Сейчас в эфире

Ваш браузер не поддерживает HTML5 audio

Светлый вечер

«Работа, служение, семья». Светлый вечер с диак. Сергием Барановым

У нас в гостях был геолог-нефтяник, арктический инженер, диакон Сергий Баранов.

Мы говорили с нашим гостем о том, как в его жизни совмещается работа, диаконское служение и семья.

Ведущие: Константин Мацан, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова

А. Леонтьева

— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами в студии Анна Леонтьева…

К. Мацан

— И Константин Мацан. Добрый светлый вечер.

А. Леонтьева

— У нас в гостях дьякон отец Сергий Баранов, который по профессии также является геологом-нефтяником, арктическим инженером. Остальные подробности из биографии отца Сергия, я думаю, мы узнаем в процессе разговора. Добрый вечер.

Дьяк. Сергий Баранов

— Добрый вечер.

А. Леонтьева

— Отец Сергий, жизнь у вас, как я поняла из нашего разговора, какая-то очень общемировая. Можно начать разговор с этого, можно немножко коснуться вашей биографии — она как-то разбросана между Москвой, Хьюстоном, Лондоном и еще Бразилией. Как это путешествие огромное начиналось и откуда оно взялось?

Дьяк. Сергий Баранов

— Несмотря на то, что я клирик Зарубежной Церкви, я вполне себе русский человек. Родился в Подмосковье в Калужской области, в городе Обнинске, это такой первый наукоград в России. Поэтому, наверное, по своим желаниям и определениям в школьном возрасте, я всегда хотел быть либо физиком, либо программистом. Но так получилось, что нравилась и химия и география, и никак я не мог определиться со своим выбором. Поэтому по совету больших добрых друзей, наставников, я определился на геологический факультет, первое образование у меня геологическое. Опять же, как некая невозможность выбора между дисциплиной, которая мне больше была по душе — я никак не мог себе представить, что я буду заниматься физикой, а не буду заниматься химией или географией. А геология — это такая интересная дисциплина, которая интегрирует в себе все естественные науки. Раньше, до революции, горный инженер-геолог профессия была весьма авторитетная в обществе, это были люди весьма прилично образованные. Несмотря на то, что Обнинск — это город физиков-атомщиков, геология никаким боком к моему взрослению, к моему окружению непосредственного отношения не имела, но на каком-то теоретическом я чувствовал, что мне хочется заниматься чем-то таким большим. И, честно скажу, романтика геологическая меня не привлекала.

А. Леонтьева

— Экспедиции, костры…

Дьяк. Сергий Баранов

— Да, экспедиции, костры, рюкзаки. Потому что вся эта походная жизнь у меня была уже в детском возрасте. У нас был замечательный кружок геологический — четверть года я проводил в каких-то экспедициях и походах. Меня интересовала биология, в том числе экология, поэтому какая-нибудь «–логия» мне была по душе. Вот так я попал в Университет дружбы народов на инженерный факультет, что тоже, на самом деле, нетипично, потому что обычно геологические науки как-то отдельно от технических наук. А в Университете дружбы народов очень необычная ситуация, когда именно на инженерном факультете есть такая специализация геологическая, наряду со строительной, с архитектурой и прочими, прочими. И первое — тебя интернациональный коллектив вокруг окружает, больше 120 стран представлено в университете, поэтому с первых же дней — это язык, это общение в общежитии, это общение и соприкосновение с другими культурами, всё это очень привлекало. Так как я из Обнинска, у меня была хорошая школа именно физико-математическая, поэтому я довольно рано определился именно с тем направлением в геологии, которым я хочу заниматься — мне интересна была именно геофизика. Чтобы опять же, наверное, примирить ожидания родителей и свои собственные какие-то желания. Я был весьма активным школьником…

А. Леонтьева

— Отличником?

Дьяк. Сергий Баранов

— Да, я медалист, поэтому мне всё легко давалось. И поэтому я очень рано начал работать по своей специальности — на втором курсе. Замечательный декан разрешал мне: «Если сдашь сессию на «5», то следующий семестр можешь опять совмещать — работать и учиться». Вот так я совмещал. Это было, конечно, тяжело, для здоровья прежде всего, потому что нагрузка большая, родители переживали. Но для меня это было радостно, потому что я работал по специальности с первых дней.

А. Леонтьева

— Работали?

Дьяк. Сергий Баранов

— Да, работал. Я приходил в 7 утра на работу, работал 2 часа, потом первая пара, вторая пара, потом опять уходил на работу. И таким образом у меня получалось работать 40 часов в неделю и учиться очно при этом.

А. Леонтьева

— Ничего себе. Я думаю, что тогда был заложен фундамент того, о чем мы попозже поговорим, тайм-менеджмента, который вы изучали впоследствии.

