Иеромонах Василий Росляков
...Это произошло в монастыре Оптина пустынь, пасхальным утром 1993 года, когда иеромонах Василий — в миру Игорь Росляков — шел исповедовать причащающихся в скиту, особом уединении для отшельников.
Услышав, что вдруг затихли оптинские колокола, отец Василий решил узнать, что случилось и повернул к звоннице. Не ведая, что звонари Трофим и Ферапонт только что приняли мученическую кончину, он увидел торопливо идущего на него человека, который нанес 32-летнему иеромонаху смертельную ножевую рану.
Вскоре узналось, что убийца пометил лезвие клинка сатанинскими знаками.
Так началась вечная жизнь трех убиенных русских монахов, о которых написаны книги (труду Нины Павловой «Пасха Красная» посвящена одна из программ цикла «Закладка» на радио Вера); новым мученикам наших времён складывают акафисты и молитвы, составлены их жития, собираются материалы для возможной канонизации.
Один из трёх оптинских насельников был священником (имя он обрёл в честь Василия Блаженного). Именно о нём мои сегодняшние «Рифмы». В дни тридцатилетия оптинской трагедии, весной 2023 года, об отце Василии вспоминал хорошо знавший убиенных монахов, иконописец, игумен Филипп (Перцев): «...Конечно, им были присущи многие черты людей того времени, но было много и совершенно удивительного. Никто из братии не знал при жизни отца Василия, что он пишет стихи, церковные стихиры к праздникам. Открытие его дневника после кончины показало всю глубину богомыслия этого человека. Для него даже тем других не существовало, только глубинный плач о Боге и о своём несовершенстве. В его проповедях это уже ярко звучало, но во всей полноте выявилось только после кончины...»
Давайте бережно прочитаем стихотворное сочинение отца Василия на первую строчку 138 псалма царя и пророка Давида — «Господи, искусил мя еси и познал мя еси...» («Господи! Ты испытал меня и знаешь...»).
Недавно мне стало известно, что эти стихи положены и на музыку.
Ты испытал меня, Боже, и знаешь
Ведаешь всё, недоступное мне.
Часто, наверно, сомненье прощаешь,
Видно которое только Тебе.
Пусть я шатаюсь по свету тревожно,
Пусть укрываюсь в домашнем углу,
Ты обнимаешь меня, словно воздух,
Руку в скорбях предлагая Свою.
Знаю — когда мной слагаются песни,
Нет ещё слова на чистом листе.
Ты его видишь прозреньем чудесным,
В сердце влагая настойчиво мне.
Сколько я рылся на кладбищах книжных,
Сколько я дум передумал в себе,
Всё ж, не сумев вдохновенья постигнуть,
В Церковь пошёл помолиться Тебе.
Дивен мне разум небесного свода,
Дивно свеченье далёкой звезды.
Видел я край совершенства земного —
Слово же Божье обширней земли.
Где от души мне своей затаиться?
Где не настигнут раздумья меня?
Я по Вселенной промчался, как птица, —
Места такого не знает она.
Если скажу: «Может, тьма меня скроет,
Будет мне ночь неприступной стеной», —
Сердце тотчас заскулит и завоет,
Ночь освещая тоскою грудной.
Дивно я создан Божественным Словом:
Будто бы соткан из ткани земли
С замысловатым телесным узором,
С тайным до времени светом внутри.
Боже, меня испытай. И поведай,
Что притаилось за словом моим.
С книгой тогда я оставлю беседы,
Духом начну обучаться Святым.
Иеромонах Василий (Росляков), на строку 138 псалма. Конец 1980 годов
...Отец Василий, моли Бога о нас!
Все выпуски программы Рифмы жизни
Иван Клюшников
Позабытый ныне поэт Иван Петрович Клюшников появился на свет, когда Александр Сергеевич Пушкин был всего лишь десятилетним мальчиком, а ушёл из жизни в самом конце XIX столетия. К этому времени в живых не осталось ни одного человека, кто ещё помнил раннюю поэтическую славу этого выпускника Московского университета, остроумца и острослова, знатока мировой истории и европейской философии.
В ранние годы в молодом Клюшникове не чаял души его ровесник, будущий критик Виссарион Белинский, интеллектуальные таланты Ивана высоко ценили лучшие представители мыслящего студенчества — будущие «западники» и «славянофилы» — чьи имена ныне вошли в учебные пособия и словари. Он был, как бы сейчас сказали, репетитором у молодого «недоросля» Ивана Тургенева.
И вдруг с этим обещающим литератором случилось то, что ныне назвали бы тяжёлой депрессией, а вослед ей — и глубокое перерождение, — начало которого он описал в стихотворном плаче «Собирателям моих элегий».
Дважды воскликнув в этих стихах «я не поэт!», — Иван Клюшников подытожил свои душевные переживания так:
...Моя печаль — семейная могила.
Чужим нет дела до неё.
Пусть я один оплачу всё, что было
И что теперь уж не моё.
Вам дик мой плач! — То голос тяжкой муки,
То отголосок светлых дней.
Зачем же вам разрозненные звуки
Души растерзанной моей?
Оставьте их! от скорби, от роптанья
Я исцелюсь скорей в тиши
И заглушу нестройный вопль страданья
Святой гармонией души.
