«Притча о блудном сыне и французская литература XIX-XX веков». Протоиерей Павел Карташёв

У нас в студии был настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы Одинцовского района протоиерей Павел Карташёв.

Разговор шел о французской литературе XIX-XX веков в контексте притчи о блудном сыне. Мы говорили, как в романе французского писателя Фредерика Стендаля «Красное и черное» прослеживается отход автора и общества от Бога и поиск счастья вне Церкви. А также речь шла о французских поэтах, для которых основой творчества стало возвращение к вере и христианским ценностям.

Этой программой мы продолжаем цикл бесед, посвященных отражению евангельских притч о блудном сыне и Страшном суде в литературе и жизни человека.

Первая беседа с о. Антонием Лакиревым была посвящена евангельскому и историческому контекстам притчи о блудном сыне.

Ведущая: Алла Митрофанова

---

Алла Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, здравствуйте. Я Алла Митрофанова. В нашей студии протоиерей Павел Карташев, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы.

Протоиерей Павел Карташев

— Здравствуйте.

Алла Митрофанова

— Отец Павел очень, очень рада вас видеть. Благодарю, что вы...

Протоиерей Павел Карташев

— Спасибо, это взаимно. Спасибо большое.

Алла Митрофанова

— Всегда радостно с вами поговорить о глубоком: о литературе, о Евангелие, о том, как это всё проецируется на нашу жизнь. Наш цикл нынешней недели посвящен двум евангельским притчам. Притча о блудном сыне, которая в минувшее воскресенье читалась в храмах на воскресной литургии и в грядущее воскресенье нас ждет евангельское чтение притчи о Страшном Суде. Соответственно Евангелие от Луки, глава 15 — это притча о блудном сыне; Евангелие от Матфея, 25 глава — притча о Страшном Суде. Разговор по поводу притчи о Страшном Суде мы отложили на конец недели, мы посвятили этому четверг и пятницу. А понедельник, вторник и среда — эфиры, в которых мы вглядываемся в притчу о блудном сыне, смотрим на нее с разных ракурсов. Вчера был замечательный разговор со священником Антонием Лакиревым, где мы евангельский контекст смотрели, исторический контекст в первую очередь, и тоже размышляли о том, какое отношение всё это, сказанное Господом, к нам имеет сегодня в 21-м веке. Отец Антоний обратил внимание, и это очень важный момент, мне кажется, важный, применительно к нашему сегодняшнему разговору, отец Павел. Притча о блудном сыне, ведь мы привыкли ее... Мы вчитывам в нее те смыслы, которые актуальны сегодня нам, и, понятно, мы в контексте этой притчи часто разбираем свои личные отношения с Господом Богом. Однако в историческом контексте времен земной жизни Христа это притча звучала, прежде всего, в том смысле, что блудный сын — это народы языческие, ушедшие на страну далече от Бога Отца, а старший сын — это народ Израиля. Поскольку сегодня мы с вами тоже будем говорить не только в плане наших частных отношений с Богом про контекст этой притчи, но и в отношении целого народа, мне показалось, что это очень важный и любопытный аспект. Это первая вводная. Вторая вводная — что греха таить, отец Павел, спелись мы с вами в эфирах.

Протоиерей Павел Карташев

— Спасибо.

Алла Митрофанова

— Для меня это огромное счастье. Вы блестящий знаток русской литературы, классической литературы, и для меня было открытием, когда вы признались, что вообще-то диссертация у вас посвящена — а вот теперь внимание, как это принято говорить, следите за руками — французским христианским поэтам — многоточие, барабанная дробь — 20-го века.

Протоиерей Павел Карташев

— Угу.

Алла Митрофанова

— Чтобы понять масштаб этого явления, важно, хотя ретроспективно, напомнить себе, что такое история Франции, скажем, 18-19 века. Может быть, и конца 17-го.

Протоиерей Павел Карташев

— Да.

Алла Митрофанова

— Французская революция — это потрясение такого масштаба, революционное потрясение, впервые выпавшее на долю человеческой истории. Революция, которую во многом люди уже в России начала 20-го века, творившие этот чудовищный переворот, взяли на вооружение.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, конечно.

Алла Митрофанова

— Многое у французов скопировали: разрушенные храмы, попранные святыни, убитые христиане — просто волна безбожия.

Протоиерей Павел Карташев

— Под копирку.

Алла Митрофанова

— Да. Понятно, из ниоткуда всё это не берется, были определенные предпосылки. Казнь Людовига XVI и Марии Антуанетты. Тоже можно, наверное, найти какие-то предпосылки этому в истории Франции. Конечно, 18-19 век, сегодня мы будем с вами говорить в частности о Стендале, о его романе «Красное и черное», может быть, сейчас менее прочитанным, чем в советское время, в советское время как-то его на авансцену выносили, потому что такая борьба молодого человека против клерикального мира, против неправильных устоев, против монархизма.

Протоиерей Павел Карташев

— Не договаривали только, борьба за что, ради чего, ради того же самого.

Алла Митрофанова

— Вот именно, абсолютно. Вот перед нами Жюльен Сорель. В общем-то, мне кажется, этот роман стал еще более известен после того, как Герасимов снял свой пятисерийный фильм с Николаем Еременко в главной роли, в роли Жюльена Сореля, и две удивительные красавицы, Наталья Белохвостикова и Наталья Бондарчук, сыграли там две главные женские роли. Этот роман был на слуху долгое время, поэтому хотелось бы сегодня к нему обратиться. О чем он на самом деле? Про что Жюльен Сорель и вся его жизнь и его короткий трагический жизненный путь? Через Стендаля потом, он поможет нам глубже почувствовать эту напряженнейшую драму 19-го века в истории Франции.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, чтобы что-то понять, это очень характерный роман. Да, согласен.

Алла Митрофанова

— И тем удивительнее будет выйти на христианских поэтов 20-го века, французов. Вот это вообще. Про которых, вы сами говорите, французы бывают не в курсе сейчас.

Протоиерей Павел Карташев

— Да. Сейчас, может быть, дойдет дело, и я скажу, какова ситуация, какое положение занимают в культуре, в литературе современной Франции, в просвещении эти фигуры. Часть из них очень знакома, хрестоматийна. Но вернемся к началу.

