«Приемные дети в семье». Елена Любовина, Мария Меринова

Елена Любовина, Мария Меринова

У нас в гостях были сестры милосердия: приемная мама, директор фонда «Один помогает» Елена Любовина и мама четверых детей, включая приёмных, директор программ фонда «Один помогает» Мария Меринова.

Наши гостьи рассказали, что побудило их усыновить и удочерить детей из детских домов, с какими трудностями пришлось столкнуться и как удавалось их преодолевать, а также как благотворительное служение может укреплять семьи.

Ведущая: Анна Леонтьева

---

А. Леонтьева:

— Добрый «Светлый вечер». Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Елена Любовина, приёмная мама и директор фонда «Один помогает», и Мария Меренова, мама четверых детей, двое из которых приёмные, директор программ этого фонда. Обе прекрасные женщины, которые сидят сейчас в студии, сёстры милосердия. И сейчас мы поговорим о той многочисленной деятельности, которую вы ведёте. Но, наверное, начать надо с того, почему такое название необычное «Один помогает», и что именно делает ваш фонд. Наверное, с вас, Елена.

Е. Любовина:

— Здравствуйте. Да, действительно, благотворительный фонд «Один помогает», когда слышишь название, думаешь: ну как один? — помогает много людей. Но для нас это возможность каждому человеку помочь другому человеку. То есть один человек может помочь другому. Эти другие люди могут ещё помочь людям. И получается, что от одного человека происходит вереница добрых дел.

А. Леонтьева:

— Эстафета.

Е. Любовина:

— И поэтому «Один помогает» стало для нас таким уже названием, что любые идеи, любые замыслы приходят к кому-то в голову, потом его поддерживают люди. И получается, что вот такой калейдоскоп и такие события разворачиваются от одного человека.

А. Леонтьева:

— Здорово. А расскажите, пожалуйста, хотя бы давайте наметим, какие основные деятельности фонда.

Е. Любовина:

— Дело в том, что фонд был организован в 2016 году, когда группа неравнодушных людей поехала в детские дома для того, чтобы оказывать поддержку детям-сиротам. Я присоединилась позже, в 2018 году. И программы из таких, скажем, лёгких превратились в более осознанные программы, когда мы готовили уже волонтёров, наставников для работы с детьми. И сейчас мы занимаемся и детьми-сиротами, и детьми, попавшими в трудную жизненную ситуацию. Но опять же всё пошло из личного опыта, потому что сложно придумывать и продвигать программы, если ты не погружён в них. И вот то, что мы с Машей приёмные родители, у нас опыт есть и работы в сестричестве милосердия, помогает нам объединять людей, которые тоже в теме, и делать программы более эффективными.

А. Леонтьева:

— Мария, наверное, я спрошу и вас тоже, как вот вы пришли к благотворительности и почему вам не жилось спокойно вне этого всего?

М. Меренова:

— Как раз, пока мы готовились к программе, мы немножко прошлись по профессиональной деятельности. И действительно, сказать о том, что ты просто работаешь, для меня всегда этого было мало. Мне хотелось сделать... вот хочу доброе дело сделать. Кому бы его сделать? А найти кого-то никогда не получалось, потому что всё было стандартно: работа, дом, уборка, готовка и снова работа. И ничего такого не происходило, от чего, как говорится, душа поёт. И в период пандемии получилось, что я, как и многие мои коллеги, сидели дома, потому что работать нельзя было. И я у духовника спросила, чем бы себя занять, пока вот, как говорится, делать нечего. И он посоветовал пойти в больницу ухаживать за инсультными больными. И вот с этого момента, скажем так, мир добра для меня открылся, просто засиял вообще всеми красками возможными. Я, когда смотрела в Первой градской больнице на сестёр милосердия, которые просто ходили по коридору, просто, как феи, приходили и делали жизнь пациентов лучше, я поняла: вот это то, о чём я всегда мечтала. Я оставила свою работу, решила, что я пойду в сёстры милосердия, буду заниматься уходом, закончила курсы. И тут пандемия, следующая волна, и уже со своим духовником пошла в ковидный госпиталь, где взяла на себя роль координатора, и сама ходила, ухаживала за людьми и, соответственно, других за собой повела, под руководством владыки Пантелеимона.

А. Леонтьева:

— Смелая женщина.

М. Меренова:

— Как говорится, душа зовёт, сердце зовёт и откликается. Поэтому, конечно, такие дела — я без них не могу.

Е. Любовина:

— Но именно там мы с Машей познакомились — в ковидном госпитале. Потому что стало очевидным, что что-то надо делать. И потом работа стала более системной, когда Маша присоединилась к деятельности фонда, потому что опыт есть, есть навыки. Опять же был такой посыл самой стать приёмной мамой — у Маши. Поэтому, знаете, вот вы говорите смелая или героическая женщина. Да нет, вот Господь как-то ведёт и опять же всё даёт по силам. Тут не нужно делать каких-то лишних шагов, тут не нужно брать на себя какой-то вес, от которого ты можешь надорваться. Очень важно, и мы в фонде это прям продвигаем, что найти своё место и своё расстояние в благотворительности. Потому что говорить о том, что все непременно должны стать приёмными родителями, неправильно, что все должны быть наставниками — тоже неверно. Нужно аккуратно очень, знаете, как по лестнице, просто определить: а где ты? Потому что можно очень помогать, если ты живёшь своей жизнью: семейной, занимаешься своими делами, помогаешь своим близким как-то, и при этом отправляешь 300 или 500 рублей в благотворительный фонд, где работают специалисты. То есть ты даёшь возможность специалистам делать профессиональную работу, в которой они разбираются. Но твои 300-500 рублей, поверьте, очень помогают. Потому компании и разные гранты и организации дают деньги целевые. А вот на зарплаты вот эти как раз 300 рублей оттуда, оттуда и оттуда очень нас спасают. Это правда. Следующий шаг, который можно сделать — ты можешь понять вообще: а какая тема тебе близка. Любишь ли ты собачек, или ты можешь со старушками петь песни, или тебе нравится с детьми общаться. И тогда обратиться в фонд, фондов много, и спросить: а что же я могу? Но я боюсь, я не знаю, я как-то ещё для себя не понимаю. И тебе дадут возможность попробовать. И это опять же не стремительный путь какого-то трамплина, а это пришёл, посмотрел.

