«Дни Страстной седмицы». Светлый вечер с прот. Вячеславом Перевезенцевым (24.04.2019)

В нашей студии был настоятель храма святителя Николая в селе Макарово Московской области протоиерей Вячеслав Перевезенцев.

Мы говорили о том, как почувствовать и понять значение дней Страстной седмицы и как достойно встретить Светлое Христово Воскресение.

---

Ведущие: Константин Мацан и Марина Борисова

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Марина Борисова...

М. Борисова

— ...и Константин Мацан.

К. Мацан

— Добрый светлый вечер! И приветствуем нашего гостя — протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель храма Святителя Николая Чудотворца в селе Макарово Московской области. Добрый вечер!

Протоиерей В. Перевезенцев

— Добрый вечер!

М. Борисова

— Отец Вячеслав, вот мы и добрались — шли-шли по пути Великого Поста, добрались до Страстной Седмицы, и снова, как год назад, как каждый год, наверное, очень у многих людей возникает вопрос: почему Страстная Седмица вынесена за границы Великого поста? Ведь пост-то не прекращается, наоборот, он становится даже более строгим. И почему начинается эта строгость с праздника? Почему начинается она с воскресенья, посвященного воспоминанию Входа Господня в Иерусалим? Мы все, как древние иудеи, с ветвями, у нас праздничный стол с рыбными лакомствами, все замечательно, Великий пост закончился — и дальше начинается отдельный какой-то пост, не очень понятный большому количеству людей. Зачем он, почему он сугубо и почему он так нужен?

Протоиерей В. Перевезенцев

— Да, я думаю, что это очень важный вопрос, и важно нам как-то про это думать. Вы знаете, в Евангелии есть такие слова Спасителя, которые как раз, ну, во-первых, мы слышали и в одно из воскресений Великого поста. Мне кажется, это в Неделю преподобного Иоанна Лествичника звучали эти слова, где Господь говорит о том, что Он восходит в Иерусалим. И вот это, мне кажется, очень важно нам всем понимать — что та история, о которой повествуют нам евангелисты, история, которая начинается с Крещения на Иордане Иисуса Христа, и когда Он призывает своих первых учеников, а затем выходит на проповедь Своего Евангелия, Радостной Вести о том, что Царствие Божие приблизилось, о том, что люди призваны к покаянию, чтобы вместить, войти, стать причастниками этого Царства, после этого проходит три года. И может показаться, что это просто вот такое случайное блуждание — Господь ходит по холмам и весям Галилеи, приходит иногда в Иерусалим — ну, вот как бы у Него нет какой-то вот цели. Мне нравятся слова замечательного английского писателя Честертона, который говорил, что путь Спасителя — он подобен стреле, которая пущена в цель. У Него есть эта цель, Он знает, зачем Он пришел. И вот, собственно, это и исполняется вот в эти дни, которые мы называем Страстной Седмицей. И все предшествующее — подготовка, на самом деле, к этим событиям, ради которых Он пришел. Как Он Сам говорит: «Я на этот час и  пришел». И если это соотносить с нашим деланием, с жизнью Церкви в таком литургическом пространстве, то Великий Пост, Четыредесятница — это наше восхождение, это наше следование за Христом туда, куда Он идет. Нам нужно приложить немало усилий, чтобы не потерять Его из виду. Нам нужно приложить немало усилий, чтобы по-настоящему идти за Ним, и это был наш труд, наше вот такое постное делание в эти дни. Но дальше, собственно, мы, в каком-то смысле, у цели. И дальше делает уже все Господь. Вообще, это удивительная вещь, в этом уникальность христианства. Как кто-то из известных священников сказал, что этим христианство отличается от многих других религий, которые так или иначе пытались понять Бога и угодить Богу, и любая религиозная традиция говорит о том, что должен делать человек, чтобы угодить Богу, достичь спасения. А в каком-то смысле христианство (хотя и это тоже там есть) говорит о том, что Бог делает для человека. Вот то, что Он делает для нас, собственно, перед нами и раскрывается в эти дни Страстной Седмицы. И начинается все, как Вы правильно сказали, с входа Господня в Иерусалим. Но надо, на самом деле, вспомнить, что и перед этим днем есть еще очень важное событие, которое ему предшествует. Я не знаю, было ли это непосредственно или это было немножко за несколько дней или даже недель до этого. Это событие, которое называют чудом воскресения друга Спасителя — брата Марии и Марфы Лазаря. Вот это воскресение Лазаря — оно теснейшим образом связано как раз с тем, что будет происходить на Страстной Седмице. Святые отцы часто говорят, что оно было сделано для того, чтобы укрепить, уверить учеников в том, что Он является победителем смерти, чтобы те события, которые сейчас должны развернуться на их глазах — страшные, катастрофические события, — но они смогли бы как-то правильно их воспринять. Мы не знаем, а точнее скажем, мы можем даже сказать, что, скорее всего, в общем-то, они все равно были шокированы, испуганы, они оставили своего учителя. Может быть, это не очень много (?) и многим помогло бы это. Но за этим есть еще и другое, что за что воспет Господь. Как Вы помните, как сказано в Евангелии, «плачет над гробом Лазаря». И это не просто слезы человека, который по-человечески сокрушается над той бедой, которая случилась с близким для него человеком, с его другом. Это плач собственно над всем Творением, над родом человеческим. Потому что смерть есть тот самый страшный враг, который пленил, побеждает человека. Еще один оказался в плену у смерти. И Господь вырывает его из этого плена. Но смерть остается. И дальше, собственно, что происходит? Начинается Его главная битва, ради которой Он и пришел в этот мир, — битва со смертью. И это очень важно понимать: очень часто даже люди воцерковленные имеют такое представление, что ну вот что-то, то, что произошло в эти дни, о которых мы с Вами говорим, которые мы сейчас переживаем, дни Страстной Седмицы, вот этой вот, да?.. — такая покорность, Его смирение... Вот почему-то нехорошие люди с таким хорошим человеком сделали такие ужасные вещи! Многие даже возмущаются: ну как, а зачем, а почему? Ну неужели нельзя по-другому? Но если мы внимательно читаем Евангелие, мы должны понимать, и это очень важно для понимания вообще всего в нашей вере, — понимать, что это именно не Его пассивность, а это Его активность! На наших глазах происходит вот это главное сражение — Господь вступает в бой с самым важным врагом. Как его победить? Вот это очень важно: как можно победить смерть? Для этого нужно понять, а что такое смерть. Смерть есть тьма. Как можно победить тьму? Только одним способом: нужно, чтобы внутри этой тьмы зажегся Свет. И здесь мы выходим на очень важные темы. А я, знаете, все-таки хотел бы, если Вы позволите, поделиться вот таким опытом, который для меня очень важен. Я всегда в Вербное Воскресенье вспоминаю, а иногда даже и с амвона в храме читаю стихи нашего современника, замечательного поэта Тимура Кибирова об этом празднике. Потому что он уловил и в этом своем стихотворении не просто самое главное, а вот какую-то такую удивительную интонацию, которая порою как бы... Мы этого не видим — что происходит в эти дни. И чем, на самом деле, именно наш Господь отличается от всех иных богов, полубогов, героев и так далее, которые...

