У нас в гостях был писатель, журналист, музыковед, член Союза композиторов России, автор книги воспоминаний о Георгие Свиридове Алексей Вульфов.

Разговор шел о духовной составляющей музыкального творчества Георгия Свиридова, о его работе в жанре хоровой музыки и о том, какое место в жизни знаменитого композитора занимала вера в Бога.

---

А. Пичугин

– Здравствуйте. В студии светлого радио приветствуем вас мы, Лиза Горская...

Л. Горская

– И Алексей Пичугин.

А. Пичугин

– Сегодня вместе с нами и с вами в этой студии наш «Светлый вечер» проводит музыковед, член Союза композиторов России и автор первой книги воспоминаний о Георгии Свиридове, Алексей Вульфов. Здравствуйте.

Л. Горская

– Здравствуйте.

А. Пичугин

– Мы сегодня будем говорить преимущественно про Георгия Васильевича Свиридова. И я понимаю, что если сейчас задать вопрос где-нибудь на улицах: что вы знаете о Свиридове, какие произведении основные вы знаете? Я думаю, что большинство людей вспомнит как минимум «Время, вперед», просто потому что на протяжении десятилетий слышали это в заставке информационных выпусков. А естественно...

А. Пичугин

– Программы «Время».

А. Пичугин

– Программы «Время», ну естественно: «Время» – «Время, вперед». «Метель», я думаю, что тоже вспомнят. Но гораздо менее известная сторона творчества Георгия Васильевича Свиридова это произведения, которые были написаны им для хора. И вот сегодня, я думаю, что мы послушаем несколько таких произведений. А вы, я бы попросил вас рассказать об этой стороне творчества Свиридова, может быть, назвать самые главные его произведения, которые были написаны для хора. И вот мы действительно в меньшей степени знакомы с этой стороной творчества.

Л. Горская

– Ну я думаю, что каждый, кто учился в музыкальной школе, хоть как-то знаком с этой стороной творчества Свиридова.

А. Вульфов

– Ну теперь уже в наше время, разве что в музыкальной школе. Увы, нет пророка в своем отечестве – это хорошо сказано и надолго. Георгий Васильевич Свиридов это один из трех, на мой взгляд, в истории мировой музыки преобразователей хорового жанра а капелла – то есть без сопровождения. Один из трех людей, трех мастеров, с именем которых связано преображение жанра. Первый – Бортнянский Дмитрий Степанович со своей Херувимской знаменитой, второй – Рахманинов Сергей Васильевич, со своей «Всенощной» и третий – Георгий Васильевич Свиридов. В беседе с Александром Александровичем Чернушенко, замечательным дирижером и подвижником нашей музыки, услышал однажды восклицание такое: я, говорит, поражаюсь даже не тому, что он там написал замечательную музыку, красивую – все понятно, а то, с каким совершенством чисто музыкальным, чисто профессиональным он создал первое же произведение уже. А это знаменитые «Пять хоров на слова русских поэтов», написанные в 1958 году, когда хор, знаете, пел здравицы: «Слава партии! Слава Ленину!», кое-где, в каких-то остатках церковного мира пел на богослужениях, да и то, как правило, не хор там, а клирос какой-то подвижников каких-то местных. И вдруг появляется такое полотно, которое – я уж не говорю хоровую там музыку, хоровую звучность, – хоровой жанр ставит вровень по степени выразительности и степени значимости с симфоническим жанром, то есть ставит на самые высоты классической музыки. Как это удалось Георгию Васильевичу – про это уже хорошо сказал Минин Владимир Николаевич. Мы с ним заговорили о Рахманинове, и я говорю: Владимир Николаевич, как же Рахманинов-то вот так «Всенощную» попал, такую монументальную партитуру создал, абстрагируюсь от красот гениальности музыки, а просто такую совершенную конструкцию музыкальную? И Владимир Николаевич засмеялся, говорит: Так ведь гений же, что так сказать, иначе-то могло быть, Дух Святый в нем. Так и здесь, какое-то озарение. Господь же людей выбирает, каждого для своего места. Вот Георгию Васильевичу и было уготовано это место. Он просто, как все гениальное, вспомнил, что, вообще говоря, хоровой жанр а капелла это самый древний, а главное это самый самобытный, коренной русский жанр, русской музыки. Потому что первым профессиональным музыкальным коллективом в России был, как известно, хор государевых певчих дьяков в XV веке. И пение хора без сопровождения это наша коренная глубинная основа. Он это вспомнил. Ну и, конечно, каким-то непостижным образом нашел в этом коллективе немыслимые резервы исполнительской выразительности. Выразительности звучности, сонористики, идеологии определенной, которая составляет в себе уже самое звучание хора а капелла. Этот тембр как явление идеологическое имеет огромное значение. Это же, как Свиридов сам говорил, вы понимаете, это голоса без посредников достигающие сердец. В русском храме нет и музыкальных инструментов, из души прямо рождаемые голоса непосредственно приходят нам в душу, в наше восприятие – это удивительная его особенность. И еще надо сказать, что очень жаль в этом смысле бедную Россию, которая не слушает и действительно не знает хоровую музыку Свиридова, шедевры.

А. Пичугин

– Она исполняется где-то?

