Светлый вечер с Александром Кравченко (эфир 02.07.2015)

У нас в гостях был руководитель военно-патриотического клуба «Алексеевская дружина», действующего при храме Рождества Христова в Митино Александр Кравченко.
Мы говорили о том, могут ли военно-патриотические клубы стать элементом воспитания подрастающего поколения, и что даёт молодым людям знакомство с военной историей России и других стран.

Ведущие: Алексей Пичугин, Алла Митрофанова

А. Пичугин

— Друзья, здравствуйте! Здесь Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Добрый, светлый вечер!

А. Пичугин

— Я — Алексей Пичугин. И вместе с нами этот «Светлый вечер» будет проводить сегодня Александр Кравченко — руководитель проекта «Стяг», который объединяет сразу несколько военно-патриотических клубов. Здравствуйте, Александр!

А. Кравченко

— Здравствуйте!

Наше досье:

Александр Кравченко. Родился в 1972 году в городе Караганде Казахской ССР. С 1992 года, во время гражданской войны в Югославии, принимал участие в боевых действиях, в составе войск Республики Сербской в качестве добровольца. В 2002 году стал инициатором создания и руководителем проекта по содействию развития православного военно-патриотического воспитания «Стяг». Руководитель военно-патриотического клуба «Алексеевская дружина», действующего при храме Рождества Христова в Митино.

А. Пичугин

— Я думаю, что нам стоит начать нашу программу, так как она, напомню, не о событиях, а о людях и смыслах, немного окунувшись в биографию Александра, она интересная, необычная: в 90-е годы Александр принимал участие в военных событиях на территории Югославии, в войне, которая проходила тогда в Сербии, в том числе. На стороне Сербии Александр воевал. Расскажите, пожалуйста, как вы туда попали, что вас привело, почему.

А. Кравченко

— Я попал в Сербию, а точнее в Республику Сербскую в 92 году, мне тогда было 20 лет, я фактически только закончил срочную службу. И очень внимательно я следил за событиями, которые происходили в то время на Балканах. Я увлекался всегда историей и отчасти политикой. И то, что происходило, во мне вызывало такую большую озабоченность что ли, в каком-то смысле. Озабоченность именно молодого человека, который знал и всегда понимал суть вот этих взаимоотношений славянских народов и роли России во всех этих процессах. И лично мне, конечно, было горько и обидно, что развязалась такая война — фактически между славянскими народами. Кроме того, что Россия, что было не типично всегда для нашей страны, она либо фактически самоустранилась от этих трагических событий, либо же откровенно занимала антисербскую позицию. И я при первой же возможности, как она у меня случилась, я по какому-то душевному такому порыву отправился туда именно как доброволец — каким-то образом внести самому, лично свой вклад. На самом деле, даже не вклад, потому что — что там может один человек? Какой может быть вклад? Конечно, минимальный. Но, с другой стороны, мне хотелось засвидетельствовать то, что Россия — а я себя считал русским человеком и считаю, что являюсь чуть ли не полномочным представителем своего народа, — как бы засвидетельствовать то, что мы, русский народ, не поддерживаем что ли политику своего правительства — тогда это был Ельцин — в этой ситуации.

А. Пичугин

— А много русских добровольцев было?

А. Кравченко

— Если брать войну начала 90-х годов и Косово 1999 год, то примерно тысяча человек русских добровольцев.

А. Пичугин

— С одной стороны, много, с другой — совсем немного.

А. Митрофанова

— И вы были там все эти годы?

А. Кравченко

— Да, я попал туда в 92-м, а уехал уже в 2000-м.

А. Пичугин

— То есть все конфликты, которые на территории Югославии происходили тогда, в те годы, вы были фактически их свидетелем и участником?

А. Кравченко

— Практически все, да. Потому что до моего приезда началась в 91 году война в Хорватии — в Сербской Краине. А уже когда я уехал, в 2002 году случился конфликт в Македонии, в котором тоже участвовали русские добровольцы, но я уже был здесь, в России.

А. Митрофанова

— А вы туда попали в двадцать лет. Это такое время, когда, как мне кажется, человек

себе какие-то очень важные вопросы задаёт и пытается на них найти ответы. Вы, так получилось, там на них, видимо, ответы искали, да? Вы к каким-то выводам, может быть, пришли или как-то поменялось ваше мировоззрение? Что вам вообще дали эти годы?

А. Кравченко

— Совершенно замечательный вопрос. Потому что я считаю, что самое главное в моём участии в этой войне заключается в том, чему я там научился. Научился я там, благодаря сербскому народу, двум вещам: во-первых, любить свою Родину, Россию, свой народ. Почему я говорю, что научился? Потому что, как любят нас сербы, мы так себя не любим; так, как они видят нас, у нас такое понимание отсутствует, к сожалению.

А. Митрофанова

— Мы просто кроме того, что видят сербы, видим ещё в себе много чего, скажем так.

А. Пичугин

— Это правда, на самом деле, не могу даже поспорить с Александром, потому что сам бывал в Сербии неоднократно и видел это, и ощущал эту любовь.

А. Митрофанова

— Со стороны-то всегда картинка выглядит несколько иначе.

А. Кравченко

— Дело в том, что у сербов, у них сохранилось, в отличие от нас, от того общества, допустим, начала 90-х годов, понимание духовного значения России. Потому что в культурном отношении мы довольно разные народы, на первый взгляд, по крайней мере. И так, как они к нам относились, относятся, даже, может, на каком-то душевном, эмоциональном уровне, мы эту картину слабо представляем или представляли. Что Россия — это как защитница православных. Даже не только православных, а вообще — защитница всех обиженных и оскорблённых во всём мире. Вот так они нас видели и понимали в каком-то смысле. Конечно, Православие имело огромную роль в этом во всём. И тут, конечно, многие вещи смешиваются в их каком-то поэтическом отношении к России. Но, тем не менее, для нас, для русских, это огромная вещь — вот это понимание, понимание своей роли и места в этом мире, через них, через вот этот относительно маленький народ, который всегда взирал на Россию не, как на старшего брата, а именно как на некое отражение Божьей правды на земле. Это, конечно, во многом идеализация, во многом это какая-то историзация этого вопроса. Но, тем не менее, это действительно так и это, действительно, открывает совершенно какие-то новые горизонты в понимании нашей России, как таковой, и русского народа в целом. И второй момент, чему я там научился, это, конечно, если так начать, то это вере Православной. Потому что я, когда туда поехал, имел очень смутное представление о нашем Православии.