Алла Митрофанова

— Давайте.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, я слушаю.

Алла Митрофанова

— Собственно говоря, буквально, пара вводных. Почему мне захотелось применительно к притче о блудном сыне поговорить о Стендале, о «Красном и черном», конкретнее, и взять в фокус внимания Жюльена Сореля. Молодой человек с неординарными талантами, выдающийся в своем роде, простого происхождения, при этом Стендаль постоянно повторяет, что он сын плотника.

Протоиерей Павел Карташев

— Даже не столяра-краснодеревщика.

Алла Митрофанова

— Вот именно. Сын плотника. Это сразу такая отсылка. Стендаль сам антиклерикал, я не могу сказать, что он христианин по ходу своей мысли, но он человек из христианской культуры, как ни крути, впитавший в себя контекст, как мы все.

Протоиерей Павел Карташев

— Нет, даже возражения христианству страстное, последовательное говорит о том, что возражают именно ему. То есть в парадигме существования христианской культуры находятся как клерикалы, так и антиклерикалы; как христиане, так и антихристиане.

Алла Митрофанова

— Да, да.

Протоиерей Павел Карташев

— Это их волнует, они с этим борются, значит, есть с кем бороться. Значит, это препятствие на пути их самоутверждения, достижения ими своих целей. И они не кому-либо, не буддизму же, не конфуцианству, не тому, что им совершенно не известно и что их не трогает, они постоянно борются именно с этим. Мы вообще говорим часто, чтобы понять какие-то глубокие процессы, важные явления, нужно искать духовные корни. В данном случае они здесь обнаружены. Вся эта корневая система выходит наружу. Я хотел сказать в продолжение, простите, если перебил, что роман очень характерный для 19-го века, для состояния умов, для характеристики духовной французского общества этого времени, вышедшего из революции и потом из наполеоновской империи. Стендаль из христианской семьи, номинально христианской. Мы знаем косвенно о том, что его родители не были набожными христианами, но, наверное, в той или иной мере, формальными, как-то соблюдавшими еще до революции какие-то нормы наружно. А потом революция, а потом Наполеон, пришедший к власти. И Стендаль, участвовавший в восточном походе Наполеона и бывший свидетелем пылающей Москвы. Но в военных действиях он не принимал участия, он вел записки. Про эти записки сказано — тогда уже у него писательский зуд-то был, оттачивал он перо — и про эти записки сказано, что они потонули в Березине при отступлении французской армии. А потом постепенно он развил в себе свое дарование писательское. В 1830-м году он издал свой роман «Красное и черное», само название было очень оригинальным для этого времени.

Алла Митрофанова

— Кстати, что заложено в названии, спорят до сих пор. Стендаль сам не объяснил, и вариантов много. Кто-то говорит, рулетка, пожалуйста.

Протоиерей Павел Карташев

— Лотман говорит, военная и духовная карьера.

Алла Митрофанова

— Верно.

Протоиерей Павел Карташев

— Как перед выбором стоял главный герой Жюльен Сорель, понимавший, что его происхождение ему никакие другие двери наверх общества, то есть социальный лифт ему не откроется, как только если он примет духовное звание. Принять духовное звание в его положении, это значит принять целибат, остаться человеком, который отказался от семейной жизни. Но любвеобильный Жюльен Сорель так...

Алла Митрофанова

— Он для себя вообще этот путь священнический рассматривает исключительно в карьерных целях.

Протоиерей Павел Карташев

— Да.

Алла Митрофанова

— Важно этот момент проговорить.

Протоиерей Павел Карташев

— Конечно.

Алла Митрофанова

— Почему мне кажется, в контексте притчи о блудном сыне интересно посмотреть на этого литературного героя. У нас в притче о блудном сыне, если кратко и схематично, есть младший сын и старший сын. Младший сын, который забирает свое наследство, в случае Жюльена Сорели эти удивительные таланты: память, ум, даже и внешняя красота.

Протоиерей Павел Карташев

— Там была изначальная червоточина, ошибка. Он говорит: причитающуюся мне...

Алла Митрофанова

— Часть имения.

Протоиерей Павел Карташев

— С какой это стати вдруг тебе что-то причитается? Если отец даст, причитается. Не даст, не причитается. Какие у тебя требования?

Алла Митрофанова

— Ну да. И мы понимаем, что младший сын свою часть имения забирает и всё это неблагополучно проматывает. Жюльен Сорель тоже свои дары, которые мог бы умножить и ими послужить людям...

Протоиерей Павел Карташев

— Это как с манной небесной. Она питает только тогда, когда она потребляется по воле Божией. Как только ее припасают и считают достойными ею владеть, когда она в умах становится собственностью, она протухает. Отрезанное от источника благ богатство начинает служить против человека, который считает себя достойным им обладать. И это вообще для всей человеческой истории. В данном случае мы видим этот блестящий пример, когда эти таланты замечательные, он знал латынь...

Алла Митрофанова

— Он знал Священное Писание наизусть. С любой страницы, с любого момента мог начать цитировать, это невероятно.

Протоиерей Павел Карташев

— Это на совести Стендаля. Я когда прочитал это, улыбнулся.

Алла Митрофанова

— Не поверили, да?

Протоиерей Павел Карташев

— Абсолютно. Когда мне говорят, он знает такой-то язык в совершенстве, я говорю, а вы кто по национальности? — Я русский. — А вы русский знаете в совершенстве? Человек озадачивается.

Алла Митрофанова

— Да, хороший вопрос.

Протоиерей Павел Карташев

— Да никто никакой язык не знает в совершенстве. Если без всякой ухмылки, знаете, кто знает наизусть Священное Писание, кроме Духа Святого? Еще антипод, Антихрист, противник Бога, бесы его знают, потому что у них совершенно компьютерный ум. Ну и неживое некое существо — электронная память, оно знает Священное Писание. Человек не может знать Священное Писание наизусть, потому что это свыше человеческих возможностей. Даже если он его выучит, то выучит в лучшем случае как-то механически. Знать — это вступить в обладание. Глагол «познание», наш сегодняшний герой второй половины, может быть, нашего разговора, Поль Клодель, знаменитый французский поэт, проблеме познания, обладания, вступления в знание, вхождения вовнутрь предмета посвящает отдельный трактат.