Дьяк. Сергий Баранов

— И поэтому, когда я уже окончил университет, передо мной не стояло выбора, где мне работать, я уже был вполне рабочим человеком. И сразу же, буквально по окончании университета, я наконец мог работать не просто в Москве, потому что все-таки я был привязан к месту обучения, а там, где мне хотелось. И я работал в одной из больших компаний, которая занимается нефтегазовым строительством и был направлен на остров Сахалин, где моя работа заключалась в том, что я руководил полевыми изысканиями. И был, как мой папа говорил, «начальник Чукотки» — был руководителем полевой изыскательской партии. Это, конечно, был интересный опыт, потому что мне было 20 с небольшим лет и при этом у меня была очень большая ответственность. Я с этой ответственностью жил, трудился. И работал по сути 16 часов в сутки, потому что разница между Сахалином и Москвой порядка 8 часов, поэтому сначала ты работаешь с 6 до 14, а потом просыпается твое начальство в Москве, и ты работаешь еще 8 часов. Естественно, я влюбился и в природу, и в погоду, и во всё остальное. И я понимал, что мне нужно немножко развиваться, потому что мой основной профиль был нефтяная геология, а я уже для себя решил, что я все-таки ухожу из геологии в инженерные науки, то есть именно в инжиниринг, потому что эта работа тогда неплохо оплачивалась и мне не хватало профильного образования. И так получилось, что есть несколько образовательных программ между сахалинскими городами и городами штата Аляски США, они даже являются городами-побратимами. И благодаря этому можно было учиться и поступить в Аляскинский университет на весьма льготных условиях, как будто ты житель штата Аляска. Вот такое было замечательное время. И я поступил на магистерскую программу очень интересную, она редкая, кроме штата Аляска, нигде эту дисциплину не преподают — арктический инжиниринг, то есть всё, что связано с Арктикой. Для меня это было еще очень близко еще и потому, то есть Аляска — это неслучайный выбор, Аляска — это такая романтическая тема с самого раннего детства, потому что мой однофамилец Александр Баранов был первым губернатором штата Аляска в течение 25 лет. Поэтому для меня Аляска это было всё — это с тех походов тинейджерских, опять же, некая общность в имени, поэтому для меня Аляска была всегда чем-то привлекательным. Вот так я попал на Аляску и закончил эту программу и стал магистром арктического инжиниринга. При этом я именно как инженер работал в компании пару лет, не больше, потому что моя основная специальность геологическая — нефтяная геология, она как-то перетянула меня обратно. Всё, что связано с углеводородами, с нефтью, с поиском, с разработкой этих ресурсов. Хотя, конечно, я всегда себя очень комфортно чувствовал, занимаясь работами в Карском море, в Охотском море, потому что это связано с особенностями тяжелой ледовой обстановки, климатической…

К. Мацан

— Знаете, я подумал, что человек, который слушает нашу программу не с начала, сейчас, наверное, несколько удивлен, что попал на радио «Вера», а тут рассказывают про арктический инжиниринг. Но я замечу, что всё это рассказывает дьякон, то есть священнослужитель Русской Православной Церкви Заграницей. А вот как от этого большого мира нефтяных компаний, арктического инжиниринга, обучения в штате Аляска, про которое, я надеюсь, мы сегодня еще подробнее услышим, как вот к этой, одной стезе жизни «подключилось» то, что вы сейчас дьякон?

Дьяк. Сергий Баранов

— На самом деле, это для меня «подключилось» вполне органично. Опять же, будучи школьником, я всегда интересовался вопросами пересечения и соотнесения научного и религиозного. Тогда, если помните, в 90-е годы были очень популярны, в начале 90-х годов, визиты протестантских проповедников, публичные лекции на тему как раз мной обозначенную. Поэтому моя геология для меня неслучайна. Для меня геология была, как та самая вторая книга — книга природы, которую нужно разворачивать параллельно с Библией. И в этой связи, собственно говоря, я уже тогда, будучи студентом университета, понимал, что меня интересуют не только естественнонаучные области, но меня интересует и религиозная жизнь сверхрациональная. Поэтому для меня вопрос стоял так: либо я, как и многие, заканчиваю с наукой и сразу занимаюсь тем, что на сердце созрело, либо в такой выжидательной позиции пытаюсь сложиться, как специалист в своей области. Потому что заниматься наукой и религией — чуть-чуть знать про науку и чуть-чуть знать про религию — это очень тяжело. Обычно в этом дискурсе участвуют люди, которые уже сложившиеся специалисты в своих областях. Поэтому я решил не делить, а все-таки потихонечку, как говорил отец Павел Флоренский, вворачиваться в церковную ткань, в Церковь. Поэтому, так как я в музыкальной школе хорошо учился и всю жизнь пел, я пошел на регентские курсы, параллельно со своей работой и с обучением. И много-много лет провел на клиросе в тех самых приходах, где собственно и пребывал — то есть это московские приходы, это сахалинский приход, это Штаты, Лондон и так далее. Поэтому для меня это было очень постепенное вхождение в Церковь. И, наверное, когда, собственно говоря, лет 5-6 назад, я стал понимать, что на запасный путь поставить свое богословское образование, наверное, надолго не получится, потому что дети уже подрастают, уже более самостоятельные и требуют меньше внимания, чем когда они были совсем маленькими, время стало появляться. Поэтому я вернулся к своим желаниям и идее поступить в семинарию, еще будучи студентом университета, которая была отложена. Собственно говоря, я к этому вернулся, поэтому поступил на совместную программу Кембриджского и Дарвиновского университетов в Великобритании — Православный институт очень знаменитый. И как раз поступил на магистерскую программу этого вуза. И закончил ее не так давно и получил магистерское образование. На этом всё только начинается, не останавливается. Поэтому сразу же я, не откладывая в долгий ящик, решил продолжить образование — поступил в Оксфордский университет на докторскую программу, чтобы продолжать заниматься интересующей меня темой. И как-то вот среди всего этого я понимал, что я хочу ближе подходить к алтарю, принимать более активное участие в богослужении. Поэтому сначала я был рукоположен, пострижен буквально во чтеца, что для Зарубежной Церкви достаточно распространенная практика, именно не в контексте семинаристов, а в контексте мирян. В Зарубежной Церкви, как и до революции, очень развит малый клир. На нашем небольшом приходе, таком провинциальном, несколько именно чтецов, иподьяконов.

