Поделиться
В этом выпуске ведущие радио ВЕРА Кира Лаврентьева, Александр Ананьев, Алла Митрофанова, а также наш гость — протоиерей Александр Овчаренко — делились светлыми воспоминаниями, которые убедили их, что Бог есть Любовь.
Ведущая: Кира Лаврентьева
К. Лаврентьева
— «Светлые истории» на радио «Вера». Дорогие радиослушатели, дорогие коллеги, дорогой батюшка, здравствуйте.
Прот. Александр Овчаренко
— Здравствуйте.
К. Лаврентьева
— Рада представить нашего сегодняшнего гостя, протоиерея Александра Овчаренко, и моих замечательных коллег: Аллу Митрофанову, Александра Ананьева и себя — Киру Лаврентьеву.
А. Ананьев
— Добрый вечер, дорогие друзья. Если вы ещё смогли бы увидеть то, что происходит за стеклом эфирной студии радио «Вера». Там, за стеклом, ещё и матушка, супруга отца Александра, его прекрасный сын Лука.
А. Митрофанова
— Один из восьмерых.
Прот. Александр Овчаренко
— Да, он единственный наследник престола у нас, остальные — барышни.
А. Ананьев
— Лука, моя тебе мужская солидарность.
К. Лаврентьева
— Зато у нас был батюшка, который десятый после девочек. И он вообще женщин идеально понимает, у них с женой идеальные отношения, так что это очень даже большой плюс.
А. Митрофанова
— Кира сразу практически подходит к вопросу.
К. Лаврентьева
— Правда. Вы знаете, я долго думала, как же мне сегодня подойти к нашей теме, чтоб это было органично, естественно и в то же время оригинально. И потом я зашла на канал радио «Вера» в «Ютуб» и поняла, что лучше, чем зачитать несколько комментариев к нашим «Светлым историям», ничего ещё не придумали. Слушайте: «Понедельник день светлый, а не тяжёлый, благодаря «Светлым историям». Я взяла только четыре, чтобы не перегружать эфир: «Снова спасли меня сегодня вечером от уныния». Третий: «Как же я вас всех люблю, такие родные уже за эти годы». И четвёртый: «Спасибо, дорогие, родные. Я вас так искала, ждала, с вами очень хорошо». И вы знаете, хотела сказать, друзья, что это вы у нас есть, и мы вас благодарим, и мы вас любим и ценим, и искали и ждали все эти годы. Спасибо вам за обратную связь. И вот эти комментарии, наверное, это лучшее начало, это лучшая подводка, если говорить профессиональным языком, к нашей сегодняшней теме о Божьей любви — а именно об этом мы сегодня будем говорить, как это из слов, из какой-то, может быть, некой такой теории превратилось в практику, перешло вот эту черту собственного опыта. Батюшка, скажите, как вы чувствовали и чувствовали ли на себе Божью любовь?
Прот. Александр Овчаренко
— Мне самое название понравилось «Светлые истории». В нём уже заложена, во-первых, динамика какая-то, потому что это истории. А «светлые» — это ассоциируется с тем, что оно светлое. Мне как-то встретилось выражение, по-моему, Боб марли сказал, я не могу точно сказать, но смысл такой, что вместо того, чтобы осуждать тьму, лучше зажечь свечу. Это на самом деле очень глубокая такая мысль. Сейчас в тренде обличение, то есть обличение плохих, обличения сяких. А вот когда ты зажигаешь свечу, то есть тогда, когда ты рассказываешь светлую историю, мне кажется, это больше эффект имеет, чем облечение. Нет, конечно, духовная жизнь различная, нельзя свести только к одному какому-то рецепту или к одному формату.
А. Ананьев
— Почему нельзя? Можно: радуйся. Всегда радуйся — к одному слову, вот пожалуйста.
Прот. Александр Овчаренко
— И опять же это светлый.
А. Ананьев
— «Люби — и делай что хочешь», — вот пожалуйста.
Прот. Александр Овчаренко
— Светлый тон. И потом я позже у своего, можно так сказать, духовного человека, который, когда я был молодым священником, в тупике находился буквально в первые два года, может быть, после хиротонии, после рукоположения — сейчас я уже около 20 лет служу возле престола Божия, — это Иоанн (Крестьянкин), Псково-Печерский монастырь. И он мне как раз сказал буквально о свече, что сейчас такое время, что хорошо будет эту свечу зажечь и нести её. Казалось бы, два разных человека, два разных мировоззрения, две разные географии, а суть была одна. И мне кажется, «Светлые истории», этот проект, вы, которые работаете, которые трудитесь, вы несёте эту свечу, вы зажигаете эту свечу.
А. Ананьев
— Слушайте, нам надо будет ещё отдельно поговорить о том, был ли Боб Марли настоящим христианином. Потому что в душе-то определённо был.
Прот. Александр Овчаренко
— Я читал, я могу ошибаться, но он христианином был, но с какими-то там своими особенностями. Он был крещён в каком-то христианском направлении, но больше ничего об этом не знаю.
К. Лаврентьева
— Отец Александр, давайте о Божьей любви поговорим. Вот какая история у вас связана с этим?
Прот. Александр Овчаренко
— Я, когда шёл на эту передачу, я честно перебирал всю жизнь. Я 25 лет служу, этих историй и много, и одновременно их мало. И что же первое рассказать: про себя ли, про других рассказать? Я не знаю, наверное, всё-таки самое то, от чего я до сих пор ещё нахожусь под впечатлением, это моя личная встреча с Богом. Не как мы её рисуем в различных романах, когда кого-то встретил, явление какое-то. Нет, это была осень 1996 года. Я только воцерковлялся, я приехал со своей девушкой.
А. Митрофанова
— Это нынешняя супруга, матушка, которая сейчас тоже здесь нас внимательно слушает.
Прот. Александр Овчаренко
— Никто не знал ещё, что мы будем вместе, но так получилось, что мы приехали в один из женских монастырей нашей епархии. И я стоял на Литургии — ну, Литургия как Литургия. Вот немножко нагловатое такое было впечатление: чем эта Литургия отличается от городской Литургии? — ничем. Ну, монастырь, монашеское пение. Так она и прошла. Ну и какая-то такая интересная обстановка — да, не без этого. И когда проповедь священник проговаривал — «приидите, послужите Богу», — вот тут что-то со мной произошло. Я не могу это описать какими-то рациональными вещами. Я начал оборачиваться на всех людей, думая, что то же самое произошло с теми людьми, которые рядышком стоят. Это чувство я до сих пор запомнил. Это было реальное знание, видение. У Антония Сурожского про это написано «встреча». Тогда я точно и явно ощутил, что Бог есть, и не просто как рациональная какая-то величина, которую я понимаю, мне доказали. Нет, это ощущение полной любви, гармонии и ощущение безвременья, то есть время в этот момент для меня остановилось. И я потом после этой встречи две недели ощущал это присутствие. Мне не хотелось есть, мне не хотелось пить. Я горячий, раздражительный человек, но меня ничего не раздражало я. И меня ничего не интересовало. Я ходил немножко в таком опьянении. Влюблённые люди, можно сказать, тоже похожи на пьяных, опьянённые, они только ищут предметы своей любви, хотят только находиться рядышком с этим объектом. Но я ещё не знал, как это сформировать, как оформить эти отношения с Богом. Я не знал, куда теперь должен идти, что я должен теперь делать с этим. Я понял... но это опять же были не мысли и даже не чувство.
