У нас в студии были настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин и шеф-редактор портала «Иисус» Максим Калинин.

Мы говорили о воскресенье, в которое празднуется Собор Московских святых и память святителя Петра, о смысле и значении праздника Усекновения главы Иоанна Предтечи, а также о других важных церковных датах предстоящей недели.

---

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья! С вами Марина Борисова. В эфире программа «Седмица», это наш совместный проект с православным Интернет-порталом «Иисус», и со мной в студии шеф-редактор этого портала Максим Калинин.

М. Калинин

— Добрый вечер!

М. Борисова

— В нашей программе мы каждую неделю по субботам говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья предстоящей Седмицы. Сегодня у нас в гостях настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин.

Священник С. Колотвин

— Добрый вечер, дорогие Дамы и Господа.

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться в том, что ждет нас в церкви завтра, в 13-е воскресенье после Пятидесятницы и на наступающей неделе.

Как всегда, мы стараемся понять смысл грядущего воскресенья, исходя из того, какие апостольские и евангельские чтения мы услышим завтра за литургией. И завтра будет читаться отрывок из Первого Послания апостола Павла к коринфянам из 16-й главы, и начинается он словами: «Бодрствуйте, стойте в вере, будьте мужественны, тверды, все у вас да будет с любовью!» И вот я, когда читаю эти строки, думаю: почему нужно так педалировать, что все должно быть с любовью? Разве это не очевидно? Вообще, по жизни оказывается, что у нас, среди нас, православных верующих сегодняшнего дня, это неочевидно. Но ведь это были первые христиане, они горели верой. Почему даже тогда нужно было особо подчеркивать, что все должно быть с любовью?

Священник С. Колотвин

— Ну, на самом деле, ответ уже ближе к концу чтения нам дан. Потому что там апостол Павел говорит, да будет извержен, признан внешним человеком тот, кто не любит Господа Иисуса Христа. А проповедь апостольская — она идет, прежде всего, и в иудейской диаспоре, среди людей, которые отталкиваются от положений Ветхозаветного закона, и, как мы по Евангелию просто видим, что проблема была для людей ветхозаветных и для людей, в том числе, наверное, и проблема была и языческого склада, потому что уже вот эта греческая философия плотно соединилась в такую связку с римским правом, а римское право подразумевало все равно поиск тоже справедливости. То есть если иудеи — религиозная справедливость ветхозаветная, римляне (ну, греко-римский мир) — уже это поиск справедливости такой, может быть, юридической, ну, и даже все-таки, если говорить отдельно про греческую цивилизацию от римской, то все равно, в любом случае, некоторая философская справедливость бытия — тоже вот был некоторый поиск. А Господь приходит и приносит, наоборот, приоритет любви. Говорит, что любой поступок надо соизмерять любовью. Там, главная заповедь — «В ней явись закон и все пророки». Но поскольку Священное Писание — это не просто исторический памятник, который описывает состояние людей, их проблемы в какой-то конкретный период... Потому что апостолы проповедовали — они много чего, долго говорили, проповедовали, но то, что вошло в Послания, то, что Дух Святой для нас сохранил до сегодня, это то, что будет актуально, увы, не только сейчас, но и будет актуально до Второго Пришествия Спасителя. И вот эта постоянная проблема, когда сатана уловляет, но не говорит: «Возьми ненависть!»... Иногда, конечно, говорит, но если человек стремится ко Христу, на ненависти все-таки сложно провести человека, потому что человеку будет казаться: «Да, я все-таки делаю что-то не то». А вот если... самая опасная ловушка — это уловить в ловушку справедливости. «Вот нет, этому человеку ты должен сделать гадость, потому что он ее заслужил, он делает ее тебе, он делает ее другим, и если ты пойдешь по пути греха, то ты справедливость восстановишь». Поэтому снова и снова апостолу Павлу приходится, независимо от того, кто его адресат, — иудей, римлянин или греческой культуры человек еще из разных времен, все равно ему приходится об этом напоминать. И, конечно, и священникам приходится напоминать это мирянам. Ну и, в принципе, священникам тоже порой об этом нужно не забывать и самим.

М. Борисова

— Теперь, если перейти к евангельскому отрывку, завтра будет читаться отрывок из Евангелия от Матфея из XXI главы, который по содержанию многим известен, потому что по разным поводам очень часто вспоминается и в проповедях, и в каких-то толкованиях тех или иных церковных событий. Это притча о злых виноградарях. Ну, в двух словах можно напомнить тем радиослушателям, которые немножко подзабыли, что речь идет о том, что богатый владелец виноградника перепоручил виноградарям возделывать его виноградник, но когда пришло время собирать плоды, виноградари не захотели их отдавать, и дальше следует череда... Сначала владелец виноградника послал за сбором урожая своих слуг... Кончилось тем, что всех их они изгоняли или убивали. И, в конце концов, он послал сына своего, подумав, что уж сына хозяйского точно они побоятся, но они вот убили сына хозяина, с тем чтобы оставить весь сбор у себя.

Притча имеет очень много опубликованных толкований святых отцов, и с ней можно ознакомиться. Но мне кажется, что тут есть нюансы, о которых можно порассуждать, немножко отрешившись от того, что уже опубликовано. Мне всегда хотелось спросить: вот понятно, что любая притча евангельская — это некая аллегория, это все-таки некий символ. Так вот в данном случае виноградник — это что? Это душа отдельного человека, это Церковь Христова, это весь мир Божий? Что такое виноградник?

