У нас в гостях был заслуженный артист России, скрипач Дмитрий Коган.

Разговор шел о творческом пути нашего гостя, о музыке и музыкальных инструментах.

 

 

 

 

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Алла Митрофанова и я, Константин Мацан.

А. Митрофанова

— Добрый светлый вечер.

К. Мацан

— У нас сегодня что-то чудесное происходит в студии, потому что будет звучать сегодня ни много ни мало скрипка Гварнери, музыка Баха и Пьяццолы — живьем, live, а это вообще что-то эксклюзивное. А в гостях сегодня — внимание! — Дмитрий Коган, скрипач, заслуженный артист Российской Федерации. Добрый вечер!

Д. Коган

— Добрый вечер!

Наше досье

Дмитрий Коган родился в 1978 году в Москве в семье потомственных музыкантов. С 6 лет начал заниматься на скрипке в музыкальной школе при Московской консерватории. В 10 лет впервые выступил с симфоническим оркестром. Окончил Московскую консерваторию и Хельсинскую музыкальную Академию. Выступает в самых престижных концертных залах мира. Особое место в репертуаре Дмитрия занимает цикл из 24 «Каприсов» Паганини, которые долгое время считались неисполнимыми. В мире всего несколько скрипачей, которые исполняют весь цикл каприсов. Большое внимание он уделяет восстановлению статуса классической музыки в современном обществе, проводит мастер-классы в различных странах, много времени посвящает благотворительности. В 2009-м, в день празднования Пасхи, дал концерт для полярников на Северном Полюсе. Автор, художественный руководитель нескольких фестивалей классической музыки, заслуженный артист России.

А. Митрофанова

— Когда мы готовились с Костей к эфиру, я решила послушать, как звучит в Ваших руках скрипка Страдивари, включаю трек, который мне в Интернете попадается (первый же), и этот первый же трек — это потрясающая музыка, саундтрек к фильму «Список Шиндлера», которую Вы исполняете так, что я забываю, как говорить, как дышать. Я просто это слушаю — и все, и думаю: «Интересно, а как же мы сегодня будем эфир-то с Костей вести?» Потому что когда слышишь такую музыку, то вообще непонятно, зачем слова. А Вы при этом ее постоянно исполняете. И Вы держите в руках скрипки Гварнери, Страдивари, Амати — выдающиеся какие-то инструменты. Вы себя в этот момент кем ощущаете?

Д. Коган

— Вы знаете, на самом деле, это большая ответственность — играть на таких инструментах. Во-первых, очень сложно. Это гораздо сложнее, чем играть на простом инструменте. Потому что вот таким инструментом овладеть и найти с ним общий язык, чтобы он дал свои лучшие качества, это действительно задача, с которой подчас справляться — ну, приходится много сил, энергии, душевной энергии на это тратить. Но когда ты с инструментом уже слился, когда ты уже нашел общий язык, то это большое счастье — дать публике почувствовать вот это слияние. Потому что я абсолютно уверен, что эти великие инструменты великих старинных итальянских мастеров, Вами перечисленных — Амати, Страдивари, Гварнери и некоторых других — это абсолютно божье творение, и Бог водил руками великого мастера, когда он это создавал. И большое счастье то, что эти инструменты есть, они сегодня с нами — спустя три, спустя четыре века. И все-таки можно людям дарить этот свет, дарить эту радость и дарить это счастье, ощущение этого изумительного тембра, изумительного звука. И я очень рад, что такая возможность вот лично у меня есть.

А. Митрофанова

— Я, когда вижу, как Вы играете, у меня, с одной стороны, складывается ощущение, что Вы и скрипка — это единое целое, то есть инструмент — это продолжение Вас, или Вы — продолжение инструмента.

Д. Коган

— Ага!

А. Митрофанова

— А с другой стороны, я слушаю то, что Вы сейчас говорите, и понимаю, что это два совершенно отдельных организма, которые друг под друга подстраиваются. Вы говорите, что для того, чтобы играть на таком инструменте, нужно работать душой. А в чем состоит эта работа души? И почему Вам нужно под него подстраиваться, а не инструменту — под Вас?

Д. Коган

— Нет, инструмент тоже подстраивается, разумеется.

А. Митрофанова

— Это супружеские отношения, по сути?

Д. Коган

— Конечно, конечно. Я не думаю, что душой нужно работать. Я думаю, что душой нужно чувствовать и душой нужно открыться. Вот только тогда придет вот эта синергия и придет вот это полное соприкосновение с душой инструмента. Это не работа, это нечто большее. Это какая-то другая сила.

К. Мацан

— Я вот слышал, как скрипачи говорят, что у скрипки, у любимого инструмента есть душа.

Д. Коган

— Конечно, есть.

К. Мацан

— Я всегда это воспринимал как такую метафору. А сейчас Дмитрий говорит, что вот эти выдающиеся мастера были ведомы какой-то Божьей рукой, и вот эти скрипки, эти произведения искусства — это такие Божьи творения. В этом смысле фраза про то, что у скрипки есть душа, совсем другой смысл, совсем другое измерение обретает.

Д. Коган

— Ну да, конечно. Конечно, у скрипки есть душа, а тем более, у такой — у великой скрипки, у великих инструментов. Конечно, их души очень сильные, их души очень тонкие, и, соприкасаясь с этими душами, главное — их не напугать ничем, главное — их ни в коем случае... не сделать так, чтобы она закрыта и не показала себя. А очень часто инструменты закрываются — когда ты не можешь из него ну ничего вытащить. Такое бывает.

