Гость программы — Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.
Темы беседы:
1. Петровский пост;
2. Доверие к СМИ;
3. Язык разговора о вере.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья, в студии моя коллега, Марина Борисова...
М. Борисова
— Добрый вечер.
К. Мацан
— И Константин Мацан. Сегодня пятница и, как всегда по пятницам, этот час «Светлого вечера» с нами проводит Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО. Добрый вечер, Владимир Романович.
В. Легойда
— Добрый вечер.
М. Борисова
— Владимир Романович, вот у нас начался очередной многодневный пост апостольский, и в этом году он по продолжительности почти равен Великому посту — 38 дней...
В. Легойда
— Замечательно.
М. Борисова
— Очень долго. Да, но если цель больших постов православных — это Рождественского, Успенского, Великого поста — в общих чертах понятна даже неверующим людям, поскольку о праздниках Рождества Христова, Воскресения Христова, Успения Пресвятой Богородицы хоть что-то слышали даже абсолютно неверующие люди, просто более или менее образованные, то многодневный пост перед праздником первоверховных апостолов Петра и Павла не очень понятен порой даже самим православным верующим, которые его соблюдают. То есть нам, конечно, в церкви с амвона объясняют и историю возникновения этого поста, и смысл, и о том, что он напоминает долг христианина в какой-то степени — продолжать дело первоверховных апостолов, свидетельствуя о Христе, но это все так, очень теоретически. А скажите, для вас лично апостольский пост что-то значит такое? В вашей жизни конкретно он как-то окрашен?
В. Легойда
— Вы знаете, вы так все хорошо рассказали, мне кажется, по крайней мере, что касается смысла поста, я заслушался просто. Знаете, я никогда не задумывался над этим. Это будет лукавством, если я сейчас начну придумывать какие-то смыслы: да, я конечно, вот понимаю, и вот как замечательно вы сказали о том, что наш там апостольский долг... Я не задумывался. Я просто вот как-то в этом смысле эту церковную дисциплину в ее нынешнем изводе, скажем так, я ее принял совершенно естественно. И вообще для меня никогда это не составляло такой вот сложности, по крайней мере, в части, во-первых: надо — не надо, вот я как-то не задавался. У меня много было других вопросов «проклятых», как говорят иногда, но вот в плане того: а зачем вот этим поститься постом, тем-то понятно зачем, а этим... У меня такого вопроса просто никогда не было лично. Не хочу сейчас его выдумывать. И в практическом плане вот все, что касается... все-таки как бы мы ни объясняли пост, мы ведь всегда в первую очередь, вот на таком первом поверхностном уровне вот этот первый смысл, который мы снимаем: пост — это вот это ограничение по еде. Все равно человек, даже если он говорит, что главное другое — потому что действительно главное другое, — он все равно, невольно получается так, что а тут можно и нарушать. То есть все равно вот в эту несчастную еду — ну хотя так, наверное, неправильно говорить, —все упирается нередко, тем или иным образом. Для меня тоже особого не составляло труда, ну по крайней мере до сих пор, не знаю, как дальше будет, люди меняются, но в принципе, поэтому... Но каких-то вот таких историй пронзительных, связанных с соблюдением этого поста у меня нет. Ну я знаю, что вот нынче пост начался такими дискуссиями, но я тут, знаете, все-таки сторонник того, что вот коль скоро апостол Павел, который говорил (к слову об апостолах, да?), что он, вообще для него не составляет и труда, и неважна сама пища, он может там есть мясо, не есть, но при этом он соблюдал, можно сделать такой вывод, чтобы там других не соблазнять и так далее, то мне кажется, что вот я в данном случае сторонник в большей степени дисциплины, чем вот такого свободного индивидуального подхода. То есть индивидуальный подход это, мне кажется, особенно вот в ограничениях пищевых, он должен быть сообразен просто с состоянием здоровья человека. Ну просто чтобы он себя не загонял. То есть если у человека там, я не знаю, язва, еще какая-нибудь малоприятная история и ему режим питания положен, то не нужно тут вот сходить с ума. А что касается вот того главного, о чем мы любим говорить в посте — здесь мне вообще, кажется, даже странно об этом говорить. Потому что в принципе, смотрите, нам же не говорят: во время поста вы должны быть христианами или там хорошими, а в другое время — э-эх, во все тяжкие! Ну то есть пост это как-то, если угодно, это наоборот в каком-то смысле послабление, что нам говорят: не каждый день, а все-таки вот хотя бы постом. То есть то, что мы говорим, является в посте самым главным, если мы с этой точки зрения подходим, то вообще по идее у нас не должно бы ни одного дня, когда бы мы не постились. То есть если мы говорим, что главное в пост не есть людей, не злиться, не гневаться, не ругаться — то есть, значит, в непостные дни это разрешается? Это же не так, правда? Поэтому с этой точки зрения мне вообще непонятен вопрос к посту, как: значит, главное в пост не делать того-то и того-то! — зачем этот пост? Это же нелогично. Ну так радуйся, что тебе вот... А в плане пищевом, ну тут, я говорю, соотноситься надо с состоянием своего здоровья. Но вот человек так устроен, мне кажется, что вот это внешнее благочестие, внешняя дисциплина, она важна. Она, правда, важна. И вот можно сколько угодно интеллектуальных контраргументов привести против там того и особенно конкретно этому посту, и я многие из них знаю, эти контраргументы. Но по факту получается, что начинается с этого послабление, а заканчивается всё, может закончиться всё очень плохо. Поэтому для себя лично я сторонник соблюдения дисциплины.