К. Мацан

— «Наш-то, наш»?

Протоиерей В. Перевезенцев

— Да. Можно, я прочитаю это стихотворение?

К. Мацан

— Да, конечно.

Протоиерей В. Перевезенцев

—

Их-то Господь — вон какой!
Он-то и впрямь настоящий герой!
Без страха и трепета в смертный бой
Ведет за собой правоверных строй!
И меч полумесяцем над головой,
И конь его мчит стрелой!
А наш-то, наш-то — гляди, сынок –
А наш-то на ослике цок да цок
Навстречу смерти своей.

А у тех-то Господь — он вон какой!
Он-то и впрямь дарует покой,
Дарует-вкушает вечный покой
Среди свистопляски мирской!
На страсти-мордасти махнув рукой,
В позе лотоса он осенен тишиной,
Осиян пустотой святой.
А наш-то, наш-то — увы, сынок –
А наш-то на ослике цок да цок
Навстречу смерти своей.

А у этих Господь — ого-го какой!
Он-то и впрямь владыка земной!
Сей мир, сей век, сей мозг головной
Давно под его пятой.
Вкруг трона его веселой гурьбой
— Эван эвоэ! — пляшет род людской.
Быть может, и мы с тобой.
Но наш-то, наш-то — не плачь, сынок –
Но наш-то на ослике цок да цок
Навстречу смерти своей.

На встречу со страшною смертью своей,
На встречу со смертью твоей и моей!
Не плачь, она от Него не уйдет,
Никуда не спрятаться ей!

М. Борисова

— Но вот удивительно — и эти стихи, и все, что Вы говорили о Лазаревой субботе, все это как раз подводит к тому вопросу, который так и вертится на языке. Тот Христос, Которого мы воспринимаем постоянно и в храме за богослужением, и читая Евангелие, и размышляя, это все-таки Христос-учитель. И Евангелие — это книга для нас учительная. А вот в пространстве Страстной Седмицы возникает Христос на уровне личного переживания, на уровне какой-то личной встречи. Там уже нету особых никаких проповедей, нету особого какого-то учительного такого заряда, а есть просто вот ты и Он. И эта эмоциональная встряска, которая каждый год происходит, почему она так важна для нас, что она несет, что мы должны не забыть?

Протоиерей В. Перевезенцев

— Вот Вы сказали очень важную вещь — про то, что все-таки в нашей вере, как это, может быть, ни парадоксально звучит, главное — не учение, а Учитель. Неслучайно, собственно, Христос принес людям радостную весть — Евангелие. Радостную весть. И она не столько «о чем?», сколько «о Ком?». Это, собственно, весть о Нем — вот Кто есть Он. Этот вопрос является не просто фундаментальным — он главный. И, по большому счету, он единственный на страницах Евангелия. Господь не так много спрашивает своих учеников, но это он спрашивает, и этот вопрос очень важен, и его тоже мы в эти дни Великого Поста слышали за нашими литургическими евангельскими чтениями: «За кого Меня почитают в народе? А Вы за кого Меня почитаете?». И, по большому счету, Вы знаете, ответ на этот вопрос возможен только пройдя Страстную Седмицу. Только после событий Страстной Седмицы, где эта вот тайна Христа раскрывается во всей полноте, через Его Крест и Воскресение.

К. Мацан

— Протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель храма Святителя Николая Чудотворца в селе Макарово Московской области, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Мы говорим о событиях Страстной Седмицы. И давайте тогда, в русле того, о чем Вы сейчас сказали, двинемся по этим дням. Великий Понедельник и Вторник — начало, первые два дня Страстной Седмицы. Вот какие темы... Ну, мы сейчас уже в среде находимся, поэтому, скажем на будущие себе, на следующие Посты и Страстные недели важно нам не проглядеть для себя вот в этом осмыслении личную встречу со Христом (??).

М. Борисова

— Ну, я просто сразу вдогонку, чтобы потом не забыть. Это уже чисто личное ощущение: всегда в первые годы жизни в Церкви меня бурно возмущали те притчи, которые мы вспоминаем в эти первые два дня Великого Поста. И, в особенности, притча о смоковнице. Потому что я никак не могла понять: как же так? Там же явно не сезон! За что же ей такое наказание? Нет плодов не потому, что она плохая, а потому что рано еще. Почему десять дев?.. Разумными ли считаются девы-жадины? Хотя сам Христос все время учит, что «даром получили — даром отдавайте». Это недоумение — оно в той или иной степени остается, несмотря на то, что разум уже знает и уже читал толкования святых отцов и как-то разобрался с этим, а вот внутренняя вот эта некоторая попытка возмущения остается, потому что человек хочет справедливого суда, в чем справедливость Божьего суда?