К. Мацан

— В маленьком городе Хьюстон?

Дьяк. Сергий Баранов

— В маленьком городе Хьюстон.

К. Мацан

— Штат Техас.

Дьяк. Сергий Баранов

— Да. Но приход действительно небольшой и количество малых клириков исторически большое в Зарубежной Церкви, поэтому мне очень повезло. Бывший предстоятель Американской автокефальной Церкви митрополит Иона (Паффхаузен) как-то был с визитом в нашем небольшом приходе и рукоположил меня в чтецы. Вот так потихонечку, какими-то шажками я и продвигался к своей новой хиротонии.

К. Мацан

— Диакон Сергий Баранов, геолог-нефтяник, арктический инженер и богослов сегодня с нами в программе «Светлый вечер».

А. Леонтьева

— Отец Сергий, прежде чем вы продолжите, я должна сказать, что такие рассказы — я отсылаю тех, кто только что присоединился к нам, к началу разговора, потому что широта охвата тем, географических названий совершенно необыкновенная. Прошло 15 минут, у меня расширился горизонт, раздвинулись границы мира: Обнинск, Москва, Сахалин, Аляска, Хьюстон — пока мы на этом этапе с отцом Сергием. И остановились на том, что вас рукоположили в диаконы. И я, поскольку еще не вставила красивую фразу, которую заготовила, то я ее сейчас вставлю. Что вы как бы от земли — геология же наука о земле, — перешли к небу.

Дьяк. Сергий Баранов

— Очень красиво.

А. Леонтьева

— И стали дьяконом, вас рукоположили. А как вы в Хьюстон попали?

Дьяк. Сергий Баранов

— Первый раз попал я в Хьюстон из Лондона. В Лондон, соответственно, попал из Москвы. Наше путешествие началось в 2006 году, когда мы со всей семьей переехали в Лондон. По своей светской работе, работая в крупной энергетической корпорации, то есть занимаясь по основному своему профилю геолого-разведочными работами, добычными работами, меня отправили на работу в лондонский офис, из лондонского офиса в хьюстонский офис, потом обратно в лондонский офис, потом в Москву, потом опять в Хьюстон. В общем, последние 13 лет мои дети, которым сейчас по 14 с половиной лет, они провели в трех странах. И, как дети практически военного человека, не задерживались нигде дольше, чем на 3 года. Самая длинная наша командировка была последняя — в Техасе мы прожили 4 с половиной года. До этого это было что-то очень мобильное. Знаете, вот состояние такое интересное, когда ощущение дома — что такое дом, где этот дом? Для нас в этом смысле никогда не стоял вопрос эмиграции — мы всегда понимали, что мы русские люди и будем жить в России. Это был такой этап, который для меня, я думаю, еще не закончен, потому что я по своей основной профессии весьма много путешествую. Но он был очень интересен для детей и для меня самого, потому что я, во-первых, познакомился с русским зарубежьем, которым я интересовался во время своего тинейджерства активного. Непосредственно настоятель нашего прихода отец Иоанн Уайтфорд — этот тот самый отец Иоанн, который написал интересную очень апологию к протестантам о православии, называется «Sola Scriptura» («Не только Писание»), которая была переведена на 20 с чем-то языков. В знаменитой библиотеке владыки Милеанта Буэнос-Айресского она была опубликована, и я ее читал, и для меня это было что-то близкое. Я никогда не подозревал, что я попаду в Хьюстон и что отец Джон или Иоанн будет не просто моим духовником, но и будет рекомендовать меня к хиротонии. Это вообще космос, если так просторечно выражаться, потому что пути Господни совершенно неисповедимы. Мы как-то легко относились к нашим переездам, к тому, где мы находимся, мы понимаем, что дом — это здесь, поэтому у меня раздвоенность и такое легкое отношение геолокации. Причем я не считаю себя космополитом. То есть я по своим внутренним убеждениям, по культурным установкам человек именно русский. Для нас интересной такой проблемой стало как раз возвращение на родину в прошлом году. И так дети мои 11 лет из 14 провели за границей, то встал вопрос с продолжением школьного обучения. Мы достаточное время уделяли занятиям русским языком, литературой, культурой вообще, поэтому ассимиляция у нас прошла очень безболезненно. Я в этом смысле очень доволен тем, как это складывалось. Для меня хорошим примером были именно наши прихожане — эмигранты второго и третьего поколения, они разговаривают на русском языке, ни разу не побывав в России. Ты понимаешь, что можно быть русским человеком, приехать в Америку, и если такой установки нет в семье, то папа русский, мама русская, а с ребенком говорят по-английски, потому что по-другому никак. А может быть ситуация, когда американцы одни и другие, а в семье русский язык, и в итоге дети разговаривают на русском с таким интересным дореволюционным акцентом. Для меня было много примеров того, как себя можно сохранить, свою культурную самобытность. Поэтому мы пытались следовать чему-то такому.

