У нас в гостях был художественный руководитель и главный дирижер академического оркестра русских народных инструментов имени Н.Н. Некрасова Евгений Волчков.

Наш гость рассказал о том, как он начал обучаться игре на домре, как детское увлечение переросло в профессию, и как путь в музыке связан для него с духовными поисками.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

Кира Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, дорогие друзья, меня зовут Кира Лаврентьева. И как всегда в этом часе мы говорим о пути христианина в светском обществе. С радостью представляю вам нашего сегодняшнего гостя. У нас в гостях Евгений Волчков, художественный руководитель и главный дирижер Академического оркестра русских народных инструментов имени Н.Н. Некрасова. Здравствуйте, Евгений.

Евгений Волчков:

— Здравствуйте.

Кира Лаврентьева:

— Вы знаете, дорогие наши слушатели, что в этом часе мы всегда говорим о каком-то очень личном глубоком пути наших гостей, не только в профессии, не только в развитии собственной личности, но и, самое главное, мы, конечно, говорим с ними о пути к Богу, о самореализации, о раскрытии личности в Боге. Вот об этом обо всём нам бы сегодня очень хотелось бы поговорить с Евгением. И начну я, конечно, с цитаты. Почему, конечно, вы сейчас поймёте, дорогие друзья. «Евгений Волчков — истинный музыкант-виртуоз, для которого не существует технических сложностей игры на домре. Недаром восхищённые немецкие критики назвали его Паганини на домре. Его исполнение отличает глубина, проникновенность, продуманность формы каждого произведения, яркая эмоциональность и артистизм. Он с одинаковым совершенством исполняет произведения композиторов разных эпох, жанров и стилей». Так о вас высказался народный артист СССР, лауреат государственной премии, профессор Некрасов. И теперь объясню, почему я сказала «конечно», потому что такую цитату вообще не зачитать невозможно было для меня, как для ведущей этой программы, потому что, кажется, виртуоз, играющий на домре. Мы сейчас не говорим об IT, об юриспруденции, об экономике, о том, чем сейчас заняты умы школьников, студентов. Мы говорим о домре. Мы говорим о высоком музыкальном творчестве. И, конечно, первое, что хочется у вас спросить, а как вы домристом стали-то, Евгений? Как всё начиналось?

Евгений Волчков:

— Ну, в эту профессию, музыка, меня привёл отец. Я очень благодарен ему. В своё время он мечтал стать музыкантом, но стал артистом цирка. После того, как он, в общем-то, прожил в этой профессии всю свою жизнь, и понял, что в данной профессии, в общем-то, ошибка может приравниваться к смерти. Это действительно. То есть не досчитал одну паузу, одну нотку, и твой партнёр летит уже не на руки, а шеей вниз. И вот в этом отношении, видимо, он просто воплотил во мне, реализовал свою мечту давнюю — стать музыкантом. А в цирковой профессии он говорил, что: «Ой, сынок, это сложно». Но в музыке фальшивить тоже нельзя, потому что сидишь на стуле, и вроде тебе ничего за это не будет. Сыграешь одну ноту мимо и так далее. А в нашей, говорит, профессии — всё. Там уже, так сказать, ошибку не исправить. Поэтому вот этот такой некий постулат мне очень запомнился хорошо. И, в общем-то, мой папочка с Божьей помощью меня направил правильно. Дорогой с точки зрения музицирования. Потому что действительно совпало. Совпала любовь к музыке, любовь к музицированию, любовь к публике, поэтому, может быть, вот в отношении артистизма, как раз это опять же мой папа.

Кира Лаврентьева:

— Почему домра?

Евгений Волчков:

— Домра, опять же, потому что отец именно на домре хотел играть. У меня папа 1930 года рождения, и, в общем-то, родившись в такой период, довоенный еще, нашлась скрипочка, папа переделал ее под домрочку. То есть как это произошло, так вот подробно не знаю, но именно любовь к русскому народному инструменту.

Кира Лаврентьева:

— Это интересно. Там же очень тугие струны, это не самый простой инструмент.

Евгений Волчков:

— Да, но, в общем-то, как говорится, дело наживное. Ведь наши руки, когда... после многолетнего опыта работы и труда, сами превращаются, по сути дела, в инструмент. То есть, когда мы в руки берём инструмент, наши руки являются продолжением инструмента, поэтому левая ручка у нас всегда получает такую мозолистую уже опёртую систему пальцев, которые, в общем-то, музицируют как молоточки у рояля, потому что у нас прямой контакт со струной. То есть, если мы говорим про фортепиано, то музыкальный инструмент через клавишу передаёт молоточком удар по струне. В данном случае мы ударяем инструмент сами, с помощью медиатора. Медиатор — это посредник в переводе. Медиатор — посредник. Плектор ещё его называют. Вот эта ручная такая ремесленная работа, да, она действительно отличается от IT, каких-то, так сказать, технологий и так далее. Чем она отличается? Тем, что это, в общем-то, многостолетний такой опыт работы, ремесла, как гончарное дело, как художники, и в том числе музыканты тоже, потому что, ну, конечно, домра, она в том виде, котором представлена сейчас, появилась в конце XIX века, Василий Васильевич Андреев её создал, а уже вот скоморохи как раз играли до этого, в те стародавние времена, при царе, да, и выступали, и радовали публику. И, в общем-то, это, в общем-то, придумано-то народом, вот. А Андреев Василий Васильевич воплотил это в жизнь, соединив те европейские традиции, которые, в общем-то, были накоплены, например, скрипичными мастерами. Потому что первые домры профессиональные делали скрипичные мастера. То есть этот... Знаете, как интересно, многовековой опыт, традиция европейского мышления, соединился с русской душой, этой, как её называли, простушечкой, домрачка, балалаечка, и получилась, в общем-то, такая грандиозная затея получилась, и на парижской выставке Андреев произвёл фурор в своё время, в царское время, ещё тогда, и, в общем-то, это гордость, которую мы несём.

