У нас в гостях был заведующий кафедрой Церковной истории Московской духовной академии Алексей Светозарский.

Разговор шел о возрождении монашеской жизни в Даниловом монастыре в 1983 году и о том, как передавались Церкви другие монастыри в конце 80-х годов.

Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.

---

А. Пичугин

— Здравствуйте, дорогие слушатели. «Светлый вечер» на светлом радио. И сегодня специальный выпуск — как всегда по четвергам мы здесь говорим о Церкви в советское время, во второй половине двадцатого века, начиная с 40-х годов и до распада Советского Союза. Совместный проект радио «Вера» с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». И по традиции здесь директор этого музея Ксения Толоконникова. Добрый вечер.

К. Толоконникова

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— И у нас в гостях сегодня Алексей Константинович Светозарский — профессор Московской духовной академии, заведующий кафедрой Церковной истории Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии. Здравствуйте.

А. Светозарский

— Добрый вечер.

К. Толоконникова

— И идейный вдохновитель нашего музея — я не устану об этом повторять, потому что без Алексея Константиновича мы бы ничего не имели из того, что мы имеем сейчас.

А. Светозарский

— Ну, наша тема сегодня другая...

К. Толоконникова

— Да, наша тема сегодня другая. Мы хотели выбрать какую-то конкретную тему и хотели поговорить о возвращении Церкви и открытии Данилова монастыря в Москве в 83-м году. Потому что это, конечно, было такое событие беспрецедентное для той эпохи. И может быть, имело бы смысл, Алексей Константинович, напомнить сначала нашим слушателям вообще ситуацию с монастырями в Советском Союзе. Я думаю, что будет иметь смысл в последствии сделать отдельную передачу на эту тему, но хотя бы просто вот вкратце обрисовать, что происходило.

А. Светозарский

— Тема очень интересная и неоднозначная на самом деле, потому что, да, согласно с каким-то таким общим, распространённым представлением, монастыри закрывали, монахов куда-то выгоняли, убивали и так далее. Но на самом деле всё было сложнее, потому что новое советское законодательство предполагало некую лазейку для существования иноческих обителей под видом каких-то...

А. Пичугин

— Трудовых артелей...

А. Светозарский

— Да, трудовые артели...

К. Толоконникова

— Но это значительно более ранняя такая история — история двадцатых годов.

А. Светозарский

— Да, трудовые артели, православные колхозы и так далее. Часть закрывалась, обращалась в тюрьмы, какие-то колонии и так далее. Вот Данилов монастырь, интересно, в 18-м году официально закрыт, а реально закрыт в 1929-30-м. 

А. Пичугин

— А как понять «официально» и «реально»? Потому что всё-таки центр Москвы...

А. Светозарский

— Дело в том, что для городских монастырей это момент организации прихода, общины. Монахи продолжают служить в этом монастыре, миряне составляют общину, и какой-то из храмов монастыря задействован.

К. Толоконникова

— И какой-то храм монастыря продолжает действовать.

А. Светозарский

— Да, так же Петровский монастырь действовал, и Сретенский, и некоторые другие обители. А Данилов монастырь — дольше всех.

А. Пичугин

— Монахи, соответственно, там живут, живут в своих кельях, корпусах — всё пока принадлежит им.

А. Светозарский

— Ну нет, «живут» — там вопрос отдельный, потому что кого-то выселяют, кого-то выселять некуда. Престарелых монахов — их в Дом СОБЕСа куда-то там и так далее. Для остальных — кем-то они устроены — дворниками и так далее. Это очень сложный момент — они живут на месте, живут в монастыре. Но главное в том, что это уже не монастырь, это приходская община, где монахи просто служат — по приглашению, по какому-то там договору и так далее.

А. Пичугин

— И это судьба у многих монастырей в Советском Союзе. Но в какой-то момент их или практически не остаётся, или совсем не остаётся.

А. Светозарский

— Это рубеж 28-29 годов — это год великого перелома. Данилов монастырь, по разным данным, дожил до 1929, 1930 или 31-го года — вот уже остатки Данилова монастыря в виде этой общины приходской. Вот монастырь был уничтожен и там появились другие совершенно организации, которые заняли эти помещения.

К. Толоконникова

— И прежде всего это была, по-моему, колония для беспризорников.

А. Светозарский

— Да, это были беспризорники, это был первый этап, связанный с детьми, которые стали сиротами во время Гражданской войны. Там было относительно либерально, там были разного рода эксперименты в духе известной книги «Республика ШКИД» — вот эти дети под барабан ходили даже на Красную площадь 1 мая. С одной стороны, они изолированы, они охраняются конвоем, но они такие же граждане РСФСР и СССР...

К. Толоконникова

— Но тем не менее «дефективные», как их тогда называли.

А. Светозарский

— Да, но потом это дети тех, кого расстреливали на Бутовском полигоне, в Бутырской тюрьме — там уже мрачная история была.

К. Толоконникова

— Я где-то читала в чьих-то воспоминаниях, что там было дано указание разлучать братьев и сестёр.

А. Светозарский

— Есть такое, но это надо проверить, потому что есть целая книга об этом.

К. Толоконникова

— То есть это был детприёмник.

А. Светозарский

— В любом случае это ничего хорошего. Там есть история одна очень трогательная: мальчик шёл в матросском костюмчике, выскочил на улицу, родителей забрали, и в этом костюмчике он проследовал в Троицкий собор бывшего Данилова монастыря, в бывший собор. Его обобрали, он проснулся голым — страшная история. Тяжёлые истории были, да.

К. Толоконникова

— И в каком состоянии Данилов монастырь подошёл к тому времени, когда стало обсуждаться его возможное возвращение Церкви?

А. Пичугин

— А может быть, чуть-чуть, чтобы не было сразу такого прыжка из 20-х в конец 70-х — колония там продержалась тоже ведь не все эти десятилетия?

К. Толоконникова

— А по-моему, все.

А. Светозарский

— Все десятилетия, да, до того, как здания передали Патриархии. Я помню эти здания, ты идёшь... я очень долго искал Данилов монастырь, потому что у меня было своё открытие Москвы, у меня был старинный путеводитель, по которому я пытался найти какие-то памятники интересные и так далее — Данилова не было вообще. Была книжка советская «Имена московских улиц».

А. Пичугин

— Была и у меня тоже, да, замечательная.

А. Светозарский

— Да, хорошая книжка. И ты смотришь — а Данилова монастыря там нету. Приезжаешь туда — ну метро «Тульская» не было, там на метро где-то, на трамвае от метро «Павелецкая»...