А. Леонтьева

— Я вот заметила, что русские люди в приходах за рубежом они как раз сохраняют свой язык, культуру, даже те люди, которые живут там много лет. И есть категория населения, но они вряд ли ходят в русскую церковь, которые пытаются забыть русский язык, ассимилироваться с местным населением.

Дьяк. Сергий Баранов

— При этом наш приход англоязычный, и в этом смысле даже не способствовал именно развитию русской культуры. Но понимаете, когда в русскую православную церковь приходят американцы, греки, итальянцы — все абсолютно, то это заставляет тебя самого задуматься: кто ты, что ты, какой ты месседж несешь этим людям? Потому что они на тебя смотрят, как на того самого русского оттуда, и, конечно, это заставляет задуматься о своей собственной культуре, безусловно. И как-то ставит немножко на тебя как бы прожектор такой. Я был один из очень немногих русских на приходе. В 2008 году, если не ошибаюсь, 3 или 4 русскоязычных из 200 прихожан — 2-3 процента в русской церкви было русских. Потому что Зарубежная Русская Церковь несет такое служение в русле, в духе того, о чем будущий Патриарх, а тогда владыка Тихон (Белавин), говорил о том, что Русская Церковь матерью была на всей американской земле для абсолютно всех этнических групп. И так сейчас и сохранилось — у нас большое количество сиро-арабов на русском приходе, всевозможных конвергентов из протестантских деноминаций, Католической Церкви. Это, конечно, очень сильно подкупает, и какая-то ответственность появляется, как у носителя русской культуры перед этими прихожанами, перед этими людьми.

А. Леонтьева

— Когда я в первый раз созвонилась с отцом Сергием, он сказал: «Извините, я не могу говорить, я на конференции в Амстердаме». Второй раз мы созвонились, отец Сергий сказал: «Я только что приехал из Хьюстона, и, просите меня, мне так хочется повидать своих детей». И так далее. Сейчас мы наконец имеем вас в своей студии — с нами дьякон Сергий Баранов, геолог-нефтяник, арктический инженер, клирик Русской Православной Церкви Заграницей. Мы будем с вами через минуту.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Анна Леонтьева и я, Константин Мацан. И этот час «Светлого вечера» с нами и с вами проводит дьякон Сергий Баранов, геолог-нефтяник, арктический инженер, богослов, человек, много путешествующий, автор диссертации по отцу Павлу Флоренскому.

А. Леонтьева

— И наконец-то мы подошли к этой теме, что для нас немаловажно — отец Сергий привез из Хьюстона свою семью в Москву. У него две прелестных дочери. И вот давайте наконец-то спустимся на землю и вернемся к нашей семье. Отец Сергий, если можно вас спросить: как она создалась?

Дьяк. Сергий Баранов

— Да, конечно. Создалась она очень любопытно. Как раз в бытность моей отправки на остров Сахалин я умудрился познакомиться мимолетно со своей супругой весьма таким светским способом — я предложил ей свою визитку, выходя из рейсового автобуса.

А. Леонтьева

— То есть вы увидели свою жену Наташу и дали ей свою визитку?

Дьяк. Сергий Баранов

— Да, я дал ей свою визитку. Она читала книгу, смотрела в окно, и я предложил ей закладку для этой книги.

К. Мацан

— Как романтично!

Дьяк. Сергий Баранов

— И вот, прошел день и пришел емейл на мою электронную почту, и собственно говоря, так мы стали общаться. Я вынужден был сообщить, что, к сожалению, через 2 недели я буду отправлен на остров Сахалин. Причем это была не временная командировка — это была интересная такая командировка с записью в трудовой книжке, то есть это именно переезд. И одни планы с другими планами нужно было скрещивать… Вы знаете, в этом смысле выбор для меня был очень простой, совсем несложный, потому что это любовь с первого взгляда. Я, несмотря на то, что находился далеко, на Сахалине, у меня в голове всё это как-то выстроилось. На самом деле, очень промыслительна для меня эта встреча была. И поэтому я сделал предложение весьма скоро — если не ошибаюсь, в том же месяце. И через несколько месяцев мы поженились в Москве. Я помню, наша просьба к работникам ЗАГСа была — они очень удивились этой просьбе, потому что обычно люди просят ускорить бракосочетание, очередь обогнать, а я просил его максимально отложить, потому что мне нужно было на Сахалин уезжать. Ротации были такие интересные: 75 дней на Сахалине, 15 дней в Москве, поэтому я старался максимально отложить наш визит в ЗАГС.

А. Леонтьева

— А Наташа ждала вас все это время?

Дьяк. Сергий Баранов

— Да, конечно. Потом, годом позже после нашего бракосочетания, появились наши замечательные дочки, они близнецы. Хотя многие этого не видят, потому что они весьма разные физиогномически и по характеру. И вот с маленькими детьми мы как раз уехали в первую нашу командировку в Лондон. Моя супруга была вынуждена оставить весьма интересную позицию, она работала в банке на тот момент — руководила отделом, который занимается противодействием отмыванию денег. То есть работа была такая…

К. Мацан

— Благородная.

Дьяк. Сергий Баранов

— Да. И так как у нее была сложная беременность, она фактически не могла ходить на работу в течение всей беременности. Но, слава Богу, всё прошло хорошо, у нас здоровые детишки родились. И в возрасте полутора лет мы как раз переехали. Для нас была проблема — какой язык мы сохраняем? Потому что когда мы уезжаем в англоязычную страну, нам нужно сохранять русский язык, когда приезжаем сюда, то английский… Потому что дети очень быстро забывают язык — либо один, либо другой. Поэтому какие-то правила в семье были приняты, что мы в семье разговариваем только на русском языке, никаких англицизмов не допускалось, чтобы не путать детей. А потом, когда дети начали говорить между собой потихонечку на английском языке, мы поняли, что пора ехать обратно. Поэтому я попросился…

К. Мацан

— Ехать обратно, в смысле из-за рубежа в Москву?

Дьяк. Сергий Баранов

— Да. Потому что я видел столько примеров англоговорящих детей у русских родителей, и поэтому, несмотря на какие-то финансовые потери, мне пришлось вернуться. И мы пошли в Троицкую православную школу, потому что мы там жили недалеко, под Троицком. И, слава Богу, всё у нас встало на места. Дети у нас настоящие билингвы, то есть они могут разговаривать и думать на двух языках. И русский у нас встал на место. Мне кажется, надо себе какие-то цели и задачи ставить — что ты хочешь от воспитания своих детей? И несмотря на какие-то внешние обстоятельства — будь то… На самом деле, это был тяжелый переезд на тот момент. Многие люди вообще не понимали: куда ты едешь? Все едут оттуда сюда, а ты едешь обратно. Вы знаете, мне кажется, за рубежом есть три способа нахождения для русского человека. Первый — это тот, о котором вы, Анна, говорили, — когда человек якорь там бросает и отрезает нити, которые ведут обратно на родину. Есть второй вариант, который я испытал на себе, — когда ты живешь вроде там, а живешь жизнью людей, которые живут здесь, теми проблемами, которые здесь, событиями, которые здесь. Ты вроде там, а вроде здесь. И такой разрыв весьма изнашивает, потому что в итоге ты получаешься и не там и не здесь, так можно немного растеряться. А третий вариант — я до него дошел не сразу, но мне кажется, он наиболее комфортный — когда ты понимаешь, кто ты: ты живешь там, как будто ты там, но ты все равно понимаешь, кто ты. Я его сравниванию, наверное, с первой волной вынужденной эмиграции. Когда многие-многие люди, вынужденно попавшие в Европу или в Соединенные Штаты…

А. Леонтьева

— Дворянская волна.

Дьяк. Сергий Баранов

— Дворянская эмиграция. Но хотя там не только дворянская эмиграция, там разная была эмиграция, там были и военные люди. Военные люди продолжали вести такой военный образ жизни — для того, чтобы себя в новых условиях не потерять. Ожидание, что ты все равно вернешься рано или поздно — а когда, это было неизвестно. С одной стороны, в подвешенном состоянии находишься практически постоянно, понятие дома немножко размывается, потому что дом и там и здесь. Я всегда пытался использовать положительные качества, положительные стороны своего образа жизни рабочего для того, чтобы… Понимаете, я соприкоснулся не только с Зарубежной Церковью в Соединенных Штатах, но и с Русской епархией в Великобритании, это очень дорогого стоит. С академической школой богословской Кембриджа, Оксфорда, Дарвиновского университета.

К. Мацан

— В каких годах вы были в Лондоне?

Дьяк. Сергий Баранов

— В Лондоне мы были в 2006-2007 годах, потом вернулись — 2008, 2009, 2010, 2011.

К. Мацан

— То есть уже без владыки Антония? Он скончался к тому времени.

Дьяк. Сергий Баранов

— Да. Мы приехали 1 мая 2006 года, это как раз разгар кризиса Сурожского...

К. Мацан

— Кризиса — я просто слушателям вкратце обозначу, что, когда владыка Антоний скончался в 2003 году, если не ошибаюсь, то несколько лет община, которую он долго создавал и которая продолжала существовать после его смерти, была в неком кризисе в связи со сменой руководства. Там не всё было просто, через все эти пертурбации они прошли.

Дьяк. Сергий Баранов

— Кризис, если не ошибаюсь, по-гречески «возможность», и я тоже из этого кризиса вынес и открыл для себя новые грани в православии. Я помню в мае 2006 года мое первое появление в Успенском соборе в Лондоне — я стою под балконом клироса. Я баритон, в памяти все еще свежо, поэтому подпеваю что-то, и спускаются с клироса и говорят: «Идите к нам, идите к нам». — «Ну как? Надо же, наверное, благословение получить?» — «Идите, идите, всё хорошо». И только я уже развернулся через правое плечо (как сейчас помню этот момент), и человек, меня звавший, немножко остановился и сказал: «А вы за кого?» И для меня это был момент такой тяжелый, я этот вопрос переживал тяжело, потому что я-то был начитан наследием владыки Антония, и «за кого?» — я ответил, может быть, с пафосом, но я сказал, что «я за Христа». И вот как-то так потихонечку решил обождать эти турбулентности в зарубежном приходе в Чизике. И так, собственно говоря, я пришел в Зарубежную Церковь. Это 2006 год. В 2006 году Зарубежная Церковь на тот момент была самостоятельной, самоуправляемой Церковью. В следующем году мы переехали в Америку, это был март-месяц, и в течение полутора месяцев, в мае состоялось историческое событие…

К. Мацан

— Воссоединение Русской Православной Церкви и Русской Православной Церкви Заграницей, был подписан акт о каноническом общении. С этого момента верующие двух Церквей получили возможность и право причащаться в церквях друг друга.