М. Борисова
— А если вот вернуться все-таки к этой смысловой составляющей о необходимости свидетельства и более активного свидетельства. Вот у нас пост начался в очень интересной фоновой как бы обстановке, потому что уже вторую неделю все обсуждают удивительную историю с псевдоубийством журналиста Аркадия Бабченко. И в связи с этим очень много говорится о том, что вот эта история окончательно подрывает доверие к журналистике и к журналистскому вообще сообщению какому бы то ни было. Но какие есть у нас кроме вот таких, официально существующих площадок в виде прессы, радио, телевидения, интернета — то есть то, что ассоциируется с журналистикой, в нынешних условиях какие еще есть возможности свидетельства? Если мы хотим использовать традиционные эти площадки для свидетельства о Христе, нам говорят: они не работают, потому что к ним нет доверия.
В. Легойда
— Ну это, во-первых, не правда, что они не работают. И даже неправда то, что к ним нет доверия, если это не оговаривается в этой фразе, потому что: у кого? У кого-то нет доверия, у кого-то есть доверие. Ну давайте, что, вокруг нас, каждого из нас нет людей, которые совершенно, вот я не знаю, многие годы смотрят новости и воспринимают все точно так, как там говорят? И я знаю таких людей. И я уверен, что вы знаете таких людей. В чем-то мы являемся такими людьми. Кто-то там больше верит, кто-то меньше верит, кто-то, может быть, ничему не верит. Ну а что, есть большее доверие там каким-то другим форматам? Ну опять же: у кого? Поэтому мне кажется, если отвечать непосредственно на ваш вопрос, а не рассуждать вокруг, потому что тут можно было бы, конечно, много поговорить и о ситуации с Бабченко, в которой для меня лично очень много неясного и невнятного. Потому что чтобы ее оценивать, нужно очень четко понимать, что на самом деле происходило, какова цель и каков, главное, результат, о котором вроде как никто до конца не знает. А возвращаясь к вопросу о площадках, мне кажется, что надо на любой площадке, и любая площадка может быть использована для свидетельства. Просто вопрос в том опять же: кто, для кого, ну вопрос умения там и целесообразности.
М. Борисова
— Ну вы же в своих собственных публичных выступлениях последнее время очень часто говорите о появлении запроса о так называемой какой-то новой искренности.
В. Легойда
— На новую искренность? На искренность — да.
М. Борисова
— Вот, а как вообще понимать, что это за запрос, и что это за новая искренность? Вот у Кости была версия, когда мы обсуждали с ним этот вопрос, что новая — это можно приставить приставку «новая» к любому старому направлению, и это будет новый тренд.
В. Легойда
— Ну я поскольку не участвовал в этом вашем обсуждении, я не совсем сейчас понял, что имеется в виду.
К. Мацан
— Я потом поясню.
В. Легойда
— Да, хорошо, сделайте одолжение. Просто, может быть, я невнятно сказал. Я имел в виду следующее: что в основном вот у этого пресловутого молодого поколения — я говорю «пресловутого», потому что тоже как определять, тоже разные ребята, понятно, — но вот, конечно, какие-то привычные форматы могут вызывать недоверие. Ну не только у молодого, правда, не только у молодого. Я говорил, что вот мне вполне, так сказать, уже, к сожалению, немолодой... Хотя, почему, к сожалению? Ну, в общем, немолодой человек мне говорил: вот там твоя заставка в твоей программе, вот она сделана в таком формате, когда ты ждешь, что сейчас выйдет человек, скажет: наш кандидат там такой-то, — вот у него такая реакция. Я ее себе не мог вообразить, но она у него есть. И он говорит: мои дети смотреть не будут. Вот именно не по содержанию, а из-за подачи. А соответственно, если об этом вот вы говорили, Константин Михайлович, конечно, там запрос на новое, он есть. Ну у молодежи всегда есть запрос на новое, да, а в данном случае он связан с тем, что старое не просто там немодно, неинтересно — оно не вызывает доверие, и это данность. Это данность. Другое дело, что то, что вызывает доверие, оно тоже не всегда искренне и достоверно. Поэтому я и говорил, и вот несколько раз уже, что есть вот ощущение искренности вот в этих новых форматах, но это совсем не значит, что они искренни. Потому что вот как раз один из моих собеседников недавно сказал, что вот там ребята смотрят какие-то вот такие, ну условно скажем, там домашние форматы: вот он человек, вот он какой! вот он настоящий! Вот здесь он настоящий, да, он не перед камерой, он настоящий! А потом, допустим, ты с ним знакомишься, и понимаешь, что он вообще не такой. То есть он тоже играет, но это новая игра. Они ждут новой искренности, а получают новый обман например.
М. Борисова
— Но вы говорите, что это вызывает доверие у условно молодого поколения.
В. Легойда
— Ну да, точно так же, как в свое время страна, почему страна прильнула там единомоментно к экранам и смотрела программу «Взгляд»? Потому что это вызывало доверие. Ах, ах! Вот, ах можно! Ах, оказывается, вот так! Вот сейчас тоже — ах!
М. Борисова
— Ну если это так, то может быть, имеет смысл и нашим священникам подумать о том, как использовать этот формат, если это вызывает такое доверие?
