Для меня первым откровением о Православии стал фильм. Это был «Андрей Рублев» Тарковского.

Помню, как мы, группа подростков-неформалов, ночью пришли к одному рокеру. Посидели, попили чай, пообщались. Потом хозяин предложил посмотреть Тарковского. Все как-то быстро заснули, и я сам в одиночестве смотрел картину.

Фильм постепенно завладевал всем моим сознанием, я буквально оцепенел. И когда в конце, после двух часов неторопливого черно-белого киноповествования, запылали фрески и иконы Андрея Рублева в цвете — я почувствовал потрясение. Слезы полились из глаз. Прежде я ничего такого не видел.

Спустя годы я изменил мнение об этом фильме, и сейчас считаю его далеко не лучшей работой Тарковского. Но на тот момент случился взрыв.

Впоследствии, работая в сфере культуры, я не раз убеждался, что настоящее искусство — это проповедь. Например, в советское время действующих храмов было мало, миссионерство и катехизация запрещались. Но оставались доступными Достоевский и Гоголь, Иванов и Левитан, Чайковский и Мусоргский. И получилось так, как сказал Спаситель фарисеям насчет проповеди Своих учеников: «если они умолкнут, то камни возопиют». Церковь умолкла, но возопили камни — гениальные произведения светских людей.

Миллионы наших соотечественников впервые открыли для себя мир Православия не через Евангелие, не через слово священника, не через книги святых отцов или опыт храмового богослужения, а в залах Третьяковки, в русской литературе Золотого века, в постановках «Бориса Годунова». И в таких фильмах, как «Андрей Рублев».

Историй, подобных моей, много. Фильмы, художественные книги, картины для тысяч людей становились импульсом к вере и воцерковлению. И я уверен: если искусство становится путем поиска небесного и вечного среди земного и временного — оно наш друг.

Настоящее искусство есть стояние души перед Богом. Душа художника может против Бога бунтовать, задавать Ему неудобные вопросы, даже отрицать Его существование — но она стоит перед Господом. И мучается, если отношения с Ним не складываются. И эту боль выражает в своих произведениях.

Настоящее искусство не может быть безрелигиозным. Даже если оно формально не упоминает о Боге, то все равно тянется к Нему, ищет Его, вступает с Ним в какие-то отношения. И все это резонирует в сердце человека, ищущего Господа.

Если о Боге не говорят те, кто должен говорить, начинают вопить камни. Так устроил Господь. И сердце способно расслышать даже эти голоса. Так тоже Господь придумал. Чтобы у человека всегда был шанс спастись. И чтобы он этим шансом воспользовался.