Кира Лаврентьева:

— Как вы думаете, что дает душе русский инструмент? Вот именно русский инструмент. Вы же худрук академического как раз оркестра русских народных инструментов?

Евгений Волчков:

— Это генетика. Это генетика, потому что это на генетических связях. Знаете, как ни парадоксально, мне открыли глаза в этом отношении наши китайские друзья, когда очередной раз, мы очень часто приезжаем с нашими национальными инструментами в Китай. Это огромное событие для китайского народа, когда приезжают солисты, дирижёры, музыканты национальных оркестров России. То есть для них это такое событие. И когда я спросил, почему у вас все китайские музыканты играют на вот этом вот инструменте, на котором играл Конфуций? Ну, этому инструменту 2000 лет. То есть 2000 лет назад Конфуций играл вот на таком безгрифном инструменте, да, и вот я говорю, для чего это? Почему? Он же флейтист будет. А этот пианист... Он говорит, они, говорит, общаются, они слышат голос наших предков. То есть это живое общение, то есть живая история. Вот как инструмент был 2000 лет назад, ну, что там могло поменяться? Ну, наверное, вместо жильных, так сказать, струн животного происхождения появились нейлоновые струны, ну, допустим, да. А вот так, по конфигурации, по ощущению духа... То есть, чтобы стать настоящим китайским музыкантом, нужно, прежде всего, услышать голос предков. Мне это очень нравится, потому что это какой-то, во-первых, ну это как иммунитет, что ли, да? Чтобы вот почувствовать действительно свой род, свои какие-то традиции. Это, в общем-то, сделано достаточно, на мой взгляд, верно. И, представляете, это имеет именно такую серьёзную массовую основу, что вот дети проходят какой-то там, год или полгода помимо своего специального инструмента, народный инструмент. Это интересно. Мне это понравилось, поэтому когда я играю на домрочке что-то такое, ну, знаете, тема страданий... И смотрю на реакцию зала, и вижу, что люди как будто о чём-то задумываются, как будто в них что-то начинает оживать. А вот когда-то, это же всё с природой было связано, ведь, да? За водичкой ходили, там, пешком, да? Брали воду в колодце и так далее. Откуда всё это? Да, конечно же, народ. Откуда придумал народ этот инструмент и что он звучит именно так? Потому что Андреев его усовершенствовал, но именно вот этот тембр, непередаваемый тембр, ни одна скрипка не сыграет такими полутонами, как домра в отношении именно, вот знаете, как свечка горит во тьме и вот отблёскивает, вот как бы такой свет в музыке передать может только, трепет вот такой, только народные инструменты: домра и балалайка. И когда в оркестровом звучании, в ощущении вот этого пианиссимо мы аккомпанируем или певцам, или играем что-то на народную тему — это очень красиво в сочетании с академическим направлением, это уже как бы не фольклор в чистом виде, а это то, что Андреев задумал, он это мыслил как русский хор, академический русский хор некий, но только в инструментальном изложении. То есть его идея была осуществить вот такую русскую интересную традицию, то есть, когда русский хор, русские балалайки, домры, звучат как хор. А что именно отличает русское? Не только репертуар, а именно вот этот некий тембр, вот как бы произношение звучит по-русски, у нас даже есть такие программы: классика по-русски, есть программа «русский Штраус», ну к примеру, то есть то, что действительно вот в корне сразу отличает.

Кира Лаврентьева:

— Но вы знаете, когда слышишь словосочетание «народные инструменты», возникает ассоциация каких-то простых и известных композиций, о которых мы сейчас как раз с вами говорили. Но давайте удивим наших слушателей и дадим им послушать, как можно играть классику на народных инструментах, и начнем как раз с Вивальди.

Евгений Волчков:

— Давайте, Антонио Вивальди. Вот как раз то самое европейское накопление, Италия, которое мы сыграем. Это ансамбль, ансамбль «Рапсодия оркестра имени Осипова». Я являюсь художественным руководителем и такого коллектива. Мы исполним Вивальди, первая часть концерта «Гармоническое настроение».

Кира Лаврентьева:

— Давайте послушаем.

Звучит музыка.