В. Легойда
— Вы знаете, и да и нет. Во-первых, они уже используют. Потому что просто не так много, конечно, священников-блогеров или влогеров — как сейчас, наверное, правильно надо говорить, — видеоблогеров, и не так они известны, и у них нет там миллионных просмотров, но они есть, они разные. А во-вторых, есть вот очень важный момент. И я, возможно, об этом уже говорил, но я еще раз хочу вот этот вспомнить пример. Дело в том, что, понимаете как, даже вот эти новые ребята, когда они записывают свои блоги или влоги, они же, скажем, ну и соответствующим образом выглядят и так далее — это важно. Что я имею в виду? Священник — его даже одежда обязывает. Вот мне когда-то один коллега-телевизионщик сказал, когда мы с ним обсуждали, как вот по-современному подать что-то, какое-то мероприятие там наше, и он мне сказал замечательную вещь. Он говорит: ряса — это как скафандр. Вот если ты показываешь человека в невесомости, и вот он выходит, космонавт, вот он в невесомости — и понятно, что будут плавные движение и так далее. Вот он не может, это невозможно, он не может быстро двигать руками и ногами — в это никто не поверит, потому что в невесомости так двигать нельзя. Вот ряса это тоже, понимаете. И мне кажется, это очень важный такой образ и важная мысль. Нельзя выйти в рясе, сказать: «ну че, чуваки?», там «давайте потрещим» — нельзя. И не нужно делать это, главное, это вызовет противоположный эффект. Если даже, извините, вот вы вспомнили там, как вы сказали, мои недавние публичные выступления. Вот я на одно из выступлений получил ВКонтакте комментарий, что вот, знаете, мы вас слушаем, на радио «Вера» очень любим ваши, значит, эфиры, а тут так расстроились. Я там то ли «фигня» сказал, то ли что-то такое. И вот мне слушательница наша, не знаю, сейчас она нас слышит или нет, вот она очень расстроилась, понимаете. Ну вот я могу как-то с этим спорить, я могу удивляться, но вот по факту человеку это не понравилось, понимаете, он не ожидал. Тут много чего можно сказать, но факт остается фактом: вот, значит, есть люди, которые это воспринимают плохо, и ты эффекта и результата не достигаешь.
М. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Ну вот если тему новой искренности продолжать, помните, в свое время даже, по-моему, вы рассказывали, как на какой-то встрече с молодыми режиссерами пан Кшиштоф Занусси говорил, что наступает, ну как-то по его ощущениям, такая эпоха непрофессионализма. У человека дернулась рука, когда он снимал какой-то свой этюд, и он говорит: а это эффект любительской камеры, это вот я как Ларс фон Триер снимаю. А на самом деле просто человек пока снимать не научился.
В. Легойда
— Руки дрожат.
К. Мацан
— Да, руки дрожат. И где здесь это же тоже можно было бы, из сегодняшнего дня глядя, назвать: ну вот такая у человека новая искренность. Но это на самом деле не новая искренность, не какой-то вот такой формат, который вызывает доверие, а просто непрофессионализм, просто плохой продукт. Где здесь грань?
М. Борисова
— Здесь получается, что плохой продукт априори вызывает больше доверия, чем продукт профессиональный.
В. Легойда
— Нет, не получается. Я думаю, что грани, на самом деле их две. Вот для одних людей грань проходит по... Вот смотрите. Ну как, знаете, есть такой известный тезис герменевтики и ну вообще толкований, интерпретаций, подходов, который заключается в том, что не существует текста без интерпретации. Мы читаем... Я вот всегда студентам привожу такой пример: я пишу, если написать прописью русское слово почта, оно точно так же, то есть оно латинскими буквами тоже будет читаться как «норма». Вот я прошу прочитать, какое слово написано на доске. И кто-то говорит «почта», кто-то говорит «норма», кто-то соображает, говорит, что можно и так и так. Я этим иллюстрирую пример, что вот если человек не знает русского алфавита, то для него это только «норма». То есть текст зависит от того, кто его читает. В этом смысле вот эта первая грань, а она всегда была, она есть и сегодня. Вот недавно в «Русском репортере», на этой неделе собственно, вышел, на мой взгляд, блистательный, как всегда, и очень важный материал Марины Ахмедовой, замечательного журналиста, заместителя главного редактора журнала «Русский репортер», где она беседует с несколькими такими топовыми, популярными девушками из Инстаграма (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) —инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)ры или инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)рши, как надо политкорректно говорить. И понимаете, вот это смысловое, так сказать, вот эти смыслы, которые там обсуждаются, они, конечно, чудовищны. И вот там на полном серьезе люди считают, что они там приносят радость какую-то кому-то, что вот они там заряжают всех позитивом, там какой-то «кармический менеджмент». Ну понимаете, какая-то унылая идиотская чушь. И это все, но это же десятки, сотни тысяч людей, которые это лайкают, которые действительно чем-то там заряжаются и так далее. Вот, на мой взгляд, это чудовищно. И это вот не просто там непрофессионализм, дилетантизм, это какое-то вот такое падение смысла, когда человек... Ну понимаете, вот можно там читать, не знаю, Дон Кихота, а можно вот читать какого-то инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)ра, который там где-то что-то там споткнулся или вышел, говорит: «ой, солнце горит! всем счастья, всем счастья!» Все: «о! всем счастья! спасибо! спасибо! всем счастья!» Мне приходят тоже какие-то эсэмэски все время: «передай эту историю...» — причем это вроде бы от вменяемых людей, да, таких серьезных, глубоких, — приходят какие-то совершенно идиотические, пошлые на самом деле, вот это такая пошлость в классическом понимании, да: «хочешь, чтобы всем было хорошо — перешли эту эсэмэску, пусть всем будет хорошо!» Ну что-то примерно такое. Совершенно такие вот, практически лишенные какого бы то ни было смысла вещи. И понимаете, вот это первая грань. Но вот люди, вот там «норма» написано, а он там, в лучшем случае думает, что это «почта» или вообще не понимает. Вот это вот, мне кажется, первая. А вторая, она заключается в том, что если это все-таки Ларс фон Триер — ну он состоится, понимаете. Если у тебя просто руки трясутся — то рано или поздно это станет понятно, и ты, у тебя не будет миллионов... Ну вернее не то что миллиона, миллионы, к сожалению, вот похоже, сейчас могут быть. Но ты там, я не знаю... Это не фестивальное кино. Я не знаю, как сказать. Понимаете, да? То есть вот вторая граница — это все-таки вот эта подлинность, хотя в искусстве нет жестких границ, да, но вот эта граница, она будет очень широкая. Но так или иначе это вот, знаете, как Юрий Павлович Вяземский говорил, что если вот такую аналогию провести, он говорил, вот есть люди способные, талантливые, гениальные. Вот гений, с его точки зрения, все равно, он не может не состояться. Гений всегда, он проломит всегда любые обстоятельства и он состоится. А вот там талантливым и способным надо помогать. Вот если использовать этот пример, я хочу сказать, что вот если есть талант, он все равно будет замечен. А если это просто руки трясутся — ну так и будет.
