«История Оренбуржья в конце 19 — начале 20 веков». Дмитрий Сафонов

Наш собеседник — доктор исторических наук, профессор Оренбургского государственного университета Дмитрий Сафонов.

Мы говорили об истории Оренбуржья в конце 19 — начале 20 веков: о том, как там строилась железная дорога, и какие новые перспективы открылись для местности благодаря этому, о том, как переживались в Оренбурге революционные события 1917 года, а также о том, как в этом регионе устанавливалась советская власть.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

Алексей Пичугин:

— Дорогие слушатели, здравствуйте. «Светлый вечер» на светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин, рад вас приветствовать и с удовольствием представляю своего собеседника, ближайший час эту часть «Светлого вечера» вместе с вами, вместе с нами проведёт Дмитрий Сафонов, профессор кафедры истории Оренбургского государственного университета. Дмитрий Анатольевич, здравствуйте! Добрый вечер!

Дмитрий Сафонов:

— Добрый вечер!

Алексей Пичугин:

— Мы с вами уже провели две программы, где говорили об истории Оренбургской губернии, того что предшествовало Оренбургской губернии. И вот так потихоньку мы, двигаясь вперёд по хронологии, дошли до второй половины XIX века, когда, я так понимаю, что такое резкое развитие в истории Оренбургской губернии, всего края, оно несколько затормаживается, если так можно сказать.

Дмитрий Сафонов:

— Ну да, пожалуй, это действительно так. Просто-напросто во второй половине столетия создаются определённые предпосылки для усиления роли Оренбурга, Оренбуржья в судьбе всей страны. Речь идёт о намерении продвинуться дальше в Среднюю Азию, туда, на восток. И в этом плане Оренбургская губерния начинает играть роль своеобразного плацдарма, с которого готовится будущее продвижение. Как любое крупное мероприятие оно требует подготовительного периода, то есть сюда направляются не только войска, но и кадры, появляются люди, которые в иных условиях никогда в такую провинцию просто так не поехали. Ну и другими словами, создаются условия и возможности, реальные возможности для того, чтобы край стал развиваться, развиваться во всех отношениях: и в военном, и в политическом, и в экономическом, и даже в культурном. Но к сожалению, это процветание было временным, оно прекратилась после того, как завоевание было закончено. То есть, когда в семидесятых годах — начале восьмидесятых годов русская армия и российская государственность дошла уже на юг, до самых границ, фактически близко к Афганистану, то практически там и была создана новая административная единица —Туркестанское генерал-губернаторство. Дело в том, что Оренбуржье тоже было генерал-губернаторством, но это же название административной единицы на окраине. То есть во главе такой территории стоял генерал-губернатор, у него были полномочия, и помимо гражданских ещё достаточно широкие и военные, но это было только для пограничных территорий...

Алексей Пичугин:

— Ну он так и назывался — военный генерал-губернатор.

Дмитрий Сафонов:

— Просто генерал-губернатор. Если быть принципиально точным, это несколько раз за XIX век менялось, но суть именно такая, что это было Оренбургское генерал-губернаторство. А вот теперь, когда граница империи ушла далеко на юг, и там возникла новая административная единица — Туркестанское генерал-губернаторство, Оренбуржье перестало быть таковым, перестала быть необходимость быть таковым. И оно было переименовано просто в Оренбургскую губернию. То есть стала типовой провинциальной, тыловой губернией. А это означало, в свою очередь, если называть вещи своими именами, сокращение финансирования, исчезновение интереса к этой территории там в столицах, какого-то повышенного интереса, отток кадров, конечно же, служба в Оренбуржье, на юго-восточной окраине европейской части России, не было таким уж особо привлекательным делом. Поэтому вновь с кадрами становится вновь достаточно бедно, я бы сказал. Можно упомянуть, что выпускники Оренбургской гимназии, кто уезжал учиться в университет, они практически никто в Оренбург потом не возвращались, потому что... ну а зачем? А учились где они? Ближайший город университетский, куда они отправлялись, это была Казань.

Алексей Пичугин:

— Относительно недалеко.

Дмитрий Сафонов:

— Да, тысяча с лишним километров. То есть это настолько мы были далеки от культурных центров, что понятно, это не способствовало развитию края и основного города. В принципе, в 1917 году где-то между февралём и октябрём новые веяния начались, новые идеи стали носиться, вот тогда начали было обсуждать вопрос: не пора ли Оренбуржью завести вуз, хоть один на своей территории в Оренбурге? Ну и дальше мысли о том, что вуз должен быть политехническим, ну вроде как по конкретным задачам. Но дальше разговоров дело не тронулось. Потом уже при советской власти да, вузы стали появляться, но это было значительно позже.

Алексей Пичугин:

— Только семинарию, я знаю, открыли и даже здание большое построили.

Дмитрий Сафонов:

— Ну семинария — это немножечко другое.

Алексей Пичугин:

— Да, конечно, другое.

Дмитрий Сафонов:

— В целом, конечно, затрудняло что развитие? Затрудняло, конечно, расстояние. Большие расстояния, всё-таки территория у нас громадная была. И сообщение было единственное по железной дороге. И то железную дорогу построили уже в конце XIX века, в рамках тех железнодорожных начинаний, которые осуществлял Сергей Витте, он же был железнодорожник по профессии. Он как раз видел необходимость строительства железной дороги из европейской части в Среднюю Азию. Тут даже был интересный такой эпизод, что шла борьба мнений, где должна пойти эта железная дорога. Был вариант через Саратов, и был вариант через Оренбург. И как утверждается, Витте склонялся больше к саратовскому варианту, а оренбургское купечество, как бы мы сейчас выразились, бизнес-сообщество, обмозговав ситуацию, поняли, что проведение железной дороги — это шанс. И в столицу был отправлен своеобразный десант оренбуржцев, которые ходили везде, где только можно. Легенда утверждает, что они якобы даже до императора дошли каким-то путём, и император утвердил вариант этой дороги. Именно через Оренбург. За что ему огромное спасибо, потому что именно железная дорога, ну скажем так, и стимулировала развитие Оренбуржья в дальнейшем.