А. Пичугин

— Крещён да и только.

А. Кравченко

— Да, в какой-то степени. Даже когда в армию уходил, заявил, что я — православный.

А. Митрофанова

— В двадцать лет это нормально, бывает!

А. Кравченко

— Да, но в то время, если бы кто-то меня спросил об основных моментах, я бы, конечно, не ответил.

А. Митрофанова

— Да, это тоже логично.

А. Кравченко

— И там в какой-то момент я решил как бы соответствовать тому высокому званию русского человека, о котором как бы сербы имеют это представление. И первое, что я понял, что мне нужно, по крайней мере, регулярно посещать богослужения — понимаю я или не понимаю. И второй момент то, что мой первый молитвослов был на сербском языке. То есть я начал богу молиться на сербском языке. Конечно, потом, как говорится, природа взяла своё. Мне потребовался потом и церковно-славянский. Уже другое понимание. У сербов нет даже, может, такого понятия воцерковлённости. Может быть, это стало отчасти причиной моего возвращения в Россию. Но как бы толчок к этому я именно получил там, в Сербии.

А. Пичугин

— А у вас были мысли остаться?

А. Кравченко

— В общем-то, да. Понимаете, остаться, не остаться... в какой-то момент для меня Сербия и Россия было одно и то же. Просто какие-то обстоятельства как бы подтолкнули, что нужно, действительно, возвращаться. Но самый главный вопрос для меня тогда, при моём возвращении в 2000 году, была вот эта необходимость, потребность быть среди русского православного народа.

А. Митрофанова

— А с чем это было связано? Как появилась эта потребность?

А. Кравченко

— Во-первых, развитие какого-то духовного, религиозного чувства, развитие именно.

А. Митрофанова

— Внутри вас?

А. Кравченко

— Да. От каких-то минимальных позиций, до какого-то... Но оно постоянно развивается в том или ином смысле. И это привело к тому, что мне стало необходимо быть в некой православной общине, в приходской общине, где люди занимаются таким... помимо литургической, молитвенной жизни, ещё и просто живут, как православные люди в некой общинности.

А. Митрофанова

— А у сербов не встречали подобного?

А. Кравченко

— Фактически этого нет до сих пор. Даже у них в настоящий момент, ещё при Милошевиче это началось, но вот сейчас этого фактически нет — воскресных школ, например, нет. Там есть как бы некая вера-наука или Закон Божий в школе, но, в общем-то, это такое...

А. Митрофанова

— В какой, в общеобразовательной школе?

А. Кравченко

— Да. Но это совсем другое, по сравнению с тем, что воскресная школа, где мы, как прихожане, наши дети вместе. То есть есть какие-то элементы общинной жизни. И это очень важно, в этом огромная потребность, мне кажется, русской души. Этого я в Сербии не находил.

А. Пичугин

— У них, как я заметил, просто поход в храм — это вполне естественно, как для грузин точно также.

А. Митрофанова

— Без надрыва это как-то происходит.

А. Пичугин

— Абсолютно без надрыва. Человек пришёл, если ему надо, или в выходной день, естественно, в воскресенье...

А. Митрофанова

— Он верит, как дышит.

А. Пичугин

— Да-да! Помолился на службе и пошёл домой. То есть настолько естественно, что, видимо, какая-то именно общинная жизнь в это, может быть, и вписывается...

А. Митрофанова

— То есть не надо обязательно что-то сверху насаждать, это всё уже итак есть.

А. Пичугин

— …Но она может быть и в другом месте где-то.

А. Кравченко

— В какой-то степени у них... Вот спросишь каждого — все православные, никто не отрицает. Наоборот это считается, что серб — значит, православный. С другой стороны, хорошо, в церковь ходит очень мало народу, по сравнению с Россией...

А. Митрофанова

— Ну, в России численность населения больше.

А. Кравченко

— Мы же не берём по количеству. Мы берём в каком-то процентном отношении.

А. Митрофанова

— Ну, да, вам виднее.

А. Кравченко

— И потребность вот в этом каком-то более плотном общении, она, конечно, у них... Можно это, конечно, объяснить, но, на самом деле, то, что у нас есть в России, нет нигде в мире. В смысле, ни в одной православной стране такого нет, такой серьёзной общинной жизни, а кроме того, большого развития общественных институтов в рамках русского Православия. Например, православных школ, православных институтов, университетов, православных хозяйственных предприятий — у нас и такое есть, у нас есть православные колхозы.

А. Пичугин

— Есть. И священники — председатели.

А. Митрофанова

— Я не очень понимаю, что такое православный колхоз, извините.

А. Пичугин

— В середине 90-х просто приезжали священники на село — вот давали священнику приход — там было правление колхоза, который развалился уже. Договаривались с местной администрацией, и община этого храма брала себе этот приходящий в запустение колхоз, и начинала как-то потихоньку его развивать. Кстати, есть очень успешные примеры.

А. Митрофанова

— То есть это просто колхоз, который хорошо работает, и там работают люди, которые являются прихожанами православного прихода, правильно?

А. Кравченко

— Я вот не помню, какой это год был, ну, может, два-три-четыре года назад — самым успешным сельскохозяйственным предприятием в России было признано хозяйство Сретенского монастыря.

А. Пичугин

— Да, например.

А. Кравченко

— Фактически у них было подворье, к ним обратились местные жители, чтобы они взяли под свой контроль это угасающее сельскохозяйственное предприятие.

А. Пичугин

— То, о чём вы говорите в плане общинной жизни, вернее, может быть, её отсутствия в Сербии, я как раз это вижу, как у грузин это происходит, например: все православные, все ходят в храм, весь Тбилиси в воскресный день в Кафедральном соборе обычно. Но служба идёт где-то там вдалеке — вот Патриарх служит — а все стоят в притворе, общаются, с колясками гуляют, ходят...

А. Митрофанова

— У нас тоже с колясками ходят, гуляют с колясками.

