Поделиться
Здравствуйте. У микрофона Павел Крючков. С вами программа «Рифмы жизни», программа о поэзии и поэтах. Мы читаем и слушаем русские стихи, созданные на протяжении последних двух столетий, – включая и начало нынешнего века.
К литератору 19-го века – Михаилу Дмитриеву (он родился за три года до Пушкина и прожил ровно семьдесят лет) в молодости пристало едкое прозвище «Лже-Дмитриев», – отсылающее как к известному персонажу российской истории, так и к своему знаменитому дяде – поэту, баснописцу и государственному деятелю Ивану Ивановичу.
Прозвище было вызвано расходящимися в списках эпиграммами, которыми Михаил Александрович забрасывал своих литературных противников, среди которых были, например, Вяземский, Белинский и Грибоедов. В этом Дмитриеве причудливо соединялся ретроград-консерватор – охранитель «старых» дворянских устоев и – сразу – свободолюбец, не принявший николаевского абсолютизма, и горячий сочувственник бунтовщикам-декабристам…
Впрочем, мы же здесь – о стихах, а мне тут встретилась чудесная дмитриевская «Исповедь», написанная плавным, свободным стихом, и не забытая, к счастью, антологиями русской молитвенной поэзии.
Я исповедался Тебе, Владыко
Душ и телес, Царь неба и земли,
Тебе, о Боже и духов и плоти!
Ты мне послал источник слез обильный,
И Твой служитель разрешил меня,
И стало так легко мне и свободно!
И я подумал: вот, как царь земной
Положит гнев за некую вину,
Кто разрешит? кто покаянье примет?
К кому прибегнуть и кого просить?
Кто согласится быть перед царем
Ходатаем, свидетелем? – Кто станет
Посредником меж милости и правды!
А у Него, Царя небес, не так!
Доступен в каждом храме Он; а храм
Его – есть в каждом граде и селенье;
И в каждом храме – милости алтарь;
И в каждом храме есть Его служитель,
Его министр, и он уполномочен,
Кто ни покается – прощать и разрешать
И отпускать раскаянью вины,
И допускать еще к трапезе царской!
Меня спросил священник: не имею ль
Вражды противу тех моих врагов,
Которые мне причинили зло?
О нет! – я отвечал; – Бог видит: нет!
В то самое мгновение, как я
Узнал, что был неправедно отвергнут
За то, что правду громко защищал,
Что нанесен мне злом удар последний,
Я пал, как Иов, на лице мое,
И трижды Богу в землю поклонился,
Сказав: благодарю за все, о Боже!
И помолился за моих врагов!
Так отвечав священнику, я тут же
У жертвенника помолился снова,
Чтоб их Господь не наказал за грех,
Помиловал, и зла им не припомнил!
И горько плакал я: и стало мне
От слез моих легко так и свободно!
Легко ли им, свободно ль им, не знаю;
Но в этом я конечно невиновен!
Михаил Дмитриев, «Исповедь», 21 марта 1847 года
...За пять лет до этого пылкого стихотворения – а в те 1840-е годы у Дмитриева сложилось немало религиозных стихов – он сочинил язвительный триптих «Два века». Стихи были посвящены порочно нарастающей зависимости людей от прогресса и одновременному удалению их от веры, несмотря на попускаемые Богом напоминания о Себе: мор, голод, пожары.
На прощание прочитаю последние строки этого увещевания, адресованного тогдашним современникам позабытого русского поэта Михаила Дмитриева:
…Они, встревожены утратой,
Один убыток видят в ней!
На язвы мира – сыплют злато;
А Бог ждёт вздоха от людей!
С вами была программа «Рифмы жизни» и её ведущий Павел Крючков
