«Фонд „Константа“: поддержка выпускников детских домов и семей в трудных жизненных ситуациях». Наталия Летова

У нас в гостях была доктор юридических наук, вице-президент благотворительного фонда «Константа», главный научный сотрудник Института государства и права Российской академии наук Наталия Летова.

Мы говорили о поддержке выпускников детских домов и семей в трудных жизненных ситуациях.

Ведущие: Константин Мацан, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова

---

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Путь к священству». Протоиерей Алексей Митюшин
• «Поэзия и поэтические переводы». Олег Скляров, Владимир Макаров
• «Святость». Священник Александр Сатомский

---

А. Леонтьева

— Добрый светлый вечер! Сегодня с вами Анна Леонтьева...

К. Мацан

— И Константин Мацан, добрый вечер.

А. Леонтьева

— Сегодня у нас в гостях Наталья Летова, президент благотворительного фонда «Константа», доктор юридических наук, главный научный сотрудник Института государства и права Российской Академии наук. Добрый вечер!

Н. Летова

— Добрый вечер.

А. Леонтьева

— Наталья, вы знаете, когда к нам приходят люди, которые возглавляют какие-то фонды, занимаются благотворительностью, помогают людям, я люблю спросить: с чего личного началась эта история, как, почему возникло желание заниматься?.. Да, наверное, надо сразу оговориться, что благотворительный фонд «Константа» занимается... Продолжите, пожалуйста.

Н. Летова

— Благотворительный фонд «Константа» занимается — основное направление, приоритетное — это сохранение ребенку родной семьи, где бы он воспитывался, жил и воспитывался с кровными родителями. И я надеюсь, что сегодня нам удастся поговорить подробно, чем конкретно мы занимаемся, почему это направление стало для нас основным и как мы добиваемся наших результатов.

А. Леонтьева

— Но тема очень больная. Вот с чего для вас начался фонд, почему вы решили заняться этим?

Н. Летова

— Ну, вы знаете, я бы все-таки сказала, что изначально наш учредитель, Шитов Константин Эдуардович... Это его была идея — создать фонд — десять лет назад. Вот недавно мы проводили, подводили итоги работы нашего фонда. Я об этом тоже скажу. Но изначально учредитель когда-то приехал в Тверскую область, где жили его родственники, и выбор был, так сказать, упал на эту территорию в связи, наверное, с многими обстоятельствами — и с личными, и профессиональными, поскольку в свое время было заключено и соглашение с губернатором, который на тот период времени работал в Тверской области, что тоже, так сказать, сыграло определенную роль в работе фонда. И его первое посещение — это был детский дом, город Торжок. Сначала, наверное, ну, как обычно, люди, которые занимаются бизнесом, вы помните, что и десять лет назад, и сейчас, в общем, не изменилось — что определенные люди, которые заработали какие-то деньги, они задумываются, ну, скажем так, о таком социальном инвестировании в хорошем смысле этого слова, когда ты хочешь помочь, в общем, людям, которым намного хуже, чем тебе. Это нормально. И когда он посетил детский дом, ну, так сказать, увидел, в каких условиях находятся дети в детском доме, занялся ремонтом. Ну, чтобы было понятно, что это были достаточно крупные инвестиции (на тот период времени это полмиллиона долларов). То есть, это существенно. То есть, было отремонтировано все помещение внутри, был подготовлен для детей стоматологический центр, были сделаны игровые, спальни, завезена была новая мебель и так далее. И, казалось бы, ну вот, так сказать, первое впечатление — все хорошо...

А. Леонтьева

— Стало лучше.

Н. Летова

— ...с точки зрения, да, бытовых условий и так далее. Но почти с самого начала стало ясно, что, в общем, в каких бы условиях дети ни находились, это не заменит ему родную семью.

А. Леонтьева

— Как бы красиво и комфортно не было, да?

Н. Летова

— Да, да. И тогда был первый проект, с которого мы начинали, он назывался «Параллели», и, в общем, такая была основная идея — дети, которые находятся в детском доме, чтобы они получили вот семейное воспитание. То есть, понятно, что с точки зрения нашего законодательства базовое право ребенка жить и воспитываться в семье — вот оно есть, и хочется, чтобы это было у каждого ребенка, да? Это одно.

И, конечно, дети, которые находились в детском доме, мы знаем — я не буду углубляться в детали нашего законодательства, но это дети с определенным правовым статусом, это дети-сироты. И, проанализировав, почему дети оказались в детском учреждении, стало понятно, что на том или ином этапе конкретная семья, где до этого воспитывался ребенок, находилась в тяжелой жизненной ситуации.

А. Леонтьева

— То есть, это не только сироты, да, оговоримся?

Н. Летова

— Конечно, конечно, конечно. И когда мы провели такую первоначальную аналитику — напомню, что это было 10 лет тому назад, — мы посмотрели и увидели, что, в общем, это такой замкнутый круг с точки зрения того, что дети получают этот статус, дети уходят, их забирают, они уходят из родной семьи, и семья находится в тяжелом таком же положении, без изменений на протяжении многих лет. Ну, и мы понимаем, что это может привести, в конечном итоге, и к лишению родительских прав, где-то, в каких-то случаях это было ограничение, но, в общем, это был такой замкнутый круг — в каком смысле? Что у родителей оставалось желание жить со своими детьми, дети, несмотря на изменяющиеся бытовые условия... Какой бы не был детский дом — это тоже, так сказать, фраза... она уже... так сказать, все это знают и понимают, — но понятно, что каждый ребенок хочет находиться у родных родителей.

И следующий этап такой большой проблемы, которая, в общем, характерна для всех детей, которые выпускаются из детских домов, это так называемый период их социализации. Если мы с вами посмотрим, что бы ни говорили и мои уважаемые коллеги, и специалисты, нет полноценной социализации таких детей. И у нас нет условий для такого социализирования, они не имеют навыков жить нормальной жизнью. Я приведу потом примеры, когда мы помогаем детям, которые выпускаются из детских домов, социализироваться, вплоть до того, что они не знают...

