«Храм свт. Николая в Хамовниках в советские годы». Светлый вечер с Алексеем Светозарским - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Храм свт. Николая в Хамовниках в советские годы». Светлый вечер с Алексеем Светозарским

* Поделиться
Алексей Светозарский

У нас в гостях был заведующий кафедрой Церковной истории Московской духовной академии Алексей Светозарский.

Разговор шел об истории московского храма святителя Николая в Хамовниках в советское время.


Ведущий Алексей Пичугин

А. Пичугин

— Здравствуйте, дорогие слушатели! «Светлый вечер» на Светлом радио. Сегодня четверг и, как всегда, наша совместная программа с музеем — исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Обычно в нашей студии по четвергам директор музея Ксения Толоконникова. К сожалению, сегодня она отсутствует, но ее и замещает, и сам собой представляет наш музей один из его создателей и наш частый гость, один из наших самых дорогих гостей Алексей Константинович Светозарский.

А. Светозарский

— Спасибо! (Смеется.)

А. Пичугин

— Здравствуйте, добрый вечер, да!

А. Светозарский

— Добрый вечер!

А. Пичугин

— Профессор Московской Духовной Академии, заведующего кафедрой церковной истории Московской Духовной Академии и преподаватель Сретенской семинарии — вот сколько всего! Мы сегодня, по традиции, вспоминаем разные периоды... По традиции, мы в четверг вспоминаем различные периоды из церковной жизни советской. Я напомню, что тот период, который мы исследуем, — от конца Второй мировой войны до Великой Отечественной, до 1991 года, до распада Советского Союза. Ну, и в разные стороны иногда заходим хронологически — то передвоенный период, то уже в 90-е годы. А сегодня поговорим про храм, один из самых таких известных, наверное, никогда не закрывавшихся московских храмов — это храм Святителя Николая в Хамовниках. Москвичи должны его хорошо знать — прямо возле выхода из метро Парк Культура (кольцевая). С правой стороны — красивый храм с шатровой колокольней. Действительно, он никогда не закрывался, или был маленький период?

А. Светозарский

— Нет, никогда.

А. Пичугин

— Он никогда не закрывался.

А. Светозарский

— «Маленький период» был период наполеоновского нашествия. (Смеется.) А больше — нет.

А. Пичугин

— Ну, тогда такие «маленькие периоды» были у многих московских центральных храмов. Ну, и так как он никогда не закрывался, там сохранились традиции, которые даже, наверное, до сих пор живы. Там сохранились какие-то обычаи. Туда можно, наверное, сейчас прийти и почувствовать кусок старой Москвы. Тут как у меня с детства остался Елоховский собор, возле которого мы жили... Я все надеюсь, что мы когда-нибудь в рамках нашей программы сделаем передачу про Елоховский собор...

А. Светозарский

— Целая эпоха!

А. Пичугин

— Да, это целая эпоха. Причем, при каждом настоятеле, наверное, или при старосте, недавно покойном, Николае Семеновиче Капчуке, это вот каждый раз новая эпоха длиной в несколько десятилетий. Ну, надеюсь, что когда-нибудь мы поговорим о Елоховском соборе. Сегодня будем говорить о храме Святителя Николая в Хамовниках. Вы туда ходили с советских лет?

А. Светозарский

— Ну, уже с позднесоветских — с 1988 года. Хотя храм этот я знал, поскольку он был на моем пути в университет. Можно было ехать на метро до станции метро «Университет», можно было доехать до Парка Культуры — и не спеша на троллейбусе.

А. Пичугин

— А где Вы жили?

А. Светозарский

— Ну, Бескудниково, на другом конце Москвы.

А. Пичугин

— А, ну да, да.

А. Светозарский

— Поскольку это было очень удобно, можно было пожертвовать учебным временем, особенно постом, будничные постные богослужения привлекали, поэтому я этот храм как-то вот всегда знал, любил, привечал. И уже тогда, наверное, года с 1981-го, такое мое произошло знакомство с богослужебной традицией, очень необычной, этого храма. Это были богослужения Страстной Седмицы, которые совершались, по традиции, ночью. Богослужение в ночь с пятницы на субботу начиналось в час ночи. Народу было не так много, но это были все свои, преданные прихожане. Я так понимал, что я попадал в некий круг людей, ну, которые друг другу известны и знакомы.

А. Пичугин

— А что служили с пятницы на субботу?

А. Светозарский

— Совершалась утреня Великой Субботы, чин погребения, утреня переходила в литургию, как оно, собственно, говоря, и задумано...

А. Пичугин

— А Крестный ход был?

А. Светозарский

— Был ночной Крестный ход.

А. Пичугин

— Он снаружи храма или внутри?

А. Светозарский

— Снаружи.

А. Пичугин

— Потому что тоже стоит отметить, что в некоторых московских храмах (кстати, может быть, и не московских), когда были... не закрывавшихся... были годы, когда запрещали Крестный ход, и он проходил внутри храма.

А. Светозарский

— Да, было так. Бывало такое на Светлой Седмице. Вот еще такой близкий мне был храм — Илья Обыденный...

А. Пичугин

— Рядышком.

А. Светозарский

— Да. И вот там — да, иногда, да, Светлая Седмица... Почему мы ждали, молодежь... Там отец Александр Егоров привлекал молодежь к крестным ходам, там, ставил в алтаре — не только в Пасхальную ночь, но стоишь уже на неделе, приходишь на литургию пасхальную, уже в алтарь ты не входишь — ждешь. Выходит человек в стихаре, оглядывает — если молодые люди, то подходит, это все очень торжественно: «Вот Вы будете участвовать в Крестном ходе». Вот иногда на улице, иногда нет. Вот. Ну, тамошние люди, прихожане объясняли это тем, успел ли староста договориться с исполкомом.

А. Пичугин

— Как они договаривались? Что «у нас сегодня»...

А. Светозарский

— Да, Крестный ход. Ну...

А. Пичугин

— «Крестный ход, (нрзб.) молодежь».

А. Светозарский

— Нет, не молодежь, нет, ни в коем случае. Нет, просто: «Разрешите провести на улице».

А. Пичугин

— А помните, был такой советский анекдот — ну, я не буду его весь приводить, кто захочет, в Интернете найдет: «А мы тогда у комсомольцев на Крестный ход не дадим!».

А. Светозарский

— Ну, что-то вроде этого! (Смеется.) Нет, конечно, нет. Там был очень такой благочестивый верующий староста. И... Ну, вот по каким-то причинам иногда он как-то не договаривался. Тогда был Крестный ход внутри. Ну, а Пасхальный — неотменим, он положен по уставу, поэтому никогда никаких проблем не возникало здесь — ну, в наш период, по крайней мере. Вот. А в Хамовниках вот служили ночью, был ночной Крестный ход. Звона не было. Вообще не было, потому что с колоколами было плохо...

А. Пичугин

— А когда колокольный звон разрешили? Потому что запретили его, кажется, в 1929 году в Москве, и один-единственный храм, где он был разрешен, потому что он был в Москве, но за пределами административной границы, Воробьевы горы...

А. Светозарский

— Да, Воробьевы горы.

А. Пичугин

— ...И по речке он до Кремля доносился в Пасхальную ночь.

