Иногда звонишь кому-нибудь - просто в поисках сочувствия. Не несчастная, а уставшая. Дети делают все не так и говорят все не то. Бабушки запрещают называть себя бабушками, ходят в фитнес-залы и не желают приехать посидеть с детьми. Старший сын после литургии еще в машине заявил, что ничего не чувствуют особенного после Причастия. «Я должен, мама, чувствовать, да? А я не чувствую!» Младшие дома слегли с температурой. Доктор, которому звонишь много лет, ехидно замечает в трубку, что таких бестолковых мамочек, которые не могут толком объяснить симптомы, еще поискать. Неужели и не найти? – думаешь ты, в свою очередь ползая под кроватью, куда завалилась соска для младшего. Муж кажется с облегчением говорит «до вечера, дорогая», и хлопает дверкой машины. Бам! – и наш мир остается у него по ту сторону железной дверки. И он в костюме едет по важным мужским делам.

И ты звонишь подруге, чтобы вывалить на нее все это. И в ответ слышишь рассказ про успехи детей, интересную работу и грядущие путешествия. И какой-нибудь разумный совет. О том, что «Сколько можно сидеть дома. Давно пора в костюм и в коллектив». Не получив никакого заряда бодрости, звонишь другой подруге. Но ее жизнь еще прекраснее предыдущей, а советов по воспитанию детей и организации времени еще больше. Вот только у тебя почему-то нет, совсем нет – именно сейчас, именно сегодня – никаких душевных сил им следовать. Ты просто очень устала. Вздыхаешь и звонишь самой последней подруге,. И наконец слышишь… тишину. В этой тишине ты рассказываешь все свои беды. Она не со-ветует, а со-чувствует. То есть она с тобой чувствами, а не советами. И она говорит: «дааа… понимаю. Как я тебя понимаю». Вот и все. Все, что тебе было нужно. И снова есть силы, и доктор приехал и всех вылечил, и муж вернулся, и старший сын перед сном бормочет: «Мама, но только точно-точно скажи: встречу ли я в раю своего старого хомяка?» И жизнь продолжается, и она прекрасна…