У нас в гостях были председатель фонда помощи детям с онкологическими и другими тяжелыми заболеваниями «Настенька» Джамиля Алиева и мама подопечной этого фонда Лилия Коскина.
Разговор шел о том, как быть и что делать родителям в ситуациях, когда они узнают о непростом диагнозе ребенка, и что может помочь не отчаиваться и не терять веру.
Ведущая: Анна Леонтьева
Анна Леонтьева:
— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Джамиля Алиева, председатель фонда «Настенька», фонда помощи детям с онкологическими и другими тяжёлыми заболеваниями, и Лилия Коскина, мама Катюши, подопечной фонда. Добрый вечер, дорогие.
Джамиля Алиева:
— Добрый вечер.
Лилия Коскина:
— Добрый вечер.
Анна Леонтьева:
— Мы, наверное, начнём с истории, как Лилия и Катюша попали в фонд, получили доступ к помощи фонда «Настенька». Что у вас случилось, какова ваша история?
Лилия Коскина:
— Наша история началась в апреле 2020 года. У 4-месячной Катюши обнаружили гидроцефалию. Ковид, карантины. Мы экстренно попадаем в Ростовскую областную больницу. Нас экстренно оперируют.
Анна Леонтьева:
— Вы жили тогда в Ростове?
Лилия Коскина:
— Да, мы приехали в Москву из города Ростов-на-Дону. Три месяца мы боролись с гидроцефалией. Нам несколько раз меняли шунты, потому что не подходило давление, потом была дисфункция шунта, потом нам занесли инфекцию, ее пытались распознать. Мы три месяца пролежали в областной больнице в Ростове, мы просто чудом оттуда выбрались.
Анна Леонтьева:
— И вы стали понимать, что нужно выбираться?
Лилия Коскина:
— Да, что нужно выбираться, что здесь что-то не так, не получается. У нас были сутки на то, чтобы попасть в Москву. Мы не знали, куда ехать, куда идти, что нам делать. Добрые люди нам подсказали не тратить время и мчаться в Москву. Мы приезжаем, нам подсказали, что нужно в Бурденко. В НИИ Бурденко. Мы находим контакты потрясающего нейрохирурга Шавката Уминовича Кадырова, который буквально спас нашего ребёнка, потому что по приезду в Москву у нас снова случается дисфункция шунта. Это тяжёлое состояние ребёнка, когда она просто вот всё, что ест, возвращает обратно. Ребёнок 6 месяцев, она только лежит, она лежала, Катюшка, как овощ. Шавкат Уминович принимает нас на лечение, еще месяц мы лежали в Бурденко, еще операции, трижды в день мы получали антибиотики по два часа, нам вылечили эту инфекцию, поставили шунт. Мы попадаем... само наше образование, выяснили в Ростове, что у нас есть образование, а само образование вытянуто вдоль ствола головного мозга, оно неоперабельно. Нас отправляют к потрясающему человеку — Ольге Григорьевне Желудковой — на консультацию. Она говорит, нужно брать гистологию. Мы снова в Бурденко, снова наш любимый нейрохирург. У нас берут гистологию и отправляют, мы просимся у Ольги Григорьевны в НПЦ Войно-Ясенецкого на лечение, на химиотерапию. В тот момент муж принимает судьбоносное решение, мы приезжаем на химиотерапию. Муж говорит: едем всей семьей, у нас есть старший ребенок, 6 лет, дочка. Муж говорит: нет, мы не налетаемся, нужно ехать. Мы приезжаем и узнаем, что курс химиотерапии полтора года. На семейном совете, я в больнице, муж дома со старшим ребенком, принято решение переезжать в Москву. Каким чудом мы сюда переехали, это вот одно из чудес. В нашей истории есть чудо, я о нем чуть позже расскажу. Мы с чемоданом вещей на четверых, на старенькой машине, мы переехали в Москву. Нам помогали безумное количество добрых людей, и они нам помогают, продолжают помогать. Это фонды, это окружающие нас люди, это замечательный фонд «Настенька», с которым мы вот уже два года вместе работаем, и которому мы просто бесконечно благодарны. И мы получаем химиотерапию. Посреди курса мы понимаем, Кате 10 месяцев, она недвижима. То есть мы её поворачивали просто с боку на бок, и она просто смотрела мультики. Никакой реакции, ни движения. И вот где-то на середине курса, наверное, мы начинаем понимать, что нам нужна реабилитация, что как-то нужно двигать. Пока мы находились на лечении в Солнцево к нам приходили и что-то элементарное показывали. Но это не то, что нужно двухлетнему ребёнку, когда он была абсолютно недвижим. И вот мы потихоньку, потихоньку, шаг за шагом, начинаем реабилитацию. Для нас каждый шажочек, каждое маленькое действие... Катя научилась фокусировать взгляд. Это была победа. Катя начала сидеть у опоры. Это была потрясающая победа. Сейчас мы пришли к тому, что Катюша будет стоять в ходунках, будет делать первые шаги в ходунках. Вот сегодня мы должны поехать за ходунками.
Анна Леонтьева:
— Слушайте, вообще, вы знаете, я слушаю, как вы рассказываете, какой-то светлый рассказ, и я понимаю, что очень многие люди, которые пережили вот эту чудовищную, в общем, диагноз или какую-то другую трагедию, очень жизнерадостны и радуются всему, что вообще происходит. Вот сейчас девочка идёт, и это большая радость.
Лилия Коскина:
— Это то, о чём мы боялись мечтать. То есть вот это была такая далёкая мечта, и вот сейчас, благодаря фонду, благодаря помощи фонда, мы продолжаем наши занятия. И эта мечта совсем близко. Вот осталось протянуть руку, и мы будем у своей мечты.
Анна Леонтьева:
— А какая это мечта?
Лилия Коскина:
— Мечта, чтобы Катя стала полноценным здоровым ребёнком. Если можно, я расскажу. Мы лежали в НИИ Бурденко. Была тяжёлая операция по взятию гистологии. У Катюши поднимали, доставали шейные корешки спинного мозга, заходили под спинным мозгом, удалили в шейном отделе образования и взяли гистологию. Сутки мы пробыли в реанимации с Катюшей. Нас возвращают в отделение, в палату, и у неё начинается отёк гортани. Нас обратно возвращают в реанимацию. Мы сутки в реанимации. И на утреннем обходе врач говорит: «Если к 4 часам дня Катя не раздышится, не станет дышать самостоятельно, будем подключать ИВЛ». А ИВЛ — это 5 дней на ИВЛ, это еще 2 дня потом восстановления, то есть это где-то неделя реанимации. А мне с собой невестка передала маленькую иконку Богородицы «Троеручицы». И вот в этот момент я сидела возле Катюши, мы помолились Господу, взяли эту иконку Пресвятой Богородицы, помолились. Я смотрю, мой ребенок засыпает. И я рядышком с ней прилегла. И ровно в 4 часа Катя открывает глаза и начинает дышать самостоятельно. И в этот момент я сказала: «Ребята, я видела чудо». Вот те, кто не верят, сдаются, кто теряет веру, я хочу сказать всем: «Не теряйте веру, я видела чудо».
Анна Леонтьева:
— Прекрасная история. Вы знаете, у меня у мужа моего, покойного, брат — нейрохирург, он главный нейрохирург Татарстана детский, и он как раз вот вырезает вот эти опухоли из детских мозгов. Операция длится очень много времени, она может там по 8 часов длится, ну как бы безумие совершенное, потому что это огромное напряжение, он это делает под микроскопом. И он говорит, что это делает не он, это кто-то делает просто через него это всё, потому что ему это не под силу. Вот, и я спросила, позвонила ему вот накануне нашей программы и говорю: какой вопрос задают родители, когда узнают про диагноз «онкология»? Он говорит: ну, один и тот же вопрос: почему это случилось со мной?
Лилия Коскина:
— Да, это этап. Этап, когда приходит отчаяние. И вот в момент самого большого отчаяния ты начинаешь думать: почему мне? Почему я? В какой-то момент я нашла ответ: не за что, а для чего. Значит, это нам дано для чего-то. Мы должны что-то понять, что-то узнать, что-то нам придёт и что-то откроется. Это не за что-то, это для чего-то.
Анна Леонтьева:
— Да, это... Прямо, знаете, у меня подруга, которая рассказала мне, она... Вот такой же вопрос ей пришёл в голову, когда обнаружили, что у неё рак молочной железы. И, ну, она прошла тоже все эти этапы, да, и она говорит: знаешь, когда я просыпаюсь, и идёт дождь... Вот ты чего говоришь, когда идёт дождь? «Вот дождь опять». А я, говорит, я проснулась. Я просыпаюсь. Ну то есть это такое вообще другое восприятие мира.
Лилия Коскина:
— У меня есть история. Мы лежали в Ростове, областная больница, лето, а окна выходили на жилой дом, отделение, второй этаж, и я каждый день в окно видела, как родители с детками играют на площадке. И я смотрела на них и плакала. Думала: «Господи, как же я хочу вот так вот со своими детьми гулять на площадке». И в момент, когда мы всё-таки выбрались из больницы, я поняла, что ты жизнь начинаешь ценить по-другому, что для тебя просто прогулка по городу — это счастье. Потому что есть те, кто сейчас в больнице, кто мечтает о свежем воздухе, кто в реанимации, а ты уже счастлив, потому что ты просто идёшь по улице.
Анна Леонтьева:
— Я хотела спросить, Джамиля, вот вы часто бывали на Радио ВЕРА у нас, много всего уже рассказали. По-моему, последний раз в 22-м году вы у нас были. Не секрет, что очень многие добрые дела, фонды, начинаются с личной трагедии. Вы рассказали о том, как вы потеряли ребёнка, и я хотела спросить у вас. У кого-то опускаются руки, а кто-то начинает помогать другим. Вот откуда силы на это берутся?
Джамиля Алиева:
— Ну, даже трудно ответить, на самом деле, откуда были эти силы. Скорее всего, они... Силы пришли потом. Сначала было решение, и совсем не было ни сил, ни какой-то энергии сделать вот какой-то такой решительный шаг. Но, конечно, в этот момент жизнь потеряла смысл, но я человек, который не может жить, не имея смысла жизни, но, наверное, для всех это так. И надо было найти новый смысл, и вот через какое-то время я решила учредить фонд помощи детям с онкологическими заболеваниями, чтобы помогать другим детям. У меня просто не было другой дороги, а только вот такая.
Анна Леонтьева:
— Я напомню, что сегодня у нас в гостях Джамиля Алиева, председатель фонда «Настенька», фонда помощи детям с онкологическими и другими тяжёлыми заболеваниями, и Лилия Коскина, мама Катюши, подопечная фонда. Всё-таки хочется, знаете, вот, может быть, кому-то это будет полезно. Вот кто и как может в такой ситуации поддержать? Кто это? Семья, друзья, не знаю, вера?
