«7-е воскресенье после Пасхи: память святых отцов I Вселенского собора». Прот. Максим Первозванский

В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресение, в которое празднуется память святых отцов Первого Вселенского собора, о Троицкой родительской субботе, а также о памяти святых благоверного великого князя Димитрия Донского и великой княгини Евдокии, в иночестве Евфросинии Московской.

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья! В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы каждую неделю по субботам говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. И сегодня со мной в студии наш гость — клирик храма сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский.

о. Максим

— Здравствуйте!

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в Церкви завтра, в седьмое воскресенье после Пасхи, воскресенье святых отцов I Вселенского Собора, и на предстоящей неделе. Вообще память отцов Вселенских Соборов имеет отдельную дату, и она как раз на этой неделе будет, и мы о ней будем говорить, это 31 мая. Но почему Церковь отдельно выделяет в отдельный праздник память Отцов I Вселенского Собора? Что вот такое суперзначимое произошло именно на том Соборе, в Никее?

о. Максим

— Я хотел бы обратить внимание на иногда превратно понимаемое слово «вселенский», дело в том, что вселенная, ойкумена для античного человека — это Римская империя, то есть это не вся Вселенная с отдалёнными галактиками, это то, что греки и римляне считали цивилизованным миром, то, что входит в пределы Римской империи.

М. Борисова

— Всё прогрессивное человечество.

о. Максим

— На I Вселенском Соборе председательствовал ни много ни мало — император. Напомню, что это 325 год, гонения были прекращены только в 314, то есть буквально прошло 10 лет, причём распространение указов, принятие мыслей, вообще всё это происходило несколько медленнее, чем в наше время, интернета не было, по радио никто ничего не объявлял, и поэтому, в общем, по сути дела, этот Собор... Да, здесь ещё важно сказать, что вообще Соборы для Церкви — это совершенно естественное и обычное дело, например, вот в Уставе Русской Православной Церкви написано, что каждые два года должен собираться Собор Архиерейский, который решает и определяет текущие вопросы. Церковь живёт Соборами, мы веруем во Единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь, но этот Собор, как я уже сказал, поскольку он проходил под председательством императора равноапостольного Константина Великого, и, конечно, именно это придаёт ему особое значение и особый смысл, даже не то, что он преодолел ересь Ария, причём мы же знаем, что он её не преодолел, действительно, на нём был составлен Символ Веры Никейский, который позднее стал Никео-Цареградским, то есть он был ещё дополнен на II Вселенском Соборе, а до него существовали другие Символы веры, известные нам как апостольские, например. То есть это, по большому счёту, с точки зрения содержания догматического или канонического, это один из Соборов, на котором, конечно, не были все епископы, этот Собор ещё называется «318 отцов», ну вот его именно такое особое положение. И, как следствие, тут ведь вообще это сложнейший вопрос, который, по большому счёту, в головах людей не решён до сих пор: ну вот мы сейчас можем тоже из любого утюга услышать о том, как у нас Церковь с государством, правильные отношения, неправильные, насколько они друг с другом связаны, по сути дела этот вопрос, по большому счёту, вот так, был поставлен именно I Вселенским Собором — где государство и где Церковь? И например, в такой замечательной книжке протопресвитера Александра Шмемана, «Исторический путь православия», очень рекомендую эту книгу для тех, кто впервые хочет познакомиться с историей Церкви, там в одной не очень толстой книжке прекрасным литературным языком, конечно, с различными обобщениями, иногда корректными, иногда не очень, описан весь тот самый исторический путь православия. И вот там есть такая замечательная фраза, я помню, впервые её прочитал лет так 30 назад, и до сих пор никак не могу забыть, там было написано об этом так: «На I Вселенском Соборе Церковь с радостью бросилась в объятия империи, но её нежный организм похрустывал». Вот, то есть вот это, так сказать, участие, совместное деяние, которое потом было оформлено императором Юстинианом и его знаменитой теорией симфонии или симфони́и взаимодействия Церкви и государства, того самого, что обозначается в имперских гербах двуглавым орлом и так далее. Вот эта тема была впервые по-настоящему поставлена на I Вселенском Соборе, то есть Церковь перестала быть гонимой, ну и естественно, благодаря императорской власти, она получила определённые рычаги управления сама собой, которые иногда принимали совершенно уродливые формы, когда тех же еретиков, там жёстко очень с ними обходились. Понятно, что, в общем, времена были такие людоедские, но всё-таки, когда там кого-то высылали как минимум за границу империи, там рвали языки, рубили руки, этим всем занималась не Церковь, этим всем занималось государство. У нас на Руси это называлось «градской казнью» или «городским», то есть «гражданским» наказанием, но отныне, со времён, по сути дела, I Вселенского Собора еретики попали в разряд государственных преступников, и это тоже, мягко выражаясь, такая история непростая для понимания и принятия христианином, и поэтому, конечно, это совершенно знаковое событие в ряду других Соборов.

