Один мой знакомый, многодетный отец, сказал мне, когда у меня родился второй ребенок: «Двое детей — это то же самое, что… пять». В смысле, когда ребенок в семье не один, уже не важно, насколько он не один. Отношения внутри семьи начинают выстраиваться особым образом при любом количестве детей больше одного. Такова была мысль моего знакомого, у которого детей — девять.

Случился и другой разговор — с подругой, у которой детей двое. «Как тяжело распределить между ними любовь…» — вздохнула она. Я понимаю ее мысль. Вот только мне показалось, что найдено не очень удачное слово — «распределить».

Помните, у Юрия Шевчука в одной из песен: «Эй там, кто еще любит? Кто еще не успел все до конца посчитать?» Кто любит — не считает. Не распределяет любовь на части, на проценты... Особенно это остро, когда разговор идет о детях. Потому что, когда ребенок не один, вполне естественная мысль — начать считать. Раньше сто процентов любви тратилось на одного ребенка. Теперь их двое — и те же сто процентов нужно перераспределить на двоих.

И тут же чувствуешь фальшь… Так не бывает. Не работает.

И понимаешь, что любовь не может распределяться, делиться на части и проценты. Она может только приумножаться — как евангельское чудо приумножения хлебов, когда Христос пятью хлебами и двумя рыбками накормил пять тысяч человек. Евангелие, должно быть, неслучайно умалчивает о механизме этого приумножения. Он — непостижим. Как Спаситель преломлял хлеб, разламывал его на куски — и как при этом кусков становилось всё больше и они не заканчивались… Тайна. И такая же тайна — приумножение любви к детям. Был один ребенок — и естественным образом получал родительскую любовь всю без остатка, адресованную ему и больше никому. Родился второй — и он тоже должен получить не часть, а ту же родительскую любовь всю без остатка, адресованную ему и больше никому.

Это нарушение привычной логики. Но едва ли не всё Евангелие — нарушение привычной логики. А вернее — попытка обратить человека к логике Царства Небесного.