Алла Митрофанова

— Протоиерей Павел Карташев, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы, проводит сегодня с нами этот «Светлый вечер». Мы говорим сейчас о романе Стендаля «Красное и черное», о Жюльене Сореле. Закончу свою мысль, отец Павел, если позволите. Как младший сын, Жюльен Сорель проматывает в итоге свои дары, свое наследство, которые ему щедрой рукой Господь ему дал. Он отрезан от источника блага, и он не понимает, как эти дары ему умножить. И как старший сын, в свою очередь, Жюльен Сорель в постоянной претензии к Богу, к мирозданию, к жизни.

Протоиерей Павел Карташев

— К обществу.

Алла Митрофанова

— К обществу, ко всем окружающим людям. Ко всем, кроме самого себя. Потому что мне недодали, мне не дали даже каких-то жалких ста луидоров, чтобы я мог повеселиться с друзьями моими, заколоть козленка. У него постоянно эта тема и настроение, соответствующее мироощущению человека в страдательном залоге. Я жертва жизни, мне недодали, меня обидели, меня обделили, мне надо было то-то, то-то, родись я на 20, на 30 лет раньше, я бы сейчас уже был генералом. Но мне не повезло, я родился, когда великая наполеоновская эпоха уже завершена, и поэтому мне чего-то не досталось. Этот вечный страдательный залог, перевод стрелок ответственности за свою собственную жизнь на людей, обстоятельства, Господа Бога, кого угодно, на протяжении всего «Красного и черного» мы наблюдаем, и всё это очень печально. Постоянно в этом контексте вспоминается старший сын, который живет в доме отца своего, и отец ему открытым текстом говорит: сын мой, всё моё твоё, иди, возьми, преобрази свою жизнь, наполни радостью жизнь своих друзей, раздели с ними, умножь то богатство, которое есть в нашем доме отдаванием. Но нет.

Протоиерей Павел Карташев

— Нет. Почему? Потому что в человеке не развилось, в каждом заложено, но человек не видит ничего, кроме того, что у него под ногами. Он видит только земное. И сердце его, по Евангелию, Нагорная проповедь: там где сокровище ваше, там будет и сердце ваше — его сокровище здесь, в плоскости земли, только в отмеренном промежутке времени. Пафос, можно сказать, всей обличительной в финале романа Стендаля «Красное и черное» речи Жюльена Сореля в суде, когда вроде бы стрелка общественного мнения и, может быть, мнения присяжных и суда, склонялось в сторону помилования, Жюльен Сорель вдруг с обличительной речью в адрес современного ему общества выступает. И весь пафос этой борьбы, которая клокочет, кипит в его словах, его речь на суде — это стать тоже могучим и богатым. То есть, о каком-либо третьем варианте речи нет, всё в одной плоскости: либо они, имущие, либо мы, неимущие сегодня. А другого варианта нет, что есть еще какая-то другая жизнь, которая возвышается над этой линейкой, которая выше этих двух вариантов. Что есть еще Бог, тебя создавший и наделивший тебя талантами. Но душа абсолютно молчит, она вросла в землю. Это, конечно, душа Стендаля, это его исповедь, это его мировоззрение, которым он наделил, он сообщил.

Алла Митрофанова

— И его собственная ностальгия по наполеоновским временам, потому что действительно «Красное и черное» пишется в...

Протоиерей Павел Карташев

— Да. Потому что кто был ничем, тот мог стать всем.

Алла Митрофанова

— Вот именно. И у Жюльена Сореля Наполеон — его кумир, у него Наполеон на месте Бога стоит.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, да. Бога у него, конечно нет. Когда он начинает рассуждать, он в результате всё земное заслоняет, он говорит: ну неужели истина в религии? В какой религии? «Где истина, в религии разве... Да, добавил он с горькой усмешкой, — это его внутренний монолог в тюрьме, — невыразимого презрения». С горькой усмешкой невыразимого презрения. В религии разве? — Невыразимое презрение. «В устах Малонов,Фрилеров, Кастанедов». Это те, которых он знал из духовенства. «Быть может, в подлинном христианстве, служителям которого не следует платить за это денег, как не платили апостолам... Но...» Казалось бы, он нашел, нашел истинное христианство, и тут же всё ниспровергает. «Но святой Павел получал свою мзду». И его подозревает в нечистоте.

Алла Митрофанова

— Апостола Павла.

Протоиерей Павел Карташев

— «Он наслаждался возможностью повелевать, проповедовать, заставлять говорить о себе». Всё ниспроверг, всё до конца. И, в конце концов, он приходит... о каком-то, может быть, добром пастыре. О каком боге? Конечно же, не о библейском. Священное Писание, которое, конечно же, он читал и знал — мы тут подвергли сомнению, насколько наизусть — но не чувствовал его. «Не о библейском боге, мелочном, жестоком тиране, исполненном жаждой отмщения... но о Боге Вольтера, справедливом, добром, бесконечном». Если почитать что пишет Вольтер о Боге, это какие-то отвлеченные, не имеющие к личному Богу, ко Христу Иисусу, принесшему Себя в Жертву за людей, никакого отношения. Поэтому, конечно, он остается с самим собой и остается у разбитого корыта. Это внутренний духовный банкрот, человек, который себя исчерпал и который мечтает только том, чтобы еще получить какие-то щекотания для своей души. Мне бы месяц-два обнимать мадам де Реналь, и больше в общем-то ничего. Получается, очень типичный роман. И типичный роман «Красное и черное» еще в каком смысле? Интрига какая? Самое главное внутренняя интрига? Жажда богатства и могущества. Откуда жажда? Из безумной любви к себе в этом мире. К себе, ограниченному земными интересами, то есть полный выбор в пользу земных сокровищ. И сюда же относится — что это питает? Гордыню. Говорят, и это уже устоявшееся мнение в литературоведении, и во французском даже, и в английском, и в русском советском это проскальзывало, чем одержимы герои Стендаля? Гордыней, гордостью, воспаленным самолюбием. Любая пылинка, любая неприятность жизни приводит в содрогание эту воспаленную душу. А гордыня к этому мировоззрению питается и жизнью плотской, естественно, и жаждой постоянной денег, там на деньгах всё повернуто. Когда думаешь об этом...