М. Борисова

— Ну, мы обычно стараемся понять смысл наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков из Апостольских Посланий и Евангелия, которые прозвучат на Божественной Литургии воскресной, и, что касается отрывка из Деяний святых апостолов, 20-я глава, стихи с 16-го по 18-й и с 28-го по 36-й, которые завтра прозвучат в храме, там как раз всё вполне вписывается в контекст того рассуждения, с которого мы уже начали говорить об отцах I Вселенского Собора, то есть Соборы собирались для того, чтобы разобраться, что есть ересь, а что нет, поэтому слова апостола Павла «Итак, внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святой поставил вас блюстителями, ибо я знаю, что по отшествии моём войдут к вам лютые волки, не щадящие стадо, и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою. Посему бодрствуйте». Это вполне вписывается и понятно, речь идёт о том, что ереси вот-вот начнут обуревать христианскую общину, и нужно с ними разбираться, не давая возможности разрастись и увлечь в эти ереси верующих христиан. Но что касается отрывка из Евангелия от Иоанна из 17-й главы, стихи с 1-го по 13-й, там не всё, мне кажется, понятно без особого объяснения. В частности, там есть слова, которые можно понять сразу всем сердцем, и они не вызовут никаких дополнительных вопросов, а можно не понять совсем, я имею в виду слова Христа «Я о них молю, не о всём мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои. И всё Моё Твоё, и Твоё Моё, и Я прославился в них». Вот, казалось бы, мы воспринимаем веру в Христа как веру, не имеющую границ, то есть мы всё время говорим о необходимости христианской миссии, у нас есть специальный миссионерский отдел, и вообще это дело, начиная с апостолов, которое Церковь постоянно совершает и совершенствует. И при этом Христос говорит, что «Молю не о всём мире, но о тех, которых Ты дал Мне» — вот, а как понять? Мы живём, мы не знаем, у нас нет этого определения: этот человек Христов или не Христов, мы сами не знаем про себя вообще, мы кто, мы-то, в общем, исповедуем себя православными христианами, но так ли видит нас Господь? И тут начинаются вопросы, на которые ответ найти очень трудно.

о. Максим

— Мне кажется, здесь некоторое излишнее обобщение содержится в вашем недоумении. Дело в том, что вот я сегодня служил Божественную литургию и особо помолился об одной болящей рабе Божьей и особо помолился о упокоении, вот я сегодня о упокоении поминал, по сути дела, по крайней мере вслух на заупокойной ектенье только «вождей и воинов на поле брани за веру и Отечество живот свой положивших и всех страдальчески погибших во дни сия от ран и болезней, скончавшихся». Это вовсе не подразумевает и иногда у меня такое тоже бывает, когда вот я своих детей поминаю, а сегодня у кого-то из них какое-то важное испытание или экзамен какой-то, или болезнь, может быть, или ещё что-нибудь, и говорю: «Господи, ну вот его, пожалуйста, вот о нём я Тебя прошу особо сегодня», то есть не надо слова Христа любые вырывать из контекста. А в данном случае контекст здесь такой, что это последняя молитва, которую Господь произносит накануне своих крестных страданий, не самая последняя, но одна из последних, и это конкретно молитва о его учениках, тех, кто в тот момент был рядом с Ним, тех, о которых Он говорит, что «Ты дал их Мне, и Я прославился в них», это просто вот такая молитва о конкретных учениках, и даже слова, что «Я не молю обо всём мире» не надо воспринимать, что «Я не прошу Тебя больше ни о ком, и вообще, вот эти не Мои, и знать Я их не знаю». Конечно, дело не в этом, а именно в том, что вот в этот конкретный момент Христос особо молится о тех 12-ти учениках, которые находятся с Ним, которые сопровождают Его, которые будут с Ним до самого конца, и в данный момент к ним же принадлежит и Иуда, и весь трагизм момента именно в фигуре Иуды понимается нами здесь, когда вдруг один из ближайших учеников вот таким образом поступает со своим Учителем. И помните, раньше, когда Христос обращается к Петру, Он говорит: «Вот сатана просил сеять вас, как пшеницу, но Я молился, да не оскудеет вера твоя» — это вообще конкретно молитва о Петре, вот сатана просил сеять вас, как пшеницу, чтобы твоя вера, Пётр, не оскудела Я молился. Это вовсе не значит, что Он не молился об Андрее, например, или об Иоанне, или о том же Иуде, поэтому, мне кажется, здесь не надо вот эту молитву воспринимать как молитву, размышляя над которой мы должны попытаться понять границы своих или чужих для Господа, здесь вы совершенно правы, для Господа чужих нет, Он пришёл, и Он об этом многократно сам свидетельствовал, не то, что вот мы что-то такое себе думаем, а Он сам говорил, что «Я пришёл всех спасти», всех, и апостолы это тоже свидетельствуют, что Он пришёл не для того, чтобы кого-то вот отобрать и сказать: «это мои, а это вот чужие», Он пришёл, чтобы всех спасти.

М. Борисова

— В этом смысле очень так трогательно и очень ёмко получилось у иеромонаха Романа определить: «никто у Бога не забыт, никто не сирота».