Кира Лаврентьева:

— В гостях у «Вечера воскресенья» Евгений Волчков, художественный руководитель, главный дирижер Академического оркестра русских народных инструментов имени Некрасова. И пока мы не приступили к дальнейшему обсуждению нашего сегодняшнего разговора, а у нас сегодня повестка «Христианин в обществе», но мы пока говорим о классической музыке и как раз приходу Евгения к классической музыке с помощью большой папы, как мы узнали. Я хочу рассказать нашим слушателям, что 18 ноября в 14.00 в концертном зале Российской академии музыки имени Гнесиных как раз состоится концерт «Русская музыка в русском оркестре» в исполнении Академического оркестра русских народных инструментов имени Некрасова, как раз которым руководит Евгений. И вы можете послушать произведения, которые будут представлены в программе, вы услышите и Рахманинова, и Чайковского, и Калинникова, и Аренского. В общем, как-то духом проникнуться, может быть, и вы почувствуете какую-то генетическую память в своей душе, как раз о которой сейчас говорил Евгений. У меня ощущение, что я пью из живого источника сегодня. Я редко так говорю. Но это действительно так, потому что в эпоху клипового сознания, смартфонов, стримов, социальных сетей, люди, которые читают бумажные книги и разбираются в этом, люди, которые играют на музыкальных инструментах и делают это с большим профессионализмом и удовольствием, это какие-то особые люди. Мне кажется, что мы должны возвращаться к этому. В нашем детстве все казалось так просто, играть в настоящие снежки, ходить в настоящие походы, играть на музыкальных инструментах. Это счастье считалось — в музыкальной школе учиться. И как-то это все так просто казалось, а сейчас это целая история. То есть это нужно еще к этому вернуться. Мы как-то так незаметно от этого отплыли. А ведь помимо того, что это большое счастье, это развитие мозга, развитие души, это ещё колоссальный труд. Вот об этом, конечно, мне очень хочется вас спросить. Когда вас звали гулять, когда вам хотелось побегать с мальчишками, а нужно было готовиться к академическому концерту?

Евгений Волчков:

— Я гулял и бегал.

Кира Лаврентьева:

— Что вы чувствуете?

Евгений Волчков:

— Я гулял и бегал. Вы знаете, всё как-то произошло в своё время.

Кира Лаврентьева:

— Всё успевалось, да?

Евгений Волчков:

— Всё приходит в своё время. Вот я очень благодарен своим родителям, что они давали мне возможность гулять и бегать, когда гулялось и бегалось, когда не думалась о том, что буду музыкантом и так далее. А вот после девятого класса, да, некий вот этот этап, когда после девятого класса как раз можно поступать в профильный, раньше называлось техникум, сейчас училище или колледж. То есть вот этот выбор, он уже был, ну, так скажем, немножко уже осознанный. И тогда любовь к труду появилась, потому что вот эта мотивация к концерту, о, подготовился, сделал, о, а тебя повезли в Финляндию, там, на гастроли от училища, о, всё, ещё больше мотивации, я буду ещё больше, ой, лауреатом стал, и так далее. То есть это всё вот эти проходящие этапы, когда в этой системе образования, я очень благодарен Московскому областному базовому музыкальному колледжу, тогда ещё училищу имени Скрябина города Электростали, который я закончил, своему преподавателю Королевой Надежде Ивановне и директору этого колледжа Олегу Николаевичу Гапонову, потому что вот команда такая до сих пор, да, всё вот функционирует, я там преподаю, и вот любовь к труду, то есть как это проявлялось на собственном примере, педагог иногда со мной занималась 7 дней в неделю, когда нужно было. И, в общем-то, показывала мне, что такое трудиться на собственном примере. То есть, что такое воспитание? Показать на собственном примере. То есть, не надо говорить: ты должен, ты там... Нет. Ты просто это делаешь, и ученик потом... То есть, вот со мной это произошло, лень- матушка, она во всех проживает, мне кажется. И вот это вот именно правильное такое какое-то вот отслоение вот этой шелухи некой в тебе оно формирует личность и, естественно, это то, что мы берем с опытом других людей, преподавателей, это и по классу дирижирования, и просто сходить на концерт и услышать великолепного музыканта — это тоже богатый опыт. В век мобильности, кстати, наши инструменты народные, освоить инструмент наш, грифный, достаточно легко. Почему? Потому что у скрипачей есть проблема с интонацией. Её нужно вычистить. Там нету. А у нас есть лады. Понимаете, вот век мобильности. Нажал кнопку, зажал, сыграл. И раньше же вот эта система музицирования любительского, она была очень развита. Мы сейчас очень успешно практикуем такой вид концерта, называется музицирование для всех. Именно с народным оркестром это получается очень здорово. Участвуют дети из общеобразовательных школ класса музыки. Просто учителя-энтузиасты собираются вместе из 10-15 регионов, приезжают в Москву, находят возможности. Это или родители, или местные органы власти и так далее. Собираются все в большом зале Дома Музыки и дают шикарный концерт с профессиональным коллективом. Очень интересный эксперимент. Я к тому, что сейчас мы, в общем-то, вполне успешно проводим такие мероприятия. Детям очень нравится. И многие дети даже говорят: у меня в жизни было только два ярких впечатления. Это концерт с оркестром, с оркестром на большой сцене. Ну, то есть, для ребёнка вроде, да? Ну, значит, понравилось, значит, действительно есть смысл. А в отношении именно прихода в профессиональную деятельность, то есть почему любительство важно? Любительство — это не обязывает к тому, что надо учить ноты. Это можно сделать вот с помощью таких неких интересных придумок композитора. То есть, например, синий колокольчик — нота до, там, жёлтый — нота ля. И педагог поднимает просто колокольчик в определённый момент, педагог по музыке, и дети делают это просто, ну, как бы по команде, просто поднять такой колокольчик, который у тебя в руке. Вот и всё. И уже получается музыка. Ну, например, звучат «Половецкие пляски». Оркестр играет м-па-ра, м-па-ра, м-па-ра, м-па-ра. И вот здесь педагог поднимает колокольчик, и все вместе м-па-ла-ла-ла-ла-ла-ла. То есть все звенят, но это такой дикий восторг для них. То есть о любительстве нужно помнить и знать, что это и есть, в общем-то, та потенциальная публика. То, что мы говорим о том, что ребенок сам сделает этот выбор потом, осознанный, в тот или иной период времени, просто подвести к этому может и такой концерт. Никто не знает. Можно сидеть часами, заставлять. А можно вот просто прийти, один раз влюбиться и сказать: «Мама, я хочу стать музыкантом, мне так понравилось». И этот неосознанный выбор потом в осознанный пройдет.

