Моя дочь никогда не обладала спокойным и тихим характером. И все положенные детям и подросткам кризисы мы прошли по полной программе. В эти сложные моменты я честно говоря думала, что я просто никудышная мать.

Когда дети были маленькими, я сама могла несколько раз в день консультировать друзей о том, как детям положено вести себя в церкви, как с ними молиться, как начинать читать им жития святых и деяния апостолов. И вот тебе пожалуйста – дети постепенно превращались в тинэйджеров, а я все больше чувствовала, как мало знаю об их воспитании. И что не могу объяснить им больше, чем знаю сама. По существу все, что я могу им дать: рассказать о том, что знаю. А я знаю много о театре, литературе, музыке.

На наших домашних литературно-музыкальных посиделках мы мешали Марка Твена с Брэдбери и Братьями Стругацкими, Пушкина учили по ролям с дикой смешной жестикуляцией (а как еще можно выучить стихи? Есть кстати безотказный способ: учить на ночь, чтобы утром, все уже лежало в голове…). Слушали Баха и Битлз, иеромонаха Романа и Окуджаву… Зато у нас собирались огромные компании, и мы неделями репетировали наши спектакли к рождеству, Пасхе и другим праздникам. Мы нач инали нашу сценическую жизнь с постановки спектаклей Снежная Королева, Щелкунчик и Руслан и Людмила – а заканчивали шумными музыкальными вечеринками с православным рэпом, который играла группа моего взрослеющего сына.

В свои семнадцать моя дочь сказала, что будет сама думать, как зовут Бога, и не надо ей ничего доказывать. Ни о Христe, ни о церкви. Я впала в уныние. Психологи назвали это кризисом 17-ти лет. Дочь сочувствовала моему горю и чтобы утешить сообщила как-то: Мам, мне так тебя жалко, я так замучила тебя своими кризисами, знаешь, я ни за что не стану рожать детей, от них так много проблем! Спасибо, дочка, - горько думала я.

Пока в один воистину прекрасный вечер – мы ехали вместе от репетитора, и дочка вдруг начала очень вдохновенно рассказывать о своих жизненных выводах. Ее рассказ я записала, уж очень он меня вдохновил.

«Понимаешь, вчера я поняла, что я его как-то сглотнула, этот кризис. И из всего, что думала и читала, сделала вывод – возможно шаткий – но пока это вывод: если Бога нет, но есть понятие о порядочной человеческой жизни, я вполне могу выбрать порядочную человеческую жизнь. Не из-за Бога, а из-за того, что я могу мыслить о Боге только в категориях человека, и так я никогда не пойму, если ли Он. Потому что Он в категориях человека недоступен. Но я могу предположить, что если Он есть, а я проживу хорошую человеческую жизнь – Он будет со мной. А если Его нет, и я просто после этой хорошей жизни умру – то какая мне будет уже разница?

Потом я проснулась утром и снова подумала пока шла к метро, и солнце, еще красноватое, всходило над домами. И мне пришло: Господи, какая же я счастливая! У меня есть возможность делать в жизни все, что я хочу! Учить историю и обществознание! И… я вдруг поняла, как со всех сторон обложена подушками безопасности, понимаешь, это фантастика, куда бы я ни падала – я везде отпружиню, как на батуте, это невероятно!»

Кьеркегор, Кант, Фрейд, Карл Юнг, все философы и психологи, а также и примкнувший к ним Кастанеда – которые вот уже год торжествовали победу надо мной на книжных полках моей дочери - отошли от меня, счастливой мамашки, и растворились в нежной дымке от такого вывода… а я ехала в ночной машине, туманясь взглядом и не зная, как рассказать ей, что маленькие неприятности с неделанием уроков, грубостью и моими ночными слезами – просто сущая ерунда по сравнению с этим счастьем!