К. Мацан

— Может быть, не потом, а уже сейчас сразу скажете?

Н. Летова

— Да, да. ...что они не знают, как платить коммунальные услуги, что квартиры, которые они получают от государства, эти квартиры очень быстро они обретают, но получают долги, потому что они не знали, что это нужно делать, и так далее. И к каждому ребенку, так сказать, специалиста не приставишь, да, в этом смысле. Поэтому, конечно, если еще дальше смотреть на эту проблему, на что я обратила, как человек, который долго занимался детской проблематикой, мы выходим на большие финансовые затраты. Вот все мы знаем, что сейчас государство уделяет пристальное внимание семейно-социальной политике. Государство... Действительно, сейчас ситуация поменялась во многом — и бобльшое обеспечение, и так далее. Но вся эта история, когда ребенок выходит из детского дома, мы видим, что это требует больших, колоссальных условий с точки зрения их финансирования. И это же наши с вами деньги. То есть, это деньги любого гражданина, который является законным налогоплательщиком.

А. Леонтьева

— Наташ, можно, я вас прерву? Просто я понимаю, что такое родитель в тяжелой жизненной ситуации. Это когда вот что-то либо случилось в семье, либо не хватает средств. Приходят органы опеки, говорят: «Твой ребенок находится в недостаточно хороших условиях», да? Ребенок попадает в детский дом. Что такое социализация ребенка после детского дома? Ребенок живет много лет на всем готовом...

Н. Летова

— Да, да.

А. Леонтьева

— ...он не знает, как купить чайник и сколько нужно кастрюль иметь в доме. Ну вот, как вы говорите, не знает, как платить ЖКХ, не знает, как...

К. Мацан

— Про кастрюли даже я не всегда могу сказать.

А. Леонтьева

— Ну да... А я знаю... (Смеется.) Нет, я просто вспоминаю книгу... Ну вот Наташа была у нас на радио, и тоже говорили о Саше Гезалове — «нашем всём»...

Н. Летова

— Да, да.

А. Леонтьева

— И вот по его книге я сужу... Он же выпускник детского дома, и в книге он — от «какие кастрюли купить домой, что нужен холодильник», до «как знакомиться с девушкой и строить с ней отношения». То есть, этого ничего как бы дети не знают, которые выходят из детских домов. Но вот то, что вы говорите, какое-то финансирование после того, как они выходят, вот без профессиональных навыков, что это значит? На что финансирование? Как их этому учить?

Н. Летова

— Я имею в виду, что... Я хочу вернуться вот в начало, да? Мы начали о том, что с чего это началось. Проблема-то в чем заключается? Что мы пришли в целом. Вот работа нашего фонда — она в чем заключается? То есть, мы пришли к пониманию такому, что первоначальное вот это звено, когда нужно помочь семье, которая попала в тяжелое положение... По разным причинам. Это может быть отсутствие работы, да? Не надо думать, что детей, которых, так сказать, забирают в детское учреждение, это всегда родители, которые, например, там, злоупотребляют алкоголем, ведут антисоциальный образ жизни и так далее, нет. Это люди, которые могут попасть в тяжелую жизненную ситуацию по разным причинам. Кто-то потерял работу, кто-то потерял единственного кормильца в семье, да? Кто-то потерял жилье. Я отдельно про это скажу. У нас есть сейчас отдельный проект, который посвящен — проблема большая — пожарам, да? Потому что мы работаем в сельской местности. У кого-то нет... есть, например, долги, опять же, по коммуналке, и это формальный повод тоже ребенка изъять и...

А. Леонтьева

— Ничего себе, сколько поводов!

Н. Летова

— Конечно. Или, например, там, ну, плохие, тяжелые бытовые условия — нет ремонта, плохая печка, плохая проводка, есть угроза возгорания, и, естественно, это угроза потенциальная для детей. Это тоже повод изъять ребенка из семьи. Поэтому когда я говорю, что очень важно — вот общество должно услышать, каждый гражданин должен услышать, — что очень важно помогать на первоначальном этапе, а не дожидаться, когда дети выходят из детского дома, они становятся взрослыми людьми, у них возникает отдельный период адаптации, социализации и так далее. Это затратная история, она бюджетно очень дорога, это другие инвестиции.

Про нашу помощь конкретно. Значит, мы увидели, что семья нуждается в помощи в моменте, да? То есть, есть реальная угроза, и есть потенциальная угроза. Реальная угроза, сгорел дом — мы восстанавливаем жилье. Есть долги по коммуналке — мы помогаем. Есть, например, вопросы, связанные с установлением отцовства. У нас сейчас вот есть такой интересный случай, когда мужчина находился в местах не столь отдаленных, вышел, узнал, что у него ребенок, специалисты знают, что, например, установить отцовство — это долгая процедура. Мы оплатили тест, он доказал свое отцовство, он забрал ребенка и хочет заниматься воспитанием, не хочет терять с ним связь. Мы видим проблемы, которые связаны... Ну я уже не говорю об очевидных вещах — то есть, когда отдельные фонды, скажем так, педалируют эту тему: «Мы привезли продукты, мы, там, помогли какие-то частные вопросы». Для нас это само собой. Когда наши специалисты выезжают в конкретную семью, для нас это — самое собой. То есть, продуктовая помощь, которая увеличилась, там, в разы, например, в период пандемии, да? Дрова, канцелярские товары, одежда — это все само собой. То есть, на это я даже не говорю, что, в общем, это очевидная вещь.

Значит, чем наш фонд отличается от других фондов? Вот почему я начала заниматься этой проблематикой? В свое время я написала очень много книг по семейной теме, участвовала в законотворческой деятельности и так далее. Мне стало интересно, как положения закона работают на практике. Если мы вспомним — президент неоднократно обращался и в рамках Послания к Федеральному собранию, и во всех законах мы видим: адресная помощь семье, профилактическая работа с семьей, которая находится в трудной жизненной ситуации. В чем это, как это выглядит на практике, да? Вот что стоит за этими словами?