о. Максим

— Да, совершенно точно. Конечно, Церковь в лице своих и апостолов, и преподобных, и святителей, она на эту тему размышляла всегда и размышлять продолжает, и понятно, что у того же апостола Павла есть слова о славе, вот здесь Господь говорит «Я прославился в них» а есть как бы такое симметричное размышление апостола Павла, что «иная слава солнцу, иная слава луне, иная слава звёздам, и звезда от звезды разнится в славе». То есть, конечно, вот это намерение, это желание, эта любовь Божия ко всему человечеству без остатка, к самому распоследнему, ужасному, страшному, кошмарному какому-нибудь там маньяку, зверю, уже потерявшему практически человеческий облик, Господь всё равно его любит, но «звезда от звезды разнится в славе». И у святых довольно много таких, иногда, может быть, кажущихся странными размышлений, я совсем недавно был на трапезе в одном из монастырей, и там как раз, поучения читались из древнего патерика, и там такие слова были: «Ну и каково тебе будет, если Господь тебя просто помилует, а ты будешь смотреть на тех, кто у Него прославлен?» То есть как будто мы действительно в раю будем продолжать, почему я говорю «странными показавшиеся», меряться, кто из нас там в славе, кто не в славе, но сама констатация этого факта, что — да, действительно, в «Доме Отца Моего обители многи суть», это слова Самого Господа, и поэтому каждому Господь уготавливает его место, и любовь Христова, точно так же, как любовь родительская, она глубоко индивидуальна, она личностна, она, с одной стороны, изливается на всё человечество в целом, а с другой стороны, она конкретна, вот для меня это совершенно страшная фраза, которую я сейчас скажу, что когда я вдруг понимаю, что Господь не просто любит нас, а Он любит, Он конкретно, Он любит конкретно меня, и Он любит конкретно, вот вас, Марина, вот Он вас любит, у Него к вам личное отношение, не такое, как ко мне, не такое, как к нашей Саше, звукооператору, которая сейчас тут нас записывает, или кому бы то ни было другому, и при этом мы не можем сказать, что кого-то Он любит меньше, а кого-то больше, но всех Он любит по-особому.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», и со мной в студии наш гость, клирик храма сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский, и как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. Продолжая нашу тему, мы 31 мая открываем эту неделю как раз с дня памяти святых отцов семи Вселенских Соборов. Я помню, у меня было некоторое недоумение, это было на заре моего церковного жития, когда в Даниловском монастыре первый после Троицкого собора храм, который стали восстанавливать, это был как раз храм Святых Отцов Семи Вселенских Соборов. И я никак не могла понять, а что это такое вообще, почему? Странно, всех Семи Соборов в одном храме, всех скопом, что ж такое? Нет, чтобы каждого по отдельности почествовать. Вот почему их и по отдельности чествуют, и вместе чествуют, и почему это до сих пор актуально? Мне казалось раньше, что — естественно, это основа, это базис, это фундамент, надо быть в курсе вообще, что обсуждалось на этих Вселенских Соборах, чтобы вообще хоть как-то разбираться в том, во что я, собственно, верю. Ну вот разобрался человек, вот фундамент заложил, дальше он живет, опираясь на этот фундамент, думаю: почему это так актуально всё время? Почему у нас всё время Церковь возвращает к памяти этих святых? Ну, не говоря уже о том, что многие из них оставили огромное богословское наследие, которое так или иначе цитируется и в проповедях, и в толкованиях, и мы так или иначе всё время к нему возвращаемся, но помимо этого, я в последнее время убеждаюсь, что вот те самые ереси, «ересь» такое ругательное слово, восприятие такое, как-то его, в общем, совсем плохо воспринимает ухо.

о. Максим

— Ну, в христианской культуре, несомненно.

М. Борисова

— Да, «еретик», а в общем-то, это люди, которые пытались осмыслить, и это процесс такой опасный, который периодически заводил их в очень печальные дебри. Но беда-то даже не в том, что их современники поняли, что они ошибались, а беда в том, что эти дебри повторяются. И я в последние годы замечаю: чем более мелкой становится наша личная христианская культура, тем больше опасность впасть в те же самые ошибки, по крайней мере, в той или иной форме, но уже трансформированные, переложенные на современный язык, но отголоски всех этих ересей, которые осуждал тот или иной Вселенский Собор, они и сейчас слышны, и самое-то ужасное, что мы по своему невежеству это не замечаем.