Джамиля Алиева:
— Ну, конечно, это в первую очередь семья, люди, которые находятся рядом с тобой, друзья. Когда начинается лечение, родители очень часто сталкиваются с какими-то большими и маленькими многочисленными проблемами, где нужна помощь уже фондов. И родители обращаются к нам, и мы очень рады, что мы можем оказывать помощь, поддерживать семьи вот в этой тяжелой ситуации. И вот также мы встретились и с Лилией Коскиной, с ее доченькой Катей. Я наблюдала, как профессионалы в реабилитационном центре работают с Катей, и поразилась, действительно, это вот совсем дитя-дитя, но она очень мужественно переносила, сначала новые люди, новые движения, которые она совершенно как бы не была готова делать. И как вот шаг за шагом происходят действительно чудеса. И, ну, тут если говорить о поддержке, конечно, ну, это поддержка близких, поддержка фондов.
Анна Леонтьева:
— Но у вас один из старейших же фондов, насколько я знаю.
Джамиля Алиева:
— Да, мы один из старейших фондов России и первый фонд помощи детям с онкологическими заболеваниями. Наш фонд был основан в 2002 году. Вот нам 27 февраля исполнилось 22 года. Мы уже такие старички.
Анна Леонтьева:
— А как, Лиля, как Вы нашли, как Вы вышли на этот фонд? Ведь не все знают, как это искать.
Лилия Коскина:
— У мамочек есть такое братство. В каждой, наверное, больнице оно есть. Кто долго лежит, начинают дружить, начинают поддерживать связь. И я искала выход, как, куда пойти, и стала разговаривать со знакомыми мамочками. И одна из мамочек мне сказала: есть такой замечательный фонд «Настенька», ты им напиши. Они очень быстро отвечают. И я, собрав силы, решилась написать. Написала я буквально через...
Анна Леонтьева:
— На почту?
Лилия Коскина:
— Да, на сайте. И буквально через день мне позвонила как раз- таки Джамиля и сказала: да, давайте вперёд, зелёный свет, идём на реабилитацию. И я помню, насколько я была впечатлена. Я думала, что придётся ответ ждать месяц-два.
Джамиля Алиева:
— Обычно при слове фонд, извините, что перебиваю, возникает мысль, что очень много нужно справок, собрать бумаг, вот это всё.
Лилия Коскина:
— Честно говоря, спасибо огромное, я потрясена этой работой фонда, потому что молниеносный ответ, максимально быстро помощь, давайте вперёд идём, за что бесконечная благодарность фонду.
Джамиля Алиева:
— Мы рады помогать.
Лилия Коскина:
— Для нас это время, которое идёт, для нас важен каждый час, каждая минутка, она для нас важна, потому что у Катюши есть отставание в развитии, и в свои четыре она по развитию где-то на 2-3 года, дай Бог, если бы мы догнали сейчас. И поэтому, да, для нас очень важно время, для нас очень важна скорость. И когда вот так это всё очень быстро, и с поддержкой, и давая вперёд, это заряжает ещё больше. И ещё больше хочется двигаться, встречаться и общаться.
Джамиля Алиева:
— Да, я хочу сказать, вот Лилия сказала о том, что мы быстро принимаем решения, это действительно так.
Анна Леонтьева:
— Это важно.
Джамиля Алиева:
— Да, это очень важно, и мы работаем с детьми с онкологическими и другими тяжелыми заболеваниями, угрожающими жизни, то есть это болезни, которые не дают время на размышления, особенно когда речь идёт о лечении, и мы понимаем, что время не ждёт, и поэтому стараемся принимать решения о помощи как можно быстрее. Обычно, действительно, ну, это может быть один день, а иногда несколько минут, когда я получаю письмо, я стараюсь сразу всё изучить, все материалы, документы и сразу ответить, потому что я понимаю, что на той стороне мать, которая сидит в отчаянии, в запредельном каком-то отчаянии, и как важно, как можно скорее ответить.
Анна Леонтьева:
— А какую помощь еще нужно женщинам, которые оказались в такой ситуации? Как вы их ведете? Помощь семьям с тяжелыми и онкологическими заболеваниями.
Джамиля Алиева:
— Когда в семье заболевает ребенок, конечно, возникает очень много проблем, даже если болезнь не очень тяжелая, даже чисто простуда, возникают какие-то проблемы, мама должна не пойти на работу. Тяжелое заболевание — это, конечно, почти все родители, которые обращаются, пишут, что наша жизнь разделилась на до и после, это абсолютно, и это действительно так, потому что очень многие наши подопечные не москвичи, а дети из регионов, то есть родители берут больного ребенка, приезжают в Москву, обычно это мама, иногда папа. Дома остаются другие дети, иногда совсем маленькие, остаются пожилые родители, которым тоже нужен уход. И это очень трудно.
Анна Леонтьева:
— Спектр проблем огромный.
Джамиля Алиева:
— Да, очень много проблем, которые, во-первых, еще как бы усиливают тревогу, чувство тревоги, в которой живут матери больных детей. И тут же появляются ещё и такие проблемы, как надо купить дополнительный препарат, нужны деньги на перелёт, деньги на жильё, есть целый ряд платных обследований, которые не входят в ОМС и так далее. То есть здесь часто возникают проблемы, связанные ещё с дополнительными расходами. И, конечно, особенно трудно семьям из регионов, а часто это бывают и неполные семьи, и дети, которые под опекой находятся, и многодетные семьи. Но даже просто средней семье это тяжело, потому что, например, генетическое обследование может стоить 100 тысяч. Это, например, доход семьи за три месяца может быть. Вы сами понимаете, как трудно справиться. И поэтому мы стараемся подставить плечо и решаем самые разные проблемы. Например, с перелётом, мы помогаем оплачивать перелёт к месту лечения. Нужно проживание, мы снимаем квартиры, где живут родители с детьми во время лечения, между курсами химиотерапии, например, 21 день ребенок выписывается. И ехать во Владивосток, например, это очень тяжело. И покупаем препараты, какие-то индивидуальные средства реабилитации, ортезы, корсеты и так далее, инвалидные коляски. И стараемся помочь везде, где нужна наша помощь. И я думаю, что это не только финансовая какая-то поддержка, но мы снимаем вот этот груз хотя бы частично, чтобы родители могли вздохнуть, собраться силами, и чтобы они всегда чувствовали, что они не одни. Я считаю, что это очень важно.
Анна Леонтьева:
— Это так?
Лилия Коскина:
— Это так. Я бы хотела сказать, поскольку мы уже не первый день работаем с фондом, даже не первый год, я очень часто... в реабилитационных центрах, появилось очень много знакомых, друзей, и вот мы встречаемся на курсе реабилитации и обсуждаем, кто как приехал, кто помог. И когда мамочки говорят: «А нам помог фонд «Настенька», и я так всегда со слезами на глазах, потому что каждый раз это как чудо, потому что тебе помогли. Ты знаешь, что ты и твой ребёнок, вы не одни во всём мире, что есть люди, которые хотят и могут вам помочь. И это прям вот каждый раз так волнительно, это дух захватывает, потому что ты понимаешь, как это нужно: финансовая помощь, и морально. Морально ты понимаешь, что есть люди, которые тебе помогут, которым не безразлична твоя история и судьба твоего ребёнка.
Анна Леонтьева:
— Ну да, ведь на самом деле, вот когда у людей что-то случается, то вот люди, оказавшиеся в схожей ситуации, они друг друга могут понять. Потому что там, не знаю, кто-то погиб, и кто-то говорит: «Ну, я тебя понимаю, когда мой дедушка, там, на 78-м году жизни», ну, это не работает. И также, видимо, мамочкам нужно знать, что они не одни. Да, конечно, мамы говорят на одном языке, ну, например, мамы детей с онкологическими заболеваниями, чье лечение длится очень долго, от семи месяцев, год и больше года, они живут, как в танке, в одной палате, в одном отделении. И там есть свой язык с тромбоцитами, лейкоцитами, цифрами.
Анна Леонтьева:
— Ну да, мамочки уже медиками немного становятся.
Джамиля Алиева:
— Например, встреча в коридоре двух мам: «Как у вас дела?» «56». «Ну, слава Богу». Вот это язык, который понятен только им.
Анна Леонтьева:
— Это какие-то нормы?
Джамиля Алиева:
— Показатели. Показатели, крови и так далее. И иногда мамам даже бывает трудно, когда приходит счастливый день выписки. На самом деле, мамам самим нужна реабилитация, чтобы влиться в старую жизнь. И, как уже говорила Лилия, что происходит переоценка ценностей. Это происходит всегда, когда заболевает ребенок, и ты видишь и других больных детей в отделениях, ты начинаешь понимать, как было нелепо придавать значение каким-то мелочам и считать их трагедией, проблемой и так далее, и что на самом деле ценно в жизни. Ты начинаешь это понимать, и когда ты возвращаешься в мир людей, которые переживают по каким-то мелочам, кричат на своих детей. Ты как будто попадаешь в другой мир. Это довольно трудно. Это трудное возвращение.
Лилия Коскина:
— Да, у меня есть очень много мам, которые закончили курс лечения, и вот вроде бы всё хорошо, а теперь нужно возвращаться. И как возвращаться в эту жизнь, непонятно. И бывает часто такое, что мы вот друг с другом на связи, мы часами друг другу, как личные психологи, помогаем, подсказываем, как-то поддерживаем. Ну как поддерживаем? Ну больше разговором. Потому что это действительно, вот как говорит Джамиля, это одна волна. То есть мы понимаем друг друга, мы прочувствовали это всё вместе, мы прошли этот путь вместе. Поэтому иногда это действительно так.
Анна Леонтьева:
— Я напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева, у нас в гостях Джамиля Алиева, председатель фонда «Настенька», фонда помощи детям с онкологическими и другими тяжёлыми заболеваниями, и Лилия Коскина, мама Катюши, подопечной фонда. Мы вернёмся к вам через минуту.
Анна Леонтьева:
— Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Джамиля Алиева, председатель фонда «Настенька», фонда помощи детям с онкологическими и другими тяжёлыми заболеваниями, и Лилия Коскина, мама Катюши подопечной фонда. Такой разговор непростой, конечно, но, знаете, поскольку вы уже сказали, Лилия, что это не за что, а это для чего, расскажите, пожалуйста, историю про ваше чудо.
