Поделиться
Талант и судьба Ирины Ермаковой для меня – сродни чуду. Она родилась прямо на катере в Керченском проливе, когда все ещё помнили отчество у доживающего тирана. Свой первый весомый сборник стихотворений она выпустила, когда иные приступили к собраниям сочинений, и это было, поверьте, на рубеже веков. «Колыбельная для Одиссея» (2002 год) – уже очень известная её книга – скрепляла покой и волю невероятных времен и героев, которые, впрочем, умели проходить сквозь мифы прямо в твою квартиру. А спустя несколько лет родился и «Нагатинский цикл»: Ермакова одухотворила, оплакала и воскресила соседей по двору и дому. Она всю жизнь – сострадательница.
А еще наш сосед Гога из 102-й,
Гога-йога-бум, как дразнятся злые дети.
В год уронен был, бубумкнулся головой,
и теперь он – Йога, хоть больше похож на йети.
Абсолютно счастливый, как на работу с утра,
принимая парад подъезда в любую погоду,
он стоит в самом центре света, земли, двора
и глядит на дверь, привинченный взглядом к коду.
Генерал кнопок, полный крыза, дебил –
если код заклинит – всем отворяет двери,
потому что с года-урона всех полюбил,
улыбается всем вот так и, как дурик, верит.
И свободен в свои за сорок гонять с детьми,
и не терпит только, в спину когда камнями,
и рычит, аки дрель, тогда и стучит дверьми:
бум – и тут же хохочет, как сумасшедший, – с нами.
А когда из окна обварили его кипятком,
стало видно во все концы света – в любые дали,
в ожидании «скорой» весь дом сбежался, весь дом,
битый час, кружа, жужжа и держа его мать Наталью.
И когда, Господь, Ты опять соберешь всех нас,
а потом разберешь по винтику, мигу, слогу,
нам зачтется, может, юродивый этот час,
этот час избитый, пока мы любили Гогу.
Ирина Ермакова, из «Нагатинского цикла», сборник стихов «Улей», 2007 год
Поэт и критик Евгения Вежлян однажды веско заметила, что стихи Ирины Ермаковой органично спаяны с ее уникальной интонацией – «всегда спокойной, напевной и немного по-детски удивленной», что присущие ей (создавшей новую музыку) смирение и созерцательность – не вполне характерны для русской поэзии.
Вот, может быть, поэтому я и люблю мысленно называть её стихотворения – подарками, пользуясь древним словом, за которым счастливо мерцает Божье благоволение и участие.
По стеклу частит, мельчит, косит обложной дождь
и берет за душу, ревниво смывая тело.
Я прошу: «Забери меня скорей. Заберешь?»
Разлетаются капли – ишь, чего захотела.
А душа в руке Его длинной скользкой дрожит,
а в размытом воздухе вязкий гул ниоткуда.
Сколько можно тянуть эту муть, эту ночь, этот стыд,
я ведь тоже вода, забери Ты меня отсюда.
И вода заревет, взовьется, ахнет стекло,
отряхнется и медленно — разогнет выю,
и душа, вся в осколках, рванет, сверкнув зело,
в самый полный Свет, где ждут меня все живые.
Ирина Ермакова, 2002 год
…А еще у Ермаковой есть одно счастливое для поэта качество, она любит чужие стихи, сопереживает и сочувствует литературному труду собрата по цеху. Редкая, коллекционное в наше время черта для стихотворца, особенно, если вспомнить блоковские слова о том своеобразном обычае, который бывает у поэтов, собирающихся иногда в круг. Ирина Ермакова – из совсем другого, малочисленного и очень счастливого племени.