о. Максим

— Тут очень много сразу вы тем подняли. Во-первых, то, что касается празднования каждого Собора по отдельности и всех их вместе — это, по-моему, вообще совершенно нормально. Мы, например, празднуем память преподобного Сергея Радонежского или Антония Печерского, а ещё мы празднуем память всех Киево-Печерских святых, преподобных, а ещё мы празднуем всех святых, в Церкви Русской просиявших, а ещё мы празднуем всех преподобных отцов, в подвиге поста просеявших накануне Великого поста. И мне кажется, что вот эти такие обобщения церковные... а ещё мы празднуем вообще праздник всех святых вообще! Поэтому это совершенно нормально, когда мы и одного святого прославляем или одно какое-то событие — Отцов, допустим, того же Первого Вселенского Собора или конкретно Второго, или Пятого, и одновременно вспоминаем действительно всех Вселенских Соборов. А то, что касается вашего вот такого глубокого содержательного уже вопроса по поводу ересей, и древних, и современных — ересь бывает от неведения, и это даже ересью не называется, это просто заблуждение, например, есть разного рода заблуждения, начиная с совершенно каких-то глупых и давно уже изжитых, допустим, в советское время по неведению распространявшихся, которые я вот встречал, правда, лично встречал, что Святая Троица — это Иисус Христос, Матерь Божия и Николай Угодник. Ну, люди просто не знают, вот они приходят в храм, видят иконы где-то, вот у них храм, допустим, Никольский, вот у них икона Христа над Царскими вратами, слева Матерь Божия, справа Николай Угодник, вот они и думают, что это Святая Троица — это даже не ересь, потому что ересью на самом деле считается не просто заблуждение, вот я глубоко убеждён, что у меня-то уж точно и у вас тоже наверняка, фактически у любого христианина есть те или иные заблуждения. При этом, если вдруг вы их где-то выскажете, и с вами рядом окажется человек знающий, который скажет, например: «отец Максим, ты вот неправильно тут думаешь, ты заблуждаешься, вот посмотри, вот канон такой-то, или вот здесь совершенно по-другому в догматическом богословии трактуется этот вопрос, ты заблуждаешься». И я, поскольку человек гордый, сразу не соглашусь, я полезу, посмотрю и потом приду, извинюсь и скажу «да, извините, ребята», а если я что-то публично проповедовал неверно, то я и публичное заявление сделаю, что «я, извините, ошибался», и от этого я не становлюсь еретиком. Еретик — это человек упорствующий в своем заблуждении. Есть даже такое красивое слово «теологуме́н» или «частное богословское мнение», у каждого из нас может быть свое мнение и свое понимание того или иного богословского вопроса до тех пор, пока этот вопрос не оказался разъяснен Церковью и не отлит в граните в виде догматов или канонов. И вот тогда, если человек продолжает упорствовать, то это называется ересью, и Церковь то или иное учение, ну, например, так называемый унитаризм или ересь Ария, осужденный I Вселенским Собором. Мы знаем, что да, действительно, вы справедливо сказали, есть люди и были, например, Ньютон, знаменитый физик — да, он был верующим человеком, считал себя христианином, но он был унитарием, он не верил в Святую Троицу, вслед за Арием он считал, что Иисус Христос — это было творение, и это заблуждение. И вот здесь мы приходим к самому важному: что на самом деле по-настоящему ересь — это духовное заблуждение и одновременно духовное повреждение. И поэтому бывает что-то от неведения, а бывает вот от этого самого упорствования на самом деле во лжи. И этот поиск, вот я правда, тоже много об этом думал, насколько мы можем и призваны размышлять, насколько мы свободны в наших размышлениях о предметах Божественных — до тех пор, пока мы не начинаем горделиво упорствовать, мне кажется, это вообще наш долг — размышлять, пытаться созерцать, думать, чувствовать, осмысливать самыми разными способами: через литературу, через молитву, через собственное умствование нашего лжеименного разума, вот что-то такое пытаться понять, и тогда это станет нашим — то, что мы продумали, осмыслили, проплакали, промолились, оно становится нашим, нашим убеждением, я сейчас можно пафоса добавлю, прямо так, знаете, на 100 процентов — то, ради чего стоит жить и за что можно умирать, вот такое! Потому что если это где-то я что-то прочитал, это кем-то сказано, а какое отношение это ко мне имеет? Я вообще об этом не думал, ну, какая разница, чего там, кто там. Это касается и глубоких догматических вопросов, это касается и вопросов каких-нибудь канонических, например, тех вопросов, которые кажутся вторичными какими-нибудь. Вот откуда униатство взялось? Людям важна форма, вот обряд у нас восточный, мы как были, так и остались, вот попы как были бородатые, так и остались, вот у них там фелони, вот так же на славянском они что-то поют, даже красивше, а то, что мы там папу Римского упоминаем, это нам не важно. А это важно или не важно? Вот кому-то важно, кому-то не важно, вот тебе конкретно, Иван Иванович, тебе это важно? Да мне вообще наплевать. Ну и тогда как бы это не твой вопрос, ты не еретик, а ты просто, в общем, к этой теме равнодушен, а начнешь о ней думать, начнешь размышлять: а почему вот Церковь Христова, например, уже больше тысячи лет пребывает вот в таком страшном разделении, почему весь Запад католический, а вслед за ним и протестантский находятся вот так, откуда, чего? Если вдруг тебя это как бы «торкнет», тронет твое сердце, ты будешь об этом думать, ты будешь об этом размышлять, это вопрос такой, на грани канонических и догматических. Есть, действительно, люди, которые, вот они прямо места себе не могут найти до тех пор, пока хоть как-то не поймут — а что такое Пресвятая Троица, как это Бог единый одновременно в Трёх Лицах, а есть те, которые мимо спокойно себе проходят, и кто из них ближе к Богу, тот, кто размышляет об этом, или тот, кому наплевать? Сложный это вопрос. Вообще, конечно, как я уже сказал, это наш долг — углубляться в постижении Божественных истин, естественно, придерживаясь учения Церкви, пытаясь разрешить собственные недоумения. У меня был опыт такой: я когда впервые начал преподавать ещё в начале 90-х в воскресной школе, я старался быть послушным, честное слово, но мне мой духовный наставник сказал: «Ты „Историю Церкви“ будешь преподавать, преподавай её детям по житиям святых, потому что история Церкви — это история житий святых», это не им даже была придуманная фраза, и я попробовал, и у меня не получилось. И тогда я начал преподавать детям (это дети десяти лет примерно, 5-й, 6-й класс) историю Церкви как историю Вселенских Соборов — и знаете, как зашло, и мне, и детям! Оказывается, даже 10-летним детям это крайне интересно, это можно так рассказать и про Ария, и про Македонию, и даже не про них, не важно, Арий там-не Арий, а про Бога и про учение ложное и истинное, поэтому это очень важная тема.