А. Вульфов

– Она, конечно, исполняется, правда, меньше гораздо, чем раньше. «Пушкинский венок» – гениальнейшее творение, хоровая поэма «Ладога», три хора из музыки к трагедии Толстого «Царь Федор Иоаннович» – все эти премьеры во времена своего появления и явления в мир – то есть 60-х, 70-х годов – все эти премьеры имели всенародный смысл и всенародную вещательность. Я присутствовал на премьере «Пушкинского венка», мне посчастливилось в 78-м году быть на этом празднике музыки. Как и все свиридовские концерты это сопровождалось, я бы сказал, даже не единодушным народным признанием, а любовью. Единодушной народной благодарной любовью этому человеку, этому композитору, который в век очень противоречивый в музыкальном отношении, в век, когда уже царствовал повсюду диссонанс, когда царствовала повсюду эта какофония, сериальность и другие стили, хроматические стили музыки, когда все больше и больше в музыку проникало безобразного, злого, какого-то, знаете, такого уничижающего человека, а не возвышающего человека, как всегда классика возвышала человеческую душу. Ведь через этих людей, повторяю, Дух Святый проходил через всех этих Моцартов, Бетховенов, Римских-Корсаковых – это же люди, носители колоссальной энергии, далеко не каждый ее выдержит даже просто чисто физически, а они всегда возвышают нас, их творения. И Свиридов на фоне вот этого достаточно мрачного, я считаю, такого небосклона, который тогда сложился в музыкальном искусстве академическом, единственный, кто писал, продолжал писать музыку в традиции, музыку мелодичную, музыку светлую. Это был грандиозный праздник, а не просто концерт. Это же премьера такая же всегда была его крупного хорового сочинения, люди ждали его. Я помню «Ночные облака» – премьера на слова Блока – люди ждали тоже, когда это произойдет. И, конечно, великие исполнители – Владимир Николаевич Минин, Александр Александрович Чернушенко, Александр Александрович Юрлов – великий подвижник нашей музыки, смертью которого Свиридов был так потрясен, что написал концерт памяти А. Юрлова. Россия всегда подвижничеством держалась. Мы ж ленивы и нелюбопытны. У нас если не будет мощной души во главе любого дела, у нас же ничего с места, ни одно колесо паровоза не повернется. Так и тут, понимаете. Это был великий подвижник – Юрлов, тоже созидатель хоровой традиции, развиватель ее, преобразователь ее. Он написал концерт памяти А. Юрлова. Это гениальная «Наташа» из «Пушкинского венка». Я уж не говорю о том, что Свиридов в хоровом жанре первым среди советских композиторов вернул тему Иисуса Христа, тему православия в жизнь. Конечно, ему приходилось это делать почти притчево, иносказательно. Потому что когда писалась «Патетическая оратория», это разгул богоборчества хрущевского, и ни о какой пропаганде православия речь идти не могла. Но у него есть там такой номер в произведении грандиозном, под названием «Патетическая оратория», на слова Маяковского, у него есть номер – «Рассказ о бегстве генерала Врангеля». И вот этот номер начинается с православной молитвы в хоре а капелла – во всю силу. И мне Георгий Васильевич рассказывал, что когда, как он говорил, ребята из идеологического отдела ЦК, как он выражался, говорит, учтите, Алексей Борисович, они были очень умные люди, умные и развитые, хамов и жлобов там не было.

А. Пичугин

– По объявлению не набирали.

А. Вульфов

– Нет, там были люди понимающие. Потом советское искусство же было грандиозным совершенно. А он говорит, они пришли ко мне, я им играл «Патетическую ораторию». Когда дошло до истории о бегстве генерала Врангеля, и там Богородице и этот вопль хора, когда Врангель отплывает – очевидный вопль по уходящей, отколотой России, совершенно очевидный. Тут они приостановили мою игру, значит, потом спросили: «Георгий Васильевич, если бы нам докажете, что это произведение за советскую власть, а не против советской власти, мы вам разрешим его поставим, оставим его». И Георгий Васильевич говорит, я, говорит, как актер, знаете, весь вскипел, я говорю: «Ну как же! Оно же показывает неотвратимость гибели старой царской России, ведь я же этим показал, что нет возврата, что все это старо...» – там это, барабанная дробь. Они, говорит, так меня послушали, без особого так, честно говоря, доверия в глазах моей патетике. Но сказали, учитывая, что это было время оттепели, 58-й год, они сказали: «Ну ладно...» – так примерно. И вот, знаете, так, как щука у Салтыкова-Щедрина, которая на тот момент сыта была, поэтому она не съела карася. Так и здесь: «Ну ладно», – сказали они. И эта вещь прошла. Это была первая невероятная, также как и фильм «Андрей Рублев»...

А. Пичугин

– Хоть и порезанный.

А. Вульфов

– Хоть и порезанный. Какой-то немыслимый Божий знак во времена, когда это, казалось бы, было совершенно безнадежно, что лишний раз доказывает, что пути Господни неисповедимы, и если будет вера, то и гору можешь эту поднять в небеса и своротить.

Л. Горская

– Я думаю, что нам пора послушать музыку.

А. Вульфов

– Да.

Л. Горская

– Алексей, что будем слушать?

А. Пичугин

– Давайте послушаем, да. Мы уже так красиво слушаем нашего гостя последние десять минут про хоровую музыку Георгия Васильевича Свиридова. А теперь послушаем мы самого Свиридова: «О Матерь Божия» – так называется произведение, песнопение, которое сейчас прозвучит.

А. Вульфов

– Это первый номер «Светлого Гостя».

А. Пичугин

– Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня Алексей Вульфов, музыковед, член Союза композиторов России и автор первой книги воспоминаний о Георгии Свиридове. Итак, мы сейчас послушали хоровое произведение. Это на самом деле цикл «Светлый гость», да, поэтический?

А. Вульфов

– Это кантата «Светлый гость».

А. Пичугин

– Кантата.