Кира Лаврентьева:

— Вот вы рассказываете, а я думаю, даже если переносить на нашу профессию, какая главная задача хорошего церковного журналиста? Чтобы о вере узнало как можно большее количество людей. Не вариться в своем соку, в своей кастрюльке для своих. Вот это вот, пожалуй, конечно, может, и хорошо, но не очень оправдано. Также точно, как мне кажется, та же история с классической музыкой, та же история с народной музыкой. Мы можем, да, быть некой закрытой кастой, где вы и ваши музыканты...

Евгений Волчков:

— Элитарной.

Кира Лаврентьева:

— Да, элитарной такой. Будет твориться для ценителей музыки. А можно сделать её какой-то доступной, можно открыть её, чтобы дети могли полюбить что ли, научиться её слушать? Вот что такое научиться слушать?

Евгений Волчков:

— Очень хорошая фраза: «Научиться её слушать». Да, научиться её слушать, потому что именно это, в общем-то, большая задача для самих музыкантов. Потому что многие не понимают пока, в силу того, что опыта нет, что такое слышать себя со стороны. То есть музыкант должен уметь себя слышать со стороны. А чтобы слышать себя со стороны, нужно уметь правильно слушать классическую музыку. А на самом деле, на мой взгляд, очень простой ответ. В современном мире времени очень мало.

Кира Лаврентьева:

— Да, так и есть.

Евгений Волчков:

— У нас мало времени на осознание, на осязание чего-то. А ведь эта профессия, древняя профессия музицирования, любого ремесла, она требует вот этой дистанции временной, когда ты наедине со своим инструментом хотя бы сколько-то часов в день, и так далее, и так далее. А вот современный мир, он как будто сжимает у нас и отбирает время на то, чтобы мы вот залезли туда, сюда. Очень мобильно всё, замечательно. Но на самом деле...

Кира Лаврентьева:

— Не вдумчиво.

Евгений Волчков:

— На самом деле, да. Вот я уверен, что шелуха, она всё равно потом, вот если зерну прорасти дано, оно прорастет в любых условиях, даже из асфальта вылезет. Я даже видел один раз, как цветок вырос просто из мраморной плиты. Ну, как-то там, правда, естественно... Да, треснуло что-то, что-то попало. Понимаете, чудо. То же самое и здесь, потому что мы можем создать самые парниковые, самые благоприятные условия, а кто знает, что это именно то зернышко, которое должно прорасти. Поэтому вот в этом отношении найдется у того, кому это нужно, и время, и он расставит эти рамки с точки зрения того, что вот как там 200 лет назад учили на скрипке, ведь скрипачам сейчас очень сложно стать скрипачом. Почему? Потому что время, количество потраченного времени, чтобы научиться слышать гриф, абсолютный слух же нужен. А домра не нужен, в принципе, как бы. Вроде нажал, и уже звучит. Но здесь другая история. Помимо абсолютного слуха, речь идёт о некоем сопряжении. Сопряжении, именно о чём я вот говорил, чтобы музыкант умел себя слышать. То есть он должен во внимании слышать каждую свою ноту. Вот, поэтому здесь, в общем-то, я думаю, в каждом инструменте свои сложности и так далее, и так далее, но чтобы стать настоящим музыкантом, нужно прежде всего быть разносторонне развитым человеком, об этом говорил Владимир Горовиц, и он был абсолютно прав, потому что иногда приходишь к тому, что в твоей профессии через что-то вообще абсолютно другое с точки зрения или другого вида искусства, например, живопись, когда ты видишь там глаза в портрете Рембрандта, и понимаешь, что такое, когда рисуют старика там, или... И как в этом взгляде прослеживается тяжёлая жизнь этого человека. То есть, как это можно было сделать красками? То есть, вот это застывшее, оно убеждает в том, что... А у нас это по-другому. То же самое театр и архитектура. То есть, что такое всесторонне развитый человек? Знающий культуру на срезе эпохи. Например, в искусстве, живописи, в науке и так далее. Потому что незнание истории, оно, к сожалению...

Кира Лаврентьева:

— Аукнется потом.

Евгений Волчков:

— Да, оно дает, да. К сожалению.

Кира Лаврентьева:

— Евгений, что мы сейчас послушаем?

Евгений Волчков:

— Давайте послушаем как раз основателя нашей русской музыки, Михаил Глинка, инструментальная версия романса «Я помню чудное мгновения» в исполнении ансамбля «Рапсодия». С удовольствием.

Звучит музыка.

Кира Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, дорогие друзья. У нас в гостях Евгений Волчков, художественный руководитель и главный дирижер Академического оркестра русских народных инструментов имени Некрасова. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы вернёмся после короткой паузы.