А. Светозарский

— 1930-й, наверное, даже, мне кажется, 1930-й. Не могу точно сказать. А разрешили — явочным порядком просто стали звонить. В Хамовниках у нас стараниями отца Димитрия Акинфеева, настоятеля как раз с 1988 года, за которым мы, наша семья и перешла из Пимена Великого к Николе в Хамовниках...

А. Пичугин

— Еще один легендарный храм.

А. Светозарский

— Да. Тоже о нем надо когда-нибудь поговорить. Он сумел вернуть из Исторического музея, из филиала в Новодевичьем монастыре наш родной колокол. Ну вот тогда уже колокольня ожила, ну, а так очень был такой жиденький и неблагозвучный, там был очень случайный набор колоколов. И вот это вот ночное богослужение Страстное, конечно, производило огромное впечатление. То есть ты полностью отключался от всего — никакого транспорта, никакого внешнего вообще шума, ничего — люди пришли, собрались в храм, совершается вот это богослужение. Трудновато, конечно, с непривычки, трудновато, потому что потом еще и Пасхальная ночь. Вот отец Димитрий какое-то время придерживался местного обычая, потом его отменил. Вот тяжело.

А. Пичугин

— А до этого — надо учесть, что это все-таки конец 80-х — начало 90-х, — соответственно, старый приход в Хамовниках, еще тогда сохранявшийся, был уже старый, действительно, по возрасту. Бабушки все преклонного возраста, духовенство, наверное, частично служило еще достаточно пожилое. И они выдерживали вот этот ритм ночной одной службы, второй ночной службы...

А. Светозарский

— Да, выдерживали. Но поскольку вот этот у нас такой тоже в советское время появившийся обычай... Ну, обычай — он и есть обычай, он является такой приметой преддверия праздников, это освящение. И в Хамовниках всегда, до сего дня, очень много народу в течение  дня. Священники — ну, буквально в десять вечера последнее освящение, и есть люди, приходят уже, так сказать, последние. Поэтому очень напряженный день. Я думаю, из этих соображений он как-то отменил эти ночные службы. Ну, а приход — да, приход там был такой интересный. Там были бабушки наши. Ну, я так понимаю, что когда мы туда пришли, они еще такие, не очень даже преклонного возраста были. Откуда-то они из далеких мест приезжали в Москву на стройки.

А. Пичугин

— А, да, видимо, это те женщины, которые... чья молодость пришлась на 30 — 40-е годы...

А. Светозарский

— Да!

А. Пичугин

— ...которые еще помнили традицию по своим деревням.

А. Светозарский

— Из деревень приезжали — они уже знали, к кому они должны в храм прийти.

А. Пичугин

— А почему именно туда?

А. Светозарский

— Местное духовенство говорило: «Идите к отцу Павлу Лепехину в такой-то храм, он человек надежный». То есть у него был такой авторитет. Мы об отце Павле поговорим...

А. Пичугин

— Обязательно, да.

А. Светозарский

— Сначала хотелось бы о бабушках наших, вот. Это, ну, к тому времени уже, конечно, это возраст пенсионный, совершенно очевидно, но они были чрезвычайно активно, они трудились в храме бесплатно. Но полагалась им трапеза какая-то. При этом у них были такие ограничения в пище: они не ели мяса. Группировались они вокруг старосты. Староста была женщина.

А. Пичугин

— А почему они не ели мяса? Как это объяснялось вне постов?

А. Светозарский

— Ну, это полумонашеское... Они как-то не декларировали: «Нет-нет-нет, мы не будем, рыбки, рыбки», приходили всегда в Великую Субботу: «Батюшка, благословите рыбки!», когда уже священник возглавлял приходской совет и, соответственно, распоряжался, там, всеми трапезами и всем прочим. На Пасху, на Рождество у них полагалась рыбка.

А. Пичугин

— А правда ли — извините, пожалуйста, что перебиваю, — правда ли, что вокруг таких незакрытых храмов, как Хамовники, как Ризоположения на Донской, как Богоявленский в Елохово, бабушки, которые жили вокруг, были кем-то когда-то, возможно, пострижены? Вот это тайное монашество, которое группировалось именно вокруг незакрытых храмов, по каким-то домам соседним?

А. Светозарский

— У нас были. Вот недавно почила монахиня. Ну, она как —  тайно? Не тайно — на дому пострижена. И вот какой-то общины такой не было. Вот община была монашеская — это бывшие монахини Зачатьевского монастыря, это как раз в Илье Обыденном. Монахини Алексеевского монастыря — это Тихвинская церковь в Алексеевском. Монахини Ивановского монастыря группировались вот как-то вокруг храма Владимирской Иконы Божьей Матери в Виноградово, потому что когда-то там...

А. Пичугин

— Далеко, это под Воскресенском, это почти 100 километров от Москвы.

А. Светозарский

— Да! Ну, дело в том, что в Ивановском монастыре был образован концлагерь в 1918 году.

А. Пичугин

— Да, известная история, конечно.

А. Светозарский

— Но у них было подворье в Долгопрудном. И последние строения еще доживают свой век, и маленькое кладбище — монахини-бабушки...

А. Пичугин

— А, подождите, простите! Два Виноградова есть — одно под Долгопрудным, а одно — под Воскресенском.

А. Светозарский

— Да-да-да! Нет, это долгопрудненское.

А. Пичугин

— А он не закрывался, этот храм?

А. Светозарский

— Не закрывался, и они потом... Ну, как правило, их там высылали на какое-то время, а затем они возвращались и вот так вот... Если взять Подмосковье, это сестры Спасо-Бородинского монастыря. Вот мы этого батюшку поминали, отца Бориса под Можайском. Вот у него в храме...

А. Пичугин

— Которого убили.

А. Светозарский

— Да, погиб он трагически с матушкой. Их убили.

А. Пичугин

— Высоко-Петровский монастырь, около которого вообще тайный монастырек был в окрестностях.

А. Светозарский

— Да, ну, это более ранний период. Там, я так понимаю, эта община не дожила...

А. Пичугин

— Последние дожили буквально до 2008 года. Седьмого умерла последняя монахиня.

А. Светозарский

— Ну, это да. Но вот эти сами… (нрзб.) были разгромлены. Ну, какие-то отдельные люди. А там вот именно... Вот в Алексеевском я помню этих матушек.

А. Пичугин

— Я напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня профессор Московской Духовной Академии, заведующий кафедрой церковной истории в Академии Алексей Константинович Светозарский. И мы вспоминаем храм в Хамовниках, каким он был в советские годы — московский храм, один из центральных, никогда не закрывавшихся храмов Святителя Николая. Но вот если мы заговорили про тайное монашество или про монахинь когда-то закрытых обителей, один мой очень хороший знакомый священник, служивший в начале 90-х в Подмосковье (я не помню, кажется, я эту историю рассказывал, а может быть, и нет)... Он служил в Подмосковье, это было все неподалеку от Ногинска, то есть совсем близко с Москвой. Его пригласили, и он потом ходил достаточно часто, и до сих пор он приводит этот пример как пример такого, практически, идеального женского монастыря, когда обычный дом, ничем не примечательный, где-то в город или рядом с городом, живут три женщины там пожилых — ничего в них монахинь не выдает. Но одна из них... Все они три были из каких-то монастырей или из одного монастыря до закрытия, и дожили они до 90-х годов, уже в преклонном возрасте. Они работали в огороде, они жили, как-то молились. И у них в комнате, рассказывал мне этот священник, стоял стол, накрытый белой скатеркой, иконка стояла, лампадка горела. Но этот стол, как говорил священник, трогать было нельзя. Он говорит: «Видимо, кто-то к ним, кому они доверяли... Мне, — он говорит, — видимо, они не так доверяли, ни разу у них не служил... Кому они доверяли, приходил к ним служить литургию».

