«Церковная жизнь в СССР». Светлый вечер с прот. Андреем Речицким, Анной Гострем и Еленой Громовой (07.02.2019)

У нас в гостях были настоятель храма Ильи пророка на улице Ильинке протоиерей Андрей Речицкий и прихожане Ильинского храма Анна Гострем, Елена Громова.

Разговор шел о том, как люди в советские годы приходили к Богу и в Церковь.

---

Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова

А. Пичугин       

– Здравствуйте, дорогие слушатели. «Светлый вечер» на светлом радио. И эта передача продолжает цикл программ, которые посвящены воспоминаниям, изучению важного, но такого довольно-таки скрытого периода жизни Церкви, жизни христиан в нашей стране – с окончания Второй мировой войны до распада Советского Союза. И этот проект мы, радио «Вера», проводим совместно с музеем, исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». И по традиции директор этого музея, Ксения Толоконникова, в этой студии.

К. Толоконникова

– Добрый вечер.

А. Пичугин

– Я Алексей Пичугин. Наши гости сегодня здесь, в этой студии. Протоиерей Андрей Речицкий, настоятель храма Илии пророка на улице Ильинка, в самом центре Москвы, прямо возле Красной площади. Отец Андрей, здравствуйте.

Протоиерей Андрей

– Добрый вечер.

А. Пичугин

– Прихожане отца Андрея и храма Ильинского – Анна-Лаура Гострем и Елена Марковна Громова. Здравствуйте, добрый вечер.

Е. Гострем

– Здравствуйте.

К. Толоконникова

– Ну вот у нас сегодня такой интересный и широкий состав гостей – это люди, которые объединены принадлежностью к одной общине, к одному храму, к одному приходу, но люди, которые совершенно по-разному, каждый в свое время пришли в Церковь. И тема наша сегодняшняя как раз то, как люди в советское время, люди советских годов рождения, как они приходили в Церковь. Самая старшая наша сегодня гостья это Елена Марковна, и, наверное, мы ее попросим первой рассказать о ее детских годах, ее семье и ее возрастании в Церкви. Потому что Елена Марковна как раз единственная из всех родилась в церковной и даже, в анамнезе, священнической семье.

Е. Громова

– Господи, благослови. Ну я родилась действительно в семье православной. У меня дедушка, прадедушка и прапрадедушка были священниками. Кто там раньше тоже, может быть, но я не в курсе, у меня нет никаких документов по этому поводу, ну фотографий в смысле. И я когда родилась в 38-м году, родители у меня были в Москве, им было тяжело со мной управляться и они отправили меня в город Глазов в Удмуртии, к деду, к родственникам, короче. Потому что бабушка боялась жить в Глазове, потому что там ее все знали, поскольку она была матушкой расстрелянного священника. Поэтому она старалась жить не там, где ее дети жили, где-то километрах ну в 100–200 она работала учительницей и с семьей не жила, потому что она опасалась, что ее могут...

К. Толоконникова

– Она боялась навредить своим детям, да, таким образом, своей близостью?

Е. Громова

– Да-да, мало ли, вдруг ее арестуют. Она же не знала, в каком там все состоянии.

А. Пичугин

– Но, несмотря на то, что у нее прошлое – жена священника, учителем в школе она вполне могла работать?

Е. Громова

– Она могла работать. Но она работала, дедушку моего расстреливали в Удмуртии, а она работала в Кировской области, там, где ну может, и знали, не знали, в общем, короче не там, где знали ее лично.

К. Толоконникова

– И она не афишировала свое, так сказать, социальное происхождение.

Е. Громова

– Ну а ей пришлось, причем я читала, автобиографию же надо было писать. Значит, в таком-то году я вышла за служителя культа, – там было так написано. В 1918 году, потеряв мужа, – опять она не указывала, как потеряв...

К. Толоконникова

– Молчание такое.

Е. Громова

– Да, потеряв мужа, я стала работать там-то там-то, – всё. Она вышла, мужа потеряла, – на этом, то есть она и не скрыла, но она и не обошла это. Ну видимо, она там продумывала, как написать об этом всем.

А. Пичугин

– Но благодаря вашей бабушке в семье сохранялись церковные традиции.

Е. Громова

– Да. И моей бабушке, потом у бабушки была еще одна сестра, Лидия, она тоже была замужем за священником. Отец Иоанн Шкляев, он был священником, но потом у него началась астма, и его вывели за штат. Он был моим крестным, и моя бабушка была моей крестной. Так что меня крестили священник отец Иоанн и матушка Вера.

К. Толоконникова

– А крестили вас в Москве или уже в Глазове?

Е. Громова

– Нет, там, в Удмуртии. Меня привезли, шесть месяцев мне было, и там меня и окрестили. Ну вот еще хочу сказать об этом отце Иоанне. Потому что когда, ну время суровое, тяжелое, ну и когда священникам был тоже тяжело, а когда его вывели за штат, там вообще просто не понимаю, на что они жили и как они там жили. То есть они как, огород держали, он пчел держал там, корова, по-моему, даже была. Ну в общем, вот как они выкручивались, я так сейчас смотрю, вспоминаю это и просто не представляю. Но считалось, они никогда не возмущались, не ругались, не гневались. Они просто жили, вот жили – ну раз так Господь распорядился, так и есть. У них не было вот какого-то – ни злобы, ни подобострастия, а вот просто спокойно.

А. Пичугин

– Мы исследовали в свое время историю причта одного из подмосковных храмов. И там прослеживается несколько священников последних, которые служили там по очереди, ну подряд, вернее, с разницей в несколько лет до закрытия, до начала 30-х годов, в Подмосковье, недалеко от Подольска. И там судьба одного священника, как мне всегда казалось, много лет, пока мы этим занимались, она далеко не прослеживалась, но мне казалась довольно счастливой. Ну счастливой не в том плане, что ему пришлось оставить служение, но я думал, что он выжил, что он как-то прошел через гонения. Он сначала счетоводом в колхозе работал, бухгалтером на предприятии.