А. Митрофанова
— Состояние?
Прот. Александр Овчаренко
— Состояние, да. Состояние такое, которое, но меня обволакивало. И в самый трудный момент, если докажут, что благодатный огонь не сходит, если придёт какой-то ангел и скажет, что это всё туфта, это не будет доказательством всего. Потому что пережитое мной тогда настолько очень сильное для меня, что всё другое не будет никак влиять на меня. То есть вот я так ощутил.
А. Ананьев
— А есть вообще хоть какое-то объяснение, из-за чего это произошло, вследствие стечения каких обстоятельств? Я почему спрашиваю? Из абсолютно утилитарных соображений. Я ничего подобного не испытывал, кто-то из наших слушателей тоже ничего подобного не испытывал, но очень хотел.
А. Митрофанова
— А кто-то испытывал.
А. Ананьев
— Да, я твои переживания знаю, они у тебя были, да, вот такие вот. Я помню твои переживания после Литургии в тайге. Из-за чего это произошло?
Прот. Александр Овчаренко
— Знаете, для меня тоже это тайна — почему я выбран был для такого, ведь я не из церковной семьи, то есть мама и папа с уважением относились к Церкви, ну, обычный такой обрядовый подход. Но вот, наверное, кто-то должен быть из семьи, из рода выделен. Ведь недаром есть слово «кадош» еврейское — «избранный». Оно соответствует нашему слову «святой» слову. Вот апостол Павел пишет об этом, то есть выделенный, выбранный. Каждый христианин выделенный и выбранный, избранный — можно так сказать, то есть каждый христианин святой. Но вот здесь ещё, наверное, более узкое такое понимание, то есть я, наверное, выделен из своего рода какого-то. Это такое общее название, потому что это то, чем я себя как бы успокаивал или объяснял какие-то вещи. Но ещё я искал, я в юности искал чего-то больше. Для себя я определил так себе: я буду плохим и хорошим. То есть моя функция или, так сказать, моё призвание в этом мире — я ещё не знал тогда Бога, не знал вообще о том, что есть храм, Церковь, — но что я буду делать и зло, и добро, и в этом моё призвание в этом мире. Почему-то я так юношей решил? Я не знаю, почему, но так.
А. Ананьев
— Это что-то от Боба Марли.
Прот. Александр Овчаренко
— Тогда и Боба Марли я не знал. Но как юноша обычный я слушал Цоя, я слушал «Наутилус- Помпилиус», я слушал Юрия Шевчука и Юрия Шатунова, недавно умершего — Царство ему Небесное. То есть меня эти вкусы всегда волновали, они всегда были разнообразные.
А. Ананьев
— Как на эту полку с дисками попал «Ласковый май»?
Прот. Александр Овчаренко
— Вы знаете, и время такое было, и я, наверное, такой. Я люблю разные направления, меня это всё интересует. И главное, чтобы оно что-то волновало и что-то рождало во мне — какие-то чувства и переживания.
А. Митрофанова
— Я, кстати, читала в социальных сетях у кого-то пост, совершенно не поклонник человек Юрия Шатунова, но он написал очень уважительно. Ведь он был настолько созвучен вот этому ощущению сиротства, которое было знакомо многим тогда в 80-е. Вот это ощущение сиротства, какой-то неприкаянности, что ли. Может быть, этим он и оказался созвучен, в том плане, что музыкально он, может быть, совершенно не попадает во вкус, а вот своей судьбой и чем-то вот этим — вот этим путём своим...
Прот. Александр Овчаренко
— Вы знаете, я так понимаю, «Белые розы» как-то попала точно в то время. Мне рассказывали, что девчонки-пятиклассницы, шестиклассницы пели её и воры-рецидивисты в тюрьмах. Она находила в них струны какие-то они, они плакали.
К. Лаврентьева
— Чистота идёт от его песен, какой-то он чистый и песни его чистые.
Прот. Александр Овчаренко
— Может быть. Я слышал интервью с Юрием Шатуновым, мне очень симпатичное. Он вышел из круга моего внимания, интереса за последние 20 лет. Я послушал некоторые его интервью, с матушкой послушали, ну очень симпатичный человек, и я бы с ним дружил бы.
К. Лаврентьева
— Напомним нашим радиослушателям, что сегодня у нас «Светлые истории» — программа на радио «Вера». И у нас в гостях протоиерей Александр Овчаренко. Мои коллеги: Александр Ананьев, Алла Митрофанова. И я — Кира Лаврентьева.
А. Ананьев
— Все в белом — в чём вы убедитесь, если заглянете на «Ютуб». «Светлые истории» и радио «Вера» достаточно набрать в поисковой строке и вы обязательно найдёте видеоверсию и этой, и остальных трёх десятков уже «Светлых историй» на радио «Вера».
А. Митрофанова
— Фантастика.
К. Лаврентьева
— И мы сегодня ещё зачитывали ваши комментарии, дорогие друзья, мы вам очень за них благодарны, вы их пишите, пожалуйста, потому что для нас это тоже некий хлеб такой, духовный и насущный, которому мы радуемся и понимаем, что есть обратная связь и что всё не зря, и что мы тут все вместе с вами собрались.
А. Митрофанова
— Отец Александр, а вы дорасскажете историю вашу?
Прот. Александр Овчаренко
— Да. Наверное, всё равно это связано с моей светлой историей, которую я в начале, как эпиграф, рассказал. Я её нигде публично не озвучивал никогда, сейчас первый раз. И то это, знаете, домысел, который, может быть, был, а может быть, не был. Опять же отвечая на вопрос Александра, почему же это случилось со мной. Как-то меня личность Луки Крымского заинтересовала. И первая книга, которую я встретил, это была его автобиографическая повесть «Я полюбил страдания». И я перечитывал её. И его путь — несколько его арестов, когда он находился в тюрьме, потом, когда он был в Туруханске, был в Красноярске — у него несколько было арестов. К сожалению, в нашей семье есть такой момент, его тоже не любили в нашей семье озвучивать, но мой дед по отцовской линии был каторжанином.
