Книга пророка Исайи, Глава 40, стихи 18-31
Какое мощное, образное чтение! Исайя сопоставляет представления о Боге окружающих народов и то, как Сам Бог открывается Своему избранному народу. Перед нами — не только проповедь истинного богопочитания, но и свидетельство о древнейшей драме человечества — попытке понять, Кто есть Бог и можно ли Его «уловить», «присвоить» тем или иным образом.
Для иллюстрации я бы обратил внимание на простой факт. Когда больше всего людей можно увидеть в храме? Когда из него можно... что-то унести. Крещенская вода, освящённые пасхи и куличи, ветки Троицкой березы — и всё это, будучи совершенно незазорным, ярко говорит об одном: мы — люди духовно-телесные. Когда есть «физическое», воспринимаемое нашими чувствами подтверждение, или правильнее сказать «облачение» духовного — нам становится легче. Конечно, мы понимаем, что святая вода — не Бог, также, как и другие освящённые предметы — но всё-таки всё равно как-то легче, когда всё это есть.
Схожая логика отражена и у пророка Исайи, когда он говорит о рукотворных идолах из золота, серебра, дерева. Человечество так и тянет к тому, чтобы «приручить» духовное, сделать близким, понятным, я бы ещё добавил — соразмерным человеку. А Исайя громит эту потребность своими словами о том, что Бог «есть Тот, Который восседает над кругом земли, и живущие на ней — как саранча пред Ним; Он распростёр небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатёр для жилья».
Да, обычному человеку крайне непросто жить с таким пониманием Бога — Его несоразмерностью человеку, невместимостью, непостижимостью. Конечно, Исайя в какой-то мере ослабляет создаваемое им же напряжение, говоря о том, насколько в более выгодном положении по сравнении с остальными находятся верные Богу — у них такой мощный защитник и покровитель, Которому никто не посмеет противоречить.
Однако завершить мне бы хотелось вот какой мыслью. Мы очень сильно недооцениваем тот факт, что с Воплощением Сына Божьего мы больше не пугаемся невместимости, грандиозности и бесконечной несоразмерности нам Творца — потому что у Него теперь — наша, человеческая природа!