М. Борисова
— Но если говорить не о каких-то эксклюзивных вещах, а о более массовых сообщениях. В том же материале, про который вы говорите, там...
В. Легойда
— А вы смотрели, да?
М. Борисова
— Да, я прочитала. Там есть упоминание еще такого нового направления в том же ключе: это вот некие философствующие участники Инстаграма (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), которые в жутком виде фотографируются или снимаются и при этом изрекают некоторые, с их точки зрения глубокие философические мысли, почерпнутые там у своего психолога или тренера. Но можно предположить, поскольку это чрезвычайно популярный, как утверждает автор этого материала, формат, то можно предположить, что таким же образом можно и христианское свидетельство транслировать. Это плюс или минус для...
В. Легойда
— Каким образом, вы имеете в виду?
М. Борисова
— Ну если это таким большим количеством людей воспринимается как откровение, даже когда транслируются какие-то не очень глубокие мысли психолога, то ведь таким образом можно, казалось бы, свидетельствовать и о христианской истине. Ну адаптировав к формату, то есть держа себя в рамках и не низводя уже полностью библейское откровение...
В. Легойда
— Вы знаете, тут и да и нет опять же. Адаптация адаптации рознь. Если это адаптация ну без какого-то очевидного искажения, ну как адаптация, да, просто вот пересказ. Это все же пересказ, да? Ну извините меня, а скажем, вот не храм как место, где совершается таинство, а храм как архитектурное сооружение — это же тоже пересказ. Почему говорили, вот Библия там в цвете или Библия в здании — это же тоже пересказ. Это тоже адаптация своего рода для неграмотных людей: вот они не могут читать, они могут видеть — они видят фрески там и так далее. Это тоже пересказ. Вопрос, вот, скажем, у нас сейчас Фома там в одном проекте помогает нашим коллегам делать интересный и современно-форматный проект, называется «Минутная история». Почему минутная? Потому что это рисованный...
К. Мацан
— Видеофрагмент.
В. Легойда
— Да, видеофрагмент, который длится минуту. И там разные совершенно вещи, связанные там с историческими какими-то событиями и прочее. Поэтому это вопрос, так сказать, вкуса, таланта, мастерства и отсутствия искажения. Хотя, конечно, понятно, что всегда есть ну вот адаптация к аудитории. Это вот, знаете, когда говорят: в каком классе нужно говорить там с ребенком, ну в школе например, говорить с ребенком о религии? Да в любом. Просто разговор... Можно говорить. Не то что нужно, но можно в любом. Просто вопрос: разговор в первом классе это не разговор в одиннадцатом. Притом что искажение, оно зависит не от факта упрощения собственно, а от конечного результата. Ну то есть можно искажать и в одиннадцатом — более сложно, и в первом.
К. Мацан
— Ну это очень характерно, мне кажется, что вы привели в пример эту минутную историю. Потому что вообще сам вопрос размера потребляемого контента, нашего пресловутого клипового мышления и того, что люди не читают длинные тексты, он мне кажется в вопросе разговора о вере, говорения о вере, попытки миссии христианской, стоит очень остро. Потому что вот я недавно, меня так очень заставил задуматься комментарий одного журналиста современного, который сказал: ну вот посмотрел новый блог — один выпуск коротенький, там три минуты или пять минут, потом второй выпуск — тоже коротенький. Третий уже смотреть не стал — понятно, что будет дальше. То есть это некая такая вот, короткие такие бусинки, насаженные вот на какую-то нитку. А в принципе вот как-то разговор о вере, в принципе разговор долгий, как мне кажется. Вот даже там цитату из Евангелия, ну ее приводишь к какой-нибудь фотографии, тоже там красиво все, публикуют, есть такие паблики. Но как бы даже в принципе, к этому нужно возвращаться, это нужно еще раз продумывать. И то вот даже, Марина привела пример некоей философической мысли там, максимы — хорошо, но вот даже не всякий смысл вложится в эту максиму. То есть в принципе разговор в длинную, то есть в длинную дистанцию, как говорил один ваш гость в программе «Парсуна», Александр Скляр, вот этот забег на длинную дистанцию. Мне кажется, разговор о вере это всегда такой именно забег. Как-то во всем, не обречены ли мы вместить его в короткий формат?
