Мы беседовали с настоятелем храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиереем Федором Бородиным.

Мы говорили о том, как воспитание детей без отца может влиять на их духовную жизнь, чем любовь папы отличается от любви мамы, и как может быть выполнима заповедь о почитании родителей в семьях, где с детьми непростые взаимоотношения. Отец Федор поделился своим мнением, какая связь может быть между любовью к Богу и любовью к отцу, как можно частично восполнить отсутствие личности папы рядом с ребёнком, и что могут значить слова из Священного Писания о возвращении сердец отцов детям.

Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова

---

А. Ананьев

— О важном о сложном, об актуальном. Программа «Семейный час» в очередной раз приветствует вас в эфире светлого радио. Здесь ведущая Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Ведущий Александр Ананьев.

А. Ананьев

— И прежде, чем мы представим вам нашего сегодняшнего собеседника, я хочу предложить вам послушать ту публикацию, которую он сделал некоторое время назад, и которая, собственно, заставила нас, буквально вынудила попросить его составить нам компанию, чтобы детально обсудить все то, чего он коснулся в этих словах, в этой публикации. «Недавно меня пригласили встретиться с воспитанниками одного московского кадетского корпуса, — пишет он. — Три класса, около шестидесяти ребят возрастом лет по четырнадцать. Почти у всех затаенная боль в глазах, которую я безошибочно узнаю вот уже 41 год — с тех пор, как мои любимые родители развелись. Совместно проживающий отец есть примерно у каждого девятого, у многих папы даже не платят алиментов. Как им говорить о Боге, Который нам Отец, как объяснить притчу о блудном сыне, которая впервые за две тысячи лет теперь нуждается в пояснительной лекции об отцовстве? Как говорить о том, что мы познали любовь Божию к нам, если с детства есть почти только опыт отчего предательства? Только теперь, — пишет наш сегодняшний собеседник, — становятся понятны слова Евангелия: вернуть сердца отцов детям. Никогда не забуду рассказ пожилой прихожанки о том, как летом она решила проследить за брошенным папой с младенчества подростком-внуком, ежедневно убегавшим с дачи в поле. Незаметно прокравшись за ним, она увидела, как тот встает в поле и кричит, плача: „Папа! Папа!“ А потом утрется и пойдет домой. Когда ему исполнилось двадцать, папа позвонил, они встретились в кафе. Продолжать сын не захотел — ну, мол, чужой человек. Папа теперь нуждается в любви, но откуда ей появиться? Замаячили логичные смерть в одиночестве, беда в национальном масштабе. Беда». Простите меня за столь пространное вступление, но я не мог упустить ни одного из написанных слов. Сегодня мы в программе «Семейный час» представляем вам нашего собеседника, автора этих слов, настоятеля храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, нашего горячо любимого священника, протоиерея Федора Бородина.

Протоиерей Федор

— Добрый вечер, здравствуйте.

А. Ананьев

— Во-первых, спасибо вам большое за вот такую пронзительнейшую откровенность. Потому что то, что вы написали, это, в общем, нетипично для современных социальных сетей, где мы либо радуем, либо смеемся, либо развлекаемся, либо стараемся никак не будоражить и не беспокоить там друзей, читателей, френдов, подписанных на нас. Вы же затронули, пожалуй, самую болезненную, самую больную тему страны, а может быть, и мира. И вот с этого вопроса я и хочу начать: вот эта история, она типична вообще для современной цивилизации — для Европы, для Америки, для России — или же это на ваш, пастырский взгляд, исключительно российская история?

Протоиерей Федор

— Вы знаете, наверное, и то и другое. Действительно, мы столкнулись с тем, что называется идеальным штормом против нашей семьи. С одной стороны — общеевропейский распад, я имею в виду, в рамках европейской культуры, да, потеря понимания того, что такое семья и того, насколько она ценна. И с другой стороны — наши специфически российские беды, начиная с революции, гражданской войны, с коллективизации, с репрессий, с Великой Отечественной войны, когда в основном из семей повышибало именно отцов, и уже в течение нескольких поколений у нас в стране растут миллионы людей без отцов. Например, мои папа и мама. Оба мои деда были убиты на Великой Отечественной войне — один известно, как погиб, второй пропал без вести. Конечно, не имея вот этих вот поведенческих сценариев, заложенных с детства примером папы и мамы, ни папа, ни мама, при всей своей любви друг к другу, не знали толком, как строить семью. И вот эти в масштабах страны миллионы и миллионы людей, которым уже теперь и не на кого посмотреть, чтобы понять, как ведет себя нормальный отец, вот, конечно, приводит к тому, что большинство пар распадается. У нас, по-моему, 85 разводов или 87 на 100 браков в стране. Ну представьте себе подобную статистику по домам: если бы у нас разрушалась 85 домов из 100 построенных — мы бы вполне могли сказать, что умение строить закончилось в нашей стране, да. Ну вот умение строить семьи, оно практически отсутствует.

А. Митрофанова

— Отец Федор, вы знаете, я сталкивалась с тем, что далеко не всем людям нравится выражение «строить семью», «строить отношения», «выстраивать» и так далее. «Ну что вы все там начинаете? Опять вот эту волынку заводите, что надо что-то строить, еще скажите работать над отношениями — отношения либо есть, либо нет». Вы тоже сейчас употребили это словосочетание «строить семью» — почему строить?