А. Пичугин

— Нет, вот это именно клуб по интересам, это надо увидеть. Там меньшинство участвует в молитве, а большинство — это для них... они православные, они пришли в храм, но для них это место общения. Мне кажется, у сербов во многом это похоже происходит.

 

А. Пичугин

— Друзья, напомню, что в гостях у нас сегодня руководитель проекта «Стяг», который объединяет различные патриотические клубы, Александр Кравченко.

А. Митрофанова

— Да, мы тут поговорили уже об опыте Сербии и других православных народов кратко, о том, как у них выстроена общинная жизнь. Александр, вам ближе всё-таки та модель, которая у нас сейчас в России установилась, да? Когда внутри прихода есть, помимо жизни такой литургической, есть ещё такое плотное общение на почве каких-то общих дел. Вам лично какие дела ближе? Я так понимаю, что вы занимаетесь молодёжными клубами.

А. Кравченко

— Я, когда возвращался из Сербии, я, в общем-то, для себя понимал, куда я возвращаюсь и зачем. И самое главное, меня беспокоил в то время вопрос, что мы, люди 90-х годов, которые там как-то участвовали в каких-то, условно говоря, патриотических вещах, как война, как свержение коммунизма, если хотите, кто из-за нас придёт. Потому что видел, что общество стремительно поменялось с начала 90-х к началу 2000-х.

А. Пичугин

— Вы уезжали в Сербию из одной страны, а вернулись в совсем другую.

А. Кравченко

— Да.

А. Митрофанова

— Но это логично.

А. Кравченко

— Эти изменения были очень стремительными. Я понимал, что, допустим, лет через двадцать-тридцать или даже ближе то, что я там где-то воевал, это будет не только никому не интересно, но это всё будет как бы в осуждение. Но я не к тому, что хочу навязать, что вот мы делали какой-то подвиг или ещё что-то, нет, это не в этом плане. Я понимал другое, что страна Сербия, она подверглась страшной агрессии, неправедной, безобразной во всех отношениях. Особенно это было ясно во время бомбардировок 99 года. Я понимал, что люди должны об этом знать. И на этом даже выстраивать своё мировоззрение будущее. И я видел, что наше российское общество идёт таким путём, что в конце концов мы просто потеряем Россию без единого выстрела. Придут новые поколения, которые будут равнодушны не только к той войне в Сербии или к любой другой, а будут равнодушны к нашим святыням. Одним словом, такая мысль привела к идее, что мы люди, которые как-то понимают, как бы неравнодушны к ситуации, должны как бы родить себе, что ли, десять себе подобных.

А. Митрофанова

— То есть родить десятерых детей?

А. Кравченко

— Ну, в каком-то, может быть... воспитать, донести своё мироощущение до них.

А. Митрофанова

— А родить?

А. Кравченко

— В том числе родить. У меня, например, сейчас шестеро детей.

А. Пичугин

— О!

А. Кравченко

— И, кроме того, множество военно-патриотических клубов, которые как бы я создавал. Одним словом, эта мысль — родить десять себе подобных, в духовном каком-то смысле, чтобы они были достойными наследниками наших...

А. Митрофанова

— А каковы критерии этого достоинства?

А. Кравченко

— Основной критерий — быть хорошими людьми, добрыми, хорошими и, очень желательно, православными. Потому что, как Бог даст, конечно, мы не можем повлиять на детскую душу или на душу как бы молодого человека, но, по крайней мере, своим примером пытаемся донести то, что Православие — это базовая ценность наша, которая как бы определяет нашу сущность. Вот это как бы критерий основной.

А. Митрофанова

— А как это выражается в практических действиях в плане воспитания? Вот воспитать десятерых себе подобных — что вы делаете конкретно?

А. Кравченко

— Ну, что мы делаем. Во-первых, мы должны сейчас сказать, что помимо того, что я ехал целенаправленно создать православную семью, где, если Бог даст, будут дети. И соответственно, живя с семьёй православной жизнью, мы надеемся, что наши дети тоже будут таковыми. Это первое. А второе, так получилось, что я стал заниматься организацией православных военно-патриотических клубов. То есть организацией, которая основной своей задачей видит именно воспитание подрастающего поколения через метод вот этого клуба, который в себя включает несколько составляющих, в том числе спорт, в том числе изучение какого-то военного дела, духовных основ, идейных основ. Соответственно это всё происходит в рамках православной идеи, православной идеологии, православного мировоззрения.

А. Митрофанова

— Игра в войну в рамках православного мировоззрения?

А. Кравченко

— Во-первых, не игра в войну, это совершенно неверное как бы определение.

А. Митрофанова

— Да, но поясните тогда. Потому что я была на вашем сайте и видела, что у вас там проходят разные игры, которые именно очень напоминают военные действия.

А. Кравченко

— Игра в войну, если мы возьмём этот термин, это является всего лишь формой привлечения детей, мальчиков, прежде всего. Потому что есть некие природные особенности, которые нам заложены от Бога, в данном случае в мужчине, как в защитнике. И эти особенности, они проявляются в определённом возрасте. Мы можем видеть, например, шестилетнего-семилетнего мальчика, который просит у родителей купить игрушку автомат или танк.

А. Пичугин

— Я думаю, что как раз здесь не от Бога заложено, Бог-то немного другие вещи закладывает, а это заложено уже всем ходом развития истории, то есть это на каком-то подсознательном уровне из поколения в поколение передаётся.

А. Кравченко

— Но ведь история тоже от Бога.

А. Пичугин

— Но так если мы будем рассуждать, то, конечно, всё от Бога.

А. Кравченко

— Нет, но мы же понимаем, даже есть термин «воин Христов», понимаете? Значит, воинское служение защитника...

А. Пичугин

— Нет, я не говорю, что это плохо. Просто, мне кажется, это как раз такое влечение мужчины к оружию, — к войне тут, наверное, не очень правильная формулировка — к защите, добыванию пропитания, ну, вы понимаете, о чём я говорю, это всё...