Иван Клюшников, из стихотворения «Собирателям моих элегий», 1839 год
Поэт, действительно, удалился «в тишь»: оборвав все свои культурные связи (но и сохранив ко многим из сотоварищей сердечное чувство), — он удалился в родовое имение под Харьковым, где прожил, затворившись, почти полвека. Со временем его даже стали упоминать в литературных статьях, как человека, давно ушедшего из земной жизни. Но Иван Петрович Клюшников был не только жив.
...На склоне лет он вернулся к стихосложению. К престарелому поэту пришёл свежий поэтический дар, а в русской поэзии народился новый религиозный лирик — с выстраданным духовным зрением и покаянной нотой.
В его стихах зазвучала спасительная тема молитвы.
...Нет! не мечтать, а терпеливо
И честно дело жизни совершить.
Вопрос не в том, чтоб быть счастливым,
Но чтоб достойным счастья быть:
Из сердца выбить наважденья,
Наукой ум освободить,
Святое в жизни обновленье
Святою битвою купить;
Ко счастью путь один — молитва
И слово вечное Христа,
И здесь одна святая битва —
С собой под знаменем креста.
Иван Клюшников, из оды-сказки «Новый год поэта», 1878-1880 годы
Я рад, друзья, что мы сегодня вспомнили этого забытого русского поэта, который в конце долгого земного пути чудесно обогатил свой душевный талант — духовным прозрением. И — выразил это на пространстве поэзии: молитвенно и благодарно.
Все выпуски программы Рифмы жизни
Василий Матонин
В старинном городе Архангельске, в былые времена бывшем главным морским портом средневековой России, мне довелось познакомиться с удивительным человеком: Василием Матониным, легендой этих славных поморских мест.
...Историк и мореход, этнограф и культуролог, издатель и педагог, наконец, автор-исполнитель песен, прозаик и тонкий лирический поэт. Не могу не сказать, что Матонин — ещё и выдающийся «соловчанин», основатель Морского музея на Соловках, бессменный главный редактор альманаха «Соловецкое море»...
Сейчас мы будем читать стихи из его одиннадцатой книги «стихов, афоризмов, наблюдений и рассказов» (это жанровые автоопределения); из сборника «Штрихи дождя», изданного в 2022 году Товариществом Северного Мореходства.
В обращении к читателю Матонин сообщает, что «книга — цитирую — родилась из склонности автора к исследованию истории в человеке и человека в истории», —именуя созданное, как «повседневную рефлексию о вечном».
Мне жизнь дана как милость,
но, быть может,
Мои грехи она ещё умножит?
Лучом рассвета теплится надежда.
Всё остальное брошено, забыто.
Есть прошлое (уже не то, что прежде),
Желанье жить и отрицанье быта.
Есть ожиданье праздника и вера
В спасительное, радостное чудо.
Пусть без меня уходят флибустьеры:
«Любовь» и «кровь» я рифмовать не буду,
И за удачей гнаться не приучен.
Мне встречный ветер открывает двери.
Сегодня хуже, завтра будет лучше,
Конечно, если в лучшее поверю.
Василий Матонин, из книги «Штрихи дождя», Архангельск, 2022 год
Словцо «флибустьеры» напоминает нам о морских разбойниках прошлых веков.
К сожалению, мне не довелось видеть Василия Николаевича в роли преподавателя (я много слышал о его таланте педагога), зато побывал у него дома. А живёт лауреат премий имени Николая Рубцова и Бориса Шергина в том же самом здании, где располагается Архангельский литературный музей, чуть ли не через стену.
Мне показалось, что я попал в картинную галерею, краеведческий музей и каюту капитана дальнего плавания.
А ещё посчастливилось погостить на верфи, где Матонин вместе со своими подвижниками строит старинные северные корабли — поморские кочи, шняки и карбасы, то есть то, из чего и вырос русский флот.
Но мало того, что они строят корабли, они выходят на этих судах на воду, чтобы пройти из Архангельска в Западную Сибирь...
Но о проекте «Мангазейский морской ход» надо бы говорить отдельно, а я возвращаюсь к стихам Матонина: прозрачным, философским, исповедально-покаянным, переполненным восхищением перед красотой Божьего мира.
Замечу ещё, что все они — лаконично-миниатюрны.
Как написал сам Василий Николаевич: «Автор слишком буквально понял слова Чехова о том, что искусство писать — это искусство сокращать...»
Прощенье струится рекой,
И небо нисходит на землю.
Хрустальная призрачность дней,
Прозрачных, как дни Беловодья,
Пронзительней, чище, видней
Пред завтрашней бурей — сегодня.
...И давайте, друзья, на прощание, прочитаем ещё один северный этюд доброго и мудрого Василия Матонина, поморского лирика и мастера-труженика:
Распахнуты объятья
У ели и ольхи.
В лесу — меньшие братья.
И валуны, и мхи.
На берегу скалистом —
Часовня, а кругом —
Сиянье в небе чистом
И в море голубом.
Что человеку надо?
Куда ему спешить?
Не отвести бы взгляда,
Не выдохнуть души.
Василий Матонин, из книги «Штрихи дождя», Архангельск, 2022 год
Все выпуски программы Рифмы жизни