М. Борисова

— В эфире Радио ВЕРА программа «Седмица», с вами Марина Борисова и клирик храма сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервёмся, вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья, в эфире Радио ВЕРА наша еженедельная субботняя программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. И мы, как всегда по субботам, говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья предстоящей недели. 1 июня, мне кажется, такой очень знаковый день, но для москвичей особенно, но я думаю, что и не только для москвичей — 1 июня Церковь празднует память благоверного великого князя Димитрия Донского и великой княгини Евдокии, в иночестве Евфросинии Московской, но в этом году к этому празднику добавляется еще, что вполне логично, празднование в честь Владимирской иконы Божьей Матери, вообще-то по календарю этот праздник у нас 3 июня, но в силу церковного календаря и его особенностей в этом году, поскольку 3 июня у нас будут другие памятные даты, перенесена служба в честь Владимирской иконы Божьей Матери на 1 июня, в день памяти той самой великой княгини, благодаря которой, собственно, эту икону и принесли в свое время в Москву, в честь чего в Москве был на этом месте на Кучковом поле воздвигнут Сретенский монастырь. Так вот получилось, что это неразрывная память о людях и событиях, и о истории, и вообще, мне кажется, это каждый год — повод подумать, а что такое семья с точки зрения христианина. Вообще, это уникальное семейство, несмотря на то, что мы знаем, в святцах у нас есть примеры и других удивительных христианских союзов мужа и жены, но здесь это не только с точки зрения жития святого и примера для будущих поколений, мне кажется, это еще очень современная история, потому что это были очень два юных человека, Дмитрию Донскому было пятнадцать лет, его будущей жене было тринадцать, и вот эти люди, двадцать с лишним лет прожив вместе, создали такой поразительный союз не только семейный, но и политический, и духовный, и мне кажется, что это пример, как две сильные личности, не подавляя друг друга, развивались, помогая реализовываться в тех исторических обстоятельствах, очень сложных, в которых они оказались, и это, надо сказать, им обоим удалось. Вот мне кажется, что об этом мы как раз часто забываем, мы вспоминаем святого, его подвиги, его деяния и забываем, что это удивительный личностный пример. У нас проблема, как нам ужиться в семье, она постоянная, она не оставляет никого, по-моему, сколько вместе люди живут, столько они решают эту проблему. А здесь, в обстоятельствах, в которых ничего не могло сложиться, этот юноша, который вынужден был постоянно не только разрешать какие-то безумные политические интриги, не только постоянно воевать, но он ещё должен был в силу того, что он у руля и Церкви тоже, постоянно разбираться в каких-то очень сложных проблемах, которые стояли перед Церковью, начнём с того, что накануне Куликовой битвы Церковь осталась без митрополита, потому что митрополит не устроил князя. Короче говоря, всё духовное окормление после кончины митрополита Алексия Московского пришлось какое-то время нести преподобному Сергию Радонежскому, поскольку он был всё-таки большим авторитетом для князя, и в силу этого очень много, что приходилось брать на себя светскому правителю, не факт, что он был к этому предрасположен, но ему деваться было некуда. А жена была вынуждена нести те же самые обязательства, поскольку периодически князь отбывал на войну, а государство оставалось на ней, плюс огромная семья многодетная.