А. Пичугин

— «Моя мама от Зацепы водит два прицепа» — помните? Это же как раз...

А. Светозарский

— Да. И бабушки говорят: «Да это вот туда», — и ты попадаешь на Даниловское кладбище — в который раз. Оно само по себе замечательное, но это не монастырь. Но был какой-то момент, когда я попал. Но вот южная сторона монастыря — это обрушенная стена, и стоит такой деревянный забор, по нему колючая проволока... вышка была или не была — не помню, не буду говорить зря. И там такие ребята — вот там, где сейчас ОВЦС размещается, в этом здании, здание было с решётками — и там какие-то парни бритые наголо: «Сейчас бы водочки!» Но как-то в центре, но как бы в стороне — но я нашёл его, нашёл Данилов монастырь.

А. Пичугин

— А вам сколько лет тогда было?

А. Светозарский

— Я думаю, что это школьные годы.

К. Толоконникова

— То есть это 70-е годы.

А. Светозарский

— Да, школьные годы. На самом деле, кто знал, они очень точно указывали, я поэтому и нашёл — это были реставраторы-рабочие, которые работали по восстановлению. Там была программа: восстанавливали башни, стены...

К. Толоконникова

— То есть реставрация тем не менее велась, несмотря на то, что там была вот эта колония.

А. Светозарский

— Да, это надо отметить, да, это было так. В башне так был вмурован котёл, где выпаривали бельё — ну понятно, что из опасения тифа, всяких паразитов — это сохранялось.

А. Пичугин

— Интересно, что вы рассказываете не про 30-е годы, а про вторую половину 70-х.

А. Светозарский

— Да нет, 70-е, даже начало 80-х.

К. Толоконникова

— Я думаю, что этот котёл тогда уже не действовал, я думаю, что были уже более совершенные способы борьбы с паразитами.

А. Светозарский

— Да, но приходили люди. Москва чем интересна — приходят: «Ребята, а чего вы тут делаете?» — «Знаете, я сейчас вам расскажу!» И рассказывали, что это чан, где выпаривали эти штанишки, куртки, рубашки.

К. Толоконникова

— Подождите, вот это действующая колония практически в центре Москвы, тем не менее вы туда можете спокойно зайти внутрь?

А. Светозарский

— Нет, потому что часть колонии выгорожена, и там происходит государственная реставрация. Вот первый участок Данилова монастыря, куда я попал, это храм святых отец семи Вселенских Соборов. Его как-то выгородили, и он был уже не колония. И мы там выносили и дохлых кошек, и битый кирпич, и какой-то там уголь и так далее. Мы работали там — это было уже не колония.

К. Толоконникова

— А вы работали там в качестве кого?

А. Светозарский

— В качестве добровольного помощника.

К. Толоконникова

— Добровольного помощника кого?

А. Светозарский

— Реставраторов.

А. Пичугин

— Ещё был жив Барановский тогда, который один из зачинателей начала возрождения архитектурного комплекса.

К. Толоконникова

— То есть вы туда попали ещё в доцерковную эпоху как «питомец» реставраторов?

А. Светозарский

— Да, ну не «питомец», но было такое желание попасть.

А. Пичугин

— Возникает логичный вопрос: вот было решено передать — сейчас мы ещё поговорим о причинах, почему было решено передать один из монастырей Церкви, — но почему выбор в итоге пал на Данилов монастырь? Ведь в Москве как минимум три комплекса гораздо более сохранившихся — это Новоспасский, это Новодевичий, это соседний Донской, который изначально, говорят, хотели передать. Ещё более-менее сохранился Андроников монастырь — там музей; ну и Крутицкое подворье. А при этом передают тот, который активно используется советскими общественными структурами.

А. Светозарский

— Здесь я могу ответить только на основании каких-то преданий устных, но я думаю, вполне достоверных. Что касается Крутиц — там вечная реставрация, там со времён, как там был заключён в течение суток Лаврентий Павлович Берия, Барановский там присутствовал. Поэтому, конечно, нет. Новоспасский — вроде бы Патриарх Пимен туда приезжал и споткнулся.

К. Толоконникова

— Ходила легенда, что, якобы, он там сломал палец — упал и сломал палец.

А. Светозарский

— Да, палец сломал, поэтому сказал «нет». Это был хороший такой комплекс сохранившийся. Донской — это филиал музея имени Щусева и старые большевики, их нельзя сбрасывать со счетов, они были, существовали.

К. Толоконникова

— Но они на Новом Донском кладбище были.

А. Светозарский

— Они были и там и там, поэтому для них какие-то церковные вещи были невозможны. Но я думаю, что вот поэтому. Данилов — совсем разрушенный, по сравнению с этими монастырями, с другой стороны, не такой, как об этом пишут. Это были руины... но были здания с крышами, крыши не текли — вот надо было их просто восстановить и перестроить, чем и занимались...

А. Пичугин

— Всех можно адресовать на два ресурса. Вот если кто-то хочет визуализировать то, что сейчас Алексей Константинович говорит, то можно посмотреть на сайте https://pastvu.com — там очень много фотографий, как выглядел Данилов монастырь в те годы советские...

К. Толоконникова

— Да, и с разных точек — там разные ракурсы, это очень интересно.

А. Пичугин

— И есть замечательная книжка Петра Георгиевича Паламарчука «Сорок сороков», где тоже есть достаточно много фотографий, в том числе знаменитая фотография со стороны трамвайных путей, где колокольни нет ещё, естественно, там такой обрубок законсервированный, но стены, фасадом выходящие на трамвайные пути, вполне себе целы.

А. Светозарский

— Колокольня была срублена, колокольня — это КПП было. А вот с южной стены — там кусок стены монастырской упал, где когда-то раньше был пруд, который засыпали в советское время. И по этой развалившейся стене — вот этот деревянный забор, о чём я говорил. Такое тяжёлое впечатление всё это производило. Но была большая радость, когда мы все туда вошли.

А. Пичугин

— Когда пошли разговоры о том, что его передадут?