Вот индивидуальный подход к семье — он к чему приводит на конкретных примерах? То есть, мы видим, что мы... Например, у нас заключено трехстороннее соглашение с органами опеки, с министерством, сотрудники фонда. Мы выезжаем в эту семью, мы смотрим, к нам поступила заявка. Чтобы было понятно — мы не работаем, ну, что называется, с семьями «с улицы», да? То есть, нам поступает заявка, сотрудники нашего фонда выезжают, мы смотрим, что там за ситуация.

Если, например, там есть проблемы с зависимостью, скажу аккуратно, то есть, речь идет о людях, которые...

А. Леонтьева

— ...родители выпивают.

Н. Летова

— ...да, выпивают... Надо тоже понимать... Вот я бы отошла от такого стереотипного представления, что это всегда такие, знаете, хронические алкоголики. Мы с ними не работаем. Речь идет о том, что... Вот у нас тоже был конкретный жизненный пример. Была прекрасная семья — муж, мама, двое детей. В период ковида женщина беременная заболела. В результате стоял выбор — то есть, так сказать, выживет мать либо ребенок. Выжил ребенок, женщина умирает. Мужчина на этой почве остался один с ребенком — и с малолетним ребенком, практически, с грудным. Что делать? Где ему найти эту помощь? Конечно, на этом фоне иногда психологически люди не справляются. И, конечно, люди начинают выпивать. Да, ребенка забрали. Но тут ведь главное — найти мотивацию. Он не захотел терять своего ребенка. Конечно, мы сразу подключились, стали помогать. Привлекли специалиста — нарколога, который с ним поработал, так сказать, оказал ему лечение, медикаментозную помощь. Причем, мы же их не бросаем, да? В каком смысле — не бросаем? То есть, это не та история, что мы приехали, помощь разовую оказали, еще какую-то оказали, чуть-чуть ситуация изменилась — до свидания, мы пошли дальше. Нет, не так. Мы их сопровождаем, мы смотрим. Мы видим, если положительная динамика в семье. Конечно, мы из такой семьи уже уходим. Мы за них рады, они продолжают нормальную жизнь с детьми, да?

Мы видим, что для разных семей, в зависимости от причины, алкогольная зависимость — психологическая проблема большая. В свое время, когда я занималась, ну вот я еще раз говорю, специальными вопросами, которые связаны с детьми... Мы знаем статистику, что, например, лишение родительских прав в нашей стране — 50 процентов, если обратиться к цифрам, это как раз основание — алкогольная зависимость, да? То есть, это те люди, которые не справились, или которым не помогли. Мы знали эту проблему. Я почему это рассказываю — что, в общем, так сказать, вот это движение, вроде бы, как вот этой общей, сухой теории к практике, да? Мы увидели эту проблему.

Что мы сейчас видим? Что люди многие помогут справиться с этой зависимостью, если им вовремя помочь. Так у нас появился отдельный проект «Паруса надежды». Мы его так называем, красиво звучит, и мы видим, что если человек... эта проблема у него исчезла — он нормально социализируется, он работает, ребенок возвращается в семью, мы помогли семье, мы очень рады, что ребенок у нас остался в семье, а не в детском доме.

Вторая ситуация. Если позволите, я скажу тоже такой распространенный миф, с одной стороны, с другой стороны — неоднократная такая критика. Помните, в свое время все время хотели реформировать органы опеки и попечительства, что они плохо работают, что, в общем?..

А. Леонтьева

— Вообще, «органы опеки» звучит — извините, что перебиваю — даже немножко угрожающе в контексте того, что мы знаем какие-то случаи...

Напомню, что у нас в гостях Наталья Летова, президент благотворительного фонда «Константа».

К. Мацан

— А я вот помню, что даже уже упомянутый сегодня Александр Гезалов еще лет пятнадцать назад в интервью мне в «Фоме», в журнале «Фома», говорил — я эту фразу очень хорошо запомнил, потому что она была очень по-гезаловски образной, — что выпускник детского дома должен «взасос» дружить с органами опеки.

Н. Летова

— Это правда. Это правда. Потому что был такой тоже... Вспомните такой определенный перекос. Вот реформирование опеки — вроде бы, хорошая вещь. Я тоже участвовала во многих «круглых столах», анализировала законодательство, появился у нас и отдельный закон об опеке в свое время, и так далее. Казалось бы, идея неплохая, да? Функционал действительно большой. Чем только ни занимаются бедные сотрудники опеки и попечительства! Очень много.

А. Леонтьева

— А почему бедные?

Н. Летова

— Потому что функционал очень большой. Я когда изучала... Ну, то есть, они занимаются всем — это невозможно.

Но если не в погружаться в тонкости и детали именно законодательства, потому что нашим слушателям, в общем, не это интересно... Но обратите внимание — вот я всегда говорю: но ведь надо понимать, что опека, которая находится на Тверской в городе Москве, и опека, которая находится, я не знаю, там, в Хабаровском крае, и опека, которая находится в сельском поселении, — это все разные виды опек.

А. Леонтьева

— А почему, Наташ? Чем они отличаются?

Н. Летова

— Потому что условия у всех разные, дети разные. Дети, которые находятся, ну, скажем так, в Москве на Тверской (я имею в виду, которые подотчетны к опеке), это одна категория детей.

К. Мацан

— То есть, они с разными проблемами сталкиваются в разных местах?

Н. Летова

— Естественно. Естественно. Потом, надо понимать степень обеспеченности...

К. Мацан

— В зависимости от того региона, где живет, и ситуации, да.