А. Вульфов

– И вы знаете, я предлагаю все-таки, прежде чем мы будем дальше слушать музыку – а это самое главное, конечно, – все-таки прочесть слова Есенина. Георгий Васильевич почему-то очень не любил слово «стихи»...

А. Пичугин

– Не любил?

А. Вульфов

– Не любил. И почему-то всегда говорил: употребляйте слово «слова». У него все произведения почему-то всегда: на слова Есенина, на слова Блока. Вы не увидите там: на стихи такого-то, да. Так вот он, знаете, всегда любил: слова.

А. Пичугин

– Позабыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог.

А. Вульфов

– Да. Вот давайте просто, может быть, вспомним слова Есенина, стихотворения, на которые написана кантата «Светлый гость».

А. Пичугин

– Давайте.

А. Вульфов

– Четыре стихотворения из шести. И заодно вспомним творчество гениального поэта.

О Матерь Божья,

Спади звездой

На бездорожье,

В овраг глухой.

Пролей, как масло,

Власа луны

В мужичьи ясли

Моей страны.

Срок ночи долог.

В них спит Твой Сын.

Спусти, как полог,

Зарю на синь.

Окинь улыбкой

Мирскую весь

И солнце зыбкой

К кустам привесь.

И да взыграет

В ней, славя день,

Земного рая

Святой Младень.

Фрагмент «Преображения» – это будет следующий номер:

Зреет час преображенья,

Он сойдет, наш светлый гость,

Из распятого терпенья

Вынуть выржавленный гвоздь.

От утра и от полудня

Под поющий в небе гром,

Словно ведра, наши будни

Он наполнит молоком.

И от вечера до ночи,

Незакатный славя край,

Будет звездами пророчить

Среброзлачный урожай.

Фрагмент «Инонии». Поэма «Инония» такая у него была.

Слава в вышних Богу

И на земле мир!

Месяц синим рогом

Тучи прободил.

Кто-то вывел гуся

Из яйца звезды –

Светлого Исуса

Проклевать следы.

Кто-то с новой верой,

Без креста и мук,

Натянул на небе

Радугу, как лук.

Радуйся, Сионе,

Проливай свой свет!

Новый в небосклоне

Вызрел Назарет.

Новый на кобыле

Едет к миру Спас.

Наша вера – в силе.

Наша правда – в нас!

Закончить этим стихотворением Георгий Васильевич, разумеется, не мог. Поэтому последнее стихотворение «Покраснела рябина»:

Покраснела рябина,

Посинела вода.

Месяц, всадник унылый,

Уронил повода.

Снова выплыл из рощи

Синим лебедем мрак.

Чудотворные мощи

Он принес на крылах.

Край ты, край мой, родимый,

Вечный пахарь и вой,

Словно Вольга под ивой,

Ты поник головой.

Встань, пришло исцеленье,

Навестил тебя Спас.

Лебединое пенье

Нежит радугу глаз.

Дня закатного жертва

Искупила весь грех.

Новой свежестью ветра

Пахнет зреющий снег.

А. Пичугин

– И вот это все – давайте здесь сделаем такую паузу в словах, да, в словах поэтических – но напомним, что вот это все можно будет услышать еще в течение нашей программы, уже облеченное в музыку.

Л. Горская

– Я хотела сказать, что мы пока с вами разговаривали, наш звукорежиссер написал мне сообщение, что Свиридов ее любимый композитор, что у нее не программа, а праздник. Вполне себе молодая наша Саша Соловьева. Может быть, вы зря так пессимистически оцениваете, что молодежь Свиридова не знает?

А. Вульфов

– Ну Саша Соловьева – это интеллигентный человек ко всему прочему еще, не только молодой. Но молодость, как говорят, временный недостаток, он скоро пропадет. А главное, что развитый должен быть человек. Когда я говорю о молодежи, я имею в виду, конечно, о большом количестве людей и говорю в первую очередь о том, на что все-таки молодежь ориентируется. Я сам когда-то был молод. Мне повезло, я встретил замечательного человека – Валерия Дмитриевича Иванова, сослуживца моего отца покойного, который когда-то поставил мне пластинки с музыкой Георгия Васильевича Свиридова. Я был глубоко поражен. Мне также повезло, что я родился и жил в эпоху великолепнейшего радио тогдашнего, всесоюзного, 70-х годов, и однажды по радио услышал литературную программу, в которой звучала – теперь-то я уже знаю, – третья часть «Триптиха» Свиридова для оркестра. И я был мальчик, совсем такой увлеченный одними паровозами, ничего больше знать не хотел, только железную дорогу, как собственно во многом и сейчас. Я был совершенно потрясен, я подумал: «Боже мой, что это такое вообще, как это?» Музыка «Время, вперед», она звучала действительно в программе «Время» каждый раз, а музыка «Метели» была просто тогда уже популярна, пластинки миллионами выпускались. То есть помимо всего прочего государство еще поддерживало это эстетическое направление в культуре, поэтому нам повезло. А нынешняя молодежь, она ориентируется немножко на другое. Помоги ей, Господь, не будем... Главное, ведь мы-то с вами даем же сейчас, кому можем, Свиридова – вот это и есть доброделание. Ты делай свое дело, молись и не думай о масштабах. Я еще отвлекусь на полминуты. Был у меня однажды такой разговор с Георгием Васильевичем, он меня спросил: «Вульфов, – как он меня звал в шутку: Вульфов или Вульфини, – вы вообще где работаете, кем работаете, чем занимаетесь вообще, вы деньги откуда берете на жизнь?» И я говорю: «Я работаю, Георгий Васильевич, в школе. Ну масштабы, конечно, не те...» Такое громовое молчание в трубке, ледяное. А потом голос: «Только Бог, Алексей Борисович, знает, у кого какие масштабы. Это не ваша забота».