А. Светозарский

— Да, престол.

А. Пичугин

— Да, престол. Вот такая вот маленькая обитель — еще в 90-е годы сохранялась. Наверное, была не одна. Ну, вернемся к Хамовникам.

А. Светозарский

— Да, вернемся к Хамовникам. Конечно, надо говорить о личности отца Павла Лепехина, который определил вот этот богослужебный круг. Я сразу скажу: к сожалению, он не сохранился до нашего времени. Ну, а мы его, конечно, не застали. Он умер в 1960-м году. И вот эти традиции поддерживались его детьми.

А. Пичугин

— А служил... Он очень долго же служил в Хамовниках?

А. Светозарский

— Служил он долго. Какое-то время он был настоятелем домового храма при приюте Иконы Божьей Матери-Избавительницы, но этот храм не сохранился, так же, как и зщдание приюта. Это совсем рядом с выходом метро «Парк Культуры» — как раз тот выход, который на Комсомольский проспект. Ну, а потом вот, с 1912 года он был в Хамовниках. Он был однокурсником Патриарха Алексия Первого. Они вместе учились в Академии, это один и тот же выпуск. И, конечно, Патриарху это было приятно. Человек, которого он узнавал как-то, какое-то доброе было отношение. Ну, и были такие интересные дары — в начале поста всегда на горнем месте, центральном, на алтаре устанавливался образ Распятия — один в один как в Елоховском соборе. Я думаю, что там эта традиция продолжается. У нас, увы, пресечена, хотя, в общем, конечно, все... Этот момент был такой очень значимый. В Великую Субботу, когда во время литургии переоблачение в светлые одежды, надо было успеть быстро за закрытыми царскими вратами этот образ снять, отодвинуть в сторону. Ну, а почему это подарок Патриарха Алексия? Это ну вот точно такой же образ, как в Елоховском, но он не подошел по размерам, и Патриарх его подарил в Хамовники. Там же, в центральном алтаре — дар Патриарха Алексия — престол. На Рождество Христово 1961 года пожертвован, об этом есть соответствующая надпись. И, конечно, памятные для отца Павла и для того нелегкого времени, когда вот он совершал свое служение, это были образа — икона Божьей Матери-Избавительницы в алтаре, и был замечательный образ, написанный на металле, образ Воскресения Христова из одной из полковых церквей в Хамовнических казармах. Ну, понятно уже, так сказать, сколько людей сменилось вот до...

А. Пичугин

— Тут надо пояснить, что Хамовнические казармы... Если нас слушают сейчас москвичи, которые часто бывают в районе «Парка Культуры» или «Фрунзенской», должны представлять: если идти от Хамовнического храма в сторону метро «Фрунзенская», то с правой стороны три огромных здания — да, это Хамовнические казармы.

А. Светозарский

— И там даже в одном месте видна звонница.

А. Пичугин

— Восстановили ее сейчас вот как раз.

А. Светозарский

— Восстановили.

А. Пичугин

— Как звонницу.

А. Светозарский

— И на плацу... Хамовнический плац исчез, когда проложили Комсомольский проспект... На плацу была деревянная церковь, откуда тоже были иконы, перенесенные вот в наш храм. Отец Павел — человек, который вот определил целую эпоху. Давно его уже не было в живых, но его дети (у него было три дочери и сын, мы застали сына, Сергея Павловича Лепехина) — они наблюдали очень ревниво и ревностно, чтобы все то, что было при отце Павле, сохранялось. Вот, например, Страстная Среда. Ну, обычное... ну, не обычное, конечно, потрясающее такое богослужение Страстной Седмицы вечернее уставное, исповедь. В Хамовниках не так. Вот как-то отцу Павлу было этого мало, и после отпуста(?) начиналось пение Акафиста. Была написана специальная икона, я так понимаю, наверное, годы в 50-е — «Тайная Вечеря», она сохранилась. Она закрывает вход с южной стороны в главный объем храма, в четверик.

А. Пичугин

— Мы были на экскурсии в Хамовническом храме с Алексеем Константиновичем, он показывал эту икону.

А. Светозарский

— Да, и очень трогательным напевом вот этот Акафист исполнялся.

А. Пичугин

— А его пели прямо?

А. Светозарский

— Пел правый хор, оставался.

А. Пичугин

— Весь Акафист?

А. Светозарский

— Да.

А. Пичугин

— Не читали?

А. Светозарский

— Нет, читать — читали, там были очень трогательные припевы.

А. Пичугин

— А, ну да, (нрзб.), да.

А. Светозарский

— Нет, там был припев: «Иисусе, Сыне Божий, помяни мя, егда придеше во Царствие Твоем», очень красивым напевом...

А. Пичугин

— А, это Акафист (нрзб.), да?

А. Светозарский

— Да. Акафист Тайной Вечери.

А. Пичугин

— А, Тайной Вечери даже? Я такой не знаю.

А. Светозарский

— Да. Вот, был такой Акафист, есть его текст. Но, увы, как-то ушло это. Тут много причин, потому что...

А. Пичугин

— И поколение тоже ушло, наверное, это главная причина.

А. Светозарский

— Поколение ушло... Поколение ушло — ну, нет, там были такие установки. Вот там один из настоятелей приводил все в соответствие с уставом Московской Духовной Академии, Покровского храма, и все это потихоньку ушло. Вот в этом году ушло, к сожалению, ушла традиция обносить вокруг храма в Пасхальную ночь в Крестном ходе чудотворный образ «Споручницы грешных».

А. Пичугин

— А почему?

А. Светозарский

— Ну, настоятелю показалось — а зачем? Так а затем, что эта икона прославилась в 1848 году именно в Пасхальную ночь! Вот я здесь немножечко добавлю эмоций — как-то мы не то, что ленивы и нелюбопытны, но вот это вот желание сохранить какую-то преемственность — оно не всегда присутствует. В этом огромное значение.

А. Пичугин

— А это важно! Потому что если бы это был храм, который 50 лет простоял закрытым или 60 лет простоял закрытым...

А. Светозарский

— Ну да, можно что угодно.

А. Пичугин

— Там — да, там уже этих традиций и прихожан-то, практически... вообще нет. Почти в каждом храме, открытом в 90-е годы, первоначально были какие-то прихожане последние его, до закрытия, но и они уже ушли, уже нет, понятно, этих традиций. Но Хамовники-то, которые никогда не закрывались, которые в центре Москвы, которые были местом притяжения московской такой вот оставшейся в Центре московской интеллигенции, которая чтила и сохраняла эти традиции... И простые бабушки, тоже для которых это было важно... И вот пройдя через 70 лет гонений, вдруг, когда все, вроде, достаточно свободно в церковной жизни, мы сами это рушим.