Священник С. Колотвин

— Тема замечательной темы Христовой. Именно поэтому Господь говорил притчами — не просто потому, что люди бы не сообразили, если бы Он им прямо сказал, а потому что Господь оставлял Свое благовестие не для решения проблем конкретных людей, живших в I веке по Своем Рождестве, а для решения вот вопросов и проблем, возникающих на пути в Царствие Небесное, опять же, для любого человека, в какое бы время, в какую бы эпоху он ни жил после Пришествия Христа. Именно поэтому притча, которая может быть истолкована самыми разными образами, которые друг другу не противоречат... То есть вот вы перечислили несколько таких традиционных толкований, и это вот прекрасная притча, потому что насколько вот можно каждый элемент многозначно толковать! Прекрасный пример того, что не нужно даже останавливаться на этом числе толкований. Потому что — почему порой человек, даже иногда долго ходящий в Церковь, уже перестает находить ответы в Евангелии? Он привык, что вот батюшка что-то на проповеди сказал, что-то — зашел и святоотеческое толкование прочитал, потом он смотрит на свою ситуацию — его ситуация к этому не сводится. Вот хотя она, вроде, уже напоминает эту притчу, но не сводится. И человек боится толковать дальше, потому что ему кажется, что «ой, я вот сейчас отступлю как-то от святых отцов, и это ересь», а потом уже просто и привычка уходит, уходит — свою жизнь с Евангелием сравнивать.

На самом деле, нам не нужно бояться. Почему после этого, действительно, обиделись иудеи, фарисеи, которые слышали? Потому что Господь, который правда беспокоился о своих слушателях, и он не хотел их как-то уязвить, он хотел до них достучаться. И после этой притчи они, люди, которые собирались пойти и распять Спасителя, и завладеть Его наследием, Его Церковью... Прежде всего, виноградник — это действительно Церковь, Господь берет, ее ограждает. Но Церковь в таком универсальном понимании, потому что границы Церкви — это тоже такой вопрос широкий, богословский, дискуссионный, который выходит за рамки библеистики все-таки уже в догматику. И вот иудеи — они, конечно, хотели захватить Церковь, имели в виду Ветхозаветную церковь. То есть только они претендовали на богоизбранный один-единственный ветхозаветный народ. Но Господь приходит, и вот эти границы Церкви, границы виноградника раздвигает, и вот этого божественного винограда, Его Крови каждый может вкусить и наследовать Жизнь Вечную. И поэтому для нас очень важно, прежде всего... Потому что иногда проблема самых популярных евангельских отрывков — что правда, священники делают акценты на одном и том же. И очень удобно как раз делать акцент на том, что вот, иудеи были такие никудышные, они Христа вот распяли, они вот виноградником завладели, а мы-то вот — там в конце же говорится про новых делателей — это вот мы, это мы! И так люди тоже стоят и, довольные: «Вот-вот-вот, уже виноградник наш». И как только ты думаешь: «Вот я — это тот новый делатель, которому виноградник принадлежит», ты сразу уже идешь, ну, делаешь первый шаг к богоубийству. Потому что вместо того, чтобы понять, что ты здесь, и этот виноградник тебе не принадлежит, что тебе просто поручено о нем заботиться, что тебе Господь дал вот эту жизнь, дал душу бессмертную, опять же, о которой заботится, дал возможность к Церкви принадлежать — ты это уже воспринимаешь как свое имущество. Поэтому тоже, дорогие братья и сестры, любое слово Евангелия — оно обращено не к кому-то, оно сказано не про кого-то, оно сказано про нас. Если мы будем его сравнивать не с чужой жизнью, а со своей, то мы сможем подобрать и подходящее для себя святоотеческое толкование, и, возможно, что-то открыть новое, и даже не обязательно для кого-то вокруг, но, прежде всего, для себя.

М. Борисова

— Заканчивается этот отрывок фразой, которая тоже очень много раз истолкована, и, мне кажется, до сих пор все равно каждым для себя лично недостаточно понята. Иисус говорит им: «Неужели вы никогда не читали в Писании: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла»? Поскольку мы все достаточно плохо — ну, в основной своей массе — знакомы с Ветхим Заветом, нам некоторые вполне объяснимые отсылы Спасителя в Его словах недостаточно ясны. Вот, Максим, насколько я понимаю, речь идет о 117-м Псалме и о Пророчестве Исайи?

М. Калинин

— Да, о 117-м Псалме и Пророчестве Исайи. Причем, и предыдущий текст притчи тоже отсылал к V главе Проповеди Исайи. И вот как отец Стахий сказал, что для слушателей эта притча была неожиданностью — они уже отождествили себя с героями притчи, а потом оказывается, что на них направлено обличение. И вот пророк Исайя в V главе говорит (но Христос очень близко его повторяет)... Вот тоже Исайей говорится, что Бог обнес виноградник оградою, очистил от камней, насадил лозы, построил башню, выкопал точило. И вот слышали первые слушатели пророка этот текст — как заметил Андрей Десницкий, они могли подумать, что это поэтическое произведение, что это, может быть, песня о работниках виноградника, они не до конца понимали, что за жанр им предлагается. А тут им говорят, что виноградник принес дикие ягоды. То есть... А потом, дальше говорится, что виноградник — это Дом Израилев. То есть пророк начал текст, относительно которого слушатели не могли понять, к чему он придет. И вдруг огорошивает их пророк неожиданным, во-первых, упоминанием того, что виноградник принес ягоды, а во-вторых, тем, что они, его слушатели — это и есть тот самый виноградник, который ягоды принес. И когда Христос говорил притчу, Он отсылал явным образом к этому тексту, и слушатели Христа, конечно же, узнавали. И они уже могли тоже почувствовать неладное — что будет некое обличение здесь, может быть. Но поворот Спасителя был для них еще более неожиданным.

