужна какая-то еще материальная поддержка в том числе. Потому что все остальное кроме того, что я перечислила, это благотворительные средства. То есть и респис, и «Дети.pro» отчасти, и выездная частично служба это все финансируется добрыми людьми просто, да, или там жертвователями, которые регулярно достаточно нам жертвуют деньги. И остальные проекты обители тоже в том числе. То есть они содержатся неравнодушными людьми, так скажем.

Л. Горская

— Вот я как раз и хотела спросить, Алексей спрашивал, как часто к вам обращаются за помощью. А вот как часто обращаются к вам с вопросом: чем вам помочь?

К. Коваленок

— Ну это, может быть, сложно сказать. Ко мне-то лично вообще мало с этим обращаются.

Л. Горская

— К матушке.

К. Коваленок

— Да, думаю, что это матушка, скорее всего. Люди приходят и, наверное, и спрашивают. Ну всегда матушка, конечно, про наши проекты рассказывает. И если какой-то партнер захотел поучаствовать, то мы, конечно, всегда рады сотрудничеству. Потом мы действительно это делаем, хотим делать профессионально, и все наши отчеты да, то есть достаточно мы такие прозрачные, то есть ну мне кажется, с нами это делать легко. Вопрос, действительно, просто ну захотеть, может быть, поучаствовать в чем-то из того, что мы делаем. И если это понятно, если хочется это поддержать, то мы готовы, можно сказать. А так, конечно, в основном приходят просители. И вот у нас служба просителей есть такая в обители, когда люди с улицы заходят просто, и иногда даже там, не знаю, килограмм гречки спасает чью-то жизнь. Такое тоже бывает. И из обители так чтобы сказать, что ушел кто-то, совсем там, да, ему никакой помощь не оказали, мне кажется, такого не бывает. Всегда мы стараемся как-то поддержать психологически там, хотя бы покормить человека, то есть вот что-то такое сделать доброе действительно. Опять же справочная служба, да, то есть очень сейчас большой вопрос именно, мне кажется, актуальный для нас это информация. То есть понять в большом городе, куда обратиться, в какую службу, вообще что, где какая помощь существует, и справочная вот наша служба, она выполняет эту задачу.

Л. Горская

— Тем более что все меняется очень быстро.

К. Коваленок

— Да, какая-то новая получается, что-то новое все время появляется. И помочь людям, конечно, очень нужно. Опять же в этой справочной, там и священники отвечают на вопросы. То есть в принципе, я думаю, она очень востребованная, эта служба помощи.

Л. Горская

— А где ее телефон найти?

К. Коваленок

— А она тоже есть на сайте, в принципе, и службы «Милосердие» то есть на сайте, и на сайте Марфо-Мариинской обители она есть. Справочный телефон, в общем-то, он очень известный, потому что он все время занят, туда все время звонят. Я думаю, что да, в принципе те, кто хотя найти, они, конечно, находят, и все равно звонят и ответы на свои вопросы получают. В основном, конечно, все вопросы социального характера, понятно, социальной направленности такие. Ну иногда вопросы священникам есть тоже какие-то.

А. Пичугин

— http://www.mmom.ru/ — так называется сайт Марфо-Мариинской обители. Здесь отчеты, контакты, все телефоны актуальные вы можете найти. И здесь перечислены все социальные проекты Марфо-Мариинской обители, о которых мы сегодня говорим.

А. Пичугин

— Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня у нас Ксения Коваленок, главный врач медицинского центра «Милосердие», который работает при Марфо-Мариинской обители.

Л. Горская

— А расскажите какие-нибудь светлые, жизнеутверждающие истории из жизни вашего центра.