А. Пичугин

– А вот вы рассказываете про детские воспоминания о музыке Свиридова, одни из первых, наверное, музыкальных впечатлений. А потом рассказываете о том, как вам Свиридов что-то повествовал. А как произошло ваше знакомство?

А. Вульфов

– А мой друг, я считаю, просто выдающийся композитор современности, Иван Вишневский...

А. Пичугин

– О, я его хорошо знаю.

А. Вульфов

– Да, он был тогда сотрудником Всесоюзного радио и пригласил меня делать вместе с ним программу к 70-летию Георгия Васильевича, дня рождения, наверное, это было – 15+70=85 – нет, это было, к 90-му году это было, конечно, уже, да, к 75-летию Георгия Васильевича. И мы поехали с ним к Георгию Васильевичу, повидаться с ним и так познакомились. Первая фраза, которую я услышал от Свиридова, когда он открыл дверь: «У вас прекрасные усы». И вот я до сих пор помню это удивительное ощущение... Он сказал: «Вы похожи на итальянца». И до сих пор я помню это ощущение небывальщины – что открывает тебе дверь сам Свиридов – живая плоть. Не какой-то дух отвлеченный, витающий в небесах, каким мы считали его, совершенно очарованные его творчеством гениальным. А что вот, дедушка вот этот – это и есть Свиридов. Это было совершенно поразительно. Хотя никогда не сотворяли кумира. Он был человек в общении прямой, простой и не требовал к себе там придыханий, почитаний, знаете, шепотков вокруг себя. Такой был. Вот он тогда добавил к тому, что сказал мне: «Молитесь и трудитесь, Алеша. Делайте свое дело и не думайте ни о каких масштабах», – чем и занимаемся. О масштабах Господь думает, каждому свой масштаб определяет. Вот мы с вами рассказываем о Свиридове – это замечательно – людям.

Л. Горская

– Он вообще часто говорил о Боге или вот только вот эта цитата, да, вы привели?

А. Вульфов

– Видите, Бог – это и есть его последняя десятилетняя, абсолютно уже только православная жизнь. Она и явилась причиной, я думаю, того, что «Светлый гость» не облек он в оркестровую форму. Потому что эта кантата была написана в 62-м году, начала сочиняться, три раза он к ней возвращался. В 79-м году он выпустил ту версию, которую исполнил Патриарший хор с замечательным дирижером и гениальным композитором наших дней, Ильей Борисовичем Толкачевым. Я говорю, гениальный композитор, имея в виду его феноменальное произведение «Опыт гармонизации обихода», «Слава Богу за все», которое мне посчастливилось услышать – это новое явление после свиридовских «Песнопений и молитв». Когда мы с вами говорим о молодежи, то вот вам пример того, как более гораздо молодой музыкант, гораздо уже более молодого поколения, не стал думать о масштабах, Толкачев, а просто создал партитуру масштабную вот этого произведения на литургические слова, на литургические, канонические, которое по своему музыкальному совершенству – а все дело в этом, о какой бы идеологии Свиридова мы не говорили, мы говорим сейчас с вами о нем, потому что музыка его совершенна, эстетика его совершенна – это самое главное. А все остальные – идеологические, религиозные, социологические, исторические, биографические обоснования – это все уже вокруг этого. Так и здесь. Толкачев тоже создал музыку грандиозную по музыкальному совершенству, следующую ступень после «Песнопений и молитв» Свиридова создал. Так вот, возвращаясь к Георгию Васильевичу, скажу, что «Светлого гостя» он издал фортепиано с хором а капелла. То есть хор а капелла – это значит хор без сопровождения. Это очень показательно в том смысле, что раз Свиридов не стал делать оркестровую редакцию аккомпанемента, то это говорит о том, что он не вполне ощущал до конца образ, который выражал. Я в этом абсолютно уверен. Георгию Васильевичу много раз говорили. Он говорит: «Я очень хотел бы, понимаете, Алеша, я болею, но я уже не успеваю закончить вот «Светлого гостя». Надо бы, надо сделать из этого...» – он говорил. Он чувствовал, что есть какой-то момент – ну незаконченность – это слово по отношению к Свиридову невозможно, – недосказанности. И я абсолютно уверен в том, что это потому, что богоборческие слова Есенина, богоборческие его высказывания в стране Инонии мешали ему, глубоко православному человеку, принять это в полной мере. Вообще говоря, отвечая на ваш вопрос, Елизавета, я скажу, что последние десять лет его жизни – а мы общались часто, встречались, я же тогда работал в Союзе композиторов, я просто по долгу службы, что называется, и Георгий Васильевич привечал и чаем всегда напоит – это был отдельный рассказ. У него лежало Евангелие... Я хорошо помню первый к нему визит 90-го года, когда я узнал о Боге, о Иисусе Христе, о православии. Он меня пригласил в комнату и говорит: «Вульфов, скажите, вы Библию когда-нибудь читали?» Я говорю: «Георгий Васильевич, ну так сказать, фрагментами...» – а я считал, что Библия это какая-то область, знаете, исторической литературы. «Вы знаете, Алеша, – взял молитвослов с рояля в руки (молитвослов весь был, подчеркнуты строчки и сбоку какие-то пометки, весь молитвослов), – ничего лучше этих книг нет. Я не читал». Я, мальчишка, наивная душа, спрашиваю: «Георгий Васильевич, лучше Гоголя?» Он посмотрел на меня точно, как вот когда внучек к дедушке подбегает и погремушкой, в колено лбом дедушке – вот также дедушка смотрит, так грустно-грустно. И говорит: «Лучше».