И вот с камнем — тоже парадоксальное изречение Христа. Это отсылка к Псалму, отсылка к пророку, отсылка к загадочному камню, который строители не приняли, но который стал камнем краеугольным, и Христос это пророчество истолковывает христологически. Он говорит, что он относится к Нему, что Он — тот самый наследник, которого не приняли делатели, но именно Он станет основой того дома, который построит Бог. Опять же, в притче Христос говорит о новых делателях, а здесь он намекает на строительство дома — опять же, нового дома, который не будет соответствовать плану тех фарисеев, книжников, священнослужителей, которых Он обличал.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной в студии Максим Калинин, шеф-редактор православного Интернет-портала «Иисус», и настоятель Храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин. И мы говорим об особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей седмицы.

У нас завтра большой московский праздник — ну, он общецерковный, но московский сугубо, поскольку мы будем праздновать перенесение мощей святителя Петра, митрополита Московского и всея России чудотворца в собор Московских Святых. Вообще, мне кажется, достаточно знаменательно получилось в этом году, что с воспоминания московских святых начинается неделя завтра, и закончится она воспоминанием святого благоверного князя Даниила Московского. То есть вся неделя как бы закольцована памятью о московских святых.

Вот мы привыкли к тому, что местнопочитаемые святые объединяются в какой-то особый собор. Но почему московские святые стоят особняком в нашей Русской Православной церкви?

Священник С. Колотвин

— Ну, тут ответ, конечно, хотелось бы дать какой-то возвышенный, такой символичный. Но, на самом деле, все достаточно просто — потому что центр русского православия переместился (трудами, прежде всего, вот этих самых московских святых, московских святителей) в Москву. Причем, что самое интересное, эти святые, святители — они изначально с Москвой обычно связаны не были. Не все, чем мы, если мы смотрим и видим, дальше по историческому древу восходя вверх, то видим, что, правда, уже, наконец-то, среди жителей Москвы стали находиться москвичи — среди святых жителей Москвы. Поэтому, в принципе, вот память московских святых — тоже это память не только жителей Москвы. Потому что, может быть, вот все радиослушатели в наших других замечательных городах необъятной Родины подумают: «Ой, там, в Москве опять только о себе, о Москве говорят». Нет, они как раз говорят о том, что всегда есть некоторые перспективы для роста, перспективы для развития, что всегда можно уехать в столицу чего-то добиться, и что поэтому любой человек, который приезжает в столицу, приезжает просто поклониться святыням, приезжает просто с детьми по Красной площади прогуляться, приезжает, чтобы поучиться, чтобы строить карьеру, и так далее. Он может московских святителей себе выбирать в покровители. При этом тоже очень отрадно, что... Вот если мы посмотрим, государственная граница двигается постоянно. Вот у нас есть некоторое даже понимание — «ой, вроде, после Второй мировой войны границы не двигаются!» Еще как двигаются, да? Мы сами постоянно тоже это вынуждены наблюдать. А уж во времена как раз жизни большинства московских святителей вот эти границы перемежались, потому что Русь раздроблена, княжества — идет борьба, кто какое себе маленькое княжество, более большое переподчинит, присоединит, унаследует и так далее. И, на самом деле, единственным островком такого спокойствия, где есть что-то стабильное, это была Русская церковь, Русская митрополия и, прежде всего, уже город Москва неожиданно вообще, в общем, в принципе, стал центром этой митрополии, хотя не был центром политическим. И, более того, Москва-то часто проигрывала некоторое свое политическое значение. То есть, мы помним, за великое княжение боролись и, прежде всего, Тверь — такой центр противостояния, боролся Нижний Новгород. И это, так уже можно сказать, из каких-то нам более привычных. Ну кажется — нет, ну вот это — однозначно русские княжества! Так нет — и Великое Княжество Литовское тоже сейчас на фоне событий в Белоруссии, об этом актуально вспомнить, — тоже же ж оно ж как центр Русского мира, ни много ни мало, воспринималось. Тоже мы вспомним, конечно, и братскую Украину — как раз Галицкий князь тоже традиционно боролся за великое княжение, да? Тогда еще, если мы посмотрим на более ранние времена, что даже за и великое княжение Владимирское или за великое княжение Киевское.

Как мы видим, что Господь благословил, в итоге, некоторое начинание политическое, не с самым выгодным политическим стартом и экономическим стартом, а вот маленький городок, и именно туда направил центр Русской церкви, и уже благодаря этому там уже русские земли вокруг этого города и стали собираться.

Поэтому вот сейчас очень у нас народ разделен — тут не только, там, границами как-то, но просто, там, все настроены, кто-то каких-то одних политических предпочтений, кто-то — других, социальные границы и так далее. Но задача Церкви — людей объединять. И поэтому московским святителям можно помолиться о том, что вот раз они сумели во времена, ну, можно сказать, оккупации татарской, что во времена постоянных войн и раздоров, гражданской войны непрекращающейся (потому что если... ну как назвать, когда русские против русских воюют?), что они сумели все равно людей объединять. И поэтому нам... Потому что лукавый говорит: «Ой, сейчас такое тяжелое время, сейчас вот все разделены, сейчас уж мира не достигнуть»... У нас ситуация значительно проще. И поэтому если нам кажется: «Не-не-не, все разделено», все-таки прибегаем к московским святителям — они обязательно нам помогут. Помогут уж, по крайней мере, в нашей личной ситуации вот это разделение преодолеть.

М. Борисова

— Мне кажется, что тут еще достаточно символична сама фигура благоверного князя Даниила, поскольку, будучи самым младшим наследником, получил он эту захудалую Москву, которая тогда вообще совершенно не котировалась, говоря современным языком. Но дальше — ведь он не был каким-то особо умелым политиком и не был особо умелым воином. Единственное, чем прославился, насколько я понимаю, это умением как раз избегать кровопролития. Потому что когда он вмешивался в какие-то братские там разборки, как-то так ему удавалось всех уговорить, по крайней мере, не проливать кровь.