Протоиерей В. Перевезенцев

— Смотрите, да... И здесь я, наверное, буквально два слова скажу к тому, что, все-таки, Страстная Седмица, которая говорит нам, главным образом (и это очень важно для себя уяснить), о том, Кто есть Иисус Христос, Которому веру мы исповедуем как нашего Спасителя... Все-таки именно в эти дни происходит, на самом деле, очень много того, чему Он нас учит. Если Вы посмотрите просто даже по объему Евангелий, эти события, то, что Он делает и говорит именно после Своего входа в Иерусалим, занимают, наверное, половину всего того... У «Евангелия от Иоанна» — точно, одна беседа на Тайной Вечере — этот несколько глав. Ну, и так далее. И это очень важно — что Он говорит именно тогда, когда Он уже входит в мессианском Своем величии... Он не объявляет Себя Мессией, но Он и не отвергает этого. Более того, когда книжники-фарисеи упрекают Его в том, что вот почему же Он этого не делает, надо запретить им так говорить, Он говорит, что если и им запретить, то камни возопиют. То есть Он, на самом деле, понимает — да, вот Он Царь.

К. Мацан

— Ну, то есть мы видим, что учение неотделимо от Учителя...

Протоиерей В. Перевезенцев

— Да, да.

К. Мацан

— Что мы постигаем учение именно тогда, когда более всего постигаем Самого Учителя.

Протоиерей В. Перевезенцев

— Да. И что же Он говорит, и вообще — что Он делает первым, когда вот Он, как Мессия, входит в Иерусалим, окруженный народом, ликованием, вот это все? Это очень важно! Во-первых, сразу после входа в Иерусалим Он ничего не говорит. Казалось бы, это так ожидаемо — сейчас, уж простите за такие ассоциации — я уж не знаю, наверное, они неуместны, но вот я просто... В силу моего воспитания, они мне приходят в голову. Вот вернулся некий вождь из-за границы, залез на броневик — и, значит, сразу, там, «Апрельские тезисы», еще чего-то...

К. Мацан

— Программа целостная.

Протоиерей В. Перевезенцев

— Программа, да. Это как бы понятно. Это, так сказать, вот все. И от Него этого ждали! Конечно же, сейчас-то вот наконец-то всем станет ясно, и будет и программа, и все-все-все встанет на свои места. Он ничего не говорит — Он зашел и вернулся опять в Вифанию. А на следующее утро Он опять входит... Вот это есть Понедельник. Что делает первое Он? Он идет в храм. Опять. Понятно. Но что Он делает в храме? Он опрокидывает столы менял — Он совершает то, что Он делал три года назад, когда только начиналась Его вот эта проповедь Евангелия. Опять Он напоминает о самом важном — о том, как страшно исковеркать то, что, собственно, Бог ждет. И как это легко сделать. Потому что это было так естественно — вот это все, что там было, во дворе этого храма. И эти столы, и эти менялы, и это все — вот этот базар, который... Нет, «домом молитвы наречется», да? А дальше это история, на самом деле, правда, которая так многих ставит в тупик — вот со смоковницей. Но эта тема этих первых дней, и нам сразу станет понятно, как это все воспринимать, — это тема плодов. И в этом смысле она на своем месте, потому что если вот Он подходит к концу, и Ему важно... И наша жизнь тоже — это есть некий путь, и, как любой путь, он осмысляется целью и осмысляется теми плодами, с которыми мы подходим вот к этой цели. Вот, собственно, как это все устроено. Эту тему о том, что древо познается по плодам, Он говорил и раньше своим ученикам. И здесь Он еще раз напоминает: не просто Мне важно, чтобы Вы ликовали, восхищались, а важно, что будет следствием этого Вашего ликования, Вашего принятия, Вашей веры, что созреет в Вашей душе, когда Вы уверуете, какие плоды Вы принесете. Богу нужны плоды. И эта смоковница — она не просто была без плодов. Здесь я правильно все-таки понимаю этот евангельский эпизод. Вся... Ну, что ли, вся уникальность была в том, что она зазеленела. Вот она по виду была такая, на которой уже должны быть плоды. Вот внешний вид ее был такой, что вот сейчас подходишь и срываешь плоды. Там как-то — ну, опять, если я чего-то не путаю... — там даже сначала плоды появляются, а потом листья. Ну, как-то вот такая вот история. Листья были, а плодов уже нету. То есть это такой вот обман — то, что, опять же, в эти дни Страстной Седмицы — вот эти речи: «Горе Вам, книжники, фарисеи, лицемеры!». Помните, сколько мест в Евангелии про это? Это вот про это, про это лицемерие, про то, что мы хотим казаться, но не являемся теми, чего ждет от нас Господь. И, конечно же, это не проявление какой-то жестокости — вот, бедное деревце засохло, а это удивительно яркий образ, такая метафора, которая правда должна была остаться и для учеников, потому что они тоже были потрясены: «Как?! Зачем?! Почему ты такое с ней сделал?!». Но если нет, то надо копать. Помните, Он говорит второй раз: «Ну если нет — тогда вот с ней будет это». Это Он говорит, конечно, не про дерево, Он говорит про каждого из нас. Плоды. И дальше — то, о чем Вы говорите, — эти три удивительных притчи, которые собраны в «Евангелии от Матфея» как бы в одной главе, в 25-й главе. Они же тоже об этом. Потому что эти три притчи о десяти девах, о талантах и об овцах и козлищах — это три притчи о Суде. Это еще тема Страстной Седмицы — тема Суда. И все они связаны именно с этим. Тема наиважнейшая, на самом деле, может быть, самая главная для каждого из нас. Потому что мы понимаем... Мы веруем, как говорит апостол Павел, что человек живет один раз, а затем — смерть и Суд. Мы в это веруем. Хотя мне нравятся слова (мне кажется, Алексей Ильич Осипов как-то это говорил), что мы все знаем, что умрем, но мало кто в это верует. Потому что веровать во что-то — это не просто знать, что это будет. Это значит, это знание поставить в центр своей жизни и, так или иначе, исходить из этого знания, из этой веры. Когда я верую во Христа, это не  значит, что я знаю, что есть Христос или Он был, а это значит, что, так или иначе, все, что я делаю, все, что я думаю, и чего я не делаю, я имею источником этих своих мыслей вот эту веру — вот Господь. И Суд — это, своего рода, экзамен. А на экзамене самое главное — что? Понимать, а что, собственно, с нас спросится. Вот все мы были студентами, или многие из нас были студентами, а может быть, кто-то даже является и сейчас студентом. И, наверное, мы все прекрасно понимаем, как страшно, если мы не знаем, а чего там профессору нужно, а чего он спросит. Нет, это совершенно немыслимо — такое испытать. Мы же хотим знать хотя бы темы — пусть не конкретно вопросы, но хотя бы темы: вот эта, эта, эта... Все, сделано. Сложности, но мы подготовимся, да? И ведь то же самое здесь. И Господь нас  не оставляет вот в этом неведении — «ну, ничего, там, живите, а потом Я с Вас спрошу, уж там разберемся, поговорим, что называется, по душам», страшен будет этот экзамен. Нет, наоборот — только об этом и напоминает нам, о том, к чему мы должны готовиться, про что Он нас спросит. И квинтэссенция всего этого — это есть три эти притчи. Они удивительны. Потому что Притча о десяти девах — это, по большому счету, притча о чем? О нашей беспечности. С нас спросится за беспечность. Казалось бы, какая-то такая, вроде, ерунда — не что-то такое, что мы, вроде, все понимаем...

