В красном храме стояли токарные станки, выкрашенные в зеленый цвет. Много станков, но они не работали, стояли молча, потому что в храме был склад. А в колокольне не было ничего: пустые окна и небо. С южной стороны к храму примыкал пруд, всегда темный, сумрачный от горы, поросшей густым лесом. На пятачке возле храма вольготно зеленела трава, много лет не примятая прихожанами...

Но однажды дверь храма оказалась открыта. Что там внутри? Я вошел. В полутьме перед единственной иконой теплилась лампадка. Кто-то все прибрал, подмел, зеленые станки исчезли, а в окнах беззвучно шелестели прихрамовые кусты и деревья. Тишина.

«Надо же! — подумал я, — храм приготовился, словно небогатая невеста к встрече с Женихом...»

А через год на зеленой травке возле колокольни я увидел шеренгу новых колоколов. Они были выстроены по росту и отливали на солнце свежей бронзой.

— Нынче освящать их будет батюшка, и завтра поднимут! — спешил поделиться радостью староста.

«Вот как... Здорово... Но я же их больше не увижу так близко!» Я подошел к колокольной шеренге и, опасливо оглядевшись, стал прикасаться к каждому колоколу, начиная с самого большого благовестника и заканчивая малым зазвонным колокольчиком. Я гладил колокола, продевал руки в их уши, кажется, шептал молитвы, а к самому большому, обняв его, даже приложился.

Ну, разве мог я на следующий день усидеть дома? — Конечно, нет: я помчался на велосипеде туда — красному храму, к моим колоколам.

Возле храма толпился народ, стоял кран с длинной стрелой, которая держала большой колокол, он раскачивался и казался маленьким, не то, что на земле! Всем азартно руководил настоятель в сером подряснике. И ему, и всем было весело и трепетно так, что хотелось или плакать, или ходить колесом.

«Этот колокол будет ли помнить мое прикосновение? Будет!»

Вот я же помню.