В. Легойда
— Ну знаете, тут, может быть, немножко так ради полемики скажу, что вот у раскаявшегося разбойника на кресте не было возможности длинного забега. Поэтому Господь может и в минутную историю уместить и человеку рассказать о спасении. И это я, так сказать, не хитро выкручиваюсь, а просто говорю, что вот ну это исторический, так сказать, и богословский факт. С одной стороны. С другой стороны, вы, конечно, правы. Но это не отменяет важности этих историй. Понимаете, это вот всегда разговор... Вот иногда мне, когда пытаются нас там кольнуть: ой, там журнал «Фома» — а мы не можем его читать. Я говорю: не читайте, это же не Евангелие. Журнал не может быть для всех. Не может быть эта минутная история для всех. Вот вы сказали о коллеге, который не стал смотреть третий трехминутный там какой-то ролик, потому что ему понятно — ну замечательно. А там десятки, сотни тысяч людей будут только такие ролики смотреть. Только такие. И никуда мы от этого не денемся. Да, сегодня мы действительно — это связано со скоростью, с тем, как мы воспринимаем информацию и прочее, и это неизбежно. Но здесь вот для меня как раз здесь интересней немножко другая история — все-таки для человека, который не просто потребитель, но и пытается что-то создавать и занимается студентами. Я вот студентам своим говорю и я надеюсь, что я вот не зря им говорю, что я не ошибаюсь. Мне кажется, что способность вот, знаете, пресловутые, как сейчас называют, лонгриды читать, еще чего-то, сегодня становится конкурентным преимуществом. Понимаете, вот наличие высшего образования перестало быть конкурентным преимуществом. Даже наличие диплома там, не знаю, МГУ, МГИМО, даже, наверное, МФТИ уже не конкурентное преимущество, потому что ну таких людей много. А вот ты, чтобы создавать вот эти минутные истории, это не обязательно, да. Но, может быть, ты интереснее сможешь придумать, как туда запихнуть и что туда запихнуть, если ты при этом способен читать и читаешь там большие толстые книжки. В том числе и потому что людей, читающих большие толстые книжки, видимо, становится меньше.
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». В студии моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. Сегодня, как всегда по пятницам, в этом часе «Светлого вечера» с нами в студии светлого радио Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО. Интереснейшая тема у нас возникла в первой части программы.
В. Легойда
— А можно продолжить?
К. Мацан
— Да, конечно.
В. Легойда
— Вот мы поговорили про короткие истории там, не знаю, файлы, рассказы, видео. И я вот сейчас вспомнил, что несколько дней назад, в начале этой недели я проводил консультацию, давал студентам консультацию перед экзаменом. И у меня вот в курсе культурологическим один из вопросов связан с таким коротким-коротким текстом Михаила Михайловича Бахтина «Искусство и ответственность». Я его, естественно, многократно читал этот текст и многократно слышал, что по его поводу говорят, потому что я давно, уже несколько лет этот текст предлагаю студентам прочесть, он коротенький там, меньше страницы. И, может быть, до такой степени его много читал, что перестал над ним как-то задумываться. Ну у меня были какие-то: вот этот текст про это. И вдруг меня две девчонки начинают спрашивать: а вот... И понимаете, вот текст короткий, да, вроде бы он современному человеку должен быть близок, и вроде что там найти? Но они задают такие вопросы — я, например, понял, что я никогда над этим не задумывался, что я никогда к этому тексту не ставил таких вопросов. Я даже сначала не очень понял, что они говорят. Там со второго или третьего раза я понял, но не смог ответить. И понимаете, это вот очень интересно, к вопросу о том, что даже короткий текст и, возможно, и видео могут быть очень насыщенны. Ну потому что там это понятно, что это Бахтин.
К. Мацан
— Да, если это Бахтин или Ларс фон Триер...
В. Легойда
— Но это очень вот просто любопытно, что они там прочитали то, чего я вообще никогда там не видел. И я, честно говоря, до сих пор думаю, что их там... Он там говорил, то искусство это искусство, жизнь это жизнь, они действительно не пересекаются. Но вот есть чувство ответственности, которым это скрепляется и что за то, что ты пережил в искусстве, ты несешь ответственность и в жизни, за то, что пережил в жизнь... Они говорят: а почему ответственность? вот почему ты несешь? И как-то там для меня это казалось таким очевидным. И вот такой у нас был такой долгий разговор, и даже я думаю, что не вполне мои ответы устроили девочек. Ну тоже хорошо, значит, сами будут думать дальше. Ну вот для меня они просто открыли какие-то новые грани.
М. Борисова
— Ну формат это же не только количество занятого им времени, это же еще и многие другие вещи. Вот в том же материале «Русского репортера», который мы с вами обсуждать начали, там приводится тоже очень интересное явление, что в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), в сети появляются какие-то очень раскрученные и очень влиятельные блогеры, полностью вымышленные или даже вообще отрисованные — то есть это такой цифровой фейк. Если это пространство, где можно такую просмотреть тенденцию, что там начнут действовать некие фейки, фейки-персонажи, то разве можно его использовать для проповеди Евангелия?