Алла Митрофанова

— А вы знаете, отец Павел, я вот Стендалю, Мари-Анри Бейлю, давайте назовем его настоящее имя, Стендаль — это литературный псевдоним, один из, которые у него были.

Протоиерей Павел Карташев

— От города Штендаль.

Алла Митрофанова

— Штендаль, ja. Я Стендалю благодарна за то, что он написал очень честный роман, Он себя в этом плане не приукрасил.

Протоиерей Павел Карташев

— Обличил.

Алла Митрофанова

— Да, он обличил себя, и он был в этом плане честен. Вообще это дорогого стоит, потому что можно скатиться в какое-нибудь разглагольствование и философствование, попытаться сову на глобус натянуть и с точки зрения нравственной, может быть, выйдешь более приличным человеком. Но по сути это будет фарисейством. А Стендаль в этом отношении, знаете как? Он, конечно, не мытарь, который бьет себя кулаком в грудь и говорит: Боже, милостив буди мне, грешному. Стендаль к Богу вообще, мне кажется, не обращается. В романе «Красное и черное» так точно. Но он фиксирует документально эту историю болезни и это потрясающе.

Протоиерей Павел Карташев

— И с вами нельзя не согласиться, но нельзя и не оговориться. У всякого явления, в данном сучае и у такого и подобного явления, есть и оборотная сторона. И очень многое зависит от восприятия, кому он говорит и что он говорит. Можно иметь самые благие намерения и изображать в самом карикатурном виде врага рода человеческого, но зритель или читатель воспримет это за чистую монету, он просто не подготовлен к этому. Эти культурные вбросы могут иметь и оборотную сторону, то есть это обоюдоострый меч. С одной стороны, он честно говорит о том. Но какое число читателей восприняло это как: вот жизнь-то, вот она, вся в страсти, не надо никаких высоких понятий, вот так вот надо красиво прожить свою жизнь, и хоть на эшафоте, но в любви, в порыве. Очень многие люди в истории культуры чувствовали, еще до того, как Ватикан запретил в 1864-м году все романы Стендаля, наш государь император Николай I в 1850-м году запретил к выходу «Красное и черное», запретил переводить. Пушкин уже прочитал, Пушкин оценил мастерство Стендаля, в 1830-м году вышел. Но Николай I запретил. А потом в 20-м веке некоторые и в Испании и в Бразилии запрещали роман. Почему? А потому что соблазна больше, чем свидетельства, чем документализма, чем правдивого рассказа о том, чем жили люди, чем они дышали. Наш государь император, он не был такой полицейский Европы. Некоторые вещи он наоборот продвигал. Мы будем, может быть, когда-то говорить о Гоголе, он покровительствовал таким произведениям Николая Васильевича, которые обличали Россию. А здесь он видел, что здесь совсем другое. Здесь не просто борьба против Бога, здесь сокрушение нравственности.

Алла Митрофанова

— У меня сложное отношение к императору Николаю I. Хотя кто я такая, чтобы иметь к нему какое-то отношение, тем более им делиться. Мне все-таки кажется, что такие вопросы запретами решать не лучший способ.

Протоиерей Павел Карташев

— Это я согласен. Я просто констатирую, какая была посмертная судьба романа.

Алла Митрофанова

— Это да. Лучше бы, чтобы каждый читатель был читателем внимательным, глубоким, вопрошающим.

Протоиерей Павел Карташев

— И подготовленным.

Алла Митрофанова

— И подготовленным. Вот это замечательный и идеальный путь.

Протоиерей Павел Карташев

— «Красное и черное» 21+

Алла Митрофанова

— Хорошо. Протоиерей Павел Карташев, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы, проводит с нами этот «Светлый вечер». Буквально через несколько минут вернемся к разговору.

Алла Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, напоминаю, в нашей студии протоиерей Павел Карташев, настоятель храма Преображения Господня в селе Большие Вязёмы в Подмосковье, в Одинцовском районе. Мы сегодня говорим о замечательных произведениях французской литературы. Замечательных в своем роде, не всегда безусловных. Говорим, продолжая разговор про притчу о блудном сыне. Очень интересная драматургия у нас вырисовывается. Мы первую часть разговора с отцом Павлом посвятили пробегу по роману «Красное и черное» Стендаля. А во второй части разговора решили обратиться к удивительному явлению, имевшему место в первой половине 20-го века во французской культуре — христианские поэты, о которых зачастую сами французы не знают. Опять же, продолжая разговор в контексте притчи блудном сыне, поскольку блудным сыном может быть и человек в рамках своей частой жизни, и целые народы, и наша собственная, российская история — свидетель номер один в этом отношении. Только я пока не знаю, вернулись ли мы в отчий дом или нет, или даже пока еще не начали приходить в себя — большой вопрос тут в этом плане. Чтобы перейти к французским поэтам, мне бы хотелось обратить внимание на крошечный эпизод, который совершенно случайно мне на ум пришел в рамках другого очень известного произведения 19-го века, написанного французом. Но французом уже совсем другим, по имени Александр Дюма, как ни странно. Мы его как беллетриста в основном воспринимаем, а вот поди ж ты. Мы помним все «Графа Монте-Кристо», узника замка Иф.

Протоиерей Павел Карташев

— И «Трех мушкетеров».

Алла Митрофанова

— И «Трех мушкетеров». Но вот в «Графе Монте-Кристо» есть удивительный совершенно персонаж по имени аббат Фариа, который собственно Эдмона Дантеса обучает, дает ему образование. И обучает такому количеству вещей, то есть он открывает для него не просто мир, он вселенную космического масштаба открывает перед ним. А они соседи по камерам, аббат Фариа просто прорывает ход, он думает, что сейчас вырвется на свободу, а на самом деле оказывается в камере Эдмона Дантеса. Они знакомятся и годы проводят в беседах друг с другом. Аббат Фариа исключительно образованный человек, глубокий, и при этом, что важно, человек очень мудрый. Он перед смертью Эдмону Дантесу открывает тайну того самого клада, сокровищ несметных на одиноком острове. Остров при этом называется Монтекристо, в переводе на русский язык «Гора Христа». То есть аббат Фариа перед смертью нашему Эдмону Дантесу передает тайну сокровища Христовой Горы. И что он ему при этом говорит? — Когда сбежишь, используй клад для добра. Нет, говорит Эдмон Дантес, с его помощью я свершу месть. Его незаконно осудили.