А. Светозарский

— Да, это очень так прискорбно. Ну, хотя какие-то моменты там действительно были несколько противоречивыми, но отец Павел это как-то обосновывал. Например, как праздновалось Успение? Успение — совершалось все, что положено по уставу, а потом 30-го... Плащаница до 30-го числа, до утра 30-го августа оставалась на середине храма, и совершалось вот такое торжество Божьей Матери, празднование, которое имело место быть в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой лавры, когда вносится плащаница торжественно, потом перед Царскими вратами, и священники осеняют народ этой Плащаницей. Вот люди ждали. Вот сам отец Павел — он жил ритмами церковного года. Конечно, наверное, это объяснимо тем, что больше ничем другим заниматься было нельзя. Вот все было предельно урезано, сокращено, отняты дома, его семья была выселена, и он поселился поблизости — это ближняя точка на самой границе тогдашней Московской, это город Бабушкин, Лосинка. Вот они там жили — то ли половина домика, то ли домик у них был — вот очень самодостаточной семьей.

А. Пичугин

— А нельзя было селиться в Москве духовенству?

А. Светозарский

— Духовенство выселяли, да.

А. Пичугин

— До какого времени?

А. Светозарский

— Еще в 1930 году выселили. Ну, потом тоже никаких постановлений разрешающих не было. Вот как-то стали селиться, где-то прописывали...

А. Пичугин

— Поэтому старый клир Елоховского собора, в том числе те, которые вот сейчас еще, пожилые священники, там служат, с советских времен живут в Сергиевом Посаде. Может быть, с этим связано?

А. Светозарский

— Ну, нет, я не думаю. Я думаю, что это вот выходцы из нашей Академии. Там было другое. Там вот этот вот частный сектор, многие дома... Люди просто переселялись. Понимали, что они связаны с Лаврой, и хотели быть ближе к преподобному. Там очень много домов. Где-то на Родине все это продавалось, переезжала, там, целая семья или целый род даже. А наши жили еще, вот московские, в Черкизово, где-то на Преображенке, вот какие-то такие места. У некоторых священников, правда, были квартиры. Я вот смотрел — один батюшка жил в Коммунистическом тупике. Это реально было, да-да-да, такое название, такой топоним был.

А. Пичугин

— Был, я забыл, где.

А. Светозарский

— Пименовский.

А. Пичугин

— А, Пименовский, да-да, точно!

А. Светозарский

— Я нашел его на старой карте. Но, скажем, такая любимая мной в отрочестве книжка — «Имена московских улиц» 70-х годов издания...

А. Пичугин

— Да, была, есть такая!

А. Светозарский

— ...которая давала старые варианты, нету там. Там, вроде бы, все даны, но Коммунистический тупик отсутствует.

А. Пичугин

— Или это переиздание. Наверное, просто она была издана более... лет на 15-20 раньше, когда еще он не был Коммунистическим.

А. Светозарский

— Ах! (Смеется.)

А. Пичугин

— А потом ее переиздали и не включили. Да ну, Коммунистический тупик — плохо звучит! (Смеется.)

А. Светозарский

— Вот, плохо. Но там жил батюшка. Ну, вот по какой причине уж он оставлен был в Москве, я не знаю. Вот отца Павла выселили, весь клир выселили, дома забрали. При строительстве проспекта храм отстояли, но значительную часть территории отвели под проспект, перенесли ограду. А у входа нынешнего, восстановленного владыкой Тихоном Зайцевым в стиле нашей вот оградки традиционной, там был винный магазин. У меня есть фотография. Вот был винный магазин.

А. Пичугин

— Прямо на территории?

А. Светозарский

— Прямо, да, вот... Люди входили через переулок или проулок даже такой, а на месте главного входа такой деревянный шалман стоял.

А. Пичугин

— Напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня Алексей Светозарский, профессор Московской Духовной Академии, заведующий кафедрой церковной истории Академии. У нас небольшой перерыв, через минуту мы сюда вернемся. А напомню, говорим мы про советское прошлое храма Святителя Николая в Хамовниках, который никогда не закрывался. А программа наша — совместная с музеем «Советский Союз: вера и люди», музей — исследовательский центр.

Возвращаемся в студию Светлого радио. Сегодня у нас в гостях Алексей Светозарский, профессор Московской Духовной Академии, заведующего кафедрой церковной истории в Академии, преподаватель Сретенской семинарии. Совместная программа с музеем «Советский Союз: вера и люди» — сегодня, к сожалению, без директора музея Ксении Толоконниковой. Но Алексей Константинович — один из создателей музея, один из тех людей, кто очень много печется о нем. Мы вспоминаем храм в Хамовниках, каким он был в советские годы, один из центральных московских храмов Святителя Николая возле метро «Парк Культуры». И вот очень интересная история, которую перед этим перерывом Алексей Константинович начал рассказывать, — про то, что рядом с входом в храм был винный магазин, прямо на территории, но вход был все-таки в него с переулка, да?

А. Светозарский

— С улицы Льва Толстого.

А. Пичугин

— С улицы Льва Толстого.

А. Светозарский

— Но это 60-е. Удалось там его ликвидировать всеми правдами и неправдами, усилиями клира хамовнического.

А. Пичугин

— А клир прямо так уж был против?

А. Светозарский

— Против. Ну, там... Это же не это, там... Я не хочу называть, да, быть скрытым дилером. Это же не фирменный магазин изысканных вин — это был шалман, тут же все это и потреблялось, в общем-то... И...

А. Пичугин

— Ну, понятно. Нет, понятно. Это уж я так, да. И... Я пытаюсь представить... А здание, которое сейчас с левой стороны от входа, это вот он? Или...

А. Светозарский

— Нет, эти здания построены были в 1988 году, как раз к юбилею, 1000-летию Крещения Руси. Это маленькое очень помещение в две комнаты с кухней для отдыха священнослужителей, потому что раньше все происходило в колокольне. Единственное место, где можно было отдохнуть между службами, она же кабинет настоятеля, она же трапезная.

А. Пичугин

— Это одна комната?

А. Светозарский

— Одна комната. Это вот... Ну это вот обычная, классическая шатровая колокольня. Вот этот вот четверичок, но это как бы второй ярус. Вот там такая палатка, как в древней Руси говорила(?), там же ели, по-моему,  там же и готовили. Потому что других никаких подсобных помещений не было. На паперти был такой уголочек, крыло такое одно под колокольню, отведенное под крестильню. И вот что там творилось в 1988 году, страшно представить. Я присутствовал — там крестили. Но потом как раз вот это здание подоспело, где были комнаты отдыха и кабинет настоятеля, и в одном крыле была крестильня сделана. Вот.

А. Пичугин

— Это еще в Москве. Мне рассказывал епископ Мелекесский Диодор, как в советские годы в Ульяновске маленький храм кладбищенский, он же кафедральный...

А. Светозарский

— Я был там.

А. Пичугин

— ...он же и крестильня, он же и все, когда там... Крестилось достаточно много людей. И когда приходили... Он рассказывал, как его крестили тоже в советские годы там, и как... И клир все-таки ульяновский был какой-то достаточно большой. И все в этом маленьком храме происходило, где развернуться-то сложно. А там и архиерей, и иподьякон, и дьякон, и весь клир, и там же крестильня, и там все.

