Евангелие от Матфея, Глава 5, стихи 42-48

Читает и комментирует протоиерей Павел Великанов.

Сегодняшнее чтение — едва ли не самое провокационное для многих, кто впервые услышал о евангельской заповеди любви к врагам. Для слуха нерелигиозного человека эта заповедь может показаться разрушающей самые основы любой нравственности: ведь если покрывать любовью совершенно любое, даже самое наглое, бесстыжее, преступное поведение — разве это не тождественно потаканию злу? Любить врага — это нарушить закон неотвратимости наказания — разве не так?

Для начала необходимо уточнить, кто же такой этот самый враг, которого сегодня призывает полюбить Христос Спаситель? Заметим, что заповедь о любви к врагам даётся в контексте ветхозаветной заповеди о любви к ближнему. Для иудейского сознания первичной, базовой ценностью жизни была семья, круг самых близких родственников. Именно о них и говорится в заповеди. Все остальные — это уже следующий круг. Ещё один круг — самый внешний — это недоброжелатели, или враги. Для внутреннего, узкого круга родственников было естественным предельное напряжение любви: здесь и прощение, и милость, и сострадание, и готовность безгранично терпеть немощи ближнего. Но чем дальше мы отходим от центра — тем «градус любви» резко понижается и в силу вступают иные, формальные отношения. И если от человека, находящегося где-то на периферии, не получают той или иной формы пользы — или, что ещё хуже, если он явно желает зла — отношение к нему будет резко отличаться от тех, кто находится во «внутреннем» круге.

Что же делает Христос в сегодняшней заповеди? Он пробивает насквозь все эти «круги» и «уровни» и призывает подражать той любви, которой Сам Господь Бог любит всё мироздание и человечество — призывает к бескорыстной и безусловной любви. К любви, которая «не ищет своего», но только «пользы другого». Даже если сам любящий от своей любви не получает никакой «выгоды», временной или вечной. Отсюда следует, что христианская любовь к врагам — это вовсе не «потакание» злу, не «трусливая капитуляция» перед наглостью других, не «малодушный отказ от правосудия». Это нечто совсем иное — это отказ участвовать в раскачивании маятника зла.

В жизнеописании священномученика Владимира Качковского есть такой эпизод. Находясь в заключении в ГУЛАГе, однажды он пришёл с лесоповала и не обнаружил на обычном месте полученного на весь день куска хлеба. Решив, что кто-то взял по ошибке, он не стал об этом никому говорить — но уголовники быстро сообразили, что же произошло на самом деле. Даже для криминального мира украсть арестантский паёк — было тягчайшим преступлением, и весь барак тотчас всполошился. Вор был найден по свежим следам — им оказался тощий, заморенный голодом воришка по кличке «Сенька Шкет». Чтобы подобного не повторилось, он должен был быть избит смертным боем. Но когда трясущегося от неотвратимого наказания вора волоком притащили к ногам священника, тот решительно его обнял и буквально встал между несчастным и уже предвкушавшими расправу заключёнными. Я не буду рассказывать, как дальше развивалась история в этом бараке — лучше её почитать самостоятельно, она действительно того стоит — ведь это реальные воспоминания очевидцев. Скажу только одно: когда священника расстреляли перед выведенным на мороз отрядом, все 200 рук, словно по команде, поднялись и осенили себя крестным знамением. Те, кто были осуждены за тяжелейшие преступления — убийцы, рецидевисты, насильники — быть может, впервые в жизни повернулись к Богу именно благодаря неотступной и бескорыстной любви священника к своим врагам.

Вот и ответ на вопрос: где больше мужества и силы духа — в «симметричном» реагировании на чужое зло — или же «асимметричной» стойкости в любви даже к тем, кто является твоим недоброжелателем?