А. Кравченко

— Конечно, любое чувство изначально, даже чувство материнства у девочек, может быть извращено. Точно так же, как и чувство ощущения себя воином тоже может быть извращено — оно может быть, как защитником, как воином Христовым, а может быть просто, как грабителем, как разбойником и так далее. То есть так мир и устроен на самом деле — то есть зло это всего лишь извращение добра. Потому что само по себе, естественно, Бог не мог создать так. Одним словом, мы видим проявление у детей, у мальчиков, неких совершенно, на наш взгляд, естественных проявлений — стремления быть какими-то воинами в разных формах. У кого-то это в одной форме выражается, у кого-то в другой. В какой-то момент это всё теряется, но, заметив вот эту особенность какую-то, можно прийти к выводу, что можно привлечь через это детей, не подавлять в них это, не делать как бы, вы меня извините, женоподобными, а именно привлечь и развивать в них мужественность. В чём у нас большая проблема, вообще, как бы в современном обществе — отсутствие мужественности или женственности у девочек. Вот беря за основу эту психологическую особенность ребёнка или подростка, мы выстраиваем уже систему воспитания, которая в конечном итоге должна, как я уже сказал, сделать просто хорошего, доброго человека.

А. Пичугин

— Но вы вернулись в начале 2000-х. В каком состоянии было тогда в нашей стране вот это вот движение патриотических клубов?

А. Кравченко

— В тот момент оно было на подъёме, именно православные военно-патриотические движения, так скажем. В 96-м появляется первый военно-патриотический центр при Троице-Сергиевой лавре.

А. Пичугин

— А давайте немного вообще в историю вернёмся! Расскажите, пожалуйста, с чего вообще в нашей стране началось это патриотическое движение клубное.

А. Кравченко

— Если говорите о военно-патриотических клубах, они появляются в середине 80-х годов, их создают ветераны Афганистана. Это были неформальные или полуформальные организации, которые были призваны, по идее их основателей, ликвидировать ту неспособность советской молодёжи к таким серьёзным испытаниям, которые они встретили в Афганистане. То есть в то время советский человек, советский молодой человек, в отличии, допустим, от периода Великой Отечественной войны, он был из-за того, что у нас тогда начало активно развиваться потребительское общество — с 60-х, 70-х годов, — он уже утрачивал те способности, психологические и физические, к тому, чтобы противостоять таким испытаниям, искушениям, которые принесла вот эта Афганская война.

А. Пичугин

— Но вы говорите про ветеранов Афганистана. Я так понимаю, что в то время тема Афганистана была довольно табуированной, то есть широкого обсуждения Афганистана тогда не было.

А. Кравченко

— В общем-то, да. А какое это имеет значение? Если человек приходит, вот сержант, допустим...

А. Пичугин

— Нет, понятно, конечно, конечно!

А. Кравченко

— …Сержант приходит, он увидел сколько, какие ребята не подготовлены. Он и сам был таким же неподготовленным, когда попал туда. Он понимал, что... Даже, может, он не отдавал себе отчёт. Если бы был такой человек, который бы вот всё осознал, проанализировал и потом ещё написал дипломную работу на эту тему, мы тогда бы знали этого человека, а мы его не знаем. Но так как это появилось в таком широком масштабе — в разных городах, в разных республиках Советского Союза, в разных формах, это показывает, что это была некая объективная реакция на объективную реальность того времени, на состояние нашей молодёжи. И потом то, что происходило дальше, в 90-е годы, это всё подтверждает правильность этого подхода.

А. Пичугин

— А вы не участвовали до службы в армии, до Югославских событий, вот в таких патриотических объединениях в Советском Союзе?

А. Кравченко

— Я не участвовал лично, хотя по возрасту мог вполне участвовать. Но в нашем городе, в городе Караганде, на 600 тысяч населения города на то время, был один вот такой клуб под названием «Кандагар». Туда брали с 14 лет, туда был огромный конкурс.

А. Пичугин

— Ещё и конкурс был?

А. Кравченко

— Это во все клубы был, не только там.

А. Пичугин

— А почему?

А. Кравченко

— А потому что было состояние наших подростков в то время — конец 80-х годов — совсем другое, чем сейчас. Если сейчас мы упустим... мы уже с 14 лет не то, что не берём, просто не идут в 14 лет уже сейчас.

А. Митрофанова

— То есть у нас сейчас всё плохо, вы хотите сказать, с подростками? Раньше вода была мокрее, сахар слаще?

А. Кравченко

— Нет, не в этом плане, потому что тоже меняется всё.

А. Пичугин

— Я имел в виду конкурс: почему всех не брали?

А. Кравченко

— Ну, потому что ограниченное было количество. А потом, руководитель хотел отобрать себе лучших. Соответственно, у него был лимит, допустим, 200 человек, а приходило к нему, допустим, 500. он их ставил на кросс, он им предлагал подтягиваться, те или иные испытания проводил и выбирал себе лучших.

А. Митрофанова

— А сейчас уже 500 человек не приходят на конкурс?

А. Кравченко

— Нет, сейчас таких вот больших, крупных клубов можно по пальцам пересчитать.

А. Митрофанова

— Может быть, это потому, что дети занимаются в разных языковых школах или ходят на курсы при университетах, уже начиная с восьмого класса, занимаются ещё какими-то вещами, которые их развивают в разные стороны?

А. Пичугин

— Это ты хорошо думаешь!

А. Кравченко

— К сожалению, большинство наших детей ничем не занимается.

А. Пичугин

— Это правда!

А. Кравченко

— Они находятся на улице. Ну, на улице это тоже был бы не самый плохой вариант.

А. Митрофанова

— Дети все разные.

А. Пичугин

— Сейчас в Москве с десяток, может быть, 15 школ, где учатся дети, о которых ты сейчас рассказываешь. Плюс ещё процентов по пять в каждой школе обычной, среднестатистической московской вот таких ребят умных, а все остальные на улицах, да.

А. Кравченко

— Ну, не совсем на улицах. Сейчас улица, может быть не столько актуальна, а актуально другое — это компьютерные игры, это социальные сети.

А. Пичугин

— Но в этом тоже ничего плохого прям так нет.

А. Кравченко

— Нет, вы знаете, когда человек... Вот я смотрю на нашу молодёжь, даже приходскую, у нас, например, снизилось за последние годы количество православных браков среди молодёжи. У нас молодёжь, кстати, о чём и Патриарх также говорил, очень плохо отзывается на те или иные социальные служения.

А. Митрофанова

— А почему?

А. Кравченко

— А потому что они живут в социальных сетях.

А. Митрофанова

— Вы думаете, в этом проблема? Может быть, что-то не так с тем, как им подаются эти темы?

А. Кравченко

— Ну, во всём есть проблемы и во всём есть понимание. Конечно, у любой проблемы есть пути её решения. Во многом, конечно, равнодушие взрослых — это главная проблема, прежде всего. Это не то, что молодёжь такая плохая, у неё масса искушений. Я уже не говорю о таких страшных вещах, как криминал, наркотики, экстремизм и прочее, прочее. Это же тоже мы об этом не должны забывать. Но и сейчас вот прибавились компьютерные игры, которые тоже просто похуже наркотиков, на самом деле. Всё это, конечно, отчасти по причине взрослых — они в этом виноваты.

А. Митрофанова

— Прервёмся буквально на минуту! Я напомню, что у нас в гостях Александр Кравченко — руководитель движения «Стяг», которое объединяет несколько клубов духовно-патриотического такого вот воспитания, о котором мы сегодня и пытаемся в нашей студии поговорить.

 

А. Митрофанова

— Добрый вечер, дорогие слушатели, ещё раз! Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова. И в гостях у программы «Светлый вечер» сегодня Александр Кравченко — руководитель движения «Стяг», которое объединяет несколько клубов православного, патриотического, духовного воспитания молодёжи.

А. Пичугин

— До перерыва мы говорили про то, почему сейчас подростки не идут в патриотические клубы, почему, если в 80-е годы по 500 человек приходило в не самых больших городах, то теперь приходит гораздо меньше.

А. Митрофанова

— Знаете, когда встаёт вопрос, почему компьютерные игры популярны, социальные сети популярны, а духовно-патриотические движения не популярны, может быть, они выбирают просто то, что им интереснее?

А. Кравченко

— Во-первых, я хотел вас поправить. «Стяг» объединяет не несколько клубов, он объединяет порядка ста клубов из шестнадцати регионов России и ближнего Зарубежья.

А. Митрофанова

— Довольно крупное объединение!

А. Кравченко

— Да, у нас в России есть три крупных объединения, вот «Стяг» — одно из них. При том хочу сказать, что «Стяг» объединяет в лучшем случае 5% от всех клубов, которые у нас в России находятся. У нас сегодня по нашим данным существует 3 тысячи военно-патриотических клубов.

А. Митрофанова

— То есть не всё, скажем так, однозначно.

А. Кравченко

— Из них 20%, даже больше, по-моему, до 25, а может даже до 30% — это православные. То есть структуры, которые созданы при структурах Русской Православной Церкви — это при приходах, при православных учебных заведениях, при монастырях. То есть такие молодёжные центры, детско-юношеские.

А. Пичугин

— А помимо православных? Я вот знаю, что есть ещё всякие родноверческие, языческие, ещё какие-то ребята, которые тоже заявляют о своей приверженности к патриотическим ценностям.

А. Кравченко

— Что касается языческих... фактически нужно делить на две части: есть молодёжные клубы, есть детско-юношеские. Детско-юношеских языческих клубов не существует. Может быть, один или два. Но до сих пор никто не мог мне точно сказать адрес, название и местонахождение такой структуры.

А. Митрофанова

— Они шифруются!

А. Кравченко

— Нет, они не шифруются, их просто нет! Я уверяю, я профессионально этим занимаюсь, постоянно отслеживаю информацию, смотрю, добавляю эту информацию на «Стяг». Я не вижу этого. Есть молодёжные языческие, так, условно говоря, их тоже можно по пальцам пересчитать. То есть на 3 тысячи клубов, допустим, 5. И то, даже не клубов, потому что надо различать секцию рукопашного боя с клубом — это две разные вещи. Они похожи...

А. Митрофанова

— А в клубе что ещё происходит помимо военной подготовки?

А. Кравченко

— Клуб — это организация более высокого типа, в отличие от секции. В секцию человек пришёл получить конкретные навыки. Он пришёл и ушёл. Его идейная составляющая этого клуба может интересовать, а может не интересовать. Руководитель этой секции, его воззрения, они могут быть интересны, а могут быть не интересны. То есть человек приходит просто получить навыки, платит за это деньги или не платит за это деньги, и всё.

А. Пичугин

— Кстати, извините, все клубы, которые входят в «Стяг», бесплатные?

А. Кравченко

— Да, большинство да. Ну, как, понимаете, бесплатные тоже...

А. Пичугин

— Ну, есть, наверное, какие-то неотложные нужды, на которые родители что-то тратят...

А. Кравченко

— Понимаете, финансирование... Я просто на примере одного из своих клубов скажу. Допустим, у нас клуб в Митино — «Алексеевская дружина». Как она финансируется? Основной источник доходов — это ящик в храме.

А. Митрофанова

— На пожертвования.

А. Кравченко

— Да, это основной...

А. Митрофанова

— И люди жертвуют?

А. Кравченко

— Вот в прошлом году у нас бюджет нашей организации — она там немножко шире, чем просто детско-юношеский клуб, но, тем не менее, он основной, — 300 тысяч рублей.

А. Митрофанова

— Этого достаточно?

А. Кравченко

— В общем-то, да! Но, допустим, если у нас вот сейчас будут в мае сборы, мы собираем по 300 рублей за три дня — на питание, то есть по 100 рублей в день с человека.

А. Пичугин

— Это совсем немного!

А. Митрофанова

— Да, экономично получается, доступно.

А. Кравченко

— Это реальность, это чисто продукты. Всё остальное — мы сами вполне можем готовить.

А. Митрофанова

— Возвращаясь к разговору: что же есть в клубе, в отличие от секции, ещё такого. Вы упомянули слово «идеология». А каким образом у вас там идеология подаётся, скажем так?

А. Кравченко

— Идеология подается, прежде всего, личным примером: отношение к этим детям, к этим подросткам с любовью, с теплотой, с отеческим чувством — это основное и главное. Второе, мы находимся, как правило, в храме. У нас есть занятия по Закону Божьему, по духовным основам русского, ну, или православного воинства. У нас есть некие традиции, связанные с идеологией, с идейной, духовной составляющей. Например, «День дружины» — некий праздник. Он привязан к какому-то святителю, какому-то святому. Это, естественно, Литургия, это, естественно, молебен, это, естественно, беседа священника, это внимание всевозможное к детям через Православие.

А. Митрофанова

— Скажите, а детям нравится вот в этом принимать участие?

А. Кравченко

— Я хотел сказать о том, что у нас, допустим, по численности, там где есть эти клубы, мы — самые многочисленные в приходах. Если сравнить воскресную школу, допустим, нашу в том же Митино — у нас 40% — это вот наши воспитанники воскресной школы. Если сравнить с молодёжной, но молодёжи там побольше, потому что у нас возраст другой, но мы самые организованные. У нас постоянно численность растёт, то есть детям нравится. Конечно, им нравится, прежде всего, не то, что мы ходим на службу обязательно по воскресеньям или по субботам, а им, прежде всего, нравится эта воинская форма организации, исходя из естественного мальчишеского чувства — желания быть воинами. Им нравится ходить в форме, им нравятся вот эти занятия с оружием. Это вот то, чем мы привлекаем, всё остальное уже...

А. Пичугин

— А это потом проходит?

А. Кравченко

— У части — да. Но это всё остаётся — те навыки, которые они приобретают, это, конечно, на всю жизнь остаётся.

А. Пичугин

— А в армию идут все воспитанники?

А. Кравченко

— Большинство — да. Во-первых, и в кадетские корпуса у нас идут многие, многие идут в армию. Сейчас один из лучших моих воспитанников будет на параде на Красной площади. Он служит в танковых войсках. Удивительное подразделение Т-34. И вот он сейчас будет участвовать в параде Победы на Красной площади.

А. Пичугин

— А что за подразделение Т-34? Почему так называется? Называется в честь чего?

А. Кравченко

— Нет, это подразделение, которое вооружено танками Т-34. Может, это сейчас звучит смешно, но, тем не менее, у нас есть такие подразделения. У нас есть кавалерия, у нас есть подразделение, у которого стоит на вооружении танк Т-34.

А. Пичугин

— А мне казалось, что он уже списан последние лет 25-30.

А. Кравченко

— Вот недавно его возродили именно для парадов, для каких-то вот таких патриотических, идеологических вещей, чтобы они... Там вот конкретно мой воспитанник, назову его имя: Иван Андрианов — он там служит.

А. Митрофанова

— А есть ли у вас занятия, где бы дети могли учиться думать, задавать вопросы, формулировать эти вопросы, задавать их самим себе, искать ответы самостоятельно?

А. Кравченко

— На самом деле, любое занятие, оно преследует эти цели и задачи.

А. Митрофанова

— То есть, у вас нет такого, что вы берёте и объясняете: «Значит так, сейчас мы вам расскажем, где черное, где белое»? Я объясню, почему я это спрашиваю. Вот очень многие люди, это видно в социальных сетях, у нас сейчас есть эта тенденция — быстренько разделить мир на чёрное и белое, понять, где свои, где чужие, где хорошие, где плохие и начать друг друга мочить. Вот когда говорят о таких движениях, подсознательно внутри у части людей возникает чувство опасности: что вот сейчас меня будут учить...

А. Пичугин

— Любить Родину.

А. Митрофанова

— Да, «сейчас мы вас научим, как Родину любить», условно говоря, понимаете, да? Вот есть такие опасения. То, что вы говорите, я пока, из того, что вы рассказываете, по-моему, другая картинка складывается, но, тем не менее, вопрос есть.

А. Кравченко

— Понимаете, в чём дело — вот то, о чём вы говорите, это люди, молодёжь политически активная, которая ищет ответы на вопросы. Большая часть людей, в том числе молодёжи, она, как сказать... Я почему это говорю, потому что из опыта: я общаюсь регулярно с детьми и вижу вот эту проблему у детей и молодёжи, потому что они порой не могут себе чётко дать... Они не интересуются вообще этими вопросами!

А. Пичугин

— Но вы же интересуетесь!

А. Кравченко

— Но наша задача стоит шире — ни кому-то там сказать, что это белое, а это чёрное, что этих надо мочить, а этих любить. Нет! Наша задача, как я ещё раз повторю, сделать, по крайней мере, так, чтобы человек был хорошим. Но есть вопросы, которые необходимо обсуждать, именно обсуждать. А если мы не будем обсуждать эти вопросы, мы не будем задавать вопросы или предлагать вопросы, беседовать, в конце концов... Вот наши даже занятия по идейным и духовным основам, они называются у нас беседами, потому что у нас именно нужна беседа. Если я просто встану и буду им вещать, им будет неинтересно. Поэтому я им предлагаю вопросы, и мы стараемся это обсуждать, стараемся находить, логически подходить к каким-то выводам, совместно подходить. Вот это очень важно, потому что методика в подаче информации, материала крайне важна с точки зрения, если мы хотим получить результат, о котором я уже говорил.

А. Митрофанова

— Насколько живо, в таком случае, дети принимают участие в этих дискуссиях?

А. Кравченко

— Примерно треть. Основная масса, им, конечно, не по силам это всё, но треть довольно активна. Но, в общем-то, предлагаем всем.

А. Пичугин

— А как вы рассказываете детям об истории России? Я же так понимаю, что есть какие-то занятия специальные по истории?

А. Кравченко

— Да, сеть. Но они у нас в основном связаны с какими-то датами. Например, в этом году или в прошлом году это была Первая мировая война.

А. Пичугин

— Правильно. Но дата, она же всегда подразумевает собой и в качестве бэкграунда какой-то длинный исторический ракурс, и впереди него тоже есть определённые исторические события, которые эти дата повлекла.

А. Митрофанова

— И о войне можно очень по-разному рассказать, опять же, о разных её героях и разных их поступках.

А. Кравченко

— Мы не школа, мы не можем дать целостную картину, мы не исторический факультет. И школа не даёт, на самом деле, очень смутное представление имеют дети об истории.