Священник С. Колотвин

— Ну тут все по Евангелию получилось: «Блаженны миротворцы, ибо они сынами Божиими нарекутся».

М. Борисова

— Да! Там самое удивительное, что, собственно, с какого момента начинается рост Москвы и ее значение? С момента, когда его родной дядя, который был князем, в общем, достаточно большого княжества, по сравнению с Московским, он просто его ему завещал. Совершенно непонятно — он не был прямым наследником, и вот это какое-то странное завещание. И, собственно говоря, с этого момента начинается рост Москвы и ее значение в раскладе всех княжеских усобиц. И потом, собственно, автокефалия Русской церкви тоже — она ведь не из-за того, что кто-то сидел и придумывал: «Вот давайте, мы... Мы теперь такие великие, будем мы отделяться от Константинополя и учреждать автокефалию». Это цепь исторических событий, которые, в общем, наводят на мысль, что это не был человеческий замысел. Потому что, по крайней мере, во времена того же митрополита Петра и позже честно стремились добраться до Константинополя, получить благословение Константинопольского патриарха. Но все время все складывалось таким образом, как складывалось, что, в результате, привело к тому, что Русская церковь стала самостоятельной. И, опять-таки, не из гордости и самовозношения, а в силу исторических причин.

Священник С. Колотвин

— Да, причем, как ни парадоксально, что очень часто самостоятельность... и развитию самостоятельности много трудились для Русской церкви трудились как раз те, кто ставились даже в пику. Потому что могли, наоборот, не утвердить русского кандидата на митрополичий престол, а утвердить грека. И могли не утвердить ставленника московского князя, которого он запрашивает, а утвердить ставленника литовского князя, который против Москвы настроен. Но в итоге это все приводило к тому, что и грек трудился, потому что уже во Христе нет ни иудея, ни эллина, и он трудится не для каких-то политических задач и решения, там, византийских проблем, а трудится именно для Христа. И человек, который думает про него, там, князь Литовский, что он будет пешкой в его руках, тоже заботится не о политических каких-то предпочтениях, а что будет лучше Церкви. И, в принципе, даже вот то же завещание, которое к Даниилу Московскому Переяславское княжество так привело, оно тоже показывает, что ну вот умирает бездетный человек, и он, если любит своих людей, своих подданных, что он их воспринимает не как «вторую нефть», а воспринимает все-таки как тех, о ком он должен печься... Какому ты князю хочешь доверить, да? Кто их не поведет на убой в очередную междоусобную битву? Кто правда будет к ним с любовью относиться? Потому что на любви можно построить куда больше. Да, вот мы можем вспомнить — вспыхнула, правда, Монгольская империя, пол-Евразии захватила, если не две трети — и распалась. Потому что невозможно построить только на зле, на насилии. И, наоборот, вот пока все князья силами мерились и только кровь проливали русскую, то, конечно, и благословения Божия не было.

Тем не менее, я бы хотел немножко предостеречь, особенно тоже память более позднюю в истории — о том, что вот к чему-то искать и подводить, именно к камням, к географии какое-то благословение Божие. Потому что вот даже концепция «Москва — Третий Рим», она, на самом деле, да, вот... Как раз «четвертому не бывать». Если Господь захочет, то и Четвертый будет Рим. Потому что в первом Риме тоже думали: «Вот, это мы, город мучеников! Тут действительно мы хранители православия!» Тут варвары уже стерли все государственные институты, постоянно меняются — то готы, то аланы, кто вот там нашел, и вот он — островок стабильности! То есть мы посмотрим на историю западного христианства, и мы увидим, что… тоже некие параллели с Москвой. Вокруг битвы, сражения, а вот центр спокойствия — Рим, Церковь, которая все преодолевает. Ну, благодать Божия покидает. Да, вот Константинополь — новый Рим, и действительно, вот здесь — столп православия, так нет — оргии воцарились. И мы все-таки смотрим, оглядываемся — ну вот мои ровесники на свое детство, люди постарше — на свою молодость, на предшествующий советский период — и тоже видим, что третий Рим вполне был столицей безбожного мира. Даже не безбожной России, а правда, центром безбожия на всем вот этом нашем маленьком Земном шарике.

Поэтому тоже, дорогие братья и сестры, всегда мы должны помнить, что Дух Святой — он не то, что вот как-то неожиданно избрал географическую точку и будет ее как-то благословлять, а Дух Святой взаимодействует с людьми. И как раз мы должны... Мы обязаны московским святителям тем, что по их жизни, по их стремлению ко Христу их Христос не только их вознаградил (потому что им, в принципе, ничего не нужно — они в Рай попали, им уже хорошо), но и вознаградил также и всех нас до сего дня, пусть и спустя какие-то испытания. Поэтому тоже наша задача — не цепляться за камни, не цепляться за географию, а все-таки наша задача — идти ко Христу, тогда Господь благословит не только нас, но и наших детей, внуков. В принципе, это куда более значимое наследство, чем если мы заработаем и оставим какие-нибудь там акции, какие-нибудь, там, тоже квадратные метры. На этом тоже нужно сосредоточиться.

М. Борисова

— В эфире Светлого радио программа «Седмица», в студии Марина Борисова, Максим Калинин, шеф-редактор православного Интернет-портала «Иисус», и наш гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин. Мы ненадолго прервемся, вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

Еще раз здравствуйте, дорогие друзья! В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица» — наш совместный проект с православным Интернет-порталом «Иисус». В студии Марина Борисова, шеф-редактор портала «Иисус» Максим Калинин и наш гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино Священного Писания Стахий Колотвин. И мы обсуждаем смысл и особенности богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели.