К. Толоконникова

– Что уже было большой удачей в то время.

А. Пичугин

– Да, и я был абсолютно уверен, что он так же счастливо дожил до 60-х, может быть, 70-х годов – ну судя по его дате рождения, это вполне могло бы быть. И только несколько лет назад нынешний настоятель этого храма случайно совершенно нашел документы о том, что он на самом деле не оставил своего служения. Он, будучи бухгалтером на заводе, там завод рядом построили, счетоводом в колхозе, он продолжал служить подпольно по домам прихожан. И, в конце концов, в конце 30-х годов был арестован, расстрелян на Бутовском полигоне. И сейчас просто мне это настоятель рассказывал этого храма, он собирался готовить документы для канонизации. То есть я так понимаю, что достаточно много священников, которые уходили за штат по тем или иным причинам, в те годы оставляли служение, не обязательно порывали с Церковью. Вот могла быть такая двойственная работа на светском предприятии, но в то же время еще и служение. А светское могло их прокормить. Но с отцом Иоанном, я так понимаю, была другая история, он не мог служить.

Е. Громова

– Он был тяжело болен, в 41-м году он скончался. Так что там уже все остались только сестры. Ну началась эвакуация, мама моя приехала в Глазов, в эвакуацию, и в 44-м году она меня забрала в Москву. А бабушка к тому времени вышла на пенсию, и потом мы уже жили в Москве. Но бабушка боялась в Москве ходить – мы жили в коммунальной квартире, там было 13 семей, такая коридорная система, – и если бы она там пошла в церковь куда-то, как-то бы кто-то узнал, и она просто опасалась этого. Но я знаю, что она на Пасху всегда ходила, в Кривоколенном переулке храмчик вот этот, Архангела Гавриила, она туда все время ходила. Ну когда мы с ней ездили в гости к родственникам, в Глазов, там я ходила в храм. А в Москве...

А. Пичугин

– А жили тоже недалеко от Чистых прудов где-то, да?

Е. Громова

– У Красных ворот.

А. Пичугин

– А, рядом, да, то есть самый близкий, наверное, на тот момент открытый храм был в Телеграфном переулке.

Е. Громова

– Да-да, вот он самый близкий был.

К. Толоконникова

– То есть ваша бабушка считала необходимым скрывать от соседей и...

Е. Громова

– Да, конечно, она же опасалась, она же не знала. И были соседи – представляете, 13 семей в квартире – кто какой, состав самый разнообразный, и там невозможно было так вот открывать. А когда мы приезжали в Глазов, там еще храм был. Потом там их сломали, уже при Хрущеве. А там был храм, и там мы с бабушкой ходили, и бабушкины сестры, мы все ходили там в храм.

К. Толоконникова

– А вот вам в семье говорили когда-нибудь: ты, Леночка, никому только не говори, что ты ходишь в церковь.

Е. Громова

– Мне всегда говорили: вышла на улицу – молчи. Вот другим говорили там: не бегай, не прыгай, не по лужам не ходи. А мне говорили: вышла на улицу – молчи. Вот.

К. Толоконникова

– И вы вот жили с таким убеждением, что никому ничего нельзя сказать.

Е. Громова

– Да, никому и ничего.

К. Толоконникова

– При этом вы были верующей девочкой.

Е. Громова

– Да.

К. Толоконникова

– Вас бабушка благословляла на ночь, утром.

Е. Громова

– Ну наверное, да. Вы знаете, интересно. Здесь ведь была же такая система, что ребенок перед сном должен рассказать, что у него хорошего было за день, что плохого. Не в виде исповеди, не в виде чего-то, а вот просто так, в качестве беседы. И когда я была маленькой, я все это делала. А когда стала постарше, говорила: бабушка, я устала, я спать хочу.

К. Толоконникова

– Это у вас такой подростковый бунт уже начался.

Е. Громова

– Ну да, подростковый, да. А потом, когда я чуть-чуть постарше стала, я иногда сама себе рассказывала. И бабушка всегда видела, когда я это делаю. У нее так хитренькие глазки становились, но она ничего не говорила, потому что она боялась моей реакции по этому поводу.

К. Толоконникова

– Спугнуть боялась вот это.

Е. Громова

– Да. То есть вот эта вот привычка, она у меня с детства и вот по сю пору – перед сном прокручивать день, и что хорошо, что плохо.

А. Пичугин

– Мне нравится, что в нашей сегодняшней программе трое гостей, и у каждого своя история прихода в Церковь в то самое советское время, которое нас интересует. Вот у Елены Марковны Громовой это от бабушки, это через священнические семьи. Мы еще поговорим, я думаю, о церковной Москве того времени. Анна-Лаура Гострем – тоже прихожанка Ильинского храма. У вас своя история, Анна, своя история прихода в Церковь. Я так понимаю, что это уже, естественно, гораздо более позднее время, 70-е годы...

А. Гострем

– Я думаю, даже рубеж 70–80-х.

А. Пичугин

– Да, 79–80-й, где-то так. Расскажите, пожалуйста, как все начиналось. Можно, наверное, думаю, слушателям рассказать, что вы родились в Нидерландах. И как вы попали...

К. Толоконникова

– В лютеранской семье.

А. Гострем

– Добрый вечер. У нас вообще очень странная история. Нам тоже, кстати, говорили, что нельзя ничего говорить, но по другим уже причинам. У нас семья была, в общем-то, неверующей. Моя мама была дочь американской коммунистки, она родилась в Америке. Мой папа родился в Финляндии. Так получилось, что они поездили по континентам по разным, странам, вот я так посчитала как-то – 18 стран. И пожили тоже во многих, восьми, как минимум. Мои братья и сестры, они крестились – ну так надо было, потому что и папа работал на такой работе, на которой, в общем-то, нельзя было ну как-то отделяться от заграницы...

А. Пичугин

– То есть надо было показать такое внешнее благополучие со всех сторон, в том числе и лояльность.

К. Толоконникова

– И лояльность.

А. Гострем

– Нет, ну просто там шведский архив, там регистрировали детей...

А. Пичугин

– Через приход.

А. Гострем

– Да, через приход. А мне повезло, так что не крестили, потому что я родилась в Голландии...

А. Пичугин

– А вы были младшей из всех детей, да?

А. Гострем

– Я самая младшая, да. В городе Гронинген – это север Голландии, университетский город. Мой папа физик. И, кстати, первая атомная частная компания, которую он организовал, она до сих пор работает. Ну вот, поскитавшись, и попали опять в Советский Союз. То есть не опять, попали в Советский Союз. Опять – это потому что мои родители там учились, в Советском Союзе.

К. Толоконникова

– А в каком году опять попали в Советский Союз?

А. Гострем

– Ну где-то 62-й год. И мы путешествовали там.

К. Толоконникова

– А вы были совсем маленькая?

А. Гострем

– Да, я была маленькая. И, значит, мы жили целый год в гостинице «Москва». Потом мы, значит, жили в Новосибирске, потом в академгородке и Новосибирска, и Иркутска, и потом Прибалтика – это Калининград. Папа работал там, строил институты, потом он был директором обсерватории, зав. кафедрой в университете и так далее. И мама, несмотря на большое количество детей, тоже работала в университете. И я теперь понимаю, что вот и она говорила по-английски, мы дома как-то говорили по-английски, и она всегда как бы благословляла. Ну я, как сказать, понимая, что она говорит, но как-то не очень все-таки, да, до конца понимала. И как-то было так, что я заболела, и мне попалась такая художественная репродукция какого-то музея замечательного. И меня удивило, что я увидела такое лицо, причем это было только лицо. Потом я выяснила, что это был Иоанн Креститель. И меня поразило это лицо, мне было где-то лет десять, и я попросила бумагу, я рисовала, этот даже рисунок остался еще. И вот Иоанн Креститель, наверное, как бы через это, наверное, вложил тогда какой-то непонятный тогда для меня, духовный какой-то такой момент.

А. Пичугин

– Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня протоиерей Андрей Речицкий, настоятель храма Илии пророка на Ильинке, и его прихожане – Анна-Лаура Гострем и Елена Марковна Громова. Анна рассказывает о своем приходе в Церковь. Но вот если приблизить эту историю к моменту вашего воцерковления, я правильно понимаю, что оно проходило в общине отца Аркадия Шатова, тогда отца Аркадия, теперь уже епископа Пантелеимона, в Подмосковье?

К. Толоконникова

– И вот очень интересно о катехизации, о том, как вас готовили к принятию крещения.

А. Гострем

– Ну вообще само хотение просто было удивительно, потому что это не было никакие скорби, наоборот, было сплошная радость, и то что у меня было много знакомых...

К. Толоконникова

– Я так понимаю, у вас юность такая была динамичная, очень яркая, да?

А. Гострем

– И композиторы, и художники, и режиссеры, и я не знаю, студенты-архитекторы там...

К. Толоконникова

– И какие-то поездки, путешествия.

А. Пичугин

– Богемность некоторая.

А. Гострем

– Ну это не была все-таки богема, ну как в понятии в таком.

А. Пичугин

– А как вы познакомились с отцом Аркадием?

А. Гострем

– Ну вот я говорю, что мы поехали, было большое путешествие, и мы попали в Ташкент. И там художница, которая, значит, нас приютила, она, значит, говорит: поехали вот к одной старушке. Но, правда, надо будет писать записки от руки там, потому что она не слышит. Ну мы как-то из уважения как-то согласились. Но не очень, конечно, хотели, но согласились. А мы жили тогда с Еленой такой, и приехали в Ташкент с ней. Она в 16 лет сама, значит, крестилась, а я только почему-то думала креститься. Я не понимала, зачем вообще, но знала, что только вот крещеный человек, он хороший, правильный, именно православный, и я вот как-то хотела так это. Но мне кажется, что как раз это вот рисунок, который рисовала, вот у меня сейчас такое даже впечатление, что он как бы вел эту всю дальнейшую судьбу. И вот эта монахиня, когда мы вошли туда, мы настолько были удивлены вот этим внутренним миром ее духовным. Настолько она была... Она ничего такого не говорила, она очень много-много интересного рассказывала, она под Парижем расписывала храмы...

К. Толоконникова

– Это вот эта вот старушка, к которой вы приехали и с которой вы записками общались?

А. Гострем

– Да, эта старушка оказалась монахиня, выдающейся художником-иконописцем.

А. Пичугин

– А как ее звали?

А. Гострем

– Это монахиня Иоанна, она вообще урожденная баронесса Юлия Николаевна Рейтлингер.

К. Толоконникова

– Это редкий дар, да.

А. Гострем

– И когда мы вошли, мы даже сами не поняли, как в нас влилась такая духовная какая-то сила. Потому что мы, когда вышли, просто мы были потрясены. Потому что у нас такое было впечатление, что у нас крылья выросли, и тела прямо ну не было вообще, как бы оно было легкое, невесомое. И очень были счастливы как-то непонятно, было тепло такое вот. Мы попросили, что можно ли как-то креститься, но понимая, я всегда хотела, так сказать, узнать, что такое православие, почему такие люди могут быть хорошими, как я потом понимаю, что русские люди, именно тоже русские люди, но когда православные, они становятся хорошими, вот. И она дала адрес нам, и мы попали в одну семью...