Н. Летова

— ...степень обеспеченности и сотрудников опеки. То есть, ну понятно, что если очень много семей, если это неблагоприятный район, женщина, которая одна сидит в этом отделе и имеет иногда кнопочный, я не знаю, там, телефон, и нет, например, машины... Вот если, я не знаю, мы когда-нибудь, наверное, проведем отдельную эту аналитику — сколько у нас наши сотрудники вообще наматывают, извините за сленг, километров по территории. Потому что территория Тверской области, если посмотреть на карту — Тверь и вся Тверская область, — ну это, может быть даже, и не один, там, европейский город. Территория очень большая. И это сельская местность. Я подчеркиваю, что работа на селе с аналогичными проблемами и в городе — это две разные истории, как говорят в Одессе, да?

К. Мацан

— «Две большие разницы».

Н. Летова

— Это совершенно разный подход. И если в городе человек остался без работы, у него больше возможностей найти эту работу. А в селе, где у тебя, там, я не знаю, три или пять домов, и в основном все живут (на) то, что вырастили у себя в огороде и закатали банки зимой в виде варений и огурцов, да, максимум, — это же другие проблемы. Это проблемы и с доступностью, и с транспортом, и с работой, и с посещением детьми школы. Мы же знаем, что если район маленький, то школы нет и нужно ребенка возить за несколько километров в другой район и так далее.

К. Мацан

— А что вы делаете, как фонд, по поводу этой проблематики.

Н. Летова

— По поводу этой проблематики что мы сделали в свое время? В 2018 году мы выиграли — я считаю, это большое достижение для фонда, это тоже такая отличительная особенность от многих других фондов, которые работают... Потому что я хочу, так сказать, ну, и, конечно, и убедить наших слушателей, но я знаю, так сказать, несколько такое скептическое отношение к фондам в нашей стране вообще, да?

Чем отличается наш фонд, на что я в свое время обратила внимание? В свое время, о чем я начала в начале, было заключено соглашение с губернатором Тверской области, что нам позволило, в общем, так сказать, соединить органы местной власти, органы опеки и фонд. И сейчас фонд, на мой взгляд, занимает самостоятельную такую нишу в структуре органов — вот это взаимодействие на местах. Помните, Путин в свое время в рамках указа президента говорил о необходимости создания партнерства во имя ребенка, призывая все органы власти, все органы, структуры, которые работают, начиная от федеральных, региональных и местных, объединиться с активным привлечением НКО. Мы этого добились. Мы создали такую систему. Мы работаем по заявкам.

Второй момент, который я хотела бы... на который я хотела бы обратить внимание. В 2018 году мы выиграли достаточно крупный президентский грант — порядка 7 миллионов. Это большой грант для региона. В результате мы создали... Мы посмотрели, что территория большая (я уже об этом говорила), и что дойти ногами даже самому добросовестному сотруднику на месте — сложно и практически невозможно. Мы поделили Тверскую область на округа, районы муниципальные, и в каждом из этих районов работают, по сути, наши сотрудники, так называемые кураторы. Мы внедрили службу кураторов. Что это нам дало? Куратор, работая в каждом районе (каждый куратор отвечает за свой район), он знает эти семьи пофамильно... Вот этот индивидуальный подход, о котором очень часто говорят, но никто пока на практике не понимает, как это должно выглядеть. Индивидуальный подход — это не в смысле выделить федеральные деньги на конкретную семью с учетом ее статуса. Это правильно. Индивидуальный подход: вот куратор приходит в конкретную семью, смотрит. Мы ввели анкетирование. Это было тоже, так сказать, ну, мое такое активное пожелание — анкетирование семьи, чтобы видеть всю социальную ситуацию внутри семьи — с чем связано в данный конкретный период неблагополучие семьи и есть ли угроза изъятия ребенка из семьи в моменте, либо она потенциальная. Это важно.

На что мы смотрим? Мы смотрим, что за семья. Так сказать, если это зависимость — это по одному проекту мы работаем. Если, например, мы видим, что проводка не в порядке, у нас появился новый проект, мы помогаем. Если мы видим, что есть угроза пожара — мы предотвращаем это. Если дом сгорел — а вот у нас был один такой последний случай, что накануне новоселья все готово, мебель расставили, счастливая семья хочет въехать в дом, дом сгорает, сгорают все документы...

А. Леонтьева

— Кошмар какой.

Н. Летова

— Все, твоя жизнь разрушена. Мы помогаем, строим жилье.

Здесь же хочу сказать: вот когда возникает такой скепсис и, так сказать, я иногда так слышу: «Но с семьей можно работать». Вот объясните мне, как можно работать с семьей, которая, так сказать, вот на пепелище находится — документы сгорели, вещи сгорели, вся мебель сгорела, твоя жизнь разрушена?

К. Мацан

— Вот как с такой семьей можно работать, мы после маленькой паузы поговорим. Я напомню, что у нас сегодня в гостях в программе «Светлый вечер» Наталья Летова, доктор юридических наук, главный научный сотрудник Института государства и права Российской Академии наук и президент благотворительного фонда «Константа». У микрофона моя коллега Анна Леонтьева, я — Константин Мацан, мы скоро вернемся, не переключайтесь.

А. Леонтьева

— Сегодня мы говорим о семье. С вами Анна Леонтьева и Константин Мацан. Мы говорим с Натальей Летовой, президентом благотворительного фонда «Константа», доктором юридических наук, главным научным сотрудником Института государства и права Российской Академии наук.

Наташ, вы говорите так густо и информативно. Вот давайте попробуем вот как-то какие-то истории разобрать. Вот мы остановились на том, что у семьи сгорел дом. Что она делает? Она обращается... Я также хотела вас немножко перебить. Вот эти кураторы на местах — это значит, что в каждом поселке, так скажем, люди знают друг друга, да? Знают... Ну вот я живу в Тверской области уже пять лет живу между Москвой и Тверской областью, и я примерно знаю, что такое безработица. У нас вот в городе Осташкове, где я живу, все рабочие места исключительно в кожевенном заводе, и все вокруг него, так или иначе, существуют, да? Я знаю, что такое «люди знают друг друга» — то есть, ты выходишь в магазин, и все уже знают, чего ты там купишь, да? И поэтому эти кураторы — они, видимо, тоже просто местные какие-то ребята, да?..

