Евангелие от Луки, Глава 10, стихи 38-42

38 В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой;

39 у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его.

40 Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне.

41 Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом,

42 а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё.

Евангелие от Луки, Глава 11, стихи 27-28

27 Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!

28 А Он сказал: блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его.

Читает и комментирует протоиерей Павел Великанов.

Сегодня, в день, когда Православная Церковь празднует Введение во Храм Пресвятой Богородицы, мы слышим чтение из Евангелия от Луки о Марфе и Марии. Образ Марии — которая сидит у ног Иисуса и внимательно слушает Его — прекрасно соотносится с образом Пречистой Девы Марии, которая с таким же полным доверием и любовью открыла сердце навстречу Богу и стала избранной из всех родов Матерью Воплотившегося Сына Божия.

Но сегодня мне хотелось бы обратить внимание на один фрагмент из слов Христа, обращённых к Марфе: «Марфа, ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно!» По-славянские последние слова звучат очень ярко: «едино же есть на потребу». При первом взгляде здесь можно увидеть противопоставление «множественности» и «единственности», «исключительности». Именно в таком ключе истолкованное «единое на потребу» понимается как однозначный приоритет духовного над житейским. Но так ли это на самом деле?

Давайте представим, что Иисус был решительно против всех тех хлопот, которыми была столь обеспокоена Марфа. Ему всё это было неважно и неинтересно. Тогда как следовало бы поступить — учитывая, что Иисус был всегда прям и искренен? Он должен был бы сказать: «Марфа, бросай все свои горшки и садись рядом с Марией слушать слова о Небесном! Не занимайся всякой несущественной ерундой! Царство Божие — не пища и питие!» Однако на деле Спаситель ничего подобного не произносил! Да, в его обращении к Марфе слышится лёгкий упрёк — но к чему именно он относится?

Я бы предложил уйти от мнимого противопоставления «Марфы» «Марии», или, как ещё иногда говорят, «деятельного» и «созерцательного» путей Богопознания. Потому что любое противопоставление — это исключение: «деятелю» никогда не видать духовных плодов «созерцателя», ну а «созерцателю» никогда не достичь внешних успехов, какие будут у активного «деятеля». Это не просто поверхностное, но — крайне опасное, разрушительное, вредоносное направление. Ведь при таком прочтении можно решить, что два пути — деятельный и созерцательный — это словно две параллельные прямые, два альтернативных пути спасения. Но парадокс в том, что ни о какой «двойственности» спасения Христос нигде не говорил! Это не более, чем истолкование — в котором скрывается большая опасность!

Христос не осуждает Марфу, а расставляет всё по своим местам. Ведь Марфа хотела в определённом смысле «поглотить» созерцательную Марию, использовать её в своих целях, по своему усмотрению. Марфа попыталась своё видение распространить на окружающих — в том числе и на Самого Иисуса — поэтому и пришла с претензией. Спаситель мягко, но ясно даёт Марфе понять: не надо так делать! Хорошо, что Марфе нравится готовить — но не менее хорошо и то, что Марии нравится сидеть у ног Иисуса и Его слушать. Не должно быть никакого домашнего «тоталитаризма». И это относится в равной мере и к Марфе — образу «деятельности», и к Марии — «созерцанию».

Как на практике можно преодолевать эту мнимую «двойственность»? На самом деле, вся эта «двойственность» — не более, чем плод нашего сознания. Она рождается из ошибочных представлений о том, что, например, для молитвы требуется уединение и особые условия. А о Боге между делом вспоминать — и вообще как-то странно. Но Евангелие убеждает нас в ином: нет в жизни ничего такого — кроме откровенно греховного — что само по себе было бы препятствием к Богообщению. И это прекрасно понимали христианские аскеты, которые заботились о «главном на потребу» — в любом занятии, при любых обстоятельствах не только помнить о Боге, но и постоянно направлять к Нему своё сердце — а для этого даже и слова не нужны!

Научи же нас, Господи, уйти от искусственного противопоставления «делания» «созерцанию» и при всяком деле иметь сердце обращённым к Тебе!