Евангелие от Матфея, Глава 27, стихи 1-56

Читает и комментирует священник Стефан Домусчи.

В сегодняшнем Евангельском чтении мы слышим рассказ о суде над Христом, а также Его последующем распятии и смерти на кресте. Уже первое предложение комментария может вызвать недоумение, если мы внимательно к нему прислушаемся. На первый взгляд в нем нет ничего необычного, но это так только потому, что первоначальный смысл слова Евангелие нами практически не осознается. Если же мы попробуем пересказать первое предложение употребив русский эквивалент этого слова получится нечто совершенно парадоксальное. В сегодняшнем отрывке из благой вести мы слышали о суде над Христом и о Его смерти на кресте. Но что это такое? Как может благая, то есть хорошая или добрая весть быть вестью о трусости, несправедливом суде и смерти, тем более смерти мучительной? Ведь это всегда плохо и ни при каких условиях чем-то хорошим не станет! Конечно, это так! Трусость, несправедливость, убийство — это плохо всегда, но только ли их мы видим в сегодняшнем чтении? Кто-нибудь предположит, что сегодня мы слышали плохую часть истории, которая хороша лишь потому, что завершается воскресением и вознесением. Но в том то и вопрос, есть ли благая весть в самом сегодняшнем тексте?

Итак, мы видим несколько историй, которые составляют одну большую.

Христос оказывается в руках первосвященников, которые пытаются сделать все происходящее легитимным, соблюсти вид законности, оправдав себя в глазах властей и народа, а может быть даже в собственных глазах. Однако оправдывая ужасное дело, которое они затеяли, они показывают, что нужда в правде, в том, чтобы чувствовать себя правым в человеке не уничтожима. Да, они выбрали страшный путь самооправдания и вот уже один грех тянет за собой второй, третий и прочие... Но в самом по себе желании быть праведным, причем не только перед собой, но и перед другими, кроется дар Божий человеку, который открывает для него возможный путь к осознанию своей лжи, к поиску правды о себе, а значит и покаянию.

Конечно, иногда эта правда о себе настолько ужасна, а представления о Боге и своих отношениях с Ним настолько искажены, что вместо покаяния человек переживает такую печаль о случившемся, такой ужас и разочарование в себе, что приходит буквально к самоуничтожению. Таково было раскаяние Иуды, который в ужасе увидел, что Христос арестован и раскаялся. Многие знают, что по-гречески покаяние переводится как перемена ума... Но в случае с Иудой этого не происходит. В греческом тексте стоит другое слово, которое означает скорее сожаление, но не внутреннее изменение. Он явно не рассчитывал, что Христос будет осужден. Ведь Тот, Кто укрощает бури, конечно, сможет укротить толпу, которая придет за ним в Гефсиманский сад... Христос, конечно, будет укрощать и эту толпу, да и не только ее, но и весь мир, только делать Он это будет не с помощью силы и ангельской мощи, но через проповедь учеников, которые будут призывать людей к покаянию. Иуда не поверил в эту возможность, не поверил в любовь и прощение Учителя, но тайна его встречи со Христом в шеоле от нас сокрыта.

Если Иуда оказался к себе чрезвычайно строг, то римский прокуратор напротив, хотя и искал возможности оправдать Христа, которого конечно не считал ни Богом, ни Царем Израильским, еще больше хотел оправдаться сам. Он беседует с первосвященниками и старейшинами иудейскими, видит их подлость, но не желает себе лишних проблем, малодушествует и умывая руки отдает Иисуса Христа на смерть. Он говорит, что не виновен, но человек, который может спасти другого и не спасает, во все времена будет считаться таковым, чего бы он сам о себе не думал.

Войны, в руки которых оказывается предан Христос, называются войнами правителя, они римляне, для которых он обычный преступник. Собравшись целым полком, они глумятся над ним, называя Его царем Иудейским и может быть, считая Его иудейским мятежником. Глумятся над Ним не только солдаты, но и два разбойника, распятые рядом, и просто проходящие люди, которые припоминают Ему то, как он спасал других! Это последнее выглядит особенно ужасным. Если бы они обвиняли Его только в том, что Он претендовал на Богосыновство, их возмущение хотя бы отчасти было понятно... Но они смеются нд чудесами. И ведь чудеса действительно были, и Он спасал многих, исцелял, давал зрения, даже воскрешал мертвых.

Наконец мы слышим слова Самого Христа, который вопрошает: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил»? Эти слова являют нам полноту Его человечества и ту меру умаления Божества, благодаря которой, Христос мог действовать как человек, проявляя человеческую волю. Он умирает на кресте и все вокруг приходит в трепет, даже римский сотник, не имеющий никакого отношения к иудейской вере, говорит, что Он был Сын Божий.

Текст, который мы сегодня услышали мало на первый взгляд мало походит на Благую весть. Он полон человеческой злобы, отчаяния и малодушия... полон жестокости, неблагодарности и бессилия... Почему же мы можем назвать его Благой вестью? Разве есть в нем что-нибудь Евангельское?

Если бы все зло, все те ужасы, которые мы видим в сегодняшнем чтении были единственным, что мы могли бы сказать о нашем мире, в нем не было бы никакой надежды. Но что бы ни происходило в мире, сколько бы проблем в нем не было... над всем этим мы видим любовь Христову, побеждающую и торжествующую на кресте.