К. Коваленок

— Даже не знаю, но самом деле для нас-то они все жизнеутверждающие, потому что когда людям некуда обратиться и они находят учреждение, где им помогают, я думаю, что это всегда очень светло и жизнеутверждающе. У нас очень сложные проекты, да, потому что, конечно, мы занимаемся неизлечимыми больными детьми. И казалось бы, это ну как-то все очень сложно всегда. И тяжело этим родителям, и непонятно там, вот как их утешить там вот. Ну и врачам иногда вообще непонятно, что такое паллиативная помощь, зачем вообще все это делать, это же так трудно и тяжело. Но так как я уже сказала, что на самом деле и нам это нужно и полезно, и на самом деле мы получаем удовлетворение от общения с такими семьями по той причине, что у них легко научиться любить. Вот как раз все эти истории, они про любовь, конечно. То есть понятно, что если мама не отказалась от ребенка такого — она его любит. Это понятно. Если она не сидит дома, ничего не делает, а хочет ему помочь — она его любит. Если ей кто-то хочет помочь — значит, их тоже кто-то любит. Это все, конечно, про любовь, какие-то светлые такие взаимоотношения. И может быть, не всегда все получается там, как хочется, как ты себе это представляешь, но все равно все истории, они, может быть, какие-то, прямо сказать, что какая-то, не знаю, светлая-светлая совсем история. Ну чудес каких-то там особых, понятно, что мы никогда не ждем от наших подопечных, да, так скажем, и от наших семей. И они все равно связывают все свои какие-то улучшения с чудесами, конечно, и с тем, что ни к нам попали, ну это, может быть, для них утешение какое-то, и здорово, что они так считают, может быть. Мы-то, конечно, профессионалы, мы немножко по-другому на это смотрим. А все чем мы не можем помочь, мы стараемся, конечно, заменить такой молитвой. Потому что понятно, что мы находимся в обители, и понятно, что не всегда врач и даже зачастую врач вообще мало что может, честно говоря, уж если положить руку на сердце. Потому что я работала в реанимации до этого и я понимала, что можешь делать все что угодно, человек умрет в любом случае, например. А ты можешь мало, не знаю там, ничего не делать, и он может выжить. Такие случаи бывали. То есть вопрос в том, что конечно, ты иногда понимаешь, что помочь, может быть, как медик ты не можешь, но при этом ты можешь за этого человека помолиться, действительно помолиться. И случаются чудеса. И действительно, ну чудеса в том плане, что утешается человек. Приходит какая-то помощь, может быть, тебе недоступная как врачу, но ты ее видишь проявления этой помощи в семье. Ну это, может, как-то абстрактно очень звучит, конечно, сложно...

Л. Горская

— Для меня это очень конкретно звучит.

К. Коваленок

— Потому что если рассказывать истории, они могут показаться, может быть, страшными. Не знаю, насколько это имеет смысл в вашей передаче рассказывать. Но для меня они, например, светлые какие-то, да. Например как к нам обратилась мама, я знала ее всего три дня например, да, но при этом то есть ребенок жил всего три дня. Ребенок ушел, но мама именно в этот момент нуждалась в поддержке какой-то, именно в этот момент ей нужно было, чтобы кто-то был с ней рядом, сопровождал ее все это время. То есть отпевание, похороны — все вот это вот прошло с нами. И для семьи-то это было вообще какое-то невероятное чудо, что за три дня она это вообще обрела просто, да, такую громадную поддержку. Для нее это было просто чудо вообще из чудес. И она действительно оказалась такой, ну она же верующая мама, то есть она прямо молилась как-то очень действительно. И мы поняли, что произошло такое чудо, например. И оно достаточно, может быть, грустное, но при этом и светлое. Потому что если бы этого не случилось, если бы никто не поддержал в трудную минуту, то неизвестно, чем бы это вообще закончилось. А мама была одинокая, и как раз рядом с ней никого не было. Позвонила она случайно, случайно я взяла трубку вечером, сидя на работу. И вот как-то все, кажется, случилось, случайно произошло. Вот в принципе не очень-то он с виду был паллиативный изначально ребенок, в общем-то. И почему мы начали его сопровождать, сложно сказать. И три дня достаточно было для того, чтобы мы прониклись друг к другу и как-то вот помогли по-настоящему. Ну то есть я считаю, это помощь была такая полноценная, до конца, и очень такая интересная.

Л. Горская

— Я хотела сказать, что сложно переоценить важность поддержки для людей, которые находятся в каких-то трагических, тяжелых обстоятельствах, особенно если это связано с потерей близких. И у нас в обществе какой-то такой стереотип, что у человека горе — не трогай его. А на самом деле...