К. Мацан

— Вы сказали, что это огромная ответственность — играть на таком инструменте. А Вы помните, как Вы впервые к чему-то такому прикоснулись? И что это был за опыт для Вас? Стало это каким-то, ну, не знаю, громко говоря, духовным опытом, в том числе?

Д. Коган

— Ну, Вы знаете, мне было, наверное, лет 16, когда я в первый раз взял в руки скрипку Страдивари. Потом я уже за свою деятельность сменил уже множество инструментов и, практически, инструменты всех великих мастеров были со мной в моей концертной деятельности — и Амати, и Страдивари, и Гварнери, и Гваданини, и Руджери, и Вильом, и Сториони, и Итальяно... Ну, огромное количество — долго перечислять. Но, Вы знаете, когда я первый раз взял в руки Страдивари, мне показалось — что, собственно, такого в этой скрипке, почему все считают, что скрипки Страдивари такие потрясающие? Я ничего не увидел. Я в ней ничего не увидел. Мне казалось, моя скрипка, которая была в миллион раз проще, гораздо предпочтительнее. На нее можно было жать — и она давала звук. А Страдивари тут же отторгал, начинал хрипеть. На нем надо было все играть очень легко, очень воздушно, очень прозрачно. А я тогда так играть не умел — не учили, что называется. Учили, наоборот, играть так серьезно, солидно и сильно. Поэтому инструмент мне не понравился, и на пару лет я забыл вообще об этой идее — играть на таких инструментах, ничего в нем не нашел.

Потом, когда мне уже было лет 18, у меня появился инструмент работы Джованни Батиста Гваданини, на котором я проиграл несколько лет, и вот это был, наверное, уже такой первый настоящий, выдающийся инструмент, который со мной много прошел.

К. Мацан

— Просто потрясающие Вы вещи рассказываете. То есть получается, что до такого инструмента нужно дорасти — не только исполнительски, но и как-то человечески дорасти? Это же какое вообще как бы смирение — так как-то понять, что вот есть я, а есть передо мной великая, ну, в кавычках скажем, «святыня», до которой я должен дотянуться. Вы так это чувствуете?

Д. Коган

— Да, я это чувствую примерно так. Потому что я говорю, что на более простом инструменте гораздо легче играть — вот в таком первоначальном понимании этого слова, гораздо легче.

А. Митрофанова

— Вы сейчас сидите в нашей студии и рассказываете: «Ну, вот в 16 лет я впервые взял в руки скрипку Страдивари — ничего особенного в этом инструменте тогда не увидел, подумал — ну, что такого?» Нас сейчас слушают люди, которые, наверняка — вообще, в принципе, во сне бы не приснилось — подержать в руках скрипку Страдивари. Вот мы с Вами сейчас здесь разговариваем. Я считаю, что я через одно рукопожатие с этой скрипкой знакома. Вы к нам сюда...

К. Мацан

— Со Страдивари знакома.

А. Митрофанова

— Фактически, да. Со Страдивари — через два рукопожатия. Вы к нам пришли со скрипкой Гварнери. Я это на всю жизнь запомню.

Д. Коган

— Да.

А. Митрофанова

— Понимаете, есть, как мне кажется, много людей, которые бы очень хотели точно так же подержать в руках эти инструменты и попробовать на них поиграть. Но — не случилось вот, не судьба, не получилось так. И слушают Вас сейчас и думают: «Ну да, конечно — счастливчик! Он же из музыкальной семьи. У него же дедушка — Леонид Коган, у него же мама, бабушка, папа — все люди, которые с такой музыкальной невероятной какой-то судьбой, знаменитости и прочее, прочее. Ну, конечно, это такой счастливчик просто, баловень судьбы». Скажите, пожалуйста, вот в том, как Вы играете, и в том пути, который Вы прошли, сколько процентов везения — того, что Вы так родились, сколько процентов таланта и сколько процентов пота? Говорят, что гениальность — это 10 процентов таланта и 90 процентов пота.

Д. Коган

— Это неправда.

А. Митрофанова

— Как у Вас?

Д. Коган

— Вот это неправда. Не согласен с этим. Ну неужели Вы думаете, что Пушкин или Лермонтов — это 90 процентов пота? Или Моцарт?

А. Митрофанова

— Ну, это огромный труд. Пушкин — это человек, который тщательно работал над каждой своей строчкой.

Д. Коган

— Вы знаете, ну многие работают. Вы знаете, сколько поэтов в это же время, со времен Пушкина, за 200 лет тоже работали над каждой строчкой? Но они же не Пушкин.

К. Мацан

— А Чайковский говорил, что муза приходит к трудолюбивым.

Д. Коган

— Наверное. Наверное, муза приходит — не то, что к трудолюбивым. Муза приходит к фанатично преданным своему делу людям.

А. Митрофанова

— А Вы такой?

Д. Коган

— Наверное, да. Но как-то мне очень сложно говорить о себе в процентах. Пусть этим занимаются музыкальные критики.

А. Митрофанова

— (Смеется.) Ну простите меня за такой формализм.