Это был человек, который обычные такие ошибки молодости, как говорится, совершил. И вот я наложил карту, где находился владыка Лука, и по документам семейным, где находился дедушка, будучи молодым парнем, и совпало в двух местах. То есть это был или Туруханск на Енисее или другой город... Котлас. А в автобиографической повести у владыки Луки Крымского (Войно-Ясенецкого) описан эпизод, где шпана пыталась как-то смеяться над ним. Владыка Лука поговорил, и они перестали его трогать. Я подумал: может быть, среди этих шпанёнков был мой дедушка? Потому что после каких-то событий он просто остепенился, стал человеком, очень уважаемом в нашем городе. И как-то, может быть, его встреча с таким подвижником его тоже как-то перевернула. И дедушка был особого склада, он рано умер, потому что сильно пострадало здоровье, но вот заряд дал какой-то положительный. Мне было три года, когда он умер, но я помню, что свет и тепло от него было. Но вот, может быть, так — я не знаю.
А. Ананьев
— А мы знаем: так и было. И определённо это повлияло на вас и на вашу судьбу, на ваш выбор и на ваш путь.
Прот. Александр Овчаренко
— Спасибо большое. Если была эта встреча. А если не было... Бог знает.
А. Ананьев
— Была — и точка. Сформулируй ещё раз тему нашего сегодняшнего подкаста «Светлые истории», пожалуйста.
К. Лаврентьева
— Ты знаешь, как Божья любовь проявилась в твоей жизни?
А. Ананьев
— Вот понимаешь, она вроде и тема, а вроде и нет темы.
К. Лаврентьева
— Я тебя очень хорошо понимаю.
А. Ананьев
— Причём все истории, и отец Александр со своей историей тому доказательство, строятся по одному сюжетному плану: всё было как обычно, а потом бац — и я так почувствовал. Вот так вот, и никак иначе.
Прот. Александр Овчаренко
— С властью. Это как-то, вы знаете, уже других нет альтернатив, это власть такая, в хорошем смысле слова.
К. Лаврентьева
— Саша, может быть, это хорошо? Апостол Павел тоже ведь шёл-шёл, а потом с ним Бог заговорил.
А. Ананьев
— Может быть. Моя история — тоже думаю: чего её рассказывать — ничего же не произошло? А вот почувствовал. Многие знают из тех, с кем мы плотно общаемся и те, кто читают нас с Алечкой в социальных сетях, что одно время — последние 3-4 месяца я этим не занимаюсь, в силу своего какого-то душевного состояния, переживаний, сомнений, боли, — но до февраля этого года мы читали сказки. Мы собирали людей в центре города, выключали свет, зажигали свечи. Читали сказки не только известных: Астрид Линдгрен, Сергея Козлова, Тоона Теллегена, какие-то невероятные сказки Андерсена, какие-то голландские сказки...
А. Митрофанова
— Сказки Александра Ананьева — что уж там!
А. Ананьев
— Да, я читал какие-то свои сказки. Причём я читал сказки не один, мы читали сказки вместе с гениальным пианистом, виртуозом, импровизатором Ванечкой Ярчевским. Мы Ване передаём привет. Это человек, который, сидя за роялем, одними пальцами может рассказывать подробно в деталях целые истории. Я могу его попросить нарисовать картину, скажем: болото в июле во второй половине дня, лягушек нет, но есть сверчки. И вот он тебе нарисует именно это болото именно так.
А. Митрофанова
— А добавь комаров — и он добавит.
А. Ананьев
— Да, он добавит комаров. Или можно попросить нарисовать портрет мужчины, у которого вчера должна была быть выплата по ипотеке, но он её просрочил и денег нет. И он нарисует тебе эту картину одними клавишами. Разумеется, когда я читаю сказку, а Ваня рассказывает эту сказку языком музыки, это что-то невероятное. Плюс там какой-то камин горит, какие-то звуки: либо вой пурги, либо пение птиц. И в какой-то момент нас пригласили, и нам сразу захотелось, наши друзья из больницы святителя Алексия — прекрасная Ниночка Миловидова, прекрасный Алексей Юрьевич Заров. Они говорят: «Слушайте, а вы не могли бы приехать к нам, в больницу святителя Алексия на Ленинском проспекте под Новый год и почитать сказки? Мы там елочку уже нарядим к этому времени, мы сварим безалкогольный глинтвейн, пряников каких-то напечём, а вы приедете и сказки почитаете». Мы говорим, что, конечно, мы приедем, почитаем. Конечно, я переживал немножко, потому что одно дело, когда публика приходит, покупает билеты, они собираются, они ждут, они хотят эти сказки услышать. А здесь, в общем, публика неподготовленная: какие-то медсёстры, какие-то врачи, какие-то пациенты. Не все хорошо слышат, не все умеют долго сидеть и слушать...
А. Митрофанова
— И всем ли это будет надо, насколько это будет уместно — вопросов было много.
А. Ананьев
— Но мы приехали, и всё было так, как Нина обещала, большой зал. А какие там красивые эти вот залы старинные — в этой больнице святителя Алексия. И вечер, зима, и за окном жёлтым светом освещён храм во дворе этой больницы. Пришли какие-то пожилые женщины в больничных халатах, пришли волонтёры — какие-то парни, симпатичные такие, пришли медсёстры. Алексей Юрьевич Заров пришёл с кем-то там из детей, главврач больницы, уселся на пуфик с пластиковым стаканом этого безалкогольного глинтвейна. Мы выключили свет.
А. Митрофанова
— Я не была сама, но Саша показывал фотографии: привозили пациентов, кого-то на коляске, кого-то на кровати привезли.
А. Ананьев
— Да, несколько колясок было и две каталки с лежачими привезли. И мы начали читать. Я сначала не мог понять, слышит ли меня кто-то, вообще понимает меня кто-то. Я там прочитаю сказку, спрошу: ну как — всем всё слышно? Отвечают, что, да, всем всё слышно, спасибо, всё хорошо. Но всё равно какая-то есть такая... Потом я понял, что это было, знаете, как оглушение для них, для этих людей. Они оказались неожиданно для себя вырванными из больничной рутины и оказались в абсолютно непривычной для них, сказочной, невероятно очень тёплой атмосфере. И они оглушённые там сидели. Я так краем глаза смотрю: Алексей Юрьевич сидит, закрыв глаза, улыбается, слушает. Какая-то бабушка сидит рядом, внимательно смотрит тоже и скорее даже не слушает, а может быть, что-то своё вспоминает. А дальше произошло вообще невероятное. Кому-то из лежачих больных стало плохо. Но это нормально — это паллиативное отделение. Мне было трудно избавиться от мысли, что я читаю сказки людям, которые сейчас вот делают свои последние шаги в этой жизни — некоторые из них. Это ужасная мысль, она пугает. Когда ты просто приходишь, начинаешь читать, она тебя пугает. А тут какой-то из больных, который уже совсем плох, начал как-то стонать, беспокоиться. И санитары, без паники, очень деловито, очень спокойно ему что-то поправили и начали выкатывать. И было понятно, что это не что-то экстраординарное происходит, а это нормально, это естественно, это спокойно. И в этот момент случилась необъяснимая штука: мне самому стало спокойно и радостно. Этот свет из окна от храма за окном, эти люди и этот уходящий человек. И ещё, вот прямо всем телом, всем позвоночником, ощущение Бога среди нас. Вот прям такое теплое, как тот ватный сугроб возле ёлки, такое мягкое и такое же осязаемое — вот оно. Я ещё, главное, думаю, что, может быть, я себя накручиваю. И я продолжаю читать, сказка не закончилась, она развивается, она не стухла. И никто не смутился, я не смутился, Ваня не смутился. А я продолжаю читать и так краем глаза на Ваню смотрю: как Ваня-то? А Ваня сидит и на меня круглыми глазами смотрит. Абсолютно то же самое. То есть это была какая-то тёплая, такая мощная волна любви, радости и света, и печали — что происходит что-то очень важное, что-то, что ты не сможешь ни объяснить, ни понять, ни сформулировать, даже рассказать не сможешь. Но это то, что ты запомнишь на всю жизнь.