А. Митрофанова

— Вы знаете, для того чтобы научиться играть на пианино, надо этим заниматься. Для того чтобы стать математиком, поступить даже в вуз, надо долго готовиться. Вот для того, чтобы стать счастливым в семье, действительно надо приложить достаточно много труда. Причем я сейчас опишу этот труд, может быть, с такой неожиданной точки зрения, для того чтобы не пугать наших слушателей и для того, чтобы не поддерживать точку зрения о том, что это обязательно что-то такое тяжелое и плохое. Понимаете, когда ты любишь человека — жену, мужа, друга — неважно, когда в тебе есть любовь к другому человеку, ты начинаешь потихонечку настолько, насколько ты умеешь, замолчать, вглядываясь в него, видеть мир его глазами — тебе открывается целая вселенная. Вот любовь — это невероятное расширение личности, это всегда выход за рамки себя, это всегда познание, да, познание другого. И Бога, и мира, и красоты этого мира глазами другого. И это, безусловно, требует труда. Труда какого? Труда молчания, понимаете. Искусство дружить, как известно, начинается с умения заткнуться, грубо говоря. Потому что если ты хочешь дружить с человеком для того, чтобы он был четко в обойме, в том месте, которое ты ему отвел и делал то, что ты хочешь, то дружбы не получится. Русский язык прекрасен: ты должен встретить его как другого, как иного, тогда он может быть другом. Если ты его только подстраиваешь под себя, он не будет другом. Если он зависим от тебя — он будет рядом с тобой, когда зависимость кончится — он уйдет. Вот поэтому, безусловно, это труд — это труд вглядывания, вживания, всматривания в прекрасную вселенную другого человека. Он неизбежен. Или ты не будешь счастлив, или ты останешься один, и в конце концов это будет, как в знаменитых словах Анны Андреевны, одиночество вдвоем. Но ты можешь играть на скрипке потом, это же шикарно.

А. Ананьев

— Отец Федор, если позволите, еще уточняющий вопрос перед тем, как мы уже к основной канве нашего разговора приступим. Вы в своей публикации отмечаете: ваши родители тоже развелись. И вы очень хорошо через этот факт понимаете, через эту боль, которая вам известна, вы очень хорошо понимаете тех мальчишек, которые сидят перед вами вот в этих самых кадетских корпусах и смотрят на вас непонимающими глазами, когда вы пытаетесь говорить с ними о Божией любви. Нужно искать какие-то дополнительные инструменты, выдумывать каждый раз, каким образом объяснить им, что это такое, Божия любовь. Вы сами при этом в счастливом браке, отец восьмерых детей. Дорогого стоит ваш опыт: вам каким-то образом удалось преодолевать тот разрыв, который был между вашими родителями в свое время. Вот эту драму каким-то образом вы в своей семье преодолели. Можно ли спросить вас (ну я не знаю, насколько это корректно, да, но, если вы откажетесь, то пожалуйста, не вопрос): вы трудились в этом направлении осознанно, понимая, как это важно? Или все сложилось само собой? Или чего вообще стоит, имея вот такой опыт за плечами, удержать свою собственную семью?

Протоиерей Федор

— Вы знаете, действительно это является источником достаточно больших трудностей. А родители развелись, когда мне было двенадцать лет — это было 80-й год. Отец стал жить отдельно. Отношения сохранились. Он умер через десять лет, но я очень люблю этого человека, он мне по-прежнему дорог. Я очень по нему скучаю, мне его очень не хватает. Но, конечно, он уже не участвовал непосредственно в моем таком ежедневном воспитании. И поэтому, когда моим старшим сыновьям по времени, когда они перешли этот рубеж, я вдруг обнаружил, что мне нечего достать из вот багажа для того, чтобы применить это, не думая и без усилия, как это было до этого. И я очень четко вот этот водораздел ощутил, понимаете. Потому что папа не участвовал в воспитании меня как подростка в переходном возрасте. Потому что при нем я это прятал все, разумеется, и он с этим не сталкивался. С этим сталкивалась мать. Реакцию и труды моей любимой матушки по этому поводу я помню и знаю. Но я-то отец, понимаете, и здесь мне стало трудно. Но для меня совершенно колоссальным примером, вызывающим у меня колоссальное уважение, является моя супруга в этом вопросе — она вообще росла без отца, без матери фактически, то есть ее воспитывали дядя и бабушка. И вот на ее примере я вижу, что все-таки если человек глубоко верит, если он обращается к Богу за помощью, даже не имея никаких вот эти архетипов, да, так сказать, поведения, он может быть прекрасным родителем, прекрасной матерью в данном случае. Потому что у нее каждый ребенок осмыслен, отслежен, каждый разный, в каждый разный период жизни. И здесь мы, конечно, выходим на такую очень важную проблему, как обязанности христианина, как служение. Понимаете, если рассматривать отцовство, материнство как какую-то нагрузку непонятную, которая мешает жить — то это одно. А если рассматривать это как служение — то я, как христианин, понимаю, что в Церкви нет служения без дара Духа Святого, без харизмы. Поэтому я могу обращаться к Богу за этим даром, тем более он получен в таинстве венчания, и Господь восполнит то, чего нет во мне как в человеке, если я это признаю со смирением, да, и прошу у Бога помощи. Ну и потом включается, конечно, любовь к ребенку, когда ты ищешь не какой-то схемы, как его воспитывать, а ты ищешь, как его провести через какие-то, особенно проблемы переходного возраста, чтобы сохранить сердечные отношения, сохранить любовь. Тогда ты начинаешь уже заниматься этим как творчеством, ты ищешь свои какие-то способы. Но это первое. Вот я прошу прощения, такой вопрос вы задали, он для меня очень важный, спасибо вам за него. Но личностные разрушения, которые во мне, как человеке, произошли от этого раскола моей маленькой детской вселенной, к которому я не был готов, понимаете, вот эти вот личностные разрушения, они — во-первых, я их понял лет через двадцать пять только, я их смог осмыслить, я в себе смог их увидеть. Пока я был в себе, как в замкнутой системе, я не мог этого увидеть, я считал себя нормальным. А семья, она позволяет взглянуть на себя, вот если мы вернемся к началу разговора, глазами жены. И дает это богатство, эту роскошь — вот этот объемный взгляд на все, включая себя самого. И вот когда я это увидел, я потихонечку, помаленечку начал с этим справляться. Я хочу сказать, что самые главные, на мой взгляд, личностные разрушения в мальчике (да, наверное, и в девочке, но в мальчике в большей степени) — это, конечно, в том, что психологи сейчас называют волевая сфера. Вот здесь да, здесь все равно мальчик, как бы отец ему ни объяснял, что он его продолжает любить, мальчик, ребенок считает себя виноватым, он считает себя недостойным. Папа ушел, вот у него теперь другая жена вместо моей мамы и другие дети, которые с ним каждый день, как я был когда-то — значит, что-то во мне не так, я второсортный человек. Понимаете, это очень сильно ну как бы раздавливает волю человека, у него опускаются руки — он недостоин. Ну и множество других... Наверное, это лучше какой-нибудь психолог верующий объяснит, что происходит с человеком. Но вот эти вещи, я их в себе находил, постепенно пытаясь как бы выкорчевывать, залечивать. Они мне открываются, может быть, в большей глубине, но это такие, действительно, последствия, как, знаете, такой ядерной войны небольшой, которая в моем мире, в мире ребенка, она была очень большая.