Вот интересная, мне кажется, простраивается какая-то такая логическая связь памяти некоторых святых на следующей неделе, даже такая какая-то символика — святость, которую мы все воспринимаем как проекции вечности, но вот как она проявляется в разные исторические эпохи. У нас на следующей неделе есть повод вспомнить три такие эпохи. Это эпоха апостольская, поскольку у нас 7 сентября память апостола Тита, епископа Клинского. Мы можем вспомнить эпоху начала монашества — это эпоха преподобного Пимена Великого, память которого мы будем отмечать 9 сентября, и эпоху, когда приходилось отстаивать чистоту православия в противостоянии с геополитическим противником, скажем так. Это эпоха преподобного Иова Почаевского, который жил и подвизался на Западной Украине в XVII веке. И вот если мы начнем с апостольской эпохи, вспомним, кто такой был апостол Тит и вообще как произошло избрание этих 70 человек, которые, в дополнение к 12 ученикам Христа, тоже стали первыми, кто был послан Спасителем на проповедь.

М. Калинин

— Да, вот, по преданию, святой Тит, епископ Критский, был одним из 70 учеников Спасителя. Ну, я думаю, радиослушатели помнят эту историю, описанную в Х главе Евангелия от Луки, — как Христос избрал, кроме 12-ти, еще 70 апостолов и посылал их во всякий город и место, куда сам хотел идти. В Евангелии имена этих апостолов не называются, и даже Евсевий Кесарийский в своей церковной истории в IV веке пишет, что имена 70 апостолов, список их ему неизвестен. Однако постепенно формируется список тех раннехристианских святых, которых Церковь считает относящимися к числу вот этих учеников Спасителя. Здесь еще и такой хронологический вопрос. Евангелия от Матфея, Марка и Луки не дают нам четкой картины жизни Спасителя хронологической, я имею в виду, его общественного служения. А Евангелие от Иоанна четко указывает: от первой Пасхи до второй, от второй Пасхи до третьей. И вот когда пытаются соотнести наши библеисты данные синоптических Евангелий и данные Евангелия от Иоанна, приходят к мысли, что Христос на третьем году своей жизни земной избрал 70 апостолов. И вот чему нас пример апостола Тита может научить? Он был, по преданию, уроженцем Крита, и он приехал в Палестину ради того, чтобы посмотреть на Христа, потому что...

М. Борисова

— Ну да, просто услышал, что есть такой великий пророк, появился...

М. Калинин

— Да. Что слух дошел до его земли. И дальше он, по преданию, был свидетелем и страстей Христовых, а впоследствии стал учеником апостола Павла. И вот до нас сохранилось Послание к Титу, которое называется «Пастырским посланием». Вот есть некоторое количество посланий в Новом Завете, которые подробно рассказывают о том, каким должен быть священнослужитель. И вот Послание к Титу содержит наставления о том, каким должен быть епископ, какие наставления епископ должен давать народу.

Но вот я бы хотел, в связи с памятью святого Тита, обратить внимание на такую фразу из III главы, когда к Титу обращается апостол: «И мы были некогда несмысленны, непокорны, заблудшие, были рабы похотей, различных удовольствий, жили в злобе и зависти, были гнусны, ненавидели друг другу. Когда же явилась благодать и человеколюбие Спасителя нашего Бога, Он спас нас — не по нашим делам, а по Своей милости». Вот мы помним, что ранние христиане показывали пример горячей взаимной любви. Но, вместе с тем, мы не должны идеализировать эту эпоху, считать, что эти люди были совсем далеко отстоящими от нас и мы не можем на них равняться. Если мы посмотрим на апостольские послания — вот, например, на это место Послания к Титу, мы увидим, что в Церковь приходили люди, в биографии которых были разные ситуации, которым было стыдно за свою жизнь. Часто в их биографии были тяжелые грехи. Но апостол говорит, что «вы были прощены Богом и Его милосердием». Опять же, вот то, о чем говорил отец Стахий — что христианство провозгласило торжество любви, что Бог не как справедливый судья, судит людей за их дела, и вот язычников судил за их дела, а Он их всех призвал в Своем Сыне — в Иисусе Христе, ради Иисуса Христа. И Бог простил им эти грехи. И первые христиане, особенно обращенные из язычников, понимают, что они прощены, почувствовавшие действие Духа и почувствовав, что они реально возродились для новой жизни, что они для греха умерли. Они жили постоянным чувством благодарности к Богу.

А вот преподобный Исаак Сирин, например, говорит, что человек, который познал, что такое прощение Бога, он и всем остальным людям желает прощения. Он уже не будет ревновать и не будет жаждать всем справедливого воздаяния. И вот мне кажется, что, в связи с памятью святого Тита, епископа Критского, можно в  III главу Послания к Титу вчитаться и осознать, что первые христиане были благодарны Богу за то, что Он их простил. Они не потому, что были хорошие с детства и соблюдали посты с молоком матери, как вот это рассказывается про позднейших святых. Они часто были людьми, которые жили в языческом окружении, по языческим нравам. Но, будучи прощенными, они жили в благодарности Богу и любви к Нему. И это путь, который и для нас открыт. То есть, как отец Стахий вот сказал, что московским святителям было тяжелее, чем нам. А первым христианам, жителям Римской империи, тоже, наверное, во многом было тяжелее, чем нам, во многом было труднее, чем нам, и для них обращение ко Христу было каким-то радикальным сломом всего, радикальным преображением духа. И нам, в какой-то степени, даже легче. Вот мы на этот пример можем смотреть постоянно.