Прот. Александр Овчаренко
— Мир полон дремлющей любви — так один философ сказал.
А. Ананьев
— Именно так. Причём вот то, что происходит, гораздо важнее тебя, сказок, ёлки, всего, что происходит вокруг — вот это настоящее. Я очень хорошо помню, как мы с Ваней молча — ну там попрощались со всеми, обнялись — тихонько вышли через задний двор, постояли на морозном воздухе, потом сели в машину, ничего не говорили, потом выехали. Чтобы представить: там надо выехать, проехать по ленинскому проспекту в сторону центра, потом долго стоять на светофоре на разворот на Третье кольцо. Вот мы выехали, стояли долго на светофоре, молчали, потом развернулись. Едем, молчим, и перед въездом в туннель на Третье кольцо Ваня говорит: «Спасибо тебе». Я даже не стал спрашивать за что, потому что и так всё было понятно. Понимаете?
Прот. Александр Овчаренко
— Спаси, Господи. Здорово.
А. Ананьев
— Я говорю: «Это не мне спасибо — слава Богу».
Прот. Александр Овчаренко
— В нас действительно эта есть любовь, она хранится в нас, она есть. Знаете, наверное, как нефть в Сибири. Только просто её доставать надо, нужно, чтобы была возможность её найти и вот её... а когда-то нас Господь вот так находит, как в моём случае. И ты уже не можешь этому сопротивляться чувству. Потому что как можно сопротивляться любви? Это не насилие, это действительно просто ты плаваешь... она другого качества, чем романтическая любовь или ещё что-то такое.
К. Лаврентьева
— «Светлые истории» на радио «Вера». Дорогие друзья, у нас в гостях сегодня протоиерей Александр Овчаренко, мои коллеги Александр Ананьев, Алла Митрофанова, Кира Лаврентьева. Мы, совершенно потрясённые Сашиной историей, уходим на перерыв, буквально на несколько секунд, и вернёмся к вам после короткой паузы.
К. Лаврентьева
— «Светлые истории» на радио «Вера» продолжаются, дорогие друзья. У нас в гостях сегодня протоиерей Александр Овчаренко. И у микрофонов мы: Александр Ананьев, Алла Митрофанова и Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наши «Светлые истории». Такая сегодня у нас какая-то особенная атмосфера сложилась. Сначала благодаря совершенно обезоруживающей своей искренностью истории батюшки, потом... вот вообще даже не знаю, что сказать к истории Саши, потому что только чувства, больше нет никаких слов.
А. Ананьев
— Там даже истории нет.
К. Лаврентьева
— Истории как таковой нет, это просто жизнь, но эта жизнь сжалась сейчас до вот этой концентрации 15 минут. От чего нас тут всех, конечно, немножко так, в хорошем смысле, вышибло, торкнуло. Алечка, возьми эстафетную палочку своего замечательного мужа и расскажи нам что-нибудь этакое.
А. Митрофанова
— Я даже стесняюсь, потому что я сейчас всё поломаю.
К. Лаврентьева
— Ты не можешь поломать, ты можешь только воссоздавать, дорисовывать, дописывать, обрамлять.
А. Митрофанова
— Да, мир полон дремлющей любви — это правда. У нас, кстати, в спектакле нашем «12 непридуманных историй» одна из историй заканчивается этими удивительными словами, что мир полон, на самом деле полон дремлющий любви.
А. Ананьев
— А помните фильм?.. по-моему, это единственный фильм, на который я ходил в кинотеатр три или четыре раза. Я не помню, как он называется в русском переводе, в английском «Collateral beauty» — «Сопутствующая красота» или «Побочная красота» — с Уиллом Смитом в главной роли, где у главного героя погибла дочь. И он, собственно, переживает её смерть настолько тяжело, что его друзья решают нанять актеров. И актёры выступают там — один в роли времени, другой в роли любви.
К. Лаврентьева
— Точно. Я вспомнила этот фильм.
Прот. Александр Овчаренко
— Фильм шикарный.
А. Ананьев
— Да, точно. А потом выясняется, что не всё так однозначно. Они начинают с ним общаться. И суть этого фильма заключается в том, что какой бы сильной ни была трагедия, какой бы острой ни была боль, какими бы болезненными, смертельно болезненными ни были переживания, самое главное сесть и постараться увидеть в этом то, что они называют сопутствующей красотой. Но получается это какой-то побочный продукт. На самом деле вот в моём понимании это вообще главное. Вот то, что они называют сопутствующей красотой, это и есть любовь Бога. То есть, да, тебе сейчас больно, да, ты сейчас не понимаешь, за что это тебе. Но сядь и просто постарайся рассмотреть, что это прекрасная любовь, любовь Бога к тебе. Только ты сейчас слишком суетишься и воешь, и не можешь её рассмотреть. Дай время — рассмотришь.
Прот. Александр Овчаренко
— А можно я зачитаю одну вещь? Я её воцерковил как бы, но это цитата из «Интерстеллара» — вот хороший фильм. И там, когда есть диалог главной героини, она говорит такую вещь — меня это просто поразило в своё время. И она по-моему просто продолжает слова и мысли Александра: «Любовь — это не выдумка и не просто чувство, это осязаемая величина. Это сила, она не просто имеет значение и общественную пользу, она не просто нужна для налаживания социальных связей, продолжения рода или воспитание детей. Мы любим людей, которые давно уже умерли, но ведь в этом нет никакой общественной пользы и даже как бы здравого смысла здесь нет, и выгоды тоже нет. Любовь — это сила, которую мы пока не способны осознать. Мы не понимаем её сути. Может быть, это своеобразный воздух или состояние другого, будущего измерения, будущей вечной жизни, которое мы не в состоянии сейчас постичь или вместить, хотя как залог и предчувствие мы его ощущаем. Любовь — это единственная доступная нам вещь, которая позволяет нам выйти за пределы времени и пространства». Вот такие крупицы есть тоже.