Алексей Пичугин:

— То есть, благодаря железной дороге и благодаря своему расположению, Оренбург стал одним из центров купеческой жизни?

Дмитрий Сафонов:

— Ну, во-первых, он да, стал центром, перевалочный пункт был. А во-вторых, любая железная дорога — это же инфраструктура вокруг неё и переориентация остальных территорий. Я просто могу пример привести. У нас был Челябинский уезд, сейчас это Челябинская область самостоятельная, туда вот на восток. В Челябинском уезде было прекрасное зерно, очень дешёвое и очень качественное, но вывозить его была серьёзная проблема. В итоге его оттуда, из Челябинского уезда, везли в мешках на телегах до Оренбурга и уже отсюда пытались продавать. Но к тому времени как его привозили, цена его повышалась настолько, что возить вскоре перестали. А раз не нужно, то нет стимула к развитию, к увеличению посевов. То есть тут одна проблема ощутимо цепляла другую, и в целом Оренбуржье было слабенькой в экономическом отношении территорией. Могу привести пример, когда в начале XX века стали строить станцию «Оренбург», ну станцию, так сказать, всё — весь комплекс, в том числе и для строительства самой станции и для железнодорожных мастерских, поскольку кадров своих не хватало, то перебросили из Самары 200 человек. Ну сегодня бригада в 200 человек — это смешно, да? А тут были, и после того как они приехали, уже это отмечено в документации, было то, что скакнули резко цены на аренду жилья и цены на базаре. То есть даже лишних 200 человек уже повлияли на ситуацию, то есть, в общем-то, был такой камерный небольшой городок. Хотя это главный город в губернии получается и, в принципе, конечно, Оренбург был таким провинциальным городом без особой культурной жизни. Хотя, конечно, мы, местные оренбургские историки и культурологи бережно собираем все факты, связанные с именами тех или иных культурных деятелей и даже с их визитами в Оренбург. Мы пытаемся собрать всё, что можно, потому что для Оренбуржья это было важно. На фоне крупных культурных и политических центров, которые были в европейской части, конечно, мы были слабенькие, но всё-таки Оренбуржье существовало как губерния и просуществовало как таковой вплоть до революции 17 года. Потому что ну в Первую мировую войну, если мы затронем так краешком...

Алексей Пичугин:

— По касательной.

Дмитрий Сафонов:

— Да. То там... ну если говорить про первую революцию, то о событиях, например, 9 января в Оренбурге узнали мало-мальски подробно, с какими-то деталями, только летом 1905 года. Ну это связано в не меньшей степени с тем, что информация не афишировалась, но местная политическая активность, связанная с выборами в ту же Государственную Думу, была иногда на уровне буквально анекдотов. Когда там 10 человек собрались, решили создать кадетскую партию, и вот их 10 так до конца и осталось, никто к ним не присоединился. Были, разумеется, свои социал-демократы и эсеры, там есть масса интересных историй. Опять же сопоставимо с историческими анекдотами, но реальной политической борьбы не было.

Алексей Пичугин:

— А вот эти все отделения социал-демократов, эсеров, они варились сами в себе или всё-таки имели устойчивые связи с остальными?

Дмитрий Сафонов:

— Все вместе. Это потом уже под влиянием общероссийской, общесоветской установки было, что большевики с самого начала были особняком, что они самые лучшие, остальные были плохие. Нет, просто даже пример могу привести. Когда где-то в шестом году задержали одного из социал-демократов, отправлявшегося в гости в деревню с печатными изданиями, ну агитацию он там пытался устроить, перечень того, даже смешно перечислять, что у него было. То есть у него там эсеровские листовки, социал-демократические листовки, самодельные оренбургские листовки и даже «Колокол».

Алексей Пичугин:

— Ну, в общем, да, понятно, что если уж кто-то едет, то снаряжали его все вместе.

Дмитрий Сафонов:

— Да, ну такой был уровень, и поэтому для нашего края первая революция — это такое пробуждение от зимнего сна медленное. А ну, конечно, первые признаки тоже интересны, но, конечно, по сравнению с теми мощными событиями, которые были в других регионах, они несопоставимы. Дальше Первая мировая война. И в Первую мировую войну тоже ситуация... Мы очень далеко были от фронта, у нас был тыл, серьёзных предприятий, которые работали на оборону, у нас не было. Но если посмотреть список того, что из Оренбуржья поставляли на фронт: телеги, ящики для снарядов, вот так сказать самый большой уровень того, что от нас везли. То есть оружие здесь не производилось, например, боеприпасов тоже, не было соответствующих предприятий, использовалась территория для пребывания военнопленных. Военнопленные были, действительно их сюда отправляли.

Алексей Пичугин:

— И в обе мировые.

Дмитрий Сафонов:

—Ну во Вторую мировую понятно почему, потому что все их санитарные службы эвакуации медицинские, они же все, конечно, были сориентированы на возможности железных дорог. Именно по этой причине военнопленных Первой мировой войны отправляли сюда, в Оренбуржье, в городе их было держать крайне тяжело, я уже говорил, что даже 200 человек, и то поставили остро квартирный вопрос, взорвали рынок, поэтому их содержали на Гостином дворе, Меновом дворе, это помещения для торговли, потом их стали раскидывать по деревням. Кстати, могу рассказать забавный эпизод. Значит, немецкие военнопленные жаловались, жаловаться им было куда. Поскольку с Германией мы в войне, интересы российских граждан в Германии защищало посольство Швеции в Германии, а вот в обратную сторону — посольство США. И вот как раз в посольство США поступали жалобы от оренбургских военнопленных, что с ними жестоко обращаются, эти документы есть, они реально существуют, это не слухи, это реальные документы. Причём по каждому расследованию приезжали американские дипломаты, но, в принципе, звучит смехотворно. Потому что один жаловался, что в деревнях в деревянных будочках для определённых нужд нет туалетной бумаги, то есть совершенно нечеловеческие условия у него были содержания.

Алексей Пичугин:

— А она уже была тогда в наших краях?

Дмитрий Сафонов:

— Видимо, да, если немец хотел найти это в деревне-то. А другая жалоба была в том, что он сидел возле своего дома, а военнопленные после девяти часов должны были находиться в помещении, а он сидел около, возле дверей, и стражник, который проходил мимо, повелел ему убираться с улицы. И дальше пишет он, что он меня оскорбил и оскорбительное слово записано латинскими буквами, стражник сказал ему: «Эй ты, шаромыжник». И вот это он написал в посольство США, и те приезжали разбираться по этому поводу.

Алексей Пичугин:

— Напомню, друзья, что сегодня в программе «Светлый вечер» профессор кафедры истории Оренбургского государственного университета Дмитрий Сафонов. Итак, Дмитрий Анатольевич, Первая мировая война, военнопленные и всё это завершается. Первая мировая и буквально через несколько лет начинаются уже революционные события 17 года.

Дмитрий Сафонов:

— Ну да, опять начинаются революционные события в центре. У нас этого ничего не было. Собственно, даже узнали про то, что царь отрекся от престола опять же почти анекдотичным способом. То есть по спецсвязи губернатору сообщили, что вот царь отрёкся и так далее... было собрано узкое совещание, ну тех кому нужно было. И было решено: «Давайте не будем пока об этом сообщать, пока дополнительной информации никакой нет, потом разберёмся». И в рамках того, чтобы изолировать общество от ненужной информации, а других информационных каналов просто не было, кроме газет, которые привозились поездом, который шёл из Москвы. Поезд привозил пачки газет.

Алексей Пичугин:

— Уже можно представить, с каким опозданием они доезжали.

Дмитрий Сафонов:

— В принципе, в начале века разрыв газет из столицы, то есть из Питера до Оренбурга, был 2 недели, а тут жандармы получают приказ: газеты не выдавать, а соответственно, уничтожить, чисто по-российски приказ спускается ниже, ниже, ниже к исполнителям, в конце концов, вызвали жандармов, которые дежурили на платформе в рамках своих служебных обязанностей, и им сказали, что газеты должны быть уничтожены. И как только пачки газет из вагонов выбросили на платформу, они подошли и их просто-напросто разорвали все тупо. И большое количество разорванных газет полетело по всей платформе, заинтересовав прохожих: что же там?

Алексей Пичугин:

— Прямо в руки любознательных граждан.

Дмитрий Сафонов:

— Заинтересовав граждан: что же там такое? Почему всё рвут? И в итоге получился эффект как раз от обратного: все узнали в деталях, что же там произошло. Может быть, не и всё, что произошло, а так как подавалась эта информация. Ну а дальше наступила растерянность, и, естественно, проблема заключалась в том, что российская система управления была очень жёсткая. То есть, в принципе, все руководители вплоть до губернатора или начиная с губернатора и ниже, они все были сориентированы на чёткие распоряжения из центра. Инициатива как бы не поощрялась, вообще она не то что не поощрялась, а скажем так, инициативному чиновнику места не было в этой системе. Понимаете? И отсюда они все ждали инструкций, и вот когда Февральская революция произошла, когда возникло Временное правительство, оно, Временное правительство, стало посылать в основном декларации. Ну такое словоблудие, если честно, высокий штиль, громкие фразы: свобода, равенство и братство, ну и прочее, демагогия сплошная, ничего конкретного. И на уровне губернии в кому впали все, потому что, что делать? Вот что делать? Как бороться? Какие инструкции? Инструкций никаких нет. Например, пришёл приказ очень громкий от министра внутренних дел, что царская полиция распускается, впрочем, они же распустили и жандармерию, то есть, понимаете, во время войны распустили спецслужбы. И всех жандармов Оренбурга, всех жандармов Оренбуржья, их было не так уж и много, кстати, в солдатские шинели и отправили на фронт: нам не нужны служители старого режима. Полицию распустить, вместо неё будет милиция, ну полицию распустить сначала, естественно, они принимают к сведению, полиция распускается. Ну и возникает вопрос: хорошо, милиция, а как? Кто будет делать? Инструкции вообще какие, пошаговые-то? Решайте сами на местах. А на местах люди не привыкли решать, а потом там же масса нюансов, например, первая реакция полицейских, которые были отстранены от службы, была простейшая, никакой контрреволюционной деятельности. Они просто пошли и спросили: «А пенсию нам будет платить кто-нибудь и как, на что нам жить?» А тут приходит разъяснение, что служители старой полиции не могут быть приняты в милицию. То есть по предназначению соответственно в милицию нужно было брать людей, которые разделяют революционные взгляды, желательно имеют юридические знания и вот никак не связаны с полицией.

Алексей Пичугин:

— Ну вот эти сразу три условия, которые очень сложно исполнить вместе.

Дмитрий Сафонов:

— Одновременно за воротами остались дактилоскописты, вот узкие специалисты, все кто служил в полиции, их всех выгнали. Ну а дальше понятно: набирают чёрти кого. Могу сказать, опять у меня сегодня получаются примеры анекдотичные, но так уж выходило, что самый подкованный в правовом отношении оказался новый начальник милиции Оренбургского уезда. У него за спиной было полтора года юридического факультета, студент.

Алексей Пичугин:

— Ну это уже серьёзно.

Дмитрий Сафонов:

— А вот Орск — это второй город по величине в Оренбуржье. В Орске вся милиция оказалась из бандитов. А что? Они все пострадали от старого режима и у них даже были определённые познания.

Алексей Пичугин:

— Да. Я вот как раз хотел сказать: у них были познания.

Дмитрий Сафонов:

— Именно. И они там творили такое, что летом, уже летом семнадцатого года, это исторический факт, начальник милиции уходил от своих подчинённых, отстреливаясь, по главной улице города. То есть он убегал, потому что его убить хотели, от подчинённых скрывался. Кончилось тем, что Орский совет разогнал милицию всю, и правопорядок на улицах стал поддерживаться силами гарнизона.

Алексей Пичугин:

— Ну мне кажется, что таких случаев было много вообще в стране, когда вот такое безвременье, в разных губерниях что-то подобное возникало.

Дмитрий Сафонов:

—Конечно.