А. Пичугин

– А давайте мы к музыке сейчас вернемся. Я так понимаю, что произведение, которое мы сейчас будем слушать, оно как раз и называется «Светлый гость». Мы уже слышали сейчас в исполнении нашего гостя, Алексея Вульфова, как это поэтически звучит, сейчас послушаем это переложение музыкальное. И сразу мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня музыковед, член Союза композиторов России, автор книги воспоминаний о Георгии Свиридове, Алексей Вульфов. Лиза Горская, я Алексей Пичугин. Сейчас звучит музыка, потом небольшой перерыв, и мы возвращаемся в нашу студию.

А. Пичугин

– Возвращаемся в студию светлого радио. Напомним, что сегодня здесь вместе с нами и с вами Алексей Вульфов, член Союза композиторов России, музыковед, автор книги воспоминаний о Георгии Васильевиче Свиридове, о котором мы сегодня и говорим. Я бы вернулся вот к той теме, что у нас сейчас мало знают хоровое творчество Свиридова. А вообще я знаю, что 30 лет назад, почти 30 лет назад, в 90-м году Георгий Васильевич организовал первый фестиваль хоровой музыки в Москве. Он имеет продолжение? Насколько я понимаю, каждый год он проводится?

А. Вульфов

– Нет.

А. Пичугин

– Нет?

А. Пичугин

– Такого масштаба, к сожалению, нет. Дело в том, что опять все дело в государстве. Так как я был одним из организаторов этого фестиваля, я хорошо это помню. Дело в том, что когда мы делали с Александром Владимировичем Кочетковым, замечательным музыкантом и моим коллегой по работе в Союзе композиторов, этот фестиваль, мы вообще даже не думали, нас не занимал вопрос, сколько стоит расселение этого хора, который приедет из Грузии, из Армении, кто его встречает, эти автобусы. То есть мы только писали письма, что нам нужно творчески – и государство это обеспечивало. У нас было тринадцать концертов, из них примерно, по-моему, шесть концертов в крупнейших залах – то есть в Колонном, в Большом зале Консерватории, зале Чайковского. Это была грандиозная акция именно возвращения хора, вот что называется, на государственном уровне воспринятое. Георгий Васильевич болел сильно, он организовывать ее не мог, поэтому мы в основном занимались. Очень помог Александр Георгиевич Флярковский в том, чтобы эта идея все-таки была воплощена – да это бы, знаете, без его участия тогда могло бы и не состояться. Но это действительно была акция, которая всенародный тогда приняла характер – были, приехали и хормейстеры со всей страны, – поддержанная государством. А классическое искусство, тем более хоровое – ведь хор это много народа, им зарплату надо платить, понимаете. И Бортнянский занимался же не только витанием в эмпиреях, он, я читал, он там выбивает дрова своему тенору, выбивает место мальчику там, у которого сломался голос. Хоровой дирижер – отец всем певцам, он же должен быть отец родной, понимаете, там все знать, кто с кем и чего и так далее. Это без государственной поддержки культура, она и разбежалась, что называется, по норам по своим. Потому что невозможно это, как же, это же нужно поддерживать.

Л. Горская

– А кто поддерживал? Министерство культуры или кто?

А. Вульфов

– Поддерживало Министерство культуры. Надо сказать, что Владислав Игоревич Казенин, который был тогда замминистра культуры, очень сильно поддержал это. И это поддерживал Тихон Николаевич Хренников, руководитель тогдашний Союза композиторов. Я не могу сказать, что все в таком были восторге. Потому что этот жанр, повторяю, он противоречил тогдашнему главенствующему симфонизму, авангардизму – то есть то, что мы делали, оно не очень шло по сердцу большой части композиторов. Но все равно, тем не менее это было проведено.

А. Пичугин

– А почему, кстати, почему не было по сердцу?

Л. Горская

– Стилистика.

А. Вульфов

– Ну видите, как вам сказать, это такая русская, вообще такая, я бы сказал, православная по сути своей культура...

А. Пичугин

– Но это же времена перестройки, уже поздней перестройки. Получается, что в стране, страна приходит к многообразию: хорошо, когда есть и это, когда есть и...

А. Вульфов

– Поэтому это и состоялось. Поздновато, потому что на следующий год уже все рухнуло, как известно, и не до этого было уже. Но все равно, так как это было начало 90-го года, а не конец, то это имело большой очень общественный резонанс. Видите, и вот эта хоровая мелодика, хоровые тембры, это возвышенное, неизбывно религиозное звучание, красивой звучности хора без сопровождения, оно не всем нравилось. Но факт тот, что оно состоялось. И фильм даже снимался, я помню, про это документальный. То есть Георгий Васильевич был деятелем. Вот возьмите Балакирева, он как композитор – ну я не хочу обидеть имя величайшего человека, – но он, конечно, вряд ли кто-то станет спорить с тем, что Балакирев сравним с гением своего ученика Римского-Корсакова или своего ученика Мусоргского. Конечно, и Римский-Корсаков, и Мусоргский создали произведения – ну это объективно: «Борис Годунов», понимаете, оперы Корсакова, они выше, чем там балакиревская «Тамара» или даже такой шедевр, как «Исламей» Балакирева. Но Балакирев гений в том, что он доверился дилетантам музыкальным – мичману, подпрапорщику, химику – вдохнул в них Святой Дух, данный ему Богом, и создал эту плеяду новой русской школы. Если бы не он, ведь он же мог сказать там: «Николай Андреевич, голубчик, ну послушайте, ну вы носите мичманский мундир. Ну вы хотите, чтобы я вашу симфонию исполнял в обществе, в оркестре, в многолюдном собрании? Голубчик, ну вы не доросли...