В. Легойда
— Ну а почему нет? Вот смотрите, при участии радио «Вера» выходит детская программа «Вопросы Веры и Фомы», главными героями которой являются четыре вымышленных персонажа: девочка Вера, мальчик Фома, значит, там собака Алтай и...
К. Мацан
— Доктор дядя Миша.
В. Легойда
— Доктор дядя Миша. Они все вымышленные персонажи.
М. Борисова
— Но это просто игровая форма. А когда за существующие...
В. Легойда
— Это тоже игровая форма.
М. Борисова
— Когда за существующий персонаж, который вещает некоторые библейские истины, выдается...
В. Легойда
— А, понимаю, вы имеете в виду, он выдается за реально живущего человека?
М. Борисова
— Да.
В. Легойда
— Ну вот как бы так маскируется. А там вот я, кстати, сейчас вот не вспомню, этот персонаж, который там описывается, там понятно, что он вымышленный или непонятно?
М. Борисова
— Я так поняла, что нет. Именно поэтому там подчеркивается, что он отрисованный, то есть он даже визуально не настоящий, то есть это цифровой фейк. При этом он воспринимается как некий живой персонаж. Поэтому если в уста такого персонажа, без оговоренных предварительно условий игры для слушателя, вкладывается...
В. Легойда
— Ну наверное, тут — да. Я, честно говоря, не думал на эту тему, так вот сходу не готов. Но если все-таки вспомнить такое библейское, что любая неправда есть грех, то, наверное, если это не условие игры, не игровая форма, как вы справедливо заметили, то наверное, это не очень хорошо. Потому что зачем же на этом основании строить. А если это понятно, тогда, наверное, это не так страшно, если это понятно.
М. Борисова
— Ну если бы это было понятно, то у них не было бы миллионных аудиторий.
В. Легойда
— Ну тогда не знаю. Мне кажется, мы сейчас немножко моделируем ситуацию, которая не существует, и даже пытаемся решить проблемы, которые еще не озадачились. Потому что тут у нас реальных-то блогеров на эту тему не так много.
М. Борисова
— Ну похоже, что у нас осознание задачи, которая вдруг станет понятна всем, приходит слишком поздно, чтобы на нее реагировать.
В. Легойда
— С этим согласен. Я вообще думаю, что тут парадокс такой нашего времени заключается в том, что в силу скорости, с которой все меняется и развивается, мы все время все всё время опаздываем. И это странно, потому что мы опаздываем сами от себя, да, что вот эти технологии, наша жизнь и культурные какие-то явления, они так далеко вперед бегут, что мы не очень успеваем их осознавать и осознавать себя с этими новыми явлениями. Но при этом активно ими пользуемся и активно в этом пространстве живем.
М. Борисова
— Меня-то, когда я читала этот материал, больше всего заинтересовало, откуда такая колоссальная тяга, такая потребность, такая востребованность именно лжи? Почему все вот эти вот фейковые персонажи набирают больше чем миллионную аудиторию. Потом эти фейки или не эти фейки, а фейки, которые вот в мировом эфире разоблачаются через день, и убитый журналист оказывается неубитым журналистом, и все равно это не подрывает вот этой вот тяги слушать еще фейки, еще фейки — мы перемещаемся в какое-то пространство, где ложь чрезвычайно востребована. Что это?
К. Мацан
— Запрос на новую ложь.
М. Борисова
— Да, запрос на новую ложь?
В. Легойда
— Ну тут сложно сказать, отчасти это может быть связано, может быть, с таким эскапизмом, попыткой убежать от реальности. И ну поскольку дурновкусие, к сожалению, непобедимо, то вот художественные формы, которые, ну все равно же, так или иначе все равно вот прикосновение к искусству, это, конечно, не эскапизм никакой в чистом виде, но ты все равно вот переносишься в другую реальность, ты все равно погружаешься вот в эту, созданную художником реальность. А тут ты погружаешься в реальность фейковую — для этого не нужно, так сказать, ни развитого вкуса, ничего, просто достаточно желания какого-то там, времени. И, может быть, это тоже форма ухода от реальности. Не знаю, не готов сказать.
К. Мацан
— Но в этой вот параллельной реальности, которая создается, собственно, с помощью всех этих сообщений в мозгу многих миллионов людей, существует еще особая ниша, к несчастью для нас — это ниша фейковых новостей о религии и о Церкви. И если к этому относиться философски, можно, конечно, просто это игнорировать как вот скоромимопроходящее явление. А если как-то реагировать? Если реагировать, то как? С этим как-то можно бороться? Если да, то на каких площадках, в каком формате?
В. Легойда
— Давайте, вот тут все-таки, мне кажется, надо несколько вещей принципиально обговорить. И в вашем предыдущем вопросе и вот в этом, уже таком специальном по поводу фейковых новостей о религии, ну и вообще вот в подходе. Все-таки когда человек живет в пространстве вот этих придуманных вещей, он осознает, что это все неправда или нет? Потому что это совершенно разные вещи: когда ты осознаешь, и это тебе доставляет почему-то какое-то удовольствие, интерес, ты на это тратишь время или ты все принимаешь за чистую монету и начинаешь там все это множить там, распространять и так далее. То же самое в теме с религиями. Потому что ведь, посмотрите, что меня, например, в большей степени здесь волнует, и задевает, и удивляет. Это то, что на каком-нибудь ресурсе, который не скрывает того, что это ресурс фейковых новостей, фейковый ресурс, что там нет ничего достоверного (хотя могут быть какие-то там вещи и, как правило, они там могут быть более-менее правдоподобно звучать, но там не скрывается, что это придумано), что вот это начинает распространяться как правда пользователю. То есть какая-то часть людей, читающих это или прочитавших какой-то там перепост или ссылку на эту новость, она принимает за чистую монету и считает, что так и есть — вот это удивительно. То есть степень некритического восприятия информации — вот это странно. Запрос все-таки на новую искренность, а при этом отсутствие абсолютное критического восприятия информации. То есть в одном случае ты просто даже вот до того, как ты что-то посмотрел: ну, по телевизору правды не покажут! — всё. Это ведь тоже не критическое на самом деле отношение, да? А зато вот здесь: вот она, правда! Вот они, так сказать, суровые блогеры рунета, вот они нам скажут, какова жизнь на самом деле! И вот это печально на самом деле. И здесь, мне кажется, вопрос такой же, неважно, о чем эти новости — о религии, не о религии. Как реагировать? Ну воспитывать, пытаться, значит, еще и еще раз говорить о том, что нельзя некритически воспринимать информацию.
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». У нас сегодня программа под знаком обсуждения темы: запросы на новую искренность. У меня есть вопрос, который как-то — вот я пока я даже не понимаю, как точно — с этой темой связан, но как-то он вот с ней, каким-то своим боком рифмуется. В последней по времени программе «Парсуна» у вас был в гостях режиссер Владимир Хотиненко, и у него прозвучала такая мысль, которая меня очень зацепила. Он сказал, что вот я в последнее время постоянно читаю жития святых. А дальше он продолжил: я хочу обрести наивность. И он это не расшифровывал, но я это так услышал, что вот в житиях много вещей, которые можно было бы пытливым умом поставить под сомнение, проверить на прочность...
В. Легойда
— Нет, он говорил это. Он говорил, что не всему веришь.
К. Мацан
— Да, но я хочу вот как-то — ну он этого не говорил, — ну вот по-детски сердцем как-то вот принять, наивность обрести. А вам самому вот — профессору, ученому, человеку, который постоянно сталкивается с разного рода информацией и в том числе просто с литературой о вере, — вам никогда... вам это близко, вот эта попытка, желание обрести наивность?
В. Легойда
— Мне нет, на данный момент не близко. Я думаю, что у Владимира Ивановича это, возможно, связано с тем, о чем он говорил. Там у него прозвучала мысль, что он по сравнению со временем обретения веры и каких-то вот таких больших переживаний (и я так понимаю, глубоких и важных для него), по сравнению с тем временем он намного больше знает. Намного больше там сейчас уже там что-то знает, прочитал, сделал даже и так далее, но вот, возможно, чего-то не хватает. Поэтому я думаю, что это с этим связано. У меня — нет. Просто ну как-то мне всегда вот эта составляющая: «Возлюби Господа Бога своего всем сердцем своим, всею душою своею, всем разумением своим» — вот я вот это когда-то, так сказать, для меня стало таким вектором движения что ли. Поэтому «всем разумением» для меня всегда было и остается очень важным. Не в том смысле...
К. Мацан
— Это обязательно как-то противостоит поиску наивности?
В. Легойда
— Потому что разные вещи, конечно.
К. Мацан
— Я-то услышал в этом как раз таки такое, что очень опасно заиграться в интеллектуализм — то с чего мы начали программу: а зачем дисциплина? зачем пост? вот дайте разберем, проверим на прочность. А можно просто вот сердцем это принимать и позволить себе не сомневаться и не пробовать на прочность этот мир.
В. Легойда
— Ой, мне кажется, это немножко такие разные вещи. Я не говорю про то, что заиграться в интеллектуализм. Я помню, конечно... Знаете, вот есть такой замечательный фильм, это один из первых фильмов, в которых снялся совсем молодой Максимилиан Шел, он называется «Святой поневоле» (The Reluctant Saint). И это рассказ о таком итальянском мальчишке, то есть это рассказ о католическом святом, не помню, там XVI что ли века, что-то в этом роде, XV или XVI, XV скорее, не очень известном. Но фильм старый-старый, черно-белый фильм, в котором вот этот мальчик, будущий святой, он как-то вот там никак не может школу закончить, такой глуповатый, с элементами, как бы мы сказали, наверное, с элементами юродства. И вот его мама... а брат, родной брат его мамы, он настоятель монастыря, и она все как-то хочет его в монахи там определить. Потому что она одна там воспитывает, отец, ну точнее как, отец там какой-то странный и, в общем-то не помогает — что-то такое. И вот он идет в монастырь, у него там все не получается: то он статую Богородицы разобьет, то еще что-то, в общем у него как-то там все нехорошо. Но при этом у него такая чистая, детская, искренняя вера, и ну он начинает там, какие-то чудеса вокруг него происходить, он там помогает всем. И там есть просто эпизод, когда приезжает епископ... Да, а в этом монастыре есть такой еще очень продвинутый, так сказать, брат, такой самый главный, и его готовят к принятию священства. И вот, значит, приезжает епископ, и он идет как-то вечером погулять и смотрит: сидит этот парень и каштаны там жарит, что-то такое. Он с ним садится у костра, там они беседуют. И он говорит: вот ты слышал, сегодня там брат этот, умный, значит, он делал доклад — учение Августина о Троице. Тот говорит: да, этот молодой человек, он очень умный. Епископ говорит: очень! Я, говорит, после этого доклада мне еще меньше стала понятна тайна Троицы, еще дальше от меня стала. А этот юноша, он говорит: а что там сложного... А, он говорит: а тебя это никогда не... Он говорит: нет, не задавался, но он же как, говорит, Троица, единица... Да просто. Он берет так одеяло, смотри: одеяло одно — одно. Потом складывает его, говорит: а складки три. Вот три складки — одно одеяло. Какие-то такие простые вещи. И епископ потом утром, уезжая из монастыря, говорит: вот, брат, спасибо, у тебя такой был замечательный доклад, ты обязательно готовься к принятию священства. А настоятелю говорит: я хочу, чтобы ты еще одного человека подготовил к принятию священства, — и указывает на этого. Там все, значит, в изумлении, в ужасе и так далее. Но понимаете, это вот, мне кажется, это нельзя вот так обрести желанием и усиленным чтением житий. Это вот ну просто разные типы людей. Точно так же, как это же, понимаете, он же не сказал вот этому умному брату: ты завязывай со своими докладами по Августину, давай, приходи к костру и к тому, чтобы жарить эти каштаны? Не сказал. Поэтому у меня это просто по-другому немножко. Но это не какое-то... Я понимаю прекрасно, что это непознаваемо там и так далее. Но просто вот как-то человек так устроен: у кого-то так, у кого-то по-другому.
К. Мацан
— Потому что когда режиссер, много снявший, вот много прочитавший говорит, что я, ну пройдя, если угодно, круг такой вот, вернулся к некоей точке, где я хочу теперь на основе всего этого познанного, прочитанного и понятого прийти...
В. Легойда
— Ну это уже вы говорите, он не говорил: на основе этого.
К. Мацан
— Я так это услышал, именно поэтому меня так и зацепило, что пройден круг, и я много понял, узнал и как бы почувствовал, что вот...
В. Легойда
— Может, я, когда пройду круг, я тоже почувствую, но у меня это, я не прошел еще.
К. Мацан
— Почувствовал, если угодно, что все это важно, но где-то вот главное в вере, оно где-то не в этом.
В. Легойда
— Знаете, вот с этим мне, понимаете...
К. Мацан
— Я-то когда это услышал, меня просто это заставило задуматься. Я не говорю, что я вот прямо пропагандирую точку зрения.
В. Легойда
— Да нет, конечно. Нет, я хочу сказать, что, конечно, главное, оно, понимаете, и не в этом главное и не в этом. Мы вообще не знаем, в чем главное. Просто вот оно может открываться в чем угодно. Главное, это когда ты понимаешь, что это главное. Оно может быть, там ты читаешь Писание, может быть, Жития святых, может быть, ты кому-то там, я не знаю, помогаешь там кого-то через дорогу перевести — и тебе вот это проявляется главным. Я думаю, что здесь вот... Понимаете, когда мы начинаем это опять же с помощью разума структурировать, говорить: а вот главное в вере... — мы сразу ограничиваем свободу Бога.
К. Мацан
— Да.
В. Легойда
— Вот Господь нашу свободу не ограничивает, а нам кажется, что Он вот только так. Да как угодно может быть. Вот мне кажется...
К. Мацан
— Ну спасибо, вы ответили на мой вопрос. Ну вот то, что вы говорите, я опять-таки уже как-то это озвучил, это, мне кажется, возвращает нас к началу программы. Потому что вы говорили про то, что для вас никогда не было вопроса в следовании необходимости церковной дисциплины. Вот как бы для меня это тоже некая такая форма, ну если угодно, вот этой, обретения такой простоты, ну если не наивности, то вот такой простоты. И даже мне очень понравилось, как сказала Марина в какой-то беседе, что вот надо, чтобы Церковь проросла внутри тебя, и ты пророс в Церкви. Ну просто это, знаете, говорим, что это произошло.
В. Легойда
— Но я знаю, что вам на это возразят те, кто задавался вопросом. Они скажут, что это фиксация, канонизация, стилизация, а не подлинного древнего опыта и так далее.
К. Мацан
— Конечно, возразят.
В. Легойда
— Но мне кажется, что в этом тоже есть свой резон. Надо, так сказать, с умом подходить. Но просто когда начинаются вот эти поиски: а я вот для себя сам определю все-все-все параметры, так сказать, — вот это всегда плохо заканчивается, на мой взгляд. Ну или не то чтобы всегда, но это может плохо закончиться.
М. Борисова
— Мне кажется, что, Кость, тут речь не столько о наивности, сколько о доверии. Просто если ты приходишь в Церковь и хочешь сначала в чем-то там разобраться с помощью разума — это одни условия задачи. Если ты приходишь в Церковь, доверяя, что за две тысячи лет вот всё, что ты сейчас не понимаешь, и все эти странные правила и, может быть, с твоей точки зрения излишние, они имеют какой-то смысл, просто ты еще пока не дорос до того, чтобы его понять. И ты просто следуешь этим правилам, и потом, как правило, все-таки это срабатывает.
К. Мацан
— Но в контексте, о котором мы сейчас говорим, для меня лично в данном случае вот эта наивность чаемая и доверие это почти синонимы доверия Богу.
В. Легойда
— Аминь.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО, сегодня, как всегда в пятницу, был в программе «Светлый вечер». В студии также была моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. До свидания.
М. Борисова
— До свидания.
В. Легойда
— Всего доброго.
Стать добровольцем - ремонтником и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.