Лилия Коскина:
— Катюше было 10 месяцев, мы больше уже полугода на химиотерапии. Нет, наверное, мы 10 месяцев, прошу прощения, на химиотерапии. И мы прилетаем, на тот момент еще летали самолеты, мы прилетаем в Ростов к родителям. Это было накануне праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Новое место, то есть бабушек, дедушек мы не видели около года. Катюша разнервничалась, это плач, это вечер, усталость, мы не можем ее успокоить, не можем уложить спать. Долго мы укладывались, долго мы успокаивались, Катюша засыпает, а ко мне приходит вот то самое отчаяние, безнадёга, отчаяние. И я, наверное, в сердцах говорю: «Господи, неужели вот так будет всегда? Неужели всегда будет так трудно? Неужели я сдамся и вот... и всё, и вот такой будет Катя всегда? И я говорю: «Господи, дай мне какой-то знак, что всё будет хорошо, что я правильно иду. Господи, дай мне какой-то знак». И засыпаю, ну в течение какого-то времени я засыпаю и вижу сон. Я иду по дюне, а в небе вдалеке что-то движется. Я посмотрела на это и думаю, наверное, спутник. И по дюне спускаюсь вниз. Спустилась и стою в такой растерянности, думаю: что я здесь делаю? Наверное, надо идти обратно вверх. И я поднимаюсь по этой дюне, вверх поднимаюсь, а там трясина. И я понимаю, что мне туда не нужно. Я спускаюсь вниз и думаю, что же мне делать, куда же мне двигаться? И в этот момент я поворачиваюсь в сторону, и передо мной лик Владимирской иконы Божией Матери. И я испугалась, растерялась, опустила голову и не знаю, что делать. И в этот момент мне на голову опускается крест. Вот когда батюшка в церкви даёт благословение, вот так мне на голову опустился крест. И в этот момент я просыпаюсь. Я проснулась и понимаю, что точно всё будет хорошо. Господь подсказал мне, что всё будет хорошо, что нельзя сдаваться, что мы правильно всё делаем, мы правильно идём вперёд, и всё будет, всё наладится. И я ещё раз говорю, я видела чудо. Я видела чудо. И с вот этой верой, что всё будет хорошо, мы идём вперёд каждый день, шаг за шагом, маленькими шажочками, но мы идём с этой верой.
Анна Леонтьева:
— Ох, потрясающе! Вы знаете, вообще вот это вот, я это говорила, наверное, уже в программах, но вот эта радость, вот когда ты молишься, и что-то в твоей молитве происходит, и ты не просто рад, что что-то произошло, а вот это прикосновение, да? Оно даёт такую радость, которую ни с чем не перепутаешь, и после этого бесполезно тебя уверять, что это просто твоё какое-то восторженное состояние, потому что это действительно ни с чем не перепутаешь.
Лилия Коскина:
— Ни с чем. Если можно, я расскажу. В момент, когда мы вот приехали из Москвы после гистологии, был такой небольшой перерыв, когда мы ждали результат. И мне встретился замечательный человек, тетя Гуля, которая живет в городе Азове. Она мне сказала: «Иди и молись». И я прихожу в храм и попадаю на День матери. И батюшка, читая проповедь, говорит слова, которые я, наверное, запомнила на всю жизнь. Он говорит: «Молитесь. Материнская молитва со дна морского поднимет». И вот для меня эти слова стали такими вот, ещё одной вот ниточкой к вере. К тому, что нужно верить, нужно молиться, нужно идти.
Анна Леонтьева:
— Лилия, ну вот ваша жизнь с рождением Катюши довольно круто изменилась. То есть вы, наверное, большинство времени своего, вообще дня, проводите в реабилитации, по больницам, по...
Лилия Коскина:
— В дороге.
Анна Леонтьева:
— В дороге еще.
Лилия Коскина:
— Да, мы в дороге, мы в пути, мы в занятиях, мы в процессе. У меня еще есть старший ребенок, у неё тоже подготовка к школе, у неё тоже есть кружки. Моя жизнь, да, она изменилась, наверное, на 180 градусов просто вот от слова кардинально. Я повзрослела, повзрослела очень сильно и очень быстро. Нужно было взрослеть просто, нужно было какие-то делать шаги, предпринимать действия. Не всегда рядом есть семья, то есть иногда бывало так, что ты один на один. Больница, ребёнок, и ты один. Были такие моменты, когда мне приходилось спорить с врачами, со специалистами и говорить, что они неправы. К сожалению, но иногда и так бывает. Какие бы стереотипы ни были о мамочках, иногда было так, что я доказывала врачам, что они неправы.
Анна Леонтьева:
— Это была ваша как-то интуиция материнская?
Лилия Коскина:
Ну, у меня среднеспециальное медицинское образование. Хвала Ростовскому медицинскому колледжу. Это где-то знание, где-то понимание, потому что уже был опыт со старшим ребёнком, и я понимала, что если у старшего ребёнка всё было в норме, вот там норма, а вот здесь не норма. Значит, здесь неправильно. Значит, давайте искать, где и почему неправильно. Бывает так.
Анна Леонтьева:
— Джамиля, а часто мамам приходится с врачами спорить? Такой странный вопрос, но я представила себе, что как ты считаешь, что врач делает неправильно?
Джамиля Алиева:
— Ну, это очень сложный вопрос, потому что все мамы поступают по-разному. Кто-то заходит в интернет и начинает там изучать все протоколы.
Анна Леонтьева:
— Вот я как раз об этом подумала.
Джамиля Алиева:
— Ну, наверное, надо знать максимально о болезни, но все-таки в идеальном случае, и, к счастью, таких случаев очень много, я считаю, что если ты уже начал лечение, отдал ребёнка в руки этого врача, то прекрасно, если у матери возникает полное доверие и такое вообще сверх какое-то огромное уважение к этому человеку, который борется за жизнь твоего ребёнка. Это, конечно, идеальный вариант, и для матери этот путь пережить, это трудное время легче с этим доверием и уважением к врачу.
Анна Леонтьева:
— Простите, вы говорите о том, когда уже мать нашла своих специалистов, ведь человек, наверное, проходит через какие-то этапы, прежде чем найдет своего врача? Наверное, фонд старается облегчить ему этот этап?
Джамиля Алиева:
— Нет, мы не занимаемся здесь. Я всегда очень боюсь советовать, в какую больницу госпитализировать ребенка. У нас больницы довольно хорошие, опытные специалисты, сейчас неплохо и с оборудованием, в отличие от тех времен, когда мы начинали. И поэтому это очень трудно посоветовать, и это такая ответственность, которую я не могу взять на себя или рекомендовать, или не рекомендовать какого-то врача. И обычно, в принципе, происходит процесс просто. Если обнаружили образование, тебе дают направление, и тебя направляют уже к определенному врачу. Но, конечно, если, как иногда это случается, ну, к сожалению, очень часто это вот где-то в глубинке, ставится неправильный диагноз, мне кажется, Лилия тоже с этим столкнулась. Это, конечно, если вы видите, что лечение, диагноз поставлен, лечение идет, а ребенку становится только хуже или не улучшается его состояние, тогда стремительно надо уходить, находить лучших. Но, конечно, очень многие стремятся приехать в Москву, и я думаю, что это понятное решение, потому что все-таки в центре врачи имеют наибольший опыт лечения очень сложных и редких заболеваний. Поэтому вот многие даже, есть такое мнение, иногда встречается: что вот все едут в Москву? Но это же понятно. И включая, наш фонд помогает не только российским детям, но и детям из стран СНГ. И, к сожалению, что-то последнее время у нас было несколько писем, что зачем вы помогаете иностранцам, но это я мягко говорю, потому что иногда употребляют совершенно ужасные слова по отношению к чужим детям, не россиянам. И зачем вы им помогаете? Но для нас нет вопроса, откуда ребенок, какая национальность. Это больной ребенок, чья жизнь находится в опасности. И, конечно, мы помогаем детям из стран СНГ, зная, что, к сожалению, там уровень медицины, ну, во многих областях, он ниже, чем в Москве. И понятно решение родителей привезти в Москву к опытным московским врачам ребенка, чьей жизни угрожает опасность.
Анна Леонтьева:
— Лилия что-то добавить хочет?
Лилия Коскина:
— Да, я бы сказала, поскольку мы не только лечимся, мы ещё проходим реабилитацию, я бы сказала, что уровня реабилитации Москвы, его практически нет, поэтому порой у родителей нет выбора, нужно ехать, потому что уровень, оборудование, качество, зачастую и знания, которые есть у московских специалистов, в регионы приходят или в очень-очень маленьких количествах, или не приходят вообще.
Анна Леонтьева:
— Джамиля, вот знаете какой вопрос? Я представляю, сколько вот этих детей сейчас проходит через ваши руки, через ваш фонд, ну и через вас, через ваше сердце. Вот как это вы выдерживаете?
Джамиля Алиева:
— Но вот сегодня я увидела Лилию, маму нашей Кати Коскиной. Это популярный у нас в фонде человечек маленький. Мы все радуемся и за других детей, и за Катю, когда узнаем об их успехах, о первых шагах в реабилитации. И я хочу сказать немножко из истории фонда, что фонд был основан для помощи детям с онкологическими заболеваниями, и раньше мы помогали только в лечении, мы не помогали в реабилитации. Это была такая позиция, что сначала надо вылечить и потом проходить реабилитацию, и самое главное, что ребенок жив, что его жизнь не в опасности. И поэтому в наши программы не входила реабилитация. Но, конечно, за долгие годы, видя, как дети выписываются, и онкологические заболевания, и многие другие тяжелые заболевания, они оставляют очень тяжелые последствия, особенно опухоль головного мозга, что ребёнок, который излечен от онкологии, не может ходить, не может дышать, не может глотать. И, конечно, видя вот таких детей с такими тяжёлыми последствиями, мы не могли не сделать этот шаг, мы включили в свои программы реабилитацию, вот как сейчас Кате Коскиной мы оплачиваем, и очень большому количеству детей. И, конечно, ребенок, пройдя такое тяжелое лечение, эту страшную борьбу за жизнь, это не преувеличение, он должен прийти к нормальной, здоровой, полноценной жизни. И поэтому вот уже, может быть, три года где-то мы стали помогать и в оплате реабилитации, которые, к сожалению, можно получить по ОМС, сколько-то курсов, но обычно этих курсов недостаточно. То есть получают, например, два раза в год дети получают бесплатно реабилитацию, но их надо гораздо больше, и вот как раз фонды оплачивают те реабилитации, которые не входят в ОМС, вот в том числе и наш фонд, и мы очень рады достижениям наших подопечных.
Анна Леонтьева:
— То есть, ваш ответ — вы рады достижениям ваших подопечных?
Джамиля Алиева:
— Да, да, конечно.
Анна Леонтьева:
— И это вас поддерживает?
Джамиля Алиева:
— Конечно. Да, я ушла от темы. Конечно, для нас сообщения о том, что ребёнок начал ходить, он начал самостоятельно есть, что у него проведена тяжёлая операция, и ребёнок, например, ещё я говорю, например, об операции на сердце, которые мы сейчас оплачиваем. Вот это нас и поддерживает, даёт силы работать дальше. Это самый большой стимул, самый великий стимул — здоровые дети, у которых позади это тяжелое заболевание, радость родителей, это даёт нам силы и энергию работать дальше.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что сегодня у нас в гостях Джамиля Алиева, председатель фонда «Настенька», фонда помощи детям с онкологическими и другими тяжёлыми заболеваниями, и Лилия Коскина, мама Катюши, подопечной фонда. Мне, знаете, куда хотелось бы развернуть разговор? Вот когда мама узнаёт о диагнозе ребёнка, это же всегда очень... Первая реакция — это очень большой страх. И вот я хотела с вами поговорить о том, как должны себя вести мамы, как вообще, что они должны себе говорить, как себя поддерживать, чтобы этот страх не передался ребёнку.