А. Митрофанова
— Слушайте, я в сложном положении, потому что у меня история вообще про другое, она другой тональности. Я прошу за это прощения. Хотела рассказать про то, как мы спектакль ставили, но Саша сказал, что я столько раз уже про это рассказывала. Думаю: ну ладно, расскажу другую историю про то, как вот, на мой взгляд, это просто явление было, что Бог есть любовь. Были у нас съёмки замечательного сериала «Неизвестная Европа» — документальный сериал, снятый нашим другом, удивительным телевизионным художником, кинохудожником Аллой Григорьевной Плоткиной. Она режиссёр, у неё своя мастерская во ВГИКе, она мастер с большой буквы. И она очень захотела рассказать — это было в 2011 году, когда зародилась эта идея, если не ошибаюсь. И вот 2011-12-й год — это время подготовки съёмок, съёмок и потом производство нашего 12-серийного фильма, который вышел на одном из федеральных каналов, прошёл с потрясающими рейтингами — документальное кино о святынях неразделенной Церкви. То есть о христианских святынях, которые на Западе территориально, в Западной Европе, и при этом они святыни, связанные с первыми веками христианской общины или с жизнью Господа Иисуса Христа. То есть к Восточной Церкви имеют точно такое же прямое отношение. И вот это для нас, конечно, бесконечно дорого. Это и святитель Николай, его мощи, которые в Бари и в Венеции, это мощи апостола Марка, это святыни, связанные с земной жизнью Христа — сандалия Его, находящаяся в Прюме, ну и так далее, то есть там много разного можно найти. Он есть в «Ютубе», этот сериал, его можно посмотреть. После того, как посмотрите наши «Светлые истории», обязательно наберите «Неизвестная Европа» — там все серии выложены.
А. Ананьев
— В одной из серий Алечка сидит на ступенях какого-то храма.
А. Митрофанова
— Есть такое, да, но не суть. Значит, одна из святынь, о которой мы рассказывали, это как раз святыня, связанная не просто с земной жизнью Христа, а связанная с Ним телесно — это капля Христовой Крови, хранящаяся в городе Брюгге в Бельгии, и где можно не только залегать на дно, но и приезжать туда с паломничеством. Вот для меня Кровь Христова — это символ Его любви. Потому что в чём может быть больше явлена Божья любовь, чем в Его жертве и в Евхаристии? И каждый раз, когда об этом задумываешься, это пронзает настолько, что ты даже дышать не можешь ровно. Вот Господь, Который идёт на такие страдания. В фильме, кстати, Мэла Гибсона — он приезжал в Турин, где есть музей Туринской плащаницы. Он же изучил все документы, по Туринской плащанице он изучил, как происходило бичевание Христа, каким было Распятие, как это всё было, то есть он всё воспроизвёл фактически вот документально.
К. Лаврентьева
— Но он ещё говорит, что это он мало показал.
А. Митрофанова
— Ещё, да, не всё он показал. И вот как Христа бичевали, как лилась вот это самая драгоценная Кровь...
Прот. Александр Овчаренко
— Очень натуралистично. Я советую прихожанам в Великую Пятницу посмотреть фильм «Страсти Христовы». Раз в год нужно посмотреть.
А. Митрофанова
— Я один раз смотрела и больше не могу это пересматривать. Но это картины, которые перед тобой стоят уже всю жизнь после этого: все эти бичи с многочисленными верёвками, каждая из которых заканчивается крюком, чтобы они вырывали части плоти — это ужасно. Эти все страдания ради того, чтобы пройти через смерть и воскреснуть, и вывести нас из ада. Это невозможно просто. И вот эта Кровь Христова, капли Крови Христовой, это одна из тех каплей, которые были собраны на месте страданий Христа женщинами, следившими, потому что в иудейской традиции, естественно, к крови особое отношение, вот они овечьей шерстью эту кровь собирали. И вот эта кровь с овечьей шерстью причудливыми путями попала в Брюгге. Исторический путь этой святыни прослеживается. Один из признаков, один из критериев достоверности святыни — его исторически можно проследить. И вот мы в нашем сериале хотим об этой святыне рассказать. Потому что на самом деле в городе Брюгге, кто бы как ни относился к проявлению христианской любви на Западе, оно там есть, и я свидетель, в этой святыне в городе Брюгге, абсолютно туристическом, он весь, как пряничный домик, он весь такой, что туда туристы едут и едут круглый год. Однако, в самом центре города, недалеко от Ратушной площади, есть часовня Крови Христовой, где хранится капсула с этой самой каплей Крови Христа. Каждый день в одно и то же время, по-моему в два или в три часа дня, навскидку уже не помню, её выносят, эту святыню, для поклонения паломников. Каждый день. И бывает так, что выносят, а паломников, например, нет. Вместе с тем священники этого храма считают своим долгом выносить эту святыню так, чтобы все желающие, кто хочет, могли прийти, помолиться и поклониться ей. Вот это тоже, на мой взгляд, такой подвиг, потому что есть люди, нет людей, но всё равно её каждый день выносят. А бывает так, что паломников очень много. Приезжали в своё время во множестве паломники и из России, естественно, тоже. То есть бывает очень по-разному, но вот они выносят каждый день.
И мы хотели снять эту процессию. Она ещё очень красивая — эта процессия выноса. Потому что выносят её служители этого храма. Они — рыцари ордена пеликанов. Пеликан, как известно, один из символов Христа. Есть предание о пеликане: когда он не смог добыть еды, пеликан, ему нужно было чем-то накормить своих детей, и он своим клювом разбил собственную грудь и своей плотью накормил своих птенцов, чтобы они не умерли от голода. Это, собственно, то, что с нами в Евхаристии происходит. Вот они — орден пеликанов, вот эти самые служители храма в Брюгге. И наша задача: приехать к ним и снять эту святыню. А моя задача договориться, чтобы нас туда пустили. Потому что у нас, вообще-то, экспедиция, там порядка 40 городов, 7 стран, даже больше городов, и в каждом месте мне нужно обязательно списаться с людьми, чтобы они нас ждали, чтобы они готовы были принять съёмочную группу, договориться о времени, когда им будет удобно, чтобы мы все это смогли реализовать. Короче говоря, это дипломатическая переписка на немецком, английском, французском, на итальянском, который я тогда вообще не знала, и французский тоже не знала — мне там помогали эти письма писать. И дальше вот Брюгге. Они бельгийцы, говорят в основном, наверное большинство, на французском языке. Многие образованные бельгийцы хорошо знают немецкий. И дальше есть, пожалуйста, фламандский диалект, например, потому что Бельгия состоит из Фландрии и Волони. Но это, конечно, язык не общего такого пользования, не общего употребления. Я пишу туда письмо с помощью моей подруги на французском языке, мы пишем это письмо. Она составляет, отправляем, что вот такого-то числа мы хотели бы к вам прибыть. Вот, пожалуйста, подскажите, возможно ли это? Отправляю это письмо по электронной почте. Проходит неделя — никакого ответа, а выезжать нам что-нибудь через месяц. Пишу ещё одно письмо — опять никакого ответа. Проходит уже где-то пять дней — начинаю беспокоиться. Дальше нахожу на сайте вот этой часовни Крови Христовой телефон. Звоню по этому телефону — никто не отвечает. Дальше нахожу там факс, отправляю им факс — тишина, полная тишина. Я звоню нашей подруге Алле, которая весь этот проект задумала и реализует на своих хрупких плечах.