о. Максим

— Нет, ну это нормально. Вы знаете, мы, конечно, можем рассматривать жизнь и жития наших уже, получается, древних святых с точки зрения сегодняшнего, уже, конечно, не совсем мирного времени, но, в общем, с точки зрения испытаний или там счастья- несчастья, это была замечательная счастливая семья. Люди прожили вместе с юности, как вы справедливо сказали, и они прожили вместе двадцать лет, они родили кучу детей. Ну покажите мне современную семью, которая вместе прожила двадцать лет и родила кучу детей. Понятно, что испытания были непростые... Я не то, что хочу недооценить их подвиг, я, наоборот, хочу, чтобы мы это верно оценили, и почему это так важно — потому что их подвиг, он соотносится и с подвигом всего народа, каждого конкретного человека, давайте взглянем на жизнь любого какого-нибудь боярина того времени, ну вот родители преподобного Сергия Радонежского, посмотрим на жизнь крестьян того времени, на жизнь горожан того времени — да, это регулярные набеги, участие в войне, регулярный голод, какие-то отъезды, какие-то приезды, в общем, это жизнь, и при этом Господь благословил их и детьми, и счастьем, и любовью, и это здорово, а то, что им там пришлось решать проблемы, ну как бы понятно, что у князя проблемы, если так со стороны посмотреть, другие, чем у крестьянина, но с точки зрения энергозатрат, нервных клеток, необходимости молитвы и всего остального, мне кажется, это тоже находится примерно на одном уровне, вот у кого-то там урожая нет, или татары понабежали, сколько там этих нашествий было, то татары, то Литва, то еще что-то, это же для тех людей, которые были на пути вражеских войск, например, они же тоже кого-то забрали, кого-то угнали в плен, кто-то успел удрать в лес, а каких-то детей забрали с собой, а каких-то дочерей поизнасиловали, а кого-то поубивали, то есть это вот жизнь такая, такая жесткая была. На самом деле есть у нас не нулевые основания предполагать, что такой период спокойной и сытой жизни, который, вот, знаете, в свое время, по-моему, там с 50-го или там с 60-го по 90-й, что ли, или там по 80-й на Западе был такой термин «тридцать славных лет», когда ни войн, ни эпидемий, и постоянный рост, и вот это та самая знаменитая американская мечта, которая выражалась одной простой фразой: «наши дети будут жить лучше, чем жили мы», во всех смыслах этого слова, а потом оказалось уже тогда, что, в общем, нет, бывают такие периоды, когда все спокойно и тихо, а мы сейчас видим, как мир погружается в турбулентность, которая еще неизвестно, чем и как закончится для каждого из нас, поэтому, мне кажется, надо не просто глядеть на их подвиг и говорить: «ой, бедные, как им было сложно, как им было тяжело», а посмотреть, что вот люди смогли, люди сумели, и не только сам князь и княгиня, я помню начало 90-х, когда у нас еще не было официально установленных покровителей семьи и брака, это позже, как-то так вот возник и церковный, и церковно-государственный консенсус, что именно благоверные князья Петр и Феврония являются такими покровителями брака, а существовало (может, даже сейчас существует, просто давно не слышал) общество, которое как раз вот «Димитрия и Евдокии», и издательский дом был имени Димитрия и Евдокии, которые вот занимались семейными ценностями и пытались вот именно их, я сейчас такие странные светские слова скажу: продвинуть на место, чтобы именно их особо... Ну вот сложилось по-другому, и люди больше чтят Петра и Февронию, хотя для любой семейной пары, мне кажется, это образец их союза, жизнь в любви, в согласии, поведение Евдокии после его смерти, сколько она еще потом прожила, оставаясь великой княгиней и регентшей при сыне Василии, соответственно, и, с одной стороны, принимая участие во всех полагающихся ей по чину мероприятиях, пирах, весельях, в том числе приемах делегаций...

М. Борисова

— Не снимая власяницы.

о. Максим

— Да, не снимая власяницы, и, по-моему, там еще и вериги, по-моему, она носила, вот такой женский подвиг. Я когда вспоминаю свою прабабушку, которая осталась в сорок лет с восемью детьми на руках, вдовой в 20-м году, а предстояло ей после этого еще пятьдесят лет с лишним прожить до 76-го года, я думаю, она вдохновлялась тоже подвигом княгини, когда ты осталась одна, да с малыми детьми, а мужа-то нет, а в государстве турбулентность такая тоже страшная, и впереди война, и гонение на Церковь. Конечно, не дай бог нам снова оказаться в таких тяжелых временах, но никто из нас не застрахован, и мы все вместе, и каждый по отдельности не застрахован ни от горя, ни от болезни, ни от каких-то утрат тяжелых, и, конечно, те святые, которые этот путь прошли, и прошли достойно, они наши первые заступники, покровители, и к ним наша молитва.