К. Коваленок

— Ну да, лучше не разговаривать, отворачиваться. Правда, отворачиваются все самые близкие. И вот чем, собственно говоря, почему мы и чувствуем, что мы нужны, и Господь в этом смысле очень нужен. Потому что все остальные, к сожалению, даже на самом деле родители между собой не разговаривают, когда что-то случается в семье. И это очень страшно. Люди друг друга не умеют поддерживать. Это нужно помогать им в этом. То есть нужно прямо мы вот сажаем маму с папой и начинаем, я разговариваю сначала, вот мы сидим втроем, но разговариваю сначала с папой, потом с мамой. Сначала с папой, потом с мамой и пытаюсь каждому из них, да, рассказать, что чувствует другой.

А. Пичугин

— У вас еще и психологи ведь есть?

К. Коваленок

— Ну да. Психологическая служба, и священники есть, которые тоже и отпевают, и выезжают как бы и на дом, и беседуют просто в медцентре. И просто даже молятся. То есть наши даже ежемесячные молитвы и за тех, кто ушел, наших детей, и за тех, кто сейчас болеет, за семьи, мы ежемесячно собираемся нашей службой и обязательно молимся. И это очень поддерживает службу. Как раз вопрос выгорания там и так далее. То есть ну вот его не существует, когда ты понимаешь, что этот мир не ограничивается земным существованием, ты понимаешь, что на самом деле помощь, она очень разнообразная и поддержка духовная и психологическая бывает даже больше, чем просто обезболивание. То есть обезболить тело бывает проще, чем обезболить душу. То есть когда человек страдает душевно, духовно, да, то это гораздо мучительнее, я считаю, может быть, страдания, чем... Конечно, нужно обязательно обезболивать тело, я не говорю, что это не нужно. Но сделать это поприще, потому что проще укол сделать, чем например, да, поговорить и взять на себя там часть чего-то...

Л. Горская

— Что важнее всего слышать людям в таких обстоятельствах тяжелых? Просто поддержку и понимать, что они не одни? Или, может быть, вы советы дадите какие-то?

К. Коваленок

— Я думаю, что тут нет советов. Думаю, что просто нужно быть рядом, и этого достаточно. Понимаете, когда все отвернулись, никого рядом нет, страшно человеку.

Л. Горская

— Не бояться позвонить хотя бы.

К. Коваленок

— Ну надо вообще просто честно и нормально разговаривать. Не надо ничего скрывать как раз, не надо, может быть, как-то завуалировать то что на самом деле происходит. Говорить: ну ничего, ничего, там все будет хорошо. То есть такие слова, они как бы не нужны в данный момент. Все люди понимают, может быть, они находятся, конечно, в отрицании в какой-то момент такой, бывает, иногда первый, как раз там если недавно поставлен диагноз, то конечно, человек находится в отрицании болезни там и своей или там родственника своего. Но я считаю, все равно всегда нужно говорить честно, что ты думаешь на самом деле. И разговоры это отдельная история. То есть разговору надо учиться. У нас в стране тоже сейчас этому в вузах не учат. Но у нас есть такой паллиативный врач, которая занимается как раз обучением трудным разговорам. Это тоже платно, это тоже нужно отдельно самому захотеть и поучиться. Но я считаю, что это очень нужно — уметь разговаривать, и уж паллиативному врачу точно. Вообще любому врачу надо уметь говорить какие-то трудные вещи людям. И уметь говорить так, чтобы тебя поняли, чтобы ты проявил сочувствие по-настоящему. Потому что мы иногда не все свои чувства можем выражать правильно. Мы иногда посочувствовали человеку, а у него ощущение, что его там, не знаю, не поняли или там не так поняли или еще что-то. И этому надо учиться тоже, это профессионализм на самом деле. И поэтому всех, кто с этим сталкивается, конечно, я считаю, что им надо проходить это обучение.

Л. Горская

— Я помню, у меня умирал папа, а врач от меня бегал, от этого разговора. Это было ужасно, он меня довел до состояния исступления просто этим.

К. Коваленок

— Да, заходят к ребенку с онкологией в больнице врачи, говорят: мы теперь вам ничем помочь не можем. Обращайтесь в паллиативную помощь, и закрывает дверь. Вот при нас, например. так.

Л. Горская

— Другой вариант.