Алексей Пичугин:

— Мне это напоминает историю с метрикой, когда уже чуть позже, в двадцатые годы метрика вся перешла в ведение государства, ЗАГСы появляются, надо было набрать каких-то специалистов. А кого набирать? И в первое время, но там, правда, наоборот, если из полиции в милицию не брали, то в ЗАГСы набрали практически полностью священнослужителей. А потом уже от них следующим декретом, спустя некоторое время избавлялись.

Дмитрий Сафонов:

— Ну вот оно так, собственно, и происходило. Губернатор предпочел уйти в отставку, подать заявление и уйти, не дожидаясь никаких последствий. Возникло определённое безвластие, но мы, в общем-то, все прекрасно знаем, что безвластия как такового не бывает. То есть если кто-то власть выпускает из рук, обязательно появится кто-то, кто эту власть подберет. И вот в этой ситуации вплоть до осени 17-го года в Оренбуржье поддерживалось такое состояние неопределённости и неясности: что же будет дальше? Потому что информация приходила обрывками в буквальном смысле этого слова, кусочками, без целостной картины. Инструкции никто не давал, и, в общем-то, должен сказать, что все ждали. И вот когда произошли знаменитые события штурма Зимнего дворца, ну я имею в виду захват власти большевиками, то информация об этом в Оренбург пришла тоже по спецсвязи, но реакция была очень сложная: типа ну и что, насколько это опасно, насколько это серьёзно? Вот, собственно говоря, почему и губернское руководство новое, и городское, ну представители Городской думы... Дело в том, что там в Городской думе главенствовали эсеры. Ну вроде как революционная партия у нас, и они решили, что пока не нужно предпринимать никаких решительных действий. Ну типа давайте подождём, и лучший аргумент был подождать выборов в Учредительное собрание. Оно скоро будет, и оно все эти проблемы разрешит. Упомяну об интересном штрихе, что большевистская фракция города Оренбурга выступила с заявлением, что они не одобряют произошедшее в столице, то есть они против силового приёма. То есть даже местные большевики были против. А поскольку нужно поддерживать правопорядок, милиция — это что-то смешное, никто всерьёз их не берёт, а да, я ещё забыл упомянуть один штрих, что, в конце концов, милиции запретили иметь оружие, потому что у них стали отнимать его, и рассудили так, что преступник может напасть и вооружиться за их счёт, то есть милиция без опыта, без знаний, без оружия и без авторитета. Единственная сила, которая в наших краях была силой — это были казаки, казачье войско.

Алексей Пичугин:

— Я как раз хотел про них спросить, потому что вот чего-то не хватает, если мы знаем прекрасно, что есть оренбургское казачество.

Дмитрий Сафонов:

— А у них была особая территория, территория Оренбургского казачьего войска. На этой территории не действовали распоряжение губернатора, а действовали только распоряжения атамана. Другое дело, что в царское время вот этот вот дуализм своеобразный, он решался очень просто, то есть по инструкции получалось, что атаман главный на территории войска, губернатор главный на гражданской территории, а как им сосуществовать в одной губернии? Решалось просто — исторически губернатор становился атаманом. Остроумное решение, он как бы всё в руках и держал, а теперь после февраля, после того, как губернатор, ушёл, а атаман-то остался, войска не может быть без атамана, и вот начался расход, в принципе, правопорядок на территории войска поддерживался по-прежнему. Это всегда было в конце XIX века, когда полиции сил не хватало, но особенно это было в столицах, прибегали к помощи казаков. Только у нас вот стереотип, что казаки, ну вот картинки обычно про Первую революцию, такие с нагайками налетают на рабочих, которые с красными знамёнами и прочее, нет, было совсем по-другому. Это фактически были конные патрули, ими всегда усиливали полицию, то есть они патрулировали, не более чем. Ну и соответственно в оренбургских условиях обращаются к атаману Дутову с просьбой обеспечить правопорядок на улицах. Дутов — это, конечно, фигура... Интересно, как его охарактеризовать? Значимая ну и достаточно неяркая одновременно. Я очень непонятно сказал, правда? В советское время из него делали такого монстра контрреволюции, который спал и видел, как уничтожить всю советскую власть и коммунизм. Эмигрантская литература делала из него рыцаря белой идеи, который благородно боролся, а в настоящее время его пытаются преподнести как такую сильную политическую фигуру, который вёл свою игру, то есть не тупой монархист, ну всё-таки сильная фигура. Я немножко занимался тоже этой темой, персонажем историческим и должен сказать, что Дутов немножечко, так сказать, преувеличен в его подаче, что ли. Ну то есть создают какую-то культовую фигуру, на самом деле, это человек всё-таки больше средних способностей, но не без дарования, то есть он нарисовался в политической жизни очень, в принципе, необычно. Он закончил Оренбургское, кстати, казачье училище, он участвовал в Первой мировой, в Румынии был ранен, летом 1917 года он принимает участие в Казачьем съезде, это знаете, Керенский пытался казаков на свою сторону перетянуть. И создается такой Казачий союз или Союз казаков и вот в этой ситуации Дутова избирают представителем этого Союза. Ну мы с вами люди не наивные, понимаем, что в подобного рода мероприятиях случайных персон не выбирают первыми лицами, поэтому, наверное, по каким-то причинам выдвинули его. Разумеется, не без контроля со стороны Керенского того же, но достаточно скоро Керенский с Дутовым рассорились. Ну не так как собственно два бывших друга рассорились, нет, просто выступление Корнилова, главнокомандующего, против Керенского вызвало негативную реакцию Керенского, а Дутов поддержал соответственно главковерха в этой ситуации.

Алексей Пичугин:

— И мы сейчас прервемся буквально на минуту. Я напомню, что сегодня в программе «Светлый вечер» на «Светлом радио» Дмитрий Анатольевич Сафонов, профессор кафедры истории Оренбургского государственного университета и Алексей Пичугин. Через минуту снова здесь.

Возвращаемся к нашей программе, я напомню, друзья, что сегодня на светлом радио в «Светлом вечере» Дмитрий Сафонов, профессор кафедры истории Оренбургского госуниверситета. И мы дошли до дутовского восстания, это такое очень знаковое событие не просто в истории Оренбуржья, но вообще в истории России.

Дмитрий Сафонов:

— Я вам больше скажу: и дутовского восстания-то не было. Ну если исходить от того содержания понятия о восстании, какое может быть.

Алексей Пичугин:

— Да, это безусловно. Ну в историю оно именно так вошло, с таким названием.

Дмитрий Сафонов:

—Я знаю, к сожалению, много чего напридумывал наш брат историк в разные эпохи. Ну поворот был в следующий: отказавшись от поста руководителя Казачьего союза, Дутов приезжает в Оренбург, отправляется домой и здесь избирается атаманом. И вот собственно почему к нему и обращаются с просьбой обеспечить правопорядок, в городе, прежде всего. Дутов издаёт 26 октября по старому стилю знаменитый приказ номер 816. Я говорю знаменитый, потому что практически любая книга про революционные события в Оренбуржье мимо этого приказа не проходит. Приказ был о поддержании правопорядка, при этом в советских книгах всегда обязательно говорилось, что этот приказ объявлял якобы войну советской власти и большевикам. Вообще, это очень странный подход, потому что приказ очень небольшой, во-первых, по объёму, во-вторых, он опубликован многажды был, и его найти, прочитать практически не сложно, нет особых трудностей. Но там нет ни слова про войну, понимаете, большевикам или советской власти, там внятно говорилось, что в Петрограде волнения, была попытка захвата власти, это неприемлемо, мы будем ждать выборов в Учредительное собрание, а пока, чтобы не было беспорядков или повода к беспорядкам, запрещается всё: митинги, шествия, даже игры в карты на улице, то есть, где собираются люди на улице, может возникнуть конфликт, всё запрещено на время. Пока мы не проведем выборы в Учредительное собрание, будет такое ограничение, то есть никакой войны объявлено, в общем-то, и не было. Ну соответственно это сыграло свою роль, в городе никаких беспорядков не было и близко, однако к этому времени уже советская власть приближается неотвратимо и уже оказалась в Самаре. Вот как раз Валериан Куйбышев, чьим именем была названа потом Самара на десятилетие советской эпохи, как раз и получил приказ, распоряжение установить дальше советскую власть дальше по железной дороге то есть до Оренбурга. Тут начинаются события, которые вошли, ну, скажем так, в нашу краеведческую литературу как этап, такой знаете, героической борьбы за советскую власть. Я иронизирую над словом «героическую», потому что ничего такого особенного-то не было, но правильно поданные факты, они задают именно вот такую удивительную картину. Ну по сути дела, в Оренбурге создаётся всё-таки штаб по подготовке восстания, из Самары прибывает переговорщиком Пётр Кобозев это такой большевик, который договаривается с местными большевиками о том, что они готовят здесь выступления. Потом Кобозев с советскими войсками начинает двигаться от Самары, дает сигнал и в тот момент, когда их эшелоны приблизятся к Оренбургу, в Оренбурге начнётся своё восстание, и тогда всё будет успешно завершено. Кобозев договаривается, уезжает обратно в Самару, и не дожидаясь его, оренбургские большевики начинают подготовку к выступлению. Причина более чем очевидна — политические амбиции местных большевиков. Ну в лице, пожалуй, самого главного — это Самуил Моисеевич Цвиллинг, чьим именем названа одна из улиц города сегодня. Вот как раз они решают, что надо самим захватить эту самую власть, соответственно принимают подобного рода громкие решения типа приказ оренбургского военно-революционного комитета, что вся власть переходит к ним и должны им все подчиняться. Ну достаточно упомянуть, что председатель военно-революционного комитета Цвиллинг был младшим унтер-офицером, звание, конечно, громкое. Но поскольку они делали это всё громко, шумно и неумело, то глубокой ночью все эти заговорщики были просто арестованы, всё это происходило в Караван-сарае. Караван-сарай оренбуржцы все, конечно, это как бы знаковое место в городе, исторический памятник, но поясню, что с конца XIX века Караван-сарай был ещё и местом, где располагалась канцелярия губернатора, ну ещё в царское время, а потом в ходе 17-го года персоны, которые сменялись на руководящих постах, они все норовили сесть в те же кабинеты в Караван-сарае. Ну чтобы, образно говоря, даже стены намекали, что это власть, люди же привыкли, что в этом здании власть находится, и вот они туда же. Поэтому собственно военно- революционный комитет заседал тоже именно в Караван-сарае. Ночью все были арестованы, соответственно заговор не удался. Потом в нашей советской литературе утверждали, что Дутов мечтал расправиться с большевиками, их поэтому разослали по станицам казачьим, с тем чтобы их всех поубивали там. Это тоже ложь, к сожалению. К сожалению, потому что печально, когда историки врут откровенно, на самом деле, был приказ Дутова, который был опубликован во всех газетах, и достаточно любому непредвзятому историку в эту газету залезть и увидеть приказ, где сказано было чётко: ни в коем случае, чтобы волос с них не упал. Казаки, даже если вам не нравятся их взгляды, пожалуйста, чтобы всё было без малейшего насилия. Фактически всех большевистских этих руководителей местных изъяли на время до выборов в Учредительное собрание, ну как бы сказали сейчас, интернировали. Потом, через какое-то время, оренбургские рабочие обратились к Дутову, стали говорить, где же наши руководители. Дутов, которого к тому времени стали клеймить, что он диктатор и всякое такое прочее, Дутов даёт им свой автомобиль, на котором делегация рабочих объезжает все станицы и проверяет, как большевики там содержатся. Причём интересный штрих — руководство большевистской организации Оренбурга приняло решение скрыть от широких масс рабочих факт переговоров с Дутовым и поездку эту самую. То есть они по-прежнему на всех углах говорили, что наших товарищей мучают в казачьих станицах, хотя убедились, что всё не так. И тот же Цвиллинг потребовал их всех переместить в Оренбург в тюрьму. Говорят, что в деревне жить невозможно, условия паршивые, мы все хотим в тюрьму, и их перевезли в тюрьму. У нас в рассказах советских всё перевёрнуто с ног на голову и говорится, что их сначала просто в деревне держали, а потом в тюрьму и заперли. Ну в тюрьме большевики резвились по полной программе, достаточно сказать, что они устроили голодовку из-за нечеловеческих условий содержания. Это опять не слух, не выдумка, документ существует, нечеловеческие условия содержания заключались в следующем: в комнате для свиданий разбита форточка, и они неделю отказывались от всяких уступок, пока комнату не застеклили заново. Потом они отказались от пищи, и для них во дворе сложили целую печку, с воли привозили тесто, мясо и там им пекли беляши, и таким образом они питались. Ну, в принципе, выборы в Учредительное собрание, приближаются, проходят, кстати, находящийся в тюрьме Цвиллинг избирается депутатом Учредительного собрания, ну правда, и Дутов был избран таковым. Ну, а дальше, что должно быть? По всей видимости, их надо будет отпускать, и вот тут-то большевистские руководители поняли, что нужно что-то более красивое. Не будет того эффекта, если просто ворота откроются, их выведут за эти ворота и скажут: идите. Поэтому они решают просто устроить побег. Опять же запускается слух, что дутовцы прямо так спят и видят, как бы там их всех перебить, поэтому и нужно себя спасти, готовится этот самый побег, что было очень нетрудно, потому что днём камеры не закрывались, с воли приходил кто хочет, им принесли револьверы и всё прочее, что нужно для побега. Побег удаётся, их развозят на потаённые квартиры, и вечерним поездом, который идёт на Москву, они отправляются как раз до Самары они и добираются. Любопытный штрих значит — все они были загримированы, это можно было бы принять за элемент фантазии, не правда ли? Но я своими глазами в архиве видел документ середины двадцатых годов, выданный там конкретному парикмахеру, что — да, подтверждаю, что он имеет революционные заслуги, потому что он гримировал наших товарищей после побега, то есть потом ему было возведено это в особое достоинство что ли. Ну а после этого собственно и начинается непосредственно борьба за Оренбург, которая тоже принимала достаточно анекдотичные формы. Дело в том, что полотно от Москвы до Самары, ну от Москвы до Самары я не поручусь, а вот Самара-Бузулук- Оренбург эта трасса была одноколейная. То есть практически поезд мог пройти только в одну сторону. Нет, разумеется, на станциях и около них были развязки. А вот между станциями поезд мог идти только в одну сторону, и в итоге к началу 18 года возникла ситуация, что сильнейшие заносы, действительно сильнейшие заносы, есть свидетельства, что из вагона они шагали и чуть ли не по грудь проваливались в снег, и в итоге было расчищено вот только одно полотно, и с обеих сторон снеженные стены. И вот когда из Самары эшелон пошел Кобозева на Оренбург, ему навстречу Дутов посылает эшелон юнкеров и казаков, и они на станции Колтубановка встречаются, практически нос к носу, и всё, то есть ни десант не высадить, потому что по снегу не пройдёшь, стрелять невозможно, потому что не видишь противника. Ну постояли они какое-то время, и поняв обреченность ситуации, разошлись задним ходом обратно. И вот тут Кобозев обыграл неожиданно своих противников тем, что ну он вряд ли планировал, что из этого что-то получится, ему нужно было оправдать себя, то есть ему дан приказ: добраться до Оренбурга, он до Оренбурга не добрался, в чём причина? Ну и соответственно он посылает телеграмму, что мы добились своего, сейчас немножко отдохнем и тогда точно идем до Оренбурга белые нам больше не препятствуют, телеграмма разошлась по проводам во все стороны, и возникла удивительная ситуация. Эшелон Дутова еще не успел вернуться в Оренбург, а телеграммы эти в Оренбург пришли, и в городе началась паника, потому что решили, что красные приближаются к Оренбургу, наших разбили надо, бежать и к тому времени, когда эшелон подошел к Оренбургу. Весь город уже был, можно сказать, на чемоданах. Бежали все, кто ни попадя, народ уже просто разбегался. Обороны никакой не было. Штришок для картинки: Дутов — атаман Оренбургского казачьего войска, тот, кого мы представляли чуть ли не диктатором на этой территории, выехал из Оренбурга в сопровождении своего адъютанта и шести казаков охраны, все. И за ним вообще никто и не пошел, выехал он в Верхнеуральский уезд на территорию войска, и на этом все закончилось. Соответственно красные прибывает на станцию Оренбург, не встречая никакого сопротивления, потом официально создаётся легенда, что с боями и жертвами, что героизм плескался неимоверный во все стороны, успех через кровь был достигнут, но мы победили. Вот собственно такая легенда и была в дальнейшем создана, что Оренбург был силой освобождён от белых сил. Как вы понимаете, при таком подходе, естественно, нужно было показать, что и противник-то был серьёзный. Вот почему из Дутова и начинают лепить в дальнейшем фигуру, что это якобы очень серьёзная контрреволюционная сила, с которой бороться было трудно, но мы всё-таки боролись.

Алексей Пичугин:

— Я напомню, друзья, что сегодня «Светлый вечер» на светлом радио, сегодня с нами Дмитрий Сафонов, профессор кафедры истории Оренбургского госуниверситета. Итак, после всего, о чём мы говорили, в Оренбурге устанавливается советская власть.

Дмитрий Сафонов:

— В Оренбурге устанавливается советская власть, в Оренбурге вновь воссоздается военно-революционный комитет, его вновь возглавляет Цвиллинг, они объявляют себя большевиками, при этом ни один из них в большевистской той партии не состоял.

Алексей Пичугин:

— Старых большевиков, как потом стали говорить, не было.

Дмитрий Сафонов:

— Они просто-напросто сами себя именовали таковыми, например, судя по документам, оренбургские большевики понимали себя так: большевики это те, кто защищает интересы бедноты — всё. То ест ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин им не были нормально знакомы, ну, может быть, шапочно имена как-то знакомы были, не более чем. И в дальнейшем, когда Цвиллинг погиб в начале Гражданской войны, были некрологи в оренбургской прессе, ему посвящённые, в одной из них была интересная фраза, что мы не имели никаких контактов с центром, практически Оренбург был отрезан. То есть все декреты советской власти они приходили крайне разрозненно их передавали по радио, и даже есть в газетах: идёт публикация — декрет советской власти и дальше обрывается, и ремарка такая стоит — на этом передача была прервана, то есть сколько могли, записали по принципу. В общем-то, нормальной информации о том, что такое советская власть и что нужно делать, никто не имел. Автор некролога пишет, что удивительно, что Цвиллинг, не имея контактов с центром, действовал также правильно. А как он действовал? Отнять у богачей имущество, передать его бедным, перестрелять всех, кто противится и так далее. Собственно говоря, эти самые доморощенные оренбургские большевики и затеяли у нас гражданскую войну, десятки казачьих станиц особенно близких к Оренбургу заявили о своём нейтралитете, на что глава военно-революционного комитета Цвиллинг публично заявляет, это зафиксированные слова, типа нас ваш нейтралитет не интересует, не устраивает, поэтому либо сдавайтесь, либо берите винтовки и сражайтесь с нами. Ну вот последнее они и получили в итоге. Это потом была создана легенда, что якобы Дутов всех объединял, на самом деле, первоначальное противодействие оренбуржцам осуществляли казачьи станицы, в казачьих станицах создавались партизанские отряды. Тогда слово «партизан» имело несколько иное содержание нежели у нас возникает ассоциативное. Просто воинские формирования без конкретных задач поставленных. Они такие милиционные функции осуществляли. Ну а поскольку в Оренбурге скопился ряд эшелонов, которые пришли с Кобозевым, а город запасов не имел, а там среди эшелонов были и анархисты, судя по всему, и уголовники, и прочие. То есть это всё безобразие на улице, безудержная стрельба, грабёж, питаться им надо, поэтому питание добывалось из рейдов по ближайшим деревням, повторю ещё раз: ближайшие деревни к Оренбургу — это казачьи станицы. Всё это должно было привести к неизбежному конфликту, оно и привело. В итоге партизанские отряды из отдельных станиц начинают сливаться в более крупные отряды. И в конце концов, Оренбург был просто обложен, не то что они в Оренбург рвались, они просто не давали оттуда выйти никому, эти все походы за продовольствием кончились. Понимая, что долго им так не продержаться, оренбургские большевики принимают решение об эвакуации, это происходит в начале лета 1918 года. То есть они продержались несколько месяцев, они разъезжаются, часть уходит в одну сторону, часть в другую по железной дороге. На этом первый этап гражданской войны завершается. Потом происходит уже более ожесточённая борьба, вообще Южный Урал — это территория, если брать шире, не только Оренбуржье, но и Башкирию, и восточные части региона, то, тут гражданская война носит не то чтобы ожесточённый, затяжной характер. Ну судите сами, фронт переходит с места на место до 7-8 раз в отдельных местах. Вот этот момент, который есть в фильме «Свадьба в Малиновке», может быть, помните, старичок в этой Малиновке надевает и снимает будёновку: «Власть меняется», чтобы подстроиться. Я минимум две деревни знаю в нашем регионе, в которых было нечто подобное, в одной деревне держали два флага, вывешивали нужный в нужный момент, а другой деревне руководителем был избран человек, который по необходимости представлялся кем надо. Если были красные, то он говорил, что он председатель сельсовета, а если были другие, он говорил, что староста. И так они существовали, а единого фронта не было, территория у нас большая, дальше на восток леса и прочее, поэтому особенно не повоюешь позиционно, отсюда всё вот это вот движение фронта приводило к тому, что край разорили самым неимоверным образом, ну а как не разорить? Гражданская война она ужас-то, прежде всего, не для тех, кто воюет, а для тех, кто пытается выжить в ней, в этой самой войне, то есть как раз на крестьянах все и отыгрывались. Красные проходили, не в смысле повторяя героя фильма: красные приходят грабят, белые приходят грабят, а все воюющие стороны так или иначе решали свои проблемы за счёт местного населения.

Алексей Пичугин:

— Которое пыталось выжить, и так по всей стране было, в тех частях, которые затронула гражданская война.

Дмитрий Сафонов:

— Совершенно верно. Но у нас это приобрело особые формы, потому что военные действия велись в самых разных частях региона и в, конце концов, казаки просто напросто стали уходить, и как это у нас говорится, что в январе 1919 года, Красная армия вновь входит в Оренбург. Получается, что советская власть в Оренбурге устанавливается дважды и оба раза в январе: январе 18-го и в январе 19-го года. И вот с этого момента начинается уже как бы советская история. Остатки казачьих войск уходят южнее, Дутов уходит через в Китай, не все казаки с ним уходят, естественно, часть остаётся, там порядка 15 000 казаков разом сдаётся красным, и это создаёт огромнейшую головную боль красным, потому что эти 15 000 некуда деть, а ещё у них инфекционные заболевания начались, их надо куда-то разместить, их надо кормить, они же пленные, их надо лечить и прочее, это была очень серьёзная проблема. Ну а потом начинается строительство советской власти. Были весьма авантюрные планы, например, на полном серьёзе была мысль, чтобы создать на территории Оренбуржья контрационные лагеря, туда загнать полностью всех казаков от 40 лет и выше, чтобы с ними покончить навсегда, но это не было реализовано. У нас любили говорить: что видите, всё-таки гуманность советской власти. Но я вам скажу, что это было просто технически не реализовать. А так, в принципе, в Оренбурге по территории, где установилась советская власть, ездили агитпоезда. И был агитационный поезд, на котором ездил Калинин Михаил Иванович, ну председатель правительства, ЦИКа, и он как раз присутствовал на этом заседании в Оренбурге, есть протоколы, и он как раз очень одобрил идею контрационных лагерей. Но вот, как всегда, на этапе попытки реализации натолкнулись на проблему средств. Только по этой причине их не реализовали.

Алексей Пичугин:

— Но это, кстати, было бы удивительно, вот это, кстати, был бы прецедент, потому что даже на Кубани, где казачество было исконно, больше его было, до такого не доходило. Я так понимаю.