Джамиля Алиева:
— Ну, я считаю, что состояние матери очень важно для того, чтобы ребёнок был спокоен, и даже врачи говорят о том, что состояние матери очень влияет на эффективность лечения, на то, как идёт лечение. И в 18 лет мы работали прямо в больнице, фонд «Настенька» работал в ней детской онкологией, то есть наш офис был прямо в отделении. Мы жили рядом с детьми, которые заполняли вечно наш офис, с родителями, с врачами, и я часто наблюдала за тем, что если мама улыбается, если не показывает вот свои страшные тревоги, которые неизбежно, конечно, у нее есть, и ребёнок спокоен, он играет, всё проходит хорошо, но если мама вот на грани срыва, у неё постоянно заплаканные глаза, и ребёнок тоже бледный, вялый, он в очень плохом настроении постоянно, и вот это очень влияет на детей — состояние матери, мы же связаны. Это как одно целое существо. Поэтому, конечно, я всегда стараюсь как-то помочь мамам, которые теряют веру. Вера в выздоровление ребёнка — это очень важно. Жить с этой верой, что всё будет хорошо. И если мама теряет веру, конечно, это очень сложно. И важно следить за собой. И часто я видела, что мама, которая улыбается в палате, может уйти куда-то в коридор за угол и там по стеночке опуститься на пол и плакать беззвучно, но в основном мамы себе не позволяют этого, и это вызывает огромное уважение, и надо понимать, что матерям нужно очень много сил, и люди, которые их окружают, должны их поддерживать, быть рядом и помогать во всем.
Анна Леонтьева:
— Ну вы говорите, слово: «не позволяют», а я думаю: это же сколько на мать сваливается, да, и всё это нужно всё равно. Поплакать-то, наверное, можно?
Лилия Коскина:
— Нужно. Ночью в темноте поплакала. А утром начался новый день. Я для себя сделала такую установку. Вот бывает трудный день, бывает тяжело, невыносимо, бывают разные настроения у ребёнка, разное состояние. Да, значит, сегодня у нас трудный день. Если совсем тяжело, все спят, а мама порыдала. В тишине, в уголке, вот как говорит Джамиля, где-то по стеночке в уголочке, а утром начался новый день. Это как бой. Там нельзя рыдать, там нельзя расслабляться. Тяжело морально — вышла, сдала свои эмоции, выплакала, если надо, и дальше в бой. Нельзя расслабляться, нельзя сдаваться.
Анна Леонтьева:
— Лилия, а где еще искать поддержки мамам? В чем? В психологе, не знаю, в чем?
Лилия Коскина:
— Не знаю, я, в принципе, всегда любила книги по психологии, но мне кажется, самая большая поддержка — это семья. Моя семья всегда была со мной на связи. Мама, свекровь, невестки, братья, все звонили. И за что я им очень благодарна, никто никогда не жаловался, не жалел. Очень тяжело, когда тебя жалеют.
Анна Леонтьева:
— Кстати, да. Или говорят: ты мой герой.
Лилия Коскина:
— Не знаю, вот... Герой нормально.
Анна Леонтьева:
— Да, герой нормально. Это правда.
Лилия Коскина:
— Да, это как-то бодрит. Ты сразу так вот расправляешь плечи и хочется идти вперед. Ты же герой, ты должен соответствовать. А когда тебя начинают жалеть, это очень тяжело. Первое время, когда мы узнали о диагнозе, когда попали в больницу, я никому не могла говорить, то есть знал очень узкий круг родных о том, что вот в нашей семье случилась такая ситуация. Я просила никому не рассказывать, ни друзьям, ни знакомым. Да, в больнице да, лечимся. И только здесь, в Москве, после Бурденко, наверное, пришло осознание, даже, наверное, больше, когда мы познакомились с фондом «Настенька», я поняла, что о моем ребенке нужно рассказывать. Что, да, у нас очень непростая, но довольно интересная история, и, возможно, эта история будет для других людей примером. И вот я стала раскрываться, я стала рассказывать о Катюше, о нашей ситуации, о том, какой путь мы проходим, о всех занятиях, о всех действиях. И, оказывается, стало легче. Я хочу рассказать, мы сейчас живём в районе Жулебино, и у нас появилось очень много новых знакомых. Мы обживаемся на новом месте, и люди, оказывается, относятся абсолютно нормально к моему ребёнку. При том, что у нас отставание в развитии, что Катя ещё не ходит. И даже детки, как бы есть такое мнение, что так к особенным деткам относятся, ну, как бы с опаской, да, или по-разному, то я бы сказала, что наоборот. Когда ты раскрываешься, когда ты говоришь об этом, не стесняешься, и мир открывается тебе по-другому.
Анна Леонтьева:
— С доброй стороны.
Лилия Коскина:
— Да, с доброй стороны, и вот с большим теплом, и вниманием, и где-то даже с уважением.
Джамиля Алиева:
— Мы говорим о том, что помогает матери пережить это тяжёлое время и быть в форме. Часто я беседую с родителями, с матерями, я напоминаю им то, что происходит в самолёте, когда говорят, что, если какая-то ситуация сложная, надо надеть маску на себя и только потом на ребёнка. И вот я напоминаю им вот эту инструкцию и говорю о том, что наденьте маску на себя. Что это значит? Вы должны быть в форме. Это значит, вы должны вовремя есть, вы должны сколько-то спать, не проводить ночи в слезах, надо пить витамины, успокоительные препараты. Если есть необходимость, обращайтесь к психологу. Найдите, что дает вам возможность немножко передохнуть. Постарайтесь хотя бы на час в день переключиться на что-то, пусть кто-то вас заменит. Постоянно думайте о своей форме, вы не должны раскиснуть, превратиться в человека, который не способен ухаживать за ребенком. Самое главное, приходится принимать очень много решений в этот период. И для этого нужны свежая голова, физические силы. Поэтому вот это такие простые вещи, о которых мы часто забываем: «Как это? Ребёнок болеет, а я буду есть и спать? Нет, это не для меня. Это неправильно. Надо в первую очередь надеть маску на себя, а потом уже на ребёнка, которому нужна будет ваша сила, ваша помощь, ваша энергия. Это важно.
Лилия Коскина:
— Я бы хотела дополнить Джамилю, потому что это этап в лечении, в жизни, когда ты сталкиваешься с этой болезнью. То есть сначала ты не представляешь: как это можно жить, как это можно надеть маску сначала на себя? Это не сразу совершенно. Я помню, в НИИ Бурденко мне вот так сказал невролог. Невропатолог сказала мне: «Вам нужно отдохнуть и привести себя в порядок». И я тогда посмотрела на неё и думаю: «О чём говорит эта женщина? Какой порядок? У меня ребёнок, операции, мы в подвешенном состоянии, что, куда, непонятно. А мне говорят, нужно привести себя в порядок. Какой порядок?» И только спустя, наверное, полгода я поняла её слова, я посмотрела на себя в зеркало. То есть я думала тогда, что накраситься для меня, сделать какой-то даже лёгкий макияж, что как я это сделаю? У меня же болеет ребёнок. А потом пришло понимание, что наша жизнь, она вот такая. Она с больницами, реабилитациями, занятиями, но это не повод выпадать из жизни. Это не повод разрушаться, да? То есть ты должен собраться, ты должен привести себя в порядок, привести мысли в порядок. Оттого, что ты будешь раскисать, легче не будет никому.
Анна Леонтьева:
— Потрясающе. Давайте, Джамиля, я вспомню одну вашу мысль из интервью о том, что, когда тебе предлагают деньги, по-моему, вы сказали: «Ты не просишь деньги, а даёшь шанс делать прекрасное».
Джамиля Алиева:
— Ну, в начале моей деятельности как руководителя фонда, конечно, мне было очень трудно, потому что не было никакого опыта, и один мой друг заметил, что мне очень трудно просить деньги для детей. И он сказал слова, которые я запомнила на всю жизнь, что не надо стесняться просить деньги, ты не просишь деньги, ты вероятно даёшь людям возможность сделать что-то самое прекрасное в их жизни.
Анна Леонтьева:
— Причём независимо от суммы.
Джамиля Алиева:
— Да, конечно. И помогая детям любой суммой, вы делаете что-то самое прекрасное в вашей жизни.
Анна Леонтьева:
— И после этого будете хорошо спать.
Джамиля Алиева:
— Да, и хорошо жить, вы будете хорошо жить. Я считаю, что помогать — это счастье, и мы стараемся как-то работать так, чтобы люди, которые помогают фонду, они ощущали это счастье — помогать.
Анна Леонтьева:
— Вот это очень важно, мне кажется. Потому что человек иногда думает, ну что я 100 рублей переведу или 500 рублей, сколько у него есть, а это все капает в ту самую чашу счастья.
Джамиля Алиева:
— Да, я всегда говорю, мы всегда говорим, что не бывает маленькой помощи, и я всегда сравниваю пожертвования, которые приходят на наш счет, с ручейками, даже если это совсем маленькие суммы, они как ручейки сливаются и создают океан, который позволяет нам решать самые сложные и большие проблемы детей с тяжёлыми заболеваниями.
Анна Леонтьева:
— Дорогие, ну, абсолютно героический какой-то разговор. Спасибо вам огромное, что вы пришли, что вы так можете рассказать уже о вашем диагнозе, о вашем пути очень непростом. И спасибо вам, Джамиля, за вашу работу.
Джамиля Алиева:
— Спасибо, что вы пригласили нас.
Лилия Коскина:
— Спасибо большое.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что с вами была Анна Леонтьева, у нас в гостях Джамиля Алиева, председатель фонда «Настенька», фонда помощи детям с онкологическими и другими тяжёлыми заболеваниями, и Лилия Коскина, мама Катюши, подопечной фонда. Спасибо.
Джамиля Алиева:
— Спасибо вам.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Нравственные принципы в экономике». Архимандрит Филипп (Симонов)
- «Письма Баламута». Архимандрит Симеон (Томачинский)
- «Образы рая и ада». Священник Александр Сатомский
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Послание к Титу святого апостола Павла
Тит., 301 зач., I, 15 - II, 10.
Комментирует священник Стефан Домусчи.
Здравствуйте, дорогие радиослушатели! С вами доцент МДА, священник Стефан Домусчи. Встречая Новый год, многие верующие люди задаются вопросом: стоит ли верующим отмечать этот праздник? И если да, то как себя вести? Ответить на этот вопрос помогает отрывок из 1-й и 2-й глав послания апостола Павла к Титу, который читается сегодня в храмах во время богослужения. Давайте его послушаем.
Глава 1.
15 Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть.
16 Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются, будучи гнусны и непокорны и не способны ни к какому доброму делу.
Глава 2.