Д. Коган

— Когда будут раскладывать, сколько процентов труда, сколько процентов таланта и сколько процентов везения. Что касается везения, ну вот мы сейчас говорим про инструменты, да? Я, например, никогда не играл на инструментах своего деда. Никогда в жизни. Все инструменты мне предоставляли какие-то фонды, какие-то меценаты. Ну, вот как и сейчас этот инструмент Гварнери это Фонд музыкальных культурных проектов мне предоставил. Поэтому сказать, что в этом на меня как-то семья повлияла, — ну, нет, наверное.

Что касается традиций — ну, безусловно, у меня есть ноты с пометками деда, я вырос на его записях. Мне бабушка очень много о нем рассказывала. Я ведь не застал его — мне было четыре года, когда он умер, в 1982 году. Поэтому, наверное, в этом влияние было большое.

Негативные вещи, наверное, тоже были, связанные с тем, что меня с детства рассматривали под лупой. То, что легко прощалось другим, никогда не прощалось мне. Почему-то вот всех моих сверстников уравняли друг с другом, а меня равняли с моим дедом...

К. Мацан

— Сразу, с музыкальной школы?

Д. Коган

— Да, меня равняли обязательно с моим дедом. Вот я играл экзамен, и меня не сравнивали с теми, кто еще играл этот экзамен — меня сравнивали почему-то одного с моим дедом. Но я, наверное, благодарен за это. Все-таки это позволило мне вырастить какую-то такую самокритику, которой я пользуюсь до нынешних дней, и она мне все-таки помогает.

А. Митрофанова

— А самокритика важна для артиста? Многие же вообще не любят критику!

Д. Коган

— Я думаю, что это одно из самых главных — именно самокритика, именно искать и все время улучшаться. Я думаю, что это самое главное. Потому что если артист доволен собой и считает, что у него все отлично и что ему уже нечего искать, значит, он закончился как артист, вот в этот самый момент, его уже нет. Значит, неминуемо грядет деградация и падение вниз. Потому что это невозможно.

К. Мацан

— После стольких  слов о музыке мы не можем эту музыку не послушать, и мы вот сейчас попросим нам исполнить здесь, в студии, live, музыкальное произведение, и чтобы не только мы, но и все радиослушатели этим звуком, этим чудом насладились. Что мы сейчас послушаем?

Д. Коган

— Астор Пьяццола — «Танго-этюд №4 для скрипки-соло».

(Звучит «Танго-этюд №4 для скрипки-соло» Астора Пьяццолы.)

А. Митрофанова

— В студии радио «Вера» сегодня у нас в гостях Дмитрий Коган — скрипач, заслуженный артист России. И вместе с ним — скрипка Гварнери. Я считаю, что у нас сегодня два гостя, поскольку скрипка, как мы уже поняли из начала разговора с Дмитрием, это совершенно самостоятельное существо со своей душой, и с ней нужно еще уметь выстроить отношения. Вам это удалось. Вы в этом смысле, я думаю, все-таки человек, который очень хорошо умеет слышать.

Д. Коган

— Я каждый день выстраиваю со скрипкой отношения. Каждый Божий день.

А. Митрофанова

— Серьезно?

Д. Коган

— Они у нас такие, как семейная жизнь. Как вот с женой жить, знаете. Иногда я встаю не в том настроении, иногда она «встает не в том настроении», иногда мы оба не в том настроении день начинаем. Иногда у нас бывают прекрасные дни, и любовь, и полное понимание. Это абсолютно живые отношения.

К. Мацан

— Как Вы с ней миритесь, когда Вы поссорились?

А. Митрофанова

— (Смеется.) Интересно.

Д. Коган

— Ой, ну, по-разному. Иногда она со мной мирится, иногда я как-то пытаюсь ее уговорить. Очень ревнует меня к другим инструментам.

А. Митрофанова

— Но Вам же приходится и на других тоже скрипках играть, и тоже выдающихся.

Д. Коган

— Вот сейчас, 24 декабря, приедут пять великих скрипок из разных мировых коллекций, в Большом зале Консерватории будет концерт, и я уже предвкушаю — она меня сейчас начнет ревновать. Вот как только они приедут, она начнет мне мстить.

А. Митрофанова

— Это Гваданини, Вильом, Страдивари?

Д. Коган

— И Амати, да. Я начну изменять, а она начнет мне мстить.

А. Митрофанова

— (Смеется.) И как это будет выражаться? Она откажется что-то искать?

Д. Коган

— Ну, будет расстраиваться больше, будет звучать потяжелее, надо будет на ней больше обязательно играть, больше внимания ей уделять, чтобы разыграть. Она будет разыгрываться не сразу. Обычно где-то там две-три минуты, а тут она будет, может быть, полчаса не даваться. Поэтому... Ревнует очень сильно.

А. Митрофанова

— Но именно эта скрипка — Ваш основной инструмент? И Вы с ней...

Д. Коган

— Основная спутница, да.

А. Митрофанова

— Основная спутница. И Вы с ней, между прочим, совершили огромное количество путешествий, перелетов и выступали по всей стране с благотворительными концертами.

Д. Коган

— Да не только по всей стране — да и во всем мире.

А. Митрофанова

— Ну вот мне хотелось бы, чтобы Вы сейчас про свои благотворительные концерты рассказали, потому что для меня это было удивительно. Вы — человек, который... Ну, я не знаю — когда скрипач с мировым именем приезжает в какой-нибудь филармонический зал, там цены на билеты могут быть любые. Люди придут — придут послушать. Вы приезжаете в некоторые регионы, насколько я понимаю (читала об этом), и туда вход бесплатный, пригласительные билеты просто людям раздают. Подарок к 8 Марта женщинам, сотрудницам какого-нибудь предприятия или что-нибудь еще такое. Людям безумно приятно, они соприкасаются, таким образом, с волшебством. Но Вы-то в какой ситуации оказываетесь? Получается, что Вы вот так просто летаете, и все это — вот такая благотворительность? Что это Вам дает?