Кира Лаврентьева:

— Ещё раз здравствуйте, дорогие наши слушатели. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА продолжается, и у нас сегодня в гостях Евгений Волчков. Художественный руководитель и главный дирижёр Академического оркестра русских народных инструментов имени Некрасова. Меня зовут Кира Лаврентьева, мы продолжаем наш интереснейший разговор, но хочу напомнить, что 18 ноября в 14.00 в концертном зале Российской академии музыки имени Гнесиных вы можете послушать, если захотите, а мы очень рекомендуем вам туда прийти, Академический оркестр русских народных инструментов имени Некрасова, который как раз мы сегодня уже не раз вспоминали, Евгений Волчков, наш сегодняшний гость, является художественным руководителем и главным режиссером оркестра. В программе будут произведения Рахманинова, Чайковского, Калинникова и Аренского. Обязательно приходите. А специальный гость, кстати говоря, будет протоиерей Артемий Владимиров, всеми горячо любимый духовник Алексеевского женского монастыря города Москвы и член Союза писателей. Евгений, а вот когда начинается творчество и заканчивается ремесло? Точнее, из ремесла начинает рождаться творчество. Вот когда происходит этот момент у музыканта?

Евгений Волчков:

— Очень сакральный такой вопрос. Вы знаете, никто на него, мне кажется, не даст ответа, потому что вот я могу привести цитату Шаляпина, который сказал, что это то чуть-чуть. Я, говорит, не могу объяснить, но это то чуть-чуть. Ты смотришь на картину, а в ней есть жизнь. То есть от ремесла до вот этого чуть-чуть. Живая искра, еще ее называют. Это вот то таинство, которое, наверное, и должно быть таинством. Потому что есть какие-то вещи, которые ни одна наука не откроет нам. Потому что то соединение характера, накопление опыта, знаний, умений и так далее, это всё в одном человеке. В человеке всё это вырастает, и потом происходит высокохудожественное накопление, которое даёт возможность прикасаться к этому таинству. Поэтому, в общем-то, все с Божьей помощью и, на самом деле, вот эта живая искра она, естественно, только трудом. Только трудом, потому что когда Сергей Васильевич Рахманинов, будучи в этом неком кризисе своём, до написания своего знаменитого концерта фортепианного, который принесёт ему мировую славу, пришёл к Толстому, Толстой сказал: «Не об этом надо думать, надо работать». Сухие слова. А как они потом, Сергей Васильевич потом напишет, через много лет, что, говорит, сухие слова, как они помогли мне преодолеть в самые тяжелые для меня времена. То есть вот ты вроде думаешь, что вот как бы жалеешь себя. Я не знаю, что Толстой увидел в Сергее Васильевиче, скорее всего, он увидел, что этот молодой человек...

Кира Лаврентьева:

— Восхищенный очень.

Евгений Волчков:

— Да-да-да, он как-то... И как Лев Николаевич так вот взял...

Кира Лаврентьева:

— Обрубил все его иллюзии.

Евгений Волчков:

— Да. Вот в этом отношении, еще раз говорю, что иногда бывают вот те условия и какие-то обстоятельства, которые в нашей жизни делают какие-то рубцы, какие-то раны душевные или телесные, но дело в том, что именно в этом вытачивается характер, конечно. И вот у Рахманинова, вот просто очень наглядно, да, у каждого художника есть свой вдохновитель. Кем был... Что вдохновляло Сергея Васильевича? Он писал, что такое музыка? Это тихая лунная ночь, это шелест листьев, это то, что родится от сердца и идёт к сердцу, это любовь. И он говорил, что сестра музыки — это поэзия. Вот что вдохновляло Рахманова? Это поэзия, а мать — её грусть. То есть Сергею Васильевичу очень нужно было тосковать и грустить, но это светлая грусть, это не уныние ни в коем случае. И вот перед отъездом Сергей Васильевич поцеловал землю и замолчал как композитор почти на 10 лет. То есть русская земля его питала. Смотрите, как... То есть он в Ивановке, на родине, малой своей родине, родине его жены, его родителей, то есть имени Ивановка Рахманинова, там черпал вдохновение. Я там много раз бывал. И вот эта дорожка, аллея, там красота неописуемая. То есть природа. Ему нужна была... У него даже романс есть. «Здесь хорошо, взгляни. И вот здесь только Бог, да я, да малая сосна». То есть вот тишина, вот этот покой. То есть что рождало в Сергее Васильевиче? Но как он предсказывал свою тоску по родине? Вот он её просто видел. То есть как будто видел.

Кира Лаврентьева:

— А это бывает у великих творческих людей.

Евгений Волчков:

— И в его музыке вот это прослеживается, что вот вода же... Тихая русская печаль, вот это постоянное. Да, да, да, абсолютно. И вот потом всё, когда начало рушиться здесь, он почувствовал, и, конечно же, это тоска, но это именно светлая, даже слова тоска нет, светлая грусть всё-таки. Светлая грусть. Потому что именно... То есть для кого-то это вдохновение. А Пётр Ильич Чайковский очень любил сказочные образы, он просто жил в этих сказочных образах, помимо того, что, конечно же, опять же, природа. Вот смотрите, какие простые вещи вдохновляют, да? Природа, то есть, там, осень, времена года у Петра Ильича Чайковского, обратившись к этому циклу, то есть, это всё аллегория, потому что когда Пётр Ильич видел осень в, так сказать, в живом проявлении — это какой-то жизненный этап человека, вот именно его человеческого пребывания такого, вот в плане того, что это как бы завершение человеческого пути, осень, вроде как вот что-то такое отзвучивается в музыке Петра Ильича. Это, в общем-то, то, что извечно, да? То есть, о чём писали тогда и сейчас, да то же самое, и про любовь, и музыка. То есть, темы-то одни и те же, они такие простые.