Протоиерей Павел Карташев

— Ну, конечно.

Алла Митрофанова

— Его эта месть разъедает его изнутри. Мой последний тебе урок, говорит аббат Фариа, не совершай преступление, за которое ты сейчас осужден. То есть, да, тебя неправедно осудили, но не подтверждай этого приговора, будь выше этого. Бог сказал мне: месть... И дальше он хочет привести эти слова из апостола Павла, восходящие к Ветхому Завету: «Мне отмщение, и Аз воздам», как мы их чаще всего сейчас цитируем, хотя это цитата неточная. Я не верю в Бога, говорит Эдмон Дантес. Все равно, — говорит аббат Фариа, — Он верит в тебя. Бог верит в тебя, Бог верит в то, что ты можешь быть выше этого. Эти слова, мне кажется, к каждому из нас обращены. То, что вышедший на свободу, сбежавший из заключения Эдмон Дантес становится графом Монте-Кристо, то есть берет себе фактически имя Христово, и к сожалению, начинает эти сокровища тратить как раз таки на месть. В этом тоже, мне кажется, очень глубокая метафора. И только в самом конце романа мы видим его трансформацию.

Протоиерей Павел Карташев

— Да.

Алла Митрофанова

— Он проходит огромный путь и все-таки в конце он...

Протоиерей Павел Карташев

— Благотворит.

Алла Митрофанова

— Да, отказывается от мести и, наконец, сокровища Христовы начинает тратить в нужное русло. Не то что тратить, а применять, умножать.

Протоиерей Павел Карташев

— Плодотворить начинает.

Алла Митрофанова

— Вот, да, точное слово. Мне кажется, что это хороший пролог между 19-м и 20-м веком, чтобы перейти...

Протоиерей Павел Карташев

— Классиками мы считаем, получается: Стендаль, Бальзак, Анатоль Франс.

Алла Митрофанова

— Гюго, безусловно.

Протоиерей Павел Карташев

— Гюго, антиклерикал безусловный, Мопассан, очень скользкий писатель. Нет, все таланты, все классики мировой литературы. И всё же, и всё же. И вот вдруг в конце 19-го века, можно сказать так, тем большим контрастом выступают в этой типичной западной, то есть французской литературе те, кто думает и пишет о другом. Французская литература 20-го века нам подарила несколько романистов, которых сейчас считают выдающимися и писателями, собственно писателями, и выдающимися христианскими писателями.

Алла Митрофанова

— Мыслителями.

Протоиерей Павел Карташев

— Мыслителями. Это и Жорж Бернанос, и Франсуа Мориак, лауреат Нобелевской премии и академик Французской академии, и Сент-Экзюпери, погибший во Вторую мировую войну.

Алла Митрофанова

— Но есть при этом еще, давайте не забывать, Камю и Сартр, экзистенциалисты.

Протоиерей Павел Карташев

— Но они христиане.

Алла Митрофанова

— Там всё сложно.

Протоиерей Павел Карташев

— С Сартром? Ну, не знаю, может быть, я чего не знаю. Камю, да. Но в данном случае я бы их никак не включил в эту плеяду христианских писателей.

Алла Митрофанова

— А я как раз не по этому принципу их озвучиваю, а что у нас есть мыслители, ведущие поиск в совершенно другом векторе.

Протоиерей Павел Карташев

— Властители умов, безусловно.

Алла Митрофанова

— Конечно.

Протоиерей Павел Карташев

— И интеллигенции, и не только западной, но и нашей. И для нас это тоже были авторитеты, и для нашей интеллигенции в 60-70-80-е годы, и читали и переводили Сартра. Это тоже характерно, почему переводили Сартра так усиленно и его слова в толстых журналах переводили. Сейчас не об этом. Романистов мы назвали. Есть ряд философов и мыслителей, которые тоже принадлежат к этому христианскому кругу. Сегодня хотелось бы несколько слов сказать о таком явлении, которое и французам-то не вполне известно. По крайней мере, есть пять, я насчитал, работая над этой темой, христианских поэтов. Это Поль Клодель, Франсис Жан, Шарль Пеги, Мари Ноэль и Анриетта Шарассон. Два последних поэта, две женщины, Мари Ноэль и Анриетта Шарассон при жизни были во Франции известны, они получали премии. Мари Ноэль стала офицером Почетного Легиона Франции, деятелей культуры тоже включали, их так поощряли, отмечали. Но прошло время, имя Анриетты Шарассон вообще забыто. Когда разговариваю даже с филологами, с литературоведами французскими, они: да, а кто это такая? А, Мари Ноэль, меня благодарили, я не к тому, чтобы похвалиться, но искренне благодарили за то, что я для многих людей, занимающихся даже французской литературой, это имя не то чтобы открыл — вернул, напомнил, что был такой выдающийся поэт. Кстати, настолько почитаемый, Монтерлан говорил, что я не очень в курсе современного состояния французской поэзии, но когда в 1930 году прочитал сборник Мари Ноэль, то я понял, что это самый великий поэт Франции настоящего времени. А когда освобождалась Франция от немцев, Шарль де Голль, войдя в городок Осер, он высокий, долговязый, склонился к Мари Ноэль, сказал: мадмуазель — у нее не было семьи, она осталась, одинокий человек, чистый, девственный до конца своей жизни — в вашем лице я приветствую поэзию. То есть вот так она воспринималась. Но если хронологически начать с Клоделя, то Клодель это человек, который включен во все хрестоматии и во все учебники современной французской литературы. Это великий авторитет, в конце своей жизни он выступал регулярно на радио во Франции, и даже передача так называлась — «Говорит Поль Клодель». И последнее двадцатилетие своей жизни он посвятил библейским исследованиям. У него несколько больших томов экзегетики, посвященной разным темам Ветхого и Нового Завета. А вообще это выдающийся дипломат, который в свое время занимал самые видные посты. Он был послом Франции в США, в Японии, в Бельгии, в Германии — где он только ни был. И очень долгое время в начале своей дипломатической карьеры он провел в Китае, будучи консулом в разных городах. В 1910-11 годах он публикует свою самую знаменитую пьесу «Благовещенье Марии». Но вот что удивительно, Клоделя почитают и знают во Франции как драматурга, а практически он неизвестен как поэт. Как поэт, с моей точки зрения, это совершенно уникальное, исключительное явление. Я позволю себе, если можно...