Дмитрий Сафонов:

— Ну это было местное изобретение. То есть, туту как раз существовала такая резкая ненависть к казакам, в сознании местных большевиков казак — однозначно контрреволюционер, это синонимы. Дутова они боялись неимоверно, я встречал минимум три упоминания о том, как они создавали специальные группы по поимке Дутова. Не в смысле спецотряды, а просто типа: прошёл слух, что на митинге в Оренбурге кто-то видел Дутова в солдатской шинели, срочно бросили туда солдат прочесать, найти его. Хотя, конечно, никакой Дутов, ни в какой солдатской шинели по Оренбургу не расхаживал.

Алексей Пичугин:

— В итоге Дутова поймали уже в Китае, уже сильно позже, но всё равно его настигли.

Дмитрий Сафонов:

— Ну это уже другая история получается. А в данном случае казаки и Дутов — это как бы жупел, которого боялись все и рассчитывали на успех. Ну а дальше, собственно говоря, мы сразу приходим к знаменитому событию, это голод 21-22 годов, который по региону шарахал неимоверным образом. У нас обычно говорили про Поволжье, если вспомним классические кадры истории, плакат, Поволжье, Поволжье, но не надо забывать, что Поволжье тогда и сегодня — это всё-таки различия есть. Дело в том, что к Поволжью тогда относились Бузулук, Бугуруслан уезды, это для примера скажу, это нынешняя западная зона Оренбуржья.

Алексей Пичугин:

— Да, вот мой дед родной как раз там и застал голод.

Дмитрий Сафонов:

— Вот. Вот как раз, кстати, знаменитые снимки, ну вот Нансеновская миссия, Фритьоф Нансен, который от Лиги наций оказывал помощь. Они же выпускали открытки, агитационный материал для помощи голодным, там есть снимки, берущие за душу, там ребёнок, совершенный скелетик, умирающие, свалка трупов, высохших на кладбище, не захороненных. Кстати, те самые факты, эти фотографии, которые, когда на Украине поднимали скандал с голодомором они ещё при прежних властях...

Алексей Пичугин:

— Да. Тогда фотографии именно поволжские были использованы.

Дмитрий Сафонов:

— Совершенно верно. Более того, есть снимки, на этих стендах как раз висят, они все из Бузулукского уезда, эти фотографии. А они приписали, что якобы это снимки не 21-го года, а 33-го.

Алексей Пичугин:

— Да, я с детства помню рассказы деда, он родился в Пономарёвке, недалеко от Оренбурга.

Дмитрий Сафонов:

— Там ужасная была картина. В этой ситуации получается, что сельское хозяйство просто не выдержало. Официальная советская позиция была такая, что ну бывали неурожаи, конечно, но это было беспримерное явление. На самом деле, неурожай 21-го года был терпимый, в том плане, что по основным показателям: по количеству засушливых дней, по количеству дождей, по урожайности это напоминало 1906 год. Но в 1906 году никакого голода и вообще катаклизмов никаких не было, почему? Потому что там были возможности, чтобы принять меры, купировать эту опасность. А тут получилось, что у крестьян запасов нет уже по разным причинам. А помочь неоткуда, хуже того, даже если собрать деньги, то толку-то, если нет ничего, нет продуктов, толку от денег, никуда от этого не денешься. Получается, что голод ударил серьёзнейшим образом по нашему региону, наши башкирские коллеги-историки, казахстанские коллеги-историки, они в своих работах приводят цифры вообще страшные, 40-60 процентов умерших от всего населения. Я не могу с ними спорить в том плане, что у них документы, у меня их под руками нет, я этой проблемой не занимался, поэтому сообщаю просто как данность, то есть считают, что половина народа вымерла. Это, конечно, страшная катастрофа.

Алексей Пичугин:

— Это страшно, да. И об этом, к сожалению, сейчас говорят немного.

Дмитрий Сафонов:

— Ну и в итоге, как вы понимаете, это всё повлияло на территорию. У нас получается, что и так инфраструктура слабая, население стало меньше, вот, собственно говоря, почему, когда всё кончилось, когда наступил нэп, когда вплотную подошли к идее индустриализации и так далее, к восстановлению и развитию страны после войны, в отношении Оренбуржья особых планов не было. Позволю себе напомнить, что первая пятилетка, она же была, это 27/28 год она начинается по разным позициям, эта пятилетка вошла в историю под названием реконструкции. Смысл такой: на всё у нас средств нет, поэтому мы вкладываем конкретно большие средства в самые серьёзные стройки в необходимые общегосударственные, а в отношении всего остального в регионах, ребята, выкручивайтесь сами. В идеале насколько хватит сил ещё и реконструируйте, так вот ни одной глобальной стройки на территории Оренбуржья не было запланировано. Это я не в укор, просто констатирую, здесь особых строек не было. А что касается реконструкции, приведу пример. Соль-Илецк, соледобыча, все знают, в Соль-Илецке была каторжная тюрьма, труд каторжан использовался на добыче соли, соответственно там была тюрьма, здание, боевых действий в Соль-Илецке не было, как бы нечего страдать, но когда после войны, после военных действий туда советская власть пришла, и они стали обдумывать, как начинать соледобычу, совершенствовать и использовать инфраструктуру, оказалось, что инфраструктуры нет, например, несколько этажей здания тюрьмы стоит короб каменный, то есть за годы гражданской войны местное население своровало всё: окна, двери, крышу, разобрали полы, война даже не виновата, просто разворовали всё. И вот это всё надо было, конечно, восстанавливать, а на это средств не хватало.

Алексей Пичугин:

— Ну это уже другая история, у нас, к сожалению, время программы подошло к концу. Спасибо большое, напомню, что сегодня у нас в программе «Светлый вечер» на светлом радио был Дмитрий Сафонов, профессор кафедры истории Оренбургского госуниверситета. Дмитрий Анатольевич, спасибо большое.

Дмитрий Сафонов:

— Спасибо!

Алексей Пичугин:

— Прощаемся с вами и всего доброго! До новых встреч. До свидания!