Дьяк. Сергий Баранов

— Совершенно верно. И для меня, конечно, это было… Промысл для себя я в этом видел. Понимаете, выбора большого в Техасе не было. Если я не ошибаюсь, до сих пор ближайший приход именно Московской Патриархии находится более чем в тысяче километров — на севере штата Миссисипи. В основном приходы Патриархии сосредоточены в местах исторического расселения первой волны эмиграции — это северо-восток Соединенных Штатов. А Зарубежные приходы они более-менее повсюду. Хьюстон очень интересно развивался за последние 10 лет именно с точки зрения православия. В наш первый приезд, более 10 лет назад, количество приходов можно было посчитать на двух ладонях. А сейчас количество приходов удвоилось — всех поместных Церквей, безусловно. Но это не может не привлекать человека, который следит за этими трендами, за тенденцией — есть повышенный интерес за рубежом к православию.

А. Леонтьева

— Дорогие собеседники, я должна сказать, что я чувствую себя в обществе двух богословов весьма смущенно местами. Но хочу вернуть вас на землю, к вопросу семьи.

К. Мацан

— Поговорим про геологию.

А. Леонтьева

— Я хотела напомнить отцу Сергию — мы с вами когда немножко поговорили перед передачей, вы сказали такую интересную вещь, что вы… Я знаю, что многие приходят к Богу от недостачи — от каких-то проблем, от каких-то трагедий. Вы сказали, что вы пришли к Богу от избытка.

Дьяк. Сергий Баранов

— Да.

А. Леонтьева

— У вас было всё так хорошо, что вы решили…

Дьяк. Сергий Баранов

— Совершенно верно. Я, наверное, лет в 14-15-16 стал рефлексировать на предмет того, что мне интересно, что у меня получается делать, какими талантами Господь меня одарил. И мне реально хотелось найти того человека, кроме своих родителей, которому нужно было говорить «спасибо» за то, что я имел на тот момент. И потихонечку, потихонечку вот так вот я через эти мысли, опять же, не было трагических событий в моей жизни. Это чувство такое, переполняющее меня. И вот эта встреча произошла, наверное, на первых курсах университета. Так вот по-настоящему.

К. Мацан

— Встреча со Христом.

Дьяк. Сергий Баранов

— Да.

К. Мацан

— А как она произошла?

Дьяк. Сергий Баранов

— Вы знаете, в нашем замечательном вузе работала команда протестантских миссионеров — это внеденоминационные сообщества под общим названием «Новая жизнь». Это часть большого глобального коллектива — очень корявый перевод на русский язык, потому что «Крестовый поход за Христа», — который занимается именно служением на кампусах, на университетских кампусах по всему миру. Так я познакомился впоследствии с моим хорошим другом и товарищем, с которым я стал читать Библию, стал читать Писание. То есть я не могу даже сказать, что я был протестантом какое-то время, я себя не причислял к протестантам. Но мне была очень интересен именно такой фокус — установка на Писание. И внутри меня появилась уверенность, что то Откровение, которое изложено в Писании, оно не вымышленное, оно настоящее — это правда. И уже потом я весьма быстро нашел свой путь в Православную Церковь, потому что если ты хоть чуть-чуть начинаешь копаться в ранней Церкви, именно литургическая часть ранней Церкви, и сравнивать ее с современной жизнью протестантской общины, то как бы на несоответствии прочитанного и увиденного…

К. Мацан

— На контрасте.

Дьяк. Сергий Баранов

— На контрасте, да. Понимаете, у меня еще англицизмы в голове крутятся, поэтому есть слова, которые проще было бы выдать в эфир, но я думаю, что не стоит. Да, на этом контрасте я понял, что многое из того, что я слышал и от своих родителей, которые не были воцерковленными людьми, и от окружающих, что это все такое конъюнктурное и стоит проверять. В Обнинске был замечательный приход с очень активным настоятелем отцом Алексием, который по своему акценту на Писания совсем не уступал протестантской общине, но при этом была и литургическая жизнь. В этом смысле я понял, что всё, что я слышал про православие, — казалось бы, да, человек, выросший в номинально православной стране… Но все-таки я думаю, что этот переходный период постперестроечный он был очень турбулентным во многих смыслах. А потом, я думаю, сыграл роль мой собственный интерес к моему роду, к генеалогии. Читая Флоренского уже в раннем возрасте, я все время удивлялся его акценту на род, на вопросы, связанные с генеалогией. И через своего деда я узнал, что, оказывается, по маминой линии наша семья уходит в духовное сословие Тульской губернии. И я стал заниматься этой проблематикой. Последние 20 лет занимаюсь генеалогическими исследованиями, которые уже давно переросли мой собственный род, а они уже, так скажем, фокусируются на вопросах отдельно взятого уезда в отдельно взятой губернии — именно жизни духовного сословия. И вот этот оттенок: духовного сословия в третьем, четвертом поколении, плюс более рациональное знакомство с Писанием — на скрещивании этих мыслей и тем, собственно говоря, я и оказался в Православной Церкви.