К. Коваленок

— Да, и мама, которая не понимает вообще, что произошло. Не понимает, почему в паллиативную. Подождите, мы же в больнице лежим, нас же лечат, что случилось?

Л. Горская

— А потом нужно же время, чтобы что-то осознать, понять.

К. Коваленок

— Ну конечно, это очень все сложно. И на самом деле, сколько мы ни пытались с врачами на эту тему говорить, они не умеют, им страшно. Им точно так же непонятно, страшно, и они этой темы избегают. То есть они про жизнь все, а про смерть как бы это не к ним уже. До свидания, это не к нам. Хотя это часть жизни. Это часть очень важная часть жизни, к которой нужно готовиться, о которой нужно понимать, что она есть. Не надо ею жить, конечно же, и мы на самом деле проговариваем какие-то вещи с родителями не для того, чтобы они все время думали вот о смерти, о смерти. Мы проговорили, они об этом забыли. Но когда наступит какое-то время вот именно ухода ребенка, чтобы они вспомнили все это, им не было тяжело, больно и там ужасно. Они понимали, что нужно делать. Они понимали, как нужно говорить, хотя бы что говорить, ну то есть какие-то вещи вспоминали из наших разговоров, может быть, да, и как-то, по-другому воспринимали эту смерть. И это конечно, очень сильно помогает людям действительно. Ну и просто побыть рядом — это на самом деле тоже очень непросто, во-первых, а во-вторых, это очень востребовано. Потому что, правда, даже близкие люди иногда не справляются с этим и уходят. Поэтому и тяжело.

А. Пичугин

— Сейчас не совсем в тему, но давайте, уже конец программы, все-таки чтобы немножко в таких светлых тонах это закончить, наш разговор про Марфо-Мариинскую обитель и ее социальные проекты. Детский садик несколько раз упоминали в течение программы, подробнее про него расскажите: для чего он, кто туда ходит.

К. Коваленок

— Да, детский садик, сейчас на самом деле нам вот город как раз выделил новое здание, которое отремонтировали.

А. Пичугин

— А где оно?

К. Коваленок

— Оно находится тоже в центре Москвы, на «Авиамоторной». И там теперь будет...

Л. Горская

— Мы с Алексеем, извините, схватились за голову, наверное, одновременно, да, подумав: боже мой! «Авиамоторная» уже центр Москвы!

А. Пичугин

— Ну вообще, Елизавета, я не так далеко от нее живу.

Л. Горская

— Там где ты, там и центр, конечно.

К. Коваленок

— Ну как-то уже нам кажется, что это центр, наверное, да, я не знаю. И в принципе там сейчас будет действительно возможность уже большему количеству детей, во-первых, получить помощь какую-то. И там будет возможность трех направлений развития — то есть это ранняя помощь, это дети до трех лет, выездная сейчас такая служба работает как раз в нашем детском саду. Дети как раз с трех до восьми, они будут находиться в группах детского сада, и дети там с восьми лет, они даже где-то с шести там до десяти, это будут еще дети подготовка к школе, то есть это такие школьные программы там будут. И детский садик, конечно, это уникальная вещь тем, что там все-таки можно приехать и оставить ребенка. То есть у нас сейчас сады для сложных детей, тяжелых колясочных, например, рассчитаны на то что там мама ребенка не оставляет, она его сопровождает или кто-то его сопровождает в группе, потому что нет сопровождения. А наш детский садик, как раз он такой, что может маму отпустить. То есть мама может привезти ребенка, и целый день ребенок находится в саду. Причем сад — там не только педагогическая помощь, как я уже говорила, да, но и с нашей стороны тоже. Физическая активность есть у ребенка определенная, есть эрготерапия которые как раз будут помогать среду оборудовать, есть коммуникации, которые, если ребенок не разговаривает, то наша задача развить эти коммуникации, научить его общаться иными способами — карточной системой или какой-то там еще, то есть подобрав под него какую-то систему. То есть это, конечно, очень востребованная действительно вещь. То есть у нас там когда-то была запись из детей, которые ходят в центр реабилитации, но когда было за сто человек, мы перестали просто уже записывать туда детей на самом деле. И сейчас, конечно, в Москве это такой первый, наверное, интересный такой действительно масштабный проект с тремя такими программами: ранней помощи, детского сада и помощи подготовки к школе, и с такой общей педагогической и медицинской такой комплексной помощью.

Л. Горская

— А вот скажите, вы говорили о том, что в идеале должны исчезнуть вообще дома интернаты, детские дома. А у вас есть какие-нибудь проекты, обучающие потенциальных будущих приемных родителей, например?

К. Коваленок

— Ну вот сейчас в центре семейного устройства у нас есть, да, который разработал программы, в том числе вот мы там подключены как медики, мы разговариваем с родителями будущими приемными о том, какие заболевания бывают у детей, о том, как с ними справляться. О том, на самом деле, что нужно, требуется от родителей в таком случае, если ребенок с каким-то таким заболеванием находится в семье. И на самом деле там еще есть проблема с тем, чтобы маршрутизацию выстроить — то есть нужно, чтобы мама понимала, а куда она с таким ребенком вообще должна там пойти в детский сад, в школу. То есть вообще а как жить дальше с таким ребенком, в какой центр медицинский должна пойти. И вот если такая маршрутизация будет и будет сопровождение такой семьи, то я думаю, возможно, конечно, больше семей будут брать детей с инвалидностью. Тем более что сейчас программы еще и социальные там московские, например, позволяют, ну то есть на содержание выделяется достаточно средств, да, для детей инвалидов достаточное количество средств, чтобы семьи, мне кажется, брали их.

Л. Горская

— А без инвалидности ребенка устроить в семью, получается, проблем нет уже?

К. Коваленок

— Без инвалидность практически нет. То есть если вы придете в Дом малютки, то разбирают вообще очень хорошо. То есть у нас практически у нас сейчас остались, может быть, взрослые дети и дети как раз с инвалидностью.

Л. Горская

— Я рассказывала матушке игуменье Елизавете, соответственно, вашей историю жизнеутверждающую уже от меня, вам тоже расскажу, Алексей ее, правда, слышал уже. У нас знакомая, подруга наша лежала в роддоме, это было не в Москве, рожала, значит, второго ребенка или третьего. И вместе с ней лежала несовершеннолетняя девушка из детского дома, тоже рожала. И в итоге наша Вика посмотрела на эту девочку, посмотрела, пообщалась с ней, и выписалась из роддома с тремя детьми...

К. Коваленок

— Такие случаи бывают.

Л. Горская

— Да, взяв под опеку эту юную маму, ребенка.

А. Пичугин

— Кстати, не слышал я эту историю.

Л. Горская

— И очень нас вдохновила эта история. Была полгода назад, и я до сих пор под впечатлением.

К. Коваленок

— Сейчас проекты действительно, у нас направленность проектов на поддержку семьи все-таки, чтобы семьи не отказывались, чтобы семьи брали, вот все наши эти респисы, выездные службы, центр реабилитации, годовые программы сопровождения направлены на то чтобы все-таки ребенок остался в семье, конечно. Нам хочется, чтобы дети все-таки были в семье, потому что лучше мамы все равно, наверное, больше мамы никто не любит. И потом это все-таки более какая-то, не знаю, естественная среда обитания вообще человека.

Л. Горская

— Семья это очень хорошо. И чем она больше, тем лучше.

К. Коваленок

— Конечно, да. Ну вопрос, понятно, что у нас есть много вопросов там жилья и среды там, и всего остального. Ну я думаю, что это можно решать, если мы возьмемся за это, и все деньги, которые тратятся на интернаты и ПНИ, потратим на обустройство среды и поддержку этих семей, то я думаю, что у нас в Москве прямо будет замечательно все с этим.

А. Пичугин

— Спасибо большое.

Л. Горская

— И не только в Москве.

К. Коваленок

— И не только в Москве, да.

А. Пичугин

— Спасибо. Напомним, что в гостях у светлого радио была Ксения Коваленок, главный врач медицинского центра «Милосердие», который работает при Марфо-Мариинской обители. Еще раз напомним сайт обители http://www.mmom.ru/ — там все контакты и перечислены все проекты, о которых мы сегодня говорили, и не только они. Лиза Горская...

Л. Горская

— Алексей Пичугин.

А. Пичугин

— Всего доброго.