А. Светозарский

— Ну, там есть храмик один совсем маленький такой, в стиле русского модерна, а есть деревянный, он в городе.

А. Пичугин

— Вот я не помню уже эту историю, плохо помню.

А. Светозарский

— Да. Но они все его очень любят и говорят, что «все мы из этой купели вышли» потому что ну всех людей там в моем поколении и моложе крестили там. Потом уже другие храмы открылись, там свои общины образовались. Вот. Ну, а здесь... Потом, если вернуться к Хамовникам, удалось вернуть здание. Там уникальный такой ансамбль построек: это дом причета, это здание церковно-приходской школы 1885 года, это одна из первых московских церковно-приходских школ. И еще одно деревянное здание. Один дом пропал, он сгорел, на его месте построили так компактненько новое здание, но оно к Церкви не относится, а вот так у нас есть и исторические здания. Клир весь жил при храме...

А. Пичугин

— Вот, как раз про клир! При отце Павле, ну, в советские такие послевоенные годы, много ли священников служило?

А. Светозарский

— Вот здесь момент интересный, потому что у нас здесь провал по истории.

А. Пичугин

— А как?

А. Светозарский

— Вот мы знаем только отца Павла.

А. Пичугин

— Но он же не один, явно, был.

А. Светозарский

— Не один. Вот кто-то еще — был такой отец Василий Доронкин, такая загадочная личность, с которым отец Павел проводил какую-то особую политику. Кстати, этот отец Василий — автор Акафиста в честь иконы Божьей матери «Споручница грешных». Его подозревали в тесном сотрудничестве с властями, и, как рассказывает отец Владимир Диваков, который служил, очень любит этот храм и чтит, он очень значим в его жизни, он рассказывал так — отец Павел говорил своим духовным чадам: «К отцу Василию относиться как ко мне. Не шарахаться, никоим образом не подавать никакого вида, но вот так вот». Служил какой-то иеродиакон, есть воспоминания владыки Иосифа Чернова, который в Москве прямо где-то накануне войны приходит в Хамовники (он пишет об этом), служба Сочельника — никого. И вот они горюют с батюшкой. И он называет какого-то батюшку, что вот так вот... Ну, я не знаю, может быть, тут какая-то неточность, может быть, это рабочий день, потому что Сочельник встречался тоже по-особому. Вот этот обычай ушел совсем, еще при предыдущем настоятеле ушел совсем. Он был слишком странный. Совершалось подобие утрени Великой Субботы накануне Сочелььника с похвалами на погребение — то там свои были припевы, и завершалось все после Великого Славословия Крестным ходом по храму. Шла процессия, фонарь, крест, икона, наверное, хоругви. Все прихожане шли сначала через... солею проходили придела «Споручницы грешных», потом через еще одну солею, такой немножко был «праздник непослушания». (Смеется.) Вот, внутренняя процессия в храме. Но, Вы знаете, даже из других храмов приходили люди, потому что...

А. Пичугин

— ...нигде больше такого не было.

А. Светозарский

— ...нигде больше такого не было. Но это очень быстро ушло уже после отца Димитрия...

А. Пичугин

— Про Хамовнический храм есть хорошие опубликованные воспоминания отца Вячеслава Винника, недавно ушедшего.

А. Светозарский

— Да.

А. Пичугин

— Но они очень эмоциональные, там нету вот такой исторической конкретики. Будущий отец Вячеслав родился в доме, который прямо напротив Хамовнического храма. Там была комната...

А. Светозарский

— Шефский дом. Бывший Шефский дом.

А. Пичугин

— А, он в Шефском доме родился?

А. Светозарский

— Да, да-да.

А. Пичугин

— А, я чего-то думал, что там это какое-то вот... с той стороны, где храм.

А. Светозарский

— А Вы знаете, он пишет, что он был в этом доме, «и в комнате нашей — там ресторан».

А. Пичугин

— А, ресторан я знаю.

А. Светозарский

— (Смеется.) Вот!

А. Пичугин

— И он... У них была маленькая комната, мне казалось, какая-то полуподвальная. Вот оттуда они ходили в Хамовнический храм. Ну, а там, к сожалению, таких подробностей... Да он маленький был и не помнил — это только-только начиналась война, он родился в 1938 году.

А. Светозарский

— Но отца Павла он помнит — «священник с добрыми глазами».

А. Пичугин

— А, это отец Павел, да? Может быть. Надо перечитать просто, вспомнить. А как обстояли дела тогда со служением? То есть мы мало что знаем про клир тех лет, но, в целом, если это были священники из других городов, которые приезжали по какой-то надобности в Москву, они могли служить в открытых храмах, сослужить, приходить? Или это каралось как-то?

А. Светозарский

— Трудно сказать. Вот во времена отца Павла, там, довоенные и так далее, опять же, трудно сказать.

А. Пичугин

— Ну, довоенные ведь — это уже немножко более ранний период, который мы не затрагиваем, потому что это совсем другая история.

А. Светозарский

— Ну да, ну да.

А. Пичугин

— А более близкая к нам послевоенная и, скажем, до собора 1861 года, когда все-таки отношения сильно изменились между священником и настоятелем и старостой и приходом, — тогда, наверное, было сложнее. А вот этот небольшой период с 1945-го по 1960-й год, 15 лет... Да, 15 лет... Я не очень хорошо себе представляю вообще вот эти все взаимоотношения настоятелей клира, клира и старосты. И вот из этого складывается какая-то история возможности, наверное, приехать куда-то послужить, пойти послужить?

А. Светозарский

— Ну, я думаю, что попроще было, чем после 1861 года. Старосты, как правило, были люди свои все-таки.

А. Пичугин

— Кто был старостой в Хамовниках?

А. Светозарский

— Там староста-мученик есть. Староста-мученик — он был из полицейских чинов. Ну, понятно, что после революции он как-то должен был поменять свою профессию. И, видимо, он организовал защиту храма при угрозе закрытия, потому что священников берегли. Прихожане берегли священников, и нужно было показать, что люди местные... В основном, это рабочий люд. Еще были огородники, которые... Там были огороды же, там никаких гранитных берегов не было, в Хамовниках. Были сотрудницы фабрики «Красная роза» (это бывшая фабрика Жиро, ее корпуса до сих пор есть вокруг). Ну, вот такие рабочие Хамовники...

А. Пичугин

— Пивзавод, конечно.

А. Светозарский

— Да, опять же, конечно. Ну, его уже нету...

А. Пичугин

— Ну, Хамовническое пиво... Да?

А. Светозарский

— Пиво есть, завода нет.

А. Пичугин

— Пиво есть, завода нет.

А. Светозарский

— Ну, а надо было собирать подписи, надо было давать адреса, телефоны, у кого были, редкие такие. Собрали. Я думаю, что это связано с ним. Потом ему припомнили все — что он якобы вешал рабочих где-то в Хамовнических казармах. Он это напрочь отрицал — что он участвовал в каких-то казнях. Но там есть такое интересное обвинение, что он с какими-то людьми такого тоже контрреволюционного склада на своей квартире рядом с храмом слушал пластинку «Боже, царя храни!».