Д. Коган

— Ну, Вы знаете, это у меня был благотворительный тур — «Время высокой музыки», он длился два года. Я объехал практически все регионы страны. Мне тогда было — сколько? — это было два года назад, мне тогда было 35-36 лет, такая середина, наверное, творческой жизни.

А. Митрофанова

— «Земную жизнь пройдя до середины...»

Д. Коган

— Да. Мне как-то захотелось проехать всю страну и сыграть благотворительно. Мне кажется, что российский музыкант имеет на это право, даже в своей стране — во-первых, везде побывать... Я побывал в таких местах, где, наверное, никогда уже второй раз — конечно, зарекаться не хочу, но — вряд ли, может быть, буду во многих национальных республиках и так далее. А тем более, я там сыграл. Поэтому для себя такую некую миссию я выполнил, себе такой зачет поставил — что я это сделал, я получил большое-большое удовольствие, буду это всю свою жизнь вспоминать.

К. Мацан

— А как бы Вы эту миссию могли бы — если это возможно в принципе — сформулировать? Потому что человек, который вдруг задумывается, что «я хочу сделать благотворительный концерт» или любое другое дело, какой-то вопрос внутри себя имеет и на него отвечает. «Вот я сейчас хочу сделать для других, а не для себя». Что это за вопрос, что это за проблема, которая решается в душе как-то в этот момент?

Д. Коган

— Да, Вы знаете, мне это просто хотелось сделать на тот момент. Я просто получил от этого большое, большое удовольствие. Вот и все. Я ничего не решал, у меня не было никаких ломок в душе, у меня не было никаких сомнений. Просто это получилось — организовать такой огромный тур, и — с удовольствием, с удовольствием его провел.

А. Митрофанова

— Вы в одном из интервью сказали о том, что если, как Вы это для себя сформулировали, Вы будете помогать людям, детям, музыкантам, которые нуждаются в Вашей поддержке, то, может быть, и Господь тоже будет помогать Вам. Смилостивится над Вами и Вас...

Д. Коган

— Я в этом уверен. Я не то, что в этом уверен — я об этом молюсь и надеюсь, чтобы Бог не забывал и обо мне. Поэтому надо другим помогать.

А. Митрофанова

— Как это ощущается — вот его присутствие в Вашей жизни?

Д. Коган

— Ну, я сильно ощущаю. Я ощущаю сильно. Иногда Бог дает мне какие-то испытания, иногда Господь очень помогает мне в творчестве. Иногда он меня милует. Иногда я его гневлю, но надеюсь, что все-таки не очень сильно. А я, Вы знаете, с каждым годом все больше и больше прихожу к Богу. Стараюсь приходить к Богу.

К. Мацан

— Для человека творческой профессии...

Д. Коган

— ...это очень важно.

К. Мацан

— Важно, так. Ну, я думаю, что это для всех важно, и допускаю, что человек творческой профессии как-то это по-особенному для себя, опять-таки, формулирует. Вот почему это важно для человека творческой профессии?

Д. Коган

— Потому что любое творчество — оно от Бога. Любое. И потерять в творчестве благодать Божию, потерять в творчестве вот того самого Бога — это очень страшно для художника. Художник становится пуст, ему нечего сказать людям. А если ему нечего сказать людям, его творчество не имеет никакой ценности и никакой силы. Потому что художник творит для людей, художник — это проводник между Богом и людьми. Вот если Бог перестал даровать художнику вдохновение и творческую силу, значит, этот художник обесценился, и он ничего не может дать людям.

А. Митрофанова

— Вы так говорите, что художник — проводник между Богом и людьми. Знаете, иногда так про священников, как ни странно, говорят.

Д. Коган

— А у нас очень много общего. Очень, очень.

А. Митрофанова

— Расскажите, как Вы это ощущаете.

Д. Коган

— Вы знаете, у нас общая задача — мы приводим людей к Богу. Только священник приводит это через храм, через молитву, музыкант приводит это через музыку. Задача стоит же общая — чтобы человек стал лучше, чтобы он очистился. Чтобы он каждый раз, когда он вышел из храма, он стал немножко лучше. Вот моя задача абсолютно в том же — чтобы каждый раз, когда он вышел с концерта, он тоже стал лучше. Он стал чище, светлее, ему не приходили в голову какие-то плохие, недостойные мысли, и он делал поступки хорошие, поступки обдуманные и светлые.

К. Мацан

— А есть ли, в том числе у человека творческой профессии, какие-то особые искушения, особые трудности в этом смысле?

Д. Коган

— Наверное, есть. Это тяга к славе. Это тяга к каким-то материальным благам. Ну, бывает, что художники этим как-то грешат некоторые. Бывает, что от своего основного дела они начинают, достигнув в нем успехов, как-то отказываться, больше заниматься, как сейчас занимается, самопиаром, больше заниматься поиском каких-то вещей, которые принесут им такую мимолетную известность, громкую медийность и так далее. Не знаю, мне это как-то. Я за этим не гонюсь. Мне и так, в принципе, нормально.

А. Митрофанова

— Мне кажется, есть еще одна сложность — она связана с тем, что, может быть, художнику в большей степени, чем простому смертному, свойственно, в силу целого ряда обстоятельств, иногда помимо его собственной воли, ощущать себя в центре мира, что ли. Потому что внимание, поклонники, восхищение талантом, восхищение игрой для того, чтобы, как мне кажется, выстраивать отношения с Господом Богом, нам, людям, бывает очень важно себя из центра мира сдвинуть, чтобы в этом месте оказался Бог. Насколько это для художника... Я сейчас, может быть, даже не о Вашем личном опыте спрашиваю, потому что Вы можете на этот вопрос отвечать, а может не отвечать. Но насколько, как Вам кажется, этот вопрос в принципе актуален — по поводу того, что для художника мир абсолютно вокруг него построен? И вот есть... И в смысле отношений с Богом это может быть сложностью, проблемой или вопросом каким-то.

Д. Коган

— Ну, знаете, у любого художника, любого творческого человека есть принципы. У одного такие принципы, у другого другие принципы. Кто-то более верует в Бога, кто-то вообще не верует в Бога. И очень сложный вопрос, на самом деле. Я не могу за всех ответить. Я не могу понять, в то же время, как творчество может быть вне Бога. Мне кажется, что это невозможно. Но у кого, наверное... кто-то поспорит, у кого-то будет другое мнение. И — не знаю, каждый, наверное, должен ответить на этот вопрос сам за себя.

А. Митрофанова

— А кризисы в творчестве бывают?

Д. Коган

— Конечно.

А. Митрофанова

— И что тогда делать?

Д. Коган

— Искать. Искать. Бывают, и часто бывают, и это нормально. Когда уже то, что ты делал три года назад, пять лет назад, десять лет назад, ты понимаешь, что это уже пройденный этап, пройденный путь, и в этом ты ничего не достигнешь, нужно искать новое. Но это не всегда получается найти. И ты не понимаешь, что нужно искать, ты не понимаешь, куда двигаться, не понимаешь, что делать дальше. Это я проходил несколько раз в своей жизни, проходил тяжело. Потом что-то откуда-то — все-таки какая-то путеводная звезда появлялась. И что-то новое рождалось.

К. Мацан

— Мне кажется, музыка сама должна... подсказывает даже иногда, куда идти. Такое бывает?

Д. Коган

— Такое бывает. Музыка очень часто помогает в этом. Смена репертуара, смена вообще какой-то обстановки, работа с другими творческими партнерами — конечно.

А. Митрофанова

— Я вот просто думаю, что... Смотрите, Вы в 16 лет впервые в жизни взяли в руки скрипку Страдивари. А в 18 лет Вы играли на Гварнери, правильно?

Д. Коган

— На Гваданини, уже много лет.

А. Митрофанова

— На Гваданини, прошу прощения. После этого скрипка Гварнери стала Вашей спутницей на многие-многие годы и остается таковой и сейчас. Вы в довольно юном возрасте исполнили все сложнейшие вариации Паганини — 40 их или сколько, да?

Д. Коган

— 24 каприса.

А. Митрофанова

— Простите! Яф не музыкант, поэтому мне извинительны такие ошибки, хотя кто знает.

Д. Коган

— Конечно.

А. Митрофанова

— 24 вариации — это, на самом деле, потолок. То есть каждый раз Вы приближаетесь к какому-то потолку, потом выясняется, что это не потолок, а всего лишь какой-то, знаете, пролет между этажами.

Д. Коган

— Да.

А. Митрофанова

— Вы поднимаетесь еще выше, поднимаетесь еще выше. И каждый раз это, наверное, тоже связано с каким-то кризисом...

Д. Коган

— Конечно.

А. Митрофанова

— Я правильно понимаю, что на каком-то этапе то, что Вы даете такие благотворительные концерты и начинаете, ну, в принципе, отдавать — то есть не накапливать, не работать на себя, не зарабатывать какие-то там бонусы, очки или славу и так далее, мировую славу, а начинаете отдавать, — что это тоже определенный этап, который дает силы, что ли, для того, чтобы двигаться дальше?

Д. Коган

— Ну, Вы абсолютно правы. Вы знаете, и у меня это в жизни именно так и получилось. К своим 30 годам я уже сыграл практически и практически везде уже, многократно сыграв...

К. Мацан

— ...практически, на всем.

Д. Коган

— Да, и на всем. Сыграл уже практически все, что для скрипки написано, — ну, все лучшее, так скажем. Конечно, не все — я не хочу показаться таким самонадеянным, но очень много. Сыграл это на величайших в мире инструментах многих — не всех, но многих. И сыграл это в самых крупных залах мира — может быть, не всех, но, опять же, многих и многих. И годам к 30 я почувствовал некоторую пустоту. Я подумал: а что же дальше? Ну, пройдет еще год, два, три, пять — вот так же это и будет. И вот здесь благотворительность мне очень помогла. Я действительно понял, что моя жизнь и моя цель, моя миссия — это не доказывать себе или доказывать кому-то, тому или иному музыкальному критику, что я могу еще сыграть, еще вот и на пяти скрипках сыграл, а теперь я могу сыграть на семи, а потом я могу сыграть на девяти, и могу сыграть это, а могу сыграть еще в два раза больше. Что моя цель — не в этом, а моя цель — приводить людей в концертные залы. Приводить каждого человека к музыке. Вот то, что должен делать священник, это превращать человека неверующего в человека воцерковленного. Вот моя задача в музыке примерно такая же. Я должен новую публику вводить в прекрасный мир классической музыки. Вот это моя задача, это моя миссия, и я занимаюсь последние несколько лет в основном этим.

А. Митрофанова

— Давайте сейчас снова дадим слово скрипке Гварнери в Ваших руках. Что Вы исполните?

Д. Коган

— Астор Пьяццола, «Танго-этюд №1 для скрипки-соло».

(Звучит «Танго-этюд №1 для скрипки-соло» Астора Пьяццолы.)

К. Мацан

— Дмитрий Коган, заслуженный артист Российской Федерации, скрипач (в его руках скрипка Гварнери), сегодня с нами в этом «Светлом вечере». В студии моя коллега Алла Митрофанова, я — Константин Мацан. Буквально через минуту мы продолжим.

А. Митрофанова

— Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели! Константин Мацан, я — Алла Митрофанова, и в нашей студии сегодня, напомню, Дмитрий Коган — скрипач, заслуженный артист России. И вместе с ним у нас в гостях скрипка Гварнери. И я каждый раз прошу Костю ущипнуть меня, потому что мне кажется, что я сплю.

Спасибо Вам за Ваше исполнение. И в продолжение разговора мне бы хотелось обратиться к тем концертам, которые Вы исполняли в экстремальных обстоятельствах — за Полярным кругом в Арктике или на подводной лодке, или в каких-то еще таких экстремальных местах. Я знаю, что Вы играли в самолете и так далее. А зачем? Что это дает? Это остроту ощущений добавляет? Или это тоже, прежде всего, для того, чтобы Вас услышали в тех местах, где эти люди, кроме как Вас, там они не услышат?

Д. Коган

— Ну, Вы знаете, на подводной лодке — я хотел, чтобы меня услышали моряки, которые ведут такую трудную, тяжелую службу. На Северном полюсе я хотел, чтобы меня услышали полярники, которые полгода, целую зимовку находятся там. Где-то я играл по необходимости, потому что по-другому было нельзя. Не так давно, пару лет назад, я приехал в Германию и сошел с самолета, проходил таможню, и у меня с собой было пять великих скрипок. Как раз пять скрипок, и они были...

А. Митрофанова

— ...в багаже?

Д. Коган

— Ну, не в багаже — они были в двух кейсах. И офицер таможни меня остановил, попросил предъявить, что я везу. Когда он увидел такое количество инструментов, он очень подозрительно начал задавать вопросы, очень подозрительно отнесся...

А. Митрофанова

— Да, немцы умеют на таможне...

Д. Коган

— Да, потому что он принял меня, видимо, за какого-то дилера...

А. Митрофанова

— Контрабандиста!

Д. Коган

— Контрабандиста, который промышляет перевозкой...

А. Митрофанова

— ...скрипок Страдивари.

Д. Коган

— ...нелегальной продажей великого антиквариата. И я понял, что уже дело идет к аресту...

К. Мацан

— Прямо так?

Д. Коган

— И мне ничего не оставалось делать, как только достать скрипку и начать на ней играть. Этот человек, офицер таможни, сказал, что он придет через несколько минут. Я подумал, что он, наверное, пошел за наручниками или за понятыми, чтобы уже окончательно оформить мое задержание, а он привел своих коллег, и я им дал небольшой концерт. Прямо в терминале. И, Вы знаете, даже прохожие, просто пассажиры случайные присоединились. Ну, они меня поблагодарили, я собрал инструменты и уже...

А. Митрофанова

— Вот это флэшмоб!

Д. Коган

— Да, и уже пошел на выход. Но это было не специально — никто этого не планировал. Но такие вот тоже бывают ситуации. (Смеется.)

А. Митрофанова

— А я вспоминаю эпизод из фильма «Пианист», где, помните, Броуди играет гениального пианиста и исполняет перед нацистом, перед офицером немецкой армии... я уже даже не помню сейчас, какое произведение — надо пересмотреть этот фильм. И, в общем, спасает таким образом собственную жизнь. Потому что тот сохраняет в тайне его убежище и не выдает его, хотя он еврей, и дальше понятно, что с ним сделают, с этим великим человеком.

Д. Коган

— Да, я помню.

А. Митрофанова

— Да, просто такой тоже пронизывающий эпизод. Но, слава Богу, мы живем сейчас в другие времена, и когда подобные вещи происходят с великими музыкантами, видя концерты на таможне, например, но, по-моему... Я представила себя в этой мизансцене, как если бы, например, я стояла в соседнее окошко с паспортом, чтобы мне там штампик поставили и разрешили пройти, и тут бы...

Д. Коган

— А тут на пяти скрипках концерт. (Смеется.)

А. Митрофанова

— …офицер бы выбежал из своей кабинки, побежал бы слушать Ваш концерт, и мы бы все услышали там эти пять скрипок.

К. Мацан

— А может быть, таможенник понимал, что по-другому он не может Вас попросить сыграть, и старался как-то эту ситуацию спровоцировать, чтобы был концерт.

Д. Коган

— Это был для меня последний шанс, поэтому это я сам начал, по моей инициативе.

К. Мацан

— Вы сказали в первой части программы, что Вы свою миссию видите в том, чтобы людей приводить в концертные залы и знакомить с этим миром академической, классической музыки. Сейчас рассказываете про удивительный случай про концерт на таможне. В одном интервью Вы с восторгом рассказывали про известного скрипача, который сыграл двухчасовой концерт для одного слушателя. Вот если я ничего не путаю, был такой эпизод.

Д. Коган

— Да-да.

К. Мацан

— А Вам был хотелось самому такой необычный концерт пережить? Что это значит — играть два часа для одного слушателя?

А. Митрофанова

— И кто должен быть этот человек?

Д. Коган

— Это действительно был такой выдающийся скрипач... Ну, во-первых, он ХХ века — Бронислав Губерман. И в одном городе случилась какая-то ошибка, накладка, и его концерт то ли как-то перенесся на другой день... Ну, в общем, публика думала, что на другой день, и на концерт пришел только один слушатель. И он не отменил этот концерт, хотя любой другой бы поступил, конечно, ровно так. И он сыграл целый концерт для одного слушателя.

А. Митрофанова

— Невероятно.

Д. Коган

— Вы знаете, что энергетически это бывает тоже очень сильно.

К. Мацан

— Но это же очень сложно, наверное?

Д. Коган

— Может быть, это такие другие отношения со слушателем. Они какие-то более интимные такие — из сердца в сердце. Вы знаете, я тоже люблю играть — ну, кого-то из своих близких просто посадить и сыгарть целую программу.

К. Мацан

— Серьезно?

Д. Коган

— Мне это приятно сделать, да. Иногда даже в концертном зале. Могу это сделать спокойно. Ну, концертов я таких, конечно, еще не играл — для одного слушателя, заявленных концертов, но просто сделать репетицию — мне это всегда очень приятно.

А. Митрофанова

— Когда Вы в Арктике играли, Вы играли там в палатке, насколько я понимаю... Она, наверняка, отапливалась?

Д. Коган

— Ее прогрели аж до ноля градусов!

К. Мацан

— (Смеется.) «Аж до ноля?»

А. Митрофанова

— До ноля?

Д. Коган

— Угу.

А. Митрофанова

— И Вы при нуле градусов?..

Д. Коган

— При нуле.

А. Митрофанова

— А как реагировали полярники на Ваше?..

Д. Коган

— Очень тепло, несмотря на 50-градусный холод. Реагировали очень тепло, искренне, и я до сих пор вспоминаю. И мне бы хотелось еще когда-нибудь там побывать. Надеюсь, сбудется.

А. Митрофанова

— Вы же «витамины радости», получается, людям привезли в своем чехле, вместе со скрипками. Ну, это как укрепление, что ли, такое. Это утешение такое. Это как весна.

Д. Коган

— Ну, мне... Это очень для меня сильно было, сильная эта поездка на Северный полюс. Это выступление — долго его вспоминал и сейчас вспоминаю. Мне как-то очень это приятно — что в таких тяжелейших условиях люди находятся и так тянутся к музыке, так слушают.

А. Митрофанова

— А можно теперь в другую точку перенестись, где Вы давали концерт — Беслан? Вы оказались там в чрезвычайно непростое время, после тогО, как там случилась трагедия, и Вы приехали туда. А что чувствует музыкант в такой момент, когда он оказывается?.. Ну, то есть, наверное, понятно, что это колоссальная ответственность, но, в то же время, Вы ведь понимаете тоже, что от Вас ждут, наверное, какого-то утешения. Можете ли Вы его дать в этот момент? Что это? Вот что это такое по роду... по замесу по своему — подобное концертное выступление?

Д. Коган

— Вы знаете, мне кажется, что если музыкант нужен... А ведь мы занимаемся именно тем видом искусства, который нужен в тяжелую минуту. Потому что в тяжелую минуту человек не хочет просто смотреть телевизор — он хочет слушать Баха, он хочет читать какие-то произведения классиков.

А. Митрофанова

— Настоящего хочет.

Д. Коган

— Да, он хочет быть вот без всей этой жизненной мишуры. Вот в тяжелую минуту это именно так. Я это очень много раз уже проходил. И мне кажется, что если у тебя есть эта возможность... Вот если у меня есть возможность играть людям Баха, то — ну, рад — это не то слово, но мне становится приятно, что я нужен, что я хоть чем-то могу в тяжелое время быть полезен.

К. Мацан

— Мне кажется, неслучайно Вы в этом контексте упоминаете именно Баха — возможно, самого глубокого в мировой истории композитора, возможно, самого религиозного, невероятно талантливого такого и прозорливого, я бы даже дерзнул сказать. У нас сейчас, слава Богу, не тяжелые минуты, но мы можем все-таки Баха услышать в Вашем исполнении?

А. Митрофанова

— Да, очень большая просьба.

Д. Коган

— Да. Сейчас прозвучит Иоганн Себастьян Бах — «Сарабанда» из «Партиты №2».

(Звучит «Сарабанда» из «Партиты №2» И.-С.Баха.)

К. Мацан

— Дмитрий Коган, заслуженный артист Российской Федерации, скрипач. Его скрипка Гварнери сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер».

А. Митрофанова

— Дмитрий, а Вы однажды в интервью сказали о том, что бывает, что концерты Вы играете на внутреннем резерве, который начинает иссякать. И дальше такая фраза у Вас там была: «Ну, подумаешь — проживу меньше на несколько лет». А Вы так легко относитесь к собственной жизни, к собственному таланту? Вы из этого?.. Я не знаю, не всякий человек легко так может сказать: «Ну, подумаешь — ну, проживу меньше на несколько лет».