М. Борисова

— Мне кажется, что как раз вот по поводу того, что христиане не выбирали простых путей, тут как раз пример преподобного Пимена Великого — это Египет, рубеж IV-V веков. Мы достаточно, мне кажется, поэтически воспринимаем жития святых отшельников. Нам кажется, что вот, ну да, они аскеты, они уединялись для молитвы — все это такая вот поэтическая картина рисуется. Но это, скорее, мне кажется, больше напоминает каких-то отшельников языческого мира. Ну, скажем, та же община терапевтов александрийских. То есть люди, которые действительно в хороших таких, красивых местах уединялись, жили добродетельно, молились, сосредотачивались, но монашество египетское, с которого, собственно, все христианское монашество и начинается, по сути, это вызов, причем, вызов такой очень суровый. Ведь Египет, помнящий еще свое языческое наследие, для него область жизни — это дельта Нила, это область, которой покровительствует бог Осирис, его благодатная какая-то такая животворящая, живородная сила, его сын Гор, а вот область пустыни — это область смерти и зла, это область, в которой обитает языческий бог Сет. И, собственно говоря, подвиг первых монахов — это уход от вот этой животворной дельты внутрь абсолютной области смерти. То есть это вызов на бой, это такой абсолютно мужественный и, может быть, какой-то безрассудный поступок. Потому что непонятно, чем этот бой закончится.

Священник С. Колотвин

— Если мы посмотрим на Египет, то мы увидим там, как и во многих современных государствах и уж, тем более, и в регионах мы видим, что там есть мегаполис — в прямом смысле слова, громадный город экономического, военного и, прежде всего, научного значения, Александрия, и весь остальной Египет. Недаром, что даже жители Александрии говорят: «Мы поедем в Египет» — это имеется в виду за граница Александрии. То есть Александрия — она даже не совсем мыслилась как Египет. Но это было интересно. Вот языческое наследие — нам кажется, оно такое вот однородное, вот есть христиане и есть вот уже там язычники какие-то. Нет, вот в ситуации с Египтом язычество было, на самом деле, двойное. Потому что если это Александрия, то это уже традиции такие греко-римской культуры, прежде всего. Это язычество ученое, это риторские школы. Если мы тоже из Александрии идем в Египет, уходим дальше, пусть даже дальше — не в пустыню, а по дельте Нила и по его течению уже к далеким высотам, то мы уже попадаем вот как раз в этот Египет Осириса и Сета. Но, как мы видим, Христос — Он никакую геолокацию не ограничивает. Более того, если мы смотрим на Священное Писание, для любого христианина как для наследника ветхозаветного благовестия тоже Египет — это, наоборот, то место, из которого надо народ извести, с одной стороны, чтобы он спасся, а с другой стороны, Египет — это то место, куда Христос бежит, младенец. Богоматерь Его несет, Иосиф сопровождает — чтобы спастись, наоборот, от тех, кто, вроде, верующий, кто хранитель этой ветхозаветной традиции, то есть от царя, который управляет богоизбранным народом, от царя Ирода. То есть вот некоторый парадокс. Поэтому... И то же, когда смотрели первые христиане, они убегали из Александрии — убегали не от риторских школ языческих, а это уже была прекрасная Александрийская богословская школа, которая достижения философские, достижения красноречия она уже в себя абсорбировала. Они убегали и, в том числе, не то, что они боялись языческих храмов каких-то, вот уже чисто египетских древних. Наоборот, очень часто вот, собственно, и сам Пимен Великий на руинах языческого храма, где особенно сила бесовская бушевала, не побоялся поселиться. Они убегали, увы, ни много ни мало — от христиан от других. Которые... Потому что вот Пимен Великий — он родился как раз... Это такое, можно сказать, первое поколение, которое родилось и выросло уже после гонений, по окончании. Да, конечно, еще гонения Юлиана Отступника, но это некоторое исключение из правил. Да, гонения еретические, но это тоже все-таки немножко другое. А вот чтобы христиане, твои братья и сестры, вроде... Но вот монах — он не то, что по гордости ходит: «Ой, я такой особый подвижник, я куда-то уйду и буду обладать тайным знанием», как какая-нибудь герменевтическая традиция, там вот эти терапевты тоже собрались, и тоже вот они какие-то особенные. Нам, наоборот, монах говорит: «Я слаб и я не могу спастись, потому что меня мои братья и сестры смущают, и я поэтому убегаю в пустыню». Для нас поэтому монашество пример тоже такой... Если мы себя оправдываем, свои грехи, потому что вот все вокруг грешные, причем, не только люди неверующие, но вот ты даже в храм зайдешь, а там тебе злые бабушки сказали, что ты не той рукой свечку ставишь, то, в принципе, дорогие братья и сестры, ничего страшного нет — вы можете отправиться если не в пустыни, то в леса, подвизаться в монашестве. Ну, а уж если все-таки понимаете, что сил для такого уединенного монашеского подвига нет, а особенно и желания нет, то тогда уж придется все-таки оставаться в своих градах и весях, и с окружающими людьми взаимодействовать, опираясь уже на молитвенное заступничество тех, кто смог и в пустыню ушел.

М. Борисова

— Ну и память преподобного Иова Почаевского... Мне кажется, тоже очень такой поучительный современный пример. Потому что, оказавшись в ситуации притеснения православия на территории Западной Украины, где он родился и жил, он ведь прославился не только своими аскетическими подвигами и молитвенными трудами. Он положил, по меньшей мере, 20 лет в подготовке первопечатником Иваном Федоровым первого издания острожской Библии. Он занялся просветительством. То есть это тоже очень, мне кажется, важно понимать: что святые — не только те, кто мечом усекает дракона, и не только те, которые совершают молитвенные подвиги, стоя на столпе в безлюдной пустыне, но это и те, кто кладет жизнь свою на то, чтобы основы православной веры наиболее возможным образом для себя в тех исторических условиях, в которых они живут, распространить среди людей. Но ведь он и сам писал в защиту православия, и собственные сочинения. Несмотря на то, что была ситуация очень сложная. Потому что даже митрополию Киевскую, которая тогда отошла к Константинопольскому патриархату, возглавляли шляхтичи. То есть ситуация, где-то похожая на синодальный период Русской Православной церкви, когда периодически прокурорами Синода становились светские люди, и не очень даже верующие. А уж литовские и польские шляхтичи, я думаю, меньше всего думали о сохранении чистоты православия. Тут вот труды таких святых подвижников — они особенно выступают на первый план.

