У нас в гостях были режиссер, продюсер, руководитель мастерской режиссуры кино и телевидения Всероссийского государственного института кинематографии имени Сергея Герасимова Алла Плоткина и студент пятого курса мастерской, автор фильмов Матвей Горбунов.

В День Победы поговорим о том, почему важно сохранять память о событиях Великой Отечественной войны, как этому способствуют военные фильмы, а также о том, как на страшные события прошлого века смотрит современное молодое поколение.

Ведущий: Константин Мацан

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, уважаемые друзья! Всех наших слушателей с 9 мая поздравляю, с этим прекрасным праздником, который в этом году особенный и звучит по-особенному, и мы понимаем, что вот слова известной песни что «это праздник со слезами на глазах» сегодня, может быть, нами могут быть особенно прочувствованы, об этом тоже сегодня поговорим. Я с трепетной радостью приветствую наших сегодняшних гостей: Алла Григорьевна Плоткина — режиссер, продюсер, руководитель мастерской режиссуры кино и телевидения ВГИКа имени Герасимова. Добрый вечер.

А. Плоткина

— Добрый вечер, Костенька.

К. Мацан

— «С трепетной радостью», потому что наконец-то я вас вижу в нашей студии на волнах радио «Вера», долго мы к этой встрече шли, потому что последний раз вы у нас были очень давно.

А. Плоткина

— Да, это правда, в 12-м году.

К. Мацан

— Много тем накопилось за это время. И вот Алла Григорьевна сегодня олицетворяет поколение мэтров режиссуры кино и телевидения, а вот поколение молодых режиссеров, от его имени выступает Матвей Горбунов, студент пятого курса мастерской Аллы Григорьевны во ВГИКе, уже автор нескольких фильмов, которые мы знаем и смотрели. Добрый вечер!

М. Горбунов

— Здравствуйте.

К. Мацан

— Ну вот сегодня мы с вами на волнах радио «Вера» беседуем в этот светлый праздник 9 мая, какие чувства, какие ощущения по этому поводу?

А. Плоткина

— Во-первых, я всех нас поздравляю, потому что, если есть праздники, которые хочется отмечать действительно сердцем, душой, всем своим существом — это праздник Великой Победы. Я должна вам сказать, что так случилось, что всю эту зиму я читала очень много военных документов и документальной прозы, и не только документальной прозы, мне открылся невероятный мир такой человеческой высоты! Я открыла для себя, например, совершенно по-новому Константина Симонова, ну просто в другом возрасте читалось, что-то проскочило, я прочла эту трилогию: «Живые и мертвые», «Солдатами не рождаются», «Последнее лето» и скажу вам честно, там есть некоторые главы, которые невозможно читать сидя, я клянусь вам, я читала их стоя, потому что ты не имеешь права... А это документальная проза, он был военным корреспондентом с первых дней войны и об этом тоже есть его свидетельство — его огромный дневник «Разные дни войны», и все, что он пишет как бы в художественной литературе, это все можно встретить в его дневнике, он встретил этих людей, он был в этих обстоятельствах, он бросался в эти воронки, он видел эту гибель и поэтому это драматургия, придуманная не человеком, это та драматургия, которую он сумел зафиксировать, драматургия эпохи. И открыла для себя еще одни его повести Лопатина, «Из записок Лопатина», по одной из глав которой снят один из моих самых любимых фильмов «Двадцать дней без войны» Алексея Германа. Это все свидетельство о масштабе происходящего и масштабе людей, участвовавших в тех событиях, которые от нас не так далеко отстают, это всего 78 лет. Послушайте, я когда смотрю документальные кадры, как польские женщины целуют гусеницы советских танков после освобождения Варшавы, в моем сознании после чтения новостной ленты не укладывается что это всего лишь 78 лет назад. 78 лет — это длина одной человеческой жизни, одного поколения, внутри одного поколения человечество сделало невероятный какой-то такой кульбит и беспамятства, и спекуляции на понижении всех возможных ценностей. И вчера я увидела, попалась на глаза телеграмма Черчилля в день 23 февраля 45 года, он пишет Сталину в этой поздравительной телеграмме о том, что «долг будущих поколений — восхищение и вечная память тому триумфу, который демонстрирует красная армия в наши дни», это 23 февраля 45 года. Где этот долг? Как это все?.. Бог с ним, с долгом — что с нами сталось, что мы «плюс» поменяли на «минус» и «минус» на «плюс»? Хороший вопрос.

К. Мацан

— Об этом мы сегодня тоже поговорим, а я хочу пока Матвея спросить, как представителя молодого поколения: мы на волнах радио «Вера» тоже недавно эту тему обсуждали: насколько для современного молодого человека, чьи — ну, родители уже по возрасту не дети войны, дедушки бабушки, может быть, еще дети войны, но все-таки уже дети войны, даже мои дедушки и бабушки — дети войны, а вот воевал прадед.

А. Плоткина

— У меня дедушка воевал и один, и другой. Но мы с вами разного поколения.

К. Мацан

— Да, у меня тоже воевал вот двоюродный дед, очень много и даже ранен был, и привез много воспоминаний, но вот это как раз таки важно, что были те, кто живыми воспоминаниями делились и юнцов напитывали ими, война была не какой-то темой из учебника истории, а семейной памятью. Матвей, а вот у вашего поколения, у вас лично 9 мая, День Победы — это что, это праздник из истории это вот такая дата, которую так бравурно последние годы мы отмечали или все-таки «праздник со слезами на глазах и с сединою?..»

М. Горбунов

— Ну вообще, в нашей семье это один из самых главных праздников, не потому что это выходной в рабочем календаре. Мы всегда семьей смотрели парад Победы, не потому что это было как-то необычно здорово и всегда с масштабом проводилось, а просто в моей семье на это всегда делался акцент и делается до сих пор. Как появился только в нашем маленьком городе «Бессмертный полк», мы, наверное, никогда не пропускали, потому что для нас это было очень важно, чтобы пройтись с портретом, допустим, вот у моей бабушки дядя, он ушел на фронт, когда ему было 16 лет, и он служил сапером, он обманул военкомат и каким-то образом сделал поддельные документы, и соответственно, подорвался где-то под Калининградом, где-то вот в тех местах и его долгое время не могли найти, он считался пропавшим без вести, и вот совсем недавно, года три назад его, ну, то есть можно сейчас найти в списках Министерства обороны, его только вот обнародовали, имя, и для меня это всегда был пример для подражания, потому что это, по сути дела, ну как можно еще больше отдать себя, какая еще может быть большая цена Победы, чем жизнь? И мне всегда и бабушка рассказывала, и мама про прадеда, про дядю бабушки не потому что это какое-то супергеройство и это крутая история, а просто потому, что это у всех так в семьях у нас.

А. Плоткина

— Матвей из города Кунгур Пермской области.

М. Горбунов

— Да, это Пермский край, это полторы тысячи километров отсюда.

К. Мацан

— У меня сын учится сейчас в третьем классе, а когда учился во втором, они к 9 мая разучивали песню, которую я не знал, это новая песня, но в ней такой рефрен, дети поют: «...и прадед мой с войны вернулся».

М. Горбунов

— «О той весне» песня называется.

К. Мацан

— Да, и я этой песни раньше не знал, но меня очень порадовало, что возникает репертуар вот именно для этих маленьких детишек, которые не могут петь про деда, уж тем более про отцов, но вот «прадед мой с войны вернулся» — это то, что они могут понять и могут прочувствовать.

А. Плоткина

— Относительно собственной индустрии я должна вам сказать, что это для меня отдельное недоумение в связи с военным кино последних десятилетий. Дело в том, что у нас сильнейшая традиция военного кинематографа, потому что снимали его либо дети войны, это же весь блеск нашего советского кинематографа, это либо пришли с войны, как старший Чухрай, либо дети войны: Шукшин, Тарковский, Бондарчук, Лариса Шепитько, Элем Климов — это дети войны, это Тихонов, это все дети войны, для них это те самые масштабы, когда только жизнь и смерть, и ничего лишнего, и это на глазах. И я вам должна сказать, это мое личное абсолютно внутреннее убеждение, что у нас очень плохо с военным кино, потому что это, как правило, всегда некое такое соревнование в компьютерной графике, за двумя исключениями, до недавнего времени было для меня единственное исключение — это, с моей точки зрения, великий большой фильм Сергея Урсуляка «Жизнь и судьба», большой не по хронометражу, потому что это телесериал, а именно потому, что это большое кино по роману Василия Гроссмана, потрясающе сделан. Мой любимый вопрос студентам я задавала: «Скажите мне, пожалуйста, подумайте и скажите, почему в батальных сценах у Урсуляка в сериале „Жизнь и судьба“ звучит не драйвная саунд-дизайн музыка — батальная сцена, бум-бум! надо же подложить. А у него все батальные сцены на Вивальди смонтированы, у него Антонио Вивальди». И мы об этом размышляли со студентами, помните, да? А потому что замах фильма такой, у него люди, отдающие жизнь в кадре не под «бабах!», не за «бабах!», они уходят в вечность они жертвуют собой ради вечности, ради той высоты, которая звучит в этих звуках. Это был единственный пример до недавнего времени, а тут вышел совсем, буквально пару месяцев назад, его фильм «Праведник», Сергея Урсуляка — слушайте, ну, у меня по понятным, там субъективным для меня личным причинам я прорыдала всю картину, потому что сюжет фильма: командир партизанского отряда выводит освободившееся гетто, 200 человек еврейских женщин, детей, стариков через белорусские леса вдоль линии фронта, 800 километров. Дело в том, что мой дедушка по материнской линии был командиром партизанского отряда в западной Белоруссии, они жили в Волковыске, это Гродненская область, и моя 13-летняя мама была связной партизанского отряда, она была старше, еще с одной сестрой, которая, возвращаясь с задания, Надя, ее сестра 11-летняя на ее глазах подорвалась на мине, а в это же время мой папа которому тоже тогда было там 12-13 лет вместе с мамой и двумя сестрами этими же белорусскими лесами спасались от гитлеровского нашествия, вот ровно как в этой картине, то есть для меня это была абсолютно такая семейная история, потому что я понимала, что вот этими тропами где-то по соседству бежал мой папа с сестрами и мамой, и моя мама с сестрой работали для партизанского отряда. Это сделано настолько достоверно, такое настоящее кино, я так рада, что зрители его оценили, он очень хорошо прошел в прокате, я ворвалась к Сергею Урсулюку, у нас соседние аудитории, моя и его мастерская две соседние, я вошла к нему на порог, слава Богу, мы знакомы, и просто говорю: «Значит так, я вчера посмотрела «Праведник!..» Он встал, выслушал все, что я ему сказала стоя: «спасибо, спасибо!» Это потрясающе кино, дорогие радиослушатели, кто не видел — посмотрите, он еще идет на экране.

К. Мацан

— Алла Григорьевна Плоткина, режиссер, продюсер, руководитель мастерской режиссуры кино и телевидения во ВГИКе имени Герасимова и Матвей Горбунов, студент этой мастерской, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Но вот, Алла Григорьевна, вы произнесли название фильма «Двадцать дней без войны», а вот если из века минувшего в век нынешний переноситься, то «Двадцать дней без войны» последние годы мы прожили и у вас на глазах, как у преподавателя, который каждые пять лет набирает мастерскую новую во ВГИКе вот прошло как бы меняющееся поколение детей, подростков, студентов, уже взрослых людей, в жизни которых войны, как реальности, наверное слава Богу, не было, наверное относится к «слава Богу», потому что странно об этом жалеть, и тем не менее мы об этом говорим сегодня, как о некоторой проблеме, потому что, наверное, о том, что сегодня военные действия идут в непосредственной близости от всех нас, мы не можем об этом не помнить каждый день, листая ленту новостей, мы не можем не переживать, мы не можем не пытаться с этим освоиться, и видимо, вот людям, для которых война, как часть жизни есть нечто совершенно непривычное, совершенно неожиданное и шокирующее, с этим освоиться, может быть, не так-то просто. Причем я думаю, что это не только касается молодых людей, но и людей моего возраста, хотя я тоже, в общем-то, не старый. но все-таки уже не студент, да и просто людей, привыкших к тому, что война — это что-то из прошлого или из других государств, или из фильмов, и вот она — часть нашей жизни. Как вы на это смотрите сегодня?

А. Плоткина

— Откладывая до поры до времени тему войны, мне бы хотелось сказать вот о чем: с одной стороны, мы имеем поколение, выросшее в благополучные времена, и некоторые даже называют это поколение «поколением потребителей», не готова к этому категоричному определению присоединиться, но однозначно, это поколение, которое выросло без голода без потрясений, без каких-то тектонических сдвигов. Мое поколение застало, знаете, потому что перестройка — это все тектонические взрывы такие, и очень многое менялось на наших глазах, а поколение выросло в благополучии относительно, у кого больше, у кого меньше, но тем не менее. Но мы должны при этом понимать, что это фактически, может быть, первое поколение, выросшее в пространстве, в котором нет идеологии, нет идеалов. В Конституции нашего государства записано отсутствие идеологии, это значит — отсутствие идеала. Всякая идеология рождается из некоего определенного сформированного идеала.

К. Мацан

— Но вот слово «идеология» сегодня пугающее...

А. Плоткина

— А меня — нет. Меня пугает ее отсутствие, Костя.

К. Мацан

-Я почему об этом спрашиваю — потому что, особенно для людей вашего поколения, которое успело активно застать идеологию, как нечто такое сугубо политическое, навязанное и сугубо отрицательное, что-то связанное с несвободой, с ложью, с лицемерием, и сегодня я тоже не против слова «идеология», но каждый раз приходится вот ненужные ассоциации от него убирать.

А. Плоткина

— И тем не менее, знаете, имея в своем сознании ту коннотацию которая не может не быть у человека, выросшего в советское время, и всякий русский интеллигент, конечно же — диссидент, по-другому это не было никогда в России, но я слишком близко, плотно, ежедневно, а Матвей не даст соврать: я не просто педагог, я с ними живу.

К. Мацан

— Да, Матвей?

М. Горбунов

— Да-да.

К. Мацан

— А в чем это выражается?

М. Горбунов

— Это выражается не только в занятиях по предмету мастерства режиссера, что нам Алла Григорьевна выдает какую-то информацию, но это еще и бесконечное решение проблем наших, допустим, ректор или проректор что-то не подписал, Алла Григорьевна может лично позвонить, и так далее, и так далее.

А. Плоткина

— Я с ними живу, мы печем пироги на дни рождения, мы решаем вопросы здоровья, это не самое главное, дело в том, что, знаете ли, режиссуре невозможно научить, например, как алгебре, там ты можешь вне зависимости от того, что из себя представляет человек, делегировать ему совокупность неких знаний, и он становится профессионалом, это так не получается, ученый — наверное, боюсь это утверждать — может, наверное, человеком быть безнравственным, при этом великим ученым. Режиссер безнравственный — это проблема, это сразу возникает огромная проблема, если он еще талантлив, и об этой проблеме тоже можно поговорить.

К. Мацан

— Гремучая смесь.

А. Плоткина

— Да! И ты воспитываешь не только профессионала, ты пытаешься быть полезной для роста личности, это очень индивидуальный путь, это очень тонкий процесс, и поэтому мы очень много разговариваем, и я рассказываю и привожу примеры, и какие-то книги, мы живем. И будучи человеком, который так внутренне погружен, это свойство моего характера: я если что-то делаю — делаю это полностью или не делаю, просто отказываюсь. Во ВГИК я прийти 14 лет назад согласилась и дальше, вот Матвей — это студент моей третьей мастерской, я живу с теми, за кого отвечаю, и я вижу этих ребят. Вы знаете, они, прямо скажем, совсем не пустые, вот с третьей мастерской мне просто дюже свезло, у меня очень хорошие студенты, вот которые сейчас заканчивают. Они не пустые, но они, с моей точки, зрения крепко дезориентированы, потому что то самое отсутствие идеала, оно сказывается. Идеал — это тот вектор, по которому ты идешь, это то, на что ты ориентируешься. Как когда-то на лекции в моей первой мастерской ваш учитель, а мой товарищ Владимир Романович Легойда читал лекции по истории мировых религий, и он на первой лекции говорил, в том числе о том, что от того, как мы относимся к Богу, зависит то, какой я сын, какой я муж, какой я брат, какой я друг, какой я партнер, какой я профессионал. Это точка отсчета. И вот в нашей профессии, в отличии от, как мне представляется, например, от химии и физики, это точка отчета звенящая, потому что то, чем мы занимаемся — это драматургия, это человек, это человек внутри среды и эпохи, это смысловые категории, которые мы поднимаем, если поднимаем, которые мы чувствуем, если мы их чувствуем, а если не чувствуем, а если вообще не понимаем о чем речь, а если мы вообще не способны понять, про что написана хорошая литература, то какие мы режиссеры, что мы будем?.. Монтажному вектору и правильной композиции я научу за полгода, это не значит, что я выучила режиссера. Среда, в которой формируется вот эта пустая, не наполненная идеалом и, настаиваю — идеологией, внятной идеологией, я уверена, что пока наше общество не проговорит, не проартикулирует для себя эти вещи — чем мы живем, на что мы равняемся, чего мы хотим, потому что в том обществе, о котором мы говорим сегодня, которое вынесло на себе тяготы Второй Великой Отечественной войны, там были идеалы крепко сформированные, там о Родине не надо было человеку говорить, что это твой долг, патриотизм советского человека был органичен ему, была гордость за Родину. У нас этого нет, у нас сформировалось за 30 лет вот какой-то такой новой истории, новейшей истории некое желание хоть тушкой, хоть чучелкой оказаться вот там, где большие, богатые, красивые, западные и всяко разные, а своего мы как-то начали стесняться, и отсутствие вот этого великого военного кинематографа — это тоже наше какое-то вот такое: «а можно мы как вот «Спасти рядового Райана?» Можно, а зачем? И получается, что ничего не получается, что мы детей не кормим, мы не кормим важнейшими вещами, а что, они еще что-то едят?

К. Мацан

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Алла Григорьевна Плоткина, режиссер, продюсер, руководитель мастерской во ВГИКе, и студент мастерской Аллы Григорьевны Матвей Горбунов, у микрофона Константин Мацан, не переключайтесь.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. У микрофона Константин Мацан, в гостях у нас сегодня Алла Григорьевна Плоткина, режиссер, продюсер, руководитель мастерской режиссуры кино и телевидения ВГИКа имени Герасимова и студент этой мастерской Матвей Горбунов, мы продолжаем наш разговор. Матвей, ну вот то, что вы уже рассказали про ваше отношение к празднику Великой Победы, многое о вас приоткрывает как о личности. А вот вы, как человек, наверное, мыслящий в созвучии с тем, что говорит Алла Григорьевна, вы себя белой вороной не чувствуете среди своих сверстников?

М. Горбунов

— Да, сложно говорить про свое поколение сегодня, потому что многие из моих сверстников вообще считают, что мы живем в стране несвободной, и это тоже...

А. Плоткина

— А в чем это их понимание выражается?

М. Горбунов

— Аргументы про то, что сейчас могут посадить или дать административный штраф за пропаганду нетрадиционных ценностей ЛГБТ.

А. Плоткина

— А вы считаете как?

М. Горбунов

— Я считаю, что мы живем как раз таки в очень свободное время, потому что, видимо, наша страна воспринимается нами по-разному, у нас разная Россия, мне кажется, что мы живем в очень свободное время в силу того, что, может быть, я читал определенную литературу, смотрел определенные фильмы и разговаривал с определенными людьми, я понимаю, что, будь это сто лет назад, то мне кажется, что я бы не смог, как сейчас, надеть крестик, пойти в храм, условно говоря, на Пасху...

А. Плоткина

— Сто лет назад могло и не получиться.

М. Горбунов

— Да, если мы будем смотреть в рамках Советского Союза...

К. Мацан

— Именно сто лет назад, в 1923 году — да, уже могло и не получиться.

М. Горбунов

— Уже нет. То есть, я понимаю, что сейчас у меня есть возможность делать все, что угодно и выбирать...

А. Плоткина

— И вы это воспринимаете как свободу?

М. Горбунов

— Конечно, это свобода, и даже не только в выборе мировоззрения, но еще и в выборе возможностей, возможностей сейчас очень много. Я могу поехать в любой город и поступить в любой институт, опять же, может быть, это не совсем про это, но ЕГЭ для нас, тех, кто живет в провинции — это очень свободная тема и это очень хорошая штука, потому что, сдав ЕГЭ, мы можем не сдавать литературу, русский язык в том же ВГИКе, а готовиться уже непосредственно к профильным испытаниям, а ЕГЭ литературу мы сдали по стандартам и забыли, и не надо нам ездить по всем городам и очно сдавать каждый экзамен. И сейчас очень много таких хороших, классных, свободных вещей, которые почему-то мои сверстники не замечают, очень много.

К. Мацан

— Ну вот видите, мы, кажется, возвращаемся к той теме, которую Алла Григорьевна начала, ведь отвечать на вопрос самому себе: «в свободном ли обществе ты живешь или нет?» зависит от того, а что ты понимаешь под плодами свободы, какой свободы ты хочешь, тут как раз таки мы к ключевой теме подходим — а что делать? Ведь вот логика нашего разговора ведет к тому, что — ну вот это плохо, давайте мы это запретим.

А. Плоткина

— Мы об этом говорили с вами в начале разговора — о том, что всегда будет плохо, и никто не сможет определить ту точку отсчета, от которой мы отсчитываем, а что мы считаем хорошо, пока не будет идеала в обществе. В русском дореволюционном обществе он был определен вполне внятно — Бог, царь и Отечество, поэтому относительно этих трех незыблемых вещей формировалась личность. Восьмилетнего человека называли по имени-отчеству, он шел на исповедь, к нему обращались уже по имени-отчеству. Я со своими студентами по имени-отчеству общаюсь, на «вы» и по имени-отчеству. Это я при вас тут его Матвеем называю, а так он вообще Матвей Сергеевич для меня всегда был, есть и будет.

К. Мацан

— Ну вот, смотрите, есть такой подход, если, допустим, как пример, взять тот фильм, о котором вы сказали, вот один путь — это запретить, не дать прокатное удостоверение, не показывать...

А. Плоткина

— А что толку?

К. Мацан

— Вот — что толку? А второй путь: что является для нас в этой ситуации как бы чаемым результатом — чтобы люди просто не хотели это смотреть.

А. Плоткина

— Личное внутреннее отвержение. Вы хотите это смотреть? Нет. Я тоже нет. Ни за какие шиши. Это, знаете, это не тот случай, когда «Пастернака не читал, но осуждаю». Для того, чтобы понять, что яйцо тухлое, мне не надо снимать с него скорлупу, я вонь ощущаю, я не хочу это смотреть. Для того, чтобы было это внутреннее отторжение, для того, чтобы тебе не хотелось пить из канализационной трубы, нужно человека поить родниковой водой, тогда он не захочет пить канализационную, это по-другому не работает.

К. Мацан

— А это достижимо?

А. Плоткина

— Послушайте, главное понимать, к чему ты идешь. Знаете, для меня вот очень жива в моем сознании, особенно последние эти полтора года, притча о человеке, который вышел в путь, по дороге на него напали разбойники, ослепили, отобрали все, переломали все кости, и что ему делать? Он вообще не понимает, куда ему дальше идти. На ощупь возвращаться назад, этот путь он хотя бы на ощупь знает. У нас нет другого выхода, Кость, у нас нет другого выхода. Да, мы вот снимаем стяг с балкона на Кутузовском проспекте, для этого вызывается начальник уголовного розыска ФСБ, полиция. Через два часа его возвращают, этот стяг, с Христом, со Спасителем на этот балкон.

К. Мацан

— Да, была такая новость, такое событие несколько дней назад.

А. Плоткина

— Мы должны определиться! Мы определиться должны. Все наши разрывы, они пугающие. Я вам сказала, что я прочитала очень много документов этой зимой и делилась с отцом Игорем Фоминым, мы с ним все время обсуждали, я прочитала и очень много документов 1812 года — слушайте, ну тогда тоже общество было абсолютно французоориентировано, западноориентировано. Русское общество говорило на французском языке, русского языка не знало, «Татьяна, русская душой, по-русски изъяснялась сложно».

К. Мацан

— А вот у меня есть цитата на эту тему, сначала приведу цитату, а потом приведу и автора. «Можно было бы дать анализ современного явления, приобретающего все более патологический характер — это русофобия некоторых русских людей. Раньше они говорили нам, и они действительно так считали, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и так далее и тому подобное, что потому именно они так нежно любят Европу, что она бесспорно обладает всем тем, чего нет в России. А что мы видим ныне? По мере того, как Россия, добиваясь большей свободы, все более самоутверждается, и любовь к ней этих господ только усиливается. И напротив, мы видим, что никакие нарушения в области правосудия, нравственности и даже цивилизации, которые допускаются в Европе, нисколько не уменьшили пристрастие к ней». Знаете, кто автор? Фёдор Тютчев. То есть, нет ничего нового под луной в этом смысле.

А. Плоткина

— Вообще ни разу. Есть несколько его цитат, которые ходят, абсолютно актуально звеня по интернету, это одна из них, ничего не изменилось, на самом деле, совершенно ничего не изменилось. Это какое-то иррациональное, веками сформированное отношение к нашему Отечеству. Вопрос в том, как мы в определенных коллизиях себя ведем. Если позволите, я очень коротко расскажу чрезвычайно для меня показательный пример того, как в одних и тех же исторических условиях, в одно и то же время, фактически с разницей в несколько лет, жили, правили два великих на самом деле государя — Даниил Галицкий в Галиции и Александр Невский. Находясь в абсолютно одинаковых исторических условиях: справа Орда, слева, ну, назовем это так — Ватикан, потому что там все было инспирировано Ватиканом, Даниил Галицкий для того, чтобы дать сражение монголо-татарскому нашествию, едет в Ватикан, принимает католичество, то есть Галиция становится католической, туда приезжают римские епископы, папа Римский выпускает медаль, «король русский» обещает всяческую помощь. Обманули, помощь не дали, но в течение нескольких десятилетий Галиция ассимилировалась практически во все европейские королевские дома, его потомки ассимилировались во все королевские дома Европы. Галиция потеряла самостоятельность, вошла в состав Австро-Венгрии и перестала существовать как государство, и до сих пор западная Украина — католические территории, это оттуда. В это же самое время, в абсолютно тех же условиях Александр Невский едет на поклон в Орду, только для одного — чтобы «справа» у него было спокойно, но дает бой тевтонским рыцарям, о чем мы хорошо знаем. Почему он это делает? Почему такой выбор? Только по одной причине: монголы были веротерпимы, они не претендовали на нашу религиозную идентичность, они покорили такое огромное пространство, что им было наплевать, кто во что там верует, кто во Христа, кто во что другое — да ваше дело. Платите то, что требуется, и все будет хорошо. Но, имея тыл, он мог биться с теми, кто наступал, кто требовал потери самоидентификации, и, как оказалось, его выбор был верным, потому что его потомки спустя 200 лет дали бой на Куликовом поле, и Россия сохранила свою государственность, свою идентичность. Это говорит нам о чем? Что в каждом народе есть та сердцевина, которую нельзя уничтожать. Не надо хоть тушкой, хоть чучелком становиться тем, кем ты никогда не станешь, и, слава Богу, мы другие. Мы другие. Так получилось.

К. Мацан

— Ну вот, Алла Григорьевна, вот перед вами студенты, и вы это отмечаете, и Матвей на своем опыте (Матвей Сергеевич, я прошу прощения), это подтверждает, и это как бы ни хорошо, ни плохо, мы этому не ставим знак плюс-минус, это факт, что выросло поколение вот в такой культуре...

А. Плоткина

— Вне идеологии.

К. Мацан

— ...в культуре, обращенной, скорее, к западному миру. Кстати, это очень характерно, когда началась специальная военная операция, во многих разговорах я слышал: «вот, весь мир теперь против нас», когда призываешь к словам относиться более точно: не весь мир, а Азия, арабский мир, Латинская Америка остались в тех же отношениях, в которых были. Западный мир, западная Европа, то, что геополитически называется «Запад», Европа, США, Канада и Япония — да, вот это теперь наши противники. И когда люди говорят «весь мир», они интуитивно подразумевают под всем миром только его западную часть.

А. Плоткина

— Ну, понимаете, психологически так проще, вот «весь мир», поэтому вот всё неправильно.

К. Мацан

— Да, но когда на это говоришь: «Слушай, не весь же мир», отвечают: «Хорошо — весь мир, который меня волнует, вот он теперь...»

А. Плоткина

— О, да!

К. Мацан

— «Он меня волнует», и это естественно, и меня волнует, прожившего эти годы в этой культуре, волнует, и кто не любит Европу, кто не любит путешествовать, и не надо даже вообще это обсуждать.

А. Плоткина

— Костя, вопрос сопоставления. С одной из ваших коллег я пыталась добиться какой-то точки, почему такое отношение к происходящему, на что услышала: «Я не могу без Европы». Ок, я тоже люблю Венецию, я её знаю лучше, чем Москву. Знаете, как со мной хорошо ходить по Венеции, я такие места знаю, которые не знает никто.

К. Мацан

— Я знаю, что ваше место силы — это площадь Сан Марко.

А. Плоткина

— Да! Я очень люблю.

К. Мацан

— К тому же, вы автор серии фильмов «Неизвестная Европа» про христианские святыни Запада, неразделённого ещё Запада, то есть неразделённой Церкви христиан.

А. Плоткина

— Я тоже очень много люблю. Послушайте, ну, а без Родины без своей я могу? Ответ — нет, не могу, не могу, не могу. Для меня всё здесь: моя вера, моё восхищение, моя скорбь, история моей страны, в которой есть страницы, о которых я вам говорила, невозможно читать сидя, и которые нельзя читать без стыда и ужаса, но это моё Отечество с его великим непостижимым народом. Для меня моя страна — это те женщины, которые отдавали последний кусок хлеба пленным немцам, когда их в сорок четвёртом году вели по Москве, я видела эти документальные кадры, я много просмотрела документальной хроники. Они отдавали кусок хлеба этим жалким несчастным существам — женщины, которые потеряли сына, отца, мужа, вот это моя страна. И я абсолютно уверена, что у всех событий, которые мы проживаем, есть геополитический, конечно, аспект, и чаще всего мы обсуждаем его, но есть ещё иной, и всё самое главное решается на этом уровне. И мы ту страшную войну, не будучи к ней готовой, не будучи готовой ни индустриально, ни психологически, никак, мы её выиграли именно потому, что русские женщины могут отдать кусок последнего хлеба пленному врагу.

К. Мацан

— Алла Григорьевна Плоткина, режиссёр, продюсер, руководитель мастерской режиссуры кино и телевидения ВГИКа имени Герасимова и Матвей Сергеевич Горбунов, студент пятого курса мастерской Аллы Григорьевны Плоткиной сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Ну вот я, несколько волнуясь, задаю этот вопрос: от многих молодых людей в текущей ситуации я слышу такую мысль, что «ну теперь-то, конечно, трудновато будет поехать в Европу путешествовать», и это действительно очень для кого-то болезненно, да и для меня тоже, на самом деле, очень обидно, болезненно, и чего греха таить, грустно. Матвей, а вот для вас, если даже жёстче вопрос поставить...

А. Плоткина

— А он туда не ездил, в отличие от своего друга, который привык ездить в Альпы.

К. Мацан

— А вот я сейчас хочу как раз спросить: а для вас это является каким-то поводом к грусти, тревоге и разочарованию?

М. Горбунов

— Нет, мне вообще как-то особо... нет, конечно, будет грустно, если я за всю жизнь так и не побываю в Европе, но это не первый повод для грусти, который может быть. Я был за границей только четыре раза, я был в Белоруссии, в Египте и два раза в Турции, и всё. Но мне, наверное, знаете, когда говорят, что там «стыдно, что я русский», мне, наверное, стыдно то, что я не был во многих регионах России.

А. Плоткина

— Вот это — о да! Я не была на Байкале, я не была в Калининграде, много где не была...

М. Горбунов

— Мне стыдно, что я не был никогда на Камчатке, мне стыдно, что я не был на Сахалине никогда, мне стыдно.

А. Плоткина

— А я была, я там жила.

М. Горбунов

— Вот, а я не был. Мне стыдно, что я не был в Сибири, хотя у нас до Сибири не так далеко с Урала. У нас много городов, говорят, Новосибирск классный город, надо съездить посмотреть.

А. Плоткина

— И знаете, это всё звучит, наверное: «ну, конечно, теперь вот будем в пользу бедных выкручиваться» — да нет! Это вопрос, правда, всё на свете вопрос: ты то, чему ты служишь. Всё теряет смысл, все прогулки по Венеции для меня теряют смысл, если я должна отречься от чего-то очень главного, основного в себе. Не готова — ну, значит, без меня Венеция.

М. Горбунов

— Хотя вот мой друг другой, тоже из Москвы, он только что съездил в Италию и получил визу, и спокойно приехал туда на неделю. И удивительно, что практически все люди, кто там живут, очень хорошо настроены к русским, обычное население хорошо.

К. Мацан

— Конечно, представление о том, что мы теперь никуда-никуда не поедем — это, скорее, эмоциональная рябь, всё это достаточно преувеличено, визовый центр работает. Да, стало чуть сложнее и дороже получить визу, но это всё есть. Но вот сейчас мы попросим Аллу Григорьевну закрыть уши, а Матвея Сергеевича спрошу: а вот эти пять лет, проведённые под чутким художественным руководством Аллы Григорьевны, чему главному она учила вас?

А. Плоткина

— Ой, вы рискуете, сейчас перед тем, как он ответит: он был в конкурсе Пермского фестиваля, там председателем жюри была Яна Поплавская. Пишет мне Яна, он не знает, что я с ней знакома, и я не знаю, что он там участвует. Яна пишет: «На сцене твой студент, говорит о тебе уже двадцатую минуту, мы все плачем, потому что прервать невозможно, очень интересно, и он говорит об этом так!..»

К. Мацан

— Так, ну, Матвей Сергеевич, что вы говорили?

М. Горбунов

— Двадцать минут?

К. Мацан

— Ну, можно уложиться в семь.

А. Плоткина

— То есть, мне больше слова не дадут. (смеется)

К. Мацан

— Тогда в пять.

М. Горбунов

— Самое главное, что дала нам Алла Григорьевна — это, безусловно, профессию, потому что это самое основное и базовое, то, зачем мы пришли во ВГИК. И мы за пять лет попробовали вообще всё, мы снимали сюжеты, репортажи, мы снимали этюды, мы снимали музыкальные клипы, мы снимали мультикамерную съёмку, телевизионное шоу, документальное кино, игровое кино. Сейчас я вообще сделал документальный музыкальный фильм про группу «Любэ», вообще какой-то эксперимент получился, и мне кажется, не такой уж плохой.

А. Плоткина

— Могло быть хуже.

К. Мацан

— Это высшая похвала от мастера.

А. Плоткина

— Нет, высшая похвала звучит иначе.

К. Мацан

— А как у вас звучит высшая похвала?

А. Плоткина

— Не часто это звучит.

К. Мацан

— У меня студенты, ну, сейчас они уже очень возрастные, некогда учившиеся у Тараторкина, рассказывали, что его высшая похвала была: «Ребята, это небезнадёжно».

А. Плоткина

— Нет, ну я не так категорична, я говорю: «горжусь знакомством».

М. Горбунов

— «Горжусь знакомством», да. И самое главное, наверное, то, что Алла Григорьевна нам приоткрывала на какие-то моменты глаза, Алла Григорьевна нам приоткрывала глаза на какие-то моменты в жизни, на которые иногда стоило посмотреть под другим углом. И у неё есть фраза, которую она часто говорит, ну, это не её фраза, не Аллы Григорьевны — «Всё в глазах смотрящего», но эта фраза была произнесена очень много раз, и я эту фразу очень хорошо запомнил, это одна из моих любимых цитат. И даже вот в тему нашего сегодняшнего разговора, допустим, я услышал однажды интервью одного актёра, который рассказывал, что он едет по России и видит какую-то безнадёжную пустоту, для него Россия — это безнадёжная пустота, а для меня — это бескрайние просторы, «всё в глазах смотрящего». Как есть у Гоголя, там: «Россия — это птица-тройка, которая бешено мчится куда-то», а у Достоевского — это «колесница, которая идёт своим путём». В этом смысле Алла Григорьевна нас научила, что нужно смотреть на вещи иногда под определённым углом. Да и в целом много всему ещё в жизни, когда нужно было направить, направляла и направляет сейчас.

К. Мацан

— Алла Григорьевна, новую мастерскую набираете вы?

А. Плоткина

— Не без трепета. Ну, исходя из того разговора, который уже у нас состоялся, как вы понимаете, новая мастерская будет набираться мною не без трепета. К тем объективным причинам, которые мы обсудили, добавляется ещё (а теперь Матвей Сергеевич закрывает уши) то обстоятельство, что мне несказанно повезло с этой третьей мастерской, которую я сейчас выпускаю. Когда я их набирала в 2018 году, я ничего особенного не ждала, позади было две мастерские, это всё-таки уже некий опыт. Я была готова к тому, что никаких внутренних культурных кодов, на которые мы можем опереться, что, как правило, культурный бэкграунд стремится к нулю, и, в общем, всё грустно, но в каком звании призван, в том и служи, что нужно делать то, что можешь, это мой сознательный абсолютно выбор. Я в какой-то момент ушла из индустрии, понимая, что то, что мне хочется делать, это может не получиться, либо я что-то продюсировала самостоятельно, в том числе «Неизвестную Европу», которую вы упоминали, и я ничего не ждала. А пришли очень интересные люди. Я даже для журнала «Фома» писала, помнится, статью «Поколение миллениум», потому что мы как-то с отцом Игорем так вдохновились! Он сказал: «Может быть, мы вышли из пустыни? Может, мы из неё уже выходим, может, 40 лет прошли?» Ответ — нет. Это было просто утешение. А дальше... У меня были, конечно, очень интересные пять лет жизни с ними, разные, очень разные и сложные, всяко-разно было, как во всякой семье. А дальше будет четвёртая мастерская, и поэтому не без трепета, есть с чем сравнивать. Но поскольку в каком звании призван, в том и служи — будем служить. Я очень остро понимаю, что... Знаете, иногда, когда я им рассказывала какие-то для меня очень важные вещи, в мастерской устанавливалась такая тишина, что я понимала, что тишина — это не отсутствие звука. Тишина — это внутренний громадный запрос, на который я в этот момент таким образом, через меня идёт ответ. Вот ради таких моментов, сколько будет сил, я буду ездить в институт и учить профессии, потому что профессии я тоже, как оказалось, вполне себе могу научить, мои выпускники все работают, работают очень неплохо. И мы вас с Матвеем Сергеевичем приглашаем, 27 июня у нас защита диплома, и радиослушателей приглашаем на защиту диплома 27 июня в киноконцертный зал ВГИКа имени Герасимова. Для того, чтобы к нам попасть, нужно будет нам как-то мы, может быть, через дружественного нам Константина Мацана опубликуем какой-то телефончик, где можно записаться, имя, фамилию, отчество, мы опубликуем возможность и закажем пропуска.

К. Мацан

— Он постарается.

А. Плоткина

— Мы в него верим. Потому что мы защищаемся в огромном кинозале ВГИКа и нам нужно дыхание зала, у нас будет мощнейшая государственная экзаменационная комиссия, мы, конечно, боимся, волнуемся, и зрительская реакция нам крайне нужна. И еще я хотела бы сказать, что: если, дорогие слушатели, у вас есть дети, которые так или иначе, по-вашему мнению, созвучны тому, о чем мы сегодня говорили, не думайте о том, что ВГИК — это для тех, кто имеет какие-то связи, ничего подобного. Вот рядом со мной сидит молодой человек, приехавший из города Кунгур, в тот момент я не знала, где находится город Кунгур, сейчас я знаю о городе Кунгур гораздо больше. И первая фраза, которую я ему сказала, когда мы встретились на первом туре, прочитав уже его папку, удивительную его историю, у нас есть такое задание: «Расскажите историю, которая на вас повлияла или как-то изменила вас». Прочитав его историю, как они с товарищем в 13 лет инициировали строительство храма в городе Кунгур, я ему сказала на пороге вместо «Здрасьте!» — «Как я вас ждала!» А он был такой красивый, с бабочкой...

К. Мацан

— Матвей, а что вы тогда почувствовали? Вы помните этот эпизод?

А. Плоткина

— Он растерялся.

М. Горбунов

— Да, я растерялся, потому что в коридоре на каждом шагу говорили о Тарковском, а я тогда еще на момент поступления не смотрел ни одного фильма Тарковского.

К. Мацан

— Вам ближе Шукшин?

М. Горбунов

— Да, скорее всего. Но я думал, что все, можно в принципе собирать чемоданы и ехать обратно, но я понял, что мы с Аллой Григорьевной найдем общий язык точно.

А. Плоткина

— Вот. Поэтому, пожалуйста, если есть какие-то чаяния — отправляйте деток. Я не гарантирую, что все, кого вы отправите, поступят, но, по крайней мере, я точно гарантирую очень внимательное и бережное отношение к вашим детям.

К. Мацан

— Ну вот Лермонтов с печалью глядел на свое поколение, Алла Григорьевна, а вы с каким чувством, какое бы слово вы подобрали на поколение ваших студентов?

А. Плоткина

— Конкретно этих — с надеждой. Когда я иду от своей машины по внутреннему дворику в ВГИКа и слышу всякое разное отчаяние. И на самом деле наши дети — это то, что мы, и это наша вина, что мы их накормили, напоили канализационной водой, что мы сами долгое время были очарованы невесть чем. Почему только молодежь? Я недавно разговаривала с человеком, который, в общем, мой ровесник, который с негодованием говорил о том, что происходит в настоящий момент. Я спросила: «А почему?» Он говорит: «Ты понимаешь, я вот на прошлый год наметил холодильник поменять, и, может быть, машину приглядел корейскую, и все это не состоялось, потому что вот...» И я понимаю, что — да полно людей, у которых холодильник не куплен, и, может быть, машина не поменяна, и поэтому вот-вот, это не только молодежь — мы все! Господи Милостивый, как-то так все устроено, что как только мы оказываемся в благополучных обстоятельствах, мы мельчаем. Мы мельчаем. Мы делаемся мелкими, мы равны холодильнику. А я хочу быть равна бессмертию. И хочу, чтобы дети мои чаяли бессмертия и вечности.

К. Мацан

— Есть фраза, за которую у меня коллеги по радио «Вера» частенько стебут, я этой фразой заканчиваю программы, но вот сейчас, после ваших слов последних, Алла Григорьевна, я не могу ее не произнести. Это фраза, что «лучших слов для завершения нашей сегодняшней программы не найти». Спасибо огромное!

А. Плоткина

— Я понимаю, почему они вас стебут! (смеется)

К. Мацан

— Алла Григорьевна Плоткина, режиссер, продюсер, руководитель мастерской режиссуры кино и телевидения ВГИКа имени Герасимова и Матвей Сергеевич Горбунов, студент пятого курса этой мастерской, были сегодня с нами и с вами в этот праздничный день на волнах радио «Вера» в программе «Светлый вечер». Спасибо огромное, с праздником, с Днем Победы! До свидания, до новых встреч на волнах радио «Вера».

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Уроки жен-мироносиц». Прот. Александр Никольский
• «Мужчины и женщины». Наталия Инина
• «Жены-мироносицы». Свящ. Роман Федотов