Алла Митрофанова

— Нужно, отец Павел. Вы листаете сейчас — я нашим слушателям озвучу, они нас не видят с вами — страницы книги, которая называется «На пороге безмерной радости», французские поэты первой половины 20-го века. В общем-то, в кавычках здесь вы приводите, видимо, ваш термин, католическое возрождение.

Протоиерей Павел Карташев

— Ну, это да, это моя книга. Термин не мой, католическое возрождение — это термин, который и во французском и потом в русском литературоведении устоявшийся, принятый, он распространялся на те сферы культуры, и в литературе он тоже. Мы называли прозаиков, но мы могли бы назвать и мыслителей. Это такой совершенно шаблон или термин, можно сказать, словосочетание терминологическое, которое принято и которое сразу маркирует явление, говорит нам, что происходило до возвращения ко Христу, в самом конце 19-го — начале 20-го века.

Алла Митрофанова

— «На пороге безмерной радости», автор протоиерей Павел Карташев. Стихи, опубликованные здесь, в вашем переводе. Это важно.

Протоиерей Павел Карташев

— Несколько строк из сборника Поля Клоделя, который называется «Листочки святых». «А эти отшельники, для которых высшим блаженством считалось, к стене прислонившись, как распутанные лошади в стойле поспать самую малость. И знать бы еще предел, пол иметь под ногами и хлеб сухой постоянно. Но передышки в дороге нет, а понуждения себя непрестанны. И однако» — я перескакиваю через строки. «Если есть дверь, это они ее отыскали. Дверь, душа моя, дверь, чтобы выйти из нескончаемого тщеславия. Дверь, не важно где, но скажите, что мы о ней не просто мечтали и что она есть выход из кошмара между двумя приемами пищи, исход, освобождающий ум из-под власти мельницы, без передышки превращающей вещи в пыль, чтоб потоком на нас проливалось изобилие праха, и им колесо нашей жизни вращалось». От тяжелого груза вещей просит он освободить Создателя, которых мы возвратить не сможем. «И среди них нужнейшая та, которая всех дороже, среди прочих наших долгов она для нас нечто такое, к чему мы не способны без Вас, и что мы называем любовью».

Алла Митрофанова

— Потрясающе.

Протоиерей Павел Карташев

— Да.

Алла Митрофанова

— Знаете, кого мне это напомнило?

Протоиерей Павел Карташев

— Кого?

Алла Митрофанова

— Томаса Стернза Элиота, который тоже может быть отнесен к этому самому возрождению. Это удивительно.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, да. А следующий Франсис Жан — это колоритнейшая фигура, они подружились с Клоделем в 1905 году, и после этого осталось несколько томов их переписки. Это удивительные документы эпохи, культуры, размышлений, философии, богословия. Эту молитву перевел, три стихотворения в этой книге переведены не мною, а Дмитрием Крючковым, который был расстрелян в годы большого террора в 1938-м году. То стихотворение, которое я сейчас прочитаю, мною отредактировано и дополнено до оригинального объема. То есть я его перевод несколько дописал. «Молитва, чтобы идти в рай с ослами».

Алла Митрофанова

— О, как!

Протоиерей Павел Карташев

— «Когда мне нужно будет к вам, Господь, идти, позвольте выбрать день и час пути. Я выйду в праздник, воскресенья день, дорогой пыльной мимо деревень в рай, где не гаснут звезды среди дня. В дороге будет посох у меня. А сам я назовусь: я Франсис Жан, Я в рай иду, скажу моим ослам. У Бога ада нет в Его стране, нам, обещаю, будет радостно вполне, идемте вместе, бедные друзья, что длинными ушами шевеля, пчел гоните и мошек, слепней, мух, назойливо кружащихся вокруг. Позволь к Тебе прийти среди ослов, они смиренные, от их голов, склоненных низко, веет тишиной, и ножки их стоят одна к одной так близко, что тебе их сразу жаль. А уж когда они, случается, спешат, впряженные в повозки пояцов, или когда тяжелые тюки из сил последних тащат и горшки, и спотыкаются, то их неровный цок, укусы и порезы тонки ног их заставляют надевать штаны, бедняжки утешений лишены. Позволь прийти мне с ними в райский сад, где над ручьями яблоки дрожат. И дай мне, Господи, чтоб я в него вошел, как много потрудившийся осел, чья кротость отразится, как в воде, в любви небесной, в вечной чистоте». Франсис Жан.

Алла Митрофанова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, дорогие друзья. Напоминаю, в нашей студии протоиерей Павел Карташев, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы. Мы говорим уже, в этой части программы, о французских христианских поэтах первой половины 20-го века. Франсис Жан, фантастически прекрасно. Отец Павел, и спасибо вам за то, что выносите на свет эти удивительные стихи. Мне кажется, что ослов, осликов вообще все любят, поэтому это соотнесение.

Протоиерей Павел Карташев

— Ну, и потом Господь на осле въехал в Иерусалим.

Алла Митрофанова

— Конечно. И позволь мне вместе с ними войти.

Протоиерей Павел Карташев

— Как много потрудившийся осел.

Алла Митрофанова

— Как это прекрасно.