Вы знаете, так было со мной, когда я первый раз — вот у Маши был опыт сестры милосердия в Первой градской больнице в сестричестве, а я ходила в Тушинскую больницу. Это был 2004 год — я ходила к детям. И на самом деле у меня не было какого-то желания пойти и помогать детям. Я приехала просто с коробками — ну, привезти какую-то гуманитарную помощь. Это был такой порыв что-то сделать полезное. А потом вышла сестра милосердия и сказала, что здорово, конечно, что вы привозите что-то, но, может быть, вы присоединитесь к группе? И я для себя подумала: так, я буду прислушиваться к своим ощущениям внутренним. Если для меня это будет сложно, если это будет какой-то героизм, если это помешает каким-то моим планам и я тут возьму на себя какую-то ношу, с которой я не справлюсь, я ходить не буду. Но получилось, что я три с половиной года туда ходила, потому что это был путь очень такой, знаете, аккуратный. И меня никто не принуждал. Меня ввели, мне показывали, и мне давали сначала возможность читать книжки с детьми, дуть мыльные пузыри. А потом всё это закончилось тем, что мы ходили к очень сложным детям. Ну, потому что, опять же, я это могу сделать. Другой человек остался с мыльными пузырями — это была тоже невероятная помощь. И вот эта мера, эта лестница очень важна. И вот у нас в фонде, ещё раз повторю, каждый может найти для себя какое-то расстояние помощи детям, и детям разным.

А. Леонтьева:

— Но это очень важно — то, что вы рассказываете. Потому что на самом деле для человека, который смотрит со стороны и не решается что-то сделать, какой-то первый шаг. Может быть, кажется, что он нанесёт ущерб своей семье, может быть, он не успеет своим детям чего-то сделать, если будет чужим детям читать книжки, как вы, в больнице. Мария, наверное, точно может рассказать, как это происходит, потому что у Марии четверо детей, и всё равно вы директор программ фонда и занимаетесь этим. Вы всё успеваете?

М. Меренова:

— Ой, как мне сказала моя очень хорошая православная подруга из моего прихода: «Маша, смотрю на тебя и не понимаю — вроде не ведьма. Потому что я не понимаю, как ты успеваешь — у тебя четверо детей, ты ещё умудряешься работать, ещё пытаешься что-то делать и отдыхаешь и так далее». Ну, честно скажу, вопрос о приоритетах, конечно. Я всегда, когда у меня были дети, понимала только одно, что каждый день печь пирожки, ходить на площадку — для меня это скукотища просто жуткая. И при этом я хочу быть мамой, то есть я хочу решать реально серьёзные вопросы с моими старшими сыновьями, я хочу укладывать своих детей, для меня это принципиально, и купать их, и читать им сказки, играть. Но при этом я хочу приносить пользу и другим людям. Поэтому, несмотря на то, что я являюсь многодетной мамой, для меня очень важно, что я помогаю и другим. И здесь опять-таки, если говорить о комфортных условиях, то мы с Леной сразу понимали, что у неё подросток, у меня как бы много детей, и работать можно и при таких условиях. То есть я выполняю те задачи, которые передо мной стоят, в те моменты, когда у меня есть на это возможность. И как-то так с Божьей помощью управляется всё. Я вечерами могу сесть и поработать с какими-то документами, когда я уложила детей. Когда они легли спать, я могу, например, сделать несколько важных звонков. Большая часть работы сейчас идёт по переписке, по мессенджерам, то же, соответственно, организовать какой-то процесс я всегда могу. То есть можно смотреть сериал, пока ребёнок играет, а можно работать. По крайней мере меня это больше воодушевляет, чем просмотр какого-то фильма, например, то есть я так отдыхаю. То есть я понимаю, что могу что-то сделать полезное, и уж лучше полезное сделаю, чем, скажем, в телевизор буду смотреть. Ну как-то, в общем, так.

Е. Любовина:

— Но здесь нужно, наверное, ещё сказать, что, действительно, мера у каждого человека своя. У нас школа волонтёров работала, и приходили разные люди. И были такие люди, которые мы говорили, что пока нет, потому понимали, что, действительно, как вы сказали, что побежать спасать всё человечество, когда ты не разобрался в своей семье, это не очень правильно. И всё таки, наверное, благотворительность — это часть жизни современного человека, но это часть определённая. Это не время, которое занимает 24 на 7, а это возможность делиться чем-то, своими ресурсами, но для этого эти ресурсы должны быть.

М. Меренова:

— Кстати, это очень ценно и очень важно, потому что отдавать ты можешь тогда, когда у тебя есть что отдавать. И вот Лена говорит абсолютно важные вещи, потому что на надрыв ты это не сделаешь — ничего, даже доброе дело, ты даже продукты не сможешь отнести на надрыве соседке своей, потому что её осудишь, что она сама не сходила. То есть нужно иметь внутри благодать, которая тебе позволяет делать что-то, что выходит за рамки обычного простого дела какого-то.

А. Леонтьева:

— Я напомню, что у нас в гостях Елена Любовина, приёмная мама и директор фонда «Один помогает», и Мария Меренова, мама четверых детей, двое из которых приёмные, директор программ фонда. Я хотела спросить: в предварительном разговоре, Елена, вы рассказали, что начинали с того, что работали в Красном Кресте и познакомились с деятельностью зарубежных ваших коллег. Это были двухтысячные годы. Я как раз, наверное, в эти годы писала какую-то статью такую рекламно-медицинскую. И, знаете, было такое время, о чём я писала, что мы не видели практически на улицах инвалидов, как будто бы их и не было. И, может быть, это чуть раньше, кстати, было — конец 90-х. И когда к нам приехали по обмену студенты из Голландии, они говорят, что ничего себе, какая у вас здоровая страна, у вас нет вообще инвалидов. Просто потому, что этого было не видно, люди сидели дома, не было кучи всего, чего нужно для них и так далее. Вот какое у вас было впечатление от работы в стране и за рубежом?

Е. Любовина:

— Мы приехали в Финляндию, это был первый опыт такой международной программы. Это была и Финляндия, и Норвегия. Программы в том числе и такой интеграционной, с детьми и с людьми с инвалидностью, и гуманитарные программы ещё.

А. Леонтьева:

— Интеграционные — значит, вы жили вместе, да?

Е. Любовина:

— Ну вот в Финляндии мы приехали в лагерь, где, помимо финских представителей Красного Креста, ещё были люди с инвалидностью. И для меня, действительно, был такой немножко удивительный, наверное, какой-то шок может быть, что так запросто можно. Потому что вы правы — на улицах мы людей с инвалидностью не видели. А те люди, которые у нас в стране были, но это была какая-то очень такая закрытая тема. Но это пошло, наверное, с Олимпиады, да? Единственная Олимпиада, в которой не было Паралимпийских игр, Олимпиада 1980 года, которая была в Москве. Мы стали узнавать об этих людях, они сами рассказывали. И вот этот опыт, когда человек делится с тобой своими чувствами, своими переживаниями, своими какими-то чаяниями, и ты понимаешь, что я такой же. То есть это так приближает. Потом у меня была работа в фонде «Даунсайд Ап», где я была пиар-директором — это уже в Москве. И стать таким мостиком между людьми с особенностями и обычными людьми — это стало для меня каким-то очень хорошим поводом знакомить два разных мира.
И чем больше ты рассказывал историй, тем становилось очевидно, что это касается тебя, что это не так страшно, ужасно и где-то далеко, а что семьи, в которых родился ребёнок с синдромом Дауна или ребёнок с ДЦП, живут по тем же законам, что и другие семьи. Но только у них есть вот такой малыш, который тоже, как и любой ребёнок, не только огорчает и не только приносит какие-то такие трагические нотки, но и радует, и воодушевляет, и у него можно всему учиться. И, наверное, действительно, европейский опыт позволил посмотреть на всё другими глазами. И мы и сейчас используем в наших программах с теми же ребятами из детских домов такие же лейтмотивы.
Когда мы рассказываем истории, что не важно, ребёнок из детского дома или семьи — он также в подростковом возрасте влюбляется, также пишет какие-то тексты, также стремится что-то там про себя узнать и так далее — что это нас объединяет. И тогда заложилась какая-то, наверное, грамотная такая надстройка, которая позволяет сейчас нашу работу через эту призму пропускать: а как с другой стороны, а как на это отреагируют? И мы поэтому в наших программах всегда прислушиваемся и к детям-сиротам. Вот мы напридумывали какую-то идею, но мы тестируем, мы с ребятами общаемся — как она зайдёт. А то мы такие напридумывали что-то, а они скажут: зачем это нам надо? И вот у нас каждая программа тоже получается совместная: с детьми, с педагогами, с приёмными родителями. То есть мы всегда смотрим: а как же это вообще будет работать, какой эффект получится на все категории?

А. Леонтьева:

— Вот вы сказали про детей, которые «солнечные дети», и просто у нас было много очень на программе людей, которые... то есть огорчения, может быть, испытывает человек, только услышав этот диагноз, ничего о нём не зная. На самом деле все, кто к нам приходил, они все очень радовались и на самом деле действительно считали своих детей солнечными.

Е. Любовина:

— Ну, наверное, истина где-то рядом. Они так же могут и шалить, и всё, что угодно делать. Но опять же — ни идеализировать, ни говорить, что это какая-то жуткая жуть, а просто это часть нормальной жизни человека. Если мы воспринимаем и относимся к этому совершенно спокойно, то тогда общество тоже меняется. И родители не чувствуют себя уже какими-то изгоями, живут и развиваются в своей жизни.

А. Леонтьева:

— Елена, давайте перейдём к вашей личной истории. Вы 14 лет назад, если я правильно всё говорю, усыновили ребёнка.

Е. Любовина:

— Четырнадцать с половиной, наверное, уже.

А. Леонтьева:

— Расскажите, как вы на это решились и почему вообще возникла такая идея?

Е. Любовина:

— Такие слова — «решились», «ты герой», «ты молодец, что решился»... Наверное, знаете, это была тоже череда каких-то событий, с одной стороны. С другой — промыслительно достаточно. Я, как и Маша, тоже на какое-то время выпала из благотворительного контекста, переехав в Москву. Закончились программы. И вот как раз перед тем, как работать «Даунсайд Ап», у меня было какое-то затишье такое. Мы поехали с тем самым грузом в Тушинскую больницу с друзьями, и я стала ходить туда, то есть я стала сестрой милосердия. Я прислушивалась, как я вам уже сказала: надо, не надо, что это. И в то время у меня уже были какие-то личные проблемы — я разводилась. Мне очень жалко себя было жутко. И дети меня наполняли. То есть не я кого-то спасала, а получается, что больница меня вытащила из вот этого состояния какого-то одиночества и жалости к себе. Но опять же это были православные люди, поэтому мне стало легче. Но кого-то усыновлять или стать ещё приёмной мамой в тот момент я вообще не думала, потому что мужа не было, я одна, квартиры не было. В общем, ситуация такая вот. И три с половиной года я просто ходила по выходным дням, у меня была своя смена. И потом там появился мальчик, который стал моим сыном. А до этого — это был 2005 год — много малышей было в больнице отказных. И были такие роденовские пухлеши, точёные такие статуэточки — это дети были первой и второй группы, за которыми сейчас очередь стоит. Тогда такого ажиотажа не было, скажем так.

А. Леонтьева:

— Слава Богу, что он есть.

Е. Любовина:

— Да, но в хорошем смысле ажиотаж. И вот что-то откликнулось именно в этом мальчике. То есть я его увидела и поняла, что что-то в этих глазах такое какое-то очень родное, я откуда-то вот это знаю и чувствую. Ну и так получилось, что он задержался в больнице на год и два месяца, пока искали его родителей, пока устанавливали, откуда, пока его лечили — он двухсторонним воспалением лёгких болел изначально. И я стала его крёстной мамой в больнице. То есть у меня ещё то счастье, когда я и крёстная, и не крёстная. А потом, когда его стали переводить, уже мне все сказали: ой, он к тебе так привязался, ты уже с ним... И у нас, получается, адаптация в больнице прошла. То, что происходит дома, произошло у нас, в общем-то, в больнице, мы уже поняли, кто мы, как мы, какой характер у кого. И всё, и потом я как-то пришла к владыке Пантелеимону и сказала, что так и так. Он так на меня посмотрел, говорит: «Ты же замуж можешь не выйти, и квартиры у тебя нет». Я говорю, что ладно, что делать?
Но, зная владыку, он мог бы сказать «нет» запросто — он это делает. А тут он сказал мне, что давай пробуй. И, когда мне оформили документы за две недели, стало очевидно, что это то самое благословение, в общем-то, которое я получила. И потом мне дали Федю — это его имя в крещении. И тут я поняла, что вот оно, всё. Я очень долго, наверное года два ещё, когда он говорил «мама», так оглядывалась: кто здесь мама? А — я. И мы вместе как-то росли, наверное, потому что он мне позволял взрослеть, правда. Мы учились друг у друга многим вещам. И это стало таким очень опытом... я сейчас оглядываюсь назад и думаю: откуда силы-то были вообще? Это было настолько ресурсное состояние.

А. Леонтьева:

—Откуда?

Е. Любовина:

— Мы в храме были прямо с его детства, и он как-то очень откликался на всё участие. И сейчас это очень помогает. Когда задают вопрос: как вы справляетесь? Он ходит в храм, помогает исповедь, помогает молитва.

А. Леонтьева:

— Вот тут много народу завидовало бы вам — 14 лет.

Е. Любовина:

— И сколько всё равно есть сложных моментов, но он светлый, он очень такой отзывчивый. Да, проблемы, безусловно, есть, как с любым подростком. Но тем не менее, я думаю, что это правда, как Божий дар — Фёдор, с которым мы уже вместе какое время. Я ни секунды не жалею о том, что был такой шаг, который вопреки всему был сделан. Наверное, так.

А. Леонтьева:

— Это потрясающая история, потому что, знаете, на свете же довольно много одиноких людей. Как сказал вот Антуан де Сент-Экзюпери: если вам холодно, ведите себя теплее. И это такой, можно сказать, извините, лайфхак, что когда вам было психологически тяжело, вы оказывали помощь детям, и тем самым сами спасались.

Е. Любовина:

— Ну, с этим тоже очень аккуратно надо быть, потому что иногда со своей вот этой дырой ты можешь в эту дыру ещё кого-то затащить.

А. Леонтьева:

— Тоже верно.

Е. Любовина:

— Не надо вглядываться в бездну, потому что она в тебя сама вглядываться будет. Это для каждого человека своя мера. И для меня это было посильным, в силу моего характера, в силу моей какой-то энергии. Для кого-то, может быть, надо погрустить, остановиться и проводить больше время в молитве, в храме, где-то ещё как-то. То есть, скорее, это не для всех такая мера. Но если ты действительно энергичный... и опять же — как ты к этому относишься. Я не знала, что я иду спасать кого-то. То есть у меня это было всё очень рационально, как и работа в благотворительности. Я пошла в Красный Крест работать, потому что это было интересно. Потому что для Петрозаводска это были новые программы, это была какая-то очень такая зарплата неплохая. То есть кто-то, может быть, скажет, что я какую-то крамолу говорю, но тем не менее как студенту, который только что отучился, мне это были интересные и уже очень понятные вещи. И я всё это нашла в благотворительности, правда. То есть можно делать дела и при этом профессионально расти. Потому что работа в благотворительности не отличается от работы в коммерческой компании, там используются все те же, в общем-то, методы и взаимодействия с сотрудниками и с партнёрами, как и в коммерческих организациях.

А. Леонтьева:

— Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Елена Любовина, приёмная мама и директор фонда «Один помогает», и Мария Меренова, мама четверых детей, двое из которых приёмные, директор программ фонда. Мы вернёмся к вам ровно через минуту.

А. Леонтьева:

— Напомню, что сегодня мы говорим о семье. С вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Елена Любовина, приёмная мама и директор фонда «Один помогает», и Мария Меренова, мама четверых детей, двое из которых приёмные, директор программ фонда. Мария, наверное, я хотела поговорить и о сложностях, и о радостях вот этих приёмных детей. Но мы выслушали потрясающий рассказ Елены, и я хотела спросить у вас. У вас-то двое больших сыновей таких — 18 и 15. То есть самое такое прекрасное время, когда вообще не знаешь, что с ними делать. Я по своему опыту скажу, что это очень сложный возраст. И вы берёте себе двух маленьких девочек-двойняшек. Расскажите об этом.

М. Меренова:

— Хочу сказать, что это не потому, что, как говорится, припёрло и срочно нужны дети, нет. Это такая мечта, которая у нас уже очень давно с мужем была. Мы очень хотели дочку, просто грезили об этом последние семь лет и перепробовали все возможные варианты, кроме ЭКО, для того, чтобы завести свою собственную дочь. А потом в какой-то момент поняли, что раз не получается, значит, наверное, не надо. Завели себе собаку, потом ещё одну собаку, то есть у нас четверо детей и две собаки. Но потом в какой-то момент поняли, что собака — это всё-таки не то. И как бы двое детей — это тоже очень чудесно. Очень хотелось, как говорится, погрузиться и отдавать, отдавать. У меня всегда потребность отдавать. Просто потом мы с мужем подумали, что, наверное, как бы родить своего могут все. А, может быть, нам Бог специально не даёт ребенка, потому что мы можем полюбить чужого? Мужу эта идея как-то так сначала в голову закралась. Он такой говорит: «Не знаю, я не смогу, наверное, чужого полюбить», — ну, как большинство мужчин, кстати, говорят. Я говорю: «Слушай, я видела, как ты целуешь собаку, извините, каждый день, когда приходишь с работы. А это просто собака. Я просто представить себе не могу, что ты не полюбишь ребёнка». И мы решили, что ладно, пойдём в школу приёмных родителей. Ну, конечно, сначала мы взяли благословение — это очень важно. Потом пошли в школу приёмных родителей и погрузились прям совсем в другой мир.
Я очень много читала, очень много смотрела, я изучала, что же это такие за люди — приёмные родители — вообще как у них, как говорится, рука на это поднимается, как сердце откликается. Мне всё было очень интересно. И мы прям серьезно к этому подошли. Мы закончили школу — очень хорошая школа, я всегда буду про них говорить. Они тоже при благотворительном фонде, называется «Дорога жизни». Этот фонд очень ответственно относится к своей работе, они действительно стараются не просто формально выучить, как в большинстве государственных структур, а они пытаются именно погрузить человека настолько в это, чтобы он осознал: а потянет ли он, действительно ли ему это надо? И на первом занятии у нас было такое задание, что нам нужно было представить себе, какого мы хотим ребёнка. И все сидели и по кругу рассказывали, какого же они хотят ребёнка. И мы с мужем сказали, что мы хотим двух девочек маленьких, чтобы они бегали по коридору за собакой, за её хвостом, чтобы вообще стоял смех, чтобы ходили гулять в парк — то есть вот это всё мы себе там нарисовали. Все по кругу это задание выполнили, потом психолог такая говорит: «А теперь возьмите эту бумажку, на которой вы всё написали, порвите и забудьте об этом — так не будет». И она сказала, что вы просто идеализируете себе мир приёмного родительства и вы думаете, что всё, как в сказке, что ты себе такой — ах, и нашёл, и всё супер — на самом деле всё вообще не так. Но у нас было именно так.
Потому что мы закончили школу приёмных родителей, мы получили заключение. Я села в базу наконец-то искать уже не просто симпатичных детей, а тех, которые станут нашими. А муж сказал: «Хочу блондинок с голубыми глазами. Двоих». Я такая говорю: «Ты нормальный? Ты базу-то, вообще, детей видел? Там же невозможно найти в принципе как бы здоровых детей — это раз. А двоих, да ещё и свободных, да ещё и под усыновление — просто невозможно вообще». Но так как мы молились — конечно, я абсолютно в этом плане, может быть, как ребёнок: вот у меня есть мечта, и я считаю, что если Бог мне даст, то она обязательно осуществится. Ну и я, в общем, с полной уверенностью, что мне эта задача под силу, села и выписала всех детей, взяла все ссылочки и начала звонить. В понедельник мы получили заключение, во вторник у меня уже был готов список, часть из которого я уже прозвонила. Всего трое детей было по двое, потому что это действительно редкость — двойняшки, да ещё и маленькие. Одни были уже как бы выбраны родителями, по вторым я не дозвонилась. И по третьим — это были наши девочки — мне сказали, что они свободны, находятся они в Красноярске — не близко — и что у них четвёртая группа здоровья.

А. Леонтьева:

— Это что значит?

М. Меренова:

— Это значит, что они больны. Я к этому тоже отнеслась, честно скажу, с Божьим каким-то, наверное, промыслом, потому что я решила, что если всё сложится, значит, потянем. Четвёртая группа здоровья — мне перечислили все диагнозы, которые есть у девочек. Они родились с экстремально низким весом, то есть одна была 760 грамм, другая 800 грамм с небольшим. То есть это просто такие, знаете 30 сантиметров... сейчас посмотрю, у меня как раз на браслете указан их вес. Значит, одна девочка родилась 840 грамм и 35 сантиметров, вторая — 760 грамм и 35 сантиметров. То есть это прям вот такие, знаете, котятки. И мне сказали: «А вы уверены, что вы хотите ехать и знакомиться?» Я такая: «Конечно!» Мужу звоню, говорю: «Поехали». Он говорит: «Что, прям так?» Я говорю: «Конечно». И мы взяли билеты прям во вторник, когда я узнала, что они свободны. В среду мы уже прилетели, зашли в храм, потому что для нас очень важно было вот хоть две минутки постоять для того, чтобы понять, потому что мне немножко страшно было. Мы всю дорогу читали акафисты, молились, мы вообще не спали. И перед тем, как зайти в опеку, мы пришли в храм. И я такая стою со слезами, говорю: «Господи, может быть, это не то, что нам надо? Это же очень страшно и серьёзно, и вообще я просто ужасно боюсь. Дай какой-нибудь знак. Ты же даёшь другим знаки, дай и мне тоже какой-то знак». И выходит диакон и говорит: «Отче наш, иже еси на небесех...» Мы стоим такие, сжали друг друга за руки, такие: «Мы делаем всё правильно, поехали».
То есть для нас это было просто так, что если Бог сказал, что мы справимся, то мы справимся. Мы пришли в опеку, получили документы, поехали ещё за сто километров в другой город, потому что оказалось, что это райцентр. Пришли, получили вот эти документы сначала, посмотрели. Там, конечно, всё очень серьезно: и с глазами проблемы, и с лёгкими проблемы, и с сердцем проблемы — то есть там вообще какая-то нереальная куча проблем. У меня уже была возможность проконсультировать. Я, конечно, не совсем, как говорится, без головы. У меня была возможность, когда мы летели, проконсультироваться с врачом фонда, с коллегой, которая с нами вместе училась в школе приёмных родителей, она неонатолог. Они мне все сказали, что с глазами проблемы у недоношенных детей всегда, с лёгкими — всегда, потому что они на ИВЛ. С сердцем, судя по коду диагноза, скорее всего, им уже сделали операцию — с таким кодом как бы дети не находятся. А то, что они там физически недоразвитые, это потому, что с ними никто не занимается, вот это — массаж, на ручки взять, погладить и так далее.

А. Леонтьева:

— Массаж, любовь.

М. Меренова:

— Да, массаж, любовь и всё остальное. И вот мы ехали реально, как говорится, знаете, в таких вот очках, что вот у нас всё будет хорошо. Нам вынесли двух девочек, там реально такие маленькие котятки — они весили всего по пять килограмм в полгода, еле-еле держали голову. То есть шансы — нормальный, мне кажется, нецерковный человек сказал бы типа: да нет... До нас отказались уже трое от этих детей. Я так толкнула мужа рукой, говорю: «Ну что, берём?» Он такой: «Что, прям так?» Я говорю: «Да». Он даже документы не читал — прочитала их я. И мы такие говорим: «Да, мы согласны». Они говорят: «Что, вот прям так?» Я говорю: «Вот прям так». И всё, и мы в среду подписали документы. В пятницу мы забрали детей. И на Троицу мы их покрестили. Мы позвонили батюшке и сказали: «Батюшка, мы нашли». Он говорит: «Всё, прилетайте, крестим на Троицу». То есть мы в субботу приехали, а в воскресенье мы уже их покрестили.

А. Леонтьева:

— Маша, а в каком они сейчас состоянии находятся, когда получили и любовь, и массаж?

М. Меренова:

— Наши дети в отличном состоянии!

Е. Любовина:

— Я тоже хочу, может быть, вставить свои пять копеек. У нас в «Телеграме» мы как раз публиковали, как раз год был после того, как Маша взяла детей. И у нас канал есть «Один помогает», где есть прямо видео Машиных девочек. И вот там можно посмотреть, потому что это малышки, которые действительно развиваются уже по своему возрасту, они чудесные.

М. Меренова:

— Они всех догнали, они действительно получили обе оперативное лечение в городе. Я очень благодарна этим врачам. Может быть, они нас слышат. Они действительно сделали невероятную операцию — вот таким крошкам они провели операцию на сердце, обеим. Да, у них есть шов, но это как бы такая ерунда. У одной из девочек — мы сейчас ещё продолжаем наблюдаться у кардиолога, но тоже ничего угрожающего жизни у них нет. Мы провели три курса реабилитации по неврологии. Мы сделали эти массажи, физиопроцедуры. Нам тоже помогла обычная городская поликлиника, обычный центр неврологический. У девчонок всё хорошо. То есть это обычные живые девчонки, которые бегают, прыгают, болтают, кушают. У них всё, как у всех. Но изначально, если смотреть на всю эту ситуацию такими трезвыми глазами, это могло быть ДЦП — серьёзно, абсолютно точно могло быть ДЦП, либо у двоих, либо у одной точно. Но всё с Божьей помощью хорошо.

А. Леонтьева:

— Невероятная история какого-то абсолютного доверия к Богу, потому что иначе объяснить такую смелость просто невозможно.

М. Меренова:

— Так и есть.

Е. Любовина:

— Вы знаете, ещё тут нужно сказать, что за каждой смелой такой мамой или руководителем фонда благотворительного стоит вот такой надёжный папа и муж. И надо сказать здесь Диме, что его тыл даёт возможность Маше делать какие-то дела и чувствовать себя вот такой и женой, и мамой, и сотрудником.

М. Меренова:

— Он поддержал, кстати, когда я уходила с работы. У меня был, как говорится, вверх карьеры, то есть управляющая клиники — да я мечтала об этом все пять лет, что там работала. И тут я ухожу на сестру милосердия, у которой зарплата, как вы сами понимаете, в разы меньше, чем у руководителя клиники. Но, хочу заметить: как только ты начинаешь помогать Богу, Он как-то устраивает всё. У меня у мужа пошла работа, у нас денег стало гораздо больше, чем когда мы работали вдвоём.

Е. Любовина:

— Наверное, не Богу, а ради Бога помогать людям.

М. Меренова:

— Да, так.

А. Леонтьева:

— Ну да, я вот часто замечаю, что когда ты делаешь один шаг по направлению к Богу, то Он делает сто шагов тебе навстречу.

М. Меренова:

— Абсолютно в это верю.

А. Леонтьева:

— Елена, а вот всё-таки ваш мальчик уже вырос у вас на глазах, и неужели никаких сложностей не было? Вот вы так рассказали, как об истории любви.

Е. Любовина:

— Нет, естественно, есть сложности, у него есть сложности с учёбой. Но вот как-то всё это преодолевается. И, наверное, вот та мера, которую... когда Маша рассказывала о том, что представьте — мы тоже, и Маша, и я, выступаем в школах приёмных родителей, и вопрос, который мы задаём: а представьте, что будет через 5-10 лет? Если потенциальные родители представляют балерину, то есть девочку, которая будет ходить там, получать пятёрки, мы тоже говорим: нет, не балерина. Потому что, действительно, вот та дыра, которая у детей остаётся от прежней жизни, и то незнание вообще, а в чём он жил, и информация про родителей — тоже каким-то образом откладывает отпечаток на дальнейшей жизни. Сколько бы ни было любви, сколько бы ни было совместных трудов, всё равно не нужно забывать, что у ребёнка есть свой опыт. И поэтому ставить высокую планку и говорить о том, что отличник — нет, не отличник. Пусть это будет тройка, пусть это будет второй год, но это ребёнок, которого ты готовишь к самостоятельной жизни, это ребёнок, которого ты учишь каким-то своим ценностям: ценностям семьи, православным ценностям. И это прорастёт, безусловно. Но, возможно, мой сын уже десять раз перепрыгнул через голову со своими вот этими неудовлетворительными оценками. И, возможно, он никогда не будет никаким ни учёным, ни кем, но он будет хорошим человеком — я это точно знаю.

А. Леонтьева:

— Потрясающе. Не вы первая рассказывайте о том, как важно, когда ты берёшь ребёнка... на самом деле это школа приёмного родительства. Как я часто говорю, она для всех родителей, по-моему, обязательна. Жалко, что я, 29 лет назад рожая первого ребёнка, не знала, что бывают такие прекрасные вещи. И эти вот ожидания, которые невозможно применять к приёмным детям, наверное, они также часто мешают и с собственными детьми. Маш, а скажите, ваши сыновья как восприняли это появление двух девочек?

М. Меренова:

— Наверное, в меру того, что они подростки и сейчас очень погружены в самих себя, для них это не составило какого-то труда, изначально — поправлю себя. То есть они решили: а, заводите, кого хотите.

А. Леонтьева:

— Собак же завели.

М. Меренова:

— Да, абсолютно точно. То есть для них это было равноценно этому же. То есть они сказали: «Так, только сразу говорю, что гулять я с ней не буду, — речь шла сначала про одну девочку, — памперсы я ей менять не буду, кормить я её не буду, и вообще, в принципе, я как бы заниматься ей не буду. То есть хотите — берите, занимайтесь сами». Мы сказали: «Хорошо, это всё только для нас». И, конечно, появление не одной, а двоих, да ещё и таких маленьких, да ещё и тех, которые требуют кучу времени, чтобы покормить и прочее — по-прежнему наши дети не гуляют с ними, они их не кормят, не меняют памперсы, но они с радостью могут посидеть, где-то меня подстраховать, что-то вынести, как-то где-то приглядеть. То есть, конечно, во всём в этом они помогают. Был небольшой период, когда произошёл такой, как говорится, казус: а чего столько времени на них уходит у вас? Раньше мы могли то-то и то-то, а сейчас в девять часов спать укладываемся. Чего ради? Почему мы не можем сесть и посмотреть кино? То есть, конечно, немножко уклад жизни поменялся, но мы, осознавая, что у нас есть кровные дети, которым нужно уделять не меньше внимания, постарались какой-то соблюсти баланс и, скажем так, не перетянуть в сторону маленьких детей. И мы как-то по-прежнему стараемся балансировать.

А. Леонтьева:

— То есть отношения потеплели, да?

М. Меренова:

— Да.

Е. Любовина:

— Здесь из всех наших рассказов, которые выглядят достаточно позитивно, всё-таки хочется сказать, что если человек в школе приёмных родителей остановился и понял, что это не по силам, то это лучше. Потому что есть отказы от детей приёмных — это двойная травма. И здесь опять же это про ту меру, которая тебе дана. Потому что для одного вот такая история — да, Маша может с этим справиться. Я бы с двумя сложными девочками не справилась никогда. И для меня это другая мера. И поэтому к этому ко всему нужно осознанно относиться. Я думаю, что про осознанность мы поговорим позже, потому что именно такая программа есть у нас в фонде для детей.

А. Леонтьева:

— Напомню, что у нас в гостях Елена Любовина, приёмная мама и директор фонда «Один помогает», и Мария Меренова, мама четверых детей, двое из которых приёмные, директор программ фонда. Давайте уже наконец поговорим, чем же занимается фонд, с какими детьми работает, кому он помогает.

М. Меренова:

— Заинтриговали?

А. Леонтьева:

— Да, всю передачу держали в секрете, в неведении.

М. Меренова:

— Что же мы делаем?

Е. Любовина:

— Ну, из всего следует, что, первое — это дети из детских домов. Это так было, это так есть, это продолжается.

А. Леонтьева:

— Что вы с ними делаете? Я просто очень хорошо знаю про детские дома, много очень с этим имела дело. И знаю, что люди могут по-разному помогать: могут конфеты привезти, могут праздник устроить.

Е. Любовина:

— Знаете, наверное, мы не будем останавливаться на этой помощи. Она сейчас у нас живёт своей жизнью, потому что мы в какое-то время обучили волонтёров-специалистов и перешли на уровень помощи, которая необходима для социализации детей.

М. Меренова:

— То есть мы не устраиваем какие-то там праздники, мы занимаемся по делу.

Е. Любовина:

— Да, мы просто ведём программу осознанности, в которую включаем благотворительность, то есть дети из детских домов помогают нам, к примеру, разбирать товары на складе для того, чтобы отправлять дальше нуждающимся и забирать себе в детский дом. Но не так, что привезли просто вам, подарили канцтовары, мебель. А группа детей выехала на склад, их научили, показали, как это всё делать. Им провели на складе экскурсию, показали, как склад работает, они познакомились с руководителями. То есть это ещё и такая экскурсия профориентационная. И потом они часа три, а то и четыре поработали. И мы сначала думали, что будем волонтёров привлекать. Но зачем волонтёры, если ребята могут включиться в эту работу?

А. Леонтьева:

— Но они рады, что они помогают другим детям при этом?

Е. Любовина:

— Знаете, это вот возможность вообще по-другому посмотреть на ситуацию. Тебе всегда помогают, ты ребёнок-сирота, а тут ты помогаешь кому-то, и это другая мера. И у нас выпускники детских домов принимают участие в кормлении бездомных. То есть есть организации, которые кормят на вокзалах, бабулечек, и мы не берём из детского дома, потому что как бы СанПиН нормы все. А вот выпускники 18 лет могут принять решение и присоединиться к нам, вернее к этой программе, но через нас. И тоже очень интересно, когда ребёнок говорит: а я там не хочу быть, с той стороны, я не хочу стоять с этой тарелкой, я хочу сам помогать. И меняется вектор, когда всегда все помогают тебе, а тут ты можешь помочь.

А. Леонтьева:

— Очень педагогично, здорово.

Е. Любовина:

— Да. И этот проект тоже развивается, потому что это про осознанность и про возможность самому что-то отдавать.

А. Леонтьева:

— Чего дети как раз не умеют зачастую.

Е. Любовина:

— Ну да, потому что культивируется иждивенчество через программы этой односторонней помощи. Об этом можно тоже говорить. Но как-то мы эту программу — там и репетиторы занимаются, и волонтёры делятся своим опытом, как ухаживать за собой, как деньги тратить — да всё, что угодно. Это программы такого тренинга по целеполаганию, по профориентации — то, что делают многие фонды, но с элементом ещё участия в благотворительности. Ещё у нас есть программа, мы пошли дальше — это программа работы с травмой. Потому что каждый ребёнок подвержен определённым каким-то травмам в прошлом в детских домах.

А. Леонтьева:

— И каждый ребёнок — не просто, а каждый.

Е. Любовина:

— Каждый ребёнок, да. Просто мы говорим сейчас о такой работе с травмой — выездные мероприятия, где специалисты работают с группой детей определённое время. Но началось у нас всё с проекта для детей из Мариуполя, в силу опять же работы сёстрами милосердия, мы там были. И поэтому у нас два выезда уже было — тоже посттравматическая работа. И вот у нас определённое просто направление — это работа с травмой, для детей, переживших трагические события в Мариуполе, и для детей в России в детских домах, у которых тоже очень жуткие истории. То есть если там дети видели на глазах гибель своих близких, то здесь тоже неадекватные родители кровные тоже причиняли детям какое-то жестокое обращение, увечья. И есть случаи, когда дети тоже видели, когда там папа убил маму на глазах. И в этом у нас есть грамотные специалисты, это разные команды, потому что там работают специалисты, кризисные психологи, именно военные, с опытом работы в Боснии, в Чечне. А здесь мы такой выезд планируем в сентябре. Это психологи, тоже кризисные, но которые работают вот с тяжёлыми травмами именно в семье.

А. Леонтьева:

— Елена и Мария, а вы можете сказать, что, наверное, за какой-то не очень большой период, когда вы, так сказать, реабилитируете этих детей, что какой-то реально виден результат?
М. Меренова

— Леночка, расскажи. Елена имела возможность все два сезона с ребятами посетить вместе со специалистами. Она непосредственно прям находилась там, и она может рассказать.

А. Леонтьева:

— Да, расскажите конкретные какие-то истории.