Н. Летова

— Конечно, конечно.

А. Леонтьева

— ...которые могут понять — вот человек пьет или он хочет «завязать», или действительно нужна какая-то материальная помощь. И вот в случае, как вы описывали, — сгорел дом, значит. Куда вот обращаются люди? Как они вас находят?

Н. Летова

— Вот еще про куратора — это люди, которые там живут.

А. Леонтьева

— Да. Они знают, что это...

Н. Летова

— Они знают всю эту территорию. То есть, это было для нас важно. То есть, мы что поняли? Что невозможно, ну, что называется, наблюдать из офиса в Твери, да? Это все невозможно. То есть, это нужны люди, которые каждый день, ежедневно мониторят эту ситуацию. Это люди, которые там живут, — естественно, они очень хорошо знают эту территорию. Они знают эти семьи, и, естественно, эти семьи — уже есть высокий рейтинг доверия, это очень важно, чего мы добились, я считаю, это очень важно для фонда. Фонд уже знают все и обращаются в фонд, зная, что мы всегда поможем. По крайней мере, мы сделаем все, чтобы помочь человеку, который к нам обратился.

Поэтому куратор приходит в конкретную семью, смотрит, как я говорила. То есть, мы проводим вот это небольшое анкетирование, и мы смотрим — вот проблема: сгорел дом. Значит, есть возможность либо пока временно переселить этих людей. И тогда мы предоставляем, покупаем готовое жилое помещение. Также, например, помогаем разобраться — ну вот средства материнского капитала, которые получают при рождении детей. Подбирается жилое помещение, дом, в котором мы в последующем... Дома, вы сами понимаете, что они могут быть, ну, мягко говоря... не совсем отвечать санитарным и техническим требованиям для проживания. Делаем ремонты. На сайте это тоже можно на нашем всегда посмотреть и увидеть, что было до и после. Мы это тоже делаем — не для того, чтобы, так сказать, сказать, какие мы хорошие, а чтобы была видна наглядно разница, что предоставляется за эти деньги, что люди могут купить жилье, ну, скажем так, не очень хорошее — это я очень мягко говорю, — где нужно сделать очень часто, ну, практически, все. Начиная от проводки, электричество, окна, ремонт, чтобы семья могла нормально жить. Поэтому, конечно, когда я иногда слышу... Ну, так сказать, может быть, я резко выскажусь, но вот, так сказать, наболело, да? — когда люди совершенно спокойно, сидя в своих комфортных кабинетах в пределах Садового кольца, рассуждают: «А давайте мы будем оказывать комплексную помощь семье, пригласим психолога и разберемся с проблемами, которые, так сказать, у них возникли, и давайте мы с ними поговорим. Ну, наверное, это выглядит даже как-то кощунственно, да? Если человек потерял все, и к нему приходит психолог и говорит: «Ну, слушайте...»

А. Леонтьева

— «Давайте поговорим об этом».

Н. Летова

— Да, «давайте пока мы поговорим об этом, ты не расстраивайся, наверное, все будет чуть-чуть попозже и неплохо, чем ты думаешь сейчас. Поэтому, конечно, вот такой — как я говорю, дойти ногами в полях в резиновых сапогах — это иной подход, чем, ну, так сказать, вот сидя в кабинетах.

Поэтому, конечно... Про сотрудников. Считаю важным, необходимым это сказать. Вот я вначале сказала — нашему фонду исполнилось уже 10 лет. Мы очень эффективно работаем, дошли до серьезных цифр в помощи, они тоже есть на сайте. Я считаю, что цифры для фонда, в общем, так сказать, ну серьезные. И дети, которые сохранили семью, их число, конечно, очень большое. Вот я себе записала последние данные. Вот, например, за 2021 год это было 1 тысяча 687, при этом мы вернули в семью 109 детей, а помогли вот семьям — это 688. На сегодняшний день — это еще пока май у нас не закончился, то есть, неполные пять месяцев — это 454 семьи, 1 тысяча 082 ребенка. Тысяча восемьдесят два.

А. Леонтьева

— Наташ, это огромные цифры. Я хотела попросить вас вот рассказать какие-то из этих историй, если можно. Потому что я у вас на сайте увидела такие разные ситуации — от разваливающейся печки до каких-то вот глобальных проблем. Вот можно у вас попросить просто, чтобы вот эти цифры «ожили»?

Н. Летова

— Ну, «ожили», да? Вот я сказала, что один из интересных случаев вот у нас был с установлением отцовства, это длительный период, и это тоже такая редкая помощь — мы оказываем юридическую помощь в судах.

Потом появился у нас вот проект «Кипрей». Еще раз хочу сказать — сейчас пожарная ситуация будет обостряться. Для сельской местности это очень актуально. Мы поняли, что мы пойдем по такому же, аналогичному пути соглашения — мы заключили соглашение с МЧС на местном уровне, и проводим вот эту профилактическую работу. То есть, мы с вами тоже понимаем, что чем строить новый дом и восстанавливать жилье, проще предотвратить. Поэтому, как это, может быть, там, я не знаю, в современных условиях звучит ни странно, но на селе плохая проводка, которая является причиной пожаров — по статистике это 75 процентов. Это 75 процентов.

Конечно, в свое время ставили датчики, чтобы, так сказать, вовремя среагировать. Но мы понимаем, что плохая проводка рано или поздно — это все равно возгорание, и, соответственно, это угроза ребенка изъять из семьи, чего мы допустить не можем. Поэтому возник вот этот проект.

Дальше. Значит, по конкретным историям. Тяжелые ситуации насилия в семье. Тема актуальная. Сколько бы ни говорили, как мы знаем, проектов сколько было озвучено в свое время — ничем пока это не закончилось.

Вот у нас есть одна конкретная история. У женщины было трое детей разного возраста — там, от 11 до 5 лет. Жили они вот с таким вот, так сказать... Муж законный, все в зарегистрированном браке, все дети, понятно, имеют определенный статус. Издевался, издевался, издевался... То есть, она обратилась к нам. Сейчас на стадии бракоразводного процесса. Основания — вот такое жестокое обращение. То есть, когда он к ней жестоко относился, ее избивал, она еще терпела. Когда уже эта жестокость перешла в отношении детей, конечно, ну, так сказать, подумала о детях и решила, что нужно все-таки эту историю заканчивать.

И сейчас мы помогаем, бракоразводный процесс, и, конечно, будет лишение родительских прав, потому что основание достаточно серьезное.

Дальше. Я в начале вот тоже сказала — много таких случаев, которые связаны с таким, ну, знаете, социально-бытовым неблагополучием, да? Что я имею в виду? Помните, у нас в свое время тоже был вот этот вот какой-то крен — вот в ювенальную юстицию изымать, если, там, я не знаю, грязно в квартире, в холодильнике недостаточно продуктов, и это повод ребенка изъять из семьи. Не пропагандирую, естественно, плохие бытовые условия, естественно, но ситуации бывают разные, денег нет ни на что — ни на продукты, ни сделать какой-то косметический ремонт. Мы это делаем и помогаем. Мы помогаем, чтобы вот этот формальный момент для органов опеки, которые, может быть, тоже по своим человеческим качествам не хотят изымать этого ребенка из семьи, но они обязаны это сделать с точки зрения соблюдения закона (приоритетная защита прав и интересов ребенка), это очевидно.

Не хочу похвастаться, но одно из таких тоже знаковых событий — наше такое экспертное... я это называю «экспертная деятельность фонда». Когда я тоже все это проанализировала, была инициатором, участвовала сама в разработке знакового постановления Пленума Верховного суда 44-го, которое было как раз посвящено практике применения законодательством лишения, ограничения, изъятия по 77-й статье Семейного кодекса.

Проанализировав вот эту практику, свою практику в фонде, на что я обратила внимание? Что иногда отсутствие, небольшое отсутствие денег или большое отсутствие денег, не важно, — что есть формальный момент угрозы изъятия ребенка из семьи. Сама инициировала, очень долго пробивала, добилась внесения этого важного пункта в это Постановление в 2017 году. Пункт звучит так — очень коротко, так сказать, чтобы не вдаваясь в детали, — что тяжелое материальное положение семьи не может быть основанием для лишения родительских прав.

А. Леонтьева

— Хороший пункт.

Н. Летова

— Практика поменялась. Провела анализ, посмотрела. И в Тверской области в разы лишение стало уменьшаться. То есть, вся судебная система была настроена на то, что лишение — это исключительная мера. Хотя у нас это и написано в Семейном кодексе было, практика шла по другому пути. Нет у тебя надлежащих бытовых условий, нет у тебя необходимого дохода — это все основание было для лишения. Ограничение применялось крайне редко, как профилактическая мера.

Сейчас мы видим — практика развернулась в сторону семьи, естественно, в сторону интересов ребенка, который там проживает. Мы видим, что ограничения — их стало больше, лишение — действительно крайний случай. Заработала вот эта профилактическая мера ограничений. Изначально законодатель об этом и говорил: применяйте ограничения; есть сложная ситуация — да, ее надо решать.

Работа фонда. Вот мы доходим ногами до каждой семьи, мы помогаем в каждой конкретной ситуации — печки, дрова, канцтовары, одежда, продукты, строительство жилья. Инвестиции сумасшедшие. Ну, то есть, на сегодняшний день , если изначально наш учредитель, вот Константин Эдуардович, я уже говорила, Шитов, который изначально... первые инвестиции 10 лет назад — это полмиллиона долларов, то сейчас по итогам того года мы посмотрели — у нас оборот 50 миллионов. Это большие деньги, но этого тоже недостаточно. Но я хочу просто обратиться к нашим слушателям, чтобы донести вот эту мысль, что реальная работа. То есть, если вы посмотрите на наши проекты, если вы посмотрите на наши закрытые истории и открытые истории, которые сейчас есть на сайте, вы увидите, что кроме прозрачности (потому что людям важно, что люди отдают деньги на конкретную цель конкретным людям, что это никуда не уйдет)... Но вы посмотрите — мы провели... вот подвели итоги нашей работы за 10 лет. Ведь приехали 120 — 120! — только руководителей детских учреждений. И я, когда делала доклад по итогам нашей работы... Так это еще и рядовые сотрудники! То есть, наших сотрудников по кругу — это человек 500. Хотя в офисе трудятся 30. Кураторы — незаменимые. Незаменимые. Это люди, которые знают территорию, знают семьи и так далее.

Потом еще важный момент. Я считаю, что это важно, это наша отличительная особенность. Мы не помогаем — вот в моменте решили проблему, все, ушли из семьи. Надо понимать, что если, например, человек освободился от алкогольной зависимости, его надо вести, его надо сопровождать, его нельзя бросать. Потому что проблема, так сказать, духовная больше, чем она физическая. Потому что, кроме того, чтобы человек перестал пить, ему нужно вернуть какие-то, так сказать, морально-физические силы для продолжения жизни — например, одному воспитывать ребенка. В моменте. Конечно, потом, может быть, у человека сложится, там, вторая семья и все будет прекрасно. Но в моменте. Это колоссальная социальная нагрузка на одного родителя. Его нужно вести, ему нужно помогать.

Портом, ведь очень часто люди... Чего не хватает? Я всегда тоже удивляюсь. Вот, казалось бы, у нас информационный век технологий, кругом цифровизация, все мы про это говорим. Но я, конечно, извиняюсь, но в деревне Интернета нет. Какая цифровизация? Там бы людям дрова бы как-то вот получить к зимнему периоду вовремя и найти на это деньги. И чем топить этот дом, даже если он, там, плохой и так далее, но топить надо. Наши условия климатические не позволяют без этого обойтись. Поэтому я хочу, чтобы нас услышали, что, в общем, так сказать, жизнь-то, конечно, не ограничивается пределами Садового кольца, хотя и здесь есть свои проблемы. Но есть люди, которым надо помочь, и они будут дальше жить нормально и полноценно. И это дешевле — в том смысле, если ребенок попадает в детское учреждение, живет годами в детском учреждении и государство выплачивает колоссальные деньги на содержание этих детей (в общем, с чего мы начинали).

А. Леонтьева

— Напомню, что у нас в гостях Наталья Летова — президент благотворительного фонда «Константа». Наталья, вот то, что вы говорите, я это, наверное, порой вижу на практике, потому что, как я повторюсь, я в Тверской области постоянный житель.

К. Мацан

— Абориген.

А. Леонтьева

— (Смеется.) Почти абориген. Скажите, пожалуйста, вот эти вот сельские жители, которым нужны дрова, у которых вот бытовые условия, может быть, такие, что опека, придя, решит, что ребенка нужно изъять... Вы говорите, что ваш фонд с опекой как-то контактирует. Значит ли это, что органы опеки, увидев, что у кого там не та проводка, не та печь или...

Н. Летова

— Они нам об этом сообщают.

А. Леонтьева

— Они сообщают вам.

Н. Летова

— Да, мы в тесном контакте, это очень важно. Это вот я еще раз хочу, так сказать, проговорить, потому что, может быть, я вначале сказала об этом мало, — что как раз первоначально идея фонда, ну, скажем так, особенности работы фонда (на что и я в свое время обратила внимание) — что это единственный фонд в стране, который работает именно взаимодействии, в тесном сотрудничестве и с органами опеки, и с Министерством социального развития. Это важно. Поэтому у нас, так сказать, есть вот этот внутренний обмен. Мы знаем с вами, что, например, очень часто, чтобы получить какую-то помощь... Ведь очень много требуется времени на что, да? Нет необходимых документов. Пока человек это все там собирает, собирает, у него же вообще может быть другая ситуация. Поэтому на первоначальном этапе, когда мы приходим, мы сразу можем локализовать эту проблему. И с органами опеки мы в контакте. Если мы говорим органу опеки: «Вот, там, условно говоря, через две недели, через неделю или через месяц, в зависимости от ситуации, здесь уже будет другая ситуация в семье», они тоже понимают, что с семьей работают и нет риска — нет риска, так сказать, углубления этого конфликта в семье, что семья находится еще, там, в большем кризисе, и нет риска изъятия ребенка из семьи.

Конечно, сразу хочу сказать — может быть, будет, так сказать, ответная реакция от зрителей, — это же не означает, что, знаете, как сказать, любой ценой оставить ребенка в семье. То есть, это же не значит, что если это тяжелейшая ситуация, если это грубое нарушение интересов ребенка, конечно, мы тоже соблюдаем законодательство, и мы понимаем, что иногда изъятие неизбежно. И такие случаи есть. И если посмотреть наши цифры, то, конечно, в подавляющем большинстве у нас положительная динамика. Но есть и так называемый отрицательный результат — но он в каком смысле отрицательный? Он в отношении ребенка не отрицательный. Но мы понимаем, что какие-то семьи мы не берем в работу. Вы знаете, я бы тоже хотела предостеречь — я знаю, что сейчас время тяжелое для всех, в общем-то, в той ситуации, в которой мы все находимся. И, конечно, каждый из нас думает, ну, в общем, в первую очередь о себе. Но я могу сказать, что я сама не сторонница вот такого, знаете... ну, как это сказать... социального иждивенчества. Мы знаем, что есть люди, которые не нуждаются остро в помощи, но они пытаются облегчить свою жизнь за счет, например, фондов. Мы тоже к этому относимся критически. И мы видим, что если кто-то там просит евроремонт, то, конечно, нет. Конечно, речь идет о том, чтобы оказать помощь семье, которая сама хочет нормально дальше жить. Мы гасим этот кризис, мы помогаем вначале, но дальше вы должны делать что-то сами. Иначе это тоже будет порочный круг. То есть, нельзя помогать все время. Семья должна находить внутренние ресурсы для своей жизни самостоятельно.

Одно из таких, ну, уже не новых направлений, но вы помните, наверное, что в свое время очень активно стали говорить о такой помощи, особенно в сельской местности, — социальные контракты. Все зацепились, сказали, что да...

А. Леонтьева

— А что это такое? Я не знаю.

Н. Летова

— Социальный контракт — это когда государство выделяет достаточно неплохие деньги семье с условием, что семья, например... Ну, допустим, кто-то там покупает какую-то сельскохозяйственную технику, обрабатывает, работает, в результате этого социализируется, получает доходы, вот есть деятельность, работает на селе. Так сказать, сохраняем людей в сельской местности, они у себя работают, и вот они заключают такое трехстороннее соглашение — вот этот социальный контракт, где они, со своей стороны, показывают, что они готовы изменить свою социальную ситуацию в семье, с другой стороны, государство видит, что в виде вот этой помощи потом там выстраивается график определенного погашения — то есть, естественно, эти деньги не выдаются просто так, и так далее.

Но если проанализировать... Вот всегда говорят: "«Давайте активно это использовать». Хорошая идея — идея для тех, кто хочет работать, кто в состоянии работать. Но если это одна женщина, у ней пять детей... То есть, это все равно речь идет, как я всегда говорю, более-менее о нормальной ситуации в семье, полноценной семье (есть и папа, и мама, а может быть даже, и родственники хорошие, бабушки и дедушки, которые могут посмотреть за этими детьми, пока папа и мама работают). Но нет у подавляющего большинства таких условий. Поэтому, конечно, помощь — она индивидуальная, адресная. И только это нам позволило сохранить, я считаю, большое число детей в семье. Это важно.

Потом, в чем еще особенность нашего такого взаимодействия? Когда начиналась работа в 2011 году, было заключено соглашение с губернатором Тверской области. Сейчас, когда, так сказать, мы приобрели какой-то опыт, мы уже знаем, как мы работаем, что нам позволило вот это взаимодействие достичь на практике, мы увидели положительные результаты, мы выходим в другие регионы. То есть, мы создали, как это сейчас модно говорить, определенные кейсы, да, определенную форму взаимоотношений. Мы поняли, что это можно распространять на другие регионы.

В результате мы уже заключили такое соглашение с Калугой и собираемся сейчас, вот в ближайшее время, выходить на Вологду.

И, опять же, вернусь: вот помните, когда в законодательстве очень часто говорят: «Надо учитывать специфику конкретного региона», — правильно. Правильно, в теории верно. На практике — конечно. В каждом регионе свои особенности. Но вот эти единые подходы, которые мы отработали в Твери, мы будем их уже отрабатывать в рамках нескольких регионов. И в идеале, вот если спросить о перспективах развития нашего фонда, как я себе это вижу, — что благотворительные фонды — они вообще должны рассматриваться уже именно в структуре органов, которые предоставляют спектр социальных услуг семьям. И я считаю, что одно из направлений — мы уже об этом думаем, чтобы наш фонд назывался «Фонд социальных инвестиций». Потому что это инвестиции в конкретную семью, сохранение ребенка в семью, и эти деньги — они адресные. Они реально помогают достичь, ну, если хотите, изменить и социальную обстановку в конкретном регионе. Это важно.

Еще не могу не сказать о новом проекте, который мы только начинаем. Это проект — Тверская область, Торжокский район, деревня Ладьино. Причем, мы там хотим уже сделать наш адрес. Это идея многофункциональных семейных центров. Она сейчас только звучит, в общем, на федеральном уровне. Мы опять хотим сработать на опережение.

В чем идея? Что нам уже предоставили помещение — это старое помещение, клубное, там, помещение. Там есть своя кочегарка и так далее. Идея такая — чтобы был такой центр, где семьи, которые находятся в тяжелой жизненной ситуации, могли бы туда приезжать, жить, трудиться, и если им так очень понравится, там и остаться. И, обратите внимание, ну, такой цикл законченный — то есть, от неблагополучия, да? — люди трудятся, не теряют семейную связь (родители, дети), восстанавливают свою жизнь. Такая вот локация — социальная локация в конкретном регионе. И, конечно, в перспективе, если всегда говорит, там: «А как вы себя видите через десять лет?» — ну, я считаю, что это перспектива такого федерального уровня. Аналогичные центры можно создавать на территории всей страны. Потому что все-таки вот эта точечная история, которая была, там, 10 лет назад, да и многие фонды сейчас занимаются такими разовыми какими-то задачами... Что все-таки вот эта комплексная помощь — комплексная помощь! — она складывается из нескольких этапов. И как раз вот в этом центре «Ладьино», который мы планируем, сейчас запускаем, у нас уже много что там готово, как раз позволит выйти и на другой уровень оказания помощи семьям, которые оказались в трудной жизненной ситуации.

А. Леонтьева

— Ну, то есть, я понимаю, что в этом центре... Это какое-то поселение, да, куда люди могут прийти и могут найти работу?

Н. Летова

— Да, да, да.

А. Леонтьева

— ...Вот в отличие от нашего города Осташкова, где можно только устроиться на кожевенный завод, и, таким образом...

Н. Летова

— Трудиться, трудиться...

К. Мацан

— ...и еще раз трудиться.

Н. Летова

— Да. Кто-то, так сказать, может, там, заниматься, что называется, там — выращивать помидоры, огурцы и так далее. Там есть храм, мы собираемся восстановить храм. Кто-то может трудиться в храме. Вот у нас мужчина, который один воспитывает ребенка, он в свое время... у него как раз одна из специальностей была такая, что он восстанавливал, был реставратором в храме. Ему пришлось это забросить из-за своих жизненных ситуаций. Вот мы рассчитываем, что он, может быть, с удовольствием вернется к своей любимой профессии. Это тоже важно, это часть социализации.

А. Леонтьева

— Да это просто очень важно. Это какой-то город будущего, я считаю.

Н. Летова

— Да, да, Город Солнца, знаете, как я говорю? Если там, кто-то когда-то читал некоторые философские произведения, то, в общем, да. Потому что, как это, может быть, ни банально звучит, но вот эта идея сохранения традиционных семейных ценностей, что. В общем, с собственности в Конституции специально закреплено, и были внесены соответствующим законом о поправке, и вот эта духовная составляющая, которая сейчас имеет, в общем, так сказать, ну, такое первостепенное значение... И я считаю, что и милосердие, и доброта — это именно та нравственная основа, которая нас всех спасет, нам всем поможет. И если, так сказать, ну, обратиться к нашим событиям, которые сейчас происходят, как говорят, «мы победим», мы и в этом смысле будем сильными, и мы победим, если мы будем, конечно, понимать, что такое глобальное улучшение социальной обстановки в маленьких городах, районах, на селе — это все наше благополучие, каждого из нас в той или иной степени.

К. Мацан

— Вот лучших слов, чем эти, для завершения нашего сегодняшнего разговора не найти. Спасибо огромное. У нас сегодня в гостях была доктор и президент — доктор юридических наук, главный научный сотрудник Института государства и права Российской Академии наук и президент благотворительного фонда «Константа» Наталья Летова.

Н. Летова

— Спасибо большое.

К. Мацан

— У микрофона были мы — моя коллега Анна Леонтьева, я — Константин Мацан. До свидания.

А. Леонтьева

— До свидания.