А. Пичугин

– В высшем свете Петербурга.

А. Вульфов

– Да, вам надо, так сказать, немножко поработать, ну что...» А он этого не сделал. Он взял и заставил его писать симфонии и вывел на большую сцену. Так и Свиридов – он не просто великий композитор, упивающийся славой, народной любовью. Его народ всегда очень любил – как Пушкина, как Есенина, очень любил народ. Он создал вот это общественное явление, этот фестиваль, в котором конечно, лучшие концерты были с его музыкой, с музыкой Рахманинова и великолепными антологиями русской старинной хоровой музыки. То есть традиция на фестивале вся была показана – от знаменного распева до самых современных композиторов. Ведь там же прозвучало очень много музыки композиторов-современников, на этом фестивале – Георгий Васильевич все продумал, этот момент, это мы должны отметить. Возвращаясь к «Светлому гостю», мы можем сказать: почему же Свиридов в 79-м году скромно издает с фортепиано такую редакцию, полуэскизную? Знаете, так сказать, вот наши радиослушатели, я думаю, замечают, что у Свиридова всегда так все красиво – такие подголоски, такие тембры, такое богатство фортепианного сопровождения. Возьмите «Отчалившую Русь», на Есенина написанную в 77-м году, на два года раньше издания «Светлого гостя». Ведь это партия фортепиано – это какая-то палитра красок, я даже не знаю, даже не фортепиано, а всей музыки, понимаете, всей музыки хорошо темперированной – это такая роскошь тембров, регистровки. Всегда неизбывно точнейше образная. Свиридов в аккомпанементах шубертовски точен в выражении образа. У него если колокольчики, значит, звенит на дуге колокольчик – значит, звенит; если папиросники – то папиросники; если уж атаман – так атаман. То есть там фортепианный аккомпанемент делает образ. И вдруг в «Светлом госте» аккорды такие. Правда, тоже монументальные, тоже с великолепной сонористикой, с великолепным диатоническим подбором звуков – это моя любимая, и он очень ее любил, расширенная диатоника. Ну кто из слушателей наших знает музыкальную науку – не просто тоника, доминанта, субдоминанта, а дополненная звуками, дополнительными как бы к основную трезвучию, которые создают особую краску, такую, знаете, особую акварельность что ли звучания – это все есть, но как бы сдержанно. Я абсолютно уверен в том, что это потому, что он сам не до конца понимал суть образа, что хотел сказать Есенин. И конечно тень богоборчества «Инонии»... Вы знаете, друзья, давайте не будем максималистами, тем более православными, давайте прочитаем эти слова, которые присутствуют у Есенина в «Инонии» – что есть, то есть. И не будем уж покойников ругать. Озаренный мальчишка курчавый, деревенский обласканный женщинами всех великосветских, советских мастей, попавший в столицы, пробивший себе дорогу из Константинова к Блоку, соратник Клюева, гений. Сам при этом мужик такой, знаете, он был очень драчун такой, мужчина был настоящий. Драться любил, в деревне кулачными боями, понимаете, увлекался. Есенин Сережа, покоривший там Москву и Ленинград, он возомнил, конечно, себя – ну это же озорство, на мой взгляд, это мальчишеская дурь, ему 30 лет не было. Но тем не менее прочтем. Ну например, вот такие откровения – страна Инония:

Даже богу я выщиплю бороду

Оскалом моих зубов.

Или, например:

Проклинаю я дыхание Китежа.

Или, например:

Языком вылижу на иконах я

Лики мучеников и святых.

Обещаю вам град Инонию,

Где живет божество живых.

А Инония – это по такому мистериальному мышлению Есенина от слова «иное» – другое, то есть не то, что сейчас. Это мне самому, знаете, читать это жутко. Жутко читать это. Но это было. Во-первых, это написано в 18-м году. Во-вторых «Светлый гость» это сочинение, написанное Георгием Васильевичем на слова определенного периода творчества Есенина – 16–18-й год. И я хочу особо обратить внимание радиослушателей на то, что последняя вещь, которой Свиридов заканчивает кантату – «Покраснела рябина» – написана до революции, в 16-м году. Он, как и Есенин, понял гибельность крестьянского мира России. Только разница в том, что Есенин-то это понял примерно так году в 20-м, а Свиридов это понял в 56-м, когда написал гениальную «Поэму памяти Сергея Есенина». Кстати, возможно и это одна из причин – почему, потому что «Светлый гость» в какой-то степени дополняет ее, не скажу, повторяет. Есенина ругали даже большевики в прессе, я читал, тогдашний смысл ругани был совершенно правильный, они говорили: Есенин, ты не пытайся нам этим угодить и не пытайся вот за счет этого стать у нас своим – вот и все. Понимаете, даже они не приняли, потому что это было еще начало 18-го года, и даже для большевистского сознания это было дико. Мальчишка захотел быть как Маяковский, мальчишка, возомнив себя гением – уже я преобразую мир. И в этой связи я хочу вот именно молодым нашим слушателям сделать назидание. А давайте-ка вспомним конец Сергея Александровича.

А. Пичугин

– В «Англетер».

А. Вульфов

– «Богу выщипывать бороду» никогда и никому не надо. Скрябин пытался преобразовать – чем это кончилось? Я преобразую мир, я своей волей преобразую мир – чем кончилось? Брился – прыщик разрезал бритвенным станком и умер от заражения крови, понимаете. Не надо никогда этого делать. Эти заигрывания, они добром ни для кого не кончатся. И для Есенина не кончились.

А. Пичугин

– У нас следующее произведение, которое мы слушаем, называется «Слава в вышних Богу».

А. Пичугин

– Напомним, что в гостях у светлого радио сегодня музыковед, член Союза композиторов России, автор первой книги воспоминаний о Георгии Свиридове, Алексей Вульфов.

А. Вульфов

– Свиридов, когда сочинял «Светлого гостя» – простите, что я так вклинился в разговор сразу...

А. Пичугин

– Да ничего страшного.

А. Вульфов

– Он, в отличие от Есенина, уже знал об ужасных событиях революции. Отца зарубили шашками, по некоторым версиям застрелили. И Георгий Васильевич вспоминал, как привезли отца в этой телеге, изуродованного, говорит, на нем не было живого места, в гражданскую войну. Он кричал: я ненавижу эту войну! – своим хриплым голосом. Есенин не знал, когда писал страну Инонию, об этом, что так будет. Есенин, будучи под влиянием идей Разумника Михайловича Иванова-Разумника, который выпустил всего два издания журнала «Скифы», в котором печатался Есенин, как и Клюев, как и Орешин и сам Иванов-Разумник – это были люди, искренне верившие в преобразование, преображение – как он тут пишет «зреет час преображенья» России через изменение общественной системы. И, к сожалению, да, через изменение христианства. Они почему-то воображали себе, что христианство нужно без страдания, без креста, без гвоздей. Понимаете, вот это значит, они ничего не понимали. Но факт тот, что... не будем сейчас уж никого осуждать, тем более такого великого человека как Есенин. Ну во всяком случае, он не знал об этом. Это идеалистический, конечно, его подход. Так почему же тогда все-таки Свиридов взял эти слова? Да потому что в произведении, последнем произведении этой кантаты, как и в первом, гениальном произведении «Покраснела рябина», которое, к счастью, послушают, к радости вернее, послушают... Ирзабеков правильно говорит: не нужно говорить «к счастью». Счастье – это сейчас, а радость – это вечно. К радости, наши радиослушатели услышат эту музыку, причем в дивном исполнении Патриаршего хора под управлением Ильи Борисовича Толкачева в авторской редакции, то есть без всяких преобразований. Хотя партитура, сделанная Романом Семеновичем Леденевым, партитура «Светлого гостя» просто гениальна. Но тем не менее мы ее услышим такой, какой Георгий Васильевич выпустил это сочинение. Почему же он все-таки написал эту музыку? Потому что здесь воплощена идея вечной России. Свиридов говорил, я творю миф о России. Может быть, ее самой когда-нибудь не будет на карте. Но в моих произведениях, произведениях великих поэтов, писателей и художников Россия останется навсегда. Своим языком, своим кругом образов. Посмотрите, как у Есенина вплетены важнейшие мистериальные, богословские, не знаю какие, религиозные, философские вопросы вплетены образы природы. Этот поэт неотделим от них. Кстати, как и композитор Свиридов, который немыслим без полного слияния с миром природы. Посмотрите, удивительная вещь, что Есенин толкует о своих идеях через крестьянское. Так же как крестьянская лирическая песня любая, о чем бы она ни говорила: «Я там Ваню полюбила, я там милого ждала...» – но обязательно «ушла я ельничком, березничком, горьким частым осинничком, речкою синею» – то есть немыслимо без присутствия этого мира Божиего вокруг себя, который Есенин называет земным раем в своих вот этих таких, знаете, да, полубезумных, может быть, по юности, но блаженно-идеалистических творениях, гениальных, конечно, по поэтическому слову. Чем-то это похоже на картины костромского гения Ефима Честнякова, у которого вот эти детки, этот город благоденствия – смотрите, какие слова. Самое желанное и небесное передает через земное: «спусти, как полог, зарю на синь», «дождевыми стрелами наш пронзенный край», «в синеве долин». «Под поющий в небе гром, словно ведра, он наполнит наши будни молоком», «будет звездами пророчить среброзлачный урожай», «ласковые руки проливает молоком». И, конечно, само начало этого стихотворения. Вот как в первом стихотворении Сама Богородица глядит на восстающую из сна Русь утреннюю, как мать на дитя, так и в последнем номере он начинается не «край ты, край мой родимый», а он начинается: «Покраснела рябина, посинела вода» – опять начинается с образа мира Божиего. И вот в сочетании земного рая Божиего мира с Христом и верой в Него, светлой верой, создается миф о вечной, даже не просто, я бы сказал, вечной России, а вечно прекрасной России. И вот Свиридов с Есениным вопреки войнам, крови, обманам, ужаснейшим потрясениям, катаклизмам, каким-то обломам, каким-то постоянным – Россия очень любит подводить сама себя на край пропасти: вот еще немножко – рухнет, треснет все, нет ее, дым один на ее месте. А они над всем этим, веруя в Бога, вместе с Богом в себе, потому что если Бог бы их не выбрал бы, мы бы сейчас не знали, мы бы сейчас не собрались здесь. Как Есенин сказал: «Как сноп овсяный, несу солнце на руках». От этой музыки хочется сказать: «Да светит свет ваш пред людьми» – как тут не вспомнить Писание? И, конечно же, не могло в таком стихотворении не прозвучать это сакраментальное: «Край ты, край мой родимый, ты и пахарь и вой» – лучше о России, мне кажется, и сказать нельзя. Они создали – Есенин со Свиридовым – этот бессмертный лирический гимн России. Последняя вещь, как правильно здесь было сказано, увы, мало кому известного в своем отечестве, хора «Покраснела рябина». Последний номер кантаты «Светлый гость» Георгия Васильевича Свиридова на слова Есенина, которые предлагаю просто послушать.

