Он рассыпал алые маки среди сапфиров василькового поля, улыбнулся — и добавил точками розовых и оранжевых васильков. Специально для той маленькой девочки с большими белыми бантами, мама которой вчера выговаривала ей, придирчиво разглядывая рисунок: «ну что ты там опять нафантазировала! не бывает оранжевых васильков, я же тебе специально купила большой набор цветных карандашей, чтобы ты правильно подбирала цвета!»

В бухте всё ещё дремали лодочки. Он пристально посмотрел на них — и нежно укутал лёгким, полупрозрачным сиреневым покрывалом. На каждую сочно-зелёную травинку Он положил по маленькому алмазику — чтобы они дружно засверкали, когда Он откроет солнце. День был почти подготовлен. И тут Он вспомнил угрюмые лица, и решил добавить немного розово-золотистого в клубящиеся облака.

Каждый день Он готовил для них тщательно, с большим вниманием. Не только день, но и ночь. Поэтому они и были такие всегда разные, интересные, и никогда не повторялись.

Когда они спали, Он показывал им сны, готовил сюрпризы и открытия на грядущий день, менял расписание поездов и самолётов, чтобы у них произошли «случайные» — задуманные Им — и такие важные для них встречи, расставлял на полочках книги, в которых они найдут ответы на вопросы, которых себе ещё и не задавали, и эти вопросы у них, наконец, возникнут.

Он всегда предвосхищал желания их сердец и торопился их исполнить. Правда, таких желаний, идущих из глубины, у них было катастрофически мало. Он не понимал почему, но их сердца так мало хотели и почти всегда уныло молчали. Их мелочные, сиюминутные, капризные желания были словно летящий в глаза песок — а Ему так хотелось очень многое для них сделать, что-нибудь настоящее, большое, значимое — то, что они называли абсолютно невозможным и запрещали себе даже мечтать об этом.

Его радовало, когда они собирались небольшими группами, читали книги, пели, о чем-то говорили. Было видно, что им почему-то нерадостно, их лица были скорее печальны, чем сосредоточены. Ему очень хотелось помочь им, но их сердца молчали, укутавшись в пелену чужих торжественно-отточенных слов. Они не говорили с Ним, они всего лишь отдавали Ему то, что, как они думали, были «обязаны» сделать — и Он не знал, чего же они хотят на самом деле и отчего же им так тоскливо?

Для Него было так важно, чтобы они были счастливы! Он ловил каждую улыбку, каждое радостное слово, каждое светлое настроение, каждый добрый поступок — это были Его сокровища, которые Он тщательно собирал и хранил. Особенно дороги были для Него улыбки детей и взгляды влюблённых — Он подолгу любовался ими. Когда между любящими натягивалась тонкая невидимая нить — только Он знал, что она сплеталась Его руками.

Он знал, что в книгах, которые они написали про Него, Он — Всемогущий, Всемилостивый, Он ни в чём не нуждается, и всё — в Его власти. И только одно почему-то постоянно выпадало из этих книг, словно случайно оказавшийся под обложкой сухой цветок из давно прошедшего лета — то, что для Него абсолютно неприступна во всей вселенной только одна территория — это плотная, покрытая солёной коркой неверия земля человеческого сердца.