Священник С. Колотвин

— Тут еще очень важно, что не бывает такой вот безвыходной ситуации, когда не на кого опереться, потому что все-таки первопечатные русские книги, как мы помним, они вышли не в Московском царстве.

М. Борисова

— В Литовском.

Священник С. Колотвин

— Вот мы как раз, вроде, говорили — вот, как раз собирание, Москва — Третий Рим. Так нет, вот где было напечатано — напечатано что ни на есть в княжестве противника, но которое точно так же населили русские люди. И, можно сказать, спонсорской и политической поддержке русского князя — тоже Константина Острожского.

Я вот хотел бы даже поделиться тем, как, насколько почитают преподобного Иова Почаевского на Украине, особенно на Западной Украине.

На Западной Украине я не был. Но я начинал свое такое вот официальное церковное служение, был чтецом в Богоявленском кафедральном соборе. А там и настоятель, и почти все священники, и сотрудники, и старосты — все были с Западной Украины. И там вот праведник Иов Почаевский — он там праздновался наравне с памятью святителя Николая и  так далее, то есть окружался почетом. Старенький отец Матфей, за 90 лет, всегда приходил в будний день все равно, он там даже не служил. Вот сидел, молился в алтаре. Потому что это стал некоторый такой лучик надежды на годы вперед. Потому что Почаевская лавра — она не всегда была столпом православия. Умирает Иов Почаевский, и, в принципе, те же самые униаты лаврой владеют. Но, Тем не менее, воспоминание о том, что все равно кто-то есть, кто-то молится, и все это может вернуться... Поэтому вот как мы мыслим в Москве о наших московских святителях — вот давно они были, но все равно мы на них можем молитвой опереться, так и человек, конечно, который с Западной Украины, для него Иов Почаевский — точно такая же духовная точка опоры. А поскольку во Христе нет ни границ, ни каких и национальных разногласий, то тоже нам глупо думать: «Ой, у нас московские святители есть, поэтому мы на них сконцентрируемся». Иову Почаевскому тоже помолиться — это человек очень деятельный, человек, который все-таки помог православие сохранить, не только при своей жизни, но и после своей смерти, когда, казалось, оно совсем на его Родине затухает.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной в студии Максим Калинин, шеф-редактор православного Интернет-портала «Иисус», и настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин. И мы говорим об особенностях и смысле богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели.

11 сентября — день строгого поста. День праздника, который все-таки повергает в недоумение. Несмотря на то, что мы привыкли уже праздновать память святых в день их кончины, как в день рождения в Вечность, но праздник Усекновения Главы Иоанна Предтечи все-таки немножечко обескураживает. Ведь это не просто переход в вечность, это даже не казнь, как первых мучеников христианских. Это циничное убийство. Причем, совершенно не обоснованное никакими соображениями — вот спонтанное, бессмысленное, на которое пошли люди, почитавшие этого человека пророком, боявшиеся, в общем, веровавшие в Бога и боявшиеся Божьего гнева и так, походя, ради каких-то совершенно эфемерных обязательств пошедшие на это чудовищное преступление. Для нас это праздник. Вот что это такое? Как это вместить в сознание? Почему мы празднуем этот день?

М. Калинин

— Действительно, очень трудно вместить. И, с одной стороны, каждый день, наверное, или почти каждый день в нашем календаре мы встречаем память мучеников, и мы тоже воспринимаем их память как праздник — как вы сказали, Марина, что это день рождения в Вечность, как это было, как это первые христиане уже воспринимали. Но Иоанн Креститель действительно пострадал не в том же смысле, что мученики, которые страдали за Христа. Но хотя его казнь и была циничной, она была осуществлена из страха перед тем, что он говорил правду. Он пострадал за тот закон Божий, провозвестником которого он был. То есть, действительно, с одной стороны, парадоксально, что он пострадал не как предтеча Христа, не как провозвестник Христа, а про Иоанна Крестителя мы говорим, что последний пророк Ветхого Завета, предсказавший о Христе, и первый — ну даже не апостол — ну первый великий богослов, который рассказал о том, кто такой Христос, как мы это видим в первых главах Евангелия от Иоанна. Однако смерть претерпевает он не за это. Но то, что он был вестником правды, то, что он не боялся обличать Ирода за его незаконный брак, это тоже неотъемлемая часть его образа, потому что человек един. Он не боялся говорить правду мытарям и простому народу, который к нему приходил, не боялся говорить правду фарисеям. Он же не боялся говорить правду и царю, и за это и пострадал. А то, что эта казнь была такая циничная, то это был уже апофеоз крайней степени того самого зла царской семьи, вот семьи царя Ирода, которую он обличал.