К. Толоконникова

– Это уже в Москве, по возвращении сюда, да?

А. Гострем

– Да, по возвращении после путешествия. И получилось так, что этот священник в этой семье оказался, ну пришел туда, и оказалось, что это Аркадий Шатов. И на следующей день мне просто надо было пойти в больницу. И ну мы с ним разговаривали, как это возможно мне узнать там, потому что я хотела именно узнать...

К. Толоконникова

– Узнать о православии.

А. Гострем

– Узнать о православии, да. И он когда пришел в больницу, он принес – это было в советское время, это был холод, это февраль, – и он принес цветы, апельсины и Новый Завет. Ну тогда вы, кто понимает, тогда это было очень все сложно.

К. Толоконникова

– А Новый Завет подарить или почитать?

А. Гострем

– Нет, он подарил как раз. До сих пор есть этот Новый Завет. Вот и настолько это было необычно и неожиданно такое, ну я не знаю, это было состояние, что, во-первых, зима и такое тепло пришло, и эта книга...

К. Толоконникова

– Которую, конечно, достать в Советском Союзе было практически невозможно.

А. Гострем

– Невозможно.

К. Толоконникова

– Вот так внешнему человеку, извне прийти куда-то, даже я не говорю о книжном магазине, прийти куда-то в храм и спросить за свечным ящиком: а есть у вас Евангелие? Это немыслимо.

А. Пичугин

– У меня товарищ переписывал в те годы Евангелие от Иоанна, чтобы взять с собой в армию.

А. Гострем

– Да, так все книги переписывались.

К. Толоконникова

– Да, считалось совершенно нормальным переписать от руки, да.

А. Гострем

– Потом, когда мы пришли к ним домой, к отцу Аркадию, и поехали на службу его, он служил тогда в Подмосковье, в Голочелово. И когда мы пошли, значит, к нему, там надо было идти...

К. Толоконникова

– А это такое Подмосковье – это пять часов одну сторону примерно, вот если из Москвы.

А. Гострем

– Да, шесть, может быть, даже. И если это зима или осень, это невозможно было. То есть мы шли, значит, там он вешки ставил, ставили вешки, чтобы пройти в храм, потому что идешь по полю, снежное поле. Вот представьте себе, мы только пришли из советского времени, и вдруг мы видим вот этот вот фонарь, который отец Андрей нес в руках. Он шел на лыжах и предупредил, что нельзя ни шагу вбок, потому что вы можете упасть, то есть провалиться, и там будет снег, и будет глубоко очень. Это такое поле было. И мы шли друг за другом. И вот эта, представьте, темнота такая, он идет, абрис этого священника, потому что мы видим этот свет от фонаря, и вот этот абрис священника. И мы идем, так сказать, за ним – ни влево, ни вправо. И вот после этого мы, значит, воцерковлялись, а воцерковляли нас разные люди...

К. Толоконникова

– А вы говорите «мы» – была какая-то большая группа тех, кто готовился к принятию таинства Крещения? Как это вообще все организовывалось, устраивалось? Какие-то еженедельные были собрания, беседы, совместные чтения Священного Писания, какие-то вопросы, обсуждения?

А. Гострем

– Ну да, ну оглашение, оно как бы и несет в себе, что именно оглашение было. Потому что у нас были и евангельские чтения, и ну вообще о службе рассказывалось, и каждую неделю исповедь.

А. Пичугин

– Исповедь еще до крещения?

А. Гострем

– Ну как бы учили что ли...

А. Пичугин

– Учились исповедываться.

А. Гострем

– Учили исповедываться. Но люди, которые уже были там, уже они исповедывались, которые были крещеные.

К. Толоконникова

– То есть я так понимаю, катехизацию проходили не только те, кто готовился к принятию таинства, но и те, кто был крещен раньше, например, в младенчестве, но не пришел еще сознательно в Церковь, был крещен, но не просвещен.

А. Гострем

– Да. Ну вот эта Елена, с который мы жили в Москве в то время, она как раз в 16 лет, я говорила, крестилась, и настолько она, ну она воцерковлялась. И потрясающе, потому что вот в это Голочелово ездили по 30 человек людей, очень много людей ездило.

К. Толоконникова

– А основную массу вот, так сказать, прихожан вот этих, вот этого деревенского храма, да, составляли как раз приезжие москвичи или местные тоже ходили?

А. Гострем

– Приезжие москвичи, населения очень мало было. Ну обычно старушки там и это, ну старушки молодцы, они там отстаивали, я как понимаю, храмы. Но вот москвичи было просто, по 30 человек ездило. Хотя ехать было очень далеко.

А. Пичугин

– Хотя и Московская область. Мы сейчас, да, простите, прервемся буквально на минуту. Но я, прежде чем вот мы уйдем на перерыв, хочу, вот я посмотрел сейчас в интернете, удивительная, конечно, биография у матери Иоанны Рейтлингер, Юлии Николаевны...

К. Толоконникова

– Леша хитрец, все уже успел.

А. Пичугин

– Тут обязательно, просто я читаю и не могу не поделиться. Воцерковлялась она по-настоящему у Сергия Булгакова, в Праге она жила некоторое время у Петра Струве, будущего ректора Свято-Сергиевского института.

К. Толоконникова

– А какого она года рождения?

А. Пичугин

– Она 1898. Закончила в 15-м году частную гимназию княгини Оболенской. В февральскую революцию уехала в Крым, а в 30-е расписывала храм у матери Марии Скобцовой на улице Лурмель в Париже. Познакомилась с Евлогием (Георгиевским), он ее после войны постриг, перед войной постриг, а после войны, незадолго до своей смерти благословил переехать в Советский Союз. Ну он много кого туда благословлял.