М. Борисова

— Мне кажется, вот вспоминая и наших святых, и в особенности наши почитаемые иконы Пресвятой Богородицы, иногда хочется своими словами говорить, иногда хочется цитаты цитировать, вот мне очень хочется процитировать философа и мыслителя, и публициста начала XX века Василия Розанова, он как раз, мне кажется, очень попадает по настроению в то, что мы сейчас, многие из нас сейчас чувствуют и переживают. Цитата: «Есть две России: одна — Россия видимостей, громада внешних форм с правильными очертаниями, ласкающими глаз, с событиями, определенно начавшимися, определенно заканчивающимися, — „Империя“, историю которой „изображал“ Карамзин, „разрабатывал“ Соловьев, законы которой кодифицировал Сперанский. И есть другая — „Святая Русь“, „матушка-Русь“, законов которой никто не знает, с неясными формами, неопределенными течениями, конец которых непредвидим, начало — безответно. Россия живой крови, непочатой веры, где каждый факт держится не искусственным сцеплением с другим, но силой собственного бытия в него вложенного». Вот удивительно, сказано больше ста лет назад, а читается так, будто написано вчера и как раз с образом Владимирской иконы Божьей Матери соотносится больше, чем можно даже себе представить. Казалось бы, икона Бог знает, когда написана, написана где-то в Иерусалиме в V веке, потом через Константинополь какими-то окольными путями оказавшаяся на Руси и ставшая тем самым символом, который... Причем удивительно, сколько было треволнений по поводу передачи этой иконы Церкви, сколько уже лет она существует в храме, и прекрасно все тут... Ни у кого уже давным-давно не возникает вопроса, почему икона должна быть в храме, почему такая икона должна быть в храме. Я почему сейчас вспомнила об этом, поскольку совсем недавно в связи с передачей из Третьяковской галереи Русской Православной Церкви иконы «Троица» преподобного Андрея Рублева было опять очень много каких-то треволнений по поводу того: «а вот как же так, а стоит ли, не стоит ли...», мне кажется, все настолько закономерно происходит, и опять-таки вот как у Розанова, совершенно непонятно как. События друг с другом не сцепляются. В этот раз Патриарх на Синоде говорил, что прошение давали только с просьбой предоставить возможность на Троицу в кафедральном соборе, в храме Христа Спасителя выставить икону для поклонения, а получили в ответ — её просто отдали Церкви. Вот несцепляемые события.

о. Максим

— Мне кажется, что это событие, если говорить про «Троицу», она ведь тоже находилась в храме, в том же самом храме при Третьяковской галерее, но мне кажется, что это не просто какой-то жест, как многие написали, что это вообще зря и неправильно, это я даже обсуждать не хочу, а кто-то писал, что это вот такое великодушное отношение, демонстрация хорошего отношения к Церкви со стороны президента лично и со стороны государства. Мне кажется, что это событие, если мы говорим об иконе Святой Троицы, оно стоит в одном ряду с открытием храмов во время Великой Отечественной войны. Это, с одной стороны, как бы жест, а с другой стороны, это просьба, это просьба к Богу о помощи: Пресвятая Троице, спаси землю русскую! Точно так же, как большевики сразу вспомнили и про братьев и сестер, и про Дмитрия Донского, и Александра Невского, и святыни действительно возвращались, и к 43-му году уже состоялась знаменитая встреча с митрополитами, и позволено было провести Собор, и патриарха избрать. То есть это не просто какое-то: «ну ладно, вы хорошо себя показали, пускай, мы теперь не будем вас так жёстко прессовать», ну как ещё власть символически может выразить свою молитву, обращённую к Богу? Остаётся разве что мавзолей с Красной площади убрать, тоже таким же жестом. Это было максимально символическим, потому что — да, главная святыня, переданная наконец окончательно Церкви, и возвращённая не просто в храм, а возвращённая на её историческое место, в Троице-Сергиеву лавру, там, где она всегда была, тот храм, для которого она была написана.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. И как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Предстоящая неделя у нас завершится Троицкой родительской субботой. Родительских суббот у нас много, учитывая, что у нас ещё Великим постом есть родительские субботы, но вот Троицкая, она отдельная, она вообще отдельная от всего, почему?