А. Пичугин

— (Смеется.)

А. Светозарский

— Кто-то, значит... Видимо, были какие-то духовные песнопения, я не знаю, или что-то... Ну, вот он на Бутовском полигоне...

А. Пичугин

— Ну, понятно, да.

А. Светозарский

— Про старосту знаю, про отца Павла знаю, про других ничего не знаю. Но здесь такой момент — перед войной весь клир московский поменялся. Поменялся, потому что и настоятели, большинство, и клирики были арестованы и казнены. В подавляющем своем большинстве.

А. Пичугин

— Большинство.

А. Светозарский

— Да, да. Я просматривал по тем храмам, которые продолжали еще действовать накануне войны, — коренным образом поменялся клир. Переводили каких-то людей, там, непонятно каких. Но вот были такие люди. Был отец Александр Воскресенский в храме Иоанна Воина, был отец Павел Лепехин у нас в Хамовниках, вот которые пережили... Вот еще один батюшка был очень почитаемый в Богородском. Ну, как-то вот так...

А. Пичугин

— Ну, Богородское на тот момент, вообще, Москвой-то и не считалось.

А. Светозарский

— Ну, уже в черте...

А. Пичугин

— Протопресвитер Колчицкий, конечно же...

А. Светозарский

— Ну да.

А. Пичугин

— ...к которому относились хуже, наверное...

А. Светозарский

— Ну да.

А. Пичугин

— ...если можно так выразиться. Но о нем есть, кстати, как очень добрые воспоминания, об отце Николае, так и очень злые.

А. Светозарский

— И саркастичные.

А. Пичугин

— И саркастичные.

А. Светозарский

— Ну, это Левитин-Краснов. (Смеется.)

А. Пичугин

— Ну, у него достаточно такая... Неоднозначное к нему отношение было. А какое соотношение было в 30-е годы в  Москве незакрытых храмов тихоновских и обновленческих?

А. Светозарский

— Ну, уже перед войной-то был храм в Сокольниках у обновленцев, был храм...

А. Пичугин

— ...Пименовский...

А. Светозарский

— ...Пимена Великого, где служил Введенский, и были кладбищенские церкви, где они еще оставались, — Ваганьково, Пятницкое кладбище, Калитниковское кладбище. А на Даниловском были сторонники Синода Григорианского. Там были григориане.

А. Пичугин

— Это единственный храм был в Москве.

А. Светозарский

— Да. Но что интересно все-таки, при всей такой политике все равно: если была община, власть предоставляла здание. Уж какое-никакое, но предоставляла. Вот когда ликвидировали Всехсвятский единоверческий монастырь и у Салтыкова моста строится Введенский приход единоверческий...

А. Пичугин

— Ну да...

А. Светозарский

— ...то выделили, власти выделили на Рогожском, да, вот эту единоверческую церковь там, ну, и они как-то вот, эта община...

А. Пичугин

— Ну, которая так вот и существует.

А. Светозарский

— Да. Но когда вот там уже, скажем, так называемые новозыбковцы — им дали придел. Ну, дали же, хоть он маленький, тесненький — в том же храме — придел.

А. Пичугин

— А уже после перестройки дали большой храм на Павелецкой.

А. Светозарский

— Ну, да. Ну, это да, да, хороший храм такой.

А. Пичугин

— Ну, и он приходил туда. Там их Патриарх, у них Патриарх есть — Александр, он встречал нас.

А. Светозарский

— Наш выпускник, между прочим.

А. Пичугин

— Да?

А. Светозарский

— Да. Он это не афиширует, но он учился, я помню.

А. Пичугин

— (Смеется.) А он приходил, встречал нас и говорил: «Вот если Вы к нам перейдете, мы Вас быстренько женим вот на тех, с клироса, и рукоположим!».

А. Светозарский

— Ну вот, видите как! (Смеется.)

А. Пичугин

— Это еще 90-е годы, ну, начало 2000-х было...

А. Светозарский

— Хороший храм, но он не принадлежал... Он был белокриницкий. Ну, это не важно. Важно то, что вот все-таки да, вот как-то, каким-то образом. Вот. Но большинство храмов было православных, но всего-то было 20 примерно, два десятка храмов.

А. Пичугин

— Вы Ваганьково вспомнили. Вот про какой храм еще хорошо бы поговорить, который, там, помнит... чего он только не помнит? Это совершенно невообразимые истории в советские годы. Это храм Ваганькова.

А. Светозарский

— Ну, есть историк этого храма, отец Сергий Матюшин, автор книги «Священное Ваганьково». Я думаю, что лучше, наверное, об этом на сегодня никто не расскажет. Он много-много лет занимается и натурными исследованиями, и собирает сведения, и находит родственников духовных лиц, погребенных на Ваганьковском кладбище, уточняет разные обстоятельства. И, конечно, история самого храма у него и по архивным материалам. Я думаю, что он эту работу продолжает. Может быть, было бы интересно его пригласить, кстати.

А. Пичугин

— Да, кстати, очень хорошая идея! Да. По самому Ваганьково замечательная книга опубликована Владимира Фотиевича Козлова, у которого в принципе по кладбищам исследования. Но вот у нас с ним была программа непосредственно про Ваганьков, из которой я узнал, что Ваганьково — это «город-миллионник». Сейчас там атрибутированных несколько сотен тысяч захоронений — атрибутированных! — а всего на Ваганьково лежит около миллиона человек. Это, конечно, впечатляет. Почти в центре Москвы огромный некрополь. Но, опять же, вернемся к Хамовническому храму. Традиции... Прихожане... Вот сейчас в Хамовниках есть какие-то прихожане, которые помнят отца Павла?

А. Светозарский

— Ну, я думаю, что уже, наверное, может быть, единицы. Вот мы тогда-то застали, но это было сколько лет назад! И рассказы о нем и людей, которые перешли в этот храм из соседних закрытых, потому что в Хамовниках же две храмовые иконы — «Троица» из храма Живоначальной Троицы в Зубово и «Знамение» — тоже Знамения в Зубове. Уничтоженные храмы... И вот мы знали прихожанку, она девочкой была, ну, таким подростком. Когда она пришла в Хамовники, она рассказывала, как отец Павел совершал свой тайный Крестный ход, спрятав под полой пальто чудотворную икону. Вот сегодня может показаться как-то неблагочестиво и неблагоговейно, но с глубокой верой в какие-то вот опасные для храма моменты вот он брал эту икону один. И, говорит, знали только ну немногие духовные чада, и только из окошка им разрешалось с клироса смотреть, как батюшка обходит с молитвой, которую читал он про себя, вот этот храм. И была твердая вера, что вот этот Покров Божьей Матери сберег храм за все эти годы. И сносить собирались, и закрывать — само собой, и не раз, так же, как и Елоховский. И от каких-то посягательств и искусов обновленчества храм был вот спасен таким образом.

А. Пичугин

— Я напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня Алексей Светозарский, профессор Московской Духовной Академии, и мы говорим о храме Святителя Николая в Хамовниках, одном из центральных, никогда не закрывавшихся московских приходов. После отца Павла (он в 1960 году умер, да? — уже в преклонном возрасте?)...