Л. Горская

– Прежде чем мы его послушаем, я хотела бы задать еще вам вопрос. Георгия Васильевича уже 20 лет – вот недавно было 20 лет, как его с нами нет. И вам довелось с ним общаться лично и много. И я бы хотела попросить вас еще чем-нибудь поделиться из ваших личных воспоминаний о нем. А потом мы послушаем «Покраснела рябина».

А. Вульфов

– Человек был очень суровый, с ним не забалуешь. У меня иногда, я часто шел к нему особенно из сутолоки работ, думаю: ну вот сегодня я ему скажу... Но когда я поднимал глаза на него и встречал в ответ эти стальные, мощные глаза очень, глаза старца – старик и старец это не одно и то же, – я каждый раз не мог. Вы знаете, был гневливый человек. Один раз выгнал меня. Я никогда не забуду, как он всегда подавал пальто, а в тот раз не подал. Они люди очень значительные, понимаете, у них каждое движение их...

А. Пичугин

– Каждый жест.

А. Вульфов

– Во всем символ, как и люди скульптуры – у них каждая деталь имеет значение и влияние. «Спасибо большое!» – произнес таким голосом, что я чуть не умер со страха и от огорчения – я ему напортил там анкету. Мог быть грубоватым по-деревенски. Говорил на мягкое «г». «Вы это, Алексей Борисович, не видели тогдашней деревни. Знаете, куры, гуси, понимаете, яблоки, понимаете... возами стояло. Колбасы вы никогда не пробовали. Нет-нет, не говорите ничего, не надо говорить! Вы не знаете, что такое колбаса вообще, да-да, вы не понимаете!» – рассказывал про колбасу времен нэпа. И при этом в глубине души человек огромнейшей доброты, как это часто бывает, защищенный твердыней мощи характера. Если бы ее не было, он Свиридовым бы не был. Говоривший... Я узнал от Георгия Васильевича, что такое русский язык. Я не знал до встречи со Свиридовым, что такое русский язык и что такой русская речь. Я думаю, что в речи, кстати, как и в мыслях, как показывает его знаменитая книга «Музыка как судьба» – книга его записей дневниковых, которые на моих глазах происходили. Там лежали тетради везде, по всей комнате. И когда ему что-то приходило, он говорил: «Вот это, знаете, замечательная мысль... Эленька! – Что, Юрочка? – Где моя тетрадь?! – Юрочка, ну она же вот же лежит, возле тебя. – Да. – Брал и говорил так: «Погодите, так, погодите. Алеша, простите...» – и начинал записывать. Или диктовал Эльзе. Благодаря этому, благодаря подвижничеству Эльзы Густавовны, у нас сейчас сохранился этот феноменальный свод ко всему прочему еще и философских мыслей об искусстве, о России, об истории, равных которым, по-моему, ничего нет. По-моему, этого вообще крупнейший духовный памятник – и духовный, и философский памятник XX века вообще России, эта книга – «Музыка как судьба». Я рекомендую нашим слушателям почитать ее. Знаете, кто радио «Вера» слушает, надо бы почитать такую литературу. Недавно «Молодая гвардия», подвижническое наше издательство, выпустило второе уже издание этой книги. Это надо каждому прочесть, я считаю.

Л. Горская

– «Музыка как судьба».

А. Вульфов

– «Музыка как судьба», да. И вот такой был. И вообще когда что-то его увлекало – эти глаза стальные начинали, как, знаете, у ребенка, моргать, сверкать, когда он слышал любопытное какое-то известие. А я старался к нему приходить и радовать его. Потому что последние годы это рефрен был один и тот же: «Вульфов что делается? Что творится?! Алеша, жалко мне вас, молодых!» У меня письмо есть, где это написано письменно им: «Жалко мне вас, молодых. Что творится... Алеша, что будет?» Я говорю: «Георгий Васильевич, ну зачем вы телевизор смотрите?» И пытался ему какие-то факты, и он говорил: «Эльза, послушай, что рассказывает Вульфов!» – он мгновенно оживлялся, вспыхивал и радовался, как ребенок. Ну о Георгии Васильевиче могу сказать только одно: спасибо, Господи, за то, что свел с творчеством этого человека и знакомство с ним! Потому что это был титан, настоящий гений, вот такой как, знаете, взаправдашний.

Л. Горская

– «Покраснела рябина»?

А. Пичугин

– Да, и заканчиваем нашу программу. Спасибо огромное за такой рассказ.

А. Вульфов

– Спасибо огромное радио «Вера» за память о Георгии Васильевиче. И главное за возможность донести его музыку и историю о нем, легенду, притчу о нем до радиослушателей.

Л. Горская

– Георгий Свиридов, кантата «Светлый гость» на слова Сергея Есенина. Финальная ее часть – «Покраснела рябина».

А. Пичугин

– Напомним, что Алексей Вульфов, музыковед, член Союза композиторов России, автор книги воспоминаний о Георгии Свиридове был вместе с нами. Лиза Горская...

Л. Горская

– Алексей Пичугин.

А. Пичугин

– Всего хорошего.

А. Вульфов

– До свидания.