1 Ты же говори то, что сообразно с здравым учением:
2 чтобы старцы были бдительны, степенны, целомудренны, здравы в вере, в любви, в терпении;
3 чтобы старицы также одевались прилично святым, не были клеветницы, не порабощались пьянству, учили добру;
4 чтобы вразумляли молодых любить мужей, любить детей,
5 быть целомудренными, чистыми, попечительными о доме, добрыми, покорными своим мужьям, да не порицается слово Божие.
6 Юношей также увещевай быть целомудренными.
7 Во всем показывай в себе образец добрых дел, в учительстве чистоту, степенность, неповрежденность,
8 слово здравое, неукоризненное, чтобы противник был посрамлен, не имея ничего сказать о нас худого.
9 Рабов увещевай повиноваться своим господам, угождать им во всем, не прекословить,
10 не красть, но оказывать всю добрую верность, дабы они во всем были украшением учению Спасителя нашего, Бога.
Помню, в юности я слышал одну обличительную речь. Она была обращена к верующим, которые собирались отмечать Новый год. В ней осуждалось всё: ёлка, новогоднее застолье, подарки и атмосфера праздника в целом. В то время ещё не было традиции служить в новогоднюю ночь Литургию, и говорящий утверждал, что нормальный человек в эту ночь должен спать. Людей, которые всё это слушали, зачастую дома ждали неверующие мужья или жёны, дети, которые надеялись получить на утро подарки. С каким чувством прослушавшие такое обличение праздновали потом Новый год? Думаю, с чувством вины и печали от невозможности ничего изменить, с непониманием, что именно греховно в простом семейном празднике, ведь его совсем необязательно отмечать с каким-то разгулом...
В сегодняшнем чтении мы слышим очень важную и на первый взгляд неожиданную мысль. Апостол Павел говорит: «для чистого всё чисто, а для осквернённых нет ничего чистого, потому что осквернены их ум и совесть». Это утверждение очень важно, из него становится ясно, что нравственная жизнь начинается с правильной внутренней позиции. Если я христианин, мне стоит сделать акцент на добре, стоит стремиться увидеть в мире множество возможностей для исполнения заповедей. Но я назвал эти слова также и неожиданными, потому что мы, к великому сожалению, часто настроены негативно. Вместо того, чтобы, увидев какое-то явление или действие, пусть даже не вполне привычное, задуматься над тем, каков его христианский потенциал и действительно ли оно противоречит заповедям по самой сути, мы сразу его отвергаем, не понимая, что порой выдаём свои вкусы за религиозную позицию. Понятно, что иногда речь явно идёт о вещах чуждых вере и нравственности, тут и говорить нечего, но всё же многие и многие явления нашего бытия можно и нужно наполнять христианским содержанием, показав, что христианство не отрицает здоровые формы общественной жизни и культуры, оно отрицает грех и зло, как противоречащие воле Божией.
Да, для православных грядущее Рождество Христово праздник несравнимо более значимый, чем Новый год, это очевидно. Кроме того, идёт Рождественский пост. Но ведь можно спокойно отпраздновать Новый год и начать подготовку к празднику Рождества Христова! Зачем же искать повод для разделения в том, что может быть поводом к единству: семейному, дружескому или приходскому? Я уже не говорю о том, сколько в самых разных житиях святых сюжетов, когда угодники Божии снисходили к малоцерковным людям в своей любви и эта любовь растапливала сердца последних. Сегодня в некоторых храмах принято служить на Новый год ночные службы, в других служат молебны, после которых люди расходятся по домам, чтобы спокойно и радостно побыть с близкими и пообщаться. Варианты того, как поступить, могут быть разными, главное с чистым сердцем стремиться к добру, и Бог всегда поможет нам его совершить.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Принять участии в ежегодной Рождественской акции «Гирлянда Добра»
Уже 6-й год подряд московская Марфо-Мариинская обитель проводит Рождественскую акцию «Гирлянда Добра», чтобы утешить и порадовать подопечных — одиноких пожилых людей, детей с инвалидностью, малоимущие семьи и всех, кто находится в трудной ситуации.
Обитель была основана в начале XX века великой княгиней Елизаветой Фёдоровной Романовой. Она создала здесь очаг доброты и милосердия, у которого отогревались сотни страждущих. Сегодня, как и 115 лет назад, люди по-прежнему получают в монастыре необходимую помощь.
Галина Ивановна и её взрослая дочь Татьяна — подопечные патронажной службы Марфо-Мариинской обители. Обеих сильно подводит здоровье, и заботиться друг о друге они уже не в силах. Сотрудники патронажной службы помогают им в быту, наводят порядок в доме и участвуют в решении вопросов, связанных с уходом и медицинской помощью. Также они поздравляют семью с праздниками, радуют их нужными и полезными подарками.
Сегодня в обители действуют 8 социальных проектов, в которых взрослые и дети получают продукты, лекарства, психологическую, медицинскую и духовную помощь. Важно, чтобы они продолжали действовать.
Примите участие в Рождественской акции «Гирлянда Добра» и поддержите дела милосердия Марфо-Мариинской обители. Сделать это просто — можно оставить любой благотворительный взнос на странице «Гирлянда Добра». Либо привезти в монастырь сладкие подарки, которыми порадуют подопечных в дни проведения рождественской акции.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Нравственные принципы в экономике». Архимандрит Филипп (Симонов)
Гостем рубрики «Вера и дело» был историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты РФ, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ им. Ломоносова архимандрит Филипп (Симонов).
Разговор шел о нравственных принципах и этике в экономике, о соотношении справедливости и эффективности в хозяйственной деятельности, о построении отношений руководителей и подчиненных, а также о роли Церкви и государства в развитии общества.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! В студии Мария Сушенцова и это программа «Вера и дело». В рамках этого цикла мы встречаемся с экономистами, предпринимателями, чиновниками и обсуждаем с ними христианские смыслы экономики. Сегодня у нас в гостях архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова.
архим. Филипп
— Добрый вечер.
М. Сушенцова
— Добрый вечер, отец Филипп. Мне хотелось бы первый вопрос задать немного биографический. Первоначально вы получили образование историка и затем уже защищали кандидатскую докторскую диссертацию по экономической специальности, и мне, как экономисту, очень любопытно, что подтолкнуло вас перейти из сферы чистой истории, тем более истории Древнего мира, по которой вы специализировались, все-таки к области экономики?
архим. Филипп
— Ну, тогда это не была чистая экономика, это вначале была история народного хозяйства, докторская по истории экономических учений, все-таки история всю жизнь присутствовала, а уже финансовая часть возникла где-то в 1996 году, когда я перешел на работу в коммерческие структуры в свое время, на Московскую межбанковскую валютную биржу, но это как бы естественный переход, моя жизнь как-то так прошла в естественных границах вся. Я естественно поступил на исторический факультет, потом в аспирантуру экономического факультета на кафедру историю народного хозяйства. Я совершенно естественно был пострижен в монахи без каких-то, знаете ли, эксцессов ни с моей стороны, ни со стороны священноначалия, и не менее естественно, по благословению, я потом перешел на работу в Московскую межбанковскую валютную биржу и далее, у меня всегда было благословение и Святейшего, и моего митрополита, здесь никаких специальных случаев не возникает.
М. Сушенцова
— Знаете, вы так естественно об этом рассказываете, и чувствуется, что для вас, для вашей жизни это так, но для нас, как внешних слушателей, кажется очень редким и уникальным такое сочетание разных идентичностей в рамках одного человека: и история, и экономика, и макрорегулирование, и финансы, и в то же время путь монашества — это действительно, на мой взгляд, довольно редкое сочетание, по крайней мере, в российских реалиях.
архим. Филипп
— Но одежда ведь не делает монаха, монашество — это внутреннее устроение человека и его как бы внешнее позиционирование. Единственное, чего не может, наверное, монах, не должен бы делать — это быть слишком публичным человеком, с трибуны там, что-то такое, а в сфере науки — ведь было же понятие в своё время «учёного монашества», оно никого не удивляло, специально для этого приглашали даже со стороны, потому что наше монашество оказалось неспособным к учению и приглашали из ближнего зарубежья специальных людей, которые были способны к наукам, и потом развивали на базе сначала Славяно-греко-латинской академии, других учебных заведений, духовных школ, впоследствии возникших, развивали духовное образование, в том числе и науки, которые могут развиваться в рамках духовного образования, так что и для Церкви это тоже более или менее естественная ситуация учёного монашества.
М. Сушенцова
— Да, пожалуй, с этим соглашусь, но вы же, кроме того, что являетесь профессором, занимаетесь наукой, вы ещё занимаетесь более прикладной экономической деятельностью, я имею в виду вашу государственную службу в госструктурах по части регулирования финансовых рынков.
Архим. Филипп
— Это вопрос не регулирования, а контроля. Знаете, по каноническим правилам священство не может вмешиваться в дела мира сего, а вот контроль — это не вмешательство в дела, это не регулирование.
М. Сушенцова
— Спасибо большое, очень важная оговорка, потому что, конечно, у меня возникал вопрос — действительно, как совместить вот эту деятельность экономическую в миру и монашество. А скажите, ваша деятельность на этом посту, она является вашим личным выбором или элементом послушания?
архим. Филипп
— Любой личный выбор при согласовании с духовным начальством может быть послушанием. В своё время Святейший одной матушке сказал: «Если у вас кандидат наук моет полы — видимо, что-то неправильно в управлении монастырём. То есть, как правило, священноначалие смотрит на способности и возможности человека и определяет ему послушание, исходя из того, что он умеет, может и способен делать, потому что испытание сверх сил не бывает, об этом апостол Павел ещё писал.
М. Сушенцова
— Ваша деятельность связана с финансовым сектором нашей экономики и поэтому мне очень интересно узнать, по вашему многолетнему опыту в этой сфере, как вам кажется, какие инструменты финансовых рынков полезны для экономики, а какие могут нанести ей вред? Все мы ещё помним мировой экономический кризис 2008 года, который, как было установлено, был связан с такой гипертрофией финансовых рынков, образованием пузырей.
архим. Филипп
— Я настолько долго живу, что я ещё помню кризис 1998 года, который развивался по другой модели — по кредитной модели, но, тем не менее, тоже имел массу негативных последствий, в том числе для нашей экономики. На мой взгляд, чем дальше финансовый инструмент уходит от своего основания, а основание — это реальный товар, вот чем дальше он уходит от реальных ценностей, тем сложнее управлять этой частью рынка, и тем более, он подвержен тому, что мы называем волатильностью — изменчивостью, резкой причём изменчивостью, которой управлять практически невозможно. Эти интересы спекулянтов, спекуляция — это нормальное явление на рынке, я не в осуждение говорю это слово, но у них есть тоже свои финансовые интересы, и вот когда толпа спекулянтов начинает свою спекулятивную деятельность, этим управлять не может никто. Пока эта волна не остановится, кризис будет продолжаться. И вот тот кризис 2008 года, 2009-го, о котором вы говорите, он был связан именно с тем, что финансовые инструменты слишком далеко ушли от реальных материальных ценностей, кризис развернулся в так называемые производные части рынка на рынке деривати́вов, то есть это финансовые инструменты, созданные на основе других финансовых инструментов или серии финансовых инструментов, причём под первыми что-то лежит какая-то материальная среда, а вот под теми, которыми спекулируют, не лежит ничего, кроме желания спекулянтов. И вот на мой взгляд, если мы говорим о выпуске акций, каких-то облигаций, средства, от которых идут в производственную сферу непосредственно, то есть для того, для чего их и выпустили, это стимул для экономики, потому что средств самих собственников и государства может не хватать, поэтому нужно мобилизовать те средства, их обычно даже больше, чем те средства, которыми обладает государство и собственники, мобилизовать вот эти средства у населения, если население желает вложиться в национальную экономику, оно может это сделать через акции или облигации. Но когда мы начинаем торговать производными на эти ценные бумаги, вот тогда начинается уже история спекуляции, которая в пределах восьми-десяти лет выведет на кризис обязательно.