Кира Лаврентьева:

— Евгений, ну, вы сказали фразу такую, что творчество начинается только после того, как человек очень-очень много трудился. Святые отцы говорят так, что если человек хочет действительно понять, что такое любовь, у нас так много разговоров о любви сейчас, совершенно непонятной любви такой, которая вообще-то мало кому известна, но все говорят о любви. Если человек действительно хочет научиться любить, он должен начать делать дела любви. Вот просто, может быть, поначалу даже очень сухо начать делать дела любви по отношению к ближнему. И когда вы сказали про труд, и вот это вот уже высшее божественное вдохновение, которое приходит в ответ на твой труд, я очень вспомнила эти цитаты святых отцов. И, конечно, после всего того, что вы сказали о Рахманинове, после всего того, что вы сказали о Чайковском, вопрос: как вы стали верующим человеком? Он даже кажется уже мне теперь неудобным в формате нашего сегодняшнего разговора, но я должна его задать, я его задаю вам, Евгений, и очень-очень жду, конечно, ответ.

Евгений Волчков:

— Ну, точно так же, точно так же, как и стал музыкантом. Абсолютно так же. Сначала привели в церковь, всё показали, достаточно уже в сознательном возрасте. Я ещё раз говорю, что каждому этапу жизни своё, потому что мне нужно было вот до девятого класса так нагуляться хорошо, чтобы вообще.

Кира Лаврентьева:

—Уже во двор не тянуло.

Евгений Волчков:

— Да, да, да. Чтобы потом восполнить это в труде. То есть вот я очень люблю этот период. Вы знаете, я ни секундочки не жалею, что я до девятого класса только гулял.

Кира Лаврентьева:

—Тусовался, да.

Евгений Волчков:

— Да, все во дворе, без сотовых телефонов.

Кира Лаврентьева:

— Конечно. В этом весь успех.

Евгений Волчков:

— Я к тому, что это какая-то социальная адаптация была моя. И вот в этом отношении, я же не говорю, не берите с меня пример, ни в коем случае. Зачем? А это у каждого свой жизненный путь, просто кому-то через это, а кому-то через... И вот мой педагог, Надежда Ивановна Королёва, она всегда мне говорила, ты знаешь, это не ты и не я, это Боженька, говорит, помог нам, вот это Он тебя привёл ко мне, и так далее. То есть она всё время мне говорила, ещё в моём, я ещё раз говорю, ну, сколько там лет, 16, 17, да 16 лет ещё в таком не особо в сознательном возрасте в отношении веры, потому что да, в детстве я абсолютно как бы не был воцерковленным человеком, но вот эти слова, они проникали в меня и потом в деле. «А ты», — говорит, — вот выйди и помолись внутри себя перед выходом, и ты успокоишься«. И какие-то моменты действительно мне запомнились, и что касаемо труда даже, то есть я старался благодарить, ведь вера, она и в некой благодарности вот рождается, то есть когда я стал внутренне просто благодарить за то, что... «Спасибо, Господи, что дал возможность...» или «Спасибо, что это именно так произошло...» И иногда ты эту благодарность, ну не бывает поздно, ты её все равно озвучиваешь, иногда тебе кажется, что вот все вокруг тебя изверглось, тут вот все вот против, а потом оказывается это и есть та благодать, которая тебе помогла другие двери открыть или что-то в этом роде. То есть мы можем прийти в нашем человеческом опыте к этому не сразу, потому что мы люди, мы люди. И я, дирижер, да, мы можем ошибаться. Мы можем ошибаться, я осознаю это. Но мы должны любить себя в этих ошибках. И если у человека действительно нет сил поднять даже руку, даже не то, что потрудиться, а просто, значит, для чего это надо? Надо пройти этот этап смиренно. А найдешь смирение, это уже хороший путь. Поэтому вот эта вера и ощущение этой веры, силы духа, оно вот как раз, знаете, вот ты пал на коленях и говоришь: «Господи, я немощен, дай мне сил, пожалуйста, не сейчас, но хоть когда-нибудь». Появляются. То есть вот в этом отношении не надо — вот сейчас по мгновению волшебной палочки побежишь кросс. Нет, а тут речь не в этом, о том, что действительно просто нужно слушать, слышать это. Я не могу рассказать это как-то подробно, но вот именно в этом отношении я и пришел к вере с точки зрения своей любви к искусству, потому что, на мой взгляд, вообще любой вид искусства на земле — это и есть божественное проявление, для меня, по крайней мере.

Кира Лаврентьева:

— Вы знаете, сейчас как на хорошем, на каком-то высоком уровне концерте хочется оставить эту ноту и продолжить её в какой-то композиции, очень созвучной нашей теме.

Евгений Волчков:

— А давайте Сергея Васильевича Рахманинова вспомним. Это действительно та светлая грусть, та светлая поэзия. И поэзия, да. Сергей Васильевич Рахманинов, вокализ. Партия фортепиано Наталья Кондрацкая.

Кира Лаврентьева:

— Прекрасно. Одно из самых любимых. Давайте послушаем.