К. Мацан

— Давайте на всякий случай вкратце напомним сюжет притчи.

Протоиерей В. Перевезенцев

— Да, ну она, правда, очень проста и очень, ну, скажем так, выразительна. У нас в храме я иконографически даже ее выразил — на восточной стене пять дев у нас стоят от Царских врат слева, которые входят в двери, распахнуты перед ними, а пять стоят справа, и двери перед ними закрыты. Это такое напоминание — вот ты входишь в храм — (нрзб.), это очень важно знать. Было десять дев, которые ждали жениха. И это такой обычай — надо было жениха встречать с зажженными свечами или с сосудами, с какими-то сосудами, лампадами. И пять из них, как сказано было, разумные, пять — неразумные. Разумные сохранили елей, масло в своих лампадах, а жених долго не шел. И когда все утомились, потому что он не идет, и даже заснули, то когда он пришел, и нужно было встать навстречу ему, они поправили быстро светильники, масло в них было, и стали ждать жениха. А неразумные вдруг осознали, что масло-то у них давно кончилось, его нету, и они, естественно, попросили этого масла у своих подруг. А те сказали: «Нет, если мы Вам дадим, может и нам не хватить, и у Вас мало будет — идите и купите». Вот, они побежали покупать, и когда вернулись, то было уже поздно, двери были затворены, и они остались...

К. Мацан

— Жених пришел в это время, да?

Протоиерей В. Перевезенцев

— Да, жених пришел. Да, эта притча, конечно же, именно об этом — о том, что мы не знаем этого времени, мы не знаем, когда нас на этот экзамен позовут. Да, здесь немножко сложнее — все-таки когда сессия, мы прекрасно понимаем, что вот сессия, вот экзамен будет тогда-то. А здесь мы не знаем, мы должны быть всегда готовы. И вот эта беспечность, наша такая вот самонадеянность, что — «а, успеется!» или вообще (нрзб.), это, оказывается, очень страшная вещь. И, возвращаясь к Вашему вопросу, Марина, о том, что ну как же они ну так не поделились-то, да, — ну нехорошо поступили, а еще, так сказать, разумные, и я вот их, там, художник, точнее, наш поместил в таком прекрасном месте... И двери перед ними были распахнуты. Мы, конечно, должны понимать здесь язык... Он не про жадность или щедрость... Это притча как раз о Страшном суде и вот про это наше неумение беречь время и тратить его на главное, про нашу беспечность. Но самое главное другое — это язык притчи. Значит, этот елей, который в сосудах, это, конечно же, не маслице, которое мы можем правда купить в какой-нибудь лавке. Елей даже по-гречески означает «милость», «елесис», да? Это «милость» — одно и то же слово. И неслучайно, помните, когда голубь несет оливковую веточку на ковчег, люди, которые так ждут, когда же все-таки... оливковую ветвь, из которой делается это масло, это знак милости — Бог помиловал человека, и появилась земля. Да? Милость. А милостью нельзя поделиться, как нельзя поделиться любовью, да? Вот очень хочется мне поделиться своими какими-то, может быть, скудными, но какими-то то, что называется, возможностями, способностями, умениями. Но ими нельзя поделиться. Есть вещи, которые человек может обрести, получить только сам, потрудившись, да? Вот это вот... И в этом смысле — да, вот это вот такая, так сказать... Нельзя купить это в последний момент — на это нужно тратить всю свою жизнь и каждый день, может быть, надо себе задавать вопрос: «А вот я маслице в свою лампадку сейчас приумножу, или у меня, может быть, последнее там уже высохло?».

К. Мацан

— Я напомню, сегодня в «Светлом вечере» с нами и с Вами протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель храма Святителя Николая Чудотворца в селе Макарово Московской области. В студии моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к Вам буквально через несколько минут.

«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. И сегодня у нас в гостях протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель храма Святителя Николая Чудотворца в селе Макарово Московской области. Мы размышляем о событиях Страстной Седмицы, которую сейчас переживаем, через которую двигаемся, в свете того, что важно не пропустить в эту неделю в плане встречи со Христом. Так, если очень высоко говорить, мы размышляем о том, что все-таки в центре христианства стоит не просто учение, не следование некоторой программе действий, а следование Учителю, Который эту программу принес и людям подарил. И, она. Как сказал наш гость, неотделима от Самого Дающего, эта программа. И вот об этом мы сегодня размышляем, и давайте, наверное, теперь уже обратимся к сегодняшнему дню — к Страстной Среде, в которую Церковь наша внимание обращает на тему предательства — предательства, наверное, в первую очередь, Иуды. Но это, конечно, наверное, мы призваны экстраполировать на себя. И меня вот, честно говоря, именно в плане Среды всегда как-то поражало то, что ведь само предательство как таковое, физически происходит позже — уже после Тайной Вечери, то есть, по сути, в четверг. Но в среду мы вспоминаем само решение Иуды, то есть некоторое движение сердца. Вот этот момент предательства Церковь особенно отмечает. Почему это так важно — не сам поступок, а вот даже мысль, даже просто решимость эта? Казалось бы, пока еще не ничего не произошло вот так вот, на практике.

Протоиерей В. Перевезенцев

— Ну, потому что так наша жизнь устроена, что каждый наш поступок имеет зачало, и зачало это рождается в сердце. И неслучайно святые отцы как раз говорят о борьбе с помыслами, потому что именно помысел порождает мысль, а мысль проявляется в действии, а действие вырождается в привычку, а привычка вырождается в судьбу. Здесь все взаимосвязано. И да, чисто фактически предательство  происходит даже не в четверг — в четверг у него была еще возможность этого избежать на Тайной Вечере, потому что там впрямую Господь дает ему эту возможность — вот Он просто ему открывает, что Он все знает. Но он этой возможностью не пользуется. А уже ночью в пятницу рано, утром, точнее, в пятницу совершается собственно его предательство — этот его поцелуй Иуды. А замысел не то, что рождается в среду. Мы не знаем, когда родился у него этот замысел. Здесь много по этому поводу можно спекулировать, размышлять, но все-таки я, например, скорее соглашусь с теми богословами, специалистами, которые изучают Новый Завет, которые говорят, что это было именно после Входа Господня в Иерусалим. Потому что еще до этого события, наверное, его понимание и представления, что должно быть после, они были, как и у многих Его учеников, в общем-то, в русле его вот этих вот замыслов. Вот Господь (нрзб.), и сейчас Его мессианство сокровенно, скрыто. Но он-то видел, что Он делает, и вот наконец-то сейчас Он войдет в Иерусалим, все узнают, и наступит то самое Царство Израиля. А уж они-то, будучи рядом с Ним, как бы Его команда, Его приближенные — они будут тут... один... Помните, как Саломея, мать апостолов Иакова и Иоанна, говорила: «Господи, посади одного из моих сыновей по правую руку, другого по...»...

К. Мацан

— Они «получат министерские портфели в новом правительстве».

Протоиерей В. Перевезенцев

— Да. А министр финансов кто будет? Ну, понятно — Иуда. Ну, и так далее. Но уже до этого он воровал, как сказано. И понятно, что его вот это желание занять этот пост, скорее, было связано совсем не с тем, с чем было связано желание Иоанна и Иакова.

К. Мацан

— А тогда с чем Среда именно связана?

Протоиерей В. Перевезенцев

— А Среда связана с тем, что вот он после Входа Господня в Иерусалим, когда он видит, что все пошло не так, понимаете, не так... Он ничего не сказал, Он ничего не сделал — зашел в храм и зачем-то вот это совершил, явно восстанавливая против Себя властителей, духовных властителей — книжников, фарисеев. Это все было воспринято именно как что Он был... то есть что Его сейчас могут схватить, и все кончится... «Ну, что, может быть, Он просто не тот, за кого я его принимаю?» — вот так вполне могла развиваться логика его. И тогда одни думают, что, например — это очень интересные мысли — он решает Его предать для того, чтобы... ну, уж если Его схватят, то Он наконец тогда полностью явит свою мощь и силу. Мне кажется, так сказать, эта точка зрения, может быть, и интересная, но вряд ли имеющая отношение к реальности, действительности. А скорее всего, да, вот это было вот такое разочарование, которое, понимаете, еще подкрепилось — вот то, что мы в этот день сегодняшний, Великой Среды... Ведь она посвящена не только воспоминанию о предательстве Иуды, а вот, например, то Евангелие, которое сегодня читалось за литургией, пред Священных Даров, оно говорит о событии, в котором Иуда тоже присутствует, но как бы он даже там не главный то, что называется, персонаж. Это о том, как на трапезе... Господь собирается со своими учениками на эту трапезу, и на эту трапезу приходит некая жена-блудница Мария, которая выливает на Него миро драгоценное, и это вызывает возмущение Иуды, потому что оно много очень, дорого стоит. И он говорит, вроде бы, казалось бы, такие разумные слова, что, мол, зачем такая трата, можно было продать это миро и потом накормить нищих. Но мы-то знаем, на самом деле, что в его сердце, почему ему так больно перенести эту трату. И эта блудница, то есть женщина, которая жила такой нечистой, скверной жизнью и, казалось бы, так далека от Бога, она совершает то, про что говорит Господь, что «покуда будут помнить обо Мне, будут помнить и то, что сделала она, ибо она подготовила Меня на погребение». То есть вот это удивительная картина — вот эта встреча Марии и Иуды. Один — ближайший ученик, но как далеко он, будучи учеником, находится от Бога! Как далеко! Это бездна, уже там эта бездна есть. А другая — блудница, но как близко! Это, мне кажется, очень о многом может заставить нас задуматься. И вот эта тема, которая вот здесь в Великую Среду звучит, это вот тема еще, которую мы через это Евангелие... мы можем над этим размышлять. А Иуда после этого как раз, после... вот когда он понимает, что все идет не так, и он раздражен, он озлоблен — это же явно, очевидно, что в его вот в этом поступке есть еще и вот это вот не просто недовольство и разочарование, а просто злоба на своего учителя, как часто это бывает. Мы злимся именно на тех, кто вчера еще был нам так близок или дорог, а главное, на того, с кем у нас были связаны какие-то надежды и ожидания. Совершенно не факт, что нам, собственно и говорилось, что «твои ожидания — они совершенно оправданны». Нет, ну мы сами их придумали, мы сами на другого человека возложили эти надежды, потом поняли, что они как-то вот рушатся, и у нас возникает вот это вот недовольство. Это не просто недовольство, а агрессия, которая, конечно же, воплощается в желание сделать что-то нехорошее для этого человека. И он идет и договаривается. Почему он договаривается? Потому что его и Иисуса уже давно искали, чтобы поймать и осудить, и предать его смерти. Но это было трудно сделать, как ни странно — это же были дни пасхальные, Пасха вот-вот должна произойти. Сколько людей в городе! Он все время в окружении народа. Как это сделать? А где Он там ночи проводит? В общем, по большому счету, они очень хорошо понимали... Когда Иуда приходит и говорит: «Да вот я знаю, я Вам Его выдам. Что Вы мне за это дадите?», 30 сребреников — смешная цена, смешная, но символическая, потому что это цена беглого раба. Вот так, собственно, они оценили Иисуса. И Иуда, который был жаден, согласился на эту незначительную сумму — настолько в данный момент его вот эта страсть гнева против Иисуса превысила даже его страсть наживы, его сребролюбие. Поэтому — ну что эти деньги для него? Это ничто. Но он согласен, потому что вот, еще раз повторяю, возобладало именно это. И здесь важно, говоря о вот этой теме, страшной теме, которая правда касается каждого из нас, каждый из нас именно на своем опыте жизни, я убежден, к сожалению, имеет этот опыт предательства... Это хорошо, если нас предавали, а если мы? Может быть, ничего страшнее нету. И поэтому это напоминание, и это как бы наша встреча вот именно с этим. Я думаю, что мало у кого (хотя, может быть, я ошибаюсь) есть такой соблазн — как бы в этот день особенно, что ли, ополчиться на Иуду, потому что, может быть, и в храмах даже, когда звучат эти песнопения, ну как бы есть этот повод — «Иуда злочестивый, Иуда такой, Иуда сякой». И вот мы как бы можем, наверное, наполниться этого благочестивого гнева. Но не про это, конечно же, этот день, не про Иуду (Бог ему судья, и мы знаем, как страшно он кончил), а про нас. А мы-то как? А вот как у нас с этим? И ведь смотрите, я вспоминаю Данте — в его великой книге Иуда помещен в самый последний круг, девятый круг ада. Там, где вот как раз предатели. Но там они находятся в четырех рвах как бы опять... И вот этот четвертый — он самый дальний. И в первом находятся предатели родных — вот, например, Каин. Во втором — предатели Родины. В третьем — сотрапезников. Ну, вот для такого сознания — ну это просто друзей.

К. Мацан

— Предатели доверившихся.

Протоиерей В. Перевезенцев

— Да, доверившихся. Это друзья. Сотрапезники — это друзья, с кем ты разделил хлеб — это вот твой друг. А вот в четвертом, самом последнем — это предатели учителей. Удивительно — казалось бы, ну, учителей — почему? Там, кстати, и Брут, и Кассий, которые Цезаря убили, и Иуда. Предатели учителей. И почему? Вот я думал над этим. А потому что учитель — это не просто тот, кто какие-то там дает, как у нас часто бывает... Этот меня научил на велосипеде кататься, а этот — дифференциальные уравнения решать. Нет, учитель — в том, собственно, единственном смысле этого слова, который сделал тебя человеком. Учитель — который вот сделал тебя тем, который ты сейчас есть. Может быть, ты сегодня с ним разошелся, может быть, ты как-то чего-то по-другому думаешь, такое бывает, — ну, отойди в сторону. Но когда ученик поднимает свою пяту на учителя — это вот что-то такое совершенно... ну, по крайней мере, для Данте... И мне это понятно, это очень мерзко. И Иуда — именно это. А главное — вот тоже еще, смотрите, это очень важно, мне кажется, об этом подумать. Вот этот его поцелуй — ведь он как бы идет не в открытую. Ему все равно трудно взять и объявить: «Да, вот я...» Он делает вид, что «да нет, все, ты все равно мне друг, вот мой поцелуй тебе», как часто тоже это бывает, когда люди вот как бы за глаза, за спиною предают что-то такое, тех, кто сделал их тем, кем они являются. И вот смотрите — вот эти переживания, мне кажется, они очень важные. Потому что не то, что мы можем понять, что происходило там в душе Иуды в то время или уж, тем более, как Иисус воспринял это предательство. Про это нам не нужно думать, не надо дерзать, как бы в это лезть... Нам нужно прислушаться к себе. Любое переживание — это всегда очень личное, да? Предмет может быть один, но переживаем мы его все по-разному. И если мы что-то понимаем — собственно, почему мы это переживаем, что мы вот сейчас... что как бы является предметом этого нашего переживания? Это для нас очень важно. Потому что тема Иуды —  она вот постоянно живет в нашей Церкви, и Среда каждый день всего года является постным днем, значит, напоминанием об этом. И перед Чашей мы стоим и слышим слова священника: «Не лобзания эти дам, яко Иуда». Не лобзания. Вот напоминание — а я-то кто? А я как по отношению к Господу? Это, мне кажется, очень важнейшая тема.

К. Мацан

— Снова к нашему разговору о том, что христианство — это не просто учение, программа, которую нужно принять, а личные отношения со Христом. Потому что Учителя можно предать, программу предать можно только в некоем метафорическом смысле. А вот реального человека, личность, любого человека, с которым ты в отношениях, можно предать.

Протоиерей В. Перевезенцев

— И в этом смысле еще я тоже буквально два слова, Костя, добавлю: и предать ведь можно близкого. Трудно предать незнакомого — это почти невозможно. Мы предаем только тех, кто нам доверился и с которыми мы были в неких отношениях. И в этом смысле — я не знаю, может быть, это кого-то утешит, а может быть, наоборот, на самом деле, еще больше расстроит, — для того, чтобы нам быть иудами как бы, нам нужно эти отношения, чтобы они состоялись...

К. Мацан

— Сначала стать апостолами.

Протоиерей В. Перевезенцев

— Сначала стать близкими.

К. Мацан

— Протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель храма Святителя Николая Чудотворца в селе Макарово Московской области, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер».