А. Ананьев

— Как говорить о Боге, Который нам Отец, подростку, который не знает отцовской любви? Какая связь любви к Богу и любви к отцу? Об этом и многом другом мы сегодня говорим в программе «Семейный час» с настоятелем храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиереем Федором Бородиным. Здесь Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Александр Ананьев.

А. Ананьев

— Вы, отец Федор, в своей публикации упомянули слова из Священного Писания: вернуть сердца отцов детям. А сможете напомнить контекст и в какой ситуации эти слова прозвучали?

А. Митрофанова

— Если не ошибаюсь, это песнь Захарии, родителя Иоанна Крестителя. И, действительно, это удивительные слова — это его хвалебная песнь Богу после того, как у него отверзлись уста. Из Евангелия от Луки отрывок. Он, если помните, молчал, да, вот долго, был так вразумлен за свое сомнение. Так вот, конечно, в контексте ветхозаветного мышления совершенно непонятные слова. Потому что есть завет, он дан, и надо отформатировать и сердца детей по сердцам отцов, и тогда передача опыта богообщения и верности Богу будет передаваться из поколения в поколения — в общем, понятная такая религиозная педагогика, она в Библии многократно, в Ветхом Завете, всячески объяснена, рекомендована и заповедана. И вдруг вот эти слова, понимаете. Может быть, какой-то экзегет их лучше объяснит. Я их понимаю, как слова пророческие о том времени, которое настало сейчас. Я их не могу по-другому объяснить. Потому что у нас сейчас время, когда отцам сыновья, огромному количеству отцов сыновья не нужны. Я постоянно сталкиваюсь с радостными рассказами здоровых мужиков, о том, что им удалось поставить так ситуацию, что они не платят алименты. Вот у человека растет где-то сын, который жаждет любви отцовской, вот он, как губка, знаете, как сухое поле, ждет вот этой любви, как дождя оно ждет. А отец радуется, что он не несет никакой ответственности за него. И, кстати, это немаловажно. Я помню, я разговаривал, я стал свидетелем того, как одна женщина верующая ругалась со своим папой, и потом, наедине я ей говорю, что, вы знаете, вот есть заповедь... Она говорит: а вы поймите, батюшка, он мне не совсем отец. Да, он меня зачал. Но он не платил алименты, пока я была маленькая и жил своей жизнью — он пил, он там менял семьи. Я ему не была нужна, он не нес за меня ответственности. Именно поэтому. Почему не содержать ребенка — потому что не несешь за него ответственности. Поэтому не было любви, он мне не стал отцом. Потому что человек хочет тратить только на себя, да, это его жизнь, в его жизни нет места ребенку. Но это отдельные люди, мне кажется, что, я прошу прощения, это просто негодяи. Конечно, большинство отцов все-таки содержит своих детей, даже когда произошел развод, но трагедия от этого становится ненамного меньше.

А. Митрофанова

— Отец Федор, если позволите, вот вы сейчас пятую заповедь упомянули — о почитании к родителям. Мы знаем, в этой пятой заповеди не сказано, при каких условиях дети родителей должны почитать, там просто сказано: чти отца и мать. И мы не можем изменить в нашей жизни тех или иных обстоятельств, имевших место в прошлом, к примеру если родители развелись. Вот, скажем, ребенок, который сейчас там уже вырос, стал человеком — ему там 25, 30, может быть, 40 лет, — и у него внутри сидит вот эта обида, может быть, на папу, маму или только на папу за то, что он ушел, что он не был в семье, не платил алименты, что он не был ему вот тем самым отцом и прочее. Но ведь это не отменяет пятой заповеди — в этом какой-то глубокий, очень серьезный парадокс, — не отменяет пятой заповеди, и в этой пятой заповеди вполне рациональное объяснение, почему надо чтить отца и мать. Зачем, точнее сказать — потому что тогда ты будешь благоденствовать на земле.

Протоиерей Федор

— И долго жить.

А. Митрофанова

— И долго жить. Да, будешь жить долго и счастливо, все у тебя будет, если будешь чтить отца и мать. Объясните, пожалуйста, каким образом она выполнима? Вот перед этим человеком сейчас, которому 25, 30, 40 лет, и он уже сам взрослый и, по идее, если он вышел из этого состояния там детского, подросткового, если он ментально взрослый человек, он с этой задачей, с Божией помощью, может как-то справиться. Но как? И с чего начать? И почему эта заповедь такая безусловная?