о. Максим

— На самом деле, каждая суббота в недельном цикле богослужения является родительской, если не попадает какое-то особое празднование на этот день. Троицкая родительская суббота, если мы говорим о её церковном понимании, не народном, а именно церковном, она не одна, а их две, она точно такая же, как Мясопустная родительская суббота, богослужение слово в слово, всё как бы один в один. Напомню, что Мясопустная родительская суббота совершается за неделю до начала Великого поста, а Троицкая родительская суббота тоже за неделю только до окончания пасхально-троицкого цикла. То есть, у нас, по сути дела, пост предваряется такой субботой, и Пасха, и Троица завершаются такой субботой, когда мы вспоминаем всех от века скончавшихся православных христиан, праотец, отец, матерей, братьев и сестер наших, везде лежащих, в иных местах погребенных, и читается удивительный канон, в котором поминаются усопшие, умершие всеми разными способами, и кого пучина поглотила, и кого кони растоптали, и кто в огне сгорел. Вообще, на самом деле, если мы этот праздник возьмём в историческом его развитии, то мы увидим, что в эти дни, в эти две субботы Церковь поминала тех, кто остался без христианского погребения. Ну, представьте себе, древний мир, человек уехал и пропал, и нет его, потом пришли сведения, что вот он где-то погиб, или где-то его там сожрали, жив он, не жив, куда он, чего он, отпели, не отпели, и вот такие два дня в году были установлены, когда Церковь, по сути дела, отпевала всех, кто был или оказался не отпет. В дальнейшем это приобрело характер такого просто вообще всеобщего поминовения, плюс породило такие странные народные какие-то дополнительные представления, что, например, в эту субботу Троицкую можно поминать самоубийц, что раз уж всех поминают, всех отпевают... Но это, конечно, не так, тех, кто умер, и тех, кто не подлежит христианскому погребению по тем или иным причинам, кого нельзя отпевать, такие люди, в общем, всегда и в разные времена были, помню, когда я понял, что Ленского несчастного из «Евгения Онегина» не отпевали, что он был там погребен в лесочке отдельно, даже не на христианском кладбище, потому что участие в дуэли приравнивалось к такому самоубийству, и никто его не отпевал. Понятно, что это литературный персонаж, но я помню, как думал: ой, ужас-то какой, вот ещё так умер во цвете лет, покойся, юноша-поэт, да ещё и христианского погребения человек не удостоился. Поэтому поминаем всех, именно в этот день, мне кажется, имеет смысл, вот у меня всегда такие, знаете, противоречивые чувства, когда, с одной стороны, вот люди иногда приходят и приносят такие списки для отпевания, вот человек узнал, допустим, изучая историю собственного рода, он узнал, что у него есть какие-то родственники, которые были крещены, потом кто-то умер в 60-е, 70-е годы, его вроде как никто не отпевал. И человек приносит мне записку и говорит: «Пожалуйста, батюшка, давайте отпоём моего троюродного дядю, которого в 73-м году скончался, и никто его не отпевал». Вот мне кажется, именно для этих случаев существует та самая, потому что не знают, где он погребён, понятно, что это заочное отпевание, всё-таки давайте вспомним, что отпевание, вот сам факт, допустим, тот же феномен, заочного отпевания — это же нонсенс, по сути дела, появившаяся такая практика в советские времена, особенно во время Великой Отечественной войны впервые массово это стало проявляться, когда отпеть хочется, а человек погиб и похоронен неизвестно где. Нет в Церкви отпевания, есть чин погребения, вот то, что в народе называется отпеванием, в богослужебных книгах называется «чином погребения», вот когда человека погребают, над ним совершается определённый христианский чин. А дальше мы его поминаем, поминаем в панихидах, допустим, чин очень похожий в панихидах, там просто нет некоторых моментов, сообразных именно моменту погребения, вот когда человека сейчас будут хоронить, а так это та же самая панихида, по сути дела, это то же самое отпевание. Вот тех, кого мы и по именам-то не помним, или вспомнили вдруг, их надо не на отпевание подавать, а их надо вот приходить и поминать в ту самую Троицкую или Мясопустную родительскую субботу, и вот эта удивительная формировка: «Всех, от века скончавшихся, праотец, отец, матерей, братьев, сестер наших, везде лежащих и в иных местах погребенных», вот она как раз об этом, что молимся обо всех.

М. Борисова

— А что вообще нам даёт это поминовение тех, кого мы не знаем? Я понимаю, когда мы поминаем родственников, там до какого-то колена, о которых мы помним, или хотя бы по рассказам, но тех, кого мы даже по рассказам не помним, в этом есть смысл?

о. Максим

— Ну, это и есть вечная память, когда человек умирает, мы ему возглашаем «вечную память», при этом где-то так вот думаем: ну, какая же она вечная, вот умирали наши предки там в 17-м, в 15-м, в 10-м веке, и кто их помнит-то? Никто не помнит, если они не царского рода, и как их звали, но вот мы молимся о них, потому что у Бога они живы, Бог не есть мёртвых, а есть Бог живых, и в нашей памяти, если не их деяния, если не и жизнь... Я понимаю, что времени мало, сейчас себе позволю одно замечание: вчера ко мне пришла женщина и говорит: «Вот у меня отец умер, когда мне было пятнадцать, а я вдруг сейчас поняла (а женщина уже совсем не молодая), что я вообще ничего о нём не знаю и не знала, и мне даже никогда не интересно было, чего он там и как». Вот такая человеческая память — да, она очень выборочна, она очень превратна, уже даже про наших дедушек и бабушек мы, скорее, знаем что-то по рассказам, но у Бога все живы, и мы поём им «вечную память» и со святыми упокоения им всем желаем.

М. Борисова

— А самое главное, что эта Троицкая суббота предваряет праздник Троицы, накануне которого мы и окажемся в конце этой недели. Спасибо огромное за этот разговор. В эфире была программа «Седмица», с вами были Марина Борисова и клирик храма сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу, до свидания.

о. Максим

— Храни вас всех Господь.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Четвертое воскресенье Великого поста: память преподобного Иоанна Лествичника. Мариино стояние. Похвала Пресвятой Богородицы». Прот. Максим Первозванский
• «Третье воскресенье Великого Поста. Крестопоклонная неделя». Прот. Максим Первозванский
• «Второе воскресенье Великого поста: память святителя Григория Паламы. Праздники следующей недели». Протоиерей Андрей Рахновский