Протоиерей Павел Карташев

— Как прекрасно. А вот у нас есть другой, Шарль Пеги. О нем знают все, потому что он прожил очень яркую жизнь. Они все более-менее современники. Шарль Пеги родился в 1873 году, а погиб в начале, для нас это Первая мировая война, 5 сентября 1914 года как герой, поднимая свой взвод в атаку, сраженный пулей в лоб. Накануне он исповедовался и причастился, напутствуемый Христом, он, как герой, закончил свою жизнь. Об этой опасности, грядущей войне он как пророк, за минимум 15 лет до начала ее, предупреждал, в набат бил французскому обществу. Он автор «Двухнедельных тетрадей», это мыслитель, это эссеист, это человек, который в 1909 году вернувшись в лоно Церкви, стал писать уже не философские трактаты и не эссе, а огромные поэмы. Первые появились в стиле свободном, в верлибре, а потом он выбрал для себя характерный для Франции александрийский стих, тринадцатистопные строки с цезурой посередине, шестистопный ямб по-нашему. Это четкий, правильный, похожий на шагающие строем колонны по 12 воинские подразделения в бой за правду, он средневековый рыцарь, он защитник Иисуса Христа и Божией Матери, и Жанны Д`Арк, которую он любил и которой он посвящал поэмы и пьесы. Он в бой за правду высылал батальоны и дивизии слов. Гобелены, они же ковровые дорожки, они же вышитые картины, допустимо приводить к любым из приведенных значений — таково жанровое самоопределение этих произведений. И вот он идет по полям, засеянным пшеницей, на горизонте собор Пресвятой Богородицы Шартрской Божией Матери.

Алла Митрофанова

— Прям так и подумала, что наверняка Шартр там будет упоминаться. Картинка эта перед глазами.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, да. И он обращается к Ней и говорит Пресвятой Богородице: «Вы видите, что нам с дороги не свернуть, идем мы в зной и дождь, глотая пыль и грязь, в безбрежной широте, где только ветра власть, национальный тракт- это наш узкий путь. Идем мы впереди, а руки вдоль штанин, но это не парад и нет трибуны слов, шаг ровный и прямой, ни впадин, ни холмов, по видимой земле до завтрашних равнин. Пехота это мы, вы не теряйте нас, смотрите, мы идем сюда со всех полей, 20 веков крестьян и 20 королей в плюмажах и шелках и платьях без прикрас». И тут он вспоминает о том, откуда он вышел, из Парижа в Шартр. «Вот мы всё ближе к вам, Парижа гул утих. В столице там у нас правительство и свет, потерянные дни и суета сует и деспотизм свобод безбрежных и пустых. Но в сердце города живет иной собор, он тоже Матери Христовой посвящен, рекой времен омыт и в вечность вознесен, и окружен прозрачным кружевом опор. Как вы царите здесь над морем зрелых нив, так выситесь вы там над волнами голов, над жатвою торжеств и над страдой гробов, что к вашей паперти выносит дней прилив». Это Шарль Пеги.

Алла Митрофанова

— Невероятно.

Протоиерей Павел Карташев

— Но самая моя любимая, при всем при том, это Мари Ноэль, 1883-1967 год. Человек, которого при жизни ценили, отмечали, награждали, а вообще-то в старости по ней проверяли часы. У нее была только одна дорога из домика в Осере в собор. Каждый день она туда ходила и каждый день эта старушка, Божий одуванчик, вся в ореоле седых легких волос, возвращалась. Многие привыкли к тому, что это миниатюрное создание, стареющее на глазах, неизменно по утрам проходит узкими улочками, как некое явление надежности и постоянства.

Алла Митрофанова

— Красота.

Протоиерей Павел Карташев

— Но что знали о ней городские обыватели, кроме того, что она набожная католичка, что верная дочь Церкви была? Очевидно. Сама мадмуазель Мари по мере приближения к своему исходу дорожила уже единственно этим, своей главной и настоящей любовью. Она себя обручила в отрочестве Христу, просила, чтобы Господь Иисус Христос был ее единственным женихом. Конечно, говорили, что она писала книжки, но простые люди из соседей их не читали. Но когда она скончалась, то на отпевании ее давний почитатель епископ Фуре сказал, что в мир иной в те рождественские дни 1967 года отошла самая великая из дочерей нашего древнего города, муза Осера, выдающийся поэт Франции Мари Ноэль. О ней очень много можно говорить, но стихи ее, я уже сегодня упоминал, что ее воспринимали как явление удивительное. Люди, которые имели вкус к литературе, понимали, что перед ними нечто совершенно удивительное, потрясающее и при этом идущее из сердца, написанное с предельным вниманием к форме, и при этом никакой литературы. То есть никакой литературщины, никакого вот этого самолюбования или поиска. У нее есть такое земно-небесное, небесно-земное стихотворение, которое называется «Благовещенье», в котором два плана постоянно совмещаются. «Дева Мария в доме одна. Сквозь открытую дверь маленький сад дышит. Пчела влетела. Весна издалека идет, совсем не спеша. Соломкой, словно опавшим лучом, играет ветер. На твой порог я присяду, ступень отдает теплом. Не зацвел ли к Пасхе, сестра, цветок? Дева Мария наклонилась вдруг над сердцем глубоким, как волна, ладонь к ладони, только б из рук не выпустить небо, которым полна». Дева Мария молится, Она ждет, ждет удивительного явления, Она его предчувствует. «Я жду чего-то, бремя весны, придавило плечи, сковало Мне, ветви яблонь почками все больны, и чем больше почек, тем веткам больней. Дева Мария закрыла глаза, окутала сердце покровом век, чтобы глас, к нему все мысли спешат, ей услышать бы в тайне, без помех. Зыбь по саду, как по воде, прошла. Кто идет, может, лист упал в траву? Прилетела птица, с ее крыла соскользнул, разлился сон наяву. На нездешнюю птицу ветер набрел, обметая с кровли пыльцу и пух. Вот он дверь толкнул, все проснулось вдруг, дверь запела тонко, ангел вошел. Голос ангела в доме глух и тих, Ты одна сейчас внимаешь ему, Ты одна сейчас в тени и в раю, он оставил Бога в чреслах Твоих». Это большое стихотворение, его не буду читать до конца. Но самое потрясающее стихотворение касается темы, которая не может не волновать каждого человека, который верит в Бога, и который христианин. Мы иногда рассуждаем о том, что если мы сподобимся милости Божией и войдем, Господи, в Царство Небесное, какие мы будем? Маленькие, зрелые, старенькие? Какое у нас будет лицо? Такой, может быть, как в литературе принято, собирательный образ или что вообще это? Вот она об этом пишет. И это без комментариев. Называется оно по-французски «Визаже», то есть «Лицо». "Когда остановлюсь, Господь, у Ваших врат, как та, что в дом пришла, трудившись целый день, в мученьи умерев, пот падает, как град, от смен времен в душе усталость и болезнь. Когда мое лицо, давно поблекший цвет, Вы пожелаете пресветлым заменить, так к празднику дитя спешат переодеть, и на главу мою корону возложить. Когда решите Вы из многих лиц моих: весна для юности, для старой дамы снег — мне подобрать одно, святое из святых, чтоб душу только с ним соединить навек, о, не давайте мне обличия святой, с полоской сжатых губ и светом строгих глаз, взирающий на мир бесстрастною душой, ни ангела, в мольбе казалась им не раз. Но вспомните среди иных моих одежд лицо бездомное, прикрытое тряпьем, что потеряло в ветре буром твердый след, когда весь мир вдруг опрокинулся вверх дном. Ни хлеба не нашло оно и ни жилья, пускаться страшно в путь осеннею порой без спутника идти и без поводыря, все двери на замке и руки за спиной. О, юное лицо, крик нежности такой, что облаком вины покрылась неба твердь. О, одинокая, кричит с такой тоской, что жизнь пугается и близко дышит смерть, вы вспомните тогда ту женщину в слезах, ту девушку в тряпье, что версий всех страшней, не знавшую как ей удобнее сбежать из жизни, для нее уж нету места в ней. Вы вспомните ее, от плача рот опух, от боли, от скорбей, пролившихся водой, прижавшую к глазам ладони мокрых рук от жгучего стыда, что ведом ей одной. Ослабшее дитя без пищи — это я, понурая как грех, которого не снять, уродлива как смерть, узнаешь ли едва, в проказе гнусной только плоть свою терять. О, вспомните тогда мгновения в пути, когда вдруг нищенка под ливнем и грозой упала в злую ночь, чтоб в ней кровоточить, там повстречал ее Идущий той стезей. Тот, проходивший через бурю, гром и свет, всего лишь сжалился, не более того. И это-то лицо, взглянувшее в ответ, пусть мне останется, красивей нет его. Оно, дрожащее, как в вихре огонек, и легкое как пух, и бледное как снег, мне с ним, испуганным, подняться б на порог безмерный радости, что дарится навек«. Вот такая Мари Ноэль.