А. Леонтьева

— Сегодня в студии дьякон Сергий Баранов, геолог-нефтяник, арктический инженер, клирик Русской Православной Церкви Заграницей. Последний остался кусочек, поэтому я не могу не перечислить ваше образование. Университет дружбы народов отец Сергий окончил как геолог-нефтяник. Аляскинский университет как арктический инженер. Кембриджский богословский. И сейчас учится в Оксфорде, продолжает свое богословское образование. Отец Сергий, мы с вами говорим о вашей семье. Я слышала такую прекрасную фразу, что в семье очень важно единомыслие. У вас такая необычная ситуация, что вы прекрасно сидели в маленьком городе Хьюстоне, а в это время ваши дети очень хотели поехать в Москву.

Дьяк. Сергий Баранов

— Так точно.

А. Леонтьева

— У вас было единомыслие в семье? Вы все хотели вернуться?

Дьяк. Сергий Баранов

— Мы переживали за детей больше, чем за себя, как это водится. И, конечно, после нескольких душещипательных постов на «Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» своей дочери, причем на двух языках, обращенных к френдам тем и этим, было ясно, что дети хотят… Понимаете, как сказать «обратно в Москву»? Ну, если человек 11 из 14 лет прожил в каких-то переездах, то «обратно» сложно сказать. Но, понимаете, мы каждое лето, когда заканчивается школа в конце мая, в тот же день на самолет — и дети два с половиной месяца проводили летом в Москве. Последние несколько лет они ездили в замечательный детский православный лагерь «Богослово», который отец Дмитрий Смирнов организует. Поэтому у них было общение со сверстниками именно русскими. И на контрасте между их опытом там и их опытом здесь, как-то для себя они вывели то, что они хотят вернуться сюда. В этом смысле у нас было полное единодушие. Ничего не могу сказать, я очень счастливый человек в семейном смысле — и супруга моя и детишки, мы стараемся не конфликтовать.

К. Мацан

— Это мы поговорили про возвращение. Но ведь и сам переезд может стать в каком-то смысле для семьи вызовом, потому что… Ну, вы сказали, что супруге пришлось оставить хорошую работу.

Дьяк. Сергий Баранов

— Да, совершенно верно.

К. Мацан

— Я просто фантазирую над этой ситуацией. Я могу предположить, что где-нибудь в иной семье встанет вопрос уже сразу ребром: «Где мы там будем учиться? А есть там русские школы или нет? Что важнее: работа, пускай даже оплачиваемая, или воспитание детей? Конечно, дети — остаемся в Москве». Вы все-таки поехали. Здесь тоже было единомыслие?

Дьяк. Сергий Баранов

— Вы знаете, единомыслие было, наверное, потому, что когда мы первый раз уехали, детям было полтора года. Поэтому мы понимали, что мы сидим либо в Москве, либо мы сидим там — поэтому, собственно, какая разница, где нам сидеть? А потом мы научились выносить какие-то полезные моменты из нашего пребывания за границей. Тяжело было наше первое возвращение на пару лет — это как раз в районе первого класса. Потому что, вернувшись сюда, и второй раз пойдя в первый класс, так как в Великобритании обязательное школьное образование начинается с 5 лет, у нас с 7, поэтому мои дети, отучившись два с половиной года в Великобритании, пошли опять в первый класс, так как мест физически в небольшой нашей православной школе не было — парт не хватало во втором классе, поэтому во второй их не брали, отправили в первый. И вот тогда у нас была интересная задача и проблема. Мы-то понимали, что по роду своей деятельности я продолжаю быть достаточно мобильным, а дети тогда уже как бы вернулись. И: «Папа, зачем нам английский язык? Мы и так справляемся». Вот объяснить, что он может пригодиться семилетнему ребенку — это весьма проблематично. Поэтому мы пытались подтягивать язык, как могли — для того, чтобы все-таки не растерять его. Потом, когда мы опять уехали, дети стали немного повзрослее — уже начали понимать, что знать несколько языков хорошо. А потом, у нас были друзья — опять же, в интернациональных таких общениях у нас были друзья, у которых смешанные браки. У нас есть очень хорошие друзья, которые мама француженка, папа русский — разговаривают между собой по-английски, а живут в немецкоговорящей стране. Наши дети общались с такого рода детьми, которые разговаривают на трех языках, на четырех языках, поэтому уговорить их на два было не так тяжело.

К. Мацан

— Дети, которые учатся в православной школе, сталкиваются ли они с проблемой привыкания к православию?

Дьяк. Сергий Баранов

— Привыкания к православию?

К. Мацан

— Это вопрос даже не только для родителей, и от родителей, чьи дети ходят в школу православную — в принципе, в церковных семьях вот такое некое привыкание к святыне: мы церковные, мы ходим в храм, там молитвы, там священник, там иконы — это некая естественная часть жизни. Это, наверное, безусловно, и хорошо, что это естественная часть жизни и веры, а одновременно возникает иногда очень простое к этому отношение — привыкание к тому, что это…

Дьяк. Сергий Баранов

— Десакрализация такая как бы…

К. Мацан

— Да. Есть такое очень хорошее русское слово — десакрализация. (Смеются.)

Дьяк. Сергий Баранов

— Проблема знакомая. Вы знаете, мне хочется думать и надеяться, что мы избежали этой проблемы, потому что мои девчонки в третьем классе православной школы переехали в неправославную школу в Америке. И тут уже не им кто-то должен был что-то объяснять, а им нужно было пытаться сохранить, как-то себя идентифицировать…

К. Мацан

— Они стали немножко исповедниками.

