Когда я вспоминаю талантливых поэтов послевоенной эпохи, — особенно из тех, кто много писал, обильно издавался (и поощрялся властями) — то обычно (и прежде всего) задаю себе каверзный вопрос: что уцелело из их наследства для наших дней?
Затем, поразмыслив, я робко пробую воссоздать духовно-личностные черты этих стихотворцев, которые, как правило, не были религиозны, — но иногда, подспудно, совсем не сознавая того, служили Господу — какой-то частью своего дарования...
К 1946-му году у тридцатилетнего Михаила Дудина вышло шесть стихотворных сборников, пять из которых были изданы в годы Великой Отечественной войны. Как и «незнаменитую», Финскую, он прошел её — «от и до»...
И вот, в послепобедном 1946-ом, закалённый этими двумя войнами, лейтенант и поэт Дудин пишет стихотворение «Стареют ясные слова...», — где смело говорит о воображаемых путях и перепутьях своей молодой души.
«...А я люблю, когда пути / Курятся в снежной замяти, / А я один люблю брести / По темным тропам памяти. // За тем, что выдумать не мог, / О чем душа не грезила. / И если есть на свете бог, / То это ты — Поэзия».
...Спустя полвека, в начале 1990-х, Михаил Александрович Дудин, Герой соцтруда и депутат Верховного Совета, друг писателей и автор почти ста книг, наконец — горячий интернационалист, с трудом переживший распад страны, — сложил свою последнюю книгу стихов «Дорогой крови по дороге к Богу»:
В седой пыли изношенной земли,
Со всеми вместе и с приказом в ногу,
Меня слова спасения вели
Дорогой крови по дороге к Богу.
И о погибших пересохшим ртом
С какою-то неведомою силой
«О мёртвых мы поговорим потом», —
Я говорил над свежею могилой...
Таковы были слова ищущего поэта. Увы, он не успел увидеть ту книгу изданной.
Строка «О мёртвых мы поговорим потом» — это цитата из самого себя, из Дудина полувековой давности. Я — поясню.
...В одну из ранних военных книг, — о которых упомянуто в начале программы, — вошли, прославившие Михаила Дудина, гениальные «Соловьи» — стихотворение о бойце, умирающем на поле боя под невероятный птичий оркестр...
Давайте послушаем, как говорят в музыке, — коду этой торжественной баллады:
Пусть даже так. Потом родятся дети
Для подвигов, для песен, для любви.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Томительные наши соловьи.
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
И облака потянутся гуртом.
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
О мертвых мы поговорим потом.
Трудно поверить, но эти удивительные стихи о торжестве жизни, однажды оказались под обстрелом литературно-партийной критики«.
Я закончу наш этюд о Дудине — другой «птичьей темой»: прочитаю финальную строфу его заветных «Снегирей», тоже овеянных военной музыкой. Кстати, они изредка ещё звучат в российском радиоэфире. Звучат, как песня:
...Мне все снятся военной поры пустыри,
Где судьба нашей юности спета.
И летят снегири и летят снегири
Через память мою до рассвета.
Михаил Дудин, из книги «На старом рубеже», 1969-й — 1975-й годы.
Пасхальное утро в натюрморте Станислава Жуковского
«Пасхальный натюрморт» — воспоминание художника о светлом Христовом Воскресении 1915 года, которое Жуковские встречали на даче под Тверью. На рассвете семья живописца вернулась домой после пасхального богослужения и спешит сесть за праздничный стол.
— О, Маргарита Константиновна, у вас новая картина на стене! Замечательная репродукция работы Станислава Жуковского «Пасхальный натюрморт»! Я видел это полотно в Третьяковской галерее и должен сказать, что здесь прекрасно переданы краски подлинника, оригинальное цветовое решение. Смотрите, в полумраке гостиной, обставленной мебелью красного дерева, сочным пятном — круглый стол, накрытый белоснежной скатертью и ярко сервированный.
— И тёмное пространство комнаты — словно рама, которая подчеркивает радостную светлую палитру праздничного стола. Здесь и нежная зелень и голубизна гиацинтов, и золото апельсинов, и разноцветье крашеных яиц.
— Меня только знаете, что удивляет, Маргарита Константиновна? Почему скатерть лежит так небрежно? Даже часть столешницы осталась открытой. Как будто готовили трапезу спешно, впопыхах.
— Нет, Андрей Борисович, готовили тщательно, а спешно накрывали на стол. Мы видим на картине раннее пасхальное утро. Полотно написано в 1915 году, Жуковские тогда встречали светлое Христово Воскресение на даче, в усадьбе Островки, в поселке Молдино под Тверью. Художник запечатлел воспоминание: семья только что пришла с пасхального богослужения. Всю ночь родные молились в маленькой деревянной церквушке Успения Пресвятой Богородицы. С рассветом усталые и счастливые они вернулись домой и спешат подкрепиться праздничными яствами
— Какое знакомое светлое чувство! Ты не спал всю ночь, и хотя усталость одолевает и ноги уже не держат, но в ушах все ещё звенит ликующее «Христос Воскресе!», и душа поет. В этот момент, действительно, не обращаешь внимания на такие мелочи, как сбившаяся на столе скатерть. А пасхальная еда кажется продолжением радости, её материальным воплощением.
— Потому блюда пасхального стола и готовятся заранее, с особым вниманием и настроем. И почти каждое из них связано с памятью о главном событии в истории человечества — победе Христа над смертью.
— Так, предание о Марии Магдалине объясняет традицию красить яйца на Пасху. Святая дошла с проповедью до Рима, где возвестила императору Тиберию: «Христос Воскресе!». А правитель ответил: «Этого не может быть, как вот это куриное яйцо, лежащее на столе, не может стать красным». И в этот миг случилось чудо — яйцо окрасилось в алый цвет.
— Другие блюда пасхального стола тоже имеют свою историю Кулич, например, называют домашним артосом. Это, как вы помните, такая большая просфора, которую освящают один раз в году, на Пасху.
— Конечно, помню. Интересно, что традиция освящения артоса тянется с евангельских времен. Апостолы, когда собирались на трапезу, место во главе стола оставляли Христу и полагали там хлеб. И артос символизирует незримое присутствие Спасителя в нашей жизни. А освящённый кулич — это, как вы верно заметили, подобие праздничной просфоры на домашнем столе.
— А вот на картине ещё одно праздничное блюдо — творожная пасха. Яство недаром носит название праздника — его вкус должен напоминать о радости Царствия Небесного, открытого для человека после Воскресения Христова.
— О Рае напоминает и обилие цветов на столе. Гиацинты, подснежники...
— Жуковские специально выращивали их к празднику. За подснежниками Станислав Юлианович ходил в лес, как только появлялись проталины. Прошлогодняя пожухлая трава обнажалась, художник выкапывал из мёрзлой земли корни цветов и сажал их дома в ящик с землёй, чтобы они расцвели к Пасхе.
— Есть всё-таки в таких предпасхальных заботах особый смысл. Человек хлопочет о земном, но сердце его устремлено к Богу.
— Станислав Жуковский в своём «Пасхальном натюрморте» смог отразить и гастрономические подробности праздничного стола, и ликование о Воскресении Христа. Разделить радость художника может всякий, побывав в Третьяковской галерее.
5 мая. О славном Христовом Воскресении
Сегодня 5 мая. Светлая Пасха Христова.
О славном Христовом Воскресении, — священник Алексий Долгов.
5 мая. О радостной вести о Воскресении Христа
Сегодня 5 мая. Светлая Пасха Христова.
О радостной вести о Воскресении Христа, — священник Алексий Дудин.