А. Светозарский

— Я думаю, что люди более компетентные, может быть, знали раньше — это 1982 год, это ноябрь. Здесь трудно сказать, потому что это последний месяц жизни дорого Леонида Ильича. Если мы говорим о советских вождях и о тех, в таком классическом смысле, исторических анекдотах, то ни о ком не рассказывали таких анекдотов, как о Брежневе. Когда вот рассказывал мне лично отец Матфей Стаднюк, во время кремлёвских приёмов, где бывало духовенство разных конфессий, высшее, конечно, Патриарх Пимен и Леонид Ильич Брежнев встречались. И Брежнев хотел как-то определить своё комплиментарное отношение. Он подходил с таким ритуальным бокалом шампанского к Патриарху Пимену и говорил: «Я в детстве стихарь носил!»

А. Пичугин

— Фотографии есть.

А. Светозарский

— Да-да. Он чокались, выпивали по бокалу и расходились. Я не склонен к тому, чтобы видеть каких-то тайных христиан в наших вождях и так далее, но был какой-то пиетет. Была верующая мама, которую отпевал владыка Ювеналий в Новодевичьем монастыре — это факт.

А. Пичугин

— Верующая мама Леонида Ильича — она же его сильно пережила.

А. Светозарский

— Да. И он очень любил маму... но как-то, видимо, что-то такое. И как пишут, что на смертном одре он подписал... не на смертном — никто не думал, что он умрёт, умрёт так внезапно — это ноябрь 1982 года. Ну да, действительно, незадолго до кончины...

А. Пичугин

— В Ташкент съездил ещё.

А. Светозарский

— Да, он подписывает передачу зданий бывшего Данилова монастыря под Духовно-административный центр Русской Православной Церкви. О монастыре и речи нет — резиденция Патриарха, зал заседаний, конференц-зал и так далее.

А. Пичугин

— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня вы слушаете совместный проект радио «Вера» и музея и исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Сегодня у нас в гостях заведующий кафедрой Церковной истории Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии Алексей Константинович Светозарский.

К. Толоконникова

— Почему я предложила эту тему — поговорить о Даниловом монастыре — у нас в музее есть ряд экспонатов, посвящённых так или иначе открытию монастыря. Во-первых, это икона, которую как раз вы, Алексей Константинович, передали — икона «1282 — 1982» — такая очень трогательная, типографского исполнения иконка. И есть несколько записей, которые, я не знаю, каким образом сделаны — это просто записи на листочках. Я вам показывала, Алексей Константинович, вы помните. Судя по всему, не очень грамотный человек, скорее всего пожилая какая-нибудь женщина, записывала это с чьих-то слов, возможно, со слов священника, который говорил это с амвона. И вот там записано... там, во-первых, тропарь Даниилу Московскому приведён и написано, что вот возвращают Данилов монастырь Церкви — там будет центр для проведения миротворческих конференций.

А. Светозарский

— Да-да-да...

К. Толоконникова

— Но тем не менее туда ведь сразу вошли в большом числе монахи. Это так?

А. Светозарский

— Да нет, это вообще получилось всё наоборот, как у нас часто бывает в нашей практике. Планировался Центр административный там какой-то, миротворческий, экуменический... а пришли монахи. Пришёл отец Евлогий (Смирнов) — эконом лавры, инспектор...

К. Толоконникова

— Будущий митрополит Владимирский.

А. Пичугин

— Буквально недавно почисленный на покой, но ещё здравствующий — дай Бог...

А. Светозарский

— Да, инспектор Московской духовной академии, его ученики — молодые монахи, очень такие... Они здравствуют, я не буду называть их по именам, но такие горящие — вот с горящими глазами, совсем молодые.

К. Толоконникова

— Я так понимаю, что многие из тех, кто пришёл тогда, и по сей день остались в стенах Данилова монастыря, то есть у них такая счастливая монашеская судьба.

А. Светозарский

— Да, более того — и прихожане остались. И в результате, да, для властей, конечно, это был Центр, а для москвичей это был первый монастырь. У нас ближайший монастырь — лавра. Там были какие-то почитатели, которые ездили, но это сложно — это 70 километров и так далее, а здесь — в Москве.

А. Пичугин

— 50 лет прошло с тех пор, как в Москве закрылся последний монастырь.

А. Светозарский

— Да. И вдруг открывается именно монастырь. Причём — там никто об этом не трубил, но мы-то все знали — это нижний храм, храм Святых Отцов Семи Вселенских Соборов, Покровский, там иконостас в таком духе Древней Руси, кованые подсвечники, лавки — можно сидеть, пожалуйста, потому что Всенощная...

К. Толоконникова

— Служба очень долгая, да...

А. Светозарский

— Конечно. Причём мальчики направо, девочки налево — всё, как положено.

А. Пичугин

— Это же мало где соблюдается.

А. Светозарский

— Мало, конечно, но мы это ценили и очень любили.

А. Пичугин

— А можно, с вашего позволения, одну цитату? Я не знаю, кто этот человек, но цитата, кстати, из «Википедии»: «Поверить в это было не просто — чтобы в центре Москвы, этого образцового коммунистического города, среди бесчисленных красных флагов, стендов с идеологической агитацией под названием „Наш советский образ жизни“ или „КПСС — ум, честь и совесть эпохи“ вдруг „церковники“, как тогда называли православных, открыли не храм, а самый настоящий монастырь. Нет, здесь что-то не так, этого не может быть — так говорили многие».

А. Светозарский

— Я сразу среагирую насчёт лозунгов, чего-то ещё — эти лозунги никто не замечал, они давно умерли, и я не думаю, что был какой-то контраст. Но то, что открылся монастырь — вот с этой службой, с этими кафизмами...

К. Толоконникова

— С колокольным звоном... была звонница.

А. Светозарский

— Более того, это был первый храм, который действовал в течение дня. Ну как было принято? — что «извините, храм закрыт на уборку».

К. Толоконникова

— Что, и Богоявленский собор в Елохове закрывали?

А. Светозарский

— Елохово держалось дольше всех — до двух часов дня. Потом они уже нехотя закрывали до пяти часов, до вечерней службы. Но это было правило, это было обязательно — зайти просто так...

К. Толоконникова

— А вот это тоже момент, который мне совершенно был незнаком.

А. Светозарский

— Да, нельзя. И если помните, Святейший Патриарх Алексий Второй издал специальное распоряжение: храмы открыты в течение дня. Всякий, кому это нужно — войти, поставить свечку, помолиться, приложиться к иконе, купить книжку нужную, подать записку — до этого не было ничего. И вдруг в Даниловом храм преподобного Серафима Саровского! Внешняя стена — бывших больничных палат, первый этаж, вот ты заходишь, и там чётки преподобного Серафима, там какие-то ещё реликвии, а потом там сначала часовня, потом иконостас, престол, совершается Литургия. Но дело в том, что можно в любое время туда прийти — просто посидеть, помолиться, почитать что-то, поставить свечку. Вот больше не было таких мест.