Звучит музыка.

Кира Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, у нас в гостях Евгений Волчков, художественный руководитель и главный дирижер Академического оркестра русских народных инструментов имени Некрасова. Меня зовут Кира Лаврентьева, и мы сейчас с радостью послушали Сергея Васильевича Рахманинова, поговорили о нем, и как-то так незаметно перешли на духовный поиск уже Евгения, нашего сегодняшнего замечательного гостя. И вы знаете, я вам очень благодарна за все вот эти вот ассоциации, за все вот эти прекрасные откровения, которые вы нам сейчас говорите, потому что в них очень много правды. И пока мы говорим сегодня, я вдруг задумалась, а может ли быть музыкант, хороший музыкант, глубокий музыкант, человеком неверующим, далёким от каких-то боговдохновенных переживаний? Вот на ваш взгляд, как вы думаете?

Евгений Волчков:

— Вы знаете, мне сложно ответить на этот вопрос, потому что вы имеете в виду слово атеизм или что? Вот просто вот есть какое-то такое, есть, ну, по-политическим бывали там когда-то в своё время, так сказать. А есть ощущение, потому что это духовная профессия. Вот именно. То есть, вы знаете, даже моя бабушка, она не родная была бабушка, она была педагог по мировой отечественной культуре вообще. Она меня образовывала, она была атеистка, потому что партия, но это период был такой. Вы знаете, она была настолько... У неё такое сердце было. И, знаете, она прям где-то, ну, незадолго до смерти она: «Господи!», она говорила на нескольких языках, будучи образованной, говорила слово «Божья Матерь, помоги моему воспитаннику». То есть она даже произносила такие слова «Я хоть и атеистка до мозга и костей, Господи, но я верю». То есть она обращалась. Но я, будучи студентом лет 16-17, понятно, что я... Просто я это сейчас вспоминаю. Это действительно, да, человек, который жил в ту эпоху. И вот мой вопрос просто к тому, что... А насколько он был душевно или духовно беден? Вопрос мой. Она была божественна в отношении передачи этого ремесла своего, то есть как она учила, она мне все время даже произносила вслух цитату из одной книги: «Сердце отдаю детям». Ну разве может этот человек быть неверующим? То есть, понимаете, да, то есть формально мы можем говорить об этом, а с точки зрения духовного, это был богатейший человек.

Кира Лаврентьева:

— Богатейший духовный человек.

Евгений Волчков:

— Да, духовный человек, потому что только наивысшее духовное развитие могло привести ее к тому, чтобы взять студента на воспитание и раз в день делать, как называется, дни здоровья у нас были такие. Потому что она, когда услышала меня на концерте, она сказала: «Я этого мальчика научу», потому что она увидела. А что она могла увидеть? Какие-то предпосылки к тому, что этот мальчик может развиться во что-то большее. Значит, это не может быть без Бога. Это не может быть без Бога, понимаете? Но это и есть то чудо, понимаете? С чего вдруг? Мальчик этот, а не тот или другой. То есть я, вот, каждая встреча и все, что нас соединяет, оно, мне кажется, напитано вот этим волшебством, да, потому что вот все встречи не случайны. Видите, рано или поздно я с большой благодарностью к Богу за то, что Людмила Георгиевна Ромашова, Царство Небесное уже, она меня подхватила в своё время. То есть это и есть та душевная, духовная связь, которая у меня никогда не оборвётся. То есть она у меня здесь. Если я это чувствую, как я могу говорить, что она...

Кира Лаврентьева:

— Как говорил Владыка Антоний: «В наших отношениях ничего не изменилось после смерти человека».

Евгений Волчков:

— Абсолютно, как и с музыкантами. С теми, даже кто мог что-то говорить. А как же тогда о музыкантах тех, которые, ну, например, каких-то других, другой национальности и так далее. Ведь мир музыки, он всеобъемлем. Мы играем музыку Моцарта, играем музыку Бетховена в разных конфессиях, безусловно, но мы из этой музыки достаем что-то божественное. И, кстати, очень интересные слова Людвига Ван Бетховена, когда к нему пришел альтист, для которого он написал очередное сочинение, и говорит: «Людвиг, так нельзя писать, это неудобно, это на альте невозможно играть». И он сказал: «Это ты мне говоришь, когда я общаюсь с Богом?», то есть он сам осознавал, что это к нему приходит. Понимаете? Вот оно, таинство. Он говорит, ты мне это рассказываешь, когда мне это оттуда пришло. Вот этот некий сосуд, когда композитор, обучившись ремеслу своему, умеет передавать какую-то... И я в это верю. Я верю, что Людвиг глухой, вот этот вот Бетховен глухой, он ничего не слышал, к нему приходило это всё. Я в это верю. Но в это невозможно не верить, просто слушать музыку Бетховена, это... Ну, мне кажется, просто, я не знаю. Это прямое доказательство. Так же, как и музыка Баха, и так далее, и так далее. Просто Боженька как-то в разных местах, в разное время на земле, так сказать, творит чудеса, на мой взгляд, в искусстве. Там, там, а потом у нас появился Рахманинов. То есть мы же это всё впитывали, вот, постепенно у Европы, да? То есть знание, понимание, а потом вот эта русская душа в русской музыке. Кстати, когда вот те, кто придут на наш концерт 18 ноября в русской музыке, как эта русская музыка, она заиграет в народных инструментах. Она ещё выпуклее становится. То есть русская тема, заложенная русскими композиторами, именно в народном оркестре приобретает ещё больший объём, интерес такой вот. Рахманинов, Калинников, потрясающий композитор, Аренский и Чайковский. То есть, вот тоже, да, такой будет, ну, такой эксперимент, который уже, конечно же, происходит давно, но эксперимент заключается в том, что есть сочинения, которые будут впервые инструментованы и исполнены.