Дьяк. Сергий Баранов

— Да, в какой-то степени. На самом деле, дети очень рано начинают рефлексировать и сравнивать: кто, откуда… Опять же, Хьюстон международный город, очень большая текучка: семьи переезжают, переезжают, — поэтому у них друзья из Сингапура, из Китая, из Европы. И «кто ты?» — мне кажется, этот вопрос для ребенка, который живет за границей, он встает гораздо раньше, чем здесь. Для меня такого вопроса вообще не вставало, когда я рос — для моих детей он встал очень рано, потому что в международных школах какие-то мультикультурные темы, праздники. И им, наверное, пришлось думать о том, что они русские и рефлексировать на эту тему гораздо раньше. И так как они потеряли эту православную школу, то мне кажется, что у них привыкание это не сформировалось. Наверное, не успели мы…

А. Леонтьева

— Десакрализировать.

Дьяк. Сергий Баранов

— Да, десакрализировать. Но я этого боялся, конечно, очень. Я помню, очень хорошая статья была отца Алексея Уминского как раз именно о проблемах образования и воспитания в православных школах. Поэтому нам какие-то вещи эти были знакомы. Но как-то Господь нас от этого… Вы знаете, я понимаю, что ничего, кроме личного примера в семье, нету, наверное, все-таки. Для меня наше совместное время молитвы — вечером на ночь — это самое любимое время.

А. Леонтьева

— Все вместе вы молитесь?

Дьяк. Сергий Баранов

— Мы читаем что-то такое познавательное, типа…

А. Леонтьева

— Типа какого?

Дьяк. Сергий Баранов

— Типа Закона Божьего. Мы брали и Слободского и другие издания, пытались разговаривать на эти темы. Сейчас возможности — ютьюб ролики и так далее, совместный просмотр, обсуждение и молитва. И я понимаю, что лучше этого ничего нет — для того, чтобы у детей живое было ощущение православия, а не формализованное.

А. Леонтьева

— Можно вопрос? Я, мысленно проследив все ваши перемещения по земному шару, хочу задать немножко пафосный вопрос: какое вы вынесли из этих перемещений ощущение дома? Что такое для вас дом?

Дьяк. Сергий Баранов

— Дом — это семья. Там, где семья, там и дом.

А. Леонтьева

— Все равно где, да?

Дьяк. Сергий Баранов

— Родина — это другое. Родина — это Россия. А вот дом — это там, где семья, там, где тебя ждут. Для меня приход стал играть бо́льшую роль — в моем, так скажем, вворачивании в Церковь, он все бо́льшую и бо́льшую роль стал играть. Я сейчас это чувствую — я очень скучаю именно по прихожанам хьюстонским. И так как я до сих пор часто бываю в командировках в Америке, то наши встречи очень бурные и очень радостные — это друзья. Поэтому даже в социальных сетях всё, что считаю необходимым, я пишу на двух языках для того, чтобы не потерять эти связи. В принципе, мне многие вещи по-английски проще писать, чем по-русски. Поэтому я сначала пишу по-английски, потом что-то по-русски, потом я понимаю, кому я это пишу и для кого это пишу. Для очень многих наших прихожан из англоязычных приходов, для них эти мосты с тем православием, к которому они сознательно пришли и в котором они пребывают, они очень важны. Потому что они в очень враждебной среде находятся — в среде информационной, которая представляет Россию не в очень хорошем свете. Поэтому они исповедники на самом деле, у них любовь к России неподкупная. И я считаю, что это большая часть моего служения — именно показывать, рассказывать, помогать этим людям понимать и углубляться в той вере, в том православии, которое они для себя открыли.

А. Леонтьева

— Сегодня в нашей студии очень необычный гость — дьякон отец Сергий Баранов, который опутешествовал всю Землю и вернулся в Москву, хотя очень часто летает в свой маленький приход в городе Хьюстоне. Вы знаете, отец Сергий, во-первых, я была заворожена вашими рассказами и вашими перемещениями, вашей работоспособностью, можно я так скажу? Это правда меняет взгляды на то, что человек может сделать в этой жизни, что он рамками какими-то ограничен. Для меня очень важной была мысль о том, как вы сказали, что вы хотели найти кого-то, кроме родителей, которому можно говорить «спасибо». Я из каждой передачи какой-то «бриллиантик» выношу, мне кажется, это он.

Дьяк. Сергий Баранов

— Для меня это было самой большой мотивацией. Это вот такое ощущение… Если ты видишь, что у тебя что-то хорошо получается — ты можешь либо самолюбиво сфокусироваться на себе, либо все-таки попытаться найти ответ вовне.

К. Мацан

— Я в одной программе слышал такую мысль, что только 15 процентов верующих приходят к Богу из благодарности, 85 процентов приходят после какой-то скорби. Вот сегодня у нас в гостях был человек из этих 15 процентов, которые пришли к Богу из благодарности. Напомню, это был дьякон Сергий Баранов, геолог-нефтяник, арктический инженер, богослов. В студии была моя коллега Анна Леонтьева и я, Константин Мацан. До свидания.

А. Леонтьева

— Спасибо вам большое, отец Сергий.

Дьяк. Сергий Баранов

— Спасибо вам, что пригласили.

Радио ВЕРА