М. Сушенцова
— Получается, что на уровне как раз регулирования стоило бы запрещать, например, перепродавать долги, то есть переходить к производным финансовым инструментам?
архим. Филипп
— Запретить это невозможно, это рыночный инструмент, и в первичном законодательстве Российской Федерации эти инструменты расценивались как сделки-пари, то есть мы с вами поспорили, что будет вот так. Люди будут спорить вне законодательного поля, на сером поле, поэтому убрать их с рынка невозможно, но регулятивные механизмы к ним надо применять более жесткие.
М. Сушенцова
— Теперь мне хотелось бы перейти к сердцевине проблематики нашей программы и поговорить, собственно, об этике экономики, и здесь, конечно, хочется узнать у вас, как у священнослужителя, что предлагает нам Священное Писание в части экономики, и предлагает ли оно нам что-то конкретное, или какие-то общие принципы, общие рамки, которыми мог бы руководствоваться любой человек внутри экономической системы той или иной?
архим. Филипп
— Знаете, Писание нам дает десять заповедей, и Нагорную проповедь, то есть задача Писания, в общем-то, не связана с задачами производственного процесса, у него сверхзадача совершенно другая. Единственный момент, который педалируется неоднократно в Ветхом Завете — это, собственно, этический, на мой взгляд, он и производственно-хозяйственный, он и этический момент — о том, что работник должен получать свою плату. И в Новом Завете в притче о виноградарях тоже об этом говорится, что хозяин волен заплатить, но он должен заплатить и тому, кто пришёл в первый, в третий, в любой час и в конце самом, всё равно он должен заплатить полагающуюся ему плату, то, на что есть договорённость. Вот этот аспект, по-моему, единственный прямой, который встречается в Писании, всё остальное относится не к производственной сфере, а к сфере этики. Первая заповедь — это «возлюби ближнего твоего, яко сам себе», и вот в ней как раз вся экономика и заключается, то есть ты работаешь не для себя, ты работаешь для общества, ты находишься в социальном пространстве, где ты должен помнить, что есть какой-то ближний, пусть он очень дальний, пусть ты живёшь там, я не знаю, в сказочных хоромах на десятом этаже, в башне из слоновой кости, но ты не должен никогда забывать, что внизу есть люди, которые живут, и часть из них работает на тебя.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня нашим гостем является архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, директор департамента аудита финансовых рынков и госдолга Счётной палаты, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Отец Филипп, интересно у нас сейчас беседа развернулась в более широкую плоскость, насколько я понимаю, квинтэссенцией того, что мы для понимания экономики можем подчеркнуть из Священного Писания, касается трудовых отношений и вообще межличностных отношений, то есть человек, с одной стороны, занятый в экономике, а все мы так или иначе в ней заняты, прежде всего его мотивация должна лежать в плоскости социального взаимодействия и его цели так или иначе должны быть с этим взаимодействием связаны. Почему я именно так формулирую этот тезис — потому что экономическая теория, прежде всего западная как раз, неолиберальная, которая является мейнстримом...
архим. Филипп
— ... Сейчас у нас другой нет, я извиняюсь.
М. Сушенцова
— Другой нет, да, нас этой учили на экономическом факультете МГУ за неимением своей собственной. И наоборот, там во всех возможных вариантах педалируется индивидуализм, конкуренция как ключ к эффективности экономики, то есть, если каждый будет стремиться урвать свой кусок, мы будем друг с другом конкурировать, то таким образом якобы будет прирастать наш общий пирог, то есть проблема эффективности, она в принципе превозносится над проблемой справедливости как таковой. А Священное Писание нам как будто бы предлагает иной взгляд на это, где скорее справедливость является смысловой доминантой над эффективностью.
архим. Филипп
— Священное Писание вообще придерживается, на мой взгляд, той линии, что любое общественное устройство должно быть прежде всего справедливым. Я хочу вам напомнить идею апостола Павла, который пишет, обращаясь к своим корреспондентам, о том что — «вы, христиане — сограждане святым и свои Богу». Вот для обозначения слова «сограждане» по-гречески написано слово «симполиты», то есть это граждане одного полиса, полис — это город-государство, и тогда еще усопшие святые были только из Ветхого Завета, а святые — это те праведники, которые живут в настоящем времени, и вот вы должны быть согражданами, то есть входить в общество с равными правами и с равными обязанностями. Это общество, организованное на отношениях гражданства и на отношениях справедливого гражданства, то есть чуть ли не «Афинская полити́я» Аристотеля. И «свои Богу», «свои», то есть те, кто входит в о́йкос Бога, в хозяйство Бога. И перед этим он пишет: «Вы уже не пришельцы, а сограждане, и свои Богу», то есть те, кто входит в домашнее хозяйство, где Бог является Хозяином и одновременно Отцом семейства, то есть это некоторое семейство, в котором есть отношения гражданственные. Вот та модель — это единственное место, где предлагается некая социальная модель в Новом Завете, от всего остального Христос как бы отходит, кесарю-кесарево, Богу-богово и так далее, но вот Павел здесь даёт определенную социальную модель, как основу тех отношений, которые должны быть в общине, и если мы в общине, а в общине, как говорят, все наши святые, могут быть только те, кто живёт по-христиански, и если вы не живёте по-христиански, вы можете придерживаться любого вероисповедания, но православными вы при этом не будете. (Сейчас я процитировал Серафима (Роуза). Если вы вошли в общину, то будьте любезны, живите на этих основаниях, вы — сограждане святым, все, кто в общине — святы, и свои, то есть члены большого хозяйственного организма, во главе которого стоит Отец, Которым является Бог, вот эта модель.
М. Сушенцова
— Очень интересно вы рассказываете, а как эта модель может быть реализована в нашей бренной жизни, на практике, в нашей конкретно экономике? Что может быть аналогом этого — социальная ответственность бизнеса и государства, качество отношений со своими сотрудниками внутри любого коллектива?
архим. Филипп
— Понимаете, если мы исходим из этих отношений симполити́и, то мы все — граждане, сограждане, мы одинаковые, я начальник — он не дурак, знаете, это: «я начальник, ты дурак»? Вот он не дурак, а он согражданин, такой же, как и я, поэтому я к нему должен относиться таким же образом, поэтому я должен обеспечивать ему и должную компенсацию за его труд, и подумать о том, что он делает во внепроизводственной сфере, и это не как сейчас — тимбилдинг, вот это истерическое совершенно занятие, когда люди не знают, что делать, но им сказали: «идите и сделайте тимбилдинг», вот это немножко другое, вы должны входить в обстоятельства конкретного человека, которому в данный момент не хочется заниматься тимбилдингом, у него там дома кто-то заболел или ещё какие-то проблемы, а вот скакать с вами и играть в этот пейнтбол он совершенно сейчас не в настроении. Здесь нужна какая-то организованная система, подобная, может быть, даже и профсоюзной организации, я не о самой институции, а о тех функциях, которые она призвана выполнять, даже вот, собственно, католическое социальное учение, несмотря на то, что оно более всего построено на неолиберальных принципах и основывается в основном на папских писаниях, а не на Священном Писании, когда-то я занимался этой проблематикой, оно профсоюзам уделяет заметное внимание, потому что это единственный способ доведения интересов общества, то есть работников, до управляющей верхушки. Он занят, он не может, он действительно занят 24 часа в сутки, этот управляющий, но довести до него кто-то же это должен.
М. Сушенцова
— Раз уж мы затронули эту тему, задам такой, достаточно прямой вопрос: нужна ли нам развитая социальная доктрина, нашей Русской Православной Церкви, развитая в части экономики, которая давала бы какие-то ориентиры, какое-то руководство людей?
архим. Филипп
— Я думаю, несомненно. Еще в бытность Святейшего митрополитом был принят на Соборе Архиерейском соответствующий документ, но он не входил в экономическую проблематику, практически не входил, там, в центре документа, совершенно другие, действительно, более социальные проблемы, межличностные проблемы и так далее. В силу ряда причин на тот этап данный момент был не разработан, но такой документ действительно необходим, поскольку он мог бы дать некоторые граничные рамки, внутри которых следует развивать свою хозяйственную деятельность тем, кто полагает себя близким хотя бы к Церкви, то есть, если ты как-то самоидентифицируешься как человек хотя бы околоцерковный, я уж не говорю о церковном, то вот некий набор принципов, которые хотелось бы, чтобы ты имплементировал в свою повседневную деятельность, и причем это бы затрагивало и тех, кто управляет, и тех, кто, собственно, работает у станка, тех, кто занят непосредственно материальным производством, потому что эти отношения тоже не регулируются, и люди видят несправедливость, но они не понимают, что с ней делать, они возмущаются, они испытывают душевные какие-то беспокойства. Сейчас вот исповеди послушаешь — у всех состояние, просто близкое к истерическому, люди, в общем-то, дезориентированы достаточно сильно, но вот в этом контексте для них тоже это был бы реальный ориентир, основанный не на общих каких-то принципах, о которых обычно говорит проповедник, а на конкретных, может быть, даже увязанных законодательством принципах, которые помогли бы ориентироваться в этой ситуации.
М. Сушенцова
— Вы знаете, то, о чем вы сейчас говорите, очень синхронизуется с моими наблюдениями в разговорах, в том числе, в эфире этой программы с предпринимателями и бизнесменами, слышится какой-то общий запрос, потребность в том, чтобы было с кем или с чем соизмерить свои проблемы в своих компаниях, проблемы экономические на стыке как раз с социальными, соизмерить и сопоставить их с какими-то принципами, которые Церковь бы предложила, может быть, и на уровне общих принципов или просто найти такого духовника, который поможет и подскажет по каким-то более глубоким экономическим вопросам, то есть такая потребность, мне кажется, действительно большая.