М. Борисова

— И вот завтра мы вступаем в самый такой эмоционально насыщенный день Страстной Седмицы — Великий Четверг, который ознаменован в наших храмах двумя очень важными службами. С утра — служба, посвященная воспоминанию о Тайной Вечере с удивительным чином омовения ног, когда архипастырь, уподобившись Христу, омывает ноги участникам Священной трапезы, и потрясающая вечером служба накануне Пятницы — служба Двенадцати Евангелий, которая, если кому-то сильно повезет и будет даровано хоть раз в жизни реально пережить те эмоции, которые она должна вызывать у верующего, это останется камертоном на всю оставшуюся жизнь. Потому что эта служба — она настолько поставляет тебя у подножия Креста, что вот эти досужие разговоры по поводу сугубого Поста — они на всю жизнь исчезают, потому что ты на собственном опыте понимаешь, что после этой службы просто не лезет кусок в рот. Ощущение настолько живое и эмоциональное, что дальше все становится понятно без всяких толкований святых отцов. Давайте немножечко все-таки поговорим о смысле того, что вспоминается с утра, и откуда взялся этот чин омовения ног?

Протоиерей В. Перевезенцев

— Понятно, что темы эти бездонные — и воспоминания о Тайной Вечере, и евхаристия, которая, собственно, эта тайна вечери, это таинство благодарения, таинство Причастия. Это настолько для нас важнейшая тема и, в общем, говорить здесь можно долго. Мне не хотелось бы сейчас просто вскользь, что ли, этого касаться. Я бы как раз вот о чем хотел бы сказать — то, о чем, может быть, как раз не так часто вспоминают в связи с этим: о том, что одной из тем этого Великого Четверга (одной, но очень важной, которая связана, собственно, и с евхаристией, конечно же, и с Тайной Вечерей) является тема служения. Тема служения. Как я уже сказал, и Сам Господь это часто говорил своим ученикам: «Я пришел не для того, чтобы Мне служили, Я пришел, чтобы послужить». И, собственно, это и происходит вот в эти дни. И, собственно, это — как Бог служит человеку, — мы вспоминаем на Тайной Вечере за каждой божественной литургией и приобщаемся к плодам этого служения, к Его любви, к Его телу и крови, к Нему Самому. И эта тема очень важная, потому что христианство вообще — это и служба... Вот мы иногда просто не очень это понимаем. У нас, ну, вера — да, что мы можем от Бога как бы получить? И это... Ну, это нормально, это правильно. Конечно же, Бог — податель благ. Но вера, даже чисто лингвистически и этимологически само это слово, если брать латинские корни, «фидос» — это... А там есть созвучие со словом, которое означает «отдавание». Вот верующий — это тот, кто отдает. Потому что нельзя верить и не отдавать. Если я кому-то верю, подобно тому, как если я кого-то люблю, это значит, я готов отдавать. Любовь есть выход за пределы себя и своего (помните апостола? — «любовь не ищет своего») и веры, на самом деле. Это есть выход за эти границы, выход в отдаче, в жертве. И Христос верит в человека. Парадоксально звучит, но это так. И Он отдает Себя нам. Но и от нас ждет именно этой веры — веры как отдачи и служения. И вот этот удивительный образ омовения ног, который случился на Тайной Вечере, когда Господь Сам взял полотенце и стал омывать ноги своим ученикам, хотя это должен был делать или раб, или слуга, или младший из собравшихся, а уж, тем более, не тот, кто как раз, наоборот, старше. И поэтому ученики стали как бы возмущаться: «Нет, да не будет!». Апостол Петр был первый среди возмущавшихся: «Не умоешь Ты мне ноги вовек!» — говорит он Ему. «Я не умою — тогда не будешь иметь части со Мной». — «Тогда всего меня умой, Господи!» — «Всего не надо — ты чист. Но Я это делаю для того, чтобы и Вы так же делали. И тот, кто из Вас хочет быть первый, да будет всем слугой». Удивительно совершенно и так важно нам — мы все, так или иначе, в жизни, все, какое бы место в этой жизни не занимали, мы все равно где-то первые, то есть являемся начальниками, большими или совсем небольшими, а где-то вторые, а где-то там еще... И вот это понимание, что если у тебя есть хоть немного ну вот какой-то власти, она должна быть использована так, как Господь, собственно, нас учит — как служение. Власть христианская — это служение, не для того, чтобы тебе служили, не для того, чтобы ты кем-то пользовался, а для того, чтобы иметь возможность послужить, потому что только это, собственно, и спасительно. И само понимание жизни, в частности, и духовной жизни как именно служения, служения, да? Кому ты служишь? Какая польза? Вот я даже, знаете, перед началом поста всегда это говорю в храме, и в этот раз я напоминал своим прихожанам: смотрите, очень важно, чтобы Вы, настроившись на Пост, каждый день ну как бы себя немножко проверяли — вот Вы провели этот день, наверное, как-то не нарушили Поста и в пищевом образе, и помолиться не забыли, и что-то еще, все-все-все. Но самое главное — задайте вопрос: а кому стало лучше от Вас? Кого Вы поддержали, кому Вы просто улыбнулись, кому помогли? Вот прожит еще один день — кого Вы обогатили тем, что Вы именно здесь и сейчас прожили этот один день? Это самое главное — понимание того, что мы вот приходим, чтобы послужить. И мне кажется, что если вот именно это мы услышим, увидим, как бы почувствуем в эти дни — вот Господа как Того, Кто пришел нам послужить, и того, что Он от нас ждет, это будет вот очень мощный такой источник, ну, я очень надеюсь, какой-то энергии, с которой мы можем выйти не только в этот день из храма, но и вообще дальше пойти по жизни. И вот эта вечерняя служба, последование Страстных Евангелий или Двенадцати Евангелий, как мы называем, она тоже удивительная. Это уже служба Пятницы, Великой Пятницы. По уставу, она должна ночью служиться, собственно, вот потому что это уже так, пятничная служба. Но у нас во всех храмах это служится вечером в четверг. Мы слышим эти Евангелия. И это да, это удивительно трогательное богослужение. Ну и, опять же, мне кажется, очень важно то, что происходит после. А после наступает Гефсиманская ночь. И если помните, как об этом говорит Евангелие, когда Господь возвращается из Иерусалима, поднимается на эту гору Елеонскую, там, собственно, где и был разбит этот сад, в небольшом селении Гефсимании, оливковая роща... Все уже устали... Они часто там ночевали, в этом саду, в этом уединенном месте недалеко от города, но все-таки не в городе. А Он уходит молиться. Берет с собой всего трех учеников. «Побудьте со Мною», — говорит Он им. Но они тоже устали, их веки отяжелели, они не могут. Он молится до кровавого пота. А они засыпают. И для меня вот это Гефсиманское борение — даже не вот в этом аспекте того, что, опять же, испытывал Спаситель, молясь об этой Чаше, ну потому что ну не может никто из нас даже близко подойти к этой тайне Его страдания, этой Его молитвы. И все эти психологические как бы попытки Его понять — ну, они бессмысленны, потому что молится Тот, кто... Это богочеловеческая личность. И, конечно же, Его ужас и этот пот кровавый никак не связаны со страхом смерти или страдания. Ну, это все не про это — это про что-то, про что нам никогда не понять, мы не можем в данном случае быть на Его месте. А вот на чьем месте мы можем быть? Мы можем быть на месте тех учеников, которых Он попросил побдеть, которых Он попросил просто быть вот вместе с Ним. И это вот мы, на самом деле. Мы в эти дни, когда мы можем просто побыть с Ним, не думать о своем, не думать о том, что мы устали, а вот побыть вот с Ним хотя бы вот эти несколько часов. Вот у нас есть такая хорошая традиция — на приходе в эту ночь всегда храм открыт, всю ночь. И стоит Голгофа в центре храма, которая выносится в центр храма всегда в Великий Четверг, вот уже к вечерней службе этих Страстных Евангелий. И прихожане могут прийти ночью. И даже у нас есть такой как бы, ну, что ли, порядок, когда прихожане сами делят это время, когда кто-то приходит и читает Псалтирь, там. Как правило, это именно Псалтирь, молитвы чтобы звучали. И они друг друга сменяют. Один пришел в двенадцать, другой, там, через полчаса, третий... И все время звучит эта молитва. Люди приходят... А кто-то приходит — просто сидит иногда этой ночью. Когда мы тоже устали, потому что это уже Пятница Страстной Седмицы, впереди там Пасха, и надо куличи готовить и я не знаю что, но вот тот опыт потерпеть, опыт побдеть, опыт побыть в молитве, в которой мы ничего не просим... Нам трудно молиться даже когда нам что-то нужно, все равно трудно. Но тем более трудно молиться, не прося ни о чем, а быть вот рядом с Богом. Но это очень важный опыт, он очень нам пригодится, опять же, по жизни, его нельзя пропустить. Этот день бывает раз в году, эта ночь бывает раз в году. И если мы сможем так к этому прикоснуться, что-то поняв в себе, хотя бы вот эту немощь, понимаете, которую поняли и ученики... Почему Он и говорит им: «Плоть немощна, но Дух бодр». И вот это знание, наверное, очень важно, которое мы можем вынести из этих удивительных дней.