Алла Митрофанова

— Отец Павел, тут знаете, минуту надо паузу сделать, потому что это надо как-то осмыслить, попытаться это вместить, а оно не вмещаемое.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, да.

Алла Митрофанова

— Мне кажется, что Мари Ноэль — это мироносица 20 века.

Протоиерей Павел Карташев

— Да, безусловно. Если у нас есть еще три секунды...

Алла Митрофанова

— Есть. Для вас есть.

Протоиерей Павел Карташев

— Спасибо. То тогда я хотел бы, Анриетта Шарассон замечательный поэт, но о ней мы долго говорить не будем. Она, кстати, отчасти ваша и чуть-чуть моя коллега, она выступала лет 15 на радио, причем, с проповедью — ее называют апостолом Анриета Шарассон — христианского очага, она была супруга верная и любящая, замечательная мать. Во всех своих передачах, она была известна в Канаде, в Северной Африке, во всех франкоязычных странах, она защищала эти, как мы сейчас говорим, традиционные семейные ценности. Возвращаясь к Клоделю, который написал большое и удивительно красивое стихотворение «Входная молитва». Он не священник, но он идет за священником, который подходит к алтарю и читает входные молитвы, и за ним шлейфом следует «Твоя от Твоих», это часть нашей христианской православной литургии, «Тебе приносяще о всех и за вся». «О всех и за вся» — всё приносят, весь мир собрал, как самое драгоценное, и просит Господа всё это творение принять и освятить. И он, за священником следуя, пишет такие строки: «Вставай из того места, где был, и иди в то, в котором не был. Я потому просыпаюсь зарей, что бледнеет светильник неба. В этот час пробуждаются пальмы, влажно сверкая росой». Он пишет это в Бразилии, в Рио-де-Жанейро, где он генеральный консул Франции. «Вдали за Колониальным шоссе золотеет вода полосою. От того, что было красиво, к тому, что любовью стало, надо призыв услышать, пока утро еще не настало. Горе быть одиноким, счастье, что Вы рядом с нами. Не окажись я здесь, Вы бы об этом, возможно, не знали. Объяснить мне, что красота земная, незримая вот-вот готовит, ждет меня Некто, исполненный нежности, невыразимый в слове. О Вас мало знать, надо видеть, и видеть еще не всё — нужно коснуться. Мало глаза открыть, нужно раскрыть уста и улыбнуться. Как рыба в воде, глотая струю, плывет против течения, так к Вам восходит сквозь времена человек, покоряясь влеченью. Вот и вещи со мной расстаются, как и я с ними, в советы любви можно войти только нагими. Звон. Священник здесь. Обедня. Жизнь далеко на краю. Восхожу к престолу Божию, к Богу, веселящему юность мою (Пс. 42)».

Алла Митрофанова

— Отец Павел, у меня нет слов. Нам пора программу завершать. Поскольку слов нет, это будет уместно и хорошо сделать. Низкий вам поклон за этот удивительный труд, за вашу прекрасную книгу. Напомню, что сейчас отец Павел цитировал стихи французских христианских поэтов первой половины 20-го века по книге своей «На пороге безмерной радости», протоиерей Павел Карташев.

Протоиерей Павел Карташев

— Спасибо.

Алла Митрофанова

— И ваши переводы чудесны, просто чудесны. Спасибо вам за эти открытия. Протоиерей Павел Карташев, настоятель Преображенского храма села Большие Вязёмы, был с нами.

Протоиерей Павел Карташев

— Спасибо вам большое, что приглашаете.

Алла Митрофанова

— Всегда с радостью. Скоро увидимся снова.

Протоиерей Павел Карташев

— Спасибо.

Алла Митрофанова

— Я Алла Митрофанова. Прощаемся. До свиданья.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Развитие города в Древней Руси». Анастасия Федорина
• «Путь к священству». Священник Александр Макеев
• «Дославянское население Руси». Александр Морозов

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов