Гал., 200 зач., I, 11-19.

¹¹ Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое, ¹² ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа.

¹³ Вы слышали о моем прежнем образе жизни в Иудействе, что я жестоко гнал Церковь Божию, и опустошал ее, ¹⁴ и преуспевал в Иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий.

¹⁵ Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил ¹⁶ открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам,- я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, ¹⁷ и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам, а пошел в Аравию, и опять возвратился в Дамаск.

¹⁸ Потом, спустя три года, ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней пятнадцать.

¹⁹ Другого же из Апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня.

Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.

В любую эпоху для обозначения чего-то нового используются, как правило, уже устоявшиеся слова и выражения. За примерами далеко ходить не надо: обновленная система московского транспорта получила свое название из всем хорошо известных слов. Но вместе с этим, комбинация этих слов дала новый смысл, такой, который раньше попросту не существовал. Христианство тоже пришло не на пустое место. Ему предшествовали многие века развития человечества со своими достижениями и ошибками, со своей культурой, со своими представлениями о мире и о Боге, со своим языком и со своими устоявшимися понятиями. Слово, которое сегодня мы привыкли воспринимать в одном единственном смысле, — «Евангелие» — не было абсолютно новым в том мире, в котором начала развиваться проповедь о Христе Воскресшем. Да если бы апостолы и решили изобретать новые слова, их бы не поняли. Поэтому они пользовались уже существующими терминами. Греческое слово «евангелие», как мы помним, в переводе на русский означает «благую весть». Схожим словосочетанием во времена Римской империи обозначали возвещение подданным о какой-нибудь очередной военной победе или же о значимом дне в жизни императора. Что-то хорошее, доброе, то, что сегодня мы бы отнесли к разряду безусловных общечеловеческих ценностей, в случае победы этих самых ценностей называли благой вестью.

Когда апостол Павел пишет к галатам о том, что то Евангелие, которое он благовествовал не есть человеческое, это означает, что он говорил о чем-то совершенно ином, о том, что выходит за рамки привычного, за рамки любых известных достижений человечества. О том, что люди в принципе не могут сделать. Не могут они это и придумать. Апостол пишет, что он «принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа». Это не возвещение благой воли кого-либо из людей, это возвещение благой воли Самого Бога. А о том, что возвещенное Павлу Богом не есть иллюзия или же какая-то личная фантазия апостола, говорит факт абсолютного совпадения Павлова благовестия с благовестием других апостолов, особенно же тех из них, кто был свидетелем земной жизни, Распятия и Воскресения Христовых. Это очень любопытный и важный факт. С одной стороны, у нас есть рассказ о Христе теми, кто бы свидетелем жизни Воплотившегося Бога, с другой, о том же самом говорит и тот, кто никогда не встречался со Христом до Его Вознесения. Дальнейшая история христианства дает нам и другие примеры такого рода. Не только апостол Павел просветился светом познания Христовой Истины без участия какого-либо человека, подобное происходило и с некоторыми другими святыми. А это, в-первую очередь, означает, что Господь Иисус Христос всегда с нами, что Он здесь, среди нас. Он с нами и посреди нас.