А. Светозарский

— Да... Он 1880 года. Он чуть-чуть не дожил до своего юбилея, но прожил большую жизнь. Он в этом храме служил в войну — не опустительно. То есть, надо представить: он должен был из Бабушкина добираться в Москву. У него был пропуск. Он вставал, там надо было идти через какие-то буераки. Это описано — такая небольшая есть книжечка, его жизнеописание, составленное родными, детьми и духовными чадами.

А. Пичугин

— Транспорт плохо ходит.

А. Светозарский

— Транспорт плохо — значит, где-то что-то он там как-то добирался. А ночевать-то как? Гражданский час, паспортный режим. Но, видимо, как-то — может быть, где-то он там на колокольне или что-то. Но он был награжден медалью, был в числе священников, которые были награждены медалью «За оборону Москвы». Отмечено было в проповеди — пожертвования, в том числе и личные.

А. Пичугин

— А клир поменялся, Вы говорите. Откуда его брали? Кто были эти священники, которые пришли на место репрессированных?

А. Светозарский

— Переводили из других городов. Из Подмосковья были какие-то батюшки. Это надо отслеживать. Это вообще такая до сих пор еще очень темная и непроясненная история. Вот так вот восстанови — нет ничего, просто вот провал. Провал.

А. Пичугин

— А где-то это можно восстановить? Архивы что-то по этому поводу могут сказать? Или это чащего всего...

А. Светозарский

— Ну, могут. Может быть, по косвенным. Там были эти так называемые церковные столы — в исполкоме там учитывали клир, надо смотреть по районам. Есть, нет, есть источники. Вот об этом писал... есть статья... Михаил Евгеньевич Денисов, исследователь — автор книги о Пименовском храме. Вот он попытался как-то заглянуть в эту эпоху. У него есть статья, посвященная источникам, которые могут нам рассказать о московском духовенстве, там, 30-х годов.

А. Пичугин

— Уже даже, наверное, 40 — 50-х, потому что мне казалось, что патриаршество Алексия I — это такое достаточно близкое к нам время (он очень долго был Патриархом просто).

А. Светозарский

— Долго.

А. Пичугин

— Близкое время, когда есть воспоминания, есть какие-то источники, записи дневниковые опубликованы. Ну, можно там по крупицам как-то восстановить, кто где служил. И, вроде бы, и недавно совсем было, и люди, которых они крестили, вот они все, еще живы.

А. Светозарский

— Ну, здесь еще такой момент — есть ли к этому интерес на приходе. Потому что я вот смотрю даже по сайтам приходским — есть замечательные истории, замечательные. Ну, в качестве примера я могу привести сайт храма Святых Мучеников Адриана и Натальи, что на Ярославском шоссе, в том самом бывшем Бабушкине...

А. Пичугин

— Да-да-да!

А. Светозарский

— Там прекрасно прослежена история. Послевоенный период — это возвращаются священники, которые были на гражданской работе. Там, по-моему, трое в этом клире было. Ну, и предыдущий период тоже как-то освящен. Кто работает, кому интересно, где заинтересованы, опять же, в этой работе. Ну, а где-то нет ничего — «не знаю, и все». В храме ничего не сохранилось, ничего нету.

А. Пичугин

— А студенты... Вот сейчас же в светских вузах достаточно новая, очень хорошая модная тема по изучению вот этого нашего советского наследия через дневники, воспоминания, архивные данные. Много интересных работ публикуется. А студенты Академии как-то не проявляют такого интереса именно вот к этому периоду и написанию чего-то — может быть, это и не диплом, но какие-то работы?

А. Светозарский

— Они пишут, пишут много работ, интересные работы. Вот у нас сейчас была защита — ну, обязательно надо упомянуть церковную жизнь Сергиева Посада после 1917 года, до как раз вот начала войны. Потрясающие факты — малоизвестные, забытые и вовсе неизвестные. Это не только Лавра, это не только Академия, это приходские храмы, это жизнь тайных общин. Вот человек все это собрал всего лишь в формате магистерской работы. Она была очень большая, похожа на «кандидатку».

А. Пичугин

— Ну, может быть, ее расширить чуть-чуть и защитить кандидатскую?

А. Светозарский

— Может быть, и есть куда. Но там разные факты. Вот я, например... Мимо меня как-то этот факт прошел, что наш Посад — я все-таки считаю это своим городом, много времени там провожу и много времени провел, родной для меня город, тоже близкий — он должен был носить имя Льва Николаевича Толстого.

А. Пичугин

— А стал Загорском.

А. Светозарский

— А стал Загорском, да. (Смеется.) Менял много раз название...

А. Пичугин

— В какой момент это (нрзб.)...

А. Светозарский

— Ну вот установление памятника Толстому на площади перед Лаврой, ну, и последующие... Там много было всяких таких моментов...

А. Пичугин

— А это потому что было такое распространенное мнение о непримиримости в отношении Толстого и Церкви, и поэтому — «вот смотрите, церковники, вот мы Вам чего поставили, кого!».

А. Светозарский

— Да, да.

А. Пичугин

— Хорошо. А после отца Павла, все-таки в уже более близкое к нам время, что-то известно о священниках, которые (нрзб.)?

А. Светозарский

— Да, конечно. Мы и знаем, и поминаем. И даже был такой Синодик маленький — там, начиная с Патриарха Тихона, очень любил служить митрополит Трифон Туркестанов здесь и там еще целый ряд иерархов, священников. Служил отец Леонид Гайдукевич. Сейчас он возглавляет в Литве такую вот общину своеобразную. Такая христианская коммуна, условно говоря. А когда-то он служил там, в храме. Он был священником, открытым для молодежи, работал с молодежью даже в те годы.

А. Пичугин

— Это в советское время еще?

А. Светозарский

— Да, это совсем советское. Это 60-е.

А. Пичугин

— А, то есть он тогда еще служил? То есть он, практически, сразу после отца Павла, и он жив до сих пор, и...

А. Светозарский

— Жив до сих пор, да. Это Михново, Михновская община в Литве. Тоже интересная тема. Которая была основана в межвоенный период и дожила до наших дней.

А. Пичугин

— Да, я даже про нее не слышал никогда.

А. Светозарский

— Есть уже, есть и исследования. У истоков ее стоял отец Понтий Рупышев. Вот он именно так видел... Это поиски новых форм христианской жизни, в том числе и аскетической. Вот после того, что было, после синодальной эпохи... Ну вот эксперимент существует.

А. Пичугин

— То есть он такой, отец Леонид — своеобразный мостик между отцом Павлом и уже нашим временем?

А. Светозарский

— Ну да.

А. Пичугин

— Но служил он, видимо, относительно недолго?

А. Светозарский

— Да нет. Нет. Я помню людей, которых он благословил в алтарь. Вот наши старцы там уже... Уже и они ушли. Там особый был такой сонм алтарников, добровольных алтарников. И когда вот я спрашивал... как-то раз спросил у одного из них, с какого времени он в алтаре, он назвал год моего рождения. (Смеется.) Вот уже после этого... Да...

А. Пичугин

— А сейчас из клира или из алтарной братии кто-то остался из тех, кто помнит советский период храма?