Протоиерей Федор

— Понимаете, сначала надо вернуться к вашему предыдущему вопросу. Действительно, когда Христос искал образ для того, чтобы нас научить обращаться к Отцу Небесному, Он сказал, обращайтесь так: «Отче наш». И еще подробно разъяснил, как это Бог к нам относится в притче о блудном сыне. Потому что на земле среди человеческих отношений нет более близких отношений, чем отношения родителей и ребенка к тем отношениям, которые Бог к нам имеет — это откровение Бога, это не мы придумали, в этом наша радость. Более того, есть такой совершенно потрясающий образ у пророка Исаии, он говорит: Я, Господь Бог Твой, держу тебя за правую руку твою, не бойся. Вот вспомните детство: тебя ведут, допустим, папа — ему удобнее взять своей правой рукой твою левую — переносить через лужи, там чувствовать тебя, реагировать. Но папа тебе дает свою левую руку, потому что тебе удобнее держаться за нее своей правой. Вот этот большой, сильный человек снисходит к тебе и делает так, как тебе удобнее. Вот Бог объясняет нам даже, как Он нас ведет по жизни — вот эта ласка и забота отцовская и материнская. И поэтому человек, который разрушает свои отношения с земным родителем, он неизбежно, он не может построить нормальные отношения с Отцом Небесным, они тоже неизбежно разрушаются и поэтому Божиего благословения с человеком на земле быть не может. Поэтому Он: чти отца твоего и матерь твою, да благо тебе будет, да долголетен будешь на земле. Действительно, когда ты предан своими родителями, как выполнить эту заповедь? Ну давайте послушаем: нет заповеди о любви к родителям. Есть заповедь о любви ко всем людям — она дана Христом, да. Даже врагов надо любить. Но не сказано: люби отца и мать. Потому что любовь к отцу и матери зарождается в ответ на их любовь к тебе. А если их любви к тебе не было? Это бывает даже в семье — холодные, очень отдаленные отношения, когда каждый выполняет свои обязанности, и человек, вырастая, понимает, что отец, допустим, ему совершенно не близкий человек. Это может быть? Да, это какой-то порок в отношениях, которые с ним выстраивал отец, да, когда отец не строил сердечную связь с ребенком. Вот то что он его поил, кормил, обувал и оплачивал обучение не строит сердечную связь, строит проведенное вместе, интересное ребенку время и забота. И опять мы возвращаемся к тому, что надо даже родителю иногда надо заткнуться и услышать, что происходит в ребенке — тогда будет эта любовь. Но что такое почитание и как воплотить почитание к отцу, которого не было в твоем детстве или который ушел? Самое первое — это его не осуждать. Вот это первое. Родители вне поля нашего суда, они нам неподсудны. Если тебе приходит помысл обиды, горечи, то ты просто начинай молиться за него. Господь ведь как сказал, Он сказал: молитесь за обижающих вас. Любое негативное чувство к человеку можно преодолеть, если ты за него начинаешь молиться. Любое греховное, скажем так. И выполни те обязанности сыновние, которые ты должен: упокой старость, там обеспечь лекарствами, знай, что он в тепле, что он сыт. Не можешь его поселить с собой — найми сиделку. В конце концов в Божием промысле чужая сиделка рядом с твоей кроватью — логичное завершение твоей эгоистической жизни в начале пути, да, когда ты сам созидал свою семью и свои отношения с детьми. И если тебе папа нужен — он не будет жить отдельно с сиделкой. Потому что как он тебе был нужен в восемь лет, когда ему было там двадцать восемь, да, так он тебе нужен в пятьдесят, когда ему семьдесят. Потому что он прошел еще дальше по жизни, и если у вас есть, ваши сердца связаны, то тебе обязательно нужен его опыт, он опять, он все равно старше значительно. Вот так должно быть в нормальных отношениях. Конечно, это почти никогда не так. Потому что мы, у нас борются друг с другом там любовь жены к матери и неприязнь к теще зятя — все вот это, вот этот клубок наших страстей. Вот хотя на самом деле любовь матери к дочери, если она настоящая, христианская, она никак не противоречит тому, что дочь любит своего мужа, твоего зятя. Это как, ну я не знаю, как свет и запах, понимаете, они разные. Они друг с другом борются только потому, что мы эгоисты, мы любим — владеем. Ну ты дай своему отцу и матери то, что ты должен был дать, если бы ты их любил. И, может быть, ты потом поймешь, что ты их любишь все-таки, и эта любовь к тебе возвратится. То есть ты отдай должное и не суди. Вот так я могу ответить на этот вопрос.

А. Ананьев

— Сейчас у нас минута полезной информации на светлом радио. А через минуту мы продолжим разговор о том, чем отцовская любовь отличается от любви матери, насколько человек, лишенный отцовской любви, способен обрести истинную веру, как выйти из сложной ситуации в жизни, когда ты лишен самого главного. Об этом и многом другом здесь, на радио «Вера», через минуту, не переключайтесь.

А. Ананьев

— «Семейный час» на радио «Вера» продолжается. Настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Федор Бородин, сегодня отвечает на наши непростые вопросы. С вами Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Александр Ананьев.

А. Ананьев

— В одной любопытной статье, отец Федор, прочитал удивительную штуку: «Любовь матери безотчетная, безусловная, она будет с ребенком независимо от того, что он делает. В то время как любовь отца предметна, ее нужно заслужить». Я прочитал это, помню, и смутился, потому что меня сразу резануло то, что это неправильно — нельзя, чтобы кто-то стремился заслужить чью-то любовь. Мы же не можем, даже теоретически, заслужить любовь Бога. Бог любит нас таких, какие мы есть. Или Его любовь к нам тоже не безусловна, и я что-то неправильно понимаю? Действительно ли любовь отца — это любовь, которую нужно заслужить?

Протоиерей Федор

— Ну я не могу вместе с вами тоже согласиться с такой постановкой вопроса, понимаете. Любовь отца приходит чуть попозже там, ровно на шесть месяцев примерно. Когда ребеночек начинает шевелиться в утробе матери — он для нее уже есть, он для нее личность, для папы он пока еще отсутствует. Он потом вот — лежит какой-то красный комочек, чего-то хочет, кричит. И вот она нарастает, отцовская любовь, с этого момента, после родов. Особенно если отец присутствовал при родах, что сейчас достаточно часто практикуется — я не готов давать оценку этому, может быть, в каждой семье и с каждым отцом по-разному. Но почему это важно, потому что отец начинает понимать, чего это стоит жене. И одно это уже — он понимает, что это такой подвиг, за который просто надо ее уважать и носить на руках. Мне пришлось принимать одного из моих детей, так получилось, как раз доченьку, Настеньку, которой сейчас 21 год. Но я хочу сказать, что любовь отца, она немножко просто, у нее чуть-чуть отложенное начало по сравнению с любовью матери. Но, конечно, она тоже безусловная. Мы любим любых детей. И притча о блудном сыне как раз дает нам образ того, как наша любовь должна быть похожа на любовь Отца Небесного. Любовь Отца Небесного в этой притче безусловна, это откровение о том, что человеку в Боге всегда есть на что опереться, даже если он все провалил, испоганил и пропил, все равно он сын Отца Небесного. Бог Свою любовь, как говорит апостол, доказывает нам тем, что умер за нас, пока мы были еще грешниками. То есть даже тогда, когда он лежит среди свиней там пьяный, этот блудный сын, вот он все равно любим отцом. Отец, помните, он выбегает на дорогу, да, — это значит, он смотрит на дорогу, не начнет ли сын возвращаться, то есть он ждет его, он молится. Поэтому, конечно, я не могу с этим, ну вот нам дан такой образ. Наша любовь должна соответствовать отцовская этому образу, она должна быть безусловной. Но и безусловная любовь — это не значит приятие всего, что происходит в ребенке. Конечно, любая власть, в том числе родительская, имеет обязанность пресечения генерации зла, и в этом смысле любовь не безусловная. Ты не можешь пятнадцатилетнему подростку подарить блок сигарет. Он, конечно, будет в восторге, да, но мы понимаем, что это не любовь никакая.

А. Митрофанова

— Я слышала несколько иную интерпретацию этой мысли, но этой же, если правильно понимаю содержание: любовь мамы покрывающая, все покрывающая, а любовь папы — это такая любовь, она более требовательная, она устанавливает планки и говорит: вот давай-ка, вот там десятая ступенька, давай-ка ты научишься шагать. Дошагаешь до десятой ступеньки — ты заслуживаешь папину похвалу. От мамы в любой случае будет похвала за факт твоего существования в этом мире. А папа тебя научит подниматься, вершины брать и, таким образом, научит тебя устойчивости в этом мире. И в этом смысле, действительно, если папы нет в семье (вы уже отмечали этот момент, связанный с отсутствием, ну как сказать, воли, да, в человеке) — человек, росший без отца, чувствует себя недостойным любви. И, может быть, это рифмуется с тем, о чем сказала сейчас я, что не имеет вот этого навыка взятия вершин, по папиной наводке и с папиной поддержкой. Когда ты знаешь, папа в любом случае тебя за локоть поймает, он тебя на руках донесет, если что, до этой ступеньки. Но твоя задача, вот папа объяснил — тебе важно сделать это, попытаться это сделать самому. Может быть, и эта формулировка вот в такой интерпретации, она не вполне справедлива, не знаю, потому что я не отец, мне очень сложно сказать, и не психолог профессиональный, который на такие темы может размышлять с позиции своего опыта. Но тем не менее вот папина любовь, которая устанавливает планки, за которыми малыш растет, а потом уже взрослый человек растет, она, говорят, важна. Что вы скажете, отец Федор?

Протоиерей Федор

— Ну наверное, да, вы правы, конечно. Если бы мы жили в традиционном обществе, где очень четко расписаны вот эти вот роли, и люди четко им следуют, как это было там триста лет назад, двести, то, наверное, так и надо было говорить. Если сейчас в семье у папы или мамы есть тот навык воспитания как обозначение препятствия и научение его преодоления, хоть у одного из них, то это уже хорошо. Очень часто сейчас такой навык есть только у матери. Очень часто это бывает, допустим, папа, воспитанный бабушкой, преподавателем в школе — женщиной, и мамой, вообще этого не умеет. Хорошо бы, чтобы умел. Вот, так сказать, такую правильную картину вы нарисовали. Так ли это? Вы знаете, вот я вам приведу пример, так сказать, с небес на землю вас опущу, как это происходит. Семья, трое детей, церковные люди. Папа не может в течение трех с половиной месяцев привинтить отвалившуюся полку. Жена, которая привыкла, что ее отец делал все сразу там, и намертво все там было прикручено в доме, она от этого очень сильно переживает. Потому что в семье два мальчика, которые растут, глядя на это. Она там приносит ему отвертки, что-то еще там, покупает дрель в подарок на день Ангела — он этого не понимает никак. Она начинает выяснять с ним отношения, потихонечку. Он уклоняется. В конце концов, там после двух с половиной часов, она в отчаянии спрашивает: ну скажи мне, ты хоть меня любишь? И вот ответ мужчины на четвертом десятке лет: не скажу. Понимаете? Потому что если скажу, что да, — ну тогда почему я не могу повесить полку? Знаете, я не скажу. И вот, конечно, такой мужчина в семье, он не будет служить примером. Но это все равно лучше, чем никакой, понятное дело. Потому что отец — ну это тот, кто тебя любит, даже если у него есть свои изъяны, это все равно счастье ребенка, когда полная семья, оно несравнимо, так сказать. Но вот как такой папа научит, понимаете? Если мама умеет, если мама волевая — слава Богу, хоть кто-то есть, потому что ребенка надо этому учить. Мне кажется, что надо просто ставить задачи и понимать, какие навыки мы хотим, чтобы ребенок приобрел. И очень большая еще ошибка в том числе, и я ее когда-то делал, когда мы просто ругаем ребенка за то, что он ничего по дому не делает и не помогает. Ребенок, значит, в обиде и в расстройстве начинает быстро что-то делать, а потом опять он отключается. Вот мне кажется, что надо ставить решаемые задачи, очерчивать круг обязанностей вот этого человечка и не слезать с него. Так когда-то сделала наша мама. Она, когда она родила третьего ребенка, ему было... мне было девять лет, сестре — десять с половиной, она сказала: Аня и Федя, я больше не могу делать по дому все. Вы мне помогаете по дому, когда можете, спасибо вам. Но я бы хотела, чтобы вы распределили между собой следующие обязанности: мытье посуды, накрыть, убрать со стола, подмести коридор, кухню, расставить обувь в прихожей и сходить в булочную и сходить в молочный. Я взял себе все и булочную, потому что я не хотел мыть посуду. Сестра взяла посуду и молочный. И началось следующее просто: меня могли поднять из кровати и сказать: Федя, ты не вытер со стола. И я возвращался, просыпался, приходил и вытирал со стола. И я за это матери очень благодарен. Потому что в ребенке тогда развивается ответственность за какой-то кусок жизни, понимаете, вот он становится таким вратарем, да. Полузащитник может пропустить мяч, защитник может, а если вратарь пропустил, то это гол, всё, он пропустил мяч. То есть он может отойти, но вместо него должен выйти другой вратарь. Ты можешь не сделать, но ты кому-то должен поручить, ты должен отслеживать решение проблемы — это очень взрослый навык, который в жизни очень ребенку нужен. И если вы ребенку, помимо его кровати там, тумбочки, и там рабочего стола письменного, и ранца, выделили еще что-то общее — то это колоссальный навык, который очень поможет ему в жизни. Вот ставить решаемые задачи и не слезать с ребенка, пока он их сам не начнет их решать. На это может уйти год, полтора, два. Вот мне кажется, вот это вот очень важно. И здесь как раз очень важно, чтобы это вместе и папа, и мама. Легче самому вытереть со стола, чем идти там снова поднимать этого ребенка, но важно это сделать. И здесь должен быть союз такой.

А. Ананьев

— Я вот сейчас слушаю вас и задумался вот о чем, отец Федор. Еще, ну я не знаю, 150 лет назад потеря главы семейства означала едва ли не все — конец, крах семьи, потому что глава семейства всегда был единственной опорой, единственным источником еды, жилья, средств к существованию и вообще центром мира.

Протоиерей Федор

— Защитником, да.

А. Ананьев

— Он был всем, ну просто всем. Нет отца — и ты всё, ты уже не совсем человек, и жена уже ну вдова, и непонятно кто — тоже она потеряна для общества, у нее нет никакой основы, и как человек без документов на Казанском вокзале. Сейчас женщины едва ли не более успешны, чем мужчины, едва ли не более сильные, чем мужчины. Мы знаем очень много таких случаев. И глядя на это не поднимется рука сказать, что это плохо. Да это хорошо, что женщина обрела стопроцентную самостоятельность и независимость. У этой самостоятельности и независимости есть обратная сторона. Самостоятельности и независимости мужчины, а также стремления стать центром мира для своей семьи, для своей жены и для своих детей у него стало меньше, потому что у женщины их стало больше. Казалось бы, это естественный процесс и ничего плохого в нем нет. Или есть? Как к этому относиться?

Протоиерей Федор

— Вы знаете, у христиан разных эпох разные задачи от Господа. Вот, например, у христиан первого тысячелетия была задача — преодоление рабства. И Церковь не издавала никаких канонов на эту тему, но понятно было, что если ты причащаешься с человеком от одной Чаши на Евхаристии, то ты не можешь им владеть, потому что за него также умер Христос, он такой же образ Божий. И поступенно у христиан рабство стало неприемлемым. И, допустим, преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, такой древний святой, среди добродетелей его времени (а это V век) упоминает отпущение рабов на свободу. Все это было общепринято. Сейчас для нас это неактуально. Это снова было актуально на Руси там XVIII–XIX века для дворян, сейчас для нас это неактуально.

А. Ананьев

— С появлением ипотеки это опять актуально.

Протоиерей Федор

— Сейчас вот эти другие вопросы. Да, действительно, если мы почитаем Ветхий Завет, пророков Ветхого Завета, мы увидим, сколько там сказано о вдовах. Потому что вдова — это человек, имение, имущество которой можно было ну почти безнаказанно забрать, там детей взять себе в рабы, дав хлеба столько, сколько человек не сможет отдать, воспользоваться этим. И многие так и поступали. Вот сейчас, конечно, это не так. Мужчины и женщины сейчас защищены одинаково с юридической точки зрения. Ну так это новая удивительная задача для христиан — в этих условиях строить христианскую семью. Если в Риме там III–IV века христиане строили семью, где два человека друг другу верны, независимо от богатства и статуса, а в Риме совершенно спокойно относились к наложницам, к изменам мужа (жены — нет, мужа — да) и это считалось в норме вещей, и христиане жили по другому закону. То сейчас мы тоже должны учиться жить по другому закону. Мы не можем отменить слова апостола Павла о том, что жены, повинуйтесь своим мужьям во всем, якоже Господу. Потому что муж есть глава жены, как Христос Спаситель тела Церкви. И многие очень люди, воцерковляясь, они прямолинейно это читают и говорят: всё, все должны меня слушаться. Все, значит, по лавкам, я тут самый главный, ты вообще молчи. Вот, конечно, это не так. Главенство Христа над Церковью — это главенство распинающегося Богочеловека, Который умирает, Который служит, умывает ноги и умирает. И главенство мужа такое же — он умирает за семью, он отдает всего себя. Но если мы рассматриваем семью, о чем мы сегодня говорили уже, как служение, то служение главы семьи Богом дано мужу. Это значит, что окончательное решение должно быть за ним. И жена, даже если она умнее, практичнее, талантливее и успешнее в жизни, она должна это понимать. Потому что, понимаете, может быть священник в приходе, который в два раза талантливее настоятеля пожилого, да, который великий проповедник, духовник, организатор, но благодать руководить приходом, она дана настоятелю, и если второй не будет слушаться первого, то будет раскол и все развалится. Так и здесь. Но это, конечно, накладывает на мужа совершенно новые тоже задачи. Понимаете, если мы перестанем путать христианское устроение семьи с просто архаикой, когда жена это никто, а муж это все — вот то, что вы описали там 300 лет назад, 150 — что не является, так сказать, отличительными христианским чертами, то мы увидим, что муж, главенствуя над женой и над детьми, он должен уметь поступить правильно, а не по- своему. То есть папу легко слушаться и мужа легко слушаться, если он, увидев правильное мнение у сына, у жены или у тещи, скажет: да, правильно вот так, поэтому мы поступим так. Или если он, допустим, повел себя неправильно, если он приходит и просит вечером прощения у сына там десятилетнего, то сын понимает, что папа пытается поступить правильно, и есть общий закон, которому папа подчиняется, и папа от меня требует, чтобы я тоже подчинялся этому закону. Когда папа нарушает этот закон, он кается, он признает свою вину. Поэтому главенство мужа требует вот этого очень глубокого смирения: да, я вот всех выслушал, сегодня мы поступим так, как я решил. А я решил так. А сегодня, милая, ты права, действительно лучше поступить так. И тогда всем очень легко в семье.

А. Ананьев

— «Семейный час» на радио «Вера». Сегодня на наши вопросы отвечает настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Федор Бородин. Я Александр Ананьев, а вместе со мной «Семейный час» ведет Алла Митрофанова.

А. Митрофанова

— Отец Федор, возвращаясь к основным вопросам нашего разговора, связанным с отцовством, со связью между образом отца и образом Бога в жизни человека, и как быть, если отец в биологическом смысле есть, но по факту в жизни его нет. Вы сказали в самом начале нашей программы: милость Божия настолько огромна и бесконечна, что Божия благодать может восполнить и воздать там, где нам, по человеческим нашим обстоятельствам, чего-то очень важного не хватает. И у человека, у которого, допустим, не было в детстве отца, появится через Господа Бога необходимое знание и опыт любви, который он не получил в своей собственной родительской семье. Я пытаюсь понять, как это возможно, если у человека нет опыта доверия к Богу. Вот нет опыта доверия к отцу, есть опыт проживания предательства отца, переживание на эту тему, ощущение собственного недостоинства отцовской любви. Откуда возьмется такое доверие к Богу? Может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, это важное условие того, чтобы Господь мог в твое сердце войти и вот эту благодать тебе воздать. Или это не обязательное условие?

Протоиерей Федор

— Ну когда человек становится верующим, да, он становится, скажем так, и доверяющим Богу. Ведь мы же молимся: сами себя и друг друга и всю жизнь нашу Христу Богу предадим. Понимаете, можно что-то исправить в человеке Богу, когда человек кается, если человек говорит: Господи, я не умею, я не понимаю, я не знаю, что сказать, вот я оскудел. «Посли благодать Твою в помощь мне, да прославлю имя Твое святое», — как Златоуст в вечерних молитвах говорит. Господи, научи меня. Вот ребенок вошел в переходный возраст первый. Когда это там второй и третий, ты уже примерно знаешь, что это такое. А тут это был один человек, а стал совершенно другой. И вот ты молишься, ты просишь помощи, и Бог тебе дает. Ну это, наверное, для любой проблемы для верующего человека — призывать помощь Божию, это естественно. И даже если ты не имеешь опыта переживания отцовской любви, то все равно Отец Небесный, Он верен. И ты, когда приходишь в Церковь, когда ты становится верующим, действительно Бог с тобой, вот Он общается так. Ну что такое приход в Церковь? Это когда ты говоришь: я каюсь. Вот если мы читаем Книгу Деяний (сейчас у нас это размыто очень сильно) — покайтесь, говорит Петр, и да крестится каждый из вас во оставление грехов. Крестится — что имеется в виду? Имеется в виду покаянное погружение. То есть фактически три раза подряд в одном предложении одна и та же мысль. То есть ты говоришь: я ущербен, я разрушен грехом, я вот этого, вот этого, вот этого не умею, поэтому я пришел к Тебе, Господи. И ты веришь. Ну как? А как священником человек становится? Это же пока человек думает, что я сейчас всем все объясню, всех приведу ко Христу, потому что я такой талантливый — у него ничего не получается. Понимаете, это так и во всем. Особенно это ярко в проповеди, понимаете. Когда ты уверен, что ты сейчас все объяснить, обычно ты говоришь какие-то правильные слова, но это никакого сердца не касается, нигде не остается. Когда ты говоришь: Господи, помоги, дай мне слово, убереги меня от тщеславия. Потому что это Ты, пожалуйста, коснись ума и сердца вот этого человека или вот этих людей, а меня убереги от того, что я себе это приписывал, — тогда обычно это удается. Ну также и в родительстве тоже. Хотя, конечно, этим людям труднее. Безусловно, этим людям труднее. Переживание Бога в их жизни, открыться Ему, доверять Ему — конечно, им тяжелее без этого опыта.

А. Ананьев

— А мои наблюдения, дорогой отец Федор, говорят об обратном. Мне очень сложно уложить эту мысль у себя в голове: человек, не познав отцовской любви, ему сложнее обрести истинную веру. Смотрите, есть прямая зависимость. Вот по статистическим данным (я не отвечаю за точность этой статистики, я нашел это в интернете) 70% людей, заключенных в тюрьмах на сегодняшний день и совершивших наиболее тяжкие преступления, это люди, выросшие без отцов. Дети, выросшие без отца, чаще становится наркоманами, чаще бросают школу, не доучившись, чаще сбегают из дома. Это линейная зависимость и, в принципе, это очень похоже на правду. Потому что они лишены дисциплины, они в меньшей степени имеют тот опыт в дисциплине и жизни в системе ответственности. Ну вот насчет того, что человек, не познав в полной мере отцовской любви, не выросший в тени фигуры почитаемого отца, в меньшей степени способен на веру — вот здесь я не понимаю, почему. Я очень хорошо знаю одну семью, где у нее были очень тяжелые отношения с отцом, очень много усилий ей пришлось приложить на то, чтобы и их обрести, и простить, и принять — и она безумно талантлива в вере. При этом он вырос с отцом, он очень любит отца, у отца все хорошо, у него все хорошо — и у него с верой не все слава Богу. Вот прямо скажем, не все.

Протоиерей Федор

— Мы, наверное, с вами не поняли друг друга. Нет, я говорю не о том, что он ущербен будет в вере, человек, а о том, что ему несколько сложнее понять Бога Отца. Несколько сложнее произносить молитву «Отче наш». Ну действительно, он не опирается на свой опыт в этой молитве, он не переносит этот опыт на отношения с отцом. Но в результате он может перенести этот опыт. Я вам могу привести пример ну преподобного Максима Исповедника. По некоторым изводам его житий, по-моему, Максим Исповедник был зачат в результате изнасилования его матери (я могу ошибаться, простите, по-моему, это о нем речь): некий вельможа константинопольский прельстился девицей, которая в реке стирала белье, совершил над ней насилие, и вот так вот. А получился Максим Исповедник, понимаете. Конечно, это уже дальше человек идет теми шагами, там крошечными или семимильными, на которые он способен. Бог-то его подхватит и поведет. Конечно, это все возможно. Все возможно человеку, который — все могу о укрепляющем меня Иисусе, говорит апостол Павел. И это неразрывно связано с пониманием слов Христа: без Меня не можете творить ничего.

А. Митрофанова

— Очень важный момент хочу уточнить, отец Федор, если позволите. Буквально несколько минут у нас остается до конца разговора. Получается, многое, если не практически все, какими бы ни были вводные в нашей жизни, в отношениях с Богом и в том, какой будет наша семья, зависит от нас. То есть, иными словами, когда мы уже выходим из подросткового возраста и становимся взрослыми людьми, ответственность за то, что получилось или не получилось, лежит на нас. Могут быть какие-то оправдательные там, смягчающие обстоятельства, но за конечный результат все равно отвечаем мы, а не наши родители, например, которые нам чего-то недодали. Я почему об этом так спрашиваю — сейчас же очень модная эта тема: мне в детстве чего-то там недодали, поэтому я сейчас вот, что с меня требовать, вот я такой, какой я есть. А еще следующий шаг: мне весь мир обязан за то, что мне чего-то в детстве недодали. Как себя проверить, не стою ли я на позиции жертвы, ожидающей, что мир и Господь Бог мне обязаны и не предпринимаю со своей стороны каких-то важных шагов, через которые Богу фактически свидетельствую: вот я, пожалуйста, помоги мне, я очень хочу, чтобы в моей жизни у нас с Тобой сложились максимально полные отношения, что бы ни было в прошлом.

Протоиерей Федор

— Ну во-первых, надо сказать, что есть люди, которым легче строить дом, когда они вместо с папой махали топором в детстве, да, а есть люди, которым тяжелее строить дом. Но построить дом может тот и другой. Надо привлечь специалистов, надо походить туда, где строят дом, надо внимательно посмотреть. И именно поэтому очень важно, что если вы воспитываете сына без мужа, да, без отца он растет у вас, то очень важно, чтобы он был в том коллективе, где есть настоящие мужики. Вот таким коллективом может быть секция самбо, например, где тренер в летах, да, еще такой советской как бы формации, который достаточно сильно занимается воспитанием — и вот эти навыки, мужские навыки, они западают в душу ребенка и там прорастают. Мы же знаем, что грех может прорасти в душе человека через один помысл или один какой-то вид. И добродетель тоже, понимаете. Поэтому я всегда советую мамам, у которых сыновья без отцов, обязательно отдавать их на борьбу какую-то такую, лучше всего самбо, очень многие навыки приобретаются там. Но все-таки построить это можно. Как проверить? Ну надо попросить жену, а жене мужа, приготовиться и сказать: ты знаешь, давай мы с тобой поговорим следующим образом. Вот там в следующую субботу я приглашаю тебя в кафе (там QR-код у меня уже есть, тебе сделаем), и ты мне расскажешь, что тебя беспокоит, что тебя ранит, с чем ты не согласна, что бы я мог исправить, а я не вижу. А я буду молчать. Я буду молчать и не буду тебя перебивать. Я вас уверяю, что она очень четко сформулирует все за это время. Ненужное отбросит. Это и для нее будет польза, и для вас в этом будет польза. Просто счастливый человек рядом с тобой или нет? Бывает, конечно, что у тебя не хватает ресурсов для того, чтобы преодолеть все проблемы, но все ли проблемы, которые ты мог преодолеть, ты преодолел? Ну для меня моя супруга, она очень такой большой маркер, понимаете, очень важный, да, что вообще здесь я поленился, сделал ли я все, что мог или не сделал. Вот я думаю, что просто владыка Антоний (Блюм) советовал: если ты вдруг считаешь, что ты со всем справился, поговори об этом со своими семейными, они тебе очень быстренько поставят вполне себе решаемую задачу.

А. Ананьев

— Я не знаю, кому этот разговор оказался более полезным — мамам, папам или детям, но допускаю, что всем в равной степени. И за все благодарим вас, отец Федор. Спасибо вам большое, что позволили нам еще раз обсудить одну из самых важных сегодня тем. Спасибо вам.

Протоиерей Федор

— Спасибо большое, до свидания.

А. Ананьев

— Сегодня мы беседовали с настоятелем храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиереем Федором Бородиным. С вами была Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Александр Ананьев.

А. Ананьев

— В следующую субботу продолжим разговор. До новых встреч.