Но здесь еще один важный момент, над которым мы должны задуматься. Когда мы говорили про апостола Тита, мы рассуждали о том, что первые христиане недалеки от нас, они для нас пример, на который мы можем обращать наше внимание. И вот, как ни странно, Иоанн Креститель, который величайший из всех рожденных женами, как о нем сказал Сам Христос, это тоже человек для нас близкий и понятный. Потому что это человек, который, с одной стороны, посвятил всю свою жизнь проповеди, вести о Царстве Божьем... И, по преданию, мы знаем, что он с детства рос в пустыне. У него не было своей жизни, он с детства всего себя отдает Богу. И смерть его такая же — он умирает не своей смертью. Но при этом мы знаем из Евангелия, что Иоанн Креститель испытывал какой-то некий внутренний мрак, некое переживание, некое сомнение. Когда он посылает учеников спросить: «Ты ли Тот, Кто должен прийти, или ждать нам другого?». С одной стороны, говорит святитель Иоанн Златоуст, что Иоанн Креститель хотел учеников наставить, как бы в качестве педагогического приема послал своих учеников с этим вопросом, выражающим сомнения. Но, с другой стороны, любой человек, когда он находится... Вот Иоанн Креститель находился уже в темнице, он находился на грани уже страданий, которые были в его жизни возможны. Всю свою жизнь он отдал Богу, и закончил эту жизнь он в темнице, когда непонятно было, увидит ли он осуществление этого Царства Божия в Мессии, Который пришел, или не увидит. И есть другое толкование — что он действительно испытал сомнения. Он испытал некое чувство, отдаленно сопоставимое с чувством богооставленности, которое сам Иисус испытал на Кресте. И он искал поддержку у Христа. И эту поддержку он получает. И вот эта смерть, которая кажется безумной, это вершина вот того страдания, которое претерпел этот праведник. И мы с нашими страданиями, гораздо более мелкими, в Иоанне Крестителе все равно можем находить родственную душу. Мы с нашими сомнениями, которые несопоставимы, опять же, по сопутствующему им страданию, сомнениями Крестителя и его страданиями, можем, глядя на него, находить в себе нечто сродное. Если даже великий Иоанн Креститель не был чужд и страданиям, и сомнениям, то, тем более, это относится к нам.

И, наконец, еще один момент: бессмысленность смерти Иоанна Крестителя кажущаяся, о которой вы сказали. Мы же и в истории тоже видим очень много примеров страданий, которые кажутся бессмысленными. И в нашей жизни многие из нас тоже претерпели страдания, которые кажутся просто игрой случая, случайностью, бессмысленностью, проявлением чей-то злой воли, где присутствие Божие, казалось бы, мы не можем обнаружить.

И вот, опять же, Бог нам показывает, что величайший пророк, величайший из рожденных женами, умер, казалось бы, по чьему-то произволу. Но Церковь снова и снова на богослужении этого праздника — Усекновения Главы Предтечи — провозглашает, что его страдания были не бессмысленны, что его страдания были свидетельством о славе Божией. И, опять же, это мы можем применять к своим страданиям и переживаниям, которые кажутся бессмысленными. Уподобляясь страданиям Христа и его святых, мы можем сообщить смысл любой нашей воле, которая кажется случайной, бессмысленной, делом случая и чьей-то злой воли. Мне кажется, это вот тот урок, который мы из праздника можем извлечь.

Ну и, наконец, насчет самого слова «праздник» — замечательное объяснение Антония, митрополита Сурожского, что праздник — это прекращение, прекращение деятельности и прекращение может быть вызвано и избытком радости, и избытком горя. Ну, опять же, как в Ветхом Завете, например, был День Искупления, который был Днем Покоя, как и суббота. Но он был Днем Покоя, потому что народ смирял себя, потому что народ пребывал в посте, в полном воздержании от пищи, каясь о своих грехах. Вот День Усекновения Главы Иоанна Предтечи — праздник в этом же смысле. Кстати, он тоже постный для нас, хотя для нас пост и не подразумевает полного воздержания от пищи. Это праздник... Это тоже покой, тоже день покоя, как и воскресенье для нас, как и суббота для Ветхого Завета. И это тоже день скорби или раскаяния, но скорбь эта радостотворная, как об этом апостол Павел говорит, — «печаль, приносящая радость».

Священник С. Колотвин

— Вот Максим замечательно о богословской составляющей праздника сказал, что... Даже если у меня есть некоторые, там, идеи, то они, ну чтобы не забивали фон некоторый... Я просто только сделаю акцент — назначение этого праздника. Что это правда праздник значимый. Что это не просто «вот еще один день». Как тоже уже Максим процитировал, Сам Господь Иисус Христос сказал, что величайший из рожденных женами, это Иоанн Предтеча. Величайший человек, рожденный Девой, — Господь Наш Иисус Христос, а вот и женами, то есть изо всех из нас уже из остальных, действительно это Иоанн Предтеча. То есть это... У Иоанна Предтечи дней памяти очень много. Но главный День Памяти Иоанна Предтечи — это, как и у любого святого, у которого не семь раз в году День Памяти, а только два — там, например, День смерти и День обретения мощей, это, конечно, День смерти. День уже окончания его жизненных трудов и упокоения, блаженного успения, соединения его души со Христом. И поэтому вот у нас главный праздник главного святого. Таким образом, вот если не учитывать Господские праздники и если не учитывать праздники Богородицы, а вот взять из всех праздников святых, то этот день праздничный — его невозможно упустить. Да, у нас могут быть любимые святые — у кого-то Святитель Николай, у кого-то Блаженная Матрона, и люди даже могут спорить между собой, «ой, кто, какой святой более великий и более чудотворец». Но Господь Иисус Христос еще в Евангелии все прояснил. Поэтому, дорогие братья и сестры, пятница на этой неделе — самый праздничный день для святых.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу! В эфире была наша еженедельная субботняя программа «Седмица», совместный проект радио «Вера» и православного Интернет-портала «Иисус». В студии были Марина Борисова, шеф-редактор портала «Иисус» Максим Калинин и наш гость, настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.

Священник С. Колотвин

— До свидания.

М. Калинин

— Всего вам доброго!