Книга Бытия, Глава 9, стихи 8-17

08 И сказал Бог Ною и сынам его с ним:

09 вот, Я поставляю завет Мой с вами и с потомством вашим после вас,

10 и со всякою душею живою, которая с вами, с птицами и со скотами, и со всеми зверями земными, которые у вас, со всеми вышедшими из ковчега, со всеми животными земными;

11 поставляю завет Мой с вами, что не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустошение земли.

12 И сказал [Господь] Бог: вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и между вами и между всякою душею живою, которая с вами, в роды навсегда:

13 Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением [вечного] завета между Мною и между землею.

14 И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится радуга [Моя] в облаке;

15 и Я вспомню завет Мой, который между Мною и между вами и между всякою душею живою во всякой плоти; и не будет более вода потопом на истребление всякой плоти.

16 И будет радуга [Моя] в облаке, и Я увижу ее, и вспомню завет вечный между Богом [и между землею] и между всякою душею живою во всякой плоти, которая на земле.

17 И сказал Бог Ною: вот знамение завета, который Я поставил между Мною и между всякою плотью, которая на земле.

Читает и комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.

Радугу мы все видели, и видели неоднократно, а это, среди всего прочего, означает, что завет, который был заключен между Богом и Ноем, остался непреложным. Конечно, завет был заключен с Ноем, но в его лице подразумевалось все человечество.

Радуга, как символ нового, на момент его заключения, завета призвана напомнить Богу о том, что Ему не стоит больше истреблять человечество. Это звучит довольно странно и в какой-то степени нелепо. Как можно о чем-то напомнить Тому, Кто являет Собой предел всякого совершенства и, соответственно, не может что-либо забыть? Здесь мы имеем дело с тем, что на языке богословия называется антропоморфизмом, то есть с представлением Бога в человеческом облике, с наделением Его человеческими свойствами. С одной стороны, необходимость применения таких выражений по отношению к Совершенному указывает на сугубо лингвистическую проблему: мы не можем говорить на каком-то другом языке, кроме того, который описывает лишь видимые, в самом широком смысле, явления. Поэтому и о Боге мы говорим используя тот понятийный аппарат, который имеется у нас в наличии. С другой стороны, использования Моисеем именно такого понятия как «память» должно быть чем-то обусловлено. Ведь можно же было сказать как-то иначе, но Моисей сказал именно так, как он сказал: «и Я вспомню завет Мой, который между Мною и между вами и между всякою душею живою во всякой плоти».

Если посмотреть все случаи употребления аналогичного слова в книгах Моисея — в первых пяти книгах Ветхого Завета, — то легко увидеть, что практически всегда это слово связано именно с воспоминанием Бога о чем-либо, как правило, о том или ином договоре с человеком. Или же с воспоминанием о конкретном страдающем герое Ветхого Завета. Например, Бог слышит стенания евреев в египетском рабстве и вспоминает Свой завет с Авраамом, Исааком и Иаковом (Исх. 2:24). Таким же образом Бог вспоминает о до определенного момента бездетной Рахили (Быт. 30:22), там же говорится о том, что Бог услышал молитву Рахили. Из всего этого можно сделать заключение, что память Бога о ком-либо выражается в Его заботе об этом человеке или же о целом народе. До определенной поры человек или народ страдает, но потом происходит вмешательство Бога и, как следствие, разрешение неразрешимой до того момента проблемы. Получается, что в словах «и Я вспомню завет Мой» содержится не указание на схожие с человеческими особенности памяти Бога, а на то, что Бог по каким-то причинам зачастую медлит и не приходит на помощь. Мы верим в благость нашего Творца, а вывод верующего сердца из медлительности Бога может быть только один: так лучше для человека.