Я говорю: «Аллочка, вот так и так, ты представляешь?» Она говорит: «Алек, я не знаю, сделай что угодно, срыв съёмки для нас катастрофа, бюджет минимальный», — действительно, мизерный. Она свои деньги вложила, нашла каких-то спонсоров, но это прям было впритык-впритык. А командировка, извините, два месяца по семи европейским странам, и там больше 40 городов, везде гостиницы, естественно. Всё это сумасшедшие деньги для нас, понятно, что нужно просто соизмерять, какие бюджеты. Она говорит: «Представляешь, если мы туда приедем и в этот день не сможем? Мы же не можем там остаться. Мы не вписываемся тогда в график, и мы остаёмся без целой серии. Как это возможно?» Осознавая всю эту ответственность, я снова и снова начинаю туда звонить. И вдруг кто-то берёт трубку. Я говорю по-французски на бытовом каком-то уровне: «Здравствуйте. Мы такие-то, приезжаем такого-то числа снимать. Подскажите, пожалуйста, получали ли вы мои электронные письма или факсы?» Мне в ответ: «Я не говорю по-французски», — говорит мне голос в трубке. Я спрашиваю, что, может быть, вы говорите по-английски? — Нет. — По-немецки? — Нет. Я уже спрашиваю по-английски: «На каком языке вы говорите?» — «Я говорю по-польски и немного по-фламандски», — то есть вот на том самом фламандском диалекте. И тут я понимаю, что «тут и сел печник». Всё — у меня мои дипломатические ресурсы исчерпаны. Как бы ни были созвучны польский и русские языки — это разные языки. И фламандский диалект — я по-французски-то едва-едва. Я думаю: «Господи, помилуй!» А нам уже буквально через пару дней выезжать. И я понимаю, что всё — и про факс мне этот человек ничего не может ответить и про электронную почту ничего не может ответить. Я Алле это всё рассказываю, она говорит: «Ну, мы сделали всё, что могли. Едем на свой страх и риск».
И мы едем на наш страх и риск и понимаем, что просто можем впустую — остаться и без съёмок, и истратить бюджеты, и быть без серии. А всё же это от нас телеканал ждёт, чтобы всё было вовремя сдано. И вот мы приезжаем в назначенный день в базилику Крови, вот в эту самую базилику Христовой любви. И нас там встречают с распростёртыми объятиями. Оказалось, что нас там ждут, про нас знают, нам всё подготовили, нам готовы показать даже облачение вот этого ордена пеликанов. И даже перед нами служитель этого храма прошёлся туда-сюда, чтобы показать, как это всё происходит, чтобы мы получше это облачение смогли подснять. И при нас вынесли эту капсулу с каплей Крови Христовой. И, естественно, там были паломники, и они приложились. Мы всё это сняли. Господи, какое это было счастье!
А. Ананьев
— Они просто ответ сформулировать не могли?
А. Митрофанова
— Дело не в этом. Понимаете, Господь всех нас любит: таких чебурашек, как я, и таких выдающихся людей, которые ежедневно совершают вот этот подвиг выноса Крови Христовой. Они получили наши письма, приняли к сведению. И просто: зачем отвечать? Люди нам написали, конечно, мы ждём. Ну что ж ещё? Они ещё письмо получили — да-да, мы помним, мы ждём. То есть это другой менталитет, это просто другой менталитет, а Господь всё покрывает вот так вот Своей любовью. Представляете? И то, как нас там встречали...
Прот. Александр Овчаренко
— Невероятная история! Насколько мы все разные, а Бог у нас всех один.
А. Митрофанова
— Вот именно. И всех нас любит так, что мы, каждый на своём языке, эту любовь чувствуем.
А. Ананьев
— История для тех, кто воет, что Господь ему не отвечает.
А. Митрофанова
— Вот именно, кстати говоря. Да, отвечает — настройся на волну.
Прот. Александр Овчаренко
— Или просто доверься и делай.
А. Митрофанова
— Вот Алла Григорьевна сумела довериться и просто сделала.
Прот. Александр Овчаренко
— У неё уникальная способность доверять. Она передаётся. Она постоянно мне сейчас об этом рассказывает, говорит. Я, будучи священником, начинаю немножечко как-то так буксовать. Мне нужны не гарантии, но какие-то моменты ещё разъяснительные: «Батюшка, не торопитесь».
А. Митрофанова
— Значит, пойдём по воде — вот это так было.
Прот. Александр Овчаренко
— Это самый мой любимый евангельский сюжет — когда апостол Пётр шёл по воде. Вдобавок к вашему рассказу, вы знаете, действительно, что можно сказать? Только то, что, когда Христос умер на Кресте, эту слабость весь мир видел. А тогда, когда Христос воскрес, видели только те, которые верят Ему и любят Его. Понимаете, здесь, наверное, тоже есть такой момент, который позволяет жителям Земли всё-таки задать самому себе вопрос: вижу ли я Воскресшего Христа? Вот, да, я видел, я слышал, что на Кресте Он умер — все эту слабость видели. А теперь Воскресшего Христа? Вот задай себе вопрос: ты веришь Ему, ты любишь Его? Пусть каждый слушатель нашего радио задаст себе этот вопрос.
К. Лаврентьева
— Да, если Христос не воскрес, то вера наша тщетна.
К. Лаврентьева
— «Светлые истории» на радио «Вера» продолжаются. У нас в гостях протоиерей Александр Овчаренко. И у микрофонов мы: Александр Ананьев, Алла Митрофанова, Кира Лаврентьева.
А. Ананьев
— Можно я добавлю историю короткую? Потому что я обожаю эту короткую историю. Наши друзья, которые тоже занимаются организацией паломничеств, причём паломничеств таких самых-самых бюджетных, потому что люди крайне несостоятельные, но очень надо посетить какие-то важные вещи. И, соответственно, львиная доля их времени уходит на поиск самых бюджетных отелей. Вот они отправляют группу паломников откуда-то из России, из ближайших государств в Германию. Дочка у них единственная говорила на немецком худо-бедно. Они попросили дочку написать письмо в отель, чтобы договориться о самой-самой низкой цене. И она говорит: «Что написать-то?» Пиши просто: «Не важно, какие номера, не важно, какие кровати, вообще ничего не важно, лишь бы в каждом номере был душ».
К. Лаврентьева
— И им дали самые хорошие номера, да?
А. Ананьев
— Она пишет это письмо, они его хотели было отправить в отель. Потом подумали, что нет, надо сейчас отправить какому-нибудь знающему человеку. Отправляют своему хорошему знакомому священнику из Германии. Он перезванивает и смеётся 10 минут просто в голос. Отсмеявшись, он говорит, что вот, что она написала: «Нам нужны номера дешёвые для паломников из России. Требований почти никаких. Любые условия, любые кровати, любой завтрак. Единственная просьба, чтобы в каждом номере были души усопших». Гугл-переводчик «душ» и «души» перевёл одинаково.
А. Митрофанова
— Да, свою историю хочу дополнить, что, конечно же, вот я сказала об Алле Григорьевне Плоткиной. А ведущий во всех этих сериях, автор сценария, авторы сценария даже, замечательные наши друзья Тимофей и Эльвира Китнисы, теперь уже священник Тимофей Китнис, который с тех пор рукоположился, стал замечательным пастырем. И низкий им поклон за те труды, которые они вложили в этот наш сериал «Неизвестная Европа». И как раз попав к ним в паломническую поездку, Алла наша дорогая так вдохновилась рассказами будущего отца Тимофея, что задумала вот этот сериал. И он у нас в итоге в кадре, он же автор сценария.
Прот. Александр Овчаренко
— Как Промысл Божий ведёт всё-таки.
А. Митрофанова
— Вот именно, да. Кирочка, твоя история осталась, мы съели твоё время.
К. Лаврентьева
— Да нет, вообще не съели, я сижу и наслаждаюсь. У меня даже, знаете, сначала такой протест вызвала тема нашей программы. Но это обычное дело, потому что она такая очень возвышенная, очень духовная. Я думаю: Господи, я сейчас как наговорю, как обычно, вот эти все руки-мельницы, вот эти эмоции, вот это всё. А потом это же надо делами подтверждать, что ты говоришь. А я так говорю-говорю, а получается потом, что я выхожу с программы и думаю: а что я, кроме слов, вообще ещё в своей душе стяжала? Получается, что ничего. Когда много говоришь о вере, а у нас работа такая — о вере разговаривать, — ты потом уже не знаешь, где ты сам. И это на самом деле такая обратная сторона нашей профессии. Тут надо всё время трезвение такое некое проявлять, каким я тоже особо не отличаюсь. Ладно, минутка публичного покаяния окончена. Я вот, знаете, потом поняла, что тема очень хорошая. А почему хорошая? Понятно, почему: потому что, что может быть лучше, чем Божья любовь? А во-вторых, что каждый человек здесь может, действительно, каждый из нас, рассказать то, что ему созвучно в этой теме. Понятно, что наша вся жизнь — это Божья любовь, каждый наш день — это Божья любовь. Даже вот эти прекрасные Воробьёвы горы за окном — этот Божья любовь. Как с этим поспоришь? А с другой стороны, ты понимаешь, что это вот у меня откликнулось, вот это я, наверное, сегодня расскажу. И Саша своей историей меня сегодня натолкнул на замечательную такую мысль о том, что Божья любовь мы особенно чувствуем, я думаю, все согласятся, когда мы приезжаем туда, где нас любят и ждут. Вот это же очень важно, когда ты куда-то приезжаешь, когда ты можешь приехать в дом к своим родителям. Ты можешь ни о чём не думать, проснуться в субботу утром и понимать, что тебе не надо бежать, сломя голову, готовить всем завтрак — это сделает мама. Когда вот этот бытовой шум из детства, ты понимаешь, что вот этот шум готовки на кухне — это что-то такое бесценное. Запахи оладушек, которые только мама моя может готовить. Это не сентиментальность, а так и есть — это вот у неё какой-то есть уникальный рецепт. Я всегда приезжаю, говорю: приготовь эти оладушки. И он что-то даёт такое человеку, он такую какую-то ценность имеет. Ты вот послушаешь этот звук утренней кухни, где твоя мама, и тебе как-то жить хочется. И ты обнуляешься как-то, и всё совершенно по-другому начинается. А если у кого-то нет мамы, наверное, крайне важно приезжать к тому, кто тебя любит.
И вот в этом смысле я хотела рассказать одну историю. У меня бабушка очень сильная была человек. До такой степени сильный, что по, не знаю сколько, километров каждый день в Сибири из деревни в деревню ходила в школу, чтобы получить среднее образование. А потом высшее образование далось ей такой же кровью. Прежде, чем она стала учителем, она очень много чего прошла. То есть мы наших студентов уговариваем учиться, а человек, извините, жил на каких-то квартирах, где у него волосы к стене примерзали от холода, и она их утром отдирала, чтобы в институт пойти. И это на самом деле такая колоссальная воля. И вот эти суровые сибирские условия жизни, когда тебя никто не уговаривает, а тебе нужно получать знания, и вот эта её жажда получить образование её сделали очень сильной. Она была такой сильный человек. Когда ей надо было за кого-то заступиться, она в советское время дозвонилась до Андропова из деревни Берёзовки в Сибири. То есть это такая пробивная сила, это вот прям человек такой был. Но вы представляете, что она держала совершенно всех — Царство Небесное моей бабушке Валентине Ивановне. Она держала совершенно всех — 40 лет, заслуженный учитель школы, все её знают, ты всегда идёшь, все тебя узнают, и ты такая с ней за ручку тоже — паразитируешь в лучах её славы гордо. И в какой-то момент у нас разбился тогда губернатор Красноярского края Александр Иванович Лебедь. И она очень серьёзно это восприняла. Она настолько его любила и так сильной это восприняла, что она так горевала, что через пару месяцев она, в общем-то, умерла от инсульта. Я была у неё на каникулах, поэтому на меня это произвело, как вы понимаете, неизгладимое впечатление. Жизнь разделилась на до и после. И, конечно, когда мы все приезжали к бабушке, когда она заправляла буквально всем, она совершенно имела такую энергию, что человек приходит к ней еле живой, а уходит прямо, знаете, такой — ему жить хочется, ему творить хочется, ему дела делать добрые хочется. То есть она, знаете, настропалит, пока блинчики свои готовит, она тебя ещё уму-разуму научит. Но при этом очень чётко по делу, никаких лишних разговоров, никаких сюсюканий, никаких эмоций, всё по-сибирски.
И вот она умирает. И я и мои родители вместе как-то оказались в лодке, и тётя моя. И мы как-то осиротели совершенно все. И желание приезжать в дом, где тебя ждут, осталось, а бабушки уже не было. И тогда мы поняли, что у нас есть замечательные люди — бабушкины друзья, тоже педагоги, Зоя Ивановна и Вячеслав Николаевич. И вы знаете, я поняла, что я обязательно должна о них рассказать.
Я иногда тут рассказываю про всяких разных прекрасных людей, о которых никто не узнает, если я о них не расскажу. А тут хоть наши зрители посмотрят и помянут их, порадуются. Представляете, какое счастье, что можно так любовь передать через формат нашей программы? И мы начали к ним ездить. Мы и так-то с ними дружили, а тут прям каждые выходные, как на работу. А они — удивительные люди. Вот понимаете, они ещё тогда в храм не ходили, потом пришли. И они такие тонкие, такие интеллигентные, никакого намёка, никаких шуточек, никакого второго дна. Вот совершенное чистосердечие, любовь, любовь, любовь. Казалась бы, они тогда не были каким-то такими людьми церковными, а любви от них столько исходило. И Вячеслав Николаевич, как я сейчас уже понимаю, был человеком очень стеснительным. И, как часто бывают у стеснительных людей, он свою стеснительность прятал за некой такой, знаете, бравадой. Он немножко так всё время подтрунивал над Зоей Ивановной. Подтрунивал по-хорошему: «Ох, ты у меня опять пересолила огурцы!» Она такая: «Ах ты, Слава, вот почему ты всё время критикуешь меня?» И вот эта милая перебранка у них всё время была. И я думала: что это он всё время подтрунивает? Я как-то по-детски немножко не понимала всей глубины. Естественно, ребёнок-то воспринимает так, как слышит: как слышит, так и понимает. А потом я стала взрослее, мы всё к ним приезжали и приезжали. И я видела, что за этими нежными, полными любви вот этими маленькими шутками кроется какая-то просто потрясающая любовь. И потом мы уехали из Красноярска, Зоя Ивановна с Вячеславом Николаевичем, естественно, остались там. И мы уже не увидели окончания их жизни. И ушёл сначала Вячеслав Николаевич. И представляете, Зоя Ивановна не смогла без него жить. То есть они были не старые люди, а она умерла через год. Представляете, через год? Так вот она и умерла.
И когда они умерли — мы уже здесь жили, в Нижегородской области мои родители уже жили, — мы с мамой обсуждали это. И мы поняли одну вещь, что очень важно, когда ты к кому-то приезжаешь. Потому что когда ты приезжаешь туда, где тебя любят, вот эта вот Божья любовь та самая, о которой мы говорим сегодня всю нашу программу, она так вот и является тебе. Вот она так и является тебе, понимаете? Представляете? Вот когда у меня были родители, я приезжала к родителям. Сейчас вот папа Виктор Ефимович ушёл, осталась мама — я к ней приезжаю. А ведь это очень важно, чтобы и моим детям было, куда приезжать. Это очень важно, что вообще всем было, куда приезжать, понимаете? Хоть к друзьям — да не хоть, а к друзьям, которые тебя любят, которые тебя ждут, которые покупают, готовят всё накануне. Ты приезжаешь, и таким простым образом Бог являет, получается, Свою любовь через них.
Прот. Александр Овчаренко
— Потому что Он не стесняется быть в таком, казалось бы, бытовом виде.
К. Лаврентьева
— В бытовом, да. Вот ты заходишь, смотришь — стол накрытый. И ты понимаешь, что тебя ждали, и ты понимаешь, что ты, такой дурачок, кому-то нужен, ты кому-то интересен. А ещё, например, я приезжаю сейчас к маме, у неё подруга замечательная есть Валентина Ивановна. И вы знаете, вот к ней приходишь, она всё поставит — интеллигентнейший тоже, тончайший человек. И знаете, я после этого всего, после того, как Господь меня столько раз сводил с такими прекрасными людьми, кого-то уже нет, кто-то, слава Богу, ещё жив, я одну вещь поняла: человек может быть аристократом духа. И он должен быть аристократом духа. Вот он общается с тобой, а ему совершенно неважно, он не взирает ни на твои чины, ни на титулы. Я сейчас не только про себя — Господи, какие у меня чины и титулы? Я смотрю, как они со всеми общаются, невзирая на чины, титулы, они смотрят ровно тебе вглубь, что ты стоишь как человек, что в сердце твоём. Вот он смотрит по делу в глаза тебе и задаёт тебе прямой вопрос. И ты не отвертишься вообще от его прямого вопроса, потому что чувствуешь, что он тебя любит, что он тебя ждёт, что ему важно: «А что ты, дочка, как твоя спина-то поживает? В прошлый раз ты вот жаловалась, что ли». И ты понимаешь, что человек запомнил, что у тебя в прошлый раз, извините, грыжа воспалена была или что у тебя в прошлый раз, извините, голова болела. И вот она полгода тебя не видела, и она помнит, и она искренне переживает. А ты вот за своими делами, за своей какой-то такой некой важностью повседневности совершенно забываешь, что есть простая, искренняя любовь людей, которые тебя всегда ждут.
А. Ананьев
— Но мы, наверное, Кирочка, вообще как-то в своих больших городах и в своём этом темпе...
К. Лаврентьева
— Забываем об этом совершенно...
А. Ананьев
— Даже не забываем, а разучились.
К. Лаврентьева
— Разучились простоте. Правда?
А. Ананьев
— Да. Ещё предыдущее поколение, поколение наших родителей, они умеют и помнить, и встречать, и ждать, и любить.
К. Лаврентьева
— И душевность какую-то такую проявлять.
А. Ананьев
— Да, а мы что-то так закрутимся: ой, у нас дела, собака — ну и всё, и сбежали.
К. Лаврентьева
— Да не только собака. Просто когда ты в большом городе живёшь, ты вынужден уметь защищаться. Тебе очень важно научиться защищаться, потому что тогда кто угодно будет постоянно лезть тебе в душу. И это тебе всегда будет очень тяжело — потом после этого восстанавливаться. А когда ты приезжаешь в маленький город или в деревню, ты понимаешь, что можешь снять свою вот эту кольчугу, оставить её у порога и стать просто ребенком. И это бесценно.
Прот. Александр Овчаренко
— Или самим собой — пусть не ребёнком, но самим собой.
А. Митрофанова
— Да, самим собой.
А. Ананьев
— Спасибо тебе, Кирочка.
К. Лаврентьева
— И вам спасибо, коллеги дорогие.
А. Ананьев
— Я вспомнил запах супа своих родителей, который они всегда готовят к нашему приезду.
Прот. Александр Овчаренко
— Аминь!
К. Лаврентьева
— Спасибо вам, дорогие друзья. Спасибо, отец Александр. Спасибо, наши радиослушатели, что вы все вместе, что мы вместе с вами, вы вместе с нами. Спасибо за эти «Светлые истории» на радио «Вера». Тема у нас сегодня была «Божья любовь». Мы сегодня были все в белом. Обратите на нас внимание, вдруг вы слушали, а они смотрели нашу программу? Да, обязательно зайдите на «Рутуб» или «Ютуб» — никогда в жизни я это не выговариваю с первого раза — и посмотрите на канале радио «Вера» «Светлые истории». Побудьте с нами, напишите нам что-нибудь, а мы потом зачитаем это в эфире. Всего вам доброго, до свидания, до следующих встреч.
А. Ананьев
— Всего доброго.
А. Митрофанова
— До свидания.
Прот. Александр Овчаренко
— До свидания.