архим. Филипп
— Понимаете, духовник, он тоже же не из воздуха соткан, ему же тоже нужен какой-то документ, который он мог бы прочитать и свои мысли с ним соотнести, он же не может всё делать только на базе реального опыта, причём самыми хорошими духовниками являются обычно монахи, но в монастыре я не думаю, что у него есть опыт взаимодействия с крупными государственными корпорациями и решить проблему, там возникающую, вряд ли ему по силам, а так хотя бы у него будет в руках некий документ, где выведена определённая проблематика и прописаны некоторые предложения, связанные с реализацией этих проблем, материал для раздумий, ведь духовник — это же не механизм, в который ты пришёл, слил в него помойку и ушёл, и всё замечательно, он же тоже думает, то есть на исповеди Господь, конечно, подсказывает, как, с кем и что говорить, но тем не менее думать-то тоже приходится.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость — архимандрит Филипп (Симонов). Мы вернёмся после короткого перерыва.
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! Это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова. Сегодня у нас в гостях архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, директор департамента аудита финансовых рынков и государственного долга Счетной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви и исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Я напомню нашим слушателям, которые, может быть, сейчас только подключились, что мы с отцом Филиппом остановились на обсуждении необходимости, может быть, создания или доработки «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви» по части экономических вопросов. Отец Филипп, а какие самые общие принципы вы бы заложили в эту модернизированную «Социальную концепцию»?
архим. Филипп
— Ну, вы хотите, чтобы я «Концепцию» написал сразу перед микрофоном, это достаточно сложно. Какие-то предложения я в свое время давал, но, на мой взгляд, главной проблемой, неурегулированной в нашем обществе, является проблема взаимоотношений трудящихся и всей управляющей институции, это институции на уровне собственников предприятий и иных хозяйственных организаций, и это проблема, связанная с взаимоотношением государства с обществом в той его части, которая работает. То есть понятно, что государство делает максимально возможное, исходя из текущей ситуации, прежде всего, экономической, но, тем не менее, есть определенные моменты, которые президент вдруг внезапно начинает подчеркивать для правительства, то есть не для общества, общество эти проблемы видит, оно понимает, оно находится внутри этих проблем, но вдруг он перед правительством ставит те или иные задачи, связанные с демографической ситуацией и так далее, и так далее. Вот сейчас несколько выступлений президента было достаточно содержательных, и повороты были достаточно неожиданны, я думаю, для органов исполнительной власти. Именно эту ситуацию надлежит прописывать, причем не только в терминах господства подчинения, но в терминах общехристианской этики, опять-таки, исходя из общей идеи гражданства: все мы граждане одного хозяйства, все мы граждане Божьего дома, и в этом доме надо устраивать более или менее справедливые отношения, а не такие отношения, что одних стригут, а другие при этом почивают на лаврах.
М. Сушенцова
— А как вам кажется, в целом ответственность за свой хозяйственный успех или неуспех, за свою деятельность, за свое место в обществе и экономике все-таки несет сам человек лично? Мы сейчас даже не совсем отвлеченно об этом говорим, а вот в нынешних наших российских реалиях, как вам кажется, ответственность за это лежит на плечах каждого из нас или все-таки на государстве? Вот как вы это видите?
архим. Филипп
— Это обоюдная ответственность, она не может быть перенесена ни в ту, ни в другую плоскость. С одной стороны, человек отвечает за то, чтобы развивать себя. Понимаете, если я сижу на печи и жду золотую рыбку или там щуку из колодца — это одна ситуация, если я работаю, если я обучаюсь тому, что надо, а не тому, что хочется тому, кто обучает, ведь сейчас не секрет, что в нашей системе, скажем, высшего и среднего профессионального образования люди преподают то, что умеют, а не то, что надо слушателю. Если я обучился тому, что надо, если я на рынке нашел себе нужное место — это моя ответственность, но ответственность государства — создать мне условия для того, чтобы я обучился, создать мне условия для того, чтобы я во время обучения имел средства к существованию. Понимаете, когда мои студенты работают чуть ли не с полной загрузкой, а потом приходят ко мне сдавать какие-то экзамены, явно прочитав что-то такое в метро — это одна ситуация, а когда студент занят учебой полный рабочий день — это немножко другая ситуация, вот тогда мы выпускаем квалифицированного специалиста. Мы же сейчас заканчиваем эту страшную историю с бакалавриатом и магистратурой и возвращаемся к тому, что нам нужны специалисты своего дела, а не бакалавры четырехлетние, но для этого государство должно создать определенные условия и не ссылаться на то, что денег нет. Да, денег всегда нет, но их надо искать, и искать на организацию, знаете, построить какой-нибудь кампус и так далее — да, это очень замечательно, но я должен подумать, кто придет в этот кампус, и что он в этом кампусе будет кушать, пока он учится, какую стипендию он будет получать, откуда я эту стипендию возьму, и хватит ли ему этой стипендии для того, чтобы просто в нашем пищеблоке питаться, с теми ценами, которые там есть, они субсидированные, да, но они тоже не маленькие, поэтому вот эту проблему необходимо решать со стороны властных структур. Система профтехобразования, может быть, дети хотели получать профтехобразование, есть определенная категория детей, которым не надо высшее образование, им выше крыши среднее специальное, но при этом где у нас эти средние специальные учебные заведения? Мы сейчас спохватились, что некому к станку идти, нет квалифицированных молодых, а есть только стареющие или совсем старые, которым уже давно на пенсию пора, это тоже государственная проблема, то есть мы хотим вдруг, внезапно, чтобы у нас появилось из воздуха что-то там такое — не появится, если мы этого не предусмотрим в наших хотя бы трехлетних бюджетных планах, а сейчас уже и шестилетняя идет перспектива, ну давайте мы будем ее оценивать реально, а не исходя из наших желаний. Поэтому грузить ответственность только на личность я бы не стал, если личность в пустыне, то кроме как выкопать себе колодец, она мало что сможет.
М. Сушенцова
— Как-то в одном из интервью вы обмолвились, что, может быть, ключевая проблема России — это в ее населении, вера в доброго царя и такое вот ощущение, что я тут ни при чем, за меня всё сделают. Как вам кажется, как с этой, может быть, национальной чертой нам быть, как с ней бороться, как ее воспитать во что-то более продуктивное?
архим. Филипп
— Знаете, мне всегда казалось, что роль Церкви в этом процессе должна быть одной из ведущих. Я поясню эту историю. Церковь — это исключительно социальная система, Церковь не может состоять из одного человека, Церковь — это всегда общество, причем это организованное общество, реализуется оно только в коллективе, высшая степень реализации Церкви — это Божественная Евхаристия, это Таинство Причащения, вот оно может совершиться только в обществе. Если в храме никого нет, я не в праве служить литургию канонически, мне нельзя ее служить, если там кто-нибудь, одна бабуля хотя бы придет, вот тогда я вправе служить, а если она пустая — я не могу. Так вот, Церковь — это социализирующий элемент в обществе, причем жестко социализирующий, поэтому она всегда организуется общинами, в нашей практике это приходская община, они у нас по-разному существуют, есть действительно общины, есть просто сходящиеся время от времени люди, которые не всегда знают друг друга в лицо, но тем не менее, в идеале это система каких-то общественных институций, которые принимают решения, кстати сказать. Скажем, мы не избираем священника себе на уровне общин, старообрядцы могут избирать, кстати сказать, это древняя традиция, когда община избирает себе священника, но нам его назначают, и тем не менее есть какие-то контролирующие внутри общины органы, есть то, что раньше называлось «двадцаткой», и она принимает решения относительно финансовой, хозяйственной деятельности храма, ремонтных работ и так далее, и так далее, то есть она действительно ведет экономический процесс какой-то, связанный с текущей деятельностью. Есть социальное служение, которое тоже стоит денег, оно же не просто служение, а это надо что-то закупить какому-то нуждающемуся человеку, прийти с этим и так далее, и так далее, то есть здесь четкий какой-то общественный организм, и вот эту организационную систему наложить на общество Церковь вполне в состоянии. Но другое дело, что наше общество десоциализировано за последние тридцать лет вконец, на мой взгляд, и благодарить мы за это должны неолиберальную теорию, которая, как вы правильно сказали, всю ответственность возлагает на отдельного человека, который, в общем-то, находится в безвоздушном пространстве, вокруг него никого нет, он один, а все кругом волки, по принципу «человек человеку — волк», и вот мы все должны грызться. К сожалению, существенная часть тех, кто самоидентифицируется как православные, она может быть околоцерковная, но по большей части не церковная. Вот если мы когда-то, с Божьей помощью, решим задачу воцерковления этих семидесяти шести, скажем, процентов, которые считают себя православными, вот тогда мы выполним свою ресоциализирующую роль в этом десоциализированном обществе, маргинализированном обществе, в деклассированном обществе, ведь у нас нет совершенно психологии единства. Любая западная страна — это некоторое ощущение гражданского единства, а мы друг друга называем «россияне», и вот в официальных документах очень часто проскальзывает: «россиянин», а кто это такой, россиянин? Мы — граждане, мы граждане своей страны, вот если это чувство гражданственности в населении появится, а это надо воспитывать, и воспитывать со школы, может быть, даже и раньше школы, в детских дошкольных учреждениях, чтобы дети понимали, что они не просто «россияне», то есть какая-то там толпа бегающих людей, а они — граждане, имеющие права и обязанности, вот тогда они их начнут соблюдать когда-нибудь, и если у них есть права, тогда они их потребуют, а если у них есть обязанности, тогда от них можно потребовать эти обязанности выполнить, а мы пока почему-то только требуем реализовать свои права. Ведь даже юристы часто говорят, что население не знает своих прав, с этим материнским капиталом вот недавно была дискуссия, ставится вопрос о разъяснении женщинам их прав в плане материнского капитала, потому что детей они рожают, а что делать с капиталом, они просто не в курсе дела. Вот этот момент воспитательный, на мой взгляд, у нас намеренно опущен, я вам напомню, что в 90-е годы теория образования строилась, исходя из того, что школа имеет только образовательную функцию, а воспитательную функцию школы изъяли — вот это надо преодолевать. Если общество не воспитывает для себя граждан, для того, чтобы общество продолжило существовать, если мы этих граждан не воспитаем, их у нас не будет.
М. Сушенцова
— Получается, что чувство сопричастности, социальной принадлежности, оно возникает в результате воспитания, а как быть с такой чертой, как мы знаем, очень важной для экономического процветания и в принципе, для процветания общества, как предприимчивость, инициативность? Вот такая, что ли, самомотивация, как иногда говорят на страницах некоторых исследований, то есть когда у человека есть желание как-то вот развиваться. Да, он может чувствовать себя частью церковной общины, какого-то более широкого социума в пределе всей России, но вот как быть с этой активностью, с проактивной такой жизненной позицией?
архим. Филипп
— Ну а разве мы ставим вопрос так, чтобы ее запретить, эту активность? Вообще, на самом деле, вот этот слой, насколько я помню социологические наблюдения, не более 10% в обществе составляет. Большая часть общества — это работники, а минимальная фактически часть — это предприниматели, собственно, они и реализуют это все дело. Опять-таки, возьму пример немножко побольше, не от человека, а от институтов. Мы все время говорим о том, что необходим инвестиционный процесс, вот якобы бизнес должен инвестировать и что-то там такое производить, но бизнес это делает обычно только тогда, когда он видит, что он вписывается в какую-то общую линию развития экономики. Знаете, если мы 150 предприятий по производству там, я не знаю, платочков каких-нибудь устроим, то у нас будет очень много платочков, которые никто не будет покупать, но нам нечего будет кушать, потому что пищевую промышленность мы забыли построить, а все будем ходить в платочках. Значит, предприниматель должен видеть некоторую экономическую политику, направленную на развитие тех или иных отраслей производственных, причем государство не просто эту политику декларирует, оно в нее инвестирует, но не 100 процентов, а процентов 10-15, но к этим 10-15 процентам бизнес должен пристроить свои остальные там 90-85 процентов. Если он со стороны государства этой финансовой воли не увидит, то он инвестировать не будет, что он сейчас и делает. Для того, чтобы реализовать предприимчивого человека, ему также надо нарисовать какую-то картинку, куда ему предприимчивость свою пихать, потому что, если он этого не знает, он будет производить платочки в бешеном количестве, но от него не нужны платочки, от него нужно что-то другое, покажите ему это другое, и здесь профориентация, здесь вузы, здесь он должен увидеть: вот структура такая, вот здесь у нас не хватает, здесь у нас перебор, здесь у нас будет перепроизводство, здесь, наоборот есть ниша, и вот в эту нишу мы должны его направить своей собственной рукой, вот тогда он разовьется, иначе он платочки попроизводит, поймет, что это всё ему только убытки принесло, и свернет свою предпринимательскую инициативу. Без направления движения никто эффективно работать не будет, это называется и стимулирование в том числе.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело» в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость — архимандрит Филипп (Симонов). Отец Филипп, получается, что в той картине, которую вы обрисовали, что нам нужно стимулировать предприимчивых людей, как будто бы предполагается, что не работает рыночный координационный механизм, потому что, опять же, как нас учили со времён Адама Смита, предприниматели направляют свои и усилия, и свой капитал в те сферы, где более высокие цены, где есть потенциально более высокая прибыльность, то есть как будто бы не требуется для этого какой-то указки сверху, дорожного указателя, «иди сюда, а сюда не ходи», то есть в принципе наблюдение за экономикой, за уровнем прибыльности и цен должно было бы само подсказать предприимчивому человеку, куда ему вкладывать свои деньги и усилия.
архим. Филипп
— Вы мне можете назвать одну страну в мире, развитие которой прошло бы по описанной вами модели? Вот промышленный подъём где сам организовался, одну промышленно развитую страну, в Европе там, Штаты, ещё что-нибудь, вот без этого направляющего движения государства где-нибудь что-нибудь развилось? Я не знаю такой страны. Очень замечательную картину вы нарисовали. Мальчик из 11-го класса выходит, значит, он должен иметь знание финансового анализа, он должен иметь знание конъюнктурного анализа на высоком уровне, ценового анализа, знание кредитно-финансовых механизмов, всё это совокупить — один мальчик! Ему восемнадцать лет, вот этот один мальчик должен из этого сделать математическую модель, найти себе нишу, которая соответствует его принципиальным способностям, и там развивать экономику страны, вы себе можете это представить? Я нет.
М. Сушенцова
— Я более-менее могу себе такое представить, но только после высшего образования профильного.
архим. Филипп
— Вот, и то, если есть человек из Министерства экономики, который что-то изобрёл, или там Министерство, и он кидает какой-то клич, вот помните, как БАМ строили? Хотя вы не можете этого помнить.
М. Сушенцова
— Я не помню, да, только по книжкам.
архим. Филипп
— Да, это я помню. Вот надо поехать, и народ собрался. Он поехал бы на БАМ, если бы его не позвали? Нет. Он и не знает, где этот БАМ и вообще, где эта Сибирь. Большая часть населения из пределов родного города не выезжала, загранпаспортов нет ни у кого, у нас 10-15% людей имеют загранпаспорта, то есть там они тоже не были. Что Вы хотите от подобного рода людей? В Америке то же самое, я вас уверяю, там они тоже никуда не ездят, они тоже сидят в пределах родного города. Понимаете, это неэффективное использование средств, это распыление, в том числе, и интеллектуального потенциала страны, но у нас нет такой возможности, мы не можем бросаться людьми, мы не вправе это делать, и, по-моему, любая развитая экономика понимает, что она это делать не вправе, поэтому везде есть какие-то метки, по которым человек ориентируется, эти метки расставляют, его ведут туда, куда нужно мне, он там самореализуется. Потом, когда он вырастет, ему будет лет сорок, он поймёт что-то другое, у него будет масса знаний, которые он получил вот по этой дороге, и вот тогда он реализует что-то другое, если он здесь не самореализовался, но указать ему дорогу ну просто уж необходимо. И это, простите, не патернализм, это моя, в общем-то, потребность как государства, это моя непосредственная потребность, я на себя работаю путём его профориентации.
М. Сушенцова
— Это такая модель осмысленного двустороннего сотрудничества человека и государства, где инициатива исходит с обеих сторон. Мне бы хотелось вот к какому примеру историческому обратиться: когда я училась как раз уже в магистратуре на кафедре истории народного хозяйства и экономических учений той самой экономического факультета, нам очень много в подробностях рассказывали о наших купцах-старообрядцах, старообрядцах-предпринимателях, какой вклад они внесли в русское экономическое чудо и предвоенный подъём (перед Первой мировой войной, разумеется). И тут кажется, что это как раз тот случай, когда инициатива произрастала снизу — ну, так кажется, я многое здесь упускаю, но вот можем ли мы чему-то поучиться у этих самых старообрядцев-предпринимателей, которые иногда ещё и меценатами были, то есть внесли вклад в нашу культуру, музеи и так далее?
архим. Филипп
— Ну как вам сказать, старообрядчество, как таковое, это исключительно религиозное течение, и просто его счастливый случай, что в нём оказались представители городского мещанства, а купцы-то, они изначально были мещанами в период начала своей купеческой деятельности, это потом они уже стали получать гильдейские какие-то знаки, а поначалу они были обычными горожанами. На ряде предприятий старообрядческих была реализована, в силу возможностей, в силу понимания, в силу желания самих хозяев этих предприятий, вот именно та модель согражданства, и она, по всей видимости, служила повышению эффективности производственного процесса. Знаете, когда у вас работник сыт, одет и обут, он работает по одному, когда он гол как сокол, он работает немножко по-другому. Соответственно, организация взаимоотношений хозяина и работника — это, наверное, главное, чему у старообрядцев можно поучиться, потому что экономики православной официальной, старообрядческой, католической, её не бывает, экономика всегда одна со своими законами, а вот этические принципы её организации социальной, это уже другая немножечко история, и вот этой социальной организации у них действительно надо учиться. Возьмите московские купеческие мануфактуры, при которых были и общежития для работников, которые, вплоть до того, что одевали там работниц или работников более или менее прилично, в одном стиле в каком-то, людям не надо было сильно тратиться на себя, где лечили, есть больницы, построенные для работников той же самой Трёхгорной мануфактуры, школы — опять-таки, обратите внимание: школы, там воспитывали того, кого надо, это не просто какое-то воздушное образование без определённых целей и задач, как, знаете, классическая гимназия: вот мы учим греческий и латынь, только не очень понимаем, зачем, а это профессиональное образование для того, чтобы родители ушли, а дети пришли на их место, то есть человек думал о будущем своего предприятия, в том числе, и с кадровой точки зрения, и причём, у родителей ниже качество по образованию, а у детей уже будут выше качество по образованию, они по-другому будут работать, им другие задания можно делать, потому что производство развивается, и технологии развиваются, и люди должны входить в технологический процесс. Вот этому образу мышления необходимо, конечно, учиться, потому что сейчас у нас всё-таки работник брошен на произвол судьбы, то есть как он себя сам организует, так у него всё и получится.
М. Сушенцова
— То есть получается, что текущая задача развития деловой этики, внедрения этики в экономику заключается в том, чтобы развивалась социальная ответственность у предпринимателей?
архим. Филипп
— Это можно назвать социальной ответственностью, это можно назвать христианским подходом, как хотите, но без подобного рода поворота производственного процесса, я думаю, что мы довольно быстро придём к очередному потерянному поколению.
М. Сушенцова
— Ещё такой, может быть, из более отвлечённой области мне хотелось бы задать вопрос. Когда я сама, учась ещё в университете, заинтересовалась вопросами этики и экономики, моё внимание, конечно же, привлекли работы отца Сергия Булгакова, который сочетал в себе как экономическую стезю, так и священническую, конечно же, я не могла не прочесть его «Философию хозяйства», и вот какой момент меня заинтересовал в ней при прочтении: там он пишет о том, что — да, с одной стороны, в силу первородного греха человек в поте лица своего добывает свой хлеб, и в этом есть определённая предзаданность, детерминизм экономики над человеком, но в то же самое время, выполняя эту базовую функцию, человек в какой-то момент переходит и становится сотворцом, то есть он переходит к более высокому исполнению Божественного замысла о нём, именно когда творчески реализуется, то есть из этого базового уровня в поте лица своего наступает какая-то более высокая ступень, как раз когда, может быть, и инициатива хозяйственная проявляется, какие-то свои идеи. Вот как бы вы отнеслись к такому подходу?
архим. Филипп
— Вопрос о творчестве — это богословски уже даже проработанный вопрос, и это правда, на самом деле. Я бы всё-таки пошёл со своей стороны, со своего угла: если я не организую в человеке реализацию этого потенциала — он его не проявит, потому что он не сломает те рамки, которые задаются вот этим «в поте лица своего», без посторонней помощи. Если ребёнок талантлив в музыке, мы должны его в четыре годика найти и дальше его развивать, и потом из него, может, Ойстрах получится когда-нибудь, а может, и не получится. Если мы видим, что ребёнок проявляет какую-то инициативу — я его в школе должен поймать, я его должен до вуза довести, я его в вузе должен специализировать, и так далее, и так далее, и вот тогда я воспитаю себе то, что нужно мне. Если же мы будем ждать, когда он сам, ну, простите, у него мама 35 тысяч получает, а папа — 40 тысяч, и что мы от него ожидать будем? То, что он тоже будет 35 тысяч получать.
М. Сушенцова
— То есть любой росток инициативы всегда должен быть полит вовремя, сопровождён.
архим. Филипп
— Растения надо поливать, они тогда растут.
М. Сушенцова
— Спасибо большое. Дорогие слушатели, я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня нашим гостем был архимандрит Филипп (Симонов) — экономист, историк, доктор экономических наук, профессор, директор департамента аудита финансовых рынков и госдолга Счётной палаты Российской Федерации, заведующий кафедрой истории Церкви исторического факультета МГУ имени Ломоносова. Отец Филипп, спасибо вам большое за этот интересный разговор.
архим. Филипп
— Спасибо вам за интересные вопросы.
М. Сушенцова
— Спасибо. Дорогие слушатели, услышимся с вами через неделю, всего доброго.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов