Едучи со службы в Андреевском монастыре, я стал свидетелем того, что перевернуло меня и, может быть, хоть на йоту сделало лучше.

Прямо передо мной стояла девочка лет девяти с рюкзачком за спиной и рыдала, нет, не на весь вагон, но искренне и больно:

«Мамааа! Ну, прости меня! Ну, пожалуйста! Мама! Говори со мной! Что ты молчишь? Маама! Пожалуйста! Прости!..»

Мама молчит с каменным лицом, уставившись в мобильник. Потом как-то шевелит губами. А дочка понимает это ее движение губ и вскрикивает:

«Мама! Не надо так делать ртом! Это неприлично!... Мамааа! Прости, прости, прости, прости меня! Мама! Что ты хочешь, чтобы я сделала?»

Мама непроницаемо отвечает: «Хочу, чтобы ты замолчала».

«А если я замолчу, ты простишь меня?!»

«Нет».

«Ну, мама! Мама! Ну, прости же меня...»

Они вышли. В чем провинилась эта девочка, я никогда не узнаю. Но боль от этого «НЕПРОЩЕНИЯ» пронзила меня насквозь. Почему-то мне услышалось имя девочки: Оля. И я стал говорить ей мысленно:

«Оленька! Мама тебя обязательно простит, не плачь, пожалуйста, а то я умру!»

Потом долго молился Богородице, чтобы Она примирила их.

Дай-то Бог, чтобы моя молитва дошла!

Оленька, не плачь: всё забудется, изгладится, ты вырастешь... И вот тогда ты прости свою маму, ладно?

А на следующий день была воскресная Литургия, я звонил уверенно и радостно, и всё думал об этой девочке, и видел ее прощенной.