А. Пичугин

— Вот есть дата — 1380 год, Куликовская битва. Если просто рассказывать о Куликовской битве, то не очень понятно, почему она произошла, зачем, кто воевал, на чьей стороне. Потому что то, как она у нас преподносится, ну, честно говоря, не выдерживает критики с исторической точки зрения, даже в школах.

А. Кравченко

— Это такой вопрос спорный, так скажем. Но я хочу о другом сказать, что наша задача — дать некие образы, некие опорные сигналы, опорные базовые элементы, чтобы человек, по крайней мере, хоть понимал, почему люди в то время шли на смерть, в чём была их основная мотивация, какие были причины того, почему это нужно было. Вот это, на мой взгляд, главное в этом вопросе. А это всё просто: как и в любой войне — это внешний враг, нападение. Нападение, я повторяю. И соответственно, из любви к Родине, из евангельских каких-то ценностных постулатов человек должен был встать и пойти защищать свою семью, своих детей, свой город, свой народ, свою Родину. Вот как бы суть в этом.

 

А. Пичугин

— Александр Кравченко — руководитель проекта «Стяг», который объединяет около сотни патриотических клубов, сегодня у нас в гостях, проводит вместе с нами этот «Светлый вечер».

А. Митрофанова

— Александр, вы упомянули такую концепцию ваших занятий исторических с детьми, что когда вы говорите о войне, к примеру, объясняете почему — есть внешний враг, надо Родину защищать и так далее, — вы говорите с детьми, занимаетесь каким-то образом тем, как в условиях мирного времени должен себя вести человек? Убирать подъезд, например, или... Условно говоря, внешний враг для нас всегда был таким стимулом для того, чтобы мобилизоваться внутренне. А когда у нас внешнего врага нет, то получается, что мы как-то жить нормально не можем. Поэтому всегда нужен внешний враг для того, чтобы находиться в состоянии мобилизации.

А. Кравченко

— У вас целая идеологическая концепция!

А. Митрофанова

— Я вам задаю провокационный вопрос, чтобы вы мне на него ответили!

А. Кравченко

— Конечно, я понимаю вас! Опять же, основная наша задача заключается в том, чтобы воспитать добрых, хороших людей. Не добрых хороших людей на войне, которая может быть, а может её и не быть никогда — дай Бог, чтобы её не было никогда, — а именно чтобы они могли быть ответственными, добрыми. И сама структура наших занятий, она как раз исходит из этого. Представьте: даже убрать за собой класс. Помимо прочего, у нас ещё есть серьёзное направление — трудовое обучение.

А. Митрофанова

— Вот расскажите об этом!

А. Кравченко

— У нас, допустим, есть огород в Митино, где дети сажают, выращивают, потом даже продают продукцию с этого огорода. У нас есть автодело — дети учатся водить автомобиль и обслуживать. Мы строим некую базу такую. Мы её называем «Казачьим куренем» или «Алексеевской заставой», где тоже они прилагают массу усилий.

А. Пичугин

— В Москве?

А. Кравченко

— Да, у нас вот как раз уникальная возможность в Митино, храм Рождества Христова в Митино, там три гектара земли, и вот мы активно её...

А. Пичугин

— Осваиваете.

А. Кравченко

— Да.

А. Митрофанова

— Наверное, детям всё-таки нравится вот этот момент, когда видишь результаты своего труда?

А. Кравченко

— Конечно! Мы пришли туда в 2010 году, это было такое совершенно дикое поле, там были какие-то поваленные деревья, под которыми жили змеи.

А. Митрофанова

— Змеи? В Митино?

А. Кравченко

— Там гнёзда были.

А. Пичугин

— Знаменитые митинские гадюки.

А. Кравченко

— Ну, там не гадюки, а ужи были. Тем не менее, когда открываешь и видишь гнездо...

А. Митрофанова

— И все с жёлтыми бантиками — они же такие смешные!

А. Кравченко

— Гнездо, то есть огромное количество маленьких ужей и огромная мать... Вот сегодня это уже такой городок интересный: там вышка, там забор, полоса препятствий, тут же рядом наш огород, рядом стоит наша «Волга».

А. Пичугин

— «Волга» — это машина?

А. Кравченко

— Да.

А. Митрофанова

— На «Волге» вы учите детей вождению?

А. Кравченко

— Да. Ну, старшие, младшие могут там...

А. Пичугин

— А вы упомянули сборы, в которых участвуют дети. Расскажите, что это за сборы, где они проходят.

А. Кравченко

— Методика проведения наших занятий подразумевает проведение, помимо вот этих занятий в классах, ещё проведение обязательно лагерей — однодневных или многодневных сборов. Вот мы регулярно проводим в мае такие трёхдневные сборы. Уже как бы с палатками, живут там ребята, сами себе пищу готовят. В общем, живут такой самостоятельной жизнью в полевых условиях. Потом уже, чуть попозже, летом, после окончания школы, у нас уже лагерь. Он дней десять идёт, конкретно на той базе, о которой я вам рассказывал. Но это, на самом деле, что я говорю, это повсеместная практика подобных организаций — сборы, выезды, соревнования, лагеря и прочее. Что крайне важно и нужно, и очень привлекает детей. Они вот ждут сейчас с нетерпением, когда они будут... Конечно, это трудно, это непросто всё, но, тем не менее, это присутствует в нашем...

А. Пичугин

— Трудно и непросто для детей или трудно и непросто в плане организации?

А. Кравченко

— И то, и другое!

А. Митрофанова

— А в чём для детей это трудно и непросто?

А. Кравченко

— Потому что, представляете, вы — житель какого-нибудь спального района...

А. Пичугин

— Так наоборот, классно же — выход с палаткой за город!

А. Митрофанова

— Приключение.

А. Кравченко

— Тут же есть требования: нужно убирать за собой, нужно в наряды ходить, заготавливать дрова.

А. Пичугин

— Ну, ребята знают куда едут! Это не прогулка на шашлыки.

А. Кравченко

— Да, они знают. Но это не значит, что это легко.

А. Митрофанова

— Но они сознательно на это идут?

А. Кравченко

— Конечно!

А. Митрофанова

— Это очень важно.