А. Светозарский

— Да. У нас тоже есть свои старожилы. У нас протодиакон служит с 1988 года, один батюшка — с 1990-го. Еще один в это же время, наверное, начинал в нашем храме как алтарник, был рукоположен как дьякон и затем уже как пресвитер, так что у нас есть такое вот старшее поколение.

А. Пичугин

— Мы с Вами до эфира, по-моему, вспоминали... Я никогда об этом человеке не слышал, но, Вы говорите, он с отцом Павлом служил еще, отец Леонид Гайдукевич?

А. Светозарский

— Да, отец Леонид Гайдукевич служил в нашем храме. Это был священник, который очень внимательно относился к молодежи, не боялся общаться с молодыми людьми, ищущими, приходящими в Церковь, наставлял их, был такой вот духовник. И впоследствии он уехал в Михновскую общину в Литве.

А. Пичугин

— Которую до сих пор окормляет?

А. Светозарский

— Да, до сих пор окормляет.

А. Пичугин

— Страшно представить: человек 49-го года хиротонии послевоенной...

А. Светозарский

— Да, да.

А. Пичугин

— ...который, видимо, служил в Хамовниках как раз в те годы...

А. Светозарский

— Он служил с отцом Павлом, с ним вместе. Там, они решали проблемы, связанные с устройством храма, благоукрашением храма. А я знаю, привлекал молодежь в алтарь и как-то вот ее опекал особенно. Ну затем вот он удалился вот в эту общину — тоже такой интересный опыт, — вот основанную в межвоенный период отцом Понтием Рупышевым как поиск неких новых форм существования и христианской общины, и, может быть, какой-то аскетической жизни. Но вот опыт этот продолжается до сего дня, и вот как-то отец Леонид — мне довелось там бывать, видеться с ним, принять благословение...

А. Пичугин

— Интересно поговорить, конечно, как-нибудь про прибалтийские общины, потому что там в относительной свободе — ну, большей, чем, по крайней мере, здесь, в РСФСР, интересные формы были православных общин, разные совершенно. Вот я так понимаю, что у отца Леонида Гайдукевича была (ну, и есть) община такой коммуны немонашеского жительства?

А. Светозарский

— Да-да, ближе всего.

А. Пичугин

— То есть они там чем-то занимаются, работают?

А. Светозарский

— Они работают, они (нрзб.) работают, молятся. Но никаких там ни постригов, ничего там не принято. Называют друг друга «братья и сестры», вот как-то так.

А. Пичугин

— Ну как, интересно, советская власть к ним относилась, если это были как раз послевоенные годы?

А. Светозарский

— Нелегкие времена они пережили. Это времена и военные, конечно, и потом уже послевоенный период. Но при этом они вот сохранились. Сохранились... Возможно, ценили их как хозяйство — продуктивное все-таки в такие тяжелые времена.

А. Пичугин

— То есть они могли быть оформлены, как какой-нибудь колхоз?

А. Светозарский

— Ну да, да. Товарищество, колхоз, там. Да, колхоз!

А. Пичугин

— Ну, какая-то форма такая стандартная, да? Колхоз.

А. Светозарский

— Колхоз. Коллективное, да.

А. Пичугин

— Коллективное хозяйство. Причем, христианское.

А. Светозарский

— Да.

А. Пичугин

— В советские годы в Советском Союзе.

А. Светозарский

— Хотя было трудно — там были и внутренние нестроения... Были... Было. Был какой-то трудный момент, мне доводилось читать, и давление со стороны властей. Но выжили, сохранились.

А. Пичугин

— Отец Ставрион Батовский — это же тоже Прибалтика?

А. Светозарский

— Да, это под Елгавой так называемая Пустынька Спасо-Преображенская — вот там он, да.

А. Пичугин

— Ну, то есть люди к нему ехали в Прибалтику — это такие глухие достаточно советские годы — 60 — 70-е, когда к нему за окормлением ехало очень много людей из столицы, из провинции.

А. Светозарский

— Ну, там вообще как-то побогаче жизнь была, потому что и храмов больше сохранилось, и традиций, и людей. Поэтому, может быть, это имело особый смысл — не только ехать к человеку, но вот и в эту атмосферу.

А. Пичугин

— Какие еще были в Хамовниках традиции, о которых можно было бы вспомнить, которые Вы застали в советские годы?

А. Светозарский

— Ну, традиции подготовки к Рождеству. Вот отец Павел тоже здесь как-то вот дополнял богослужебный устав, в котором, кстати, в его собственном уставе прописано каждое песнопение, какой композитор — Алеманов, Кастальский, Ведель... Он выпускник Синодального училища, он певчий. Но эти вот мальчики-певчие, закончившие Синодальное училище, могли поступать в семинарию,  так же, как из обычных духовных училищ. Вот он пошел по этой стезе, но был таким знатоком, ценителем церковного пения. И он расписывал, когда что исполнять. И не дай Бог как-то вот здесь что-то изменить. А к Рождеству начинали готовиться как раз когда наступали Новогодние праздники. Каждый вечер читался Акафист перед роскошно устроенным вертепом. Посередине храма был каркас там сделан, все это... Умельцы с любовью делали вот этот каркас, который украшался такими вот еловыми ветвями, очень густо, очень плотно. Сверху были изображения херувимов тоже самодельные и гирлянды из маленьких-маленьких лампочек. И вот начиная, по-моему, с 1-го числа вечером начинались Акафисты Рождеству — каждый день, потом вот это богослужение Сочельника и затем уже, по-моему, в Сочельник эти лампочки возгорались, после литургии. Этого тоже все ждали как-то этот момент. Ну вот он умел создавать какую-то такую особую атмосферу. Для людей это было очень важно. Хотя я повторяю, что, может быть, сегодняшнему прихожанину все это покажется не важным. Но мы знаем, как важно...

А. Пичугин

— Надо уметь перенестись, даже если мы не знаем об этом времени, только читали или слышали, или сегодня слушаем в нашей программе. Надо, наверное, как-то уметь переключиться и перенестись в то время, когда лампочки и гирлянды не зажигались вот так вот и не стоили 100 рублей за килограмм, и не зажигались со смартфона, а когда это было целое действие, целая мистерия.

А. Светозарский

— Да, да. Вот он как лампады некие возжигал — не дай Бог раньше времени! Нет! На Успение всегда должна быть обязательно ветвь гладиолуса такая роскошная, как та ветвь, которую обнаружили в пустом гробе апостолы, в гробе Божьей Матери, несли всегда за Плащаницей. Ну, а на Страстной в последние дни, уже после выноса Плащаницы над ней устанавливался дивный образ «Не рыдай мене, Мати», который вот несли по Крестном ходе при чине погребения и который был при Плащанице.

А. Пичугин

— Спасибо большое! Будем уже заканчивать нашу программу. Сегодня напомню, что с Алексеем Светозарским, профессором Московской Духовной Академии, заведующим кафедрой церковной истории Московской Академии, преподавателем Сретенской семинарии мы говорили о советском прошлом храма Святителя Николая в Хамовником. Одним из центральных московских храмов он был и остается. Спасибо, Алексей Константинович! Прощаемся с Вами, до новых встреч и будьте здоровы!

А. Светозарский

— Всего доброго!

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем