«Чудо церковных таинств»

В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Константин Мацан, Марина Борисова, Наталия Лангаммер, а также наш гость — настоятель Спасо-Преображенского Пронского монастыря в Рязанской области игумен Лука Степанов — поделились светлыми историями о чудесном действии церковных таинств и их влиянии на жизнь человека.

Ведущий: Константин Мацан, Марина Борисова, Наталия Лангаммер

---

К. Мацан

— Это «Светлые истории» на Радио ВЕРА, как всегда по понедельникам в шесть вечера, мы делимся самым радостным, самым светлым, самым сокровенным. Добрый вечер, дорогие друзья, в студии у микрофона Константин Мацан, мои дорогие коллеги: Марина Борисова — добрый вечер.

М. Борисова

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Наталия Лангаммер — добрый вечер.

Н. Лангаммер

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И наш сегодняшний гость — игумен Лука (Степанов), настоятель Спасской Пронской пустыни, заведующей кафедрой теологии Рязанского государственного университета. В общем, пастырь, хорошо известный аудитории радиостанции ВЕРА. Добрый вечер, отец Лука.

Игум. Лука (Степанов)

— Приветствую вас, друзья.

К. Мацан

— Ну и тема у нас сегодня просто чудесная, потому что мы её назвали «Чудо церковных Таинств» — разговор о том, как участие в Таинствах по-настоящему меняло человеческую жизнь, оказывалось каким-то по-настоящему важным событием для человека, для его ближних. А я напомню, что «Светлые истории», вообще-то, программа удивительная, уникальная, потому что то количество человеческого опыта, которое скапливается в этих историях, и нашего, ведущих, и то, что мы, как журналисты, знаем от других людей, и то, что мы читали, и то, что вы, дорогие друзья, главное, тоже пишете в своих комментариях — это просто какое-то богатство, ни с чем не сравнимое. Я напоминаю, что «Светлые истории» — одна из немногих программ на Радио ВЕРА, которую можно не только слушать, но и смотреть на наших аккаунтах, на сайте radiovera.ru. Так что обязательно присоединяйтесь и подглядывайте за тем, что происходит в студии. И, конечно, в комментариях, там, где эта функция есть, пишите ваши истории, мы их все внимательно читаем, а лучшие потом зачитываем в эфире. Вернёмся к магистральной теме — чудо церковных Таинств. Тему, отец Лука, я знаю, вы заранее знали, вы её согласовывали, значит, вам есть что сказать.

Игум. Лука (Степанов)

— Да, дело в том, что Причастие, крещение, покаяние, брак, миропомазание, елеосвящение, священство — это самое что ни на есть практическое богословие, это сам опыт богообщения, это квинтэссенция нашей христианской жизни, это, собственно, границы нашей принадлежности к Церкви. Поэтому при разговоре о чуде всегда, при вопросах, которые священнику нередко обращают испытующие веру, действительно ли она достойна того, чтобы ей посвятить свою жизнь, говорят: дайте чудеса. Всегда понимаешь, что основная область чудес, совершающихся в нашей жизни, это дарованные Богом Церкви богоустановленные Таинства. Они есть и границы Церкви — кто в них пребывает, тот пребывает и в богообщении этом таинственном в составе Церкви, глава которой Христос, тот и является не просто свидетелем, а непрестанным участником великого чуда, с ним происходящего, начиная с чуда крещения. Но тут, конечно, есть какое-то противоречие: дайте мне веру, тогда я и с верой приму крещение, будет оно мне чудесным. С другой стороны, как без веры креститься? Ибо имеющий веру и крестящийся, спасён будет, а кто не будет иметь веру, тот осуждён будет. И эти установления слов Христовых, и по поводу того, что невозможно войти в Царство Небесное, не родившись водой и духом, озадачивают людей. И приходится, в общем-то, доверять, и с каким-то предположением, допуском признать, что оно может подействовать. Мне знакома эта мысль, например, в отношении первого чтения Священного Писания, которое в наше время, к сожалению, совершаются у многих людей очень поздно: ни в школах не проходят, ни в вузах — уж когда там дойдёт до человека открыть Евангелие?
Мне тут один студент ГИТИСа говорит: «Я решил, отец Лука, что за лето прочитаю Новый Завет». Я говорю: «Какой же вы молодец! Наш курс истории религии пошёл вам явно на пользу». Уж не знаю, прочитает он его или нет, но решимость открыть книгу с доверием к тому что это слово Божие, следовательно, как-нибудь да подействует на мою душу просветительно, и я смогу, наконец, дать себе ответы на основные вопросы бытия. Вот в отношении Таинств тоже, когда взрослый человек приходит к крещению, это некоторый опыт. Почему в Символе веры упоминается только одно Таинство? Понятно, есть некоторая предыстория, дискуссия о том, надо ли общность с Церковью для отпавших от неё во время гонений возобновлять через новые крещения. Но святые отцы постановили, что всё-таки не бывает второго крещения, как и второго рождения. Но при этом ещё и потому в Символе веры упоминается только одно первое Таинство, через которое мы входим в Церковь, Таинство крещения, поскольку иметь здравое понятие об остальных Таинствах возможно только тому, кто уже причастен благодати веры.

К. Мацан

— А у вас наверняка, как у пастыря, перед глазами множество конкретных судеб людей, историй о том, как Таинство меняло человека. Может быть, первое Таинство, а, может быть, человек уже много лет причащается, исповедуется, и в какой-то момент что-то меняется. И вот это конкретное Причастие оказывается переворачивающим, или что-то в этом роде.

Игум. Лука (Степанов)

— Из этих чудесных, парадоксальных действий Таинств самые свежие с уст нашего архиерея правящего — он рассказал нам то, что ему только что поведали руководители нашего самого известного в России Воздушно-десантного училища, находящегося в Рязани. Года 2-3 назад один из выпусков, причём не полностью выпуск — какое количество офицеров там выпускается точно не скажу, но одно из их подразделений, взвод. Видимо, в учебном заведении это как-то по-другому называется — курсом. В зависимости от расположения руководителя — у всех есть, у школьников сейчас, у выпускников, классный руководитель. У меня тоже такие есть. И есть счастливый опыт, когда классная руководительница сама, не дикая и не удалённая от веры православной, всех своих выпускников приводила и в обитель, у нас всё-таки духовный центр такой Пронской земли — наш монастырь. И вот достаточно добровольно все как-то и полюбуются на наши красоты, и стараюсь провести такую ненавязчивую исповедь для пришедших натощак, и, не спрашивая с них никакой особенной молитвы приуготовления, но само их движение в монастырь, а потом, бывает, и причастятся. И мне сообщали удивительные результаты: ЕГЭ нежданно высокий.

Но это, может быть, и мелочи по сравнению с тем, что владыка передал, что вот этот один из классов, который в полном составе под руководством своего особенно сочувствующего вере руководителя — там у нас рядом храм князей Бориса и Глеба, уже на самой территорию ВДВ есть восстановленный храм. Во всяком случае, они накануне выпуска все всё-таки подвели итоги своего обучения, не только по военно-боевой подготовке, не только по строевой, но и покаявшись в грехах своих, причастившись Святых Христовых Тайн. То есть таким духовным торжеством отметив своё завершение. И командиры недавно рассказали — всё-таки отслеживаются пути всех выпускников. И в наше огненное время ни одной жертвы, ни одной потери — только этого курса. Говорит, что совершенно ничего, никаких объяснений нельзя представить, потому что времена военные, и немало как раз выпускников уже и нашего Воздушно-десантного училища свои жизни в битвах отдали за Отечество. Но там Господь хранит чудесным образом. И связать это с какой-нибудь другой логикой даже люди, не слишком близкие к нашему упованию христианскому, не могут.
Вот реально: причастившийся курс храним Богом уже три года без единой потери. Успехи в ЕГЭ тоже, конечно, дело немаловажное. И из-за них, из-за ЕГЭ, нервные срывы и отчаяния, и переживания, и потери душевного здоровья даже сейчас имеют место. И как путь более-менее благополучного перехода уже к следующему учебному этапу, конечно, при Божией поддержке немаловажен. Он, может быть, не ведёт всех ко спасению, но земное наше возрастание тоже хорошо, когда имеет в своём ресурсе благодарность Богу за участие в Его Таинствах, которые помогают в исправлении земного пути.

К. Мацан

— Это «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Мы сегодня делимся, как всегда, самым сокровенным. С нами в студии игумен Лука (Степанов), настоятель Спасской Пронской пустыни, мои дорогие коллеги: Наталия Лангаммер, Марина Борисова. Отец Лука, вот те истории, которые вы рассказали, а как не воспринимать в этой ситуации церковные Таинства, как такую чудесную таблетку? Почти магически так: сделали некий обряд церковный и получили классные результаты. Ведь когда мы говорим про чудо церковного Таинства, мы же не совсем про это на самом деле говорим. Мы говорим про чудо встречи человека с Богом где-то внутри себя. Видимо, другого пути для встречи, кроме Таинств, по большому счёту нет.

Игум. Лука (Степанов)

— Несомненно так. Я даже предчувствовал ваш вопрос.

К. Мацан

— Мы с вами давно знакомы просто.

Игум. Лука (Степанов)

— За логикой своего изложения я понимаю, что вы понимаете, что я понимаю, что вы понимаете.

К. Мацан

— Сейчас я запутался, но хорошо.

Игум. Лука (Степанов)

— Понимаете то, что это не рецепт решения наших земных проблем и желания пожить подольше и поблагополучней — вся наша церковная жизнь с её Таинствами. Но это путь вечного единства с Божеством, поиск Царства Небесного, который как раз и оказывается плодотворным через наше участие в Таинствах. Тем не менее, мы живём во времени и во плоти. И нам дана как основа нашего такого личностного существования эта самая горизонталь нашего материального существования. И без неё мы бы никаким образом не могли быть соискателями вечного единства с Богом. Поэтому благоустроение нашего земного бытия, поддержание его жизни является делом Божественного Промысла, в котором мы можем принимать активное участие. Например, когда милосердно подкармливаем тех, кто в этом нуждается, жалеем ближних, помогаем им выживать в трудных условиях, посещаем больных и всякие прочие служения подобные, подтверждающие Божественный Промысл о выживании и поддержке земного благополучия всякого образа и подобия Божия, всякого человека, призванного из небытия в бытие. Поэтому, когда мы чудеса Таинств Божьих поясняем или представляем как путь получения земных благодеяний, то в этом нет никакого недоразумения. Потому что дождь дождит Божий и на злых, и на добрых, и солнце сияет на праведных и неправедных. И тогда, когда при особом уповании при исполнении того, что Сам Бог повелел, всякое Таинство имеет за собой богоустановленность.

И мы со студентами, когда разбираем это... есть такое определение, оно больше латинское, конечно: сакраментология — наука о Таинствах. В православии кто-то пользуется, кто-то не пользуется этим термином, но можно сказать, что всё-таки в общем исследования Таинств как такого практического богословия имеет, разумеется, законное место и в нашей теологии, богословии. Обязательно исходим из богоустановленности Таинств, из определённого спасительного действия, совершаемого ими, из внешнего чинопоследования. Но при всём при этом отслеживание или, о чём мы сейчас говорили, признание земных благ, которые подаются вслед за получением Таинств, и вот этими духовными преображениями, которые происходят в человеке в результате приобщения Таинствам Церкви Христовой, оно является исполнением тех же слов Господних: «Ищите прежде Царствия Божия и правды Его, — а именно ради этого мы принимаем Таинства, начиная с крещения, — а всё остальное приложится вам, ибо знает Отец ваш Небесный всё, в чём вы имеете нужду, и подаст прежде прошения». Вы просите прощения грехов, вы ищете единения с Телом и Кровью Господней, стремясь главой своей жизни явить Христа. И делайте это точно, именно это в Таинствах. А Господь промышляет и о земном вашем необходимом для вас благополучии.

К. Мацан

— Наташа, для тебя чудо церковных Таинств — это про что? Какая это тема, какая история?

Н. Лангаммер

— Ты знаешь, я не могу сказать, что со мной произошло чудо. Но я вот к этой программе так готовилась, и у меня одно чудо сразу так в голове всплыло. Потом я начала проживать, ощущать, как это коснулось меня, потому что это про другого человека, и поняла, что ещё одно большее чудо произошло раньше. Я начну сейчас с маленького сначала.

К. Мацан

— Так, заинтриговала.

Н. Лангаммер

— Да. В период неофитства, как мы знаем, очень хочется агитировать людей прийти в храм. Была у меня такая подруга, назовём её Оксана, которая была совершенно светским человеком. И я так, поскольку я журналист, подбирала такие сленговые современные слова, чтобы рассказать ей о Боге. И её так агитировала поехать со мной — я тогда в Николо-Угрешском монастыре оскормлялась. Она поехала, первый раз исповедовалась. Я сидела, очень нервничала, потому что: как человек отреагирует на это, что батюшка скажет? Как будто на разных языках люди могут говорить. И вот сижу, молюсь за неё. Она вроде как начала ходить в храм. Потом она, меня не предупредив, уехала в Дивеево. Приехала недовольная: в этом автобусе устала, утром все к Причастию сонные стоят — всё ей там не понравилось. Я нервничаю, молюсь, значит. Потом она поехала куда-то ещё, в Оптину пустынь. Там исповедовалась, чего-то рассказала, и её отстранили от Причастия. Я думаю: Господи, кошмар какой, Господи, помоги, потому что вот я привела чадо, но я ничего не могу сделать дальше. И вот, значит, в какой-то момент я говорю: поехали на соборование. Она говорит: я уже как бы не очень уверена, мне эти ваши все приключения церковные... Я говорю: ну, поехали. А у неё проблемы были со зрением.
Вот она приехала на это соборование, пособоровалась, вроде так перенесла неплохо — долгое такое соборование было. Она мне звонит примерно через две недели: «Наташа, я в ужасе! Я еду в машине, я ничего не вижу. Что с моим зрением случилось? Я в своих очках ничего не вижу!» Я думаю: «Господи, да что ж такое-то? Может быть, не надо мне вообще никого агитировать, никого приводить? Что происходит?» И она мне звонит через несколько дней, уже совершенно другим голосом трясущимся говорит: «Я вышла от офтальмолога. У меня был один глаз минус пять, другой минус почти семь». Я говорю: «И?» — «Сейчас один — минус один, другой — минус два». То есть она не видела в очках, потому что у неё поднялось зрение.

К. Мацан

— Надо было очки снять.

Н. Лангаммер

— Надо было снять очки — ей бы так комфортнее было ехать явно уже с новыми показателями по зрению, чем с теми, которые были. Я не буду рассказывать, что после этого она уверовала и так далее. Ну, сложная далее судьба у человека, но вот я была свидетелем реально такого чуда после соборования. А какое же чудо для меня было ещё больше? Это история моего папы. Потому что папа был таким человеком, мне казалось, что если бы он был верующим с детства, он был бы священником. Его очень любили люди, он очень сопереживал всем, он умел найти подход ко всем, очень светлый человек, научный муж. Он был доктор технических наук, занимался техническими базами всякими информационными. Потом он в России первым ввёл информационное право, создал кафедру информационного права в академии Кутафина, он заслуженный деятель науки Российской Федерации. При этом при всём иногда так смотрела на самолёт — закончил МАИ — и говорил: «Как же он летает?» Мы с мамой говорим: «Ну как? Ну ты что, не знаешь?» Он говорит: «Нет, я не про это — кто это всё сделал, кто это всё создал?» И вот ум его искал это.
А я тогда начиталась не Библии совсем, но какой-то полуэзотерической литературы, в которой автор упёрся в своих исканиях, в распространении своей власти и магизма в то, что есть Бог, и он Его обойти не может. И вот через это я поняла, что есть Бог, начала тоже как-то эту тему изучать, в 18 лет крестилась. И дальше я в этом жила. Мы как-то с папой гуляли по лесу в санатории без мамы. И я первый раз увидела его эмоции, когда он спрашивал про это — про веру. И он говорил: а как концлагеря, где погибают дети, как ты это объяснишь? Я что-то говорила, вот мне Господь что-то клал такое в голову, что я произносила. Я помню, мы вышли из леса после двух часов, по-моему, вот этого разговора, и он мне сказал: «И ты так живёшь?» Я говорю: «Да». Он так замолчал, потом подошёл и сказал: «Я хочу креститься». А он уже болен был, у него с сердцем были проблемы: ему сделали шунтирование в Германии. А в Россию перевезли — там кровь разжижили, а в России собрать не смогли. У него началось вот это малокровие — он такой слабенький уже был. Вот он сказал, что хочет креститься, где-то в августе.
Потом он попал в больницу на операцию, он в больнице начал маме говорить, что хочет креститься. Она говорит: давай прооперируемся, а потом... мы тогда вот не полностью были погружены в церковную жизнь, не понимали, чего говорили. Он вышел из больницы очень слабенький. Мы поехали креститься в храм на Красной площади, и там Таинство задержалось на полтора часа. Я говорю: «Пап, ну ты хоть сядь!» Он так встал к стеночке и говорит: «Нет, я постою». И вот он полтора часа стоял и ждал это Таинство. На Таинстве было несколько человек, и купель была очень высоко поставлена. И он, мокрый весь, вылез из этой купели. Я видела, что ему так неловко было при людях. Он, значит, спускается такой весь мокренький, как новорождённый такой. Я его, помню, в это полотенце большое укутала, как ребёнка, и посадила в машину, мы поехали домой. И он обычно так сзади, с заднего сидения всегда смотрит, как я еду. Знаете, как черепаха Тортилла: так вот шея такая высовывается. Он так ничего не говорит, но контролирует, куда я еду. А тут я смотрю, он расслабился. И такие вот волосы у него вьющиеся белые, как пушок, и он как будто светится изнутри. И сорок дней он ещё что-то пытался понять: про своего святого Виктора — я ему икону подарила, мы житие какое-то достали, почитали.
А через сорок дней его Господь забрал. Вот я не помню точно, но, по-моему, прям сорок. Он упал, ударился головой — внутричерепное кровоизлияние. И его не стало за два дня. И вот сейчас я могу сказать — тогда, конечно, трагедия-трагедия, — что, наверное, это лучшее, что мог сделать Господь. И это было так явно. Вот после Таинства крещения, когда оставились грехи. Он — светлый человек. Возможно, он бы дальше жил в каких-то своих навыках и мог бы дальше что-то совершать такое греховное, как в этой жизни, отец Лука, мы иногда делаем, не понимая. Но вот Господь его забрал через сорок дней. И вот я поминаю раба Божия Виктора, и прошу молитв, но у меня на душе как-то спокойно за него.

Игум. Лука (Степанов)

— В первые века такая кончина была участью только особо богатых язычников, которые, не торопясь принимать святое крещение, водили всюду за собой священника, чтобы в случае смертельной необходимости сразу принять святое крещение, оставление всех согрешений. Хотя Иоанн Златоуст укорял за такую хитрость, поскольку жить христианином — это тоже особая ответственность. Но во всяком случае, такое несколько прагматичное желание незадолго до кончины принять святое крещение отражает такое бесконечное упование на милость Божию, подаваемую в Таинстве, которое позволяет выходить из купели крещения всякому человеку святее всех святых. Конечно, для взрослого необходимы и начатки веры при этом Таинстве. Малыши по вере родителей и восприемников, и совершающего Таинство священника принимают эту благодать духовного рождения. Но вот это сияние после самого крещения мне очень понятно. И не только понятно, но я его переживал. Меня крестил мой духовник, с которым я и познакомился в момент крещения, придя в один из московских храмов уже студентом ГИТИСа.

И я помню, что после самого крещения у меня, сам чувствовал, что-то с глазами. И мне батюшка говорит: как у вас глаза сияют. А батюшка сам очень расчётливый был. Он говорит: «Давайте я вас сейчас покрещу, но мы договоримся: едва я вас покрещу, вы сразу помолитесь обо мне и моей матушке, поскольку молитва святого уж сильна пред Господом. Так что вы уж тоже тут выполните некоторое такое поручение в тот короткий период, пока вы ещё будете непоколебимо святы до некоторого возвращения к обычной земной жизни». Хотя, конечно, эту освящённость призваны мы сохранить, получаемую в Таинстве крещения. Но вот это сияние какое-то я сам чувствовал, что вот оно присутствует изнутри.

К. Мацан

— Ну что ж, у нас сегодня по-настоящему светлые истории, мы продолжим их рассказывать на Радио ВЕРА после небольшой паузы, не переключайтесь.

К. Мацан

— Светлые истории рассказываем мы сегодня, как всегда в этом часе по понедельникам на волнах Радио ВЕРА. «Светлые истории» можно не только слушать, но и смотреть на наших аккаунтах в социальных сетях и на сайте radiovera.ru. Пожалуйста, дорогие друзья, присоединяйтесь. Меня зовут Константин Мацан, у микрофона мои коллеги: Марина Борисова и Наталия Лангаммер, и наш сегодняшний гость — игумен Лука (Степанов), настоятель Спасской Пронской пустыни, заведующий кафедрой теологии Рязанского государственного университета. И тема наша сегодняшняя по-настоящему светлая, как мы выяснили в конце прошлой части программы, такая буквально сияющая, как глаза сияют у человека, недавно принявшего Таинство крещения. Мы говорим о чуде церковных Таинств, о том чуде, которое происходит в этой точке, когда человек приступает к Таинству и переживает живое присутствие Бога в своей жизни. Это ли не самое главное чудо? Марина, ваш черёд. У вас всегда очень глубокие и по-настоящему небанальные истории.

М. Борисова

— Мне просто повезло жить достаточно долго в Церкви и видеть много хороших людей, поэтому есть про кого рассказать.

К. Мацан

— Хорошее начало.

М. Борисова

— На самом деле на этот раз тоже хочется рассказать именно о человеке, который стал проводником, что ли, этого Таинства, о котором мы сегодня пытаемся рассуждать. Наверное, у каждого человека в Церкви бывают периоды восторга и полёта и бывают периоды уныния и кризиса. И, наверное, если бы не было этих кризисов, может быть, мы бы все застопорились, законсервировались и превратились бы в мумии. Но когда ты попадаешь в этот кризис, в нём мало приятного, а главное, что у тебя возникает сразу тысячи вопросов, на которые никто не может тебе ответить. Причём, как ни парадоксально, даже священники, даже лица, к которым ты относишься с глубочайшим уважением именно как к лицам глубокой духовной жизни, вроде бы и правильные слова тебе говорят, и вроде бы ты умом-то понимаешь, что они правы, всё так: нужно сосредоточиться, подумать о том, что же они такое посоветовали. А не в коня корм, потому что ты пребываешь в таком отрицательном, что ли, состоянии своей души, что она не воспринимает никакой добрый посыл.
Вот однажды, попав в такое нехорошее состояние, я маялась-маялась, пыталась найти каких-то в Москве авторитетных людей, которые что-то мне сказали бы и посоветовали. А нашла таких не очень знакомых людей, которые собирались под Рождество ехать в очень экзотическое место. Может быть, наши радиослушатели сейчас даже и не знают, ни слышали, но вот люди моего поколения в Церкви многие слышали и многие бывали. Есть такое глухое поселение под названием Каменный Конец.

К. Мацан

— Такое оптимистичное название.

М. Борисова

— Да, звучит замечательно. Это Псковская область, глушь, глухомань на берегу Чудского озера. Причём не знаю, как сейчас, а в 90-е годы ещё там нужно было семь километров пешком идти от шоссе, потому что доехать ближе можно было только на машине, которой ни у кого не было. А дело было зимой. Мы ехали сначала на поезде, потом на автобусе, потом шли эти семь километров лесом, дошли. Зачем мы туда, собственно говоря, отправились? Отправились мы туда потому, что там, уже будучи за штатом, но ещё приезжал служить бывший настоятель храма отец Василий Швец. Личность удивительная — те, кто помнит, я думаю, со мной согласятся. Для тех, кто не помнит, я просто в двух словах расскажу, что это за человек. Он прожил на земле 98 лет. Родился он до революции, в 1913 году, в крестьянской семье. Чего только не было в его жизни, включая раскулачивание родителей, такое многогранное скитание по свету, самые разные дарования, которые он пробовал осуществить. И, помимо всего прочего, до Великой Отечественной войны, как было принято в Советском Союзе среди молодёжи, он увлекался художественной самодеятельностью. Изображал он всё время клоуна и акробата. А ещё он очень любил представлять как он жонглирует. Жонглировал он пудовыми гирями.

К. Мацан

— Прям на самом деле?

М. Борисова

— Да, на самом деле. Причём был такой удивительный случай. Это уже послевоенные его пребывание, выступали они со своей агитбригадой в какой-то военной части. И командир части, увидев этот номер, решил разоблачить артиста. Он вышел на сцену, но поднять эту гирю не смог.

К. Мацан

— Он думал, что гиря из папье-маше?

М. Борисова

— Да, он думал, что гири из папье-маше. Рассказывать об отце Василии совершенно невозможно, потому что надо писать роман, может быть, даже не один. Но суть в том, что в 1948 году он попал к Серафиму Вырицкому. И как-то так они очень совпали. И отец Серафим его благословил принять сан. Лет было уже не так уж мало отцу Василию будущему, но так получилось, что где-то годам к пятидесяти он сан принял. И вот это служение в Каменном Конце — мало того, что Каменный Конец вполне отвечал своему названию, но плюс ещё и храм был совершенно развалившийся — каменный. Из тех чудес, которые происходили с ним там, можно, пожалуй, самое яркое вспомнить: тогда была эпидемия ограбления сельских храмов. И грабили по всей округе. Сторожа нанять было не на что. И отец Василий решил, что он будет ночевать в храме. Но поскольку просто так спать в храме, я не знаю, кто пробовал. Я вот пробовала, скажу, что это надо хорошую тренировку иметь, чтобы там заснуть. И он молился, поскольку спать всё равно не получается. Так вот, обнесли все церкви вокруг, не тронули только вот эту церковь в Каменном Конце.
Конечно, когда я попала туда, он был очень старенький уже. И я, пока ехала туда, формулировала вопросы, их было много, они какие-то были запутанные очень. Но сразу всё не спросишь. И потом, там народ собрался. Естественно, прежде всего служба. И вот стоим долго, батюшка служит один, он такой седенький, маленький, щупленький. И видно, что тяжело ему уже, но он всё по уставу вычитывает. И служба началась с Утрени, я стою и чувствую, что, как лошадь, засыпаю, потому что все каноны на 8, на 10 читаются. И всё уже — дрёма. Думаю: зачем я сюда приехала в какой-то Каменный Конец? И потом постепенно-постепенно мы входим в Литургию. И начинается то, что я, пожалуй, встречала только в воспоминаниях об отце Иоанне Кронштадтском, как он служил. То есть по мере того, как идёт Литургия, такое ощущение, что в него вкладывают батарейки — вот как в рекламе «Еnergizer». Вот он всё быстрее начинает двигаться, всё громче звучит голос. В результате, под конец Литургии такое ощущение, что он вообще летает по солее. Если представить себе, как движется священник на Пасхальной заутрене, вот приблизительно в таком ритме. А голос звучит абсолютно такой полный, молодой, вполне звонкий.
Сказать, что я что-то почувствовала и что-то пережила во время этой службы — да ничего я не почувствовала. Просто когда подошло время задавать вопросы, я поняла, что вопросов у меня нет. Просто не то что их нет в качестве сформулированных, а их вообще нет. То есть мне всё ясно. И вопроса «зачем я сюда приехала?» не возникает, потому что понятно, что я приехала именно за этим. Трудно передать словами, как действует Таинство, но оно действует. И с этим ничего не поделаешь, с этим нужно жить, научиться с этим жить и не ждать, что это по мановению какой-то волшебной палочки или принятию какой-то волшебной таблетки произойдёт непременно. Я видела чудеса, происходившие с людьми после Таинства Причастия, когда ты смотришь на него и думаешь: Господи помилуй, зачем он вообще сюда пришёл? А потом, спустя пару дней, оказывается, что с человеком произошёл переворот. Но это совершенно не значит, что у него светятся глаза. Они, может быть, и светятся, но я этого не вижу, потому что просто не всем дано увидеть. Поэтому надо, наверное, верить тем, кто в состоянии стать проводниками этого Таинства для нас, тех, которые по немощи своей не всегда в состоянии его принять в полной мере.

Н. Лангаммер

— Я могу свидетельствовать, что для меня церковная жизнь началась с того, что я приехала к священнику, собственно, высказать свои претензии к Богу: почему у меня жизнь не клеится, как я хочу? При том, что я молюсь: Господи, наставь меня на путь истинный. Но всё получается не так, как я хочу. Началось всё с этого. А он мне сказал: «Причащайтесь завтра». Я говорю: «Да там же, как говорят мне знакомые, кто привезли, читать что-то надо». Он говорит: «Какое читать? У вас душа не дышит. Вы столько лет в крещении, — в 18 я крестилась, а тогда мне было 31, — причащайтесь». И я после этого Причастия совершенно не планировала возвращаться в храм. Ну то есть я съездила задать вопросы. И я после этого Причастия стала каждое воскресенье приходить. И так и осталась в Церкви. То есть вот тоже чудо, не чудо, но как-то так Господь управил.

Игум. Лука (Степанов)

— Это ведь и есть самое главное в этой силе Таинств — это благодатные перемены, которые сказываются и на нашем внутреннем строе, и на внешнем образе жизни. И как раз от Таинства к Таинству, как и Серафим Саровский советует: причащаться, чаще причащаться. И с каждым Причастием всё светлее становится душа, светлее, совсем просветится и спасётся. То есть это те самые островки, пускай они ежедневные — чем чаще, тем лучше. Конечно, есть и особая форма чувствования этой благодати. До сих пор вызывают всякие обсуждения и дискуссии слова пламенного преподобного Симеона Нового Богослова, который говорит: не причащайтесь без слёз никогда. Да как же? Мы так вообще не будем причащаться, что ли? Нет, всегда причащайтесь, но надо себя понуждать к самой жизни христианской и вот к этому сокрушению, какому-то благоговейному потрясению. Святейший Патриарх Кирилл не так давно на собрании игуменов в храме Христа Спасителя говорил: отцы, если при каждой Литургии вы не переживаете что-либо особенное, какое-то особенное духовное переживание или потрясение, то дело не вполне благополучно. Ну, отцы задумались, конечно, что там, да как это. Но очевидно, что для большинства разгадка-то живая: свой собственный опыт евхаристический, своё собственное приобщение Божественным энергиям, которые не физиологически воспринимаются, а на уровне той самой духовной реальности, духовной части человеческой личности. Но тем не менее, это понуждает и душу трепетать, и глаза источать слёзы.

К. Мацан

— Светлые истории мы сегодня рассказываем на Радио ВЕРА. У микрофонов Константин Мацан и мои дорогие коллеги: Марина Борисова и Наталия Лангаммер, и наш сегодняшний гость — игумен Лука (Степанов). Отец Лука, наверное, этот императив переживать что-то особенное за каждой Литургией уместен не только для игуменов, но и для мирян тоже какой-то звоночек собой являет. А как это в себе, скажем так, стяжать? Невозможно же себя заставить чувствовать или как-то взогреть в себе специально эти чувства, что вот, видите, как я? Это же может быть просто какая-то эмоциональная возгонка, которая совсем не то же самое.

Игум. Лука (Степанов)

— Ошибочным точно, на мой взгляд, является мнение, что надо причащаться нечасто, чтобы не появилось привычки и оставалось благоговение. Я думаю, что это как раз путь наоборот. Напротив, если вы скажете пианисту: давай как-то с гаммами посдержанней. Зачем тебе каждый день? Так вообще привыкнешь.

К. Мацан

— Ещё технику наработаешь, не дай Бог.

Игум. Лука (Степанов)

— Как и экзерсисы балетных наших мастеров: ежедневное внимание на необходимых задачах по лёгкости пальцев или хореографических каких-то достижений, конечно, и делает человека носителем вкуса прекрасного в этих делах. Во время моего обучения в ГИТИСе у нас была замечательная преподаватель по хореографии — испанка настоящая, хореограф из ещё первой волны эмиграции во время Второй мировой войны. И вот мы застали ещё её последние годы. Она была необыкновенно статная, замечательный педагог, любящий до беспамятства своё дело, служение. И она говорила: репетировать и танцевать в полсилы будет мучительно для вас, и час пройдёт, но если вы будете с полной отдачей и со всем вниманием, то и два-три часа репетиции проходят, как одно дыхание.

К. Мацан

— Как интересно.

Игум. Лука (Степанов)

— Мы вот этому вполне доверяли. Так и танцевали, так и в других направлениях творческих старались, так они нас воспитывали. А в отношении духовной жизни и Таинства Таинств, самого высокого художества для души, приобщения Тела и Крови Господней, конечно, нас делает более углублённо и чувствующе приступающими к животворящей святыне — это навык возможно частого приобщения. Ну, разумеется, ставится условием тем же самым Симеоном Новым Богословом относительная чистота жизни, христианский образ жизни, раскаяние. Это, кстати, в русской традиции — перед каждым Причастием исповедь. И поныне в Средиземноморье причащаются достаточно регулярно, во всяком случае, воцерковлённые православные люди, а исповедуются редко — раз в три-четыре месяца у духовника. Ну, эта практика, наверное, вызрела там, где благочестие было национальным признаком, где, если человек рождается, то его крестят, если он встретил девушку, то он венчается, ну и так далее. То есть порядки жизни христианские предполагают отсутствие необходимости всегдашней исповеди накануне Причастия. Но в русской традиции это решительно утвердилось, кроме каких-то уж особых периодов года, когда, например, на всякий день призываемся к Чаше жизни на Страстной седмице, а народу всё больше и больше.
И батюшки не согрешат, если скажут, что кто причащался в четверг и молился в пятницу, в субботу может приступать или готовиться к Пасхальной ночи, когда не будет у него возможности физической всех поисповедовать. Но в обычном порядке жизни, что всё-таки все мы подходим — так, во всяком случае, нас приучили здесь уже, в московской церковной жизни, всё-таки через исповедь. Так вот, исповедь — это не только формальный пропуск тебе на Причастие, не только борьба с невежеством, которое всё-таки у нас общенациональным признаком сейчас является — неознакомленность с практикой церковной жизни, что можно, что нельзя, что делается, что не делается.
Поэтому исповедь всё-таки некоторый фильтр. Но это не только фильтр, это именно то самое приуготовление своего ума и сердца благоговейно соответствовать той мистической высоте Причастия, к которой нас возводит Господь. А не стаскивать её на собственные примитивные, достаточно чувственные какие-то переживания, или их отсутствие признавать как доблесть. Нет, как святитель Филарет Московский говорит, никакие вот эти высокие переживания единства в Боге и с Богом в Причастии... как тот же Симеон Новый Богослов говорит: я не знаю, после Причастия что мне делать с моими человеческими членами, сияющими и божественными. Он себя ощущает сияющим и божественным в связи с причащением. И если в тебе нет этого переживания, то это не повод сказать, что это не для нас, а повод только изменять свой внутренний строй. И как раз исповедь в этом прекрасная помощь. Именно кающийся сподобляется от Господа объятий Отца Небесного возвращающемуся блудному сыну.

К. Мацан

— Это прям как раз к моей истории сегодняшней про Таинства. У нас сегодня прозвучало много слов про Причастие, Наташа рассказала про крещение. У меня такая функция сейчас, чтобы остальные Таинства тоже не обиделись.

Н. Лангаммер

— У тебя заготовлено несколько историй на этот случай.

К. Мацан

— Не то что бы несколько, я просто вспомнил сейчас по ходу нашего разговора, что у нас недавно в программе на Радио ВЕРА был священник, который описывал просто свои чувства во время рукоположения: вот я не понимаю, почему, я очень сильно прям смеялся, по-хорошему улыбался, когда вот в первую секунду осознаёшь себя священником — благодать действует. А я тогда вспомнил, что у меня похожие очень ощущения были в момент венчания. Когда нас с Леной водили вот вокруг аналоя, не знаю, почему, откуда на лице вдруг возникает такая улыбка, которую ты не можешь сдерживать. Она из тебя прёт — «прёт» плохое слово, но ты понимаешь, что что-то в тебе есть не от тебя, но тебе дарованное. И ты не можешь это не проявлять вовне. Это какая-то такая радость в подлинном смысле слова. Но история моя, которую я вспомнил, она именно про то, как человека преображает Таинство покаяния и исповеди.
Я эту историю когда-то уже рассказывал очень давно в «Светлых историях», мне кажется, в одном из самых-самых первых выпусков. Поэтому полагаю, что тогда ещё программа «Светлые истории» не была настолько популярна, как сейчас, и не все, может быть, слышали. Но вообще не грех повторить, потому что она вот на сто процентов в нашу сегодняшнюю тему. У меня была однокурсница, назовём её, предположим, Катя. У нас была компания студентов, которые в институте начали знакомиться с миром Церкви, постепенно воцерковляться. И она тоже была в этой нашей компании. Она была таким человеком, очень читающим, увлечённым литературой потерянного поколения, Хемингуэем и так далее. Это важно для истории — человек, как бы очень так впитывающий литературу потерянного поколения, мне кажется, это очень много говорит о характере. Вот такое проживание жизни через какие-то кризисы и преодоления, через постоянную какую-то борьбу с чем-то, что тебе сопротивляется — вот жизнь такая, в некоторой такой постоянной меланхолии небольшой о несовершенстве всего происходящего, то есть постоянного ощущения какого-то кризиса. И, видимо, одним из витков преодоления этого кризиса была попытка знакомиться с православием. Она была некрещёной, она крестилась с именем, который у неё в паспорте, с именем Екатерина начала жить церковной жизнью. Но потом поиск продолжился и от Церкви она стала постепенно отдаляться — не закрепилась по каким-то причинам.

И одним из витков её продолжающихся поисков было то, что она решила поменять себе имя. И не просто поменять, а поменять в паспорте. И не просто на какое-то другое имя, а она придумала себе имя, в общем-то, нерусское, такое совершенно странное, но проистекающее, как очевидно, из фиесты Хемингуэя. Там была героиня по фамилии Эшли. Вот почему-то эта наша Катя решила стать Эшли. Она сказала, что прям вот теперь с этого дня зовите меня Эшли. Это странно даже произносить, но это было примерно так. Это было странно нам, друзьям, которые много лет звали её Катей. Сначала она дала нам месяц на то, чтобы мы привыкли. И так терпеливо, но всё с большим и большим раздражением она нас поправляла, если мы к ней обращались по имени: нет-нет, я не Катя, я Эшли. Потом мы как-то худо-бедно привыкли. А она поменяла это имя себе в паспорте и, в общем-то, уже стала так официально, что называется, называться. Но её имя было на самом деле другое и другое вымышленное имя, вернее второе. Может быть, вымышленное, так не некорректно я говорю, она всё-таки его официально оформила — но вот второе её новое имя тоже было другое. Я имена меняю, но суть истории остаётся.

И жизнь шла дальше у неё. Мы не были близкими друзьями, какими-то приятелями. Когда закончили институт, мы постепенно стали часто общение терять. И в какой-то момент мы встретились, и я узнаю её дальнейшую историю. Она уже не Эшли, а снова Катя. Я спросил, почему. Потому что очередной какой-то виток поисков привёл ее обратно в Церковь. И поскольку какой-то церковный опыт у неё уже был, это возвращение в Церковь, конечно, было связано с Причастием, а значит с Таинством покаяния, с исповедью. А на исповеди, как мы с вами понимаем, человек называет своё имя. Священник, особенно если он до этого человека не знал... И вот она рассказывает, что она пришла на исповедь, совершается Таинство покаяния. Священник выслушал, очевидно, полагал, что нет оснований не прочитать разрешительную молитву и нет оснований не допускать к Причастию.
И вот эта наша героиня наклоняет, видимо, голову под епитрахиль священника. Священник читает молитву, в которой должен эти слова произнести, что отпускаются грехи — сейчас не помню наизусть эту молитву, это отец Лука знает её, в силу многократного произношения. И вот доходя до места, где нужно уже это имя исповедующегося кающегося произнести, священник вроде как вспоминает, что он не спросил, а как вот зовут-то прихожанку. И он так: «Как ваше святое имя?» И она так по инерции: «Эш...» И потом какая-то секундная пауза в ней возникает, видимо, которая делит жизнь на до и после. Потому что она понимает, что она вот сейчас перед Христом должна себя назвать. Как она себя назовёт? Она себя назовёт так, как она в крещении, тем именем, которым её назвал Бог? Или она себя назовёт тем именем, которым она зачем-то, по каким-то внутренним причинам назвала себя сама? И она, конечно, произносит имя Екатерина. Ну, Таинство исповеди совершается, Таинство Причастия совершается. Она эту историю рассказывает. И я понимаю, что вот она снова Катя.

И для меня эта история про то, что Церковь возвращает человеку самого себя. Когда ты себя потерял, когда ты сам себя запутал, когда ты сам себя как-то назвал, попытался себя каким-то определить, кем-то назначить, придумал себе какую-то свою новую ипостась, свою новую личность, как бы решил себя какого-то придумать. А раз ты себя придумываешь, значит, это уже не совсем ты, не совсем ты подлинный. Церковь, Господь тебе и тебя возвращает, указывает тебе на тебя настоящего. Вот через это имя, под которым человека знает Бог и которым Бог человека называет, а значит, называет его подлинным, вот так вот Церковь дарует человеку самого себя. Для меня эта история про то, как Таинство покаяния возвращает человеку его какую-то подлинную суть.

Ну что ж, спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Чудесные светлые истории сегодня мы друг другу рассказали и нашим слушателям. Дорогие друзья, ещё раз напомню, что мы ждём и ваших светлых историй в комментариях к нашим программам. Мы их внимательно читаем и лучшие озвучиваем в эфире. Однажды, может быть, соберём и сделаем программу вообще только из ваших светлых историй. Наш сегодняшний гость — игумен Лука (Степанов), настоятель Спасской Пронской пустыни, это на Рязанской земле, заведующий кафедрой теологии Рязанского государственного университета. Мои дорогие коллеги: Наталия Лангаммер, Марина Борисова, и я, Константин Мацан — мы все вместе сегодня с вами делились светлыми историями. И мы обязательно продолжим это делать через неделю на волнах Радио ВЕРА. До свидания, до новых встреч.

Игум. Лука (Степанов)

— Храни Господь, друзья.

Н. Лангаммер

— Всего доброго.

М. Борисова

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Страдания как лествица духовного восхождения»
• «Имейте любовь между собою»
• «Божий призыв»