А. Кравченко

— Я вижу, что тяжело, вижу, что сложно, порой некоторые даже не выдерживают, покидают. Но, тем не менее, у нас всё это как бы в поступательном развитии.

А. Митрофанова

— А если в какой-то момент они поймут, что вот как-то тема войны для них не очень близка, и вообще, как-то хотелось бы в другое русло направить свои усилия, как вы к этому отнесётесь?

А. Кравченко

— Буду рад этому.

А. Митрофанова

— Да?

А. Кравченко

— Я ещё и ещё раз повторю: важно, чтобы вырос добрый, хороший человек, чтобы он мог найти себе ту стезю в жизни, чтобы он видел, что вот здесь к нему относились очень по-доброму, по-человечески, с любовью, по-отечески; чтобы он понимал, что в мире не всё зло, не все злые отношения, не только вот там вопрос «ты мне — я тебе», что есть другие понятия; что вот те взрослые, которые занимаются с этими детьми, мы максимально стараемся отдать себя им. Потому что не только я один занимаюсь, у нас много взрослых людей...

А. Митрофанова

— Сколько, кстати, я всё хочу спросить, педагогов у вас?

А. Кравченко

— Конкретно, если брать то же Митино, допустим, там у нас взрослые... ну, там помимо детской дружины, есть ещё казачья организация — это 12 человек примерно.

А. Митрофанова

— А детей?

А. Кравченко

— Детей около 30.

А. Митрофанова

— А, ну то есть получается, что довольно много взрослых.

А. Кравченко

— Да, понимаете, сначала возникла детская организация, а потом взрослые, в том числе родители, стали сами предлагать свои услуги. Например, я лично не занимаюсь вождением автомобиля, есть у нас другой для этого человек, который вызвался. Один человек пожертвовал автомобиль, другой занимается автовождением. Потом, на каком-то этапе, у этих взрослых возникло желание объединиться между собой, чтобы они уже не просто время от времени помогали, а составляли некую организацию при храме — и храму помогать, и детьми заниматься. Вот примерно так.

А. Пичугин

— Сейчас я за Аллу вопрос задам! А девочки у вас участвуют в вашем клубе? Вообще, в патриотических клубах, которые «Стяг» объединяет?

А. Кравченко

— Да, девочки есть. Но это как бы особые случаи, если есть большое желание. Мы обычно к этому не призываем и не стремимся, но, тем не менее, если у девочки есть какое-то такое большое желание, мы, конечно, не отказываем. Ноя хочу сказать, что вот как раз проблема воспитания девочек, она очень серьёзная. Потому что для мальчиков относительно есть эта форма. Для девочек, к сожалению, она в зачаточном состоянии.

А. Митрофанова

— Девочек надо учить быть женщинами, а не в войну играть! Это немножко разные истории.

А. Пичугин

— Так мало ли, я же не знаю!

А. Митрофанова

— Хотя, пусть выбирают по интересам.

А. Кравченко

— Подождите, я же говорю, что для девочек как раз не существует устойчивых форм. Поэтому, кроме занятий воскресной школы, вот сейчас мы хотим построить такую казачью хату, где бы вот дали возможность и девочкам заниматься, чтобы они учились готовить пищу, рукоделием заниматься на постоянной основе... У нас это есть в каком-то зачаточном состоянии, но в принципе, девочками вот так реально никто не занимается. И это общая проблема.

А. Пичугин

— А какая форма, вы считаете, как человек, который уже очень много лет занимается воспитанием подростков, у вас есть какие-то идеи, как девушек можно воспитывать? Нет, не воспитывать — плохо это, не правильно. Как можно с ними заниматься в этом направлении?

А. Кравченко

— Ну, воспитывать — ничего дурного в этом нет, в этом слове. Но, конечно, есть! Я исхожу, прежде всего, из каких-то базовых, традиционных практик, исхожу из своего семейного опыта. У меня у самого две дочери.

А. Митрофанова

— Остальные — сыновья?

А. Пичугин

— Да, логично! Четверо сыновей, да?

А. Кравченко

— Да. И я, конечно, вижу это всё. Опять же, исходя из моего опыта занятия мальчиками много лет, я понимаю примерно, что для этого надо и как это могло бы выглядеть. И на самом деле, я ничего тут такого не открываю. Есть такие примеры очень удачные и очень успешные, опять же, в нашей стране, в нашей Русской Православной Церкви, есть такие примеры. Просто, к сожалению, это не принимает больших таких масштабов, в отличие от военно-патриотических клубов.

А. Пичугин

— А ваши собственные дети участвуют?

А. Кравченко

— Да, конечно!

А. Пичугин

— Они же уже довольно взрослые, наверное?

А. Кравченко

— Но почему? У меня старшему сыну тринадцать лет, а младшему..

А. Пичугин

— Ну, как раз!

А. Кравченко

— Они начинали все с шести лет.

А. Митрофанова

— Ого!

А. Кравченко

— На самом деле, существуют методики подобных занятий и с четырёх лет.

А. Пичугин

— В четыре года ребёнок же, в общем, ещё не воспринимает?

А. Митрофанова

— Он много чего воспринимает как раз!

А. Кравченко

— Есть очень замечательные, под народную музыку, занятия, развивающие именно физические... игровая техника, очень интересная. Эти методики применяются, и мы отчасти их применяем. Ну, применяли, сейчас у нас нет такого возраста. Но у нас есть другой мой клуб, там большой центр русского рукопашного боя, они успешно это применяют, и многие другие тоже.

А. Пичугин

— Спасибо.

А. Митрофанова

— Личный пример, я думаю, что это самое главное в любом аспекте, который касается воспитания. Если учить одному, а делать иначе, то это будет нечто странное. А вот то, что рассказываете вы, — мне очень понравились ваши слова про добро, про то, чтобы они выросли просто хорошими людьми. Ну, дай Бог, чтобы так всё и было!

А. Пичугин

— Александр Кравченко — руководитель проекта «Стяг», который объединяет около сотни военно-патриотических клубов, сегодня провёл вместе с нами этот «Светлый вечер». Я — Алексей Пичугин, Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— До свидания! Спасибо за разговор!

А. Кравченко

— Всего доброго!

А. Пичугин

— Будьте здоровы! Спасибо!