М. Борисова

— Батюшка, Великий Пост начинается воспоминанием изгнания Адама из Рая, а заканчивается в Великую Субботу схождением Господа во ад и, собственно говоря, разрушением ада, разрушением смерти. Что... о чем это? О том, что, собственно, история на этом закончилась и дальше она просто идет по кругу?

Протоиерей В. Перевезенцев

— Оно о том, что все только начинается. Но вот это очень важно понимать — что Господь сделал Свое дело: ада больше нет, и побеждена смерть. В этом совершенно потрясающем Слове огласительном святителя Иоанна Златоуста, которое мы все слышим в Пасхальную ночь: «Ад, где твоя победа?». Это слова Исайи, пророка, но вот Златоуст говорит: «Да, вот это все уже совершилось!». Но все только начинается. Потому что это все должно произойти в нас, понимаете? То, что сделал Господь, то, что Он разрушил, Его победа через вот это Его страдание и Его смерть, на борьбу с которой Он вышел, входя в Иерусалим в день, который мы называем Вербное Воскресенье, это совершилось! Но это должно совершиться с нами. Это мы должны тоже пройти этот путь и этот ад, который не есть просто какое-то место где-то там, во Вселенной, куда мы там, да?.. Он внутри нас есть, как и Царство Божие внутри нас есть. И эта победа должна совершиться нами. Мы должны туда сойти. Но нам уже не страшно, потому что мы знаем, Кто вместе с нами. Мы знаем, Кто нас ждет даже там, где, казалось бы, так страшно. Знаете, у преподобного Силуана Афонского, которого я очень люблю, есть замечательные слова — их часто повторяют, может быть, не всегда понимая их смысла, и я не дерзаю говорить, что я вот понимаю, но для меня вот то, что я слышу в этих словах, очень важно. Преподобный Силуан говорил: «Держи ум свой во аде и не отчаивайся». Почему «не отчаивайся», казалось бы, если ты в аду? А потому что и в аду Господь. «Держи...» Мы не можем избежать этого ада, мы должны через него пройти, но мы не должны терять из виду Господа. Он за нами пришел не только на эту землю, но даже спустился и под землю, и в ад. Он нас не оставит, если мы не оставим, не отвернемся от Него.

К. Мацан

— Наверное, больше даже никаких слов не нужно. Хочется — мне лично — помолчать и углубиться в переживание того, о чем мы сегодня говорили. Протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель храма Святителя Николая Чудотворца в селе Макарово Московской области, сегодня был с нами в программе «Светлый вечер». В студии была моя коллега Марина Борисова, я — Константин Мацан. Спасибо огромное за эту беседу!

М. Борисова

— Спасибо! До свидания!

Протоиерей В. Перевезенцев

— Спасибо.