К. Толоконникова

— А людей много было на службах и в течение дня?

А. Светозарский

— Много, приходили, ставили свечи. Но не на службе — там ничего не происходило: просто ты приезжаешь и просто посидеть в храме можно было.

К. Толоконникова

— А фактически монастырь когда открылся, в каком году было первое богослужение?

А. Светозарский

— Мне сложно сказать, я помню, что последний мой год обучения в МГУ — это 1985-й, в сентябре мы... малый собор Донского монастыря — служит отец Евлогий с монахами, то есть они ещё не вернулись совсем. Но 88-й — да, уже всё — монастырь.

К. Толоконникова

— Но 88-й, да — там торжественное богослужение на площади, десять тысяч богомольцев.

А. Светозарский

— Причём было благословения Патриарха Пимена причащаться всем без подготовки. Причащались даже некрещёные, сочувствующие, скажем так — это факт, это было.

К. Толоконникова

— Причащайтесь все — Господь своих отберёт. Да? Если это перефразировать.

А. Светозарский

— Да, и правда отобрал, потому что вот известный мне случай: доктор наук, филолог, специалист в области древнерусского языка, будучи некрещёным, там причастился и потом вскоре принял святое крещение.

А. Пичугин

— Но вот я читаю, что в 83-м году всё равно официально утвердили наместника — пускай это ещё не монастырь, но Евлогий, тогда ещё отец Евлогий, был утверждён наместником.

А. Светозарский

— Ну да, май 1983 года.

К. Толоконникова

— А мы сейчас смотрим на ситуацию с точки зрения церковных людей. Но Москва же не сплошь состояла из церковных людей. Каково было отношение вообще к открытию монастыря в обществе московском, очень разнородном?

А. Светозарский

— Ну, такие широкие народные массы, понятно, что не среагировали — это было не событие. Но туда, в Данилов монастырь, приходила масса людей, которых нельзя было... никто не спрашивал — церковный ты или нецерковный... приходили люди, которым было радостно это. Никто не спрашивал: «Како веруеши?» — как в Запорожской Сечи по Гоголю, читай «Символ веры» — нет, конечно, рады были всем. И люди приносили какие-то полотенца, иконочки, ковши, кастрюли — то, что нужно было в такой бытовой жизни. Приходили самые разные добровольные помощники, таскали на своих носилках, в вёдрах мусор разный.

К. Толоконникова

— Там же ещё всё было засыпано грунтом на несколько метров, потому что туда же свозили грунт при строительстве метро.

А. Светозарский

— Да. Как и в других монастырях, всё это выносилось. И был совершенно потрясающий братский обед потом — эта трапеза. Это был суп — я сейчас помню...

К. Толоконникова

— И всех кормили?

А. Светозарский

— Конечно. Это была перловка, капуста, картошка, морковка и сайра. Мясо не подавалось, всё было очень строго изначально — так же, как служба, так и трапеза. Но это тот случай, про который говорят, что ничего вкуснее не едал. После этого братского труда тяжёлого — правда, тяжёлого: таскать все эти кирпичи, осколки и так далее, — вот это была нехитрая, но с любовью, с молитвой приготовленная трапеза. Но вот люди как-то знакомились, общались — это очень важно было. К тому же для людей церковных после каждого богослужения суточного круга звучал тропарь по благословению Патриарха Пимена «Явился еси в стране нашей, яко звезда пресветлая, благоверне княже Данииле, лучами света твоего озаряя град твой и обитель твою». Вот все мы знали этот тропарь, ну и как-то это звало куда-то — что возрождается настоящий монастырь, и князь Даниил — это хозяин Москвы.

А. Пичугин

— Вы говорили, что это был такой маркер для знающих, то есть когда по храму его начинали петь — это не просто так поют.

А. Светозарский

— Да, и плюс к тому был значок, первый значок, очень аляпистый — это Троице-Сергиевой лавры. Это можно только там девочкам в детском саду куда-то там на шапку...

К. Толоконникова

— На бантик...

А. Светозарский

— Да, на бантик. Он такой ужасный был совершенно, но, поскольку другого не было, некоторые украшались им. А даниловский был такого голубого цвета, синенького — колокол и даты основания обители и юбилея обители. И многие люди украшались, чтобы обозначится. До этого не было ничего подобного. И я думаю, что если бы это были 50-е годы, то не каждый готов бы был таким образом обозначиться. А здесь уже вопрос назрел, время пришло, и вот носили эти... но тоже не самые с эстетической точки зрения удачные значки, но тем не менее своя своих узнавали.

К. Толоконникова

— А вот мне интересно: известны ли вам случаи враждебного отношения к монастырю, к факту его открытия? Там возмущённые рабочие какого-нибудь завода пишут письмо в «Литературную газету» или в газету «Труд»?

А. Светозарский

— Нет.

А. Пичугин

— Времена изменились, наверное.

А. Светозарский

— Там рядом был завод, где делали зонтики — это храм Воскресения Словущего.

А. Пичугин

— На кладбище который.

А. Светозарский

— Нет, рядом с самим монастырём была фабрика, она исчезла — никто ничего. Наоборот, все радовались. И люди, которые были не готовы идти дальше как бы, они всё приходили и помогали, потому что есть верующая бабушка, верующая мама, тётушка. Они как бы это отрабатывали, делали и считали, что вот это комплиментарное отношение достаточно — для них, по крайней мере, я не знаю, как дальше у них было.

А. Пичугин

— Не было ли в Даниловом монастыре более простого отношения к молодёжи, которая приходила на большие праздники церковные: на Рождество, на Пасху, крестные ходы. Если по большим московским храмам обычно выставляли каких-то дружинников, оцепление, не пускали, то в Даниловом как было?

А. Светозарский

— Вы знаете, уже другое время. Хотя, да, вот я помню 85-й год, это мой выпускной год, когда служат в Донском — ну явно я даже не помню, честно говоря. Какой-нибудь 83-й год — точно проблемы пройти в храм. Как было в Даниловом — я думаю, что ничего ещё там не было, а был Донской монастырь. И поэтому там всё подчинялось тем правилам, которые существовали. Наверное, кто-то там останавливал, кто-то там фильтровал этих людей — не знаю, не могу сказать, не помню просто.