К. Толоконникова

– Но подозреваю, что не сразу прямо в Ташкент?

А. Пичугин

– Не сразу, нет, с Ташкентом другая история. Ну они же там пообщались с митрополитом Николаем (Ярушевичем), который его убедил в том, что в Советском Союзе возвращенцев не ждет ничего дурного. И вот она ждала с 45-го по 55-й год разрешения въехать в СССР, и когда она въехала сюда, единственным условием было проживание в Ташкенте. И уже в 60-е годы она ездила в Москву, окормлялась у отца Александра Меня и умерла в 88-м. Я напомню, что в гостях в радио «Вера» сегодня протоиерей Андрей Речицкий, с которым мы еще, правда, не пообщались в течение нашей программы, сейчас поговорим, настоятель храма Илии пророка на Ильинке. Анна-Лаура Гострем, прихожанка отца Андрея, и прихожанка отца Андрея, храма Илии пророка, Елена Громова. Также в этой студии Ксения Толоконникова, директор музея «Советский Союз: вера и люди», с которым совместно мы делаем этот цикл передач. Я Алексей Пичугин. Сейчас мы вернемся через минуту в эту студию.

А. Пичугин

– Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что это совместный проект радио «Вера» и музея, исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди». Здесь в этой студии, настоятель храма Илии пророка на Ильинке, протоиерей Андрей Речицкий, Анна-Лаура Гострем, прихожанка храма Илии пророка, и прихожанка храма Илии пророка Елена Громова. У наших гостей три очень разных истории прихода в Церковь, к вере в советское время, как раз вот тот период, который мы изучаем.

К. Толоконникова

– Да. И вот мне все-таки хочется вернуться вот к этой теме катехизации, прежде чем мы начнем расспрашивать, да, отца Андрея. Потому что на очень, мне кажется, важном, интересном моменте мы прервались. Анна, расскажите нам.

А. Гострем

– Ну мы воцерковлялись, вот я как раз хочу сказать, что нас очень много ездило в это Голочелово, по 30 человек. Молодых, я напоминаю. Потому что в Москве, вообще-то не очень было много молодых именно людей. Весь пост мы оглашались, и как раз уже к Пасхе на Страстную седмицу было ужасно, когда отец Аркадий спросил: а вы можете прямо перед людьми, перед Церковью сказать ваши грехи? Ну мы были в шоке, потому что... Но мы согласились. Ну а что делать, раз надо? И нас крестили в пасхальную субботу...

К. Толоконникова

– Подождите, вы согласились, и вы исповедали перед всем молитвенным собранием ваши грехи или это было такое испытание?

А. Гострем

– Нет, мы согласились, но это испытание.

К. Толоконникова

– Как Господь испытывал веру Иакова.

А. Гострем

– Да, это было испытание, но мы его прошли, получается. Нас крестили, и крестили нас замечательно. Нас крестили в субботу, в Великую субботу, как в древние времена.

К. Толоконникова

– Как это бывало в древней Церкви.

А. Гострем

– Да, в древней Церкви. И на Пасху мы уже причащались. И просто мы, когда уже прошла эта пасхальная седмица, мы вот с Еленой, которой, она воцерковлялась, мы переглянулись и поняли, что что-то ушло. И это было грустно, потому что эта вот какая-то, может быть, часть маленькая, но благодать, она тоже была такая легкая, и ну совершенно нельзя описать это. И ну естественно, потом мы, значит, дальше продолжали ездить в Голочелово, и все равно у нас были, евангельские продолжались, и воцерковление, и общались.

К. Толоконникова

– То есть у вас какой-то сложился свой круг – вы с теми людьми, с которыми вы вместе ездили в храм, вы с ними продолжали общаться и вне храма.

А. Гострем

– Да, и вне храма. И я так вижу теперь, мы люди уже не очень молодые, и по всей Москве, и дальше, и вообще за границу многие уехали. И по всей Москве люди в разных приходах теперь подвизаются, и это очень приятно. Вот это вот воцерковление, оно продолжилось и дальше тем, что я так думаю, что Господь, через меня, у меня мама крестилась в 77 лет в России, но, правда, пришлось ей уехать. И моя старшая сестра тоже крестилась в православие.

А. Пичугин

– Отец Андрей, наконец-то мы переходим к вам, к вашим историям. Протоиерей Андрей Речицкий, настоятель храма Илии пророка на Ильинке. У вас ведь тоже такая довольно интересная история. Я думаю и уверен, что нет неинтересных историй прихода к вере в советские годы, когда человек осмысленно, живущий советскими интересами обычными, светскими, вдруг приходит в Церковь.

К. Толоконникова

– Из советской семьи.

А. Пичугин

– Из советской семьи, да, как мы сейчас перед программой узнали. Как это было?

Протоиерей Андрей

– Оглядываясь уже в те далекие времена, удивляешься тому, как Господь выстраивает и ведет жизнь человека на своем примере. Потому что события, когда они выстроены в каком-то определенном порядке, они показывают, как действует Господь, порой неожиданно для самого человека. И многие события, которые происходили те далекие времена, они сейчас уже совершенно иначе видятся, понимаются и осмысливаются. Начало моей жизни духовной было положено в городе Муроме, крестили меня у мощей Петра и Февронии Муромских. Тогда монастырь был закрыт, и храм Благовещенского был открыт только монастыря.

К. Толоконникова

– А крестили вас родители или тут бабушка постаралась?

Протоиерей Андрей

– Как всегда, вот бабушки, они имели особое попечение о младенцах. И здесь бабушки и близкие друзья семьи моих бабушки и дедушки, вот они были людьми верующими, и со своей стороны приняли тоже участие в том, чтобы это крещение состоялась.

К. Толоконникова

– Причем это было, насколько я понимаю, в разгар хрущевской антирелигиозной кампании, если вас крестили в младенчестве более или менее, да, это 55–56-й год?

Протоиерей Андрей

– Да, это такой период тоже был особый в жизни Церкви. Но тем не менее события жизни такой, церковной, они все-таки были совершенно в другом каком-то измерении, нежели вот эти события, которые происходили в таком нашем земном уже измерении – с этими событиями, с гонениями, с какими-то проблемами, с которыми сталкивались люди верующие. Для меня это была большая радость, что нашлись люди, которые не были связаны вот с этим земным как бы уже таким измерением, а взяли на себя ответственность, и меня вот отнесли и буквально крестили.

К. Толоконникова

– Тайком от родителей или все-таки родители знали?

Протоиерей Андрей

– Нет, родители знали, все знали. Но, в силу определенных вот обстоятельств, вот это тоже как бы не афишировалось, не разглашалось.

К. Толоконникова

– И при этом увезли вас крестить в другой город, не туда, и даже в другую область, не там, где вы жили.

Протоиерей Андрей

– Нет, это связано с тем, что там жили мои бабушка и дедушка, в Муроме. И поэтому мы часто туда приезжали с мамой и достаточно долго там жили. Ну и я еще младенцем был, поэтому более удобным это было возможно совершить именно там.

К. Толоконникова

– Но и при этом после этого вы вели жизнь обычного советского ребенка, советского мальчика.

Протоиерей Андрей

– Возрастал, да.

К. Толоконникова

– Игры в солдатики там. То есть у вас в семье не было религиозности, в быту семейном, да?

Протоиерей Андрей

– Ну мы же жили там, где, так сказать, уже жили мои родители. Там на тот момент практически рядом не было храмов. Были у нас соседи, уже старшие, которые были верующими людьми. Поэтому я видел, так сказать, и у мамы видел книги, Евангелие, крещенская вода всегда появлялась. То есть это был определенный такой вот особый какой-то строй, период того времени, советского. Хотя присутствовали гонения, антирелигиозная пропаганда, но те кто хотел, желал, они всегда имели возможность быть рядом с храмом и рядом со святынями, то есть так или иначе это все было доступно и возможно для человека.

К. Толоконникова

– А как-то отмечали, вот вы говорите: появлялась крещенская вода, – то есть если рядом храмов не было, значит, кому-то из ваших родителей, я подозреваю, что скорее всего маме, приходилось куда-то ехать далеко за этой крещенской водой? А при этом, например, отмечались праздники такие великие, как Пасха и Рождество, появлялись ли куличи или крашеные яйца дома и как это все объяснялось? И нужно ли это было как-то объяснять?

Протоиерей Андрей

– То есть трудно было представить, что на Паху где-то нет крашеных яиц там или нет кулича. Вот это, безусловно...

А. Пичугин

– Кекс «Весенний», как минимум...

Протоиерей Андрей

– Как минимум, да, это всегда присутствовало. И конечно, вот это постоянное духовное измерение в виде церковных праздников таких вот великих, оно присутствовало в жизни. И свидетельство, оно было даже либо на столе, либо вот в крещенской воде, то есть это всегда напоминало о том, что есть все-таки еще жизнь духовная, жизнь церковная. И она вот присутствовала как бы вот, ну и в нашей семье тоже так же это все было, как, наверное, во многих семьях того времени.

К. Толоконникова

– Но при этом вы же воспринимали это как, ну как всегда дети воспринимают, как данность. Вот есть Пасха – значит, есть вкусный кулич и есть красивые красные яйца. А когда у вас появилось желание самостоятельно пойти в церковь и понять, что это такое?

Протоиерей Андрей

– С одной стороны, вот это присутствие, внешнее как бы присутствие праздника в виде утешения, это оно переживалось, конечно, это было радостно. Но вместе с тем даже в детстве всегда это воспринималось, как присутствие мира иного здесь. Вот всегда чувствовалось, что что-то есть совершенно иное, отличное от того, что окружает нас вот уже в нашем таком, земном измерении. И понималось...

К. Толоконникова

– И кулич это не то же самое, что торт на день рождения.

Протоиерей Андрей

– Да, безусловно. Конечно, это требовало какого-то все-таки сердечного такого движения навстречу чему-то такому неведомому и неизведанному. И вот это желание, оно жило в сердце и, конечно, это же не терялось. И Господь давал через многие события, обстоятельства идти по тому пути, который Он полагал. И конечно, это удивительно, когда вот видишь действие Промысла Божия, когда Господь тебя ведет к той минуте в твоей жизни, когда ты должен Ему сказать: вот я, Господи.

А. Пичугин

– Напомним, что в гостях у светлого радио протоиерей Андрей Речицкий, настоятель храма Илии пророка на Ильинке. Прихожане отца Андрея, Ильинского храма, Анна-Лаура Гострем и Елена Марковна Громова. Отец Андрей, а вот сам такой физический момент, когда вы осмысленно переступили церковный порог, когда произошел?

Протоиерей Андрей

– Трудно как-то вот определить эту дату и время в тех событиях. Потому что событий достаточно было много, начиная в школьные годы, когда соприкосновение с Троице-Сергиевой Лаврой, когда я туда приезжал в гости.

К. Толоконникова

– А почему вы туда приезжали?

Протоиерей Андрей

– А там жили мои родственники, дядя, и я приезжал туда на каникулы, посещая, гуляя...

К. Толоконникова

– И вы ходили в Лавру?

Протоиерей Андрей

– Да, конечно.

К. Толоконникова

– А вы креститься умели?

Протоиерей Андрей

– По-моему, да. Это, по-моему, было изначала.

А. Пичугин

– Вы сейчас исполняете обязанности благочинного Иверского, да, правильно, округа Москвы, этого центра Москвы, самый центр Москвы. До вас благочинным был вот недавно ушедший протоиерей Геннадий Нефедов, много лет прослуживший в сане священника, к сожалению, вот он скончался, меньше года, да, прошло, по-моему, еще. Вы, можно сказать, его ученик в какой-то мере, я так понимаю, что и священство приняли под влиянием отца Геннадия. Как вы с ним познакомились и где?

Протоиерей Андрей

– Батюшка отец Геннадий многое сделал для нашей семьи. И, конечно, первое такое знакомство, наверное, вот с Церковью, уже в ее таком измерении богослужебном, было, конечно, через отца Геннадия.

К. Толоконникова

– Это в какие годы примерно, какой период?

Протоиерей Андрей

– Это были середина 80-х годов, то ну начало 80-х годов, и был такой голод на познания о церковной жизни, на литературу, и нас познакомили с отцом Геннадием. Батюшка тут же нас стал снабжать, если так можно сказать, литературой.

К. Толоконникова

– А чем вы в эту пору занимались? Вот вы сравнительно ну молодой человек, вы окончили институт. Вы работали по специальности? Как ваша вот внешняя жизнь складывалась? И это были какие-то параллельные жизни – вот эта вот жизнь внешняя молодого советского специалиста, да, и жизнь внутренняя такая, с религиозной тягой и тягой к познанию? Или все-таки вам как-то удавалось это сочетать?

Протоиерей Андрей

– Ну те области моих занятий, они, конечно, лежали вне религиозной деятельности. Потому что это все-таки деятельность было такая, связанная больше с техникой, инженерная такая деятельность. А времена у нас были замечательные, как всегда говорили, те времена физики – лирики, там все было очень близко. И круг людей, знакомых опять же, так сказать, вот с кем мы были знакомы в те времена, они были из разных совершенно областей – и искусства, и у нас было достаточно много знакомых верующих – те кто давал возможность нам тоже познавать...

К. Толоконникова

– А через кого вы познакомились с отцом Геннадием, через физиков или через лириков, кто сыграл здесь главную роль?

Протоиерей Андрей

– Вообще-то был солист Большого театра.

К. Толоконникова

– То есть все-таки скорее лирик, чем физик.

Протоиерей Андрей

– Да, здесь поэтому вот это была удивительная какая-то такая история. Когда сейчас уже вспоминаешь, многое уже с трудом представляется, как это вообще возможно было вот по тем временам – с детьми, с коляской, ездить, преодолевая всякую непогоду, в храм умудряться попасть.

К. Толоконникова

– А где служил тогда отец Геннадий, куда вы ездили? И это был первый храм, куда вы стали ходить постоянно с семьей с детьми, да?

Протоиерей Андрей

– Ну вот для нашей семьи это стал, да, это был первый храм, в Богородском, где уже служил отец Геннадий после Леонова. И это были поездки на электричке с коляской, с детьми. Потом как-то умудрялись вместе с коляской попасть в трамвай, доехать и до Богородского. Вот это был какое-то тоже удивительное такое, очень интересное время такого становления. Потом уже более близкое знакомство и с Лаврой, с духовниками Лавры, благословение на учебу в Московской духовной семинарии. И совершенно неожиданно, история уже как бы после того, как меня рукоположили, значит, в сан священника, в Академии мы неожиданно встречаемся с отцом Геннадием. Осень, начало учебного года, красивое солнце и красивая такая вокруг природа лаврская. И вдруг батюшка идет навстречу и говорит: приезжай ко мне, поговорим. И предложил начать свое служение в том храме, в который только-только ему дали – это Богоявленский храм бывшего Богоявленского монастыря. И с 90-го года началось мое служение вместе с отцом Геннадием и участие, посильное участие в восстановлении, так сказать, вот помощь батюшке в восстановлении вот этого удивительного храма, который сейчас уже трудно представить, что когда-то на нем росли березки...

А. Пичугин

– Да, я помню, выходишь из метро «Площадь Революции» – а перед тобой эта громадина, вся затянутая строительной сеткой, лесами. И продолжалась, наверное, это лет 20. А потом уже – раз, сняли...

Протоиерей Андрей

– Да, тут, возможно, это гораздо больше было по времени. Но никто не видел, что было внутри. Потому что внутри там была выстроена целая такая удивительная конструкции, такая тура мощнейшая, сколько она весила, трудно представить, внутри – для того, чтобы поддерживать свод, который мог рухнуть.

К. Толоконникова

– А я вот хотела спросить у Елены Марковны. Вы когда стали самостоятельно уже ходить в храм, вот ваш храм это был какой храм в те, советские годы?

Е. Громова

– Елоховский.

К. Толоконникова

– Вы ходили в Елоховский собор.

А. Пичугин

– А какие годы?

К. Толоконникова

– Прихожанка Елоховского собора.

Е. Громова

– Ну поскольку я жила у Красных ворот, этот маленький в Телеграфном как-то, я не знаю. Ну вот как-то в Елоховский.

А. Пичугин

– А в какие годы вы начали туда ходить?

К. Толоконникова

– Я собственно, понимаете, я же не была как прихожанкой в прямом смысле, то что говорил академик Лихачев – «захожанка».

А. Пичугин

– Но тут просто интересно посмотреть. У Елоховского собора тоже такая непростая, торжественная история в XX веке и в те годы, которые вот нас интересуют. Поэтому просто можно посмотреть, кто там тогда служил.

Е. Громова

– Вот знаете, вот на это никогда внимания не обращала. Я приходила в храм, я шла к Господу, а кто там служил в это время, я совершенно не в курсе. Но я знала, что там...

К. Толоконникова

– Но вы при этом там исповедались и причащались?

Е. Громова

– Нет, исповедоваться я стала гораздо позже, это уже где-то было, ну я не помню, ну в 80-е что ли годы, но тоже в Елоховской. Но тогда было очень интересно. Я исповедовалась, когда идешь на исповедь и на причастие, значит, я работала, я училась, коммунальная квартира, и я, у меня фантазия тогда разработалась колоссальная, я каждому человеку рассказывала что-то такое, куда я иду. И даже в семье никто не это самое...

К. Толоконникова

– Хотя вас никто и не спрашивал.

Е. Громова

– Ну как, ну я вот завтра не иду на работу. Почему я не иду на работу? Я, значит, дома говорю, что я еду в командировку там в какую-то организацию. На работе я говорю, что у меня кто-то заболел, я должна вот на день отпроситься.

К. Толоконникова

– То есть вы даже домашним не говорили?

Е. Громова

– Я даже домашним не говорила.

А. Пичугин

– А что бы было, если бы рассказали?

Е. Громова

– Не знаю. Я вот считала, что это вот мое и...

К. Толоконникова

– Это как бабушка научила.

Е. Громова

– Вот это мое, и никто больше. Тем более муж у меня долго был некрещеным, и семья у него тоже была, ну прямо скажем, антирелигиозная такая. А мама уже жила отдельно, но она все равно, она тоже как-то не была очень воцерковлена. Поэтому я вот, вот я говорю, фантазия работала очень сильно.

К. Толоконникова

– Анна, скажите, пожалуйста, а вам приходилось как-нибудь скрывать или от ваших родных, от ваших друзей, от ваших сотрудников, что вы ходите в храм, уезжаете вот в это далекое подмосковное село? Или нет, или вы как-то не считали необходимым что-то скрывать?

А. Гострем

– В то время я работала в больнице. И вот было очень удивительно как раз, отец Аркадий когда пришел, я рассказывала, да, после того как мы с ним беседовали и решили воцерковлять, он пришел ко мне в больницу и говорит: ты, говорит, спроси там, может быть, кто-то хочет причащаться там, исповедоваться. И отец Аркадий, значит, ушел, и я как, значит, ответственный человек, пошла...

К. Толоконникова

– По всем палатам поспрашивать.

А. Гострем

– По всем палатам и спрашивать там, кто хочет это. Ну конечно, бабушки бедные, они, значит, испугались, что ну что это, что они уже...

К. Толоконникова

– Смерть пришла уже.

А. Гострем

– Они уже умирают.

А. Пичугин

– До сих пор, когда к больным приходит священник, часто такое.

А. Гострем

– И вот они в ужасе таком. Ну а некоторые, значит, бабушки такие, ну или дедушки разные, кто там, мы не знаем, кто это накапал в уши руководителям.

К. Толоконникова

– Ну в общем, проявились бдительность.

А. Гострем

– Да, проявили бдительность. И меня вызвали на «тройку» к руководителям.

К. Толоконникова

– А вы в больнице в той же, больнице, где вы лежали, вы там же и работали?

А. Гострем

– Да, я и работала там же вот. И очень быстренько меня это поставили перед этой «тройкой» и говорят: ты че тут это? Давай рассказывай, что да как. Ну а я ничего не знаю. Во-первых, действительно я ничего не знала. Отца Аркадия вообще видела один раз там, два раза. И ну я сказала: если вы так, значит, сильно на меня надавливаете, значит, что-то в этом православии есть, и надо это посмотреть, что там есть. И они сказали: ну хорошо, если ты не хочешь, значит, рассказать, тогда мы тебя выпишем из Москвы и, значит, увольняем с работы, там это. Я говорю: ну пожалуйста, давайте.

А. Пичугин

– А могли прямо из Москвы выписать?

А. Гострем

– Да, я работала как раз в этой больнице, так сказать, по лимиту.

А. Пичугин

– А, по лимиту, да.

А. Гострем

– По лимиту. Я говорю: ну а что делать? Давайте, выписывайте.

А. Пичугин

– А куда бы вас выписали?

А. Гострем

– Домой обратно, в Прибалтику. И ну этого не случилось, чудо такое вот было. И вот именно отвечая на ваш вопрос, что мне было здорово, потому что мне не надо было скрывать, что я верующий человек, именно из-за этого. Потому что все раскрылось сразу.

К. Толоконникова

– То есть просто потом уже такой необходимости не было.

А. Гострем

– Да, необходимости не было скрывать это все.

К. Толоконникова

– А отец Андрей, а вам как-нибудь надо было прятаться?

Протоиерей Андрей

– Такой прямой необходимости не было. Потому что работа шла своим чередом. Но такого своего места работы, там какие-то вопросы не приветствовались, скажем так, поэтому их не объявляли.

К. Толоконникова

– То есть вас ни о чем не спрашивали, вы ни о чем не говорили.

Протоиерей Андрей

– Ну, безусловно, да.

К. Толоконникова

– То есть это такое вот сосуществование.

Протоиерей Андрей

– Но при этом была совершенно замечательная история. Ну чтобы это все не было как-то там определенным образом явно, вот мы приехали с матушкой в Голочелово, туда же, и поздно вечером, при закрытых дверях храма, при небольших свидетелях мы были там обвенчаны.

А. Пичугин

– Спасибо. Напомним, что сегодня в программе «Светлый вечер», в программе, которую мы делаем совместно с музеем «Советский Союз: вера и люди», были протоиерей Андрей Речицкий, настоятель храма Илии пророка на Ильинке, Анна-Лаура Гострем, прихожанка и сотрудница храма Илии пророка, и прихожанка, сотрудница храма, Елена Марковна Громова. Спасибо вам большое за эту беседу. Ксения Толоконникова, директор музея «Советский Союз: вера и люди», я Алексей Пичугин, мы с вами прощаемся. Всего доброго и до новых встреч.

К. Толоконникова

– До свидания.

Протоиерей Андрей

– До свидания.