Д. Коган

— Ну, Вы знаете, мои родные против этого — чтобы я как-то уж совсем уж загонялся в концертном графике. Потому что иногда я ставлю такое количество, которое потом, когда начинается, сам не понимаю, как я могу осилить такую степень нагрузки. Иногда я могу поставить семь концертов подряд или восемь концертов подряд каждый день, с переездами и перелетами, например, каждый день. То есть летать семь дней, семь или восемь дней подряд. Не знаю, до недавнего времени я об этом вообще не задумывался. Сейчас вот уже потихонечку возраст-то подходит... 38 лет. Может быть, и стоит задуматься, чтобы немножко ограничить эту суету и еще все-таки больше сконцентрироваться на глубине и поиске.

К. Мацан

— Вот как раз таки то, о чем спрашивает Алла: по моим ощущениям, это не только про здоровье и про концертный график. Это про то, что, видимо, для человека — для Вас — есть какие-то вещи, что называется, ценнее здоровья и жизни, ради которых этим можно жертвовать или поступаться, ради чего-то большего. Вот Вы говорите о поиске.

А. Митрофанова

— Мы с разной интенсивностью просто можем, как мне кажется, проживать одну и ту же минуту, единицу времени — минуту, час, день. Вкладывать больше или меньше сил в то, чтобы это проживать. И то, что говорите Вы, это, судя по всему, Вы ведете, как это принято говорить, на полную катушку, но только не в том плане, что Вы от жизни что-то получаете, а в том плане, что Вы ей все время что-то отдаете. И как это возможно? Вот вопрос.

Д. Коган

— Вы знаете, честно говоря, я это даже не анализирую.

А. Митрофанова

— Ну, понятно. Если бы анализировали...

Д. Коган

— Я не анализирую, а музыкой занимаюсь, и занимаюсь ею столько, сколько это возможно.

А. Митрофанова

— Расскажите о концерте, который будет в ближайшее время. Это же какая-то потрясающая история — мультимедийный проект, где будет звучать музыка Пьяццолы и Вивальди — «Времена года».

Д. Коган

— Да, это вот сейчас, 17 декабря, в Доме музыки будут «Времена года» Вивальди и Пьяццолы. Причем, мы соединили Вивальди — не только музыку, мы еще сделали видеопроекцию, потому что у Вивальди под каждой строкой написан текст, что происходит в данный момент в музыке — или лающая собака, или поющая кукушка, или спящий пастух, или пьяный человек. И все это под каждой строкой написано. И мы попытались вывести на экран именно все мысли, которые хотел донести Антонио Вивальди своей музыкой. И синхронно это будет вместе с музыкой, чтобы слушатель не только услышал, но и увидел, что будет в данный момент происходить в музыке. И вот когда синхронизируется, мне кажется, что это все-таки интересно слушать.

А. Митрофанова

— Ну Вы сами, когда Вивальди играете, Вам же, наверное, такая визуализация не очень нужна? У меня ощущение, что у Вас с ним какая-то такая связь «без роуминга», и Вы понимаете, что он имел в виду, визуализируете это как-то в голове.

Д. Коган

— Ну, понимаете, одно дело — я, а другое дело — зритель. И — вот о чем мы говорили — для меня каждый новый слушатель, приходящий в зал, это победа. И для меня победа, если этот слушатель захочет прийти еще раз в зал. Поэтому мне кажется, что это совершенно нормально — заинтересовать слушателя сразу, чтобы через такое даже визуализационное понимание он все равно пришел к классической музыке.

А. Митрофанова

— Удивительно, что Вы это рассматриваете не как Вашу личную победу, а как победу музыки, что ли, а Вы в этом смысле проводник. Ну вот... Ну, спасибо за такой подход, вообще-то. Мне кажется, это дорогого стоит.

Д. Коган

— Спасибо Вам за теплые слова, за оценку!

А. Митрофанова

— Давайте мы сейчас снова к музыке обратимся. Напоследок — может быть, что-то из... У Вас же, наверняка, свои вариации есть какие-то? Вы экспериментируете?

Д. Коган

— Это громко сказано. Я ничего... Я не пишу музыку. Я могу что-то сымпровизировать. У меня бывают какие-то темы, которые приходят, и я на них что-то могу сыграть «на бис».

А. Митрофанова

— А давайте послушаем, дадим слово еще раз нашей «гостье» из Ломбардии — скрипке Гварнери. Вместе с Вами, в Ваших руках — вариация Дмитрия Когана. Здорово!

Д. Коган

— Это громко сказано. Просто импровизация.

А. Митрофанова

— Хорошо.

(Звучит импровизация Д. Когана.)

К. Мацан

— Спасибо большое! Дмитрий Коган, заслуженный артист России, и в его руках — скрипка Гварнери. Мы сегодня провели в каком-то чудесном настроении, чудесной атмосфере благодаря этой музыке целый час. Это по-настоящему такой «Светлый вечер». Он такой эмоционально светлый, музыкально светлый, звуково светлый. Спасибо огромное, Дмитрий! Ждем Вас снова по случаю и просто так в нашей студии. В студии были Алла Митрофанова и я, Константин Мацан. До свидания, до новых встреч на волнах радио «Вера».

Д. Коган

— Спасибо, друзья! Всего доброго!

А. Митрофанова

— До свидания!