А. Пичугин

— У нас маленький перерыв. Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня Алексей Светозарский — заведующий кафедрами Церковной истории в Московской духовной академии и в Сретенской духовной семинарии. Это совместный проект нашей радиостанции с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Директор этого музея Ксения Толоконникова по традиции в этой студии, я — Алексей Пичугин. И через минуту мы снова вернёмся.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что сегодня совместный проект наш в эфире — радио «Вера» и музея и исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». По традиции директор этого музея Ксения Толоконникова здесь, я — Алексей Пичугин.

К. Толоконникова

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Ещё раз добрый вечер, да. Алексей Константинович Светозарский, профессор Московской духовной академии, заведующий кафедрам Церковной истории в Московской духовной академии и в Сретенской семинарии. И мы сегодня вспоминаем, как это было в начале 80-х годов, как открывали первый монастырь после многих лет отсутствия в городе Москве монашеских обителей. Вот мы как раз... 82-83-й год у нас...

К. Толоконникова

— Вообще в России, я имею в виду РСФСР, сколько монастырей к началу 80-х годов осталось?

А. Светозарский

— Два. Лавра и Печоры.

К. Толоконникова

— Лавра и Печоры, да. А все остальные монастыри — это Прибалтика, в основном Украина, конечно. В Белоруссии?

А. Светозарский

— Жировичи.

А. Пичугин

— Жировичский монастырь.

А. Светозарский

— Там был не только... там был женский монастырь, община которого переехала в Жировичи, то есть там было два монастыря теоретически — две общины монашеские.

К. Толоконникова

— На территории одного монастыря.

А. Светозарский

— Да.

А. Пичугин

— А Украинская ССР, я так понимаю, помимо Почаевской лавры...

К. Толоконникова

— Ой, там очень много было женских монастырей...

А. Пичугин

— Киево-Печерская лавра...

А. Светозарский

— Она закрыта была.

А. Пичугин

— А там же что-то действовало...

К. Толоконникова

— Нет-нет, ничего не действовало, в 60-е годы уже закрыли, закрыли академия и семинарию...

А. Пичугин

— А точно, извините!

А. Светозарский

— Она с 89-го действовала.

К. Толоконникова

— В Закарпатье Мукачевский монастырь и так далее, то есть те монастыри, о которых здесь, по-моему, вообще никто не слышал.

К. Толоконникова

— В Киеве два, по-моему, было женских монастыря.

А. Светозарский

— Да, Покровский и Фроловский в Киеве... мужских не было.

А. Пичугин

— Но всё равно не стоит забывать о каких-то тайных монашеских общинах, о которых мало кто знал, которые жили по домам, по деревням. У нас целая программа была на эту тему.

А. Светозарский

— Алексей, на нас это вообще никак не... мы не знали.

А. Пичугин

— Я понимаю, никак. Но сам факт того, что какая-то монашеская жизнь в таком виде существовала — это тоже факт.

А. Светозарский

— Для нас было важнее, что вот в Москве открывают настоящий монастырь. Да, мы читали ЖМП...

К. Толоконникова

— И можно туда уйти, если что.

А. Светозарский

— Ну подождите. Кто-то ушёл, конечно, но можно было прийти на эту Всенощную замечательную, образцовую — таких не было в Москве служб, не было.

А. Пичугин

— А откуда традиция? Она же прерывалась. Вот, кстати, хороший вопрос, логично следующий: из насельников того старого Даниловского монастыря кто-то дожил и кто-то участвовал в открытии?

А. Светозарский

— Конечно. А, старого Данилова монастыря?

К. Толоконникова

— Да, старого, закрытого на рубеже 20-х, 30-х.

А. Светозарский

— Да. Это монах Михаил (Карелин), он там поселился, там и почил. И это отец Даниил (Сарычев)...

А. Пичугин

— Архимандрит.

А. Светозарский

— Но он в Данилов не вернулся, он жил в Донском. Видимо, потому, что он так сугубо почитал память Патриарха Тихона. Я свидетель: в самые такие советские годы, начало 80-х, это память святителя Тихона Задонского, небесного покровителя Патриарха Тихона, это 26 августа, 25 августа вечером на Всенощной духовенство всё уходит — служат Всенощную, первый час, потом панихида — они все уходят, а он остаётся и вот рассказывает о Патриархе. Просто неформально рассказывает, переживая и так далее. Я думаю, что поэтому.

А. Пичугин

— Он был канонархом Данилова монастыря до закрытия, но так как он был совсем юным молодым человеком, он не постригся. Когда монастырь закрылся, соответственно, было уже и негде, хотя он собирался. Его благословили жениться, он женился, прожил долгую жизнь со своей супругой, потом они по обоюдному согласию постриглись, и только тогда уже будущего отца Даниила рукоположили.

А. Светозарский

— Да. И вот он приходил. Он называл себя Иваном Сергеевичем. Ребята-реставраторы советские до всяких монастырских дел... там сначала угловая башенка одна, я не знаю, как её назвать — северо-восточная крайняя башня, где этот чан стоял для кипечения одежды всякой заразной и так далее — вот он туда приходил. Он представлялся как Иван Сергеевич, его знали как отца Иоанна, в храме он служил...

А. Пичугин

— А он уже был рукоположен на тот момент?

А. Светозарский

— Да-да. Но он как частное лицо приходил, там «ребята, я увидел это, то...», но и ребята знали, кто он такой. Это было в советское время.

А. Пичугин

— Наверное, прихожане ещё были, которые помнили. Всё-таки если лет 30 человеку было, который ходил в старый монастырь, ну ему там, да, 80 уже. Но старушки-то, понятное дело, как раз в основном костяк...

А. Светозарский

— Были, да. Помнили, конечно.

К. Толоконникова

— Я думаю, если говорить о вот этих образцово-продолжительных монастырских службах, то это был, конечно, молодой задор вот этой лаврской братии, которая вот здесь пришла восстанавливать это настоящее монастырское житьё-бытьё. Я, кстати, не знаю, как в лавре к этому времени обстояло с богослужебной практикой, скажем так, не скажу дисциплиной.

А. Светозарский

— Как она уже установилась там во второй половине 40-х, так она и была. А здесь некая особенность...

К. Толоконникова

— То есть они к ней что-то прибавили, да?

А. Светозарский

— Они не только прибавили, они перенесли особенности вот этой лаврской традиции в Данилов монастырь. Например, пышное название Свято-Данилов монастырь — вот как не говори «халва», во рту слаще не станет. До революции никакого «Свято» — просто Данилов монастырь и всё. Но при этом что ещё? Преподобный Даниил — да никогда он не почитался преподобным. Это был князь, это был правитель, это был воин, который обнажает меч только для защиты своих рубежей, он предпочитает миром действовать... А здесь почему «преподобный» Даниил?

К. Толоконникова

— То есть благоверный он всегда был.

А. Светозарский

— Ну конечно.

А. Пичугин

— Ведь мы же никогда Александра Невского преподобным не называем, хотя могли бы...

К. Толоконникова

— Хотя он тоже принял постриг.

А. Светозарский

— Да, вот они оба были преподобные, я думаю, либо в течение дня, суток или нескольких часов, в соответствии с тем восприятием монашеского пострига, который смывает все грехи. Я не буду сейчас останавливаться на этом. Но вот они монахи, пришедшие из лавры, которые привыкли начинать день у преподобного Сергия...

К. Толоконникова

— В пять часов утра.

А. Светозарский

— Точно так же они ходят к преподобному князю. Я думаю, что он очень бы удивился, что он преподобный. Ну ладно, это уже мои фантазии. Но это вот традиции лавры, перенесённые в Данилов монастырь.

А. Пичугин

— Мы сейчас продолжим про Данилов говорить, но мне вдруг срочно понадобилось узнать: какой следующий открылся монастырь?

К. Толоконникова

— А Толга, наверное, и Оптина — 1987 год.

А. Светозарский

— Да, конечно.

А. Пичугин

— Я так понимаю, что будущего владыку Евлогия перевели в Оптину пустынь именно потому, что у него был опыт возрождения Даниловского монастыря.

А. Светозарский

— Да, конечно.

К. Толоконникова

— То есть это ещё до празднования тысячелетия Крещения Руси, когда после 88-го года, где-то на рубеже 80-х, 90-х, вот этот процесс возвращения монастырей уже принял такой обвальный характер.

А. Светозарский

— Но это был всё-таки ещё вариант штучный — мы Толгу вам разрешим, мы это... а дальше уже обвал, потому что Патриарх Алексий Второй настаивал на том, чтобы это носило массовый характер.

А. Пичугин

— Ну и 90-й год — указ ещё Президента РСФСР Бориса Николаевича Ельцина о передаче церковных зданий в собственность, который, кстати говоря, и не исполнялся толком никогда. Там, где была воля тех людей, которые занимали эти помещения, передать, те — да. А массовый характер это так и не носило, просто постепенно уже произошло.

А. Светозарский

— Но вот что касается Тысячелетия — мы не попали туда, не было у нас таких ходов каких-то...

К. Толоконникова

— А нужно было иметь какие-то специальные ходы?

А. Светозарский

— Были пропуска, билеты, была разная публика — и все они причащались, как я уже говорил. Мы стояли — оцепление было — метрах в трёхстах, наверное, от входа и были счастливы.

К. Толоконникова

— А служили, если я правильно помню, на День Всех святых в земле Русской просиявших, да?

А. Светозарский

— И служили наш Патриарх и Патриарх грузинский, и оба они освятили Святые Дары — были дважды освящённые Святые Дары. Патриарх Пимен был очень слаб, служили Литургию на улице, там был престол. Но я этого не видел, я это знаю, я это видел по хронике, сохранились кадры...

К. Толоконникова

— А это демонстрировали, кстати, по центральному телевидению?

А. Светозарский

— Там были новостные выпуски, там под юбилей в программе «Взгляд» появился иеромонах, о котором никто ничего не слышал, но вот он там это комментировал компетентно — это было.

А. Пичугин

— А иеромонах настоящий?

А. Светозарский

— Я не знаю, я уже видел его как бывшего — он какой-то публицист, журналист и так далее. Марк Смирнов.

А. Пичугин

— А! Отец Марк Смирнов!

А. Светозарский

— Да. Но он же сейчас не отец.

А. Пичугин

— Но он на тот момент уже не был...

К. Толоконникова

— Не отец Марк Смирнов. А кто-то присутствовал из чиновной братии, из высоких чиновников кто-то присутствовал на этом богослужении?

А. Светозарский

— Не видел, не знаю, но вполне возможно. По крайней мере они всё это решали — что передать, как передать...

К. Толоконникова

— Я даже в чьих-то воспоминаниях, помню, видела, что когда ещё пришли первые монахи, когда отец Евлогий и ещё несколько человек братий, ещё не все дети, не все насельники бывшие оттуда выехали. То есть они так постепенно сменяли друг друга.

А. Светозарский

— Эта трогательная книга давно уже вышла, «Первый на Москве» она называется, называется рассказ «Деточки».

К. Толоконникова

— Да-да-да, точно — там, да!

А. Светозарский

— Он рассказывает, как они тихонько убрали бюст гипсовый Владимира Ильича — там он стоял, по тем временам это было сложно. Такие интересные воспоминания.

К. Толоконникова

— А должны они были какого-то разрешения добиваться на то, чтобы убрать бюст? Или это тайнообразующе всё было сделано?

А. Светозарский

— Ну как? 1986-87 год, там Куроедову: «Уважаемый Владимир Алексеевич, просим вашего благословения убрать...» — да нет, конечно, они тихонечко его убрали. А убрали так, как будто бы экскаваторщик или водитель грузовика нечаянно задел Ильича.

К. Толоконникова

— Но это символично, мне кажется, было падение гипсового бюста этого. Потому что, например, на площади перед лаврой до сих пор преспокойно стоит себе эта чёрная голова.

А. Светозарский

— Этот «чёрный Лукич» является памятником, и в своё время, конечно, его бы надо было переправить в музей местный и какой-то доступ обеспечить почитателям. Ну а сейчас, нет, всё — памятник. Памятник и есть памятник.

К. Толоконникова

— Кто же его посадит...

А. Пичугин

— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня Алексей Светозарский, заведующий кафедрами Церковной истории в Московской духовной академии и в Сретенской духовной семинарии. Мы вспоминаем, как передавался Церкви Данилов монастырь в Москве.

К. Толоконникова

— А сколько было этих первых троицких монахов, пришедших восстанавливать эту монастырскую жизнь в Даниловом монастыре?

А. Светозарский

— Мне трудно сказать, но думаю, что не меньше двадцати. Кое-кто из них до сих пор подвизается в стенах обители.

К. Толоконникова

— Духовник Данилова монастыря, насколько я помню.

А. Светозарский

— Да. И конечно, прихожане — это такой костяк, который сразу выделился. Вот эти богослужения, эти духовники — там есть вот такая своя сердцевинка прихожан, которые верны монастырю.