Е. Любовина:

— Мы сначала начали гуманитарную помощь осуществлять. А потом стал очевидным оттуда запрос, что детям нужна психологическая помощь. Мы слышали истории, которые никогда не слышали, мы видели там то, что никогда не видели. И когда мы создали этот проект, были определённые критерии отбора детей. То есть очень крутые специалисты... знаете, как забивать микроскопом гвозди — не совсем правильно. Поэтому была выбрана группа детей, наиболее подверженная таким травматическим событиям, и работали с агрессией, работали с чувством вины, с обидой, с недоверием к миру. И это было погружение. Мы делали такой выезд в Таганрог, потому что там близко территория вот вроде как наша здесь, близко детям приехать. Специалисты приезжали из разных уголков. Это опять же промыслительно к нам такие специалисты присоединились. И была диагностика до и после, и результаты, конечно, поражали такого погружения.
Когда ты видел, что из ребёнка, такого робота, который приехал и говорит «да», «нет», «не знаю», и ты понимаешь, что через труд специалистов, через вот эти интервенции, погружения в то состояние, ребёнок начинает быть опять ребёнком. Мы намерено взяли подростковый возраст, когда и так сложно. И получалось, что мы возвращали детей в то состояние нормальной жизни подростка. И это благодарность, конечно, специалистам, потому что это не просто была такая, скажем, адаптация и социализация, или просто досуг, а это была очень серьёзная работа. И здесь у нас всё есть для этого: у нас есть специалисты, у нас есть площадки, мы готовы продолжать делать это и дальше. Здесь нужна просто поддержка финансовая, мы ведём сборы. И mirom.help сейчас сбор делает, и журнал «Фома» сейчас будет открывать этот сбор именно на ту программу. То есть, опять же, как фонд мы собрали всё в пазле в этом. И теперь хочется участия людей, слушателей для того, чтобы эта программа продвигалась, чтобы был результат. Параллельно мы делаем программу тоже, запланировали на сентябрь месяц, для детей-сирот. Сейчас мы тоже в компании пишем письма и рассказываем.
Там тоже жуткие истории, когда папа в наркотическом опьянении обливает маму бензином и поджигает на глазах у ребёнка. Как ребёнок может дальше жить, развиваться, учиться, если перед глазами стоит эта история? И этому тоже нужно уделять время и прорабатывать. Теперь мы знаем как — у нас есть команда специалистов. Мы тоже на сентябрь наметили этот выезд. И, объединяя ресурсы всех, потому что площадку нам дают, специалисты у нас есть, методики есть. Люди неравнодушные здесь могут присоединиться и просто помочь нам финансово для того, чтобы оплатить труд специалистов и сделать какие-то определённые закупки на проведение вот этого двухнедельного погружения.

А. Леонтьева:

— Вот вы такие рассказываете истории, что я даже не верю, что вообще вот эти травмы могут быть как-то вылечены. Даже облегчить боль, мне кажется, от таких вещей очень сложно.

Е. Любовина:

— Вы знаете, я не специалист, поэтому я не буду говорить про посттравматический синдром так глубоко, но его никуда не деть. То есть есть дети, которые в наши программы приезжают, и специалисты определяют, что именно посттравматический синдром, но с ним можно научить жить. И если ребёнок, получая рекомендации от специалистов, его родители — мы работали с детьми из семей в Мариуполе — получают тоже рекомендации, если они их соблюдают, если ребёнок стремится, то есть у нас не лагерь, у нас работа такая серьёзная, то его жизнь, конечно, идёт к лучшему.

М. Меренова:

— Одна из наших таких, наверное, больших и добрых программ при приходе — при больнице святого Владимира есть храм Живоначальной Троицы, под руководством настоятеля иерея Владимир Суханова, и основано сестричество. Как раз сестричество занимается тем, чем занималась Леночка в больнице Тушинской, то есть оно помогает тем детям, которые остались одни в больнице. Это очень сложно — находиться и проходить какое-то серьёзное лечение, когда у тебя нет родителей. И такие дети, конечно, попадают из детских домов, и им, конечно, хочется, чтобы был кто-то рядом, подержал за ручку, помог, где-то поиграл, почитал и так далее. Очень давно уже, наверное, больше семи лет, есть при этом храме Свято-Владимирская волонтёрская служба. Это группа неравнодушных девушек, ребят, которые проводят с детьми мероприятия, то есть они ходят, они с ними рисуют, делают какие-то поделки, проводят какие-то игры, читают книжки, то есть делают всё то, что позволяет ребёнку оставаться ребёнком тогда, когда страшно.
Когда было организовано сестричество, мы поняли, что, как правило, все сёстры, в основном так получается, с опытом по уходу. И мы поняли, что, наверное, этим детям нужно, чтобы с ними находились всегда. То есть весь период пребывания в больнице важно, чтобы находился с тобой человек с опытом. Есть такие проекты практически, наверное, во всех больницах в Москве — это няня, то есть тот человек, который вместо мамы будет находиться с тобой в этот период. И мы такую программу тоже сделали. У нас есть все ресурсы для того, чтобы такого человека закрепить за ребёнком. У нас есть договорённости с больницей, и они очень рады, что такая возможность у храма есть — помогать. И теперь дети всегда будут с человеком неравнодушным. Конечно, этот проект тоже требует, пусть небольшого, но всё-таки финансирования, мы сейчас активно будем над этим работать, потому что дети прибывают и, конечно, находиться одним им очень тяжело.

А. Леонтьева:

— Вот эти огромные добрые дела, которые вы делаете — расскажите, как вас найти, как вам помочь, если кому-то захочется это сделать?

Е. Любовина:

— У нас есть сайт, у нас есть соцсети. 1pom.ru — это сайт нашей организации, и там есть кнопка «помочь» или «пожертвовать». И можно подписаться на регулярное пожертвование. Это как раз тот вид помощи, когда с вашего счёта, с вашей карточки будут отчисляться небольшие какие-то суммы ежемесячно. И вы будете понимать, что ваши 300 или 500 рублей как раз помогают специалистам помогать детям. Пожертвования, если вы сотрудник компании, вы можете также, наверное, позвонить нам, и мы расскажем, покажем, и таких людей тоже присоединяется, и перевести пожертвования на счёт. Но мы всё-таки ориентируемся на неравнодушных людей, которые свои 300-500 рублей перечислят нам на счёт — это просто.

А. Леонтьева:

— Да, слава Богу, таких людей очень много. Спасибо вам огромное. Я напомню, что сегодня с вами была Анна Леонтьева. У нас в гостях Елена Любовина, приёмная мама и директор фонда «Один помогает», и Мария Меренова, мама четверых детей, двое из которых приёмные, директор программ фонда. Вот мы говорим фонд, фонд, но на самом деле вы рассказали потрясающие истории о том, как вы помогаете людям, и о своих детях. Спасибо вам и за это, и за то, что вы делаете.

Е. Любовина:

— Спасибо вам.

М. Меренова:

— Спасибо вам.

А. Леонтьева:

— Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Роль духовника». о.Григорий Геронимус
• «Радость в жизни христианина». Протоиерей Александр Овчаренко
• «Путь к священству». Иеромонах Прокопий (Пащенко)