Кира Лаврентьева:

— Евгений, а вот если бы вас спросили, с чего начинать воспитание ребёнка в красоте, вот в этой правильной эстетике музыкальной, художественной, чтобы это не было неким каким-то искусственным прививанием, когда вызывает только отторжение у маленького человека, но все же оставило какие-то ростки. Вот вы сказали, кому надо, тот и сквозь мрамор пробьется, и сквозь асфальт пробьется. Но мы же, как родители, хотим, чтобы наши дети тоже были какими-то такими ростками Божьими, которые будут пробиваться в разных нужных им сферах, сквозь асфальт и мрамор, если понадобится. Вот что мы можем сделать, как родители?

Евгений Волчков:

— Заложить это семечко правильно, действительно, а почва это уже дети. То есть мы в процентном соотношении... мы ну как бы тот сгусток такой очень важного понимания, как импульс, мы даем импульс детям, да то есть импульс — это ну процентов 10 успеха, а все 90 — это уже останется за ними и за так сказать вот теми обстоятельствами, которые приведут его или наоборот отведут в какой-то период. Вообще овладение любым видом искусства — это большое развитие и для мозга, и для личности, и вообще для коммуникативных процессов, потому что ведь музыка живет во времени, особенно музыка. И что такое мышление музыкальное во времени? Это быть внимательным во времени. Это такое очень достаточно... Понятие виртуоз, это тот, кто в одной четверти может услышать две восьмушки четыре шестнадцатых. Да?

Кира Лаврентьева:

— Это для избранных, конечно.

Евгений Волчков:

— Но это как бы, да, когда это в дуэтике, когда это в ансамблике, да, там ещё добавляются ритмы разные и так далее, и так далее. Музыка живёт во времени. И она делает как раз человека... То есть, вы понимаете, это такой многослойный пирог, который идёт и горизонтально, и вертикально. И вот к этому музыкальному мышлению нужно подходить очень бережно. И самое главное — это любовь. А любовь в терпении, любовь в понимании, любовь в том, что если это гнев, он ничему не поможет. Но если какая-то доля собранности должна быть у того индивида, которого надо научить, то мы должны это делать очень аккуратно. У меня один тренер очень хороший по фигурному катанию, когда у меня ребенок ходил, четыре годика дети. Я говорю, что же вы на них так кричите? Это я, папаша такой беспокойный. На уроке хореографии задал вопрос хореографу. Он говорит: вы поймите, если я... А он не кричал, а именно командный голос. То есть вот этот тренерский командный голос. Я говорю: а мне показалось, что... «Нет-нет-нет, вы ошибаетесь. Дело в том, что если мы детей сейчас не усадим на эти шпагаты и не растянем им ножки, они могут после тренировки на льду уйти инвалидами». После того, когда он это сказал, я понял, что здесь акценты...

Кира Лаврентьева:

— Для чего это нужно.

Евгений Волчков:

— Для чего это нужно. То есть акценты смещены в спорте. А в музыке действительно, вот вы поймите, что не будет ничего резонировать и вибрировать. Вот эти вибрации живые, они только в любви. Напугать человека или запугать очень просто. Я как дирижер это понимаю. Но это, к сожалению, закрывает вот этот душевный резонатор. Да, у нас как у инструмента у каждого свой резонатор. И тогда музыкант с тобой не поделится самым сокровенным. А мне это разве на руку? Я хочу жить. И поэтому вот это, в любви, это всё-таки надо уметь сбалансировать. Это и уважение, это я про взрослых, а про детей ещё больше. Ещё, потому что отобьёшь желание, это за раз может быть. А потом он будет... Я благодарен своим педагогам музыкальной школы, когда я приходил, и меня спрашивали: «Ну, ты сделал что-нибудь дома?» Я говорю: «Нет, я гулял целую неделю». «Ну, давай тогда сделаем в классе». То есть вот так не отбили любовь к музыке.

Кира Лаврентьева:

— Евгений, давайте завершим нашу программу чем-нибудь прекрасным. Какую композицию мы сейчас послушаем?

Евгений Волчков:

— Давайте сказки немножко добавим. Александр Глазунов, антракт из балета «Раймонда». Исполняет Анжела Батуркина — домра, Евгений Волчков — домра, и партия фортепиано — Наталья Кондрацкая.

Кира Лаврентьева:

— Огромное спасибо за этот разговор. Дорогие друзья, я напоминаю вам, что в гостях у «Вечера воскресенья» сегодня был Евгений Волчков, художественный руководитель, главный дирижер Академического Оркестра русских народных инструментов имени Некрасова. Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующего воскресенья. Вам, Евгений, желаем огромной Божьей помощи в вашем таком высоком творческом деле и сил. Спасибо большое. Всего хорошего. Всех благ.

---

Все выпуски программы: Вечер Воскресенья

• «Празднование Пасхи. Русский Фольклор». Юлия Алакина
• «Христианин в современном мире». Павел Астахов
• «Христианин в современном мире». Сергей Рудов