К. Толоконникова

— Мне интересно: а как-то власть, Совет по делам религии смотрели сквозь пальцы на то, что там вместо такого административного центра монастырь возрождается? Или как — уже махнули рукой на это всё?

А. Светозарский

— Может быть, махнули, может быть, не очень компетентны. Ну что, они будут ездить на Всенощную, смотреть, какие там скамейки, какие там кафизмы читают? Это им было не очень важно — там чего-то делается... это владыка Евлогий, в то время отец Евлогий, это его инициатива — делать монастырь. И на мой взгляд, это единственная возможная по тем временам тактика — просто делай своё дело.

А. Пичугин

— Кстати, с этой тактикой потом вполне успешно он продолжал и во Владимирской епархии, где у него достаточно так всё по-хорошему строго было и чинно. Владимирская епархия совсем небогатая всегда была, хоть и даром, что соседняя с Москвой, но вот как-то там всегда всё очень было так...

А. Светозарский

— А для нас это было: «Данилов? Да ты что?! Вот там такая служба!» И ты выходишь: «Я отстоял в Даниловом Всенощную со всеми кафизмами!» — я сидел на лавочке, там лари какие-то были вдоль стен — это была Древняя Русь. Ну, стилизация, понятно, но очень хорошая, которую мы ждали, которая была нам приятна, потому что...

К. Толоконникова

— Четыре часа, наверное, Всенощная?

А. Светозарский

— А я не знаю, сколько, не засекал. Но было так небыстро, но всё чётко, ясно. Мы этого не знали — этого не было. Где была хорошая служба — в Елоховском, но она была приходская и архиерейская.

К. Толоконникова

— Такая некоторая оперность в этом во всём была.

А. Светозарский

— Была, конечно: что правый хор, что левый. И мы это любили, и Патриарх Пимен. Но здесь вот вообще другое.

А. Пичугин

— А неужели вы с этим другим не были знакомы? Вы же ездили в Троице-Сергиеву лавру, где вот что-то такое было наверняка.

А. Светозарский

— Ну, ездил... скорее, утром на богослужение, потому что вечером ты приехал, чего там — в девять закончилось, куда? Какая там электричка? Какой-то странный город, не очень приветливый, скажем так... Поэтому, нет, скорее, праздник с утра. А здесь вот стой и всё, наслаждайся и радуйся, что это есть. Мы, правда, радовались там.

А. Пичугин

— Интересно, личности — какие-то необычные, наверное, люди приходили, помимо монахов, помимо бабушек, помимо людей, которые этим интересовались. Обычно же — вот только открылся монастырь (я так представляю себе это время), и тут же какие-то совершенно неординарные личности, которые носили в себе веру подспудно, кто-то просто вот... я не знаю, от ветра приходил в монастырь. Но вот с кем-то приходилось встречаться из таких необычных людей, да?

А. Светозарский

— Были, да. Было управление по восстановлению монастыря, возглавлял его митрополит Алексий 
(Ридигер), заместителем был митрополит Филарет (Вахромеев) — такие фигуры. Были члены семей священнослужителей — поповичи там работали, потому что это было как бы и идеологически и практически для них важно. Был отец Василий (Росляков) — один из трёх убитых иноков...

К. Толоконникова

— В Оптиной уже убитых.

А. Светозарский

— Да. Он после журфака МГУ и работы, по-моему, в «Красной звезде», вот он работал какое-то время там. Разные люди, и вообще там очень интересные были люди...

А. Пичугин

— Да, скорее о какой-то неформальной стороне — не о тех, кто там служил, а вот кто туда вдруг пришёл.

А. Светозарский

— Ну да, но там, может быть, не так просто было найти каких-то людей. Ну да, знакомились, общались — были люди.

К. Толоконникова

— А первые постриги когда там стали совершаться?

А. Светозарский

— Я не могу сказать, я внутренней жизни монастырской не знал, конечно. Мы ходили, таскали эти носилки какие-то, корзинки, вёдра и так далее, и радовались.

А. Пичугин

— А отец Алексей (Поликарпов), нынешний наместник монастыря, когда туда?.. Или он в числе первой братии?

А. Светозарский

— 92-й год.

А. Пичугин

— А, то есть чуть позже. А кто? С кем? Тогда можно поговорить — кто из нынешних насельников, которые помнят хорошо весь процесс восстановления?

А. Светозарский

— Отец Кирилл (Сахаров) — он не в монастыре, у него свой путь какой-то... и он помнит.

А. Пичугин

— У него относительно недалеко — на набережной храм... А он из первых как раз?

А. Светозарский

— Да.

К. Толоконникова

— А я, по-моему, видела — воспоминания его опубликованы в интернете.

А. Светозарский

— Он пишет мемуары вовсю. Да, интересные, хорошие мемуары.

К. Толоконникова

— Да, я читала. Там очень такие любопытные есть подробности. В частности, вот как раз почему я вас спросила о первых постригах: насколько я понимаю, он-то как раз один из первых постриженников Данилова монастыря. Вот он пишет о том, как он после пострига, оставшись в храме с кем-то ещё из новопостриженных братьев, заснул. И у него загорелся в руках постригальный крест, то есть он наклонился куда-то там, может быть, к свечам, и они проснулись от дыма — пришлось тушить пожар. Очень любопытно, да.

А. Светозарский

— Надо перечитать. Есть, есть живые свидетели, есть насельники, которые там подвизаются с момента открытия. Но, может быть, надо как-то специально обратиться к ним.

К. Толоконникова

— А вот когда вы говорите «мы»: мы с носилками, мы таскали... мы — это кто? Как это вообще происходило?

А. Светозарский

— Ну друзья мои, однокурсники, приятели, так и происходило: «Пойдём?» — «А пойдём...»

К. Толоконникова

— Вы собирались компанией и решали, что субботний день вы посвятите работе по расчистке авгиевых конюшен?

А. Светозарский

— Ну да. Вот знаете, как ни странно, при всех каких-то «страшилках», жутких рассказах, это время абсолютной свободы — мы обладали своей личной свободой. «Идём?» — «Идём». «Пошли?» — «Пошли». Никто ничего не контролировал, никто за нами не следил, если бы следил, нас бы это вообще ни на минуту не остановило. Да, ходили компаниями в три-четыре человека — так веселее. Может быть, поэтому отчасти мы не знаем других людей, которые там трудились — в этом не было никакой необходимости.

К. Толоконникова

— Потому что вы были своим таким кружком?

А. Светозарский

— Да, для нас это было важно.

А. Пичугин

— Я уже как-то вспоминал в серии наших программ то, что сам наблюдал в гораздо поздние уже годы, когда такие наследники Петра Дмитриевича Барановского, которые, может быть, ещё кто-то с ним начинал, кто-то в первые годы после его кончины, ходили по открывавшимся московским храмам и совершенно безвозмездно сами, в свободное от работы время, таскали кирпичи, убирали, всё это чистили. Может быть, даже где-то это до сих пор сохраняется, я не знаю — люди-то уже пожилые все. Это вот не с ними вы трудились?

А. Светозарский

— С ними. Но я не знаю, насколько они Барановского знали. Я знал Барановского, я имел с ним беседу продолжительную, с Петром Дмитриевичем, это был последний наследник Новодевичьего монастыря. Я был в его квартирке-келье сводчатой, которая была вся завалена чертежами. Это были чертежи Казанского собора, Сухаревой башни, Воскресенских ворот. И тогда, в 79-м, конечно, не было никаких мыслей о том, что это когда-то может что-то такое...

К. Толоконникова

— То есть что когда-то это может пригодится практически, да?

А. Светозарский

— Да. Ну, сидел дед в огромных очках таких с толстыми линзами, и куча кошек — он очень любил кошек. Тут мы с ним совпали в интересах. Но на самом деле был очень серьёзный с ним разговор. Да, это его птенцы — птенцы Барановского. И я думаю, что, может быть, когда-нибудь у нас будет возможность поговорить о ВООПИиКе.

А. Пичугин

— Это было бы очень здорово.

К. Толоконникова

— О том ВООПИиКе.

А. Светозарский

— Я нынешнего не знаю, я помню тот ВООПИиК.

А. Пичугин

— Про нынешний у нас была программа, можно найти в архиве — мы говорили с Артёмом Демидовым, руководителем ВООПИиКа нынешним. А вот тот ВООПИиК Петра Барановского — это, конечно, совершенно отдельная история.

А. Светозарский

— Там всего хватало, но что для нашего контекста важно — это воцерковление через прикосновение к истории, к памятникам. Я не могу не вспомнить недавно почившего Дмитрия Фурцева — это человек, с которым я познакомился на субботниках. Называли нас «добровольные помощники реставраторов». Мальчик-школьник с удивительным каким-то нравственным стержнем. Вот он был сформирован на этих субботниках, очень много оттуда получил — и такое очень серьёзное воцерковление.

К. Толоконникова

— Вы имеете в виду субботники именно в Даниловом монастыре?

А. Светозарский

— Да, и Данилов, и он был везде — они разные были.

К. Толоконникова

— Потому что, по-моему, вы рассказывали ещё и о Крутицах, о том, что там подобные работы проводились...

А. Светозарский

— Это были Крутицы, это было Николо-Прозоровское, это могло быть Марфино, но круг людей, общение, чаепития...

А. Пичугин

— Да, я это хорошо тоже помню. Годы прошли — ну сколько, наверное, спустя лет 10-15 было после этого — и всё то же самое: ещё только открывавшиеся московские храмы... Вот мне с ними удалось познакомиться в Симоновом монастыре и в храме святителя Николая в Покровском в Рубцове — это между метро «Бауманская» и «Электрозаводская». Там они работали и в Симоновом монастыре — как-то то там, то здесь мы с ними постоянно пересекались. Эти чаепития, рассказы — это тоже, наверное, в своё время так меня подтолкнуло к более активному воцерковлению.

А. Светозарский

— Кроме того, это ещё такое человеческое желание: а чего я сижу дома? А давайте я возьму эти варежки такие, рукавицы — ну хотелось чего-то, вот такое время было. Сейчас понимаешь, что, может быть, это не самый такой прямой путь, но очень важный и хороший.

А. Пичугин

— А это же всё ещё и люди интересные. Я помню, по крайней мере из тех, с кем мне доводилось общаться, это в основном простые рабочие, какие-то достаточно простые люди, которых что-то заставило вот так в свои выходные, в свободное время от довольно тяжёлой работы обычной поехать и заниматься...

А. Светозарский

— Причём там рабочие читающие, которые пытаются в чём-то разобраться и так далее. Это не какие-то люди маргинальные и так далее. Я признателен этому общению, это, правда, здорово. И надо поговорить, может быть, об этом будет.

К. Толоконникова

— Об этом явлении.

А. Пичугин

— Давайте, обязательно поговорим — о явлении, о ВООПИиКе том старом.

А. Светозарский

— Да, потому что мы говорим о литературе, о музыке — это важно. Но вот так прийти конкретно и...

К. Толоконникова

— И надеть эти — как они называются? «Верхонки» — рукавицы эти брезентовые?

А. Светозарский

— Я даже не знал. «Верхонки» — буду знать.

А. Пичугин

— Я тоже не знал. Брезентовые рукавицы такие.

А. Светозарский

— А потом уже под конец устаёшь и на них вешаешь вот эти от носилок палки, потому что нет уже сил это носить. Тяжёлая работа была, правда, но приносила огромное такое удовлетворение.

А. Пичугин

— Спасибо, очень душевно сегодня получилось, как мне кажется. Про возрождение Данилова монастыря мы сегодня говорили с Алексеем Константиновичем Светозарским...

К. Толоконникова

— Который личное участие принимал и ел супы с сайрой монастырские. Мы хотели бы пригласить наших слушателей не только к тому, чтобы слушать, но и как-то, может быть, деятельно участвовать в наших передачах, вот в этой нашей работе, и присылать свои какие-то пожелания и вопросы. Может быть, о чём-то мы не говорим, о чём вы хотели бы услышать. И нам был бы важен очень этот отклик.

А. Пичугин

— Отклики, соответственно, два почтовых адреса есть электронных: info@radiovera.ru — это адрес радиостанции, куда вы можете присылать свои пожелания; и почтовый адрес музея «Советский Союз: вера и люди»: podspudom@yandex.ru. Всё верно?

К. Толоконникова

— Точно. «Подспудом» — в одно слово.

А. Пичугин

— Алексей Константинович — заведующий кафедрами Церковной истории в Московской духовной академии и в Сретенской духовной семинарии. Спасибо. Эта программа — наш совместный проект с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова, директор этого музея, по традиции здесь —

К. Толоконникова

